Страница:
– А вы еще чем-нибудь занимались или это чисто твои сексуальные фантазии? – у Марины даже интонации стали похожими на заправского психоаналитика.
– Еще мы были на гонках. Он оказался не обычным байкером. Я сидела на трибуне и смотрела как он побеждает – он всегда побеждал.
– Он что, чемпион мира? – предположил Женя.
– Не знаю, но мы реально пили шампанское из кубков.
– И что с ним стало?
– Он погиб, – ответила Светка без сожаления.
– То есть, когда он стал тебе не нужен, ты убила его, – подытожила Марина, решив, что не зря посещала лекции.
– Я его не убивала, – Светка вылила в рюмку остатки коньяка и выпила одним глотком, – а получилось как – это мое восемнадцатилетие было. Гуляли в кафе и знакомится со мной мужик – взрослый, не знаю уж сколько ему было. Короче, начал он меня клеить, а я ему говорю, мол, у меня уже есть парень, и заливаю историю про байкера, а он спрашивает – и как же его зовут? Тут я растерялась. Мы ж никогда по именам-то друг к другу не обращались – только кликухи всякие ласковые. А мужика того Константином звали, я и ляпнула по инерции – Костя. А мужик усмехнулся и говорит – а если б меня звали Петей, то его как? И вообще, говорит, нет у нас гонщиков, которые бы хоть что-то приличное выиграли, и не было никогда. За какую, говорит, команду он выступает, в каких гран-при участвовал? Я стою, дура дурой, а он ехидно так – что ж ты не помнишь, куда вы ездили, в каких гостиницах останавливались? Ты что, говорит, даже в город ни разу не выходила?..
Короче, слиняла я оттуда. Домой пришла, закрылась в комнате и реву; и тут, прикиньте, появляется он. Как сейчас помню, в оранжевом комбезе, в руке шлем. Поедем, говорит – если сегодня мы выиграем кубок, я подарю его тебе, чтоб ты утерла нос этому козлу. И оказались мы на стадионе. Только выходим почему-то не как все участники из-под трибуны, а спускаемся с самого верха. Я смотрю вниз – нереальная какая-то лестница, а внизу сплошной мрак, и мы идем прямо туда. А вокруг зрители рассаживаются. Смотрят на нас, как на идиотов – байкер-то мой в полной амуниции… Ну, народ по трибуне рассасывается потихоньку, а мы все идем и идем. Наконец, я увидела байки, причем, один – самый наворочанный, с люлькой. И тут я въехала в ситуацию.
– В смысле? – не поняла далекая от мотоспорта Марина.
– В смысле, для кого люлька. Вот тут и пришел кобздец. Я реально чувствую, что не должна туда садиться, а Костя или как его там, держит меня за руку и тащит за собой. Идти оставалось уже совсем фигня, и тут я увидела пустое кресло – одно-единственное. Не помню, как вырвала руку, и плюхнулась в него. Схватилась, сижу – с понтом, затаилась, а он посмотрел и говорит – мы еще встретимся; повернулся и пошел дальше.
Потом байк его взорвался прямо на старте. Такой ядерный гриб, как в кино показывают, и больше он не приходил.
– В принципе, все это нормально, – Марина пожала плечами, – детские иллюзии, от которых, в конце концов, надо было избавиться, и ты придумала такой, вот, конец. Это называется синдром…
– Знаю, как что называется!.. – перебила Светка, – думаешь, отец не таскал меня к психотерапевтам?.. Только как ты объяснишь, что когда я реально стала жить с мужиком, то была уже не девушкой?
– При мастурбации всякое случается, – заметила Алина.
– Ну, тебе конечно видней! – огрызнулась Светка.
– Свет, неужто ты считаешь, что он, в натуре, приходил? – погасил конфликт Женя.
– Без комментариев, – Светка загородилась рукой, как делают «звезды», не желая общаться с прессой, – я рассказала. Теперь твоя очередь.
– Да?.. – Женя почесал затылок, – я, честно говоря, и не знаю… А можно не про привидения? А то я как-то…
– Конечно, можно! Я почему про них вспомнила, – пояснила Светка, – если командиры выкатили нам призрака на озере, то, чтоб в тему было.
– Ладно, – Женя закурил, и в это время дверь распахнулась.
– Нашел! – Никита победно поднял над головой гитару.
– А мы ужастики слушаем, – остудила его пыл Алина.
– И чья очередь? – Никита уселся рядом с ней, поставив гитару на пол, и оперся на гриф.
– Светка тут выдала как трахалась с призраком; теперь, вот, Женькина очередь… Никит, может, лучше ты споешь?
– Я – как общество.
– Общество «за»! – обрадовался Женя, и никто не стал возражать.
– Ну, пеняйте на себя. Голос у меня никакой…
– Давай. Чего ты цену набиваешь? – подстегнула Алина.
Никита усадил гитару на колени, провел по струнам, прислушиваясь к звучанию.
– …Ночью все мысли красивы и смелы,/ Ночью курки на дуэлях взводились, / И кто ты, забыв на мгновенье, поверишь/ В собственную непогрешимость./ Звезды с небес ты срываешь в букеты,/ Станешь прекрасен, и честен, и верен,/ На свитерах заблестят эполеты/ И шпага пути до сердца промерит…/ Но луч восходящий бежит по постели,/ И мысли другие ведет на постой – / Разом с плеч эполеты слетели,/ Как самый последний осенний листок;/ И женщина плачет от нашего скотства,/ От наших измен и бессовестной лжи./ Штормом разбитый любви твоей остов/ В песке неурядиц давно уж лежит…/ Но вечер подходит, и плечи ссутулив,/ Плетешься в свой угол, где кресла и бра,/ И вновь в полумраке шесть твоих стульев/ Станут врагами, как и вчера./ Ты с нимбом, во злате; герой и творец ты;/ Ты вновь побеждаешь, противник бежит…/ И ждет тебя в красной ливрее дворецкий,/ И жаркие ласки наложниц твоих!..
– Класс!!.. – воскликнул Женя, – это ты сам придумал?
– Нет, у «Мумий Тролля» слизал, – обиделся Никита, – сам-то ты, как думаешь?
– Никит, а ты не пробовал сделать альбом? – спросила прагматичная Марина, – сейчас ведь это не проблема.
– Не проблема. Только нужны бабки, которых нет. Да и тематика чуть не та – сейчас ведь что поют? «…Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…»
– Зря ты так думаешь, – Марина пожала плечами, – я «Шансон» слушаю, и мне нравится.
– Никит, – Алина положила руку ему на колено, – спой еще.
