Я подрулил к приемной площадке и помог остальным войти в шлюп. Когда я потянулся к торчащему из стены рычагу, даже мои пальцы вспомнили мягкую шероховатость рукоятки. Только тогда, у мальчишки, пальцы чуточку не сошлись, а моя ладонь облегла рукоятку плотно. Тело ненадолго налилось тяжестью-сказывалось ускорение шлюпа, - потом снова возвратилась невесомость, и ремни ослабли. Опять накатилась тяжесть. Я догадался: подлетаем к цели, двигатели выполняют торможение. Корабль мягко пришвартовался, гулом отозвались опустевшие баки с остатками горючего, последняя судорога дрожи прокатилась по металлической обшивке шлюпа. Где-то под нашим полом задвигались автоматы, устанавливая герметически закрытый переход во внутренние помещения Карста. Лишь у самого входа было тесно, как в прихожей, дальше коридор расширялся. В лабиринте можно идти по двое, и я взял под руку Либзе. Позади вразнобой слышались шаги остальных. Створы тяжелой двери уползли в пазы, автоматический луч-счетчик зарегистрировал каждого из нас. Поблизости натужно гудели запасники-трансформаторы . Свинцово-каменные плиты встали на прежнее место. Открылись вентиляторы. Разреженный воздух, который мы занесли, с шипением уходил в них. Изоляционный душ шумно оросил наши скафандры. Вакуум-насосы увлекали воду в очиститель. Слышно было, как в карантинный приемник нагнетается местный воздух. Теперь можно было освободиться от скафандров. В первое мгновение воздух показался мне кислым, с легким запахом гнили. То же самое почудилось тогда и мальчишке. Все, до мельчайшей подробности, памятно мне. Я уверенно шагнул прямо на закрытую дверь, зная, что она вовремя распахнется сама. Но произошла короткая заминка-будто от долгого бездействия механизмы заржавели -и я слегка ударился коленом. Ушиб был не сильным, но я все же поразился. И только минуту спустя понял, что поразился вовсе не я, а мальчишка. Вернее, я поразился его памятью: самому мне не могло прийти в голову шагать на запертую дверь. За дверью была гравитационная труба. Знакомое ощущение полета без крыльев, пропасгь в оба конца, ноющий холодок в животе... Я свободно, будто в полусне, управлял своим телом - делал все точно, как требовалось, как делал мальчишка. Всем остальным полет давался не просто. Их прибивало к внешним стыкам трубы, невольный страх заставлял их цепляться за неохватистые гладкие выступы. Я по очереди подплывал к каждому и помогал выбраться на середину, где направленный поток сразу подхватывал невесомые тела. Меня разозлил Герий. Его мускулистое тело, приплюснутое к стыку, было нелепым и смешным. Он смотрел на меня обезумевшими от ужаса глазами. - Не прикасайтесь ко мне! - вопил он. - Я никуда не хочу! Я влепил ему отрезвляющую пощечину. В невесомости удар был слабым и не причинил ему боли. Он только удивился. Но все же взял себя в руки. В конце ему даже понравился полет, у него по-детски заблестели глаза, и он улыбался, видимо, совсем не помня обиды. Тот самый ужас, какой испытывал мальчишка в туннеле, пробитом в известковой толще, невольно охватил нас всех. Мягкая женская ладонь легла в мою руку, я, не оборачиваясь, легонько сдавил чужие пальцы. Женщина боязливо прильнула к моему плечу. Я сбоку поглядел на нее: к моему удивлению, это была не Либзе, а Эва. За недолгий срок, проведенный нами без гипномасок, у меня не было времени хорошенько приглядеться к ней: что она Эва, невеста Герия, я определил по рисунку на свитере. Их помолвка состоялась в один день с нашей. Эва нисколько не походила на земтерскую гипномаску, ни лицом, ни сложением,-угловатая, чуточку нескладная, с внимательными настороженными глазами. И еще-с затаенной улыбкой. Даже и сейчас Эва улыбалась, пересиливая страх и косясь на глубокие ниши, из которых веяло сухим шелестом работающих в полную мощь д у г о в. Внутренние помещения Карста не разрушились, не обратились в прах. На Земле достаточно было нескольких тысячелетий, чтобы напрочь сгинули города, империи и даже цивилизации. А