Так-с! Монетку взяла, а узорный флакон для благовоний или, как их почтительно именуют в каталогах – арибаллический лекиф, который прямо смотрел на нее из ниши, оставила. Что сие может значить?
   Глеб, в нарушение всех правил, выковырял из ниши лекиф, завернул в платок и сунул в карман. Сед говорил, что Лара остановилась в станице Виноградной, что было в трех километрах отсюда. Седа он встретил с четверть часа назад. Еще столько же тот бежал ему навстречу. Наверняка он успеет перехватить девчонку на дороге. Глеб прыгнул в седло и рванул с места, выжимая из старого «Урала» все, на что тот был способен. Вылетев на хорошо утрамбованный проселок, Глеб включил четвертую передачу и стрекот сменился на глубокое бульканье. Так и вышло: быстро шагающую Лару он нагнал у самой околицы Виноградной. Услышав мотоцикл, девушка обернулась, затем остановилась, уперев руки в бока. Бежать ей было некуда.
   Никаких сомнений: фотокамера Глеба просто болталась у нее на шее. Он тормознул с разворотом, встав в полуметре от девушки. Та чихнула, помахав ладонью, разгоняя облако выхлопных газов. Ярко блестели, ловя свет непогашенной фары, ее синие глаза.
   – Отдай! – коротко приказал Глеб.
   Лара молча сняла камеру и сунула ему в руки. Глеб устроил камеру в седельную сумку и застегнул ремешок.
   – А теперь еще кое-что, – протянул Глеб руку ладонью вверх.
   Лара вдруг повернулась и быстро пошла по дороге. Глеб соскочил с мотоцикла и нагнал ее. Схватил за локоть.
   – Не валяй дурочку. Отдай, что взяла.
   Ответ был самым неожиданным: Лара ударила Глеба ладонью в лоб, да так крепко, что он едва удержался на ногах.
   Глеб никогда в жизни не бил женщину и сейчас не собирался дебютировать. Он схватил Лару за локоть и заломил руку ей за спину. Шепнул прямо в ухо:
   – А ну, быстро! Верни монету, и я отпущу тебя.
   Не тут-то было. Глеб почувствовал острую боль в колене: мерзкая девчонка ударила его ногой. Глеб уже изрядно забыл приемы уличных драк, а инстинкт не сработал. Он выпустил руку девушки и схватился за колено, рвущееся нестерпимой болью.
   Этого делать не следовало. Лара быстро повернулась на месте и лягнула его, угодив подошвой в висок. Этот мощный, грамотный удар сшиб массивного мужчину с ног.
   – Ах, ты, с… Змея! – воскликнул Глеб, успев вскочить на ноги, пока девушка, и вправду гибкая, стремительная, словно гадюка, не добила его до потери сознания.
   Вторая молния ее удара пала на землю, в то место, где долю секунды назад была его голова. Да она не женщина! – мелькнула в этой уцелевшей голове спасительная мысль.
   Глеб ударил ее в челюсть, как на боксерском ринге. Не женщина. Лара была в нокдауне. Ее глаза закатились, мышцы лица поехали, и красавица превратилась в настоящее чудовище. Глеб принял боксерскую стойку, чуть припрыгивая на месте. Со стороны это, наверное, выглядело довольно смешно.
   Похоже, Лара поняла, что ей не одолеть этого крупного мужчину, несмотря на явную свою подготовку по части рукопашного боя. Она нащупала на груди кармашек, широко размахнулась и бросила что-то в степь.
   – На, держи, шмок чиканутый! – крикнула черная археологиня, топнула ногой, повернулась и быстро пошла в сторону станицы.
   Глеб не совсем понял, что означают эти жаргонные словечки, но ясно, что это не было комплиментом. Он больше не преследовал прыткую гадину. Успел заметить золотой промельк в свете мотоциклетной фары и быстро сообразил, что вряд ли она бросила что-либо другое, фальшивое.
   Тоже мне, сама Лара Крофт в наших скудных краях объявилась! Найти маленький желтый кругляш в полной темноте – достаточно долгий процесс. Глеб таскал мотоцикл и устраивал его так и сяк, освещая рефлектором жухлую траву. Раз оглянулся и увидел на гребне холма, за которым скрывалась Виноградная, едва различимую в отблеске заката, микроскопическую фигурку Лары. Ему показалось, хотя и трудно разобрать с такого расстояния, что девушка, прежде чем спуститься в станицу, остановилась на самом горбе проселка и посмотрела сверху, как он шарит световым пятном по земле. Он вспомнил ее глаза. Что-то в них было особенное, и никак не вязался этот синий взгляд со всем, что она делала и говорила. Он вдруг переставил себе, что это и есть очередная игра про Лару Крофт, расхитительницу гробниц, и вот, надо лишь дернуть мышью, чтобы эта фигурка побежала туда, куда ему нужно…
   Монета нашлась. Все потери были возращены. Но что-то все равно не давало Глебу покоя.
* * *
   Когда он доехал до раскопа, двое крепких парней были уже на месте – ребята, которые должны были выйти на склеп завтра утром. Они спокойно работали при свете софитов от генератора. Оказалось, что такое мудрое решение принял Сед: чем назначать каких-то сторожей, которые сидели бы тут с банкой домашнего вина, лучше в пожарном порядке организовать ночную смену.
   Глеб вернулся в лагерь, прошелся среди палаток, постоял у костра на майдане – вытоптанной площадке, по краям которой палаточная улица расширялась, именно для того, чтобы и образовать майдан. Вокруг костра сидели, как всегда, попивая вино, бесконечно кадрясь и передавая из рук в руки гитару. Молдаванка с глубокими черными глазами – Глеб забыл ее мудреное имя – хитро смотрела на него исподлобья. Вчера он присел с нею рядом, она заигрывала, перекидывая пучок волос с плеча на плечо. Наверное, думает, что он и сегодня продолжит то же самое. Нет. Проверив лагерь, он побрел домой. Перед глазами стоял облик этой несносной Лары. Красавица молдаванка казалась ему уже серенькой, неинтересной.
   Нарочито звонкий ее смех и бренчанье двух гитар то затихали то выплескивались из-за углов палаточного городка, причудливо изгибающего звуковые волны меж брезентовых стен. Глеб отказался пить вино у костра, но ничто не мешало ему сделать это дома, в одиночестве. Есть у него заначка черной «изабеллы», но не стоит этого делать, а надо спать, спать, потому что завтра трудный день, впрочем, как и каждый летний день экспедиции.
   Но сон не шел: перед глазами сгустился, наливаясь каменной массой, плоский круг неприятного, отталкивающего лица. Скифская баба.
   Вот что на самом деле мучило его как ученого: сегодня выяснилось, что скульптура попала в склеп… Неизвестно, как.
   Глеб рывком сорвал одеяло с лица. Сел на кровати, нашарил ногами тапочки, включил фонарик. Вот она, банка… Он налил темной жидкости в стакан и залпом выпил. Подумал и выпил еще. Закурил. Есть еще фляжка со спиртом, можно бы махнуть граммов пятьдесят… Или не стоит?
   Голова прояснилась, и тайна скифской бабы щелкнула, как орех. Допустим, кто-то вскрыл склеп на рубеже нашей эры. Например, рядом шло строительство, и те, кто проник в подземелье, загорелись идеей вытащить каменную скульптуру наверх, чтобы использовать ее для фундамента своей постройки. Тогда подземный могильник мог находиться прямо на территории какой-нибудь усадьбы – чего только не менялось на полуострове за тысячелетия!
   В то время уровень пола как раз пролегал пятью дециметрами выше основания склепа. Строители вытащили каменную бабу, поставили на этот уровень, но, убедившись, что наверх они ее поднять все равно не смогут (входное отверстие слишком мало), бросили свою затею. А баба так и осталась стоять на новом уровне, засыпаемая отложениями грунтовых вод, пока камера не заполнилась доверху. Вот и получилось, что она как будто летает внутри склепа.
   Кстати, и монету обронил кто-то из строителей, на современном ему уровне, вровень с бабой, и все встает на свои места, и никакого открытия тут нет, и можно спокойно уснуть…
   Успокоившись, Глеб завернулся в одеяло. Он стал всего лишь свидетелем извечного круговорота строительного камня. Тысячелетиями люди использовали одни и те же материалы: из гранита великих пирамид был построен мусульманский Каир, блоки Россы до сих пор стоят в фундаментах казачьих хат современной Тамани, даже Тмутараканский камень с бесценными барельефами и картой полуострова, лежащий сейчас в Эрмитаже, был когда-то крыльцом саманной хижины деревенского жителя…
   Спать, спать, все в порядке, все объяснимо, естественно… Но…
   Глеб вновь откинул одеяло и уставился в потолок.
   Пусть все так, но почему строители все же не уворовали из склепа более ценные и мелкие предметы, чем скифская баба? Ну, ерунда… Там было темно. Часть предметов было уже занесено песком, это сейчас они как на ладони, например, лекиф…
   Глеб вздрогнул: сон как рукой сняло. Арибаллический лекиф! Хорошо, чисто дамский предмет, древние строители просто могли не обратить на него внимания: кому тогда был нужен старый сосуд для благовоний, бабская игрушка?
   Но Лара! Почему она унесла из раскопа только монету и больше ничего. Ведь такой лекиф стоит на черном рынке немногим меньше золотой монеты.
   Почему Лара не взяла в склепе ничего, кроме этой монетки? Ведь она – черный археолог, а в раскопе были гораздо более ценные для нее вещи.
   Глеб стал думать об этой девушке, уже и впрямь засыпая. По выговору и словечкам явная одесситка. Дерется, как профессионал. Неужто черные археологи столь серьезно подходят к своей профессии, что занимаются спортом и изучают боевые искусства?
   Уже в полубреду-полусне он вдруг соединил образ того, кто потерял монету, с тем, вернее – с той, кто ее нашел. Оба были черными археологами, один современный, другой – древний. Оба не взяли в склепе ценности, которые буквально смотрели на них. Лара взяла только монету. Тот, давно переваренный матушкой землей, не взял ничего. Возможно, они оба искали что-то одно – искали, но не нашли.
* * *
   Утром Глеб пошел в станицу пешком. Одно дело проехать краем поселения на незарегистрированном мотоцикле, не имея водительских прав, на раскоп и обратно, другое – показаться на центральной площади, перед зданием администрации, где всегда торчит дорожная служба, снимая скорость с транзитных грузовиков, чтобы получить с них своеобразную дань за проезд.
   Всех этих татаро-монголов Глеб знал, и они знали его. Старенький «Урал», между прочим, был из списанных милицейских, он стоял в саманном сарае экспедиционной хаты, прежняя экспедиция пользовалась им нелегально, пока не убила коробку передач, а Глеб починил мотоцикл, приняв его в наследство. Обо всем этом прекрасно знали в милиции, и археологу ясно дали понять, что в любой момент могут схватить его за шкирку и вытащить из седла. Все это мелкие, ничтожные, никчемные игры провинции. Мотоцикл был якобы одним из рычагов, которым администрация воздействовала на пришлого молодого специалиста… Ну вас. Хожу пешком.
   Он убеждал себя в том, что ищет Лару именно из деловых соображений: ему-де необходимо знать, быть точно уверенным, что в окрестностях не орудует какая-нибудь шайка нелегальных копателей, бесбашенный шалман из Одессы-мамы, чтобы его орлы могли работать спокойно и так далее. На самом деле, Глеб просто хотел еще раз увидеть эту девушку. Говорила она весьма примитивно и могла сойти за посредственность, которых на свете немало. Уж лучше – молдаванка. Но Глеб хорошо помнил ее глаза. Это были глубокие, внимательные, полные ума и печали глаза. И песня, что она распевала в степи, крепко взяла его за душу. И что-то еще исходило от нее, Глеб не мог объяснить этого словами. Сияние, да и только.
   Он зашел на станичный базар и быстро отыскал нужного человека. Это был Щерба, хорошо известный на Тамани казак, который, как Глеб неоднократно убеждался, знал все и даже более того. Щерба покрутил черный ус, подумал, сплюнул и сказал:
   – Деваха живет на улице Лебедева, у тети Дуси. Третий дом от угла по левой стороне. Деваха приехала с недельку назад. Одна.
   – С меня причитается, – сказал на прощанье Глеб, подумав, что пить со Щербой, считающим себя потомственным казаком и хранящим под стрехой дедовскую саблю, будет весело и даже весьма познавательно.
   – Калитка у тети Дуси скрипит сильно, – добавил казак. – Как войдешь, хозяйка сразу и выбежит. А вино у нее – самое лучшее на той улице.
   Тетя Дуся оказалась женщиной под шестьдесят, тучной и круглой, в цветистом ситцевом платье, многажды штопанном. Сразу стало ясно: она уже приняла с утра толику своего прекрасного вина. Пройдя под навесом, увитым виноградной лозой, где зрели гроздья недалекого будущего, Глеб вошел в хату. По словам тети Дуси, девушка съехала где-то час назад. Глеб пожелал осмотреть комнату, где она жила. Хозяйка не стала спрашивать, зачем, а просто распахнула перед ним дверь, ведущую в маленькую светелку с белеными стенами.
   Крошечное окно, как всегда в этих хатах – в одно стекло, без форточки, старый письменный стол у окна, добытый, видимо, в местной школе, казачья печка под уголь, теперь, летом, используемая как комод, узкая кровать, на которой мог уместиться только один спящий, – все это было каким-то трогательно-девичьим, особенно – узкая железная кровать. Конечно, обстановка принадлежит хозяйке, но она как-то все равно связывается с личностью Лары. Глеб впервые отдал себе отчет в том, что питает к ней нежность. Жаль, что они с девушкой занимают разные стороны баррикад и движутся в разных жизненных потоках.
   Тетя Дуся присела на единственный стул, сложив руки на животе.
   – Моя квартирантка была ведьмой, – вдруг сказала она.
   – Реально? – удивился Глеб.
   – Колдовала. По ночам не спала, жгла вонючую свечу, – хозяйка показала пальцем на печь, где возвышалась маленькая горка воска. – Я думаю, она появилась в станице неспроста.
   – И чего же ей было надо?
   – Она охотилась, – с таинственным видом заявила тетя Дуся.
   – На кого? На домашнюю птицу и баранов?
   – На привидений.
   – Как в кино?
   – Ага! Она и приехала сюда после того, как появилось привидение.
   – Когда же оно появилось?
   – Привидение появилось тогда, – проговорила тетя Дуся с терпением в голосе, – когда вы раскопали могилу на стройке.
   Еще при ознакомительной беседе, по пути от калитки, она успела сообщить ему, что всю жизнь проработала учительницей начальных классов. Вот откуда происходила эта педагогическая интонация.
   – Пьяные бабки видели грека, – добавила тетя Дуся.
   – Какого грека? Почему пьяные бабки решили, что он грек?
   – Он выглядел, как грек. Вот что я тебе скажу: это и был грек. На нем была эта, как ее? Хламида-монада… Такая складчатая тряпка, – тетя Дуся пошевелила пальцами над своей бесформенной грудью.
   – Это называется хитон.
   – И еще у него была борода, курчавая борода… Я думаю, что и бандиты Доцоева не просто так появились в наших местах именно сейчас. Все это как-то связано…
   – А что пьяные бабки говорят о Доцове? – Глеб решил сменить тему.
   Он слушал рассеяно, разглядывая комнату. Тетя Дуся поведала, что в народном представлении Доцоев мыслится героем, вроде Дубровского или Робин Гуда…
   – Главное, что Доцоев – никакой не чеченец, а русский. Первый в истории русский террорист!
   – Первыми были Нечаев, Желябов, Кибальчич, – возразил Глеб. – Кроме того, Доцоев – это все же чеченская фамилия.
   – Те, кто его видел, говорят, что он русский. Говорят, что он неуловим, что всегда уходит, как сквозь землю проваливается. Наконец-то и русские за ум взялись, – с мечтой в голосе закончила тетя Дуся.
   Помолчали.
   – Кто-то идет, – вдруг встрепенулась она. – Калитка мне напела. Пойду-ка я встречу.
   Вот она, мысль народная. Придет герой со стороны и все сделает за нас…

ПОКИНУТОЕ ЖИЛИЩЕ ЛАРЫ КРОФТ

   Воспользовавшись тем, что хозяйка ушла, мелькнув в дверном проеме штопаной ситцевой спиной, Глеб стал тщательно осматривать комнату. Он не знал, что именно ищет, да и не было ничего особенного: ни на печи, ни в ящике стола. Он заглянул под кровать. Какой-то предмет лежал в глубине, короткая трубочка, похожая на дудку. Глеб выкатил ее на свет.
   Это и была дудка – керамика из обожженной глины. Глеб раньше никогда не видел подобного предмета, но почуял, едва прикоснувшись, что предмет древний. Это и есть пресловутое археологическое чутье, о котором он рассуждал вчера.
   Вдоль корпуса дудки шла вереница отверстий. Глеб насчитал их десять. Скорее всего, ноты. Он вытер кончик дудки платком и дунул в нее, перебирая пальцами по отверстиям. Звук был чистый. В детстве Глеба сдали в музыкальную школу, по настоянию отца, конечно. Он недоумевал, зачем будущему историку теория музыкальных элементов. Знания, полученные тогда, ни разу не пригодились ему в жизни, вплоть до сегодняшнего дня. Это были и вправду ноты, выбранные почему-то от «ре» первой октавы до «фа» второй. Глеб сыграл «Чижика», благо что эта мелодия вписывается в странный диапазон дудки и не имеет полутонов.
   Палец нащупал на глади изделия какую-то шероховатость. Глеб посмотрел: на цилиндрической поверхности отпечатан маленький знак. Где-то он уже видел его…
   Шаги, которые приблизились к двери с другой стороны, явно не принадлежали тучной хозяйке – легкие, торопливые шаги. Глеб узнал их и поспешно спрятал дудку за пазуху, не успев толком разглядеть странный символ.
   Лара вошла в комнату, притворив за собой дверь. Не сразу вскинула на Глеба глаза. Казалось, она вовсе не была удивлена тем, что видит его здесь. Не сказав ни слова, прошлась по комнате, выдвинула ящик стола, осмотрела печку-комод, повторив недавние действия Глеба. В этой крошечной комнате было не так уж много мест, где могла быть забытая ею вещь. Например, керамическая дудка. Лара присела на корточки, изогнулась, показав под топиком острые лопатки. Косичка чиркнула по коричневой доске пола.
   Убедившись, что и под кроватью пусто, она, так же, как и Глеб вчера в степи, протянула руку ладонью вверх:
   – Отдай, что взял.
   Глеб пожал плечами и вытащил дудку. Воровство не входило в число его жизненных правил.
   И вдруг, только теперь, когда проворные пальцы завладели инструментом, Глеб еще раз увидел на его боку символ и понял, почему он ему знаком. Точно такой же отпечаток – кувшин, перечеркнутый косым крестом – он видел на стене склепа Гермона. Это значило, что Лара все же нашла в раскопе предмет, который интересовал ее больше других археологических ценностей, а монетку просто стащила для отвода глаз. И этим предметом была дудка!
   – Один ноль в твою пользу, – устало вздохнул Глеб, присев на пол рядом с девушкой. – Скажи мне, наконец, что сие такое и зачем оно тебе?
   Лара вскочила на ноги, двумя шлепками отряхнув бриджи.
   – Будешь много знать и скоро станешь старым. Очень и очень старым, – весело ответила она, коверкая поговорку.
   И тут со двора донесся протяжный вопль. В этом крике был такой отчаянный ужас, что Глеб непроизвольно вздрогнул. Кричала, конечно же, тетя Дуся. Она ворвалась в комнату, споткнулась на пороге и шлепнулась на пол. Казалось, что женщина вот-вот потеряет сознание. Одной рукой она держалась за сердце, другой – указывала на дверь.
   – Там… Оно… Стоит… Смотрит…
   Лара мигом совалась с места, Глеб ринулся за ней.
   Привидение из склепа, – подумал он. – Колониальный грек в хитоне. Возможно, не только Лара любит переодеваться, а это вообще – привычка черных археологов…
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента