Страница:
Сергей Шкенёв
Спецназ Его Величества
Красная Гвардия «попаданца»
Автор выражает признательность литературному форуму «В вихре времен» за техническую и моральную поддержку, а также за помощь в поиске и исправлении моих ошибок.
И отдельно:
Сергею Викторовичу Акимову
Андрею Владимировичу Туробову
И отдельно:
Сергею Викторовичу Акимову
Андрею Владимировичу Туробову
Пролог
Документ
«Первые опыты Фултона с самодвижущимися судами относились еще к 1793 году, когда он, исследуя различные типы гребного колеса, пришел к заключению, что наилучшим будет колесо с тремя или шестью лопастями. В 1794 году, побывав в Манчестере, он убедился, что наилучшим двигателем для самодвижущегося корабля может быть только паровая машина Уатта двойного действия. В последующие годы Фултон много думал над формой, проекциями и очертаниями судна. Прежде чем приступить к строительству, он уехал на воды в Пломбьер и здесь проводил опыты с метровой моделью, приводимой в движение пружиной.
Весной 1803 года Фултон приступил в Париже к строительству своего первого парохода. Он был плоскодонным, без выступающего киля, с обшивкой вгладь. Паровая машина Уатта была взята напрокат у одного знакомого, но схему передаточного механизма придумал сам Фултон. Построенный корабль оказался недостаточно прочным – корпус не выдержал тяжести машины. Однажды во время сильного волнения на Сене днище проломилось, и взятая в долг машина вместе со всем оборудованием пошла ко дну. С большим трудом все это удалось достать на поверхность, причем Фултон жестоко простудился во время спасательных работ. Вскоре был построен новый, гораздо более прочный корпус судна, имевший 23 м в длину и 2,5 м в ширину. В августе 1803 года было проведено пробное испытание. В течение полутора часов пароход двигался со скоростью 5 км/ч, что являлось хорошим результатом даже против 40 км/ч у русской канонерки «Гусар», и показал сносную маневренность.
Первым делом Фултон предложил свой пароход Наполеону, но тот не заинтересовался этим изобретением. Весной 1804 года Фултон уехал в Англию. Здесь он безуспешно старался увлечь английское правительство проектом своей подводной лодки и одновременно следил за изготовлением паровой машины фирмой Боултона и Уатта. В том же году он отправился в Шотландию, чтобы ознакомиться с построенным там Саймингтоном пароходом «Шарлотта Дундас». (Саймингтон был едва ли не первый европейский механик, успешно справившийся с постройкой самодвижущегося парового судна. Еще в 1788 году по заказу крупного шотландского землевладельца Патрика Миллера он построил небольшой корабль с паровым двигателем. Пароход этот был испытан на Дэлсуинтонском озере в Шотландии и развил скорость до 8 км/ч. Спустя полтора десятилетия Саймингтон построил второй пароход – упомянутую выше «Шарлотту Дундас» для владельцев Форс-Клайдонского канала. Он предназначался для транспортировки грузовых барж.) Пароход Саймингтона был несомненно удачной моделью. Средняя скорость его без груженых барж составляла около 10 км/ч. Однако и этот опыт не заинтересовал англичан. Пароход вытащили на берег и обрекли на слом. Фултон присутствовал при испытаниях «Шарлотты» и имел возможность ознакомиться с ее устройством.
Дальнейшая судьба Фултона печальна – летом 1805 года он приезжает в Россию с целью покупки лицензии у «Сормовского пароходного завода», но погибает при неизвестных обстоятельствах.
Из книги профессора Яна Флеминга «Звезда и смерть Наполеона Бонапарта». Монтевидео, 1957 год»
Глава 1
Тишина над Волгой, только слышно, как перекликаются часовые на заякоренной поодаль от берега барже. На песке сохнет бредень, и дымок от разведенного бурлаками костра щекочет ноздри, обещая уху из мелких судачков да пары здоровенных язей. А что глаза щиплет, так и перетерпеть можно, чай, в походе, не дома у печки. Славный и спокойный вечер после трудного дня. Где-то на перекате бьет жерех, обнаглевшая чехонь устраивает драку из-за брошенной в воду хлебной корочки, солнце садится за горы… Ничего, все равно его утром рано заволжские мужики обратно на небо баграми вытолкают.
– Красное-то какое. – Александр Федорович Беляков поправил над углями прутик с насаженным куском колбасы. У начальства свой костер, это только уха общая. – Все от грехов наших.
Капитан Ермолов, заросший бородой и давно не стриженный, более похож на разбойника из песен, чем на офицера. Качает головой:
– А я вот слышал, будто вечерами ангелы жгут надоедливые молитвы, скопившиеся за день. А на утренней зорьке – ночные.
Беляков поежился и покосился на бурлаков, расположившихся шагах в тридцати – не слышат ли?
– От таких слов Соловками да Тобольском веет.
– Может быть. – В огонь полетел найденный на берегу обломок доски. – Только я думаю, что лучшая молитва – делом.
– Это точно, – согласился Александр Федорович. – Дел-то мы немало наворотили.
Обоим было чем гордиться – на барже, аккуратно упакованное и опечатанное, лежало золото. Не те крохи, что с боем вытрясли из втихомолку добывающих его диких старателей, а много и сразу. Россыпи на Южном Урале дали баснословный выход – более фунта песка с таракашками самородков при промывке ста пудов породы. Так не бывает, но так оно и было. Если очень нужно, то почему бы не случиться чуду?
Позади остались и мерзкая осень с бешеной спешкой управиться до морозов, и лютая голодная зима в землянках… Дрова, привезенные черт знает откуда… промывки растаявшей снеговой водой при свете масляных плошек… Ломались железные пешни и ломы, высекавшие искры из застывшего грунта, – люди выдержали. У людей цель, которой нет у бездушного металла.
Весной стало легче. Да что говорить – будто заново родились. Особенно когда из Челябы пришел обоз с провиантом и подмогой, целым батальоном 52-го стрелкового полка, бывшего до переименования то ли Сибирским, то ли Симбирским. Вот тогда позволили себе вздохнуть и распрямить гудящие от натуги спины. Ермолов наконец-то вспомнил, что он капитан, а не землекоп, и еле смог оторвать от лотка и лопаты вошедшего в раж министра. Таковым, правда, Александр Федорович почувствовал себя не сразу. Виданное ли дело – из купцов третьей гильдии, и сразу на самые верха? Но пришлось привыкать. По-иному нельзя – сожрут.
Как сожрал бы астраханский вице-губернатор Каховский, замещающий недомогающего генерала Повалишина. Поначалу сей господин отказывался принять неизвестного оборванца с подозрительной и явно фальшивой бумагой, шестью десятками пудов золота да толпой вооруженных бородачей, но на следующий день отдал приказ об аресте. Так и осталось в тайне, что руководило поступками на первый взгляд почтенного и достойного господина. Может, это желтый дьявол решил в очередной раз пошутить? Скорее всего так…
Донельзя раздосадованные возможной задержкой, егеря одними прикладами разогнали посланных по их души солдат местного гарнизона, а Александр Федорович впервые применил власть, велев взять вице-губернаторский дом штурмом. Короткая баталия прошла почти бескровно, единственной жертвой стал хозяин сего дома, найденный застрелившимся в собственном кабинете. Ну да Бог ему судья. Вот только как можно пустить пулю в затылок из охотничьего ружья? Но свидетелей не осталось, более того, куда-то запропастился секретарь покойного.
В Астрахани наняли баржу с артелью бурлаков – водный путь хоть и длиннее, но безопаснее для ценного груза. Знаменитые волжские разбойники если и остались где-то кроме песен, на глаза не попадались. Вообще все путешествие до Нижнего Новгорода напоминало увеселительную прогулку, разве что без цыган и шампанского. В Казани были приглашены на бал в Дворянском собрании, но вынужденно отказались по недостатку времени. Время, как говорит государь-император, не ждет! И усмехается при этом странно, поминая нехорошим словом британскую столицу. Интересно, какое имеет отношение Лондон к добыче золота? Или Павел Петрович подразумевал что-то другое?
Сегодня последняя ночевка. Встали, едва миновав Кстово, чтобы завтра, даст Бог, со свежими силами дойти до Нижнего. Домой потом, это всегда успеется, сначала исполнить долг. Вот ведь странное чувство – вроде и не брал ничего ни у кого, никому не обязан, все обещания выполнил и даже сверх того… но не оставляет ощущение… будто некто невидимый смотрит в спину и тихо-тихо шепчет:
– Ну еще чуток… Остались же силы! Ты сможешь…
И голос не укоряющий или просительный – ласковый, с интонациями ожидания и надежды. Глас Божий? Зов Отечества? Но разве это не одно и то же?
Вскочившие в испуге бурлаки впопыхах перевернули котел с ухой и попрятались по кустам. Оставшийся у шипящего и плюющегося паром костра старшина артели одной рукой крестился, а другой крепко сжимал узловатую дубину.
– Зверь неведомый по воде бежит, ваше сиятельство! – Невзирая на строгий запрет, он упорно именовал Александра Федоровича именно этим титулом. – Лапами прямо так и шлепает!
Опять что-то громко заревело. Подскочивший Ермолов вскинул винтовку к плечу, но не успел прицелиться в надвигающуюся черную громадину с горящими глазами, как с баржи зачастили выстрелы по меньшей мере троих часовых.
– Мать вашу! Ну сколько же можно? – Исполненный тоски и отчаянья крик, а сразу за ним в темнеющее небо взлетела осветительная ракета. – Имейте совесть!
Повисший на крохотном шелковом колпачке, называемом французским манером «parachute», плюющийся белыми искрами светлячок тем не менее позволил разглядеть необычного вида корабль. Назвать его судном язык не поворачивался, да и торчащие над фальшбортами орудийные стволы не оставляли сомнений в военном происхождении плавающего… плавающей… батареи? Пусть называется механизмом. А как еще? Чего только в жизни не видывали, но такого не приходилось.
М-да… весь какой-то приплюснутый, по бокам мельничные колеса, и венчает все это высокая коптящая труба. Срамота, не корабль.
– Алексей Петрович. Погоди стрелять.
– Да я гожу, – откликнулся Ермолов.
Тем временем ракета погасла, шлепанье по воде прекратилось, и голос из темноты спросил:
– Тут мелей нет? Пристать можно?
Видимо, ответа не требовалось, так как почти сразу же послышался скрип мокрого песка – неизвестный агрегат ткнулся носом в берег. Правый глаз чудовища моргнул, оказавшись обыкновенным фонарем, а снявший его с крюка человек ловко спрыгнул прямо с борта:
– Разрешите представиться! Лейтенант Императорского Пароходного Флота Денис Давыдов! С кем имею честь?
– Капитан Ермолов. – Алексей Петрович протянул руку в приветствии и переспросил: – Какого флота, простите?
Моряк (или речник?) смутился, что было заметно даже в неверном свете фонаря:
– Пароходного… Но вы не думайте, господин капитан, скоро таких кораблей станет много! Два или три. – Тут лейтенант что-то вспомнил и удивленно воскликнул: – Постойте, а не вы ли сопровождаете Его Высокопревосходительство?
– Нет, он меня сопровождает. – Беляков сделал шаг вперед. – И никого более тут нет. Разве что… Ефим, признавайся, ты путешествующий инкогнито генерал?
– Кто инкогнито? – обиделся бурлацкий старшина. – Мы Мироновы будем. А по-уличному – Талалушкины.
– Вот видите, господин лейтенант, ошибка вышла. Так что извиняйте.
Не прошло и получаса, как недоразумение разрешилось к всеобщему удовлетворению. Денис Давыдов действительно был послан встречать баржу с золотом и министром – сведения об инциденте в Астрахани долетели до Петербурга на удивление быстро, и обеспокоенный случившимся император Павел Петрович отдал приказ о сопровождении груза. Как раз в селе Соромово, что чуть выше Нижнего Новгорода по течению Волги, заканчивали установку трофейной паровой машины на канонерскую лодку «Гусар». Лейтенант, получивший офицерский чин за храбрость при взятии Стокгольма, и стал ее командиром.
– Да, отстали мы от жизни в дикой глуши, – посетовал Ермолов. – У вас там события происходят, войны, штурмы вражеских столиц, а тут чуть мхом не поросли.
– Действительно, – поддержал капитана Александр Федорович. – Вы уж нам, Денис Васильевич, расскажите, будьте любезны.
– Обо всем и расскажите. Время есть, пока уха по второму разу варится.
Лейтенант ненатурально поупирался, мол, какой из меня рассказчик, но было видно, что его распирает от желания поделиться новостями со свежими и благодарными слушателями. Долго уговаривать не пришлось – прокашлялся и… и посмотрел с ожиданием.
Алексей Петрович первым понял причину заминки:
– А не употребить ли нам малую толику во славу русского оружия?
Беляков не стал возражать:
– И монаси приемлют.
Денис Васильевич инициативу старших поддержал с энтузиазмом. Ну как же, ведь именно в таком возрасте жизнь кажется бесконечной чередой праздников и дружеских застолий, лишь изредка прерываемых войной. Да и сколько той войны? А возможная смерть огорчает лишь тем, что не сможешь никому похвастать совершенными подвигами. Досадная мелочь, право слово!
– Вот когда англичане от Кронштадта удрали, – начал лейтенант и сразу же отвлекся, передавая флягу по кругу. – Да, знатно драпали!
– Позвольте, но что же их так напугало? – удивился Ермолов.
– Как, вы не знаете?
– Кое-что донеслось до нашей глуши, но хотелось бы услышать из уст очевидца.
– Тогда…
И Давыдов поведал, с успехом заменяя живостью воображения недостаток фактов: о боях в городе, о кулибинских огнеметных машинах, героизме ополчения, уцелевшего едва ли на треть. Потом перешел на подвиги военно-морские, отсчет которым положила воздушная атака с помощью шара и змеев.
Да, англичане бежали, проявив в позорной трусости своей пример отчаянной храбрости. Британские моряки жертвовали собой, пробивая путь сквозь мины для спасения адмирала Нельсона. И хитрый лис улизнул из капкана, бросив на растерзание остатки эскадры. У короля много! Шведам повезло меньше. Или совсем не повезло, если сказать прямо – единственный их фрегат, прорвавшийся по фарватеру, попал в «братские» объятия датских линейных кораблей, спешивших на помощь к русскому союзнику. Боя как такового не случилось – избиение вряд ли можно назвать боем. А стрельба картечью по плавающим среди обломков… Ну мало ли какие традиции в просвещенных Европах?
Силы Балтийского флота, вышедшие через ставший безопасным проход, Нельсона не догнали, да и, собственно, не очень старались. Англичане подождут, есть хотя и менее важная, но более достойная цель – наказать предателей. Альбион враг давний и явный, а вот удары в спину прощать нельзя. Совсем нельзя. Никогда и никому.
Стокгольм захватили с минимальными потерями. Тут скорее сыграл свою роль не фактор неожиданности, а общее положение дел. Из когда-то грозного противника Швеция превратилась в третьеразрядную страну, мнение и политика которой напрямую зависели от настроения и грозных окриков более сильных соседей. И на этот раз с выбором хозяина немножко ошиблись…
Экспедиция продолжалась ровно три недели, считая двое суток, потраченных на подавление любого сопротивления. Канонерки, пользуясь малой осадкой, чувствовали себя как дома в разделяющих вражескую столицу протоках и проливах Меларенского озера, и отвечали пушками на любой, даже пистолетный, выстрел. Не успевший бежать король Густав Четвертый Адольф стал жертвой одной из таких бомбардировок, но перед смертью подписал полную и безоговорочную капитуляцию, заодно отрекшись от престола.
– Целый час уговаривал! – коротко рассмеялся лейтенант, получивший свой чин после того случая. – У нас не забалуешь!
Остальное время потратили на справедливый раздел трофеев. Датчане удовлетворились остатками шведского флота, пошедшего в возмещение убытков, нанесенных англичанами Копенгагену, а русские забрали оставшуюся мелочь. В нее, то есть в мелочь, входила небольшая контрибуция и обязательство нового правительства о поставках добытых в течение последующих двенадцати лет железа и меди с наценкой не более десятой части.
– Однако! – покачал головой Ермолов. – Изрядная прибыль государству.
– Увы, Алексей Петрович, – ответил Давыдов. – Все не так благостно, как представляется на первый взгляд. Мы вывезли с шахт не только паровые машины, но даже инструмент, включая металлические части оборудования. И плавильные печи… как они там называются… неважно, их теперь нет. Совсем нет.
– Так и до бунтов недолго, оголодает народишко…
– Ходят слухи, что государь что-то предпринимает в этом отношении. Но, сами понимаете, не в моих чинах о том ведать.
И тут же оба перевели взгляд на Белякова. Тот возмутился:
– Мне что, сороки на хвосте новости приносят? Не более вашего знаю. Да и министр-то я… игрушечный, что ли… Придем в Нижний, узнаем больше. Нашу баржу твой самовар потянет, Денис Васильевич?
– Пароход!
– Я и говорю, самовар.
Если Давыдов и обиделся на пренебрежительное отношение к своему кораблю, то виду не показал. Ну что могут понимать сухопутные? Сам император Павел Петрович, напутствуя лейтенанта, говорил о грандиозных перспективах, открывающихся при использовании силы пара. Когда-нибудь дымящие и пыхтящие, шлепающие по воде плицами суденышки с двадцатью человеками экипажа превратятся в бронированных мастодонтов, перевозящих по нескольку дивизий и способных одним залпом сметать с лица земли целые города.
– Наш «Гусар» три таких баржи потянет. – Подумал и поправился: – Против течения – только две.
– Слабовато, – отметил Беляков.
– Да у нас совсем другие задачи! Вот посмотрите на «Гусара» в баталии!
– Нет уж, спасибо за предложение, – отказался Александр Федорович.
Но Ермолов заинтересовался:
– А можете ли принять на борт десант, Денис Васильевич?
– Это смотря какой численности и на какую дальность похода. Места маловато. Считайте сами – восемь кочегаров, десять канониров при трех орудиях, два механикуса, именуемые инженерами, лоцман, в море заменяемый штурманом, да два палубных матроса.
– А что они на берег-то не сходят?
Лейтенант смутился:
– Я их в трюме запер.
– Зачем?
– Да как вам сказать… по нам уже в третий раз стреляют, как бы до мордобоя, простите, не дошло.
– Серьезные люди.
– Добровольцы не менее пятого года службы. Да утром сами посмотрите, авось за ночь добрее станут.
Лейтенант предложил Белякову с Ермоловым продолжить дальнейший путь на пароходе:
– И вам удобнее, и мне спокойней.
– В этакой тесноте?
– Ветер встречный будет, – пояснил Давыдов.
– И что?
– Дым из трубы прямо на баржу пойдет.
Он оказался прав. Мало того, злопамятные кочегары наверняка подбросили в топку… хм, лучше не знать, чего они там подбросили.
Пароход бежал на удивление резво, и менее чем через час Александр Федорович смог увидеть собственный дом. Вон, стоит, блестит окошками второго этажа и весело подмигивает – загулял, мол, хозяин? Сжало сердце, и в груди неизвестно почему отдалось болью, памятью о прошлогоднем покушении. А ведь так и не нашли стрелявшего. Следы злоумышленников, поначалу уводившие к Керженцу, поворачивали и, в конце концов, пропадали вблизи Нижнего. Не в буквальном смысле следы, но нашлись люди, видевшие и слышавшие кое-что, да вот толку…
А канонерке на переживания и воспоминания плевать – идет себе да пугает гудками противно орущих чаек. Беляков проследил без всякой цели за удирающими к заволжскому берегу птицами и зацепился взглядом за грандиозную стройку:
– Здесь что такое?
Давыдов пожал плечами:
– Вроде как братья Нобели стекольный завод ставят.
– Немцы, что ли?
– Шведы.
– Они откуда?
– Не знаю, скорее всего, оплатили кандидатскую пошлину.
– Это как?
Оказалось очень просто – теперь любой иностранец мог претендовать на российское подданство только после определенного срока пребывания в кандидатах. Затем следовало принятие православия и экзамен по русскому языку, разумеется, платные. Кандидатский стаж напрямую зависел от полезности будущей деятельности – для промышленников не более года, купцам же от пяти до десяти лет.
– Но зачем им? Неужели в родной стране так плохо?
– Не в этом дело, Александр Федорович, – вместо Давыдова ответил капитан Ермолов.
– В чем же?
– В том, чего мы везем на барже.
– Но откуда они могли знать?
– Именно про это? Никто и не знал. Нюхом чуют… собаки.
Беляков промолчал. А о чем говорить-то? Государь строг, но справедлив, вот он и определит, кому откусить от золотого пирога, а кто простым хреном перебьется.
В аккурат напротив пролома и причалили. Набежавшую подивиться на пароход толпу тут же оттеснили высыпавшие на пристань егеря капитана Ермолова, а немного погодя появилась подмога – неизвестного рода войск солдаты в синих мундирах с малиновыми прямоугольниками на воротниках.
– А это кто такие, Денис Васильевич? – поинтересовался Беляков.
– Эти? – Давыдов оторвался от заполнения вахтенного журнала и бросил взгляд на берег. – Из Министерства государственной безопасности.
– Давно ли появилось?
– Еще в ноябре указ вышел. Его сиятельство граф Бенкендорф и возглавил. А вы разве не знали?
– Да откуда?
– Ах да, простите, совсем позабыл. Вас встречают, кстати.
Действительно, сквозь раздавшуюся в стороны толпу к «Гусару» быстро шел офицер. Или не офицер? С этими новыми мундирами сам черт ногу сломит! Вот он (не черт, разумеется) вступил на сходни.
– Прапорщик, вы ли это? Какими судьбами, Сергей Викторович?
– Старший лейтенант! – Акимов рассмеялся и крепко пожал протянутую руку. – Вот и опять увиделись, Александр Федорович.
Обернулся к Ермолову, щелкнул каблуками:
– Здравия желаю, господин подполковник.
– Капитан, – поправил Алексей Петрович.
– Как? – Грозный взгляд на Давыдова. – Разве Денис Васильевич не сообщил о прошедшей переаттестации?
– Да я же… – попытался оправдаться лейтенант.
– Понятно. Впрочем, и сам могу рассказать за обедом. Не возражаете, господа?
– А это? – Ермолов сделал неопределенный жест, изображающий беспокойство за груз на барже.
– Куда оно денется? – пожал плечами Акимов. – Это же не новый чин, который при отсутствии должного обмытия может обидеться и перестать расти. Или вообще усохнет. Так что не переживайте, сейчас прибудет губернатор с докладом, вот ему и сдадите под расписку. А мои люди перевезут и обеспечат безопасность.
– Чью?
– И вашу в том числе.
Коляску ощутимо потряхивало на выбоинах, и Александр Федорович недовольно морщился – после удобств и спокойствия водного путешествия ехать по разбитой дороге не самое приятное занятие. И это почти в центре города, черт бы его побрал! Надо будет попросить Кулибина изобрести чего-нибудь для гладкого покрытия улиц, а то при езде по брусчатке мягкое на первый взгляд сиденье ощутимо бьет по заднице, и походка потом немного напоминает краковяк. Со стороны незаметно, но самому довольно неприятно.
Город неуловимо изменился. Беляков долго не мог понять, что же стало не так, и не сразу догадался – исчезли вывески на лавках с немецкими и французскими названиями. Сергей Викторович подтвердил озвученное вслух предположение:
– Совершенно правильно! Только иноземные языки не под запретом, тут вы, Александр Федорович, ошибаетесь, а приравнены к излишествам. За них, как известно, всегда приходится платить. За пятьдесят рублей с буквы можно хоть Вольтера во всю стену цитировать… Но деньги вперед.
– Копейки.
– Не скажите… Первые платежи из Польши и балтийских губерний позволяют говорить о будущих миллионах.
На углу улицы Варварской и Острожной площади экипаж остановился, пропуская колонну мальчишек лет десяти-двенадцати, с песней марширующих в сторону Ковалихинского оврага. Военная форма на детишках смотрелась несколько странно.
– Суворовцев в баню повели, – пояснил Акимов, перехватив вопросительный взгляд.
– Мелковаты для суворовских чудо-богатырей, – хмыкнул Ермолов. – Плохо кормите?
Сергей Викторович шутку не поддержал:
– Училище имени генералиссимуса Суворова создано по предложению нижегородского купечества и состоит на его иждивении.
Беляков удивился:
– Лет двести не замечалось за земляками патриотических порывов. Воистину времена меняются.
– Это точно, с государем Павлом Петровичем не заскучаешь, – согласился Алексей Петрович. – А что говорят в Европах?
– Красное-то какое. – Александр Федорович Беляков поправил над углями прутик с насаженным куском колбасы. У начальства свой костер, это только уха общая. – Все от грехов наших.
Капитан Ермолов, заросший бородой и давно не стриженный, более похож на разбойника из песен, чем на офицера. Качает головой:
– А я вот слышал, будто вечерами ангелы жгут надоедливые молитвы, скопившиеся за день. А на утренней зорьке – ночные.
Беляков поежился и покосился на бурлаков, расположившихся шагах в тридцати – не слышат ли?
– От таких слов Соловками да Тобольском веет.
– Может быть. – В огонь полетел найденный на берегу обломок доски. – Только я думаю, что лучшая молитва – делом.
– Это точно, – согласился Александр Федорович. – Дел-то мы немало наворотили.
Обоим было чем гордиться – на барже, аккуратно упакованное и опечатанное, лежало золото. Не те крохи, что с боем вытрясли из втихомолку добывающих его диких старателей, а много и сразу. Россыпи на Южном Урале дали баснословный выход – более фунта песка с таракашками самородков при промывке ста пудов породы. Так не бывает, но так оно и было. Если очень нужно, то почему бы не случиться чуду?
Позади остались и мерзкая осень с бешеной спешкой управиться до морозов, и лютая голодная зима в землянках… Дрова, привезенные черт знает откуда… промывки растаявшей снеговой водой при свете масляных плошек… Ломались железные пешни и ломы, высекавшие искры из застывшего грунта, – люди выдержали. У людей цель, которой нет у бездушного металла.
Весной стало легче. Да что говорить – будто заново родились. Особенно когда из Челябы пришел обоз с провиантом и подмогой, целым батальоном 52-го стрелкового полка, бывшего до переименования то ли Сибирским, то ли Симбирским. Вот тогда позволили себе вздохнуть и распрямить гудящие от натуги спины. Ермолов наконец-то вспомнил, что он капитан, а не землекоп, и еле смог оторвать от лотка и лопаты вошедшего в раж министра. Таковым, правда, Александр Федорович почувствовал себя не сразу. Виданное ли дело – из купцов третьей гильдии, и сразу на самые верха? Но пришлось привыкать. По-иному нельзя – сожрут.
Как сожрал бы астраханский вице-губернатор Каховский, замещающий недомогающего генерала Повалишина. Поначалу сей господин отказывался принять неизвестного оборванца с подозрительной и явно фальшивой бумагой, шестью десятками пудов золота да толпой вооруженных бородачей, но на следующий день отдал приказ об аресте. Так и осталось в тайне, что руководило поступками на первый взгляд почтенного и достойного господина. Может, это желтый дьявол решил в очередной раз пошутить? Скорее всего так…
Донельзя раздосадованные возможной задержкой, егеря одними прикладами разогнали посланных по их души солдат местного гарнизона, а Александр Федорович впервые применил власть, велев взять вице-губернаторский дом штурмом. Короткая баталия прошла почти бескровно, единственной жертвой стал хозяин сего дома, найденный застрелившимся в собственном кабинете. Ну да Бог ему судья. Вот только как можно пустить пулю в затылок из охотничьего ружья? Но свидетелей не осталось, более того, куда-то запропастился секретарь покойного.
В Астрахани наняли баржу с артелью бурлаков – водный путь хоть и длиннее, но безопаснее для ценного груза. Знаменитые волжские разбойники если и остались где-то кроме песен, на глаза не попадались. Вообще все путешествие до Нижнего Новгорода напоминало увеселительную прогулку, разве что без цыган и шампанского. В Казани были приглашены на бал в Дворянском собрании, но вынужденно отказались по недостатку времени. Время, как говорит государь-император, не ждет! И усмехается при этом странно, поминая нехорошим словом британскую столицу. Интересно, какое имеет отношение Лондон к добыче золота? Или Павел Петрович подразумевал что-то другое?
Сегодня последняя ночевка. Встали, едва миновав Кстово, чтобы завтра, даст Бог, со свежими силами дойти до Нижнего. Домой потом, это всегда успеется, сначала исполнить долг. Вот ведь странное чувство – вроде и не брал ничего ни у кого, никому не обязан, все обещания выполнил и даже сверх того… но не оставляет ощущение… будто некто невидимый смотрит в спину и тихо-тихо шепчет:
– Ну еще чуток… Остались же силы! Ты сможешь…
И голос не укоряющий или просительный – ласковый, с интонациями ожидания и надежды. Глас Божий? Зов Отечества? Но разве это не одно и то же?
* * *
– Да чтоб тебя, собаку, приподняло да прихлопнуло! – выругался Беляков, когда из-за страшного рева со стороны реки сама собой дернулась рука и кусок колбасы с прутика упал на угли.Вскочившие в испуге бурлаки впопыхах перевернули котел с ухой и попрятались по кустам. Оставшийся у шипящего и плюющегося паром костра старшина артели одной рукой крестился, а другой крепко сжимал узловатую дубину.
– Зверь неведомый по воде бежит, ваше сиятельство! – Невзирая на строгий запрет, он упорно именовал Александра Федоровича именно этим титулом. – Лапами прямо так и шлепает!
Опять что-то громко заревело. Подскочивший Ермолов вскинул винтовку к плечу, но не успел прицелиться в надвигающуюся черную громадину с горящими глазами, как с баржи зачастили выстрелы по меньшей мере троих часовых.
– Мать вашу! Ну сколько же можно? – Исполненный тоски и отчаянья крик, а сразу за ним в темнеющее небо взлетела осветительная ракета. – Имейте совесть!
Повисший на крохотном шелковом колпачке, называемом французским манером «parachute», плюющийся белыми искрами светлячок тем не менее позволил разглядеть необычного вида корабль. Назвать его судном язык не поворачивался, да и торчащие над фальшбортами орудийные стволы не оставляли сомнений в военном происхождении плавающего… плавающей… батареи? Пусть называется механизмом. А как еще? Чего только в жизни не видывали, но такого не приходилось.
М-да… весь какой-то приплюснутый, по бокам мельничные колеса, и венчает все это высокая коптящая труба. Срамота, не корабль.
– Алексей Петрович. Погоди стрелять.
– Да я гожу, – откликнулся Ермолов.
Тем временем ракета погасла, шлепанье по воде прекратилось, и голос из темноты спросил:
– Тут мелей нет? Пристать можно?
Видимо, ответа не требовалось, так как почти сразу же послышался скрип мокрого песка – неизвестный агрегат ткнулся носом в берег. Правый глаз чудовища моргнул, оказавшись обыкновенным фонарем, а снявший его с крюка человек ловко спрыгнул прямо с борта:
– Разрешите представиться! Лейтенант Императорского Пароходного Флота Денис Давыдов! С кем имею честь?
– Капитан Ермолов. – Алексей Петрович протянул руку в приветствии и переспросил: – Какого флота, простите?
Моряк (или речник?) смутился, что было заметно даже в неверном свете фонаря:
– Пароходного… Но вы не думайте, господин капитан, скоро таких кораблей станет много! Два или три. – Тут лейтенант что-то вспомнил и удивленно воскликнул: – Постойте, а не вы ли сопровождаете Его Высокопревосходительство?
– Нет, он меня сопровождает. – Беляков сделал шаг вперед. – И никого более тут нет. Разве что… Ефим, признавайся, ты путешествующий инкогнито генерал?
– Кто инкогнито? – обиделся бурлацкий старшина. – Мы Мироновы будем. А по-уличному – Талалушкины.
– Вот видите, господин лейтенант, ошибка вышла. Так что извиняйте.
Не прошло и получаса, как недоразумение разрешилось к всеобщему удовлетворению. Денис Давыдов действительно был послан встречать баржу с золотом и министром – сведения об инциденте в Астрахани долетели до Петербурга на удивление быстро, и обеспокоенный случившимся император Павел Петрович отдал приказ о сопровождении груза. Как раз в селе Соромово, что чуть выше Нижнего Новгорода по течению Волги, заканчивали установку трофейной паровой машины на канонерскую лодку «Гусар». Лейтенант, получивший офицерский чин за храбрость при взятии Стокгольма, и стал ее командиром.
– Да, отстали мы от жизни в дикой глуши, – посетовал Ермолов. – У вас там события происходят, войны, штурмы вражеских столиц, а тут чуть мхом не поросли.
– Действительно, – поддержал капитана Александр Федорович. – Вы уж нам, Денис Васильевич, расскажите, будьте любезны.
– Обо всем и расскажите. Время есть, пока уха по второму разу варится.
Лейтенант ненатурально поупирался, мол, какой из меня рассказчик, но было видно, что его распирает от желания поделиться новостями со свежими и благодарными слушателями. Долго уговаривать не пришлось – прокашлялся и… и посмотрел с ожиданием.
Алексей Петрович первым понял причину заминки:
– А не употребить ли нам малую толику во славу русского оружия?
Беляков не стал возражать:
– И монаси приемлют.
Денис Васильевич инициативу старших поддержал с энтузиазмом. Ну как же, ведь именно в таком возрасте жизнь кажется бесконечной чередой праздников и дружеских застолий, лишь изредка прерываемых войной. Да и сколько той войны? А возможная смерть огорчает лишь тем, что не сможешь никому похвастать совершенными подвигами. Досадная мелочь, право слово!
– Вот когда англичане от Кронштадта удрали, – начал лейтенант и сразу же отвлекся, передавая флягу по кругу. – Да, знатно драпали!
– Позвольте, но что же их так напугало? – удивился Ермолов.
– Как, вы не знаете?
– Кое-что донеслось до нашей глуши, но хотелось бы услышать из уст очевидца.
– Тогда…
И Давыдов поведал, с успехом заменяя живостью воображения недостаток фактов: о боях в городе, о кулибинских огнеметных машинах, героизме ополчения, уцелевшего едва ли на треть. Потом перешел на подвиги военно-морские, отсчет которым положила воздушная атака с помощью шара и змеев.
Да, англичане бежали, проявив в позорной трусости своей пример отчаянной храбрости. Британские моряки жертвовали собой, пробивая путь сквозь мины для спасения адмирала Нельсона. И хитрый лис улизнул из капкана, бросив на растерзание остатки эскадры. У короля много! Шведам повезло меньше. Или совсем не повезло, если сказать прямо – единственный их фрегат, прорвавшийся по фарватеру, попал в «братские» объятия датских линейных кораблей, спешивших на помощь к русскому союзнику. Боя как такового не случилось – избиение вряд ли можно назвать боем. А стрельба картечью по плавающим среди обломков… Ну мало ли какие традиции в просвещенных Европах?
Силы Балтийского флота, вышедшие через ставший безопасным проход, Нельсона не догнали, да и, собственно, не очень старались. Англичане подождут, есть хотя и менее важная, но более достойная цель – наказать предателей. Альбион враг давний и явный, а вот удары в спину прощать нельзя. Совсем нельзя. Никогда и никому.
Стокгольм захватили с минимальными потерями. Тут скорее сыграл свою роль не фактор неожиданности, а общее положение дел. Из когда-то грозного противника Швеция превратилась в третьеразрядную страну, мнение и политика которой напрямую зависели от настроения и грозных окриков более сильных соседей. И на этот раз с выбором хозяина немножко ошиблись…
Экспедиция продолжалась ровно три недели, считая двое суток, потраченных на подавление любого сопротивления. Канонерки, пользуясь малой осадкой, чувствовали себя как дома в разделяющих вражескую столицу протоках и проливах Меларенского озера, и отвечали пушками на любой, даже пистолетный, выстрел. Не успевший бежать король Густав Четвертый Адольф стал жертвой одной из таких бомбардировок, но перед смертью подписал полную и безоговорочную капитуляцию, заодно отрекшись от престола.
– Целый час уговаривал! – коротко рассмеялся лейтенант, получивший свой чин после того случая. – У нас не забалуешь!
Остальное время потратили на справедливый раздел трофеев. Датчане удовлетворились остатками шведского флота, пошедшего в возмещение убытков, нанесенных англичанами Копенгагену, а русские забрали оставшуюся мелочь. В нее, то есть в мелочь, входила небольшая контрибуция и обязательство нового правительства о поставках добытых в течение последующих двенадцати лет железа и меди с наценкой не более десятой части.
– Однако! – покачал головой Ермолов. – Изрядная прибыль государству.
– Увы, Алексей Петрович, – ответил Давыдов. – Все не так благостно, как представляется на первый взгляд. Мы вывезли с шахт не только паровые машины, но даже инструмент, включая металлические части оборудования. И плавильные печи… как они там называются… неважно, их теперь нет. Совсем нет.
– Так и до бунтов недолго, оголодает народишко…
– Ходят слухи, что государь что-то предпринимает в этом отношении. Но, сами понимаете, не в моих чинах о том ведать.
И тут же оба перевели взгляд на Белякова. Тот возмутился:
– Мне что, сороки на хвосте новости приносят? Не более вашего знаю. Да и министр-то я… игрушечный, что ли… Придем в Нижний, узнаем больше. Нашу баржу твой самовар потянет, Денис Васильевич?
– Пароход!
– Я и говорю, самовар.
Если Давыдов и обиделся на пренебрежительное отношение к своему кораблю, то виду не показал. Ну что могут понимать сухопутные? Сам император Павел Петрович, напутствуя лейтенанта, говорил о грандиозных перспективах, открывающихся при использовании силы пара. Когда-нибудь дымящие и пыхтящие, шлепающие по воде плицами суденышки с двадцатью человеками экипажа превратятся в бронированных мастодонтов, перевозящих по нескольку дивизий и способных одним залпом сметать с лица земли целые города.
– Наш «Гусар» три таких баржи потянет. – Подумал и поправился: – Против течения – только две.
– Слабовато, – отметил Беляков.
– Да у нас совсем другие задачи! Вот посмотрите на «Гусара» в баталии!
– Нет уж, спасибо за предложение, – отказался Александр Федорович.
Но Ермолов заинтересовался:
– А можете ли принять на борт десант, Денис Васильевич?
– Это смотря какой численности и на какую дальность похода. Места маловато. Считайте сами – восемь кочегаров, десять канониров при трех орудиях, два механикуса, именуемые инженерами, лоцман, в море заменяемый штурманом, да два палубных матроса.
– А что они на берег-то не сходят?
Лейтенант смутился:
– Я их в трюме запер.
– Зачем?
– Да как вам сказать… по нам уже в третий раз стреляют, как бы до мордобоя, простите, не дошло.
– Серьезные люди.
– Добровольцы не менее пятого года службы. Да утром сами посмотрите, авось за ночь добрее станут.
* * *
Увы, за ночь никто так и не подобрел. Экипаж «Гусара» встретил бурлаков, тянущих буксирный канат, неприветливо. Напрасно те пытались объяснить свою полную безоружность и кивали на охраняющих баржу егерей – нет у военного моряка веры штатскому человеку. Да и не человек это вовсе, ежели не служит. Так, половинка…Лейтенант предложил Белякову с Ермоловым продолжить дальнейший путь на пароходе:
– И вам удобнее, и мне спокойней.
– В этакой тесноте?
– Ветер встречный будет, – пояснил Давыдов.
– И что?
– Дым из трубы прямо на баржу пойдет.
Он оказался прав. Мало того, злопамятные кочегары наверняка подбросили в топку… хм, лучше не знать, чего они там подбросили.
Пароход бежал на удивление резво, и менее чем через час Александр Федорович смог увидеть собственный дом. Вон, стоит, блестит окошками второго этажа и весело подмигивает – загулял, мол, хозяин? Сжало сердце, и в груди неизвестно почему отдалось болью, памятью о прошлогоднем покушении. А ведь так и не нашли стрелявшего. Следы злоумышленников, поначалу уводившие к Керженцу, поворачивали и, в конце концов, пропадали вблизи Нижнего. Не в буквальном смысле следы, но нашлись люди, видевшие и слышавшие кое-что, да вот толку…
А канонерке на переживания и воспоминания плевать – идет себе да пугает гудками противно орущих чаек. Беляков проследил без всякой цели за удирающими к заволжскому берегу птицами и зацепился взглядом за грандиозную стройку:
– Здесь что такое?
Давыдов пожал плечами:
– Вроде как братья Нобели стекольный завод ставят.
– Немцы, что ли?
– Шведы.
– Они откуда?
– Не знаю, скорее всего, оплатили кандидатскую пошлину.
– Это как?
Оказалось очень просто – теперь любой иностранец мог претендовать на российское подданство только после определенного срока пребывания в кандидатах. Затем следовало принятие православия и экзамен по русскому языку, разумеется, платные. Кандидатский стаж напрямую зависел от полезности будущей деятельности – для промышленников не более года, купцам же от пяти до десяти лет.
– Но зачем им? Неужели в родной стране так плохо?
– Не в этом дело, Александр Федорович, – вместо Давыдова ответил капитан Ермолов.
– В чем же?
– В том, чего мы везем на барже.
– Но откуда они могли знать?
– Именно про это? Никто и не знал. Нюхом чуют… собаки.
Беляков промолчал. А о чем говорить-то? Государь строг, но справедлив, вот он и определит, кому откусить от золотого пирога, а кто простым хреном перебьется.
* * *
Вот и Нижний показался – блестят маковки церквей, зеленый шатер Михаила Архангела в небо стремится, сбегают с откоса к воде ступенчатые стены. В одном месте, правда, вместо стены огромная дыра, которую каждый назначаемый губернатор клятвенно обещает заделать. Но то ли все недосуг, то ли денег не хватает, а то вовсе боятся новых оползней, только давно уже нижегородский кремль смотрит на Волгу щербатой ухмылкой завзятого буяна и выпивохи.В аккурат напротив пролома и причалили. Набежавшую подивиться на пароход толпу тут же оттеснили высыпавшие на пристань егеря капитана Ермолова, а немного погодя появилась подмога – неизвестного рода войск солдаты в синих мундирах с малиновыми прямоугольниками на воротниках.
– А это кто такие, Денис Васильевич? – поинтересовался Беляков.
– Эти? – Давыдов оторвался от заполнения вахтенного журнала и бросил взгляд на берег. – Из Министерства государственной безопасности.
– Давно ли появилось?
– Еще в ноябре указ вышел. Его сиятельство граф Бенкендорф и возглавил. А вы разве не знали?
– Да откуда?
– Ах да, простите, совсем позабыл. Вас встречают, кстати.
Действительно, сквозь раздавшуюся в стороны толпу к «Гусару» быстро шел офицер. Или не офицер? С этими новыми мундирами сам черт ногу сломит! Вот он (не черт, разумеется) вступил на сходни.
– Прапорщик, вы ли это? Какими судьбами, Сергей Викторович?
– Старший лейтенант! – Акимов рассмеялся и крепко пожал протянутую руку. – Вот и опять увиделись, Александр Федорович.
Обернулся к Ермолову, щелкнул каблуками:
– Здравия желаю, господин подполковник.
– Капитан, – поправил Алексей Петрович.
– Как? – Грозный взгляд на Давыдова. – Разве Денис Васильевич не сообщил о прошедшей переаттестации?
– Да я же… – попытался оправдаться лейтенант.
– Понятно. Впрочем, и сам могу рассказать за обедом. Не возражаете, господа?
– А это? – Ермолов сделал неопределенный жест, изображающий беспокойство за груз на барже.
– Куда оно денется? – пожал плечами Акимов. – Это же не новый чин, который при отсутствии должного обмытия может обидеться и перестать расти. Или вообще усохнет. Так что не переживайте, сейчас прибудет губернатор с докладом, вот ему и сдадите под расписку. А мои люди перевезут и обеспечат безопасность.
– Чью?
– И вашу в том числе.
* * *
Спустя три часаКоляску ощутимо потряхивало на выбоинах, и Александр Федорович недовольно морщился – после удобств и спокойствия водного путешествия ехать по разбитой дороге не самое приятное занятие. И это почти в центре города, черт бы его побрал! Надо будет попросить Кулибина изобрести чего-нибудь для гладкого покрытия улиц, а то при езде по брусчатке мягкое на первый взгляд сиденье ощутимо бьет по заднице, и походка потом немного напоминает краковяк. Со стороны незаметно, но самому довольно неприятно.
Город неуловимо изменился. Беляков долго не мог понять, что же стало не так, и не сразу догадался – исчезли вывески на лавках с немецкими и французскими названиями. Сергей Викторович подтвердил озвученное вслух предположение:
– Совершенно правильно! Только иноземные языки не под запретом, тут вы, Александр Федорович, ошибаетесь, а приравнены к излишествам. За них, как известно, всегда приходится платить. За пятьдесят рублей с буквы можно хоть Вольтера во всю стену цитировать… Но деньги вперед.
– Копейки.
– Не скажите… Первые платежи из Польши и балтийских губерний позволяют говорить о будущих миллионах.
На углу улицы Варварской и Острожной площади экипаж остановился, пропуская колонну мальчишек лет десяти-двенадцати, с песней марширующих в сторону Ковалихинского оврага. Военная форма на детишках смотрелась несколько странно.
– Суворовцев в баню повели, – пояснил Акимов, перехватив вопросительный взгляд.
– Мелковаты для суворовских чудо-богатырей, – хмыкнул Ермолов. – Плохо кормите?
Сергей Викторович шутку не поддержал:
– Училище имени генералиссимуса Суворова создано по предложению нижегородского купечества и состоит на его иждивении.
Беляков удивился:
– Лет двести не замечалось за земляками патриотических порывов. Воистину времена меняются.
– Это точно, с государем Павлом Петровичем не заскучаешь, – согласился Алексей Петрович. – А что говорят в Европах?