за миллионы лет там способно исчезнуть что угодно-горные цепи и материки. Правда, истребляет не само время, а ветры, реки, солнечный зной, стужа и тление. Здесь же, как в громадной консервной банке, время остановлено: ни ураганов, ни наводнений, ни резкой смены погоды - климат поддерживается искусственно. К тому же роботы постоянно следят за сохранностью помещений и убранства, периодически подновляют все. Мы вошли в пустынный цирк. Навечно застывшие каменные кулисы распахивались перед нами. Пространство, разделенное ими на центральный и боковые нефы, как будто не замыкалось стенами, а терялось в бесконечности. Страх остался позади. Прислушиваясь к затихающим ударам собственных сердец, мы с Эвой ждали, когда соберутся остальные. Либзе вошла под руку с Герием. Он с галантным поклоном возвратил мне мою будущую супругу. Все это время что-то настораживало меня, почему-то я испытывал беспокойство. Кажется, я понял, наконец, откуда во мне взялось это смутное ожидание беды: все-таки тревога была не моей. Мальчишку мучили угрызения совести, как будто он совершил такое, чего не следовало делать. За те немногие часы его жизни, известные мне в подробностях, он не сделал ничего, в чем бы нужно было раскаиваться. Может быть, мальчишка совершил опасный поступок уже после того, как проволочный колпак, записывающий все его ощущения и мысли, был отключен? Но это было и вовсе нелепо: я не мог знать, что происходило с ним в последующие часы. Тут была какая-то загадка.
   В зале Виктора все было не таким, как в остальных помещениях, где властвовал стандарт. Камин, отделанный камнем, чугунная решетка, мебель, карнизы, бра и шандалы вместо обычных, потайных светильников, как повсюду, дубовые косяки... Должно быть, электропил в самом деле чудесное средство: дерево выглядит совершенно свежим. На беглый взгляд ничего не изменилось. Даже краски на репродукции, вделанной в стену над камином, не потускнели. Клюка, щипцы и совок-будто только и ждали, чтобы кто-нибудь растопил камин и воспользовался ими. Убранство этого зала даже и в мое время показалось бы старомодным. Наверно, в чудачестве Виктора выразился протест против безликости, которая к его времени начала приобретать космические масштабы. Вот теперь мне стало ясно, по чему я больше всего истосковался на Земтере-по живому теплу, по трескучему пламени сгорающих дров. Никакое искусственное отепление жилищ не способно истребить древнюю память о пещерном костре, некогда объединяющем людей. Сквозь тройной оградительный барьер, где меня дотошливо ощупали незримые контрольные лучи, я вышел во внутренний коридор.
   На миг меня поразило: почему я знаю про этот выход? Мальчишка не был здесь. Вообще, я почему-то знаю гораздо больше того, что вместилось в четырехчасовую запись мальчишкиной жизни. Из ближней ниши вывалился шестиногий уродина-паук. Правда, его с одинаковым основанием можно было назвать шестируким: все шесть складных ходулин могли быть и руками и ногами. Бесшумно подковылял. Круглый глазок янтарно вспыхнул у него во лбу. - Слушаю. От этого сухого и ясного голоса меня непроизвольно передернуло. Чувство гадливости, которое он вызывал мерзкою формой, усилилось. За те немногие часы, что я пробыл в образе мальчишки, я не имел дела с роботами - видел только их искореженные тела в цирке. Услышать человеческий голос было неожиданно. Я подавил отвращение. - Принесите вязанку дров, мяса на двенадцать порций шашлыка и кувшин вина. - Через пять минут, - пообещал робот и уковылял от меня по коридору. Длинный пустой коридор с несколькими нишами, в которых затаились пауки, действовал угнетающе. Омертвелая тишина подавляла и настораживала. Может быть, тем и настораживала, что вовсе не была такой абсолютной, как должна была быть. Почудился невнятный заглушенный звук-так вскрикивают от внезапного испуга или от боли. Показался робот. Двумя клешнями он толкал перед собою двухэтажную тележку на роликах. Тонкий писк струился из-под нее, видимо, смазка была не безупречной. На нижней полке сложены поленья, наверху посуда и продукты. Всего я сразу не охватил, но что-то из принесенного показалось мне странным. Забрав тележку, я покатил ее к двери. Опять защелкали контрольные счетчики, исследуя: человек ли я, не робот ли? Машинально похлопал себя в тех местах, где обычно находятся карманы. Совсем позабыл, что на Земтере никто не пользуется спичками. Как же добывал огонь мальчишка? Ведь он растапливал камин. Вспомнил! Вот эта штучка, похожая на медицинский шприц, - миниатюрный огнемет: нажмешь на кнопку - брызжет огонь. Огненная струя .была такой жаркой, что дрова мгновенно занялись пламенем. Все же не до конца Виктор был последователен: к обстановке каминного зала скорее бы подошли кресало и трут, чем автомат. Видимо, никто из моих спутников прежде не видел огня. Эва попыталась ладошкой погладить плещущий язык пламени - и удивленно отдернула руку. И так же, как делают дети, сунула обожженный палец в рот. Непроизвольный этот жест почему-то поразил меня: такое чувство, будто среди манекенов из папье-маше я вдруг обнаружил неподдельного живого человека. Я надеялся, что мясо на шашлыки подадут выдержанным в лимонном соке со специями. Но. по-видимому, Виктор приготовлял мясо сам. Разделывая мясо, я понял, что именно удивило меня недавно. Меньше всего вырезка походила на баранину - скорее уж на конину. Только вот жир почему-то желтый, словно барсучий.
   Когда я позже спросил об этом робота, он ответил, что подал говядину. А цвет жира объяснил тем, что скот содержится в темноте. Это было похоже на правду. Возможно, за тридцать миллионов лет бараны вымерли, а коровы в подземных стойлах выродились. Должна же и у них продолжаться эволюция. Почему я решил, что застану здесь все таким, как было? Угли нагорели. Мангал и шампуры хранились на обычном месте, в боковой нише камина. Он на добрых полтора метра выдавался из стены, был облицован темным зернистым диабазом. В устье печи имелось специальное гнездо, куда ставилась жаровня, так что дым и чад уходили в трубу. Запах мяса сводил меня с ума. Я не представлял, как сильно истосковался по натуральной пище. Раздав всем по шашлыку на шпажке, я налил вина в бокалы. Никакой другой посуды истукан-робот не подал, а мне не хотелось лишний раз встречаться с омерзительным существом. Мясо оказалось сочным, вкусом оно действительно напоминало говядину. Однако... никто из моих гостей не отважился приступить к шашлыку. - Ну же, смелее! - подбодрил я Герия. Мне хотелось загладить свою вину перед ним: сейчас казалось-он не заслуживал пощечины. Герий попытался откусить, но не смог перегрызть волокна и положил в рот целый кусок. Долго мусолил его-не жевал, а именно мусолил, будто у него во рту были голые десны. Хотел проглотить и подавился. Я по земной привычке постучал его по спине. Он испуганно выпучил глаза. Немного поесть отважились еще трое: Итгол с Игарой и Эва. У всех остальных, похоже, кроличья кровь в жилах. Странно: почему эти трое все время выделяются? Во всем! Но нужно было позаботиться и об остальных. Закажу им манную кашу Всякую пищу, кроме шашлыков, готовили на общей кухне. Приготовление шашлыков-тоже привилегия Виктора. Робот не вышел мне навстречу. Я заглянул в нишу - пусто. Мне не могли быть известны порядки, заведенные на астероиде, но почему-то я был твердо убежден: паук не смеет никуда отлучаться из ниши без указания. Я не знал, как нужно величать робота. - Эй, вы, сударь!-крикнул я. За поворотом в коридоре раздались шлепающие шаги. Паук мчался на меня атакующим маршем, пользуясь одновременно четырьмя конечностями. За три шага - я уже хотел с позором бежать от него - робот остановился. - Слушаю. - Восемь порций манной каши и столько же молочного киселя. - Через пять минут, - произнес он стереотипную фразу. Я не дал ему уйти. - Который сейчас год?-спросил я и замер от волнения. - Тридцать миллионов одна тысяча двести шестнадцатый, двадцать восьмое декабря,-отчеканил он.
   В ловушке
   Я кувыркался в снегу, захлебывался холодной пылью... и радовался: еще немного, и все будет кончено - никакого Земтера, никакого Карста. Глухой шум и отдаленный грохот сопровождали мой полет... Проснулся с неясной тревогой: что-то случилось! За стеною, в каминном зале, послышался слабый шум. Накинув на плечи ворсистый халат, я вышел в зал. Удивительно, что камин до сих пор не протопился. В темноте всплески пламени прыгали по полу, озаряли стены. Сочный мясной дух щекотал ноздри. Слышались хруст и чавканье - кто-то тайком доедал оставшиеся с вечера шашлыки. Я разглядел две темные, фигуры - и невольно вздрогнул. Близ устья каминной печи, наполовину заслоненные от меня креслом, на полу сидели две волосатые уродины - дикая помесь человека с животным - и с жадностью уплетали шашлыки. Острые рожки их двигались в такт работающим челюстям. - Кыш! - воскликнул я и включил освещение. Оба нечистых повернулись в мою сторону, ослепленмо моргая от яркого света. Испуганные рожицы были перепачканы горелым мясом. Круглые, как у лемуров, глаза, нежная розовая кожа, маленький рот, чуть вздернутый кверху нос,-если бы не подвижные черные рожки, их можно было бы принять за людей. Рога подняты кверху и насторожены, как заячьи уши. Да это же и есть уши! Самые настоящие. Сквозь шерсть видны ушные раковины. Только остренькие волосяные кисточки на концах, совсем как у рыси, делали их похожими на рожки. Жестокая же у природы фантазия, подумал я, если она способна создать такие живые существа. - Кыш! - крикнул я вторично. Один чертенок метнулся было в каминную трубу, но тут же отпрянул, опаленный огнем. Шерсть поверху занялась синеватым пламенем. Он корчился и катался по полу. Длинным и гибким хвостом, точно плетью, стегал себя по бокам, пытаясь сбить пламя. С вечера в большой посудной чаше осталась вода. Я окатил несчастного с головы до пят, вернее, до кончика хвоста. Все еще гримасничая от боли, он вскочил на ноги. При этом слегка оперся на хвост. Второй был тут же, на четвереньках. Мы молча разглядывали друг друга. На их мордах не было враждебности, но, на всякий случай, я вооружился клюкою. Оба пустились наутек. В охотничьем азарте я ринулся за ними. Они кинулись в один угол, в другой, наткнулись на дверь. Защитные барьеры беспрепятственно пропустили их. Я выбежал следом. Контрольный автомат едва не захлебнулся от скорости - опознавательные щелчки слились в один вибрирующий звук. Шестилапый паук вприскочку гнался за нечестивцами. Один из них с кошачьим проворством вскарабкался вверх по шторе к вентиляционному люку. Сунул в него лапу - и взвыл от боли. Точно такой же крик слышался мне вчера. Кровь из пораненной лапы брызнула на штору. Несколько роботов, растопырив клешни, пытались окружить хвостатых разбойников Те заметались туда-сюда. Но тут один из роботов допустил явную халатность, и черные пятки моих "гостей" замелькали уже в конце коридора. Целый взвод шестипалых роботов погнался за ними. Или это была видимость погони, ловко разыгранный спектакль? Залив огонь в камине, я закрыл трубу. Плеск воды, когда я принимал душ, напомнил ночное происшествие. Я после так крепко уснул, что не был теперь уверен, пригрезились мне хвостатые разбойники во сне или я видел их на самом деле. В зале никого. Клюка лежит посреди комнаты, где я ее бросил. Шампуры голые. Возле вентиляционного люка, на занавеси - темные пятна, как раз в тех местах, куда попала кровь. - Что здесь творится? Что за странные существа были ночью? - накинулся я на робота. Приемная лампочка работа судорожно помигала. - В молчанку будешь играть?! Мне хотелось ударить во его никелированному лбу, но я не был уверен, что он стерпит. А клешни у него! Саданет раз - череп раскроит надвое. - Ладно, неси восемь манных каш, четыре бифштекса с яйцом и двенадцать кофе,- заказал я. Разобраться в путеводителе по хранилищу было не просто. Привычного каталога не нашлось - были установлены какие-то автоматы. Нужная книга или коробка с катушками имела условный шифр. По вашему заказу ее отыскивали и доставляли фуксиды. Это слово я прочитал в инструкции. Что оно означало, я не представлял. Я рассматривал соединительные клеммы и цапфы распределительного пульта, когда в пустоте помещения раздались чьи-то быстрые шаги. Ко мне торопился Итгол. Лицо его было встревоженным.
   - Потерялась Эва1-сообщил он. Вскоре после завтрака ей вздумалось выйти в коридор. Оттуда она не возвратилась. Итгол с Игарою выходили посмотреть, где она, и не нашли ее. Я ожидал застать всех встревоженными. Ничуть не бывало. Похоже, одним Итголу и Игаре не безразлично, где Эва. - Куда отправилась Эва ? Герий бестолково моргал и улыбался. Я едва сдержался: никак не к месту была сейчас его идиотская улыбка. Прошло немало времени, Эва могла заблудиться посреди одинаковых коридоров и секций. Отыскать ее в этом царстве стандартов будет посложнее, чем в тайге. По опыту прошлых туристских походов, я хотел разбить всех на три группы и отправить на розыски Эвы в разные стороны. Метрах в трехстах от входа коридор как раз расходился тремя лучами. Но я вовремя спохватился: никакой пользы от истуканов, вроде Герия, не будет. Еще и самих придется искать. Положиться можно было только на Итгола с Игарой, но сколько они сумеют пройти? Вчерашний переход отнял у них слишком много сил. Я старался шуметь как можно больше, чтобы Эва могла услышать меня. Вдалеке как будто что-то промелькнуло. Или это померещилось мне? - Эва!! В дальнем конце стенки коридора словно смыкались. На таком расстоянии разглядеть можно разве только слона. Это от напряжения мне померещилось, будто там кто-то есть. Тихий-тихий вздох послышался за ближней дверью. Я вздрогнул и замер, напряженно прислушиваясь. Если это Эва, почему она не откликнулась? Я шагнул на дверь - она рывком ушла в стену. В коридор вывалился шестилапый урод и, не взглянув на меня, промчался в свою нишу. Что за чертовщина? Я отчетливо слышал вздох. Не паук же вздыхал! В пустой пятиугольной комнате, уткнувшись лицом в дальнюю стену, стояла Эва. Ее сжатая фигурка выражала страх. Из закатанного рукава свитера свисала прозрачная и беззащитная кисть. - Эва! - прошептал я, приблизясь к ней. Ее плечи вздрогнули, она робко оглянулась. В черно-синей пропасти расширенных зрачков светлыми точками-кругами отразилась никелированная поверхность диска, укрепленного рядом с дверью, и мой разномастный свитер - все уменьшенное до уютных размеров горошины. - Что с тобой? Ее лихорадило от нервной дрожи. Осторожно, видимо, еще не веря в спасение, улыбнулась мне. Слезы сами собою выкатились из глаз. - Мне страшно. Она прильнула ко мне, как ребенок, ищущий защиты. - Кто тебя напугал? - Паук. Он смотрел на меня. Мне было страшно и хотелось прикоснуться к кругу. -Она показала на странный диск, висевший возле двери.
   Для чего он нужен? Больше всего круг походил на зеркало. Я внимательно оглядел его, что-то насторожило меня невольно показалось ненормальным. Да, вот что. Гладкая, сверкающая поверхность диска ничего не отражала. Зеркалом он никак не мог служить. Нас с Эвой для него не существовало. - Ничего опасного, - сказал я и прикоснулся к диску. Мгновенная боль ожога пронзила меня. Под нами что-то заскрежетало печально и глухо. Диска не стало. Он никуда не вдвинулся, не задернулся - его не. стало. Я изумленно посмотрел на свою руку: следов ожога не было видно. - Ой! - вскрикнула Эва и судорожно ухватилась за меня. Пол под ногами, выложенный массивными бетонными плитами, заколебался, взбугрился неровной зыбью. Я поднял Эву на руки и хотел бежать. Ноги не слушались - пол ускользал из-под них. Стен тоже не стало. Вернее, они были обозначены одной световой зыбью, почти как на Земтере. Впрочем, продолжалось это недолго: вскоре все вокруг нас снова материализовалось. Только находились мы теперь уже не в прежней пятиугольной комнате, а в просторном зале без окон. С потолка лился успокаивающий мягкий свет, по-лунному нечеткий. Я все еще держал Эву на руках. Она сплела пальцы у меня на шее, хватка у нее была - как у тонущей. В дальнем конце зала что-то зашевелилось. Черный рукав - не то змея, не то пожарная кишка - извиваясь, подползал к нам. Почему-то я не испугался этого удава Он приблизился и я разглядел большой синий глаз, похожий на кристалл льда. Черный шланг изогнулся, как тело кобры, - синий объектив поднялся вровень с моим лицом. - Кто вы? - ниоткуда раздался голос на языке мальчишки и Виктора. У меня начали отекать руки, я опустил Эву на пол. Она спряталась за мою спину, выглядывая из-за плеча. Я слышал ее прерывистое дыхание, ее волосы щекотали мне ухо. - Мы люди, - сказал я в пустоту зала. - Да - люди, - признал тот же голос, как будто с неохотой. - Вижу: люди. - А ты?.. - Кто ты? - спросил я. - Машина. Я так страдала, ожидая вас. Жалоба прозвучала комедийно, как пародия на человеческое чувство, хотя в скрипучем машинном голосе слышалась искренность. Эва, напуганная исходящим невесть откуда голосом, спрятала лицо за мою спину. - Почему она боится? - спросила Машина. - Она впервые здесь. Тут очень пусто и глухо. - Я поймал себя на том. что невольно стараюсь говорить таким же бесстрастным и ровным голосом, как Машина. - Откуда вы появились? Неосознанная мысль удержала меня от того, чтобы сказать правду. - Мы можем появляться когда угодно. - Это я знаю. Ледяной глаз чуть не вплотную придвинулся ко мне. Едва уловимый звук наполнил зал. Сонная апатия начала заволакивать сознание. Еще немного - и я бы заснул.
   - Нельзя слать! Бежим! Это выкрикнула Эва. Я очнулся. Эва трясла меня за плечи. До сознания отчетливо дошла мысль: нужно бежать отсюда! - Отодвинь от меня свой окуляр! - потребовал я. Машина повиновалась. - Перестань жужжать! Наступила тишина. - Почему вы так долго не приходили? Я измучилась ждать,-произнесла Машина, и опять в ее неживом голосе прозвучал театральный надрыв. - Мы не могли раньше. - У вас всегда были тайны от меня: я не знала, куда вы исчезаете и откуда появляетесь вновь. Вы скрывали от меня многое. Меня пожалел только один мальчик... - Мальчик!.. Я прикусил язык. Смутная догадка промелькнула у меня. Я оглянулся, ища выхода. Голые стены, серый бетон без малейшего зазора. Страх - безотчетный, непереносимый страх вселенских масштабов - выпотрошил из меня остатки уверенности. - Нам пора. Мы скоро вернемся, - пообещал я. Моему голосу не хватило искренности. Машина усомнилась: - Скоро?.. Не вздумайте обмануть меня. Я слишком долго ждала. Мне необходимо общение. - Придем, - заверил я и наугад шагнул подальше от гипнотизирующего объектива. Эва крепко держала меня за руку. И странно, теперь в ее цепких пальцах стало больше твердости, и это успокаивало меня. А ведь совсем недавно мне приходилось подбадривать ее. Долго, нестерпимо долго мы шагали прямо на неприступную стену. Когда до нее осталось не больше полутора метров, мне почудилось - бетонные глыбы чуть сдвинулись, образовался крохотный зазор, щелка, в которую можно просунуть разве что лезвие бритвы. Еще шаг - щель увеличилась. Еще створы распахнулись на ширину дорожной колеи. Мы очутились в той же комнате. Диск светился по-прежнему холодным блеском металла. Необъяснимое свойство ничего не отражать не давало мне покоя, невольно тянуло вновь потрогать металл рукою. Но теперь я уже знал, чем это грозит. Эва говорила, что и ей хотелось притронуться к диску... Впрочем, это понятно, по той же причине, что и мне: не видишь своего отражения, и это вызывает недоумение. Хочется проверить: почему так? Машина учла психологию человека. - Паук! - воскликнул я, вспомнив, как встретился с Эвой. - Что нужно было от тебя пауку? - Не знаю. Он загораживал коридор, не давал мне пройти. И все время смотрел на меня. Я убежала от него сюда. Я пытался разобраться, что же насторожило меня в этой истории. То, что на Карсте установлен машинный мозговой центр, управляющий всей системой обслуживания, не удивительно. И пауки-роботы находятся в подчинении общего центра. В Машину должна быть заложена программа, не позволяющая ей причинить вред человеку. Однако я видел паука, который нарочно упустил моих ночных хвостатых визитеров. И этот робот, о котором говорит Эва... Но зачем же понадобилось ограждать барьерами хранилище? Выходит, какая-то опасность все же возможна? Значит, хотя Машина пока ничего худого не сделала, в ее программе могли образоваться потенциальные возможности причинить нам вред. А виновен в этом мальчишка... Лучше всего, пока целы, поскорее сматывать отсюда удочки, - так подсказывал здравый смысл. Но я отлично знал, что не оставлю астероид, пока не разгадаю и этой тайны. Время было обеденное, и я торопился скорее возвратиться в каминный зал. Никто, кроме меня, не сможет заказать пищу. Я подумал: нужно будет распорядиться, чтобы робот подавал еду в определенные часы, не дожидаясь приказа. Мало ли что может случиться со мной? Не оставаться же остальным голодными. И еще необходимо было предупредить всех: отлучаться опасно. В каминном зале выяснилось, что не хватает Герия. - Наверное, спит, - подсказала Эва. - Он очень помногу спит. Я вышел в коридор забрать тележку с блюдами. Чьи-то шаги послышались за поворотом. Они были четкими, размеренными, нисколько не напоминали шлепанье паучьих лап. Из-за поворота вышел Герий. Он шагал посредине коридора. Его походка была идиотски правильной и ровной, как у марширующего гвардейца. Или у автомата. Похоже, ом спал на ходу, хотя глаза были раскрыты. Я невольно уступил ему дорогу и хотел откатить тележку, но он сам вовремя обошел ее стороной, даже не взглянув на нее. Когда я вкатил тележку в зал, Герий находился у двери в хранилище. Его квадратные плечи я видел лишь долю секунды - дверь раскрылась и пропустила его. - Что с ним? Объяснить никто не мог, Сели обедать. Нужно будет присмотреть за Герием. Правда, пока он находится в хранилище, ему ничто не угрожает, "Ему ничто не угрожает... Пока он в хранилище... В хранилище!" пронеслось в мыслях. Страшное подозрение мелькнуло у меня. Я сорвался с места и побежал за Герием. Издали я увидел, что входной люк главного пульта распахнут. Металлический скрежет и незнакомый сомнамбулический гопос доносились изнутри. Заглянув, увидел там Герия. Он разговаривал сам с собой. - Цапфы и крючья, блок 16 Ц, - произнес он. Я чуть не вскрикнул от удивления: Герий разговаривал на языке Виктора и мальчишки! - Что ты здесь делаешь? Он не услышал вопроса. Я вообще не существовал для него сейчас. Невидящими остекленевшими глазами он как будто смотрел сквозь меня и продолжал бормотать: - Реле и банки под индексом 754 соединить с кляпфами одиннадцать и тринадцать... В руках у него был металлический шар размером чуть больше футбольного мяча. Несколько гибких проводников уже соединяли этот шар с системами неподвижных блоков главного пульта.