– Ты прикинь, – поддержала Марина, – нас ведь будут смотреть миллионы зрителей. Вдруг какой-нибудь крутой продюсер обратит внимание?..
– Точно! – Женя даже зааплодировал, – Мэри, ты – гений!
– Ну, давайте, – склонившись к гитаре, Никита откашлялся.
…Конечно, вон она, пирамидой возвышается на краю раковины… Лиза направилась в комнату, собираясь включить телевизор, и вдруг увидела… бабушку, которая сидела в кресле и смотрела на нее долгим взглядом. Лиза хорошо помнила этот взгляд – он встречал ее каждый раз, когда она возвращалась из школы, и, наверное, благодаря нему, бабушка почти всегда угадывала, какие оценки получила внучка еще до того, как та откроет рот.
– Бабушка?.. – Лиза в растерянности остановилась.
– Бабушка. А ты кого ожидала? Скажи лучше, тебя по физике сегодня спрашивали? – она с непривычной легкостью встала и подошла к шкафу, – и сразу признавайся, за конфетами, небось, лазила, пока меня не было?
– Бабушка, милая, мне уже не тринадцать лет. Я давно сама покупаю себе конфеты.
– Да?.. – бабушка удивленно обернулась и вздохнула, – как все меняется… Ну-ка повернись к свету (Лиза молча повиновалась) Красивая стала… Видишь, не зря я тебя ограничивала в сладком. Смотри, какая кожа – ни одного прыщика!.. Как бы я хотела погладить тебя… – но вместо этого она все-таки заглянула на шкаф.
– Бабушка, – Лиза усмехнулась, – я не держу там конфет. Если хочешь, я принесу. Будешь? Может, чаю поставить?
– Спасибо, деточка, я сыта, – она вернулась в кресло, – ну, расскажи, чем ты занимаешься?
– Я закончила институт. Теперь работаю.
– А на меня ты ни за что не обижаешься?
– Что ты?.. Ты у меня самая лучшая и самая правильная бабушка в мире!
– Спасибо. Знаешь, намного легче, когда тебя добром поминают. А муж у тебя есть?
– Вот, мужа нет, – Лиза вздохнула.
– Как же так? Такая умница и красавица…
– Сама не знаю… – собираясь с мыслями, Лиза достала сигареты, не спеша открыла пачку.
– Ты куришь?! – изумилась бабушка. Видимо, слов возмущения у нее не осталось, но все было написано в глазах.
– Сейчас почти все курят…
– Кошмар! – возмутилась бабушка, – ох, я раньше не знала!..
– А раньше я не курила, – перебила Лиза, – это когда Антон появился. Знаешь, когда он уходит, надо чем-то занять себя. Но ты не волнуйся, я совсем немного…
– Ну-ка расскажи мне о нем, – попросила бабушка.
– Я и не знаю, что рассказать, – с сожалением взглянув на пачку, Лиза положила ее на место, – когда я думаю, для чего мне это нужно, то не могу объяснить – сколько раз убеждала себя, что пора заканчивать, а он приходит и все начинается снова. Мысли всякие… типа, вдруг, правда, он любит меня?.. Знала б ты, как он говорит… когда захочет… и я верю. Или такая я дура, или это сильнее меня…
– Он женат и не хочет разводиться? – догадалась бабушка.
– Ну да, – Лиза кивнула, – это наваждение какое-то. Умом я понимаю, что никогда он не уйдет от нее, а мне-то уже двадцать семь, и надо что-то…
– Сколько?! Двадцать семь?! – бабушка изумилась даже сильнее, чем при виде сигарет, – как у вас время летит!..
– А у вас там нет времени? – спросила Лиза.
– А зачем оно нам? Мы и так счастливы.
– Тогда почему ты пришла? Ведь раньше ты не приходила.
– Я и не должна приходить, но кто тебя любит больше меня? Я чувствую, когда нужна помощь.
– Пожалуй, да, – Лиза снова полезла за сигаретами, – я закурю, ладно? Ты не сердись.
– Кури уж, – бабушка махнула рукой.
– Я не знаю, что мне делать дальше, – Лиза с удовольствием затянулась и выпустила дым за шкаф, – понимаю, что и так жить нельзя, и ужасно боюсь остаться без него. Наверное, мне надо хорошего пинка, чтоб я на что-то решилась – то ли прогнать его, то ли пойти к его жене, чтоб все расставить по местам, не знаю…
– Я помогу тебе, – бабушка кивнула, уяснив задачу.
– И чем же? – Лиза улыбнулась, вспомнив, как бабушка садилась рядом, когда она делала уроки, и с умным видом смотрела в тетрадку, будто что-то понимала в алгебре. Но ведь помогало!.. И решения приходили, вроде, сами собой…
– Все самцы метят территорию, – сказала бабушка, – собака задирает лапу, лось трется о дерево… и твой мужчина «пометил» тебя. Ты – его территория, и добровольно он с нее не уйдет. Но и пользоваться ею совсем не обязательно – надо ведь осваивать новые, биться с другими самцами… в этом смысл их жизни.
– Ты думаешь, кроме меня и жены, у него еще кто-то есть?
– А это не главное. Главное, у него нет цели жить с тобой – есть только желание сохранить на тебя право.
– Но что делать, если я радуюсь, когда он приходит даже такой, как есть? Я не могу от него отказаться! Понимаю, что дура, но ничего не могу поделать!..
– А я могу. Но при условии, что ты бросишь курить. Я ж забочусь о твоем здоровье…
– О, господи, бабушка!.. – Лиза рассмеялась, – ты все такая же! – она раздавила окурок в пепельнице, – торжественно обещаю – если все хоть как-то нормализуется, я брошу курить!
– Я верю тебе, – бабушка одобрительно кивнула, – ты всегда была честной девочкой. Будем считать, что сделка состоялась. У тебя есть его портрет?
– Конечно, есть.
– Сожги его в пламени свечи. Золу вотри себе в лоб и в грудь. Да, забыла – у тебя должна быть приготовлена банка с водой, только не с водопроводной, а с чистой. Три средних пальца окунешь в банку и произнесешь заклинание: «Чистая вода, потеки через печаль моего сердца, очисти мне мысли и кровь от мертвой любовной тоски, которая покоится в моем сердце, омой меня чистым потоком, смой его с моего лба и спаси сердце и мозг». Тремя пальцами начерти на лбу и груди косой крест и смой все. Только без мыла! Воду и золу выбрось, и ложись спать.
– И все? Так просто? – разочарованно спросила Лиза.
– А все делается просто. Главное, ведь не то, что ты делаешь, а кто за этим стоит. Ты поняла?
Сколько подобной белиберды Лиза уже читала во всяких журналах! …С другой стороны, журнал – это не бабушка, явившаяся неизвестно откуда…а, действительно, откуда она явилась? Как они там живут… если все это правда?.. Лиза подняла голову, но бабушка приложила палец к губам.
– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – произнесла она шепотом, – но я не имею права отвечать. К тому же, мне пора уходить. Будет очень плохо, если кто-нибудь узнает об этой дорожке, но я так хочу тебе помочь! Я еще приду, чтоб довести все до конца… – бабушка стала уменьшаться, словно сдувающийся шарик, втягивая в себя всю обстановку квартиры…
…Перышко, легко покачиваясь, продолжало свой путь по бездонному пространству. Наверное, это ветерок занес его в комнату, и так же вынес обратно. Больше никаких промежуточных «станций» не предвиделось – только конечная, когда Лиза открыла глаза и увидела мрачное небо за окном, шкаф, стол… Она вспомнила, где находится; вспомнила сон, причем, даже отчетливее, чем, то, что происходило наяву.
…И когда оно происходило? Давно ли я здесь?.. У меня же нет с собой его фотографии! С другой стороны, я могу сделать все потом, когда вернусь домой… А я ж забыла заклинание… Если бабушка приснится еще раз, надо будет записать его… – Лиза сладко потянулась, – хороший был сон… Надо посмотреть, где остальной народ… и, вообще, что сейчас – вечер или утро?.. Мне ж в понедельник на работу… Она подошла к окну. Дождь закончился, но, ни звезд, ни луны, ни солнца так и не появилось – только мокрый, нахохленный лес; внизу поляна с полегшей травой и тишина. Какая-то неживая тишина…
Поправив смявшуюся юбку, Лиза направилась к лестнице.
– Может, покрепче? – предложил Женя.
– Тебе – запросто. Девчонки, а вам?
– Я там ананасы видела. Чего они пропадать будут? – вспомнила Светка.
– И вина, – добавила Алина.
– А с тебя история, – Марина повернулась к Жене, – Никита, будем считать, песнями отстрелялся. Алине приготовиться.
– Настырная ты девка, как я погляжу, – Женя покачал головой, – ладно. Было мне тоже лет пятнадцать или чуть больше. Родители тогда каждое лето ездили в Ессентуки. У отца проблемы с желудком были, так он лечился, а мать бдила за ним – она, по жизни, боялась, что он найдет себе кого-нибудь, но суть не в этом, а в том, что меня они с собой не брали.
Правда, я особо и не рвался – что мне там делать? Моря нет, контингент язвенно-пенсионный. По крайней мере, они так рассказывали. Но дома оставлять одного тоже боялись, и вот каждое лето на три недели меня отправляли к деду в деревню.
Вернувшийся Никита выставил на стол «дары спонсоров».
– О чем речь? – спросил он.
– Женька свою страшную историю рассказывает.
– Пардон, – Никита открыл себе пива, – итак?..
– Итак, каждое лето я ездил к деду. Мне там даже нравилось, потому что у него была времянка. Есть я приходил в дом, телек глядеть тоже, а жил фактически в ней. Вставал, когда хотел, ложился тоже, приводил кого хотел – только кого там приводить? Я все мечтал, чтоб в городе у меня такая хата была – вот, где б я развернулся!.. А там приличные телки все наперечет – на них в очередь записываться надо, чтоб в клуб на дискотеку сходить. Короче, мрачно все это, и оставалась одна развлекуха – картишки. Соберемся у меня или у Толяна и режемся до одури.
– На что играли? – спросил Никита со знанием дела.
– На бабки, конечно, но, так, по чуть-чуть – чтоб на пузырь хватило, а больше нам в том розовом возрасте и не требовалось. Потом шли, либо на речку, либо по улицам шляться, благо у одного пацана отец «мусором» был, так никто нас не трогал…
Хату я никогда не запирал, потому что тырить там было нечего. И вот как-то ночью возвращаюсь от Толяна, а луна жуткая такая – красная, огромная. На другой стороне улицы собака гавкала-гавкала, да вдруг, как завоет! Некайфно как-то стало – хрень всякая в голову лезет. А мозги-то еще детские, – Женя засмеялся тому, что нашел достойное оправдание, – подхожу, значит, к своей хате, а дверь нараспашку. Но я ж помню, что прикрывал ее, иначе ночью комары задолбают. Подкрался и слышу – стул скрипит, а потом шаги. Мне показалось, что от этих шагов аж стены вздрагивают, честно. Не знаю, куда уж там сердце скатилось – по-моему, в ботинок. Короче, захлопнул я дверь, навалился на нее и не знаю, что дальше делать, ведь дверь-то для привидений не преграда…
– А привидения разве топают? – наивно перебила Алина.
– Да?.. Это ты сейчас умная, а мне не до таких нюансов было, – обиделся Женя, – кинулся я в сад, а там, вообще, абзац полный. От деревьев тени! Чуть ветерок дунет, за каждым кустом монстры всякие скачут!.. Я на улицу – а фонарь черти где висит, но смотрю, по другой стороне человек идет, и к соседям во двор сворачивает. Ну, думаю, Сашка от телки своей возвращается – он весной только из армии откинулся, голодный до этого дела. Я к нему; рассказываю, а он смотрит на меня, как на придурка – въехать не может, кто где ходит. Я чуть не в слезы… не, реально жутко было… Короче, в конце концов, пошли мы. Подходим, а в хате тишина. Я уж прикидываю, может, глюки? Во, прикол, думаю, на всю деревню!.. То боялся того, кто там есть, а теперь – что там нет никого…
– Метаморфоза, – задумчиво произнес Никита.
– …открывает Сашка дверь. Я включаю свет и вижу – на моей постели лежит пьяный в хлам мужик; хлипкий такой, пиджачок задрипанный… Ну, я его хватаю, и на пол, да со злости еще и пинчиной по ребрам засадил!.. Мужик взвыл, глаза растопырил; даже протрезвел, по-моему, а Сашка меня, как швыранет в угол! Это ж, говорит – Егор! (Он-то там всех знает). Пришлось потом этому Егору еще и пузырь ставить – хорошо хоть ребра не сломал… Такая, вот, история с привидениями.
Казалось бы, хороший конец должен настроить на веселый лад, но никто не засмеялся.
– Не, вы просили прикольное, я выдал! – возмутился Женя.
– Выдал и ладно, – Светка все-таки улыбнулась, – типа, клевая история… а дождь кончился…
– Блин, хотел, как лучше… – Женя наполнил рюмку.
– Сейчас посмотрим, что там с дождем, – допив пиво, Никита поднялся.
– Пойдем, покурим на воздухе, – Алина тоже встала, и хотя наступила очередь ее истории, никто не стал возражать.
– Натуральные дети, – вынес приговор Никита, когда они вышли в холл.
– И я тоже ребенок?
– Не знаю, – Никита взял ее руку, – но ты мне нравишься.
– А говорил, только в кухарки гожусь, – Алина засмеялась.
– Ну, ладно, – Никита виновато наморщил нос, – считай, первый комплимент вышел комом.
– Ты хороший, – сделала неожиданный вывод Алина.
– Чем же?
– Не знаю. Мне так кажется. С одной стороны, ты какой-то правильный и основательный; с другой, полный разгильдяй… только не обижайся.
– На правду не обижаются, – Никита открыл дверь, впуская в дом опьяняюще свежий воздух. В это время раздались шаги, и с лестницы спустилась Лиза, то ли задумчивая, то ли печальная.
– Уже утро? – она оглядела холл, в котором, из-за отсутствия окон, свет горел постоянно.
– Не знаю, – Алина пожала плечам, – мы еще не ложились.
– А ты чего такая убитая? – спросил Никита, – пива хочешь?
– Не хочу. Мне сон приснился.
– Страшный?
– Да нет, но с тех пор, как бабушка умерла, она мне ни разу не снилась, а тут, прям, разговаривала со мной, да так все складно… совсем как в жизни. Я в детстве у нее подолгу жила. Отец по командировкам ездил, а мать часто в ночь работала. В выходные меня, конечно, забирали…
– Суровая была бабка?
– Нормальная, хоть и воспитывала. А вы куда?
– Воздух никотином отравить.
– Можно с вами?
Все трое вышли на крыльцо. Ветра не было, и лес казался мертвым – лишь редкие капли срывались с листьев, гулко падая в лужи; и сумерки, от которых все уже начали уставать.
– Я, наверное, уйду с проекта, – сказала Лиза, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Тебе тут не нравится? – Алина прислонилась к Никите, усевшемуся на перила, – можно?
– Конечно, – он обнял ее, – а чего ты надумала уходить – все ж только начинается.
– Мне в понедельник на работу.
– Где ты и где понедельник? – Никита засмеялся, – поверь, здесь он не наступит никогда.
– А разве так бывает?
– Эх, девчонки!.. Зачем вы заставляете меня вспоминать то, чему я посвятил полжизни?..
– Ты занимался чем-то ужасным?
– Да нет, ничего ужасного. Просто из того, что я знаю, следует, что мы представления не имеем о собственном мире. А жить с ощущением этого, прямо скажем, не очень уютно.
– Чем же ты занимался? – спросила Алина.
– Наукой. Тем, что мы, например, привыкли считать будто точка пространства и момент времени – это две объективные реальности, существующие независимо от нас и друг от друга. Нам при таком варианте хорошо и удобно, типа, посмотрел на часы – восемь, к примеру, и все ясно…
– От этого тебе неуютно?
– …а еще Эйнштейн говорил – истинным элементом причинно-следственной локализации является событие. То есть время не абсолютно, и понятие «одновременность» имеет смысл только в одной определенной системе координат.
– Ты чего-нибудь поняла? – Алина вопросительно посмотрела на Лизу.
– Никит, – Лиза улыбнулась, – мы две глупые овцы, поэтому говори по нормальному.
– По нормальному? По нормальному то, что мы называем «реальным временем» – понятие условное и придумано людьми, исходя, так сказать, из социальной потребности. В природе нет такого времени. Это понятно?
– А что же есть?
– Есть энергетическая категория – «время», которая, кроме такого пассивного свойства, как длительность, имеет еще и активные: направленность хода и плотность. А отсюда вытекает, что время, как физическая величина, может воздействовать на состояние вещества. Если б время не являлось энергией, то наша Вселенная давно бы погибла… Ой, девчонки, давайте не будем, иначе сейчас мне придется объяснять вам строение Вселенной, и что энтропия в ней, являющаяся, как известно, результатом действия второго начала термодинамики, непрерывно возрастает. В конце концов, мы придем к тому, что, поскольку Вселенная еще существует, небесные тела являются своеобразными энергетическими установками, перерабатывающими время, которое и служит сырьем для жизни вообще…
– Ты серьезно? – Алина отстранилась, чтоб убедиться, что Никита не смеется над ними.
– Абсолютно. Один наш выдающийся астрофизик по фамилии Козырев доказал это еще в середине двадцатого века.
– А почему об этом нигде не пишут? – удивилась Лиза.
– Зачем? Кому надо, тот знает, а если писать, то у народа крыша поедет, да придется немедленно менять программы всех вузов и школ, а результат?.. Да нулевой! Мы пока не достигли того уровня цивилизации, при котором с подобными проблемами приходится сталкиваться вплотную. Они так, возникают мелкими фрагментами, типа всяких привидений, и пока их вполне можно рассматривать как аномальные явления… Сложно с вами, девчонки. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Или пойдемте, я вам песенку спою.
Не видя смысла продолжать беседу, суть которой уяснить невозможно, Лиза открыла дверь.
– Кто это?… – она испуганно шагнула назад.
Отстранив Алину, Никита соскочил с перил и тоже увидел парня, стоящего посреди холла и удивленно озирающегося вокруг. Алина прикрыла рот ладошкой, чтоб не вскрикнуть, и прижалась к Никите – парень же, тем временем, направился к лестнице и через минуту от него остался лишь звук шагов.
– Это призрак, да? – прошептала Алина.
– Черт его знает, – Никита пожал плечами.
– А кто ж тогда? Продюсер ведь говорил, что, кроме нас, здесь никого не будет.
– Сейчас разберемся.
Шаги наверху стихли. Никита лишь заглянул на лестницу, но прошел мимо – туда, откуда доносился Светкин смех.
– …а вот еще анекдот, – продолжал Женя, – что же все-таки у него в руке?.. – подумала зебра, увидев на дороге гаишника…
– Вы тут никого не видели? – перебил Никита, останавливаясь на пороге.
– Нет, а что? Очередное привидение?
– Не знаю. Хочешь – идем, глянем. Девчонки здесь посидят.
– Оставайся с ними, – предложил Женя, желая реабилитироваться за рассказанную ранее не слишком героическую историю, – я сам схожу.
– Баба с возу… – Никита достал сигарету, – а вы тут, значит, анекдотами балуетесь?..
– Еще мы были на гонках. Он оказался не обычным байкером. Я сидела на трибуне и смотрела как он побеждает – он всегда побеждал.
– Он что, чемпион мира? – предположил Женя.
– Не знаю, но мы реально пили шампанское из кубков.
– И что с ним стало?
– Он погиб, – ответила Светка без сожаления.
– То есть, когда он стал тебе не нужен, ты убила его, – подытожила Марина, решив, что не зря посещала лекции.
– Я его не убивала, – Светка вылила в рюмку остатки коньяка и выпила одним глотком, – а получилось как – это мое восемнадцатилетие было. Гуляли в кафе и знакомится со мной мужик – взрослый, не знаю уж сколько ему было. Короче, начал он меня клеить, а я ему говорю, мол, у меня уже есть парень, и заливаю историю про байкера, а он спрашивает – и как же его зовут? Тут я растерялась. Мы ж никогда по именам-то друг к другу не обращались – только кликухи всякие ласковые. А мужика того Константином звали, я и ляпнула по инерции – Костя. А мужик усмехнулся и говорит – а если б меня звали Петей, то его как? И вообще, говорит, нет у нас гонщиков, которые бы хоть что-то приличное выиграли, и не было никогда. За какую, говорит, команду он выступает, в каких гран-при участвовал? Я стою, дура дурой, а он ехидно так – что ж ты не помнишь, куда вы ездили, в каких гостиницах останавливались? Ты что, говорит, даже в город ни разу не выходила?..
Короче, слиняла я оттуда. Домой пришла, закрылась в комнате и реву; и тут, прикиньте, появляется он. Как сейчас помню, в оранжевом комбезе, в руке шлем. Поедем, говорит – если сегодня мы выиграем кубок, я подарю его тебе, чтоб ты утерла нос этому козлу. И оказались мы на стадионе. Только выходим почему-то не как все участники из-под трибуны, а спускаемся с самого верха. Я смотрю вниз – нереальная какая-то лестница, а внизу сплошной мрак, и мы идем прямо туда. А вокруг зрители рассаживаются. Смотрят на нас, как на идиотов – байкер-то мой в полной амуниции… Ну, народ по трибуне рассасывается потихоньку, а мы все идем и идем. Наконец, я увидела байки, причем, один – самый наворочанный, с люлькой. И тут я въехала в ситуацию.
– В смысле? – не поняла далекая от мотоспорта Марина.
– В смысле, для кого люлька. Вот тут и пришел кобздец. Я реально чувствую, что не должна туда садиться, а Костя или как его там, держит меня за руку и тащит за собой. Идти оставалось уже совсем фигня, и тут я увидела пустое кресло – одно-единственное. Не помню, как вырвала руку, и плюхнулась в него. Схватилась, сижу – с понтом, затаилась, а он посмотрел и говорит – мы еще встретимся; повернулся и пошел дальше.
Потом байк его взорвался прямо на старте. Такой ядерный гриб, как в кино показывают, и больше он не приходил.
– В принципе, все это нормально, – Марина пожала плечами, – детские иллюзии, от которых, в конце концов, надо было избавиться, и ты придумала такой, вот, конец. Это называется синдром…
– Знаю, как что называется!.. – перебила Светка, – думаешь, отец не таскал меня к психотерапевтам?.. Только как ты объяснишь, что когда я реально стала жить с мужиком, то была уже не девушкой?
– При мастурбации всякое случается, – заметила Алина.
– Ну, тебе конечно видней! – огрызнулась Светка.
– Свет, неужто ты считаешь, что он, в натуре, приходил? – погасил конфликт Женя.
– Без комментариев, – Светка загородилась рукой, как делают «звезды», не желая общаться с прессой, – я рассказала. Теперь твоя очередь.
– Да?.. – Женя почесал затылок, – я, честно говоря, и не знаю… А можно не про привидения? А то я как-то…
– Конечно, можно! Я почему про них вспомнила, – пояснила Светка, – если командиры выкатили нам призрака на озере, то, чтоб в тему было.
– Ладно, – Женя закурил, и в это время дверь распахнулась.
– Нашел! – Никита победно поднял над головой гитару.
– А мы ужастики слушаем, – остудила его пыл Алина.
– И чья очередь? – Никита уселся рядом с ней, поставив гитару на пол, и оперся на гриф.
– Светка тут выдала как трахалась с призраком; теперь, вот, Женькина очередь… Никит, может, лучше ты споешь?
– Я – как общество.
– Общество «за»! – обрадовался Женя, и никто не стал возражать.
– Ну, пеняйте на себя. Голос у меня никакой…
– Давай. Чего ты цену набиваешь? – подстегнула Алина.
Никита усадил гитару на колени, провел по струнам, прислушиваясь к звучанию.
– …Ночью все мысли красивы и смелы,/ Ночью курки на дуэлях взводились, / И кто ты, забыв на мгновенье, поверишь/ В собственную непогрешимость./ Звезды с небес ты срываешь в букеты,/ Станешь прекрасен, и честен, и верен,/ На свитерах заблестят эполеты/ И шпага пути до сердца промерит…/ Но луч восходящий бежит по постели,/ И мысли другие ведет на постой – / Разом с плеч эполеты слетели,/ Как самый последний осенний листок;/ И женщина плачет от нашего скотства,/ От наших измен и бессовестной лжи./ Штормом разбитый любви твоей остов/ В песке неурядиц давно уж лежит…/ Но вечер подходит, и плечи ссутулив,/ Плетешься в свой угол, где кресла и бра,/ И вновь в полумраке шесть твоих стульев/ Станут врагами, как и вчера./ Ты с нимбом, во злате; герой и творец ты;/ Ты вновь побеждаешь, противник бежит…/ И ждет тебя в красной ливрее дворецкий,/ И жаркие ласки наложниц твоих!..
– Класс!!.. – воскликнул Женя, – это ты сам придумал?
– Нет, у «Мумий Тролля» слизал, – обиделся Никита, – сам-то ты, как думаешь?
– Никит, а ты не пробовал сделать альбом? – спросила прагматичная Марина, – сейчас ведь это не проблема.
– Не проблема. Только нужны бабки, которых нет. Да и тематика чуть не та – сейчас ведь что поют? «…Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…»
– Зря ты так думаешь, – Марина пожала плечами, – я «Шансон» слушаю, и мне нравится.
– Никит, – Алина положила руку ему на колено, – спой еще.
– Ты прикинь, – поддержала Марина, – нас ведь будут смотреть миллионы зрителей. Вдруг какой-нибудь крутой продюсер обратит внимание?..
– Точно! – Женя даже зааплодировал, – Мэри, ты – гений!
– Ну, давайте, – склонившись к гитаре, Никита откашлялся.
* * *
Едва коснувшись подушки, Лиза стала опускаться на дно темного бездонного колодца. Это не было падением, скорее, полет перышка, плавный и приятный. Время потеряло ценность, ибо темнота скрадывала его так же, как и пространство; потом возник свет. Он проявлялся постепенно, поэтому ничуть не пугал, доказывая только то, что бесконечности не существует. Лиза узнала собственную квартиру – оказывается, даже сны приводили ее не в сказку, а опять же на кухню. Слава богу, хоть утром она перемыла всю посуду.…Конечно, вон она, пирамидой возвышается на краю раковины… Лиза направилась в комнату, собираясь включить телевизор, и вдруг увидела… бабушку, которая сидела в кресле и смотрела на нее долгим взглядом. Лиза хорошо помнила этот взгляд – он встречал ее каждый раз, когда она возвращалась из школы, и, наверное, благодаря нему, бабушка почти всегда угадывала, какие оценки получила внучка еще до того, как та откроет рот.
– Бабушка?.. – Лиза в растерянности остановилась.
– Бабушка. А ты кого ожидала? Скажи лучше, тебя по физике сегодня спрашивали? – она с непривычной легкостью встала и подошла к шкафу, – и сразу признавайся, за конфетами, небось, лазила, пока меня не было?
– Бабушка, милая, мне уже не тринадцать лет. Я давно сама покупаю себе конфеты.
– Да?.. – бабушка удивленно обернулась и вздохнула, – как все меняется… Ну-ка повернись к свету (Лиза молча повиновалась) Красивая стала… Видишь, не зря я тебя ограничивала в сладком. Смотри, какая кожа – ни одного прыщика!.. Как бы я хотела погладить тебя… – но вместо этого она все-таки заглянула на шкаф.
– Бабушка, – Лиза усмехнулась, – я не держу там конфет. Если хочешь, я принесу. Будешь? Может, чаю поставить?
– Спасибо, деточка, я сыта, – она вернулась в кресло, – ну, расскажи, чем ты занимаешься?
– Я закончила институт. Теперь работаю.
– А на меня ты ни за что не обижаешься?
– Что ты?.. Ты у меня самая лучшая и самая правильная бабушка в мире!
– Спасибо. Знаешь, намного легче, когда тебя добром поминают. А муж у тебя есть?
– Вот, мужа нет, – Лиза вздохнула.
– Как же так? Такая умница и красавица…
– Сама не знаю… – собираясь с мыслями, Лиза достала сигареты, не спеша открыла пачку.
– Ты куришь?! – изумилась бабушка. Видимо, слов возмущения у нее не осталось, но все было написано в глазах.
– Сейчас почти все курят…
– Кошмар! – возмутилась бабушка, – ох, я раньше не знала!..
– А раньше я не курила, – перебила Лиза, – это когда Антон появился. Знаешь, когда он уходит, надо чем-то занять себя. Но ты не волнуйся, я совсем немного…
– Ну-ка расскажи мне о нем, – попросила бабушка.
– Я и не знаю, что рассказать, – с сожалением взглянув на пачку, Лиза положила ее на место, – когда я думаю, для чего мне это нужно, то не могу объяснить – сколько раз убеждала себя, что пора заканчивать, а он приходит и все начинается снова. Мысли всякие… типа, вдруг, правда, он любит меня?.. Знала б ты, как он говорит… когда захочет… и я верю. Или такая я дура, или это сильнее меня…
– Он женат и не хочет разводиться? – догадалась бабушка.
– Ну да, – Лиза кивнула, – это наваждение какое-то. Умом я понимаю, что никогда он не уйдет от нее, а мне-то уже двадцать семь, и надо что-то…
– Сколько?! Двадцать семь?! – бабушка изумилась даже сильнее, чем при виде сигарет, – как у вас время летит!..
– А у вас там нет времени? – спросила Лиза.
– А зачем оно нам? Мы и так счастливы.
– Тогда почему ты пришла? Ведь раньше ты не приходила.
– Я и не должна приходить, но кто тебя любит больше меня? Я чувствую, когда нужна помощь.
– Пожалуй, да, – Лиза снова полезла за сигаретами, – я закурю, ладно? Ты не сердись.
– Кури уж, – бабушка махнула рукой.
– Я не знаю, что мне делать дальше, – Лиза с удовольствием затянулась и выпустила дым за шкаф, – понимаю, что и так жить нельзя, и ужасно боюсь остаться без него. Наверное, мне надо хорошего пинка, чтоб я на что-то решилась – то ли прогнать его, то ли пойти к его жене, чтоб все расставить по местам, не знаю…
– Я помогу тебе, – бабушка кивнула, уяснив задачу.
– И чем же? – Лиза улыбнулась, вспомнив, как бабушка садилась рядом, когда она делала уроки, и с умным видом смотрела в тетрадку, будто что-то понимала в алгебре. Но ведь помогало!.. И решения приходили, вроде, сами собой…
– Все самцы метят территорию, – сказала бабушка, – собака задирает лапу, лось трется о дерево… и твой мужчина «пометил» тебя. Ты – его территория, и добровольно он с нее не уйдет. Но и пользоваться ею совсем не обязательно – надо ведь осваивать новые, биться с другими самцами… в этом смысл их жизни.
– Ты думаешь, кроме меня и жены, у него еще кто-то есть?
– А это не главное. Главное, у него нет цели жить с тобой – есть только желание сохранить на тебя право.
– Но что делать, если я радуюсь, когда он приходит даже такой, как есть? Я не могу от него отказаться! Понимаю, что дура, но ничего не могу поделать!..
– А я могу. Но при условии, что ты бросишь курить. Я ж забочусь о твоем здоровье…
– О, господи, бабушка!.. – Лиза рассмеялась, – ты все такая же! – она раздавила окурок в пепельнице, – торжественно обещаю – если все хоть как-то нормализуется, я брошу курить!
– Я верю тебе, – бабушка одобрительно кивнула, – ты всегда была честной девочкой. Будем считать, что сделка состоялась. У тебя есть его портрет?
– Конечно, есть.
– Сожги его в пламени свечи. Золу вотри себе в лоб и в грудь. Да, забыла – у тебя должна быть приготовлена банка с водой, только не с водопроводной, а с чистой. Три средних пальца окунешь в банку и произнесешь заклинание: «Чистая вода, потеки через печаль моего сердца, очисти мне мысли и кровь от мертвой любовной тоски, которая покоится в моем сердце, омой меня чистым потоком, смой его с моего лба и спаси сердце и мозг». Тремя пальцами начерти на лбу и груди косой крест и смой все. Только без мыла! Воду и золу выбрось, и ложись спать.
– И все? Так просто? – разочарованно спросила Лиза.
– А все делается просто. Главное, ведь не то, что ты делаешь, а кто за этим стоит. Ты поняла?
Сколько подобной белиберды Лиза уже читала во всяких журналах! …С другой стороны, журнал – это не бабушка, явившаяся неизвестно откуда…а, действительно, откуда она явилась? Как они там живут… если все это правда?.. Лиза подняла голову, но бабушка приложила палец к губам.
– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – произнесла она шепотом, – но я не имею права отвечать. К тому же, мне пора уходить. Будет очень плохо, если кто-нибудь узнает об этой дорожке, но я так хочу тебе помочь! Я еще приду, чтоб довести все до конца… – бабушка стала уменьшаться, словно сдувающийся шарик, втягивая в себя всю обстановку квартиры…
…Перышко, легко покачиваясь, продолжало свой путь по бездонному пространству. Наверное, это ветерок занес его в комнату, и так же вынес обратно. Больше никаких промежуточных «станций» не предвиделось – только конечная, когда Лиза открыла глаза и увидела мрачное небо за окном, шкаф, стол… Она вспомнила, где находится; вспомнила сон, причем, даже отчетливее, чем, то, что происходило наяву.
…И когда оно происходило? Давно ли я здесь?.. У меня же нет с собой его фотографии! С другой стороны, я могу сделать все потом, когда вернусь домой… А я ж забыла заклинание… Если бабушка приснится еще раз, надо будет записать его… – Лиза сладко потянулась, – хороший был сон… Надо посмотреть, где остальной народ… и, вообще, что сейчас – вечер или утро?.. Мне ж в понедельник на работу… Она подошла к окну. Дождь закончился, но, ни звезд, ни луны, ни солнца так и не появилось – только мокрый, нахохленный лес; внизу поляна с полегшей травой и тишина. Какая-то неживая тишина…
Поправив смявшуюся юбку, Лиза направилась к лестнице.
* * *
– Все, я уже охрип, – Никита отложил гитару и встал, – пойду, пивка принесу. Кому-нибудь чего-нибудь захватить?– Может, покрепче? – предложил Женя.
– Тебе – запросто. Девчонки, а вам?
– Я там ананасы видела. Чего они пропадать будут? – вспомнила Светка.
– И вина, – добавила Алина.
– А с тебя история, – Марина повернулась к Жене, – Никита, будем считать, песнями отстрелялся. Алине приготовиться.
– Настырная ты девка, как я погляжу, – Женя покачал головой, – ладно. Было мне тоже лет пятнадцать или чуть больше. Родители тогда каждое лето ездили в Ессентуки. У отца проблемы с желудком были, так он лечился, а мать бдила за ним – она, по жизни, боялась, что он найдет себе кого-нибудь, но суть не в этом, а в том, что меня они с собой не брали.
Правда, я особо и не рвался – что мне там делать? Моря нет, контингент язвенно-пенсионный. По крайней мере, они так рассказывали. Но дома оставлять одного тоже боялись, и вот каждое лето на три недели меня отправляли к деду в деревню.
Вернувшийся Никита выставил на стол «дары спонсоров».
– О чем речь? – спросил он.
– Женька свою страшную историю рассказывает.
– Пардон, – Никита открыл себе пива, – итак?..
– Итак, каждое лето я ездил к деду. Мне там даже нравилось, потому что у него была времянка. Есть я приходил в дом, телек глядеть тоже, а жил фактически в ней. Вставал, когда хотел, ложился тоже, приводил кого хотел – только кого там приводить? Я все мечтал, чтоб в городе у меня такая хата была – вот, где б я развернулся!.. А там приличные телки все наперечет – на них в очередь записываться надо, чтоб в клуб на дискотеку сходить. Короче, мрачно все это, и оставалась одна развлекуха – картишки. Соберемся у меня или у Толяна и режемся до одури.
– На что играли? – спросил Никита со знанием дела.
– На бабки, конечно, но, так, по чуть-чуть – чтоб на пузырь хватило, а больше нам в том розовом возрасте и не требовалось. Потом шли, либо на речку, либо по улицам шляться, благо у одного пацана отец «мусором» был, так никто нас не трогал…
Хату я никогда не запирал, потому что тырить там было нечего. И вот как-то ночью возвращаюсь от Толяна, а луна жуткая такая – красная, огромная. На другой стороне улицы собака гавкала-гавкала, да вдруг, как завоет! Некайфно как-то стало – хрень всякая в голову лезет. А мозги-то еще детские, – Женя засмеялся тому, что нашел достойное оправдание, – подхожу, значит, к своей хате, а дверь нараспашку. Но я ж помню, что прикрывал ее, иначе ночью комары задолбают. Подкрался и слышу – стул скрипит, а потом шаги. Мне показалось, что от этих шагов аж стены вздрагивают, честно. Не знаю, куда уж там сердце скатилось – по-моему, в ботинок. Короче, захлопнул я дверь, навалился на нее и не знаю, что дальше делать, ведь дверь-то для привидений не преграда…
– А привидения разве топают? – наивно перебила Алина.
– Да?.. Это ты сейчас умная, а мне не до таких нюансов было, – обиделся Женя, – кинулся я в сад, а там, вообще, абзац полный. От деревьев тени! Чуть ветерок дунет, за каждым кустом монстры всякие скачут!.. Я на улицу – а фонарь черти где висит, но смотрю, по другой стороне человек идет, и к соседям во двор сворачивает. Ну, думаю, Сашка от телки своей возвращается – он весной только из армии откинулся, голодный до этого дела. Я к нему; рассказываю, а он смотрит на меня, как на придурка – въехать не может, кто где ходит. Я чуть не в слезы… не, реально жутко было… Короче, в конце концов, пошли мы. Подходим, а в хате тишина. Я уж прикидываю, может, глюки? Во, прикол, думаю, на всю деревню!.. То боялся того, кто там есть, а теперь – что там нет никого…
– Метаморфоза, – задумчиво произнес Никита.
– …открывает Сашка дверь. Я включаю свет и вижу – на моей постели лежит пьяный в хлам мужик; хлипкий такой, пиджачок задрипанный… Ну, я его хватаю, и на пол, да со злости еще и пинчиной по ребрам засадил!.. Мужик взвыл, глаза растопырил; даже протрезвел, по-моему, а Сашка меня, как швыранет в угол! Это ж, говорит – Егор! (Он-то там всех знает). Пришлось потом этому Егору еще и пузырь ставить – хорошо хоть ребра не сломал… Такая, вот, история с привидениями.
Казалось бы, хороший конец должен настроить на веселый лад, но никто не засмеялся.
– Не, вы просили прикольное, я выдал! – возмутился Женя.
– Выдал и ладно, – Светка все-таки улыбнулась, – типа, клевая история… а дождь кончился…
– Блин, хотел, как лучше… – Женя наполнил рюмку.
– Сейчас посмотрим, что там с дождем, – допив пиво, Никита поднялся.
– Пойдем, покурим на воздухе, – Алина тоже встала, и хотя наступила очередь ее истории, никто не стал возражать.
– Натуральные дети, – вынес приговор Никита, когда они вышли в холл.
– И я тоже ребенок?
– Не знаю, – Никита взял ее руку, – но ты мне нравишься.
– А говорил, только в кухарки гожусь, – Алина засмеялась.
– Ну, ладно, – Никита виновато наморщил нос, – считай, первый комплимент вышел комом.
– Ты хороший, – сделала неожиданный вывод Алина.
– Чем же?
– Не знаю. Мне так кажется. С одной стороны, ты какой-то правильный и основательный; с другой, полный разгильдяй… только не обижайся.
– На правду не обижаются, – Никита открыл дверь, впуская в дом опьяняюще свежий воздух. В это время раздались шаги, и с лестницы спустилась Лиза, то ли задумчивая, то ли печальная.
– Уже утро? – она оглядела холл, в котором, из-за отсутствия окон, свет горел постоянно.
– Не знаю, – Алина пожала плечам, – мы еще не ложились.
– А ты чего такая убитая? – спросил Никита, – пива хочешь?
– Не хочу. Мне сон приснился.
– Страшный?
– Да нет, но с тех пор, как бабушка умерла, она мне ни разу не снилась, а тут, прям, разговаривала со мной, да так все складно… совсем как в жизни. Я в детстве у нее подолгу жила. Отец по командировкам ездил, а мать часто в ночь работала. В выходные меня, конечно, забирали…
– Суровая была бабка?
– Нормальная, хоть и воспитывала. А вы куда?
– Воздух никотином отравить.
– Можно с вами?
Все трое вышли на крыльцо. Ветра не было, и лес казался мертвым – лишь редкие капли срывались с листьев, гулко падая в лужи; и сумерки, от которых все уже начали уставать.
– Я, наверное, уйду с проекта, – сказала Лиза, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Тебе тут не нравится? – Алина прислонилась к Никите, усевшемуся на перила, – можно?
– Конечно, – он обнял ее, – а чего ты надумала уходить – все ж только начинается.
– Мне в понедельник на работу.
– Где ты и где понедельник? – Никита засмеялся, – поверь, здесь он не наступит никогда.
– А разве так бывает?
– Эх, девчонки!.. Зачем вы заставляете меня вспоминать то, чему я посвятил полжизни?..
– Ты занимался чем-то ужасным?
– Да нет, ничего ужасного. Просто из того, что я знаю, следует, что мы представления не имеем о собственном мире. А жить с ощущением этого, прямо скажем, не очень уютно.
– Чем же ты занимался? – спросила Алина.
– Наукой. Тем, что мы, например, привыкли считать будто точка пространства и момент времени – это две объективные реальности, существующие независимо от нас и друг от друга. Нам при таком варианте хорошо и удобно, типа, посмотрел на часы – восемь, к примеру, и все ясно…
– От этого тебе неуютно?
– …а еще Эйнштейн говорил – истинным элементом причинно-следственной локализации является событие. То есть время не абсолютно, и понятие «одновременность» имеет смысл только в одной определенной системе координат.
– Ты чего-нибудь поняла? – Алина вопросительно посмотрела на Лизу.
– Никит, – Лиза улыбнулась, – мы две глупые овцы, поэтому говори по нормальному.
– По нормальному? По нормальному то, что мы называем «реальным временем» – понятие условное и придумано людьми, исходя, так сказать, из социальной потребности. В природе нет такого времени. Это понятно?
– А что же есть?
– Есть энергетическая категория – «время», которая, кроме такого пассивного свойства, как длительность, имеет еще и активные: направленность хода и плотность. А отсюда вытекает, что время, как физическая величина, может воздействовать на состояние вещества. Если б время не являлось энергией, то наша Вселенная давно бы погибла… Ой, девчонки, давайте не будем, иначе сейчас мне придется объяснять вам строение Вселенной, и что энтропия в ней, являющаяся, как известно, результатом действия второго начала термодинамики, непрерывно возрастает. В конце концов, мы придем к тому, что, поскольку Вселенная еще существует, небесные тела являются своеобразными энергетическими установками, перерабатывающими время, которое и служит сырьем для жизни вообще…
– Ты серьезно? – Алина отстранилась, чтоб убедиться, что Никита не смеется над ними.
– Абсолютно. Один наш выдающийся астрофизик по фамилии Козырев доказал это еще в середине двадцатого века.
– А почему об этом нигде не пишут? – удивилась Лиза.
– Зачем? Кому надо, тот знает, а если писать, то у народа крыша поедет, да придется немедленно менять программы всех вузов и школ, а результат?.. Да нулевой! Мы пока не достигли того уровня цивилизации, при котором с подобными проблемами приходится сталкиваться вплотную. Они так, возникают мелкими фрагментами, типа всяких привидений, и пока их вполне можно рассматривать как аномальные явления… Сложно с вами, девчонки. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Или пойдемте, я вам песенку спою.
Не видя смысла продолжать беседу, суть которой уяснить невозможно, Лиза открыла дверь.
– Кто это?… – она испуганно шагнула назад.
Отстранив Алину, Никита соскочил с перил и тоже увидел парня, стоящего посреди холла и удивленно озирающегося вокруг. Алина прикрыла рот ладошкой, чтоб не вскрикнуть, и прижалась к Никите – парень же, тем временем, направился к лестнице и через минуту от него остался лишь звук шагов.
– Это призрак, да? – прошептала Алина.
– Черт его знает, – Никита пожал плечами.
– А кто ж тогда? Продюсер ведь говорил, что, кроме нас, здесь никого не будет.
– Сейчас разберемся.
Шаги наверху стихли. Никита лишь заглянул на лестницу, но прошел мимо – туда, откуда доносился Светкин смех.
– …а вот еще анекдот, – продолжал Женя, – что же все-таки у него в руке?.. – подумала зебра, увидев на дороге гаишника…
– Вы тут никого не видели? – перебил Никита, останавливаясь на пороге.
– Нет, а что? Очередное привидение?
– Не знаю. Хочешь – идем, глянем. Девчонки здесь посидят.
– Оставайся с ними, – предложил Женя, желая реабилитироваться за рассказанную ранее не слишком героическую историю, – я сам схожу.
– Баба с возу… – Никита достал сигарету, – а вы тут, значит, анекдотами балуетесь?..