Иосиф Виссарионович помолчал, ожидая, пока порученцы вкатят уже сервированный стол на колесах и покинут кабинет. Хотя… Просто уйдут, рангом еще не вышли – покидать.
   – А давайте мы с вами в кресла пересядем, Сергей Сергеевич. Потребление хорошего коньяку предполагает удобство. Что мы, как два комиссара в сортире ГлавПУРа должны выпивать? Пусть Гамарник сам пьет в своем сортире. Как вы думаете?
   – Я не знал, что Ян Борисович… В таких условиях…
   – Да это не о нем, а вообще. – Сталин неопределенно покрутил рукой. – Вот царские полковники знали толк в удобствах? Ну не смущайтесь так, Сергей Сергеевич. Были там и положительные моменты. Мундиры, к примеру, взять. А? Я ведь еще в восемнадцатом году предлагал товарищу Ленину оставить погоны в армии. Нет, прислушался к мнению иудушки Троцкого.
   Сталин жестом попросил Каменева разлить коньяк и, взяв бокал, продолжил:
   – Кто придумал эти серые гимнастерки, я? Или, – последовал ненавидящий взгляд на вешалку, – фуражки утконосые? А вот представьте себе, Сергей Сергеевич, будто стоим мы на трибуне Мавзолея, первомайский парад принимая. Белые кителя, а на них погоны золотые. На груди ордена теснятся. С бриллиантами и рубинами. Да на орденах князь Кутузов, граф Суворов, князь Александр Невский. Представляете?
   Каменев представлял. Но понимая, за такими откровениями может последовать все что угодно, мысленно примеривал не белый парадный китель, а элегантную телогрейку с номером на груди. Сжав бокал, он одним глотком проглотил содержимое, которое огненной бомбой взорвалось в желудке.
   – Вот это правильно, Сергей Сергеевич – похвалил товарищ Сталин. – Сразу видно военного человека. Принял – и снова в бой. Одобряю. Борис Михайлович Шапошников тоже такой. Стакан коньяка выпивает – и в свою академию лекции читать. «Не могу, – говорит, – я трезвый без слез на красных командиров смотреть». Сразу видно – настоящий полковник, как и вы. Ну зачем же по привычке пытаться занюхать аксельбантом? Вот, брынзу рекомендую.
   Иосиф Виссарионович сам последовал своему совету, взял кусочек сыра, переложил его веточками кинзы, внимательно осмотрел, будто выискивая недостатки, и отправил в рот.
   – Неплохо. Давайте-ка я разолью еще по малой толике, а вы, Сергей Сергеевич, прочитаете новую телеграмму с «Челюскина».
   Замнаркома ознакомился с текстом и в недоумении поднял голову.
   – Бред какой-то, товарищ Сталин.
   – Ну почему же? Мне, наоборот, даже при заочном знакомстве, комбриг Архангельский показался весьма здравомыслящим человеком. Или вы о том, что комбриг Берия оказался старшим братом первого секретаря грузинского ЦК? Эка невидаль, потерялся человек в младенчестве, а родители нового ребенка в честь старшего назвали. У нас на Кавказе и не такое происходило.
   – Я не о нем, Иосиф Виссарионович. Это о «Пижме». Кому могло взбрести в голову отправлять Северным морским путем две тысячи заключенных?
   – И каких, заметьте. Большая половина из них – редкие специалисты, так нужные сейчас в промышленности. Особенно в военной. Кстати, обратите внимание, что комбриг Берия предлагает создать для них особые закрытые конструкторские бюро, остроумно назвав их шарашками. Замечательно человек разбирается в психологии русского интеллигента. Не находите? Только работа под принуждением позволит им полностью реализовать свой потенциал. А иначе – так и будут сидеть на кухнях, перемывая мои косточки и вынашивая грандиозные планы обустройства страны.
   – А давайте Берии и поручим это направление, – предложил Каменев.
   – Сергей Сергеевич, вот вернется он с Северного полюса, тогда и подумаем над этим вопросом. А пока прошу заняться вас. Подготовьте помещения, проведите режимные мероприятия. И пока выясните потребности армии в радиотехнике. Особенно обратите внимание на авиацию и танковые войска.
   – Но, Иосиф Виссарионович, товарищ Ворошилов считает…
   – Меня не интересует, что считает товарищ Ворошилов, – и вас не должно интересовать. Нашли военный авторитет – слесарь третьего разряда. Климента Ефремовича мы поставили наркомом в качестве символа, а для принятия решений есть вы и товарищ Тухачевский. – И неожиданно перескочил на другую тему. – Так каково же будет мнение по поводу введения погон?
   – Политбюро не согласится, Иосиф Виссарионович. Да и повода нет, как это подать?
   Сталин поморщился, как от зубной боли.
   – Мы еще решим этот вопрос, Сергей Сергеевич. А потом и с погонами определимся.
   Замнаркома поставил пустой бокал на столик и встал, решив, что разговор окончен.
   – Подождите, товарищ Каменев, еще не все. Распорядитесь приготовить самолет, пусть доставят пакет на «Челюскин». В наше время нельзя полагаться только на радиосвязь. И последнее… Как вы смотрите на то, чтобы войти в состав ЦК? Не надо отвечать. Просто пока подумайте. А то нехорошо получается – Косиоров двое, а Каменевых ни одного.
   – Но, Иосиф Виссарионович, я даже не кандидат.
   – Зато им является товарищ Ягода. Обязательно поинтересуюсь, а нужна ли эта нагрузка ему. А вашим людям, в свою очередь, должно стать интересно – какое отношение имеет Генрих Григорьевич к странным арестам?

Житие от Гавриила

   – И куда ты собираешься девать целый пароход с зэками? – спросил Изя, разглядывая в бинокль возникший на горизонте дымок «Пижмы».
   – Лаврентию отдам, – пожал я плечами, – он сам проявил разумную инициативу. Кто писал Сталину про шарашки, я? Вот пусть и строит их на Земле Иосифа Виссарионовича.
   – Но там слишком холодно, – попытался возразить Берия.
   – Печки будешь топить. У нас в экспедиции пятеро печников имеются. Ну, куда нам столько? Думаю, Отто Юльевич войдет в твое бедственное положение и откомандирует парочку. Устроит? А Сагалевича главным истопником возьми. Он тебе будет дрова доставать. Соломон Борухович, вы сможете обеспечить товарища Берию топливом?
   Старый шпион-медвежатник собирался с мыслями, передвигая невидимые костяшки счетов. Когда дебет с кредитом сошелся, он улыбнулся.
   – Как это не смогу? Вы сомневаетесь в умственных способностях старого Соломона? Конечно, это не будет стоить дешево, Гавриил Родионович. Но возможно. При наличии соответствующего финансирования.
   – Златой телец тебя погубит, Моня, – напророчил мрачно отец Алексей. – Нет бы из любви к ближнему помочь бескорыстно. А ты…
   – Что я? Вы по себе знаете, к чему приводит абстрактное человеколюбие. Оно надо было, отец Алексей, в ту баню дверь вышибать? Ну, угорел бы оперуполномоченный, и что с того? Меньше бы их стало? А так… Жизнь ему спасли, а поцарапанный щепками нос был квалифицирован как нанесение тяжких телесных повреждений представителю власти. По статье-то вы – террорист, батюшка. Так что, пусть ближние сами о себе беспокоятся. А у меня родственники есть. О них и забочусь. Знаете моего троюродного братца со стороны бабушки свекрови тетки их покойного деда? Гирша Нахамсона? Таки у него есть своя угольная шахта на Шпицбергене. А вы говорите, дрова, дрова. Нет, я, конечно, не сомневаюсь в способностях товарищей из ОГПУ организовать лесоповал даже на дрейфующей льдине, но вы сначала просчитайте себестоимость доставки деревьев на эти айсберги.
   – Вот тебе целый корабль айсбергов. – батюшка кивнул в сторону приближающегося судна.
   – Ай, не морочьте мою голову, отче, там их всего двое. Давид и Саул Айсберги.
   Меня отвлек подошедший Кренкель.
   – Все готово, товарищ Архангельский, – он покосился на стоящих рядом посторонних, – новый антенный усилитель установлен.
   – Хорошо, сейчас будем. Лаврентий Павлович, мы с товарищем Раевским отлучимся в радиорубку. Ты не мог бы взять на себя почетную обязанность отделения агнцев от козлищ?
   – Я таки помогу, – предложил свои услуги Сагалевич.
   – Изыди, окаянный. – отец Алексий покачал кадилом. – Сами справимся.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента