Вход в музей находится с северной стороны, лестница ведет на второй этаж сразу же направо – и тут самое впечатляющее зрелище: огромная палата, площадью 280 кв. м, без центрального поддерживающего столпа. Крестовая парадная палата была предназначена для торжественных случаев – тут собирались церковные соборы, нарекали епископов, принимали важных гостей. Путешественник, побывавший в Москве во второй половине XVII в., поделился своими впечатлениями о палате, которая «поражает своей необыкновенной величиной, длиной и шириной; особенно удивителен обширный свод без подпор посредине. По окружности палаты сделаны ступеньки, и пол в ней наподобие бассейна, которому не хватает только воды. Она выстлана чудесными разноцветными изразцами. Огромные окна ее выходят на собор; в них вставлены оконницы из чудесной слюды, украшенной разными цветами, как будто настоящими».
   В Крестовой палате обращают на себя внимание огромная печь под резной деревянной сенью и рядом серебряный чан. Они предназначались для варки мира, смеси ароматических веществ и оливкового масла, применяемой при религиозных ритуалах в православной и католической церквях. Миро в этой палате стали варить с XVIII в., и тогда она получила название Мироваренной.
   Приготовлялось миро только раз в несколько лет в продолжение первых трех дней Страстной (предпасхальной) недели в этой палате, а также в Киево-Печерской лавре. После молебна в котлы наливали масло и вино, настоянное на ароматических веществах, и варили при чтении Евангелия. На следующий день утром из Патриарших палат в Успенский собор во главе с московским митрополитом начинался крестный ход, выносили из палат 32 серебряных сосуда со свежим миром и древний сосуд-алавастр со старым освященным миром. В Успенском соборе только что приготовленное миро ставили в алтаре, а старое подливали в каждый сосуд с новым, и он освящался. После службы сосуды переносили в собор Двенадцати Апостолов, и оттуда миро рассылали не только по всей России, но и в Черногорию, Сербию и Болгарию.
   Из Крестовой палаты можно пройти через трапезную, где выставлены образцы шитья, в церковь Двенадцати Апостолов, где стоит великолепный резной иконостас, перенесенный сюда из разрушенного Вознесенского монастыря. Слева от царских врат икона Федоровской Богоматери, названная по церкви Федора Стратилата в Костроме, где находился ее древний список, исполненный якобы евангелистом Лукой, и особенно почитаемая романовским царским семейством – ею мать Михаила Романова благословила сына на царство, а рядом – София Премудрость Божия; справа – Христос Вседержитель и далее храмовая икона, но не этого собора, а Вознесенского. Напротив иконостаса небольшое окно в стене, через которое Никон мог видеть службу.
   В двух небольших комнатах слева от церковной трапезной воссоздана обстановка XVII в.

Колокольня Ивана Великого, Звонница и Филаретова пристройка

   В центре Кремля находится сооружение, состоящее из трех зданий: высокий столп-колокольня, пониже – Звонница с широкими проемами для колоколов и самое низкое – Филаретова пристройка с пирамидальным шатром.
   Колокольня Ивана Великого. Самое заметное строение в Кремле, его высотная доминанта (высота – 81 м) – это колокольня, носящая название Ивана Великого. Потребность в отдельной колокольне вызывалась тем, что ни в одном из кремлевских соборов не было своих отдельных колоколен. Вторая часть названия обязана, конечно, высоте, а вот первая – церкви Ивана Лествичника в первом ярусе столпа, освященной в честь преподобного Иоанна, автора популярного сочинения VI в. «Лествица (то есть лестница. – Авт.) райская», трактующего о духовном очищении как о трудном восхождении по лестнице, с последней ступени которой можно попасть в рай.
 
 
   Слева направо: колокольня Ивана Великого, Звонница, Филаретова пристройка
 
   Первая церковь была построена еще при Иване Калите в 1329 г. – закладка ее происходила 21 мая, и в тот же год, 1 сентября, ее закончили, что говорит о небольших размерах строения. Недавно доказали, что найденные еще в 1913 г. фундаменты почти в центре Соборной площади принадлежат первоначальной церкви Ивана Лествичника, построенной Иваном Калитой. При кардинальной перестройке Кремля, начатой Иваном III и продолженной его сыном, великим князем Василием III, эту церковь разобрали и построили вновь в Ивановском столпе, огромной колокольне (причем летописи противоречат друг другу: одна говорит о постройке ее на старом месте, а другие – на новом).
   Ивановский столп строил итальянский архитектор, фрязин Бон. О начале строительства есть летописное известие от 1505 г.: «…тогда же и другую церковь разобраша Иоанн святый Лествичник, иже под колоколы, созданную от великаго же князя Ивана Даниловича в лето 6836».
   В 1508 г. Бон закончил огромное, высотой 60 м, сооружение из трех восьмигранных ярусов с церковью, находившейся в самом низу в окружении мощных, толщиной 5 м, стен основания башни. Во втором ярусе, также представляющем собой почти сплошной массив, в XVIII в., по свидетельству архитектора князя Д.В. Ухтомского, стояли чаны с водой, питающей фонтаны, устраиваемые в Кремле по торжественным дням. Переход от восьмигранного яруса с проемами к круглому барабану декорирован поясом красивых и необычных кокошников, а сам барабан украшен рядом ложных окон-ниш черного цвета. Выше их, под куполом, идет трехстрочная надпись из больших позолоченных букв, а завершается столп луковичной главой с крестом, на средней перекладине которого надпись – «Царь славы».
   Постройка зодчего Бона была ниже современной и несколько кургузой. Красивое завершение с кокошниками, надписью и главой, столь удачно закончившей постройку итальянского архитектора и придавшей ей необходимую стройность и в то же время монументальность, осуществлено при Борисе Годунове в 1599–1600 гг.
   То, что «царь Борис во граде Москве на площади церковь Иоанна Списателя Лествицы под колоколами повеле надделати верх выше первого и позлати», было лишь частью его широко задуманной строительной программы, в которую входило возведение огромного храма Всех Святых в Кремле. По свидетельству голландца Элиаса Геркмана, по вступлении на престол Борис Годунов искал «искусных мастеров, как то: скульпторов, золотых дел мастеров, плотников, каменотесов и всякого рода строителей. Никто не знал, зачем это он делает. Затем он начал советоваться о том, что ему предпринять для увековечения своего имени. Наконец, он решился построить церковь, которая своим видом и устройством походила бы на храм Соломона. Этим он думал получить великую милость от Бога и оказать необыкновенную услугу людям. Мастера тотчас же принялись за работу, стали делать небольшие модели, причем обращались к книгам Св. Писания, к сочинениям Иосифа Флавия и других писателей. Сделав модель, [мастера] показали ее Борису, и она ему очень понравилась».
   Надпись под главой колокольни гордо повествует о Годуновых как создателях самого высокого здания в Москве: «Изволением святыя троицы повелением великого государя царя и великаго князя бориса федоровича всея русии самодержца и сына его благовернаго великаго государя царевича и великаго князя федора борисовича всея русии храм совершен и позлащен во второе лето государьства их. 108» (последние цифры означают год от «сотворения мира» – 7108-й (цифра 7 отброшена), что соответствует либо 1599 г., если точная дата приходится на период с 1 сентября по 31 декабря, либо 1600 г., с 1 января по 31 августа). После смерти Бориса Годунова и умерщвления наемниками Лжедмитрия его сына Федора надпись замазали штукатуркой, но она сохранилась, и ее открыли по повелению Петра Великого.
   Часто пишут, что перед надстройкой колокольни на Руси свирепствовал голод и в Москву потянулось много народу, надеявшегося найти тут работу и пропитание, и поэтому, мол, Годунов затеял строительство в Кремле. Однако голод постиг Россию позднее – из-за беспрерывных дождей, холодного лета и ранних морозов 1601 г. в следующем году нечем было засевать поля, и только в 1603 г. разразился страшный голод.
 
 
   Купол колокольни Ивана Великого
 
   Большому испытанию подверглась колокольня Ивана Великого в октябре 1812 г., когда в Кремле обосновался Наполеон. За год до этого на колокольне поставили новый крест из железа, обложенный медными листами и хорошо вызолоченный. По приказу Наполеона, принявшего его за настоящий золотой и пожелавшего поставить над куполом Дома инвалидов в Париже, крест с неимоверными трудностями стали снимать с главы. Стаи воронов закружились над крестом, и Наполеон промолвил: «Кажется, эти зловещие птицы хотят защищать его» – известно было, что Наполеон был склонен к предзнаменованиям. Крест сорвался с блоков, упал на землю с таким шумом, что было слышно в Замоскворечье, и сломался. Рассказывали, что снять крест вызвался какой-то крестьянин, поплатившийся за это жизнью: Наполеон приказал расстрелять его.
   Уходя из Москвы, наполеоновский арьергард заложил пороховой заряд под колокольню, но она устояла, только трещина прошла под третьим ярусом колокольни.
 
 
   Крест на вершине колокольни Ивана Великого
 
   В досоветской Москве вид с колокольни Ивана Великого, куда ведут 429 ступеней, был одним из самых впечатляющих и обязательно рекомендовался всеми путеводителями: «Путешественники считают своей обязанностью полюбоваться Москвой»; «Подъем по высоким лестницам несколько утомителен, но вполне вознаграждается широким видом, открывающимся с верхней площадки, окруженной парапетом. Отсюда с птичьего полета видна вся Москва, окружающие ее слободы, ближайшие окрестности, уходящие в туманную даль горизонта. Вход на колокольню со стороны Царь-колокола, у входа всегда находятся звонари, которые за условленную плату могут служить в качестве проводников».
   В детстве Александр Пушкин взбирался на колокольню вместе со своим дядькой Иваном Козловым, а писатель И.А. Белоусов вспоминал, что в детстве он со сверстниками «лазили на колокольню Ивана Великого (за это звонари брали по пятачку с человека)».
   Звонница. В 1531–1532 гг. итальянский зодчий, автор таких значительных сооружений, как крепостные стены Китай-города, церковь Вознесения в Коломенском, Петрок Малый, заложил у колокольни Ивана Великого церковь Воскресения со сложным фигурным завершением, которая показана на планах-рисунках Москвы (любопытно, что такое же завершение в виде крупных волют на церкви, показанной на плане Кремля «Кремленаград» XVI в., можно увидеть теперь на белокаменном изображении литовского герба справа от Боровицких ворот). Церковь была окончена уже в ноябре 1543 г., а в 1554–1555 гг. сюда перенесли церковь Рождества Христова со двора боярина Ивана Федоровича Мстиславского и «собор уставили». Так как вскоре после постройки колокольня Ивана Великого уже не могла вместить всех колоколов – их становилось больше и больше и нагрузка на колокольню все увеличивалась, то во второй половине XVII в. эта церковь была превращена в четырехъярусную звонницу.
   В 1812 г. в результате подрыва порохового заряда, заложенного французскими саперами, звонница разрушилась, и ее остатками завалило площадь перед Чудовым монастырем и Успенским собором. Ее восстановили почти в прежних формах с небольшими изменениями. Позднее там устроили Никологостунскую церковь, утварь в которую перенесли из сломанной древней церкви, стоявшей неподалеку.
   В проемах звонницы помещены несколько колоколов: в центральном висит самый большой – Успенский, весом в 4 тысячи пудов, то есть 64 т (пуд = 16 кг), перелитый в 1817–1819 гг. из старого, поврежденного при взрыве наполеоновскими саперами.
   Значительно меньший колокол называется Реут (то есть ревун, с низким звуком). Вес его – 2 тысячи пудов (около 32 т), он был отлит знаменитым литейным мастером Андреем Чоховым в 1622 г. С ним связана трагическая история, произошедшая в дни коронации Александра II: при торжественном звоне колокол неожиданно сорвался с перекладин, проломил своды и убил несколько человек, что было сочтено плохим предзнаменованием: как известно, императора Александра II убил террорист. Следующий колокол – Воскресенский – весит 1017 пудов, он перелит при Екатерине II, а Семисотный, весом 798 пудов, отлит колокольным мастером Иваном Моториным в 1704 г.
 
 
   Колокол звонницы Ивана Великого
 
   В помещениях звонницы регулярно устраиваются выставки из фондов музеев Московского Кремля, а также российских и зарубежных музеев.
   Филаретова пристройка. Это самая северная часть комплекса. Она выстроена с применением готических деталей английским зодчим Джоном Талером в 1624 г. Как и годуновскую надстройку Ивановской колокольни, это здание окружала под карнизом позолоченная надпись: «Божиею милостью повелением благочестиваго и христолюбиваго богом венчанного великого государя царя и великаго князя михаила феодоровича всея руссии самодержца по благословению и по совету по плотскому рождению отца его государева а по духовному чину отца и богомольца великого господина святейшаго патриарха филарета никитича московского всея россии…» Во второй половине XVIII в. от нее осталось только начало.
   Ирония судьбы: надпись, прославлявшую Романовых, уничтожили при ремонте пристройки в 1809 г., а вот надпись во славу их злейшего врага, Годунова, до сих пор сияет на высокой колокольне…
   Как и звонницу, Филаретову пристройку взорвали французы в октябре 1812 г., да так, что от нее ничего не осталось. Пристройку восстановили с сохранением «по возможности старой архитектуры». Возможно, что островерхие завершения у шатра с крестом появились именно тогда.

Царь-колокол и Царь-пушка

   «Царем» в русском обиходе называют не только монарха, главу государства, но и все, что выдается из обыкновенного ряда: царь-птица – орел, царь зверей – лев, царь-девица – зачинщица всех шалостей девичьих, та уж никому спуску не даст. Вот такие два необыкновенных «царя» стоят возле Ивановской колокольни – Царь-колокол и Царь-пушка.
   Так назвали самый большой колокол и самую большую пушку, отлитые на Руси. Оба этих чуда приобрели сравнительно недавно уничижительное значение, как синоним чего-то бесполезного, ненужного, прикрывающегося своим именем: большая пушка, которая не стреляет, большой колокол, который не звонит.
   Но, однако, это несправедливо – с колоколом приключилось несчастье, а что пушка не стреляла, так и к лучшему… Это прекрасные музейные образцы литейного искусства, выставленные на всеобщее обозрение в Кремле.
   Царь-колокол. Считается самым большим в мире, вес его – 12 500 пудов (почему-то колокола, как и урожай, у нас меряют в пудах – так кажется больше?), что составляет 200 т, высота его – 6 м 14 см, а диаметр – 6 м 60 см. Родословную свою Царь-колокол ведет от Большого Успенского, весом значительно менее, всего 8 тысяч пудов. Во время пожара 19 июня 1701 г., когда «разошелся огонь по всему Кремлю», колокол был поврежден и по приказу Конторы артиллерии и фортификации разбит на множество кусков. Их собрали, решили добавить еще металла и отлить самый большой колокол – весом 10 тысяч пудов. В указе императрицы Анны Иоанновны говорилось: «Мы, ревнуя изволению предков наших, указали тот колокол перелить вновь с пополнением, чтобы в нем в отделке было весу 10 тысяч пудов». Работу в 1730 г. поручили известному отливкой Воскресенского и Великопостного колоколов мастеру Ивану Моторину, из династии литейщиков, о которой его сын писал, что «дед и отец мой Иван Моторин исстари были в Москве колоколныя мастера и имели собственную свою колоколную фабрику». Иван Моторин с помощниками изготовил модель, приготовил на Ивановской площади огромную литейную яму – 10 м глубиной, укрепил ее кирпичом и стал готовить форму для литья. Эти работы заняли более полутора лет – с января 1733 по ноябрь 1734 г. В зимний день 26 ноября 1734 г. началась плавка в четырех литейных печах, но вскоре три печи вышли из строя, а потом пожар попортил конструкции. Иван Моторин «от великой печали» умер, но дело продолжил его сын Михаил, и ровно через год в ночь на 25 ноября 1735 г. началась заливка расплавленного металла в форму. После нескольких лет подготовки это заняло всего 36 минут и окончилось благополучно. Моторин получил тысячу рублей и чин цейхмейстера литейных дел.
 
 
   Царь-колокол
 
   После успешной отливки началась кропотливая отделка, в которой ведущую роль играл «скулторного дела мастер» Федор Медведев, петровский пенсионер, посланный на выучку в Италию. Главным украшением колокола были портреты царя Алексея Михайловича, при котором отлили Большой Успенский колокол, и императрицы Анны Иоанновны, подписавшей указ об отливке его.
   Однако обработку колокола завершить не пришлось: 29 мая 1737 г. разразился такой пожар, который Москва еще не испытывала…
   На колокол, лежавший в яме, упала горящая кровля, ее принялись поливать водой, раскаленный колокол треснул, и от него отвалился кусок весом 780 пудов (11,5 т). Впоследствии туда спустили лестницу, расчистили проход, обнесли перилами и организовали осмотр колокола, а по Москве ходила любопытная легенда о происхождении отвалившегося куска: царь Петр, возвратившись с победой после Полтавской битвы, приказал звонить во все колокола, но, сколько ни старались звонари, да с ними еще целая рота дюжих гвардейцев, один только Царь-колокол отказался звонить, даже язык оторвали. «Упрямее царя нашелся», – шептались в народе. Тогда разгневанный Петр ударил колокол своей знаменитой дубинкой: «…вот тебе за то, что не хочешь о моей победе звонить!» – да и отколол от него кусок, а Царьколокол загудел и ушел глубоко в землю…
   Много раз пытались вытащить гиганта из ямы, но вот только талантливый инженер, автор Исаакиевского собора в Петербурге, Огюст Монферран придумал, как это сделать. В 1836 г. над ямой поставили сложные леса, блоки, вороты, натянули канаты и колокол стал медленно выходить из многолетнего заключения, но… вдруг послышался треск, несколько канатов лопнули, колокол накренился и застыл над ямой. Надо было быстро сделать подставку под ним, но как? Двухсоттонный колокол мог в любую минуту рухнуть. И тут нашелся храбрец, который спустился в яму, установил подставку из бревен, на которую и опустили колокол. Тогда заказали новые прочные канаты, увеличили количество воротов и 26 июля 1836 г. в присутствии сотен наблюдателей, пришедших на Ивановскую площадь, несмотря на раннее время (начали подъем в 5 часов утра), колокол стали поднимать. Через 42 минуты и 33 секунды подъем закончился, яму покрыли помостом с катками, по которым и передвинули колокол на заранее подготовленный постамент, где он и стоит до сих пор.
   Несколько раз хотели припаять отколовшийся кусок, но было ясно, что это только испортит его звук. Последний раз такое предложение сделал известный русский ученый Н.Н. Бернадос, создатель электродуговой сварки.
   Колокол украшен сложным рельефом и богатым орнаментом. Наверху в клеймах – изображения Христа, Богоматери и Иоанна Предтечи (ангел отца императрицы Анны), апостола Петра (ангел дяди, императора Петра Великого) и Анны Пророчицы (ангел императрицы Анны Иоанновны). Ниже портреты царя Алексея Михайловича и Анны Иоанновны, а между ними в больших фигурных картушах с барочными завитками и цветками две трудночитаемые надписи. Первая (над отвалившимся куском): «Блаженныя и вечно достойныя памяти великого государя и великого князя Алексия Михайловича всея великия и малыя и белыя России самодержца повелением к первособорной церкви Пресвятыя Богородицы честнаго и славнаго Ея Успения, слит был сей колокол, осмь тысящ пуд меди в себе содержащий, в лето от создания мира 7162, от Рождества же по плоти Бога Слова 1654 года; а из месте сего благовестить начал в лето мироздания 7176, Христова же Рождества 1668 и благовестил до лета мироздания 7208 Рождества же Господня 1701 года в которое месяца июня 19 дня от великаго в Кремле бывшаго пожара поврежден; до 7239 лета от начала мира от Христова в мир Рождества 1731 пребыл безгласен».
   Вторая (на противоположной стороне): «Благочестивейшая и самодержавнейшая великия государыни императрицы Анны Иоанновны, самодержицы всея России и повелением во Славу Бога в Троице славимаго и в честь Пресвятыя Богоматери к первособорной церкви славнаго Ея Успения лит сей колокол из меди осми тысящ пуд колокола, пожаром поврежденнаго, с прибавлением материи двух тысящ пуд от создания мира 7241 от Рождества же по плоти Бога Слова 1733, а благополучнаго Ея Величества царствования в четвертое лето».
   И наконец, еще одна, более разборчивая – помещенная на той стороне, которая обращена к колокольне Ивана Великого: «Лил сей колокол Росиской мастер Иван Федоров сын Моторин с сыном своим Михаилом Моториным».
   Царь-пушка. Рядом с Царь-колоколом – еще один Царь, на этот раз пушка, и действительно грандиозная: ее вес – 39 312 кг, огромный калибр – 890 мм, длина – 5 м 34 см. Она искусно отлита из бронзы, художественно отделана, украшена богатыми орнаментальными композициями.
 
 
   Царь-пушка
 
   На теле ствола находятся восемь скоб, к которым крепились канаты для перемещения пушки. У передней правой скобы, рядом с изображением царя Федора Ивановича, сидящего на коне со скипетром в руке, видна такая надпись: «Божиею милостию царь и великий князь Федор Иванович государь и самодержавец всея великия Росия», а на верхней части ствола еще две надписи. Справа – «повелением благоверного и христолюбивого царя и великого князя Федора Ивановича государя самодержца всея великия Россия при его благочестивой и христолюбивой царице великой княгине Ирине», а слева – «слита бысть сия пушка в преименитом царствующем граде Москве лета 7094, в третье лето государства его. Делал пушку пушечный литец Ондрей Чохов».
   Итак, создателем ее был один из самых известных пушечных и колокольных мастеров – Андрей Чохов, сотворивший это чудо литейного искусства в 1586 г. Кроме Царь-пушки в Москве и Петербурге есть еще несколько его пищалей и мортир, а также колокол Реут весом 2 тысяч пудов.
   Предполагалось, что Царь-пушка будет использоваться на поле боя установленной наклонно в нарочно выкопанном для нее окопе, и поэтому лафета не делали. Нынешний лафет по рисунку художника А.П. Брюллова был изготовлен в 1835 г. на петербургском заводе Берда, в чем каждый может убедиться, взглянув на торец оси лафета, где есть надпись «Бердъ 1835». Рядом с пушкой лежат чугунные ядра (каждое весом 1000 кг), но она должна была стрелять не ими, а картечью (дробом) и называлась Дробовик российский. Эти ядра чисто декоративные, изготовлены в 1835 г. также на заводе Берда.
   Возможно, что Царь-пушка первоначально стояла на Красной площади. В XVIII в. ее перевезли в Кремль и поставили во двор Арсенала, в 1843 г. поместили у старого здания Оружейной палаты, так как «постановление старинных орудий у палаты будет прилично и соответственно уже потому, что само здание ее назначено для хранения достопамятностей». Здесь Царь-пушка находилась почти 120 лет, до 1960 г., когда здание разрушили для постройки Дворца съездов. Пришлось Царь-пушке еще раз переезжать – теперь к Ивановской колокольне.

Большой Кремлевский дворец

   Высокое место над Боровицким кремлевским холмом издавна занимал княжеский дворец. Известий и документов о ранней истории его не сохранилось, но, как писал в начале позапрошлого века автор «Обозрения Москвы» А.Ф. Малиновский, «со времен Иоанна Данииловича Калиты дворец великокняжеский занимал самое красивое среди Кремля местоположение, господствующее над всей видимой окрестностью…».
   Древнейшее место княжеского двора – поблизости от Боровицких ворот, на кромке кремлевского холма, круто обрывающегося вниз к подолу, к берегу Москвы-реки. Рядом, тоже у Боровицких ворот, стояла самая первая кремлевская церковь Иоанна Предтечи, у которой находился двор митрополита Петра (до того, как он выстроил себе другой, у Успенского собора).
   Известно, что в первой половине XV в. на краю холма стояли хоромы великой княгини Софьи Витовтовны, вдовы Василия I Ивановича, впоследствии же княжеский двор значительно расширился к востоку, к Благовещенскому собору, заняв место нынешнего Большого Кремлевского дворца.
 
 
   Строения царского Кремлевского дворца. Реконструкция архитектора А.А. Потапова
 
   Княжеские хоромы неоднократно горели, перестраивались, достраивались, здания соединялись многочисленными переходами и лестницами, представляя собой живописное зрелище, становясь все великолепнее и богаче. В 1404 г. великий князь Василий II предпринял и вовсе не обычное дело – поставил у себя часы: «замысли часник». Летописец подробно повествует о них и не сдерживает своего удивления и восхищения: «Сей же часник наречется часомерье; на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и расчитая часы нощные и дневные; не бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно некако створено есть человеческою хитростью, преизмечтано и преухищрено». Часы обошлись в огромную сумму – полтораста рублей, а делал их мастер из Афона серб Лазарь.