— Я частный детектив…
   Смолин, поморщившись, махнул рукой.
   — Знаю, не продолжайте. Я получил указание всячески содействовать вам в этом деле… — Он хмыкнул и ехидно прищурился. — Так вот, никакого дела на самом деле и нет, вернее, нет неразрешенных вопросов. Через несколько дней дело будет передано в суд… — Смолин улыбнулся, расслабился, сидя за столом. — Самое короткое из всех раскрытых мной преступлений… по времени, я имею в виду.
   — Преступление раскрыто?
   — Да, убийца сам во всем признался.
   У меня мурашки побежали по телу.
   — Сосед Баргомистрова? — спросила я напрямик.
   Майор кивнул.
   — Конечно. Вот почитайте, если интересно.
   Смолин достал папку «Дело №…» и протянул мне.
   …
   Я, Голубков Василий Семенович, признаюсь, что убил своего соседа по этажу Баргомистрова Виктора Андреевича, так как должен вышеназванному Баргомистрову деньги в сумме тысячи пятисот рублей и не смогу их отдать.
   Виктор Андреевич неоднократно требовал вернуть долг, но у меня таких денег никогда не водилось.
   Тринадцатого апреля сего года я пришел к соседу занять денег еще. Баргомистров денег не дал, стал меня ругать. В пылу ссоры я схватил тяжелый подсвечник и ударил Виктора Андреевича сзади по голове. Удар оказался смертельным.
   Увидев, что натворил, я решил избавиться от орудия убийства, то есть замести следы. Я поехал на набережную и утопил подсвечник в Волге, после чего вернулся домой и лег спать.
   Прошу суд учесть, что я признался во всем добровольно, и облегчить мою участь.
   Дата. Подпись
   Что-то здесь не так. Слишком уж все просто получается: позавчера совершено убийство — и вот уже и убийца найден, и дело закрыто. Так не бывает.
   Я еще раз перечитала «добровольное признание». Королев утверждал, что его зять давал в долг неограниченные суммы и никогда не требовал вернуть деньги в срок. Нужно уточнить.
   — В квартире Баргомистрова, конечно же, были найдены отпечатки пальцев так называемого убийцы.
   Смолин пожал плечами:
   — Разумеется.
   — А чьи еще?
   — Родных — Маргариты Вадимовны, ее сестры, отца, матери — и напарника Баргомистрова, шофера.
   — А почему вы не проверили алиби напарника?
   — Деточка, — Смолин вышел из-за стола и навис надо мной, — убийца признался сам, и все факты против него.
   — И вы даже мысли не допускаете, что Баргомистрова мог убить другой человек?
   — Кто, например? Жена? Теща?
   — Вы разговаривали с соседями?
   — Что вы предполагали услышать от соседей? Да, был шум, крики; пришла жена — увидела труп. Убийцу никто не видел.
   — Вот именно! — вставила я.
   Майор проигнорировал мои слова.
   — Голубкова едва добудились: делал вид, что спит и ничего не слышит.
   — А если он действительно спал… и вообще ни при чем?
   — Перестаньте, девушка, — отмахнулся Смолин. — Вы верите в невиновность Голубкова? У вас разработан план действий относительно поисков кого-то другого? Флаг вам в руки!
   Смолин несколько раз прошелся из угла в угол, после чего застыл прямо передо мной:
   — Но попомните мои слова: никого вы не найдете. Убийца арестован и понесет заслуженное наказание.
   Пора заканчивать этот бесполезный разговор. Я встала.
   — Еще пара вопросов, Анатолий Алексеевич, и я избавлю вас от необходимости лицезреть мою физиономию.
   Майор усмехнулся и попытался на прощание быть любезным:
   — Вы уж простите меня за резкий тон… Но сами понимаете — дела: я человек занятой… — Что-то сия приветливость слишком отдает сарказмом. — Всегда чем могу, помогу непременно. Обращайтесь в любое время дня и ночи.
   Вот исключительно по ночам я к тебе и буду обращаться. Большое искушение: разбудить пару раз и посмотреть, что из этого выйдет. М-да…
   — Вы, кажется, желаете получить еще какую-то информацию?
   — Очень даже желаю. Могу я видеть арестованного?
   — Нет!
   Удивительно, насколько быстро человек способен измениться в лице: только что Смолин ехидно ухмылялся — и вот уже его ярко-синие глаза превратились в щелочки, правая щека задергалась. Тик у него, что ли?..
   — Могу я узнать причину отказа?
   — Это ваш второй вопрос?
   — Промежуточный.
   — И каков же второй?
   Так, майор отказал мне в свидании с Голубковым безо всяких причин. Сие наводит на размышления…
   — Последний вопрос звучит следующим образом (иронии Смолин не уловил): сколько вам заплатил Королев?
   Нетактично, понимаю. Майор, бедненький, аж позеленел от злости.
   Ответа я ждать не стала: поспешила уйти с глаз долой. На свежий воздух меня препроводил все тот же «адъютант» Дима. Попросила парня достать мне к вечеру адрес напарника Баргомистрова. Дима пообещал это сделать, когда любимое начальство — то бишь «мировой мужик» — отлучится.
   До дома решила дойти пешком, чтобы было время подумать. А подумать есть о чем, милейшая Татьяна Александровна.
   Голубков к убийству не причастен, это ясно. Иначе мне не отказали бы в свидании с ним, да еще так категорично. Но почему Смолин руками и ногами цепляется за несчастного алкоголика?
   Стоп. А за кого же ему еще цепляться? Круг подозреваемых расширился: жена, сосед плюс напарник… и, возможно, некий тип в перчатках, не оставляющий после себя никаких следов. Неизвестного на время отбросим, ведь его нашей доблестной милиции сначала нужно будет найти — ежели он вообще существует; шофер, я думаю, может за себя постоять; жену Виктора не даст в обиду ейный папочка — остается Голубков: отпечатки пальцев есть, алиби нет. А признание из мужика выбить — пара пустяков.
   Как бы с этим Василием Семеновичем поговорить — как бы до него добраться? Это первый вопрос.
   Вопрос номер два: зачем Королеву нужно было покупать Смолина? Может, они давние знакомые? Тогда для чего поручать расследование убийства мне? Без меня все было бы куда проще: арестовали «божью овечку», пришили дело…
   «Богатенький Буратино» со спокойной, мне кажется, душой мог сказать: вот тебе, доченька, убийца; ты знаешь его имя — теперь можешь жить спокойно и счастливо… Какой же смысл усложнять?..
   Следуем далее. В квартире убитого, кроме отпечатков пальцев Голубкова, найдены «пальчики»:
   а) жены Баргомистрова — это естественно,
   б) сестры Риты и родителей обеих девиц, а также
   в) напарника Виктора, шофера.
   Необходимо узнать, как часто бывали в квартире родственники и друзья Баргомистровых и кто из оных посещал счастливую семью за последние, скажем, три дня до убийства. Странно, что милиция не потрудилась выяснить этот вопрос.
   В-четвертых, нужно побеседовать с соседями. Не может быть, чтобы никто ничего не видел и не слышал. Возможно, некоторые детали, утаенные от следователя, поскольку предубеждение против милиции в народе велико, станут известны мне. Тем более что следователь не слишком перегружал свои мозги «проникновением» в суть дела.
   …Я поймала себя на мысли, что давно уже топчусь на одном месте… да еще, кажется, жестикулирую и строю рожи. И топчусь-то — мама родная! — в луже! Мои ботиночки!
   Прохожие, придерживая сумки, благоразумно обходят меня стороной. Спасибо, люди, что еще никто не догадался вызвать «Скорую»! Я выбралась из лужи и чуть ли не бегом постаралась уйти как можно дальше от заклятого места.

11 часов 52 минуты

   Благополучно, без приключений, добралась до родимых пенатов. Только очень захотелось есть. Мне вообще в последнее время постоянно хочется есть. С чего бы вдруг?
   А вот обед готовить — ну ни малейшего желания! Не люблю я сей скорбный труд. Идти куда-нибудь уже поздно: скоро подъедет королевский автомобильчик. Что нам остается? Сварить кофе. Я вздохнула — весь день на кофе!

12 часов 25 минут

   Мое столь приятное занятие — поглощение божественного напитка — очень «вовремя» прервал телефонный звонок.
   — Татьяна Александровна? — услышала я голос Королева.
   — Да, здравствуйте.
   — Вы дома?
   Хороший вопрос. Нет, меня нет дома.
   — Разумеется. Я жду вашу машину, как договаривались.
   — Машина подъедет минут через десять. Значит, я вас встречаю в… где-нибудь без пятнадцати час?
   — Непременно буду.
   Видимо, отказываться от моих услуг — я ожидала и такого оборота дела — «известный бизнесмен» не собирается. С одной стороны, это хорошо для меня, но с другой — что все-таки нужно Королеву? Ведь согласно официальной версии убийца найден.
   — Только… Татьяна Александровна, вы слышите меня? Пожалуйста, будьте с Ритой поделикатнее: она очень ранимая, а тут такая утрата… Рита все время плачет…
   — Конечно, конечно! Я постараюсь ничем не ранить ее…
   — Да-да… Пожалуйста.
   — …но, сами понимаете, вашей дочери придется ответить на некоторые вопросы…
   — Но вы уж — прошу вас…
   Я снова обещала «постараться» и сим закончила наш содержательный разговор.
   …Кофе тем временем безнадежно остыл, а времени до прихода машины оставалось только на то, чтобы бросить кости.
   Ходить мне голодной до самого вечера… «Ох да тяжела судьбинушка Танюши…»
   Я вынула из мешочка свои заветные — и на удачу!
   15 + 25 + 12.
   «Ваши дети должны вырасти крепкими и здоровыми. Скорее всего, их ждет неплохая карьера».
   Вот те на! А я-то думаю, что мне все время есть хочется! «И зачала она от Духа Святаго…» (ой, не надо, это уже кощунство).
   Вероятно, я должна радоваться, что моих крепких и здоровых детей ждет успешная карьера. Только мне сейчас больше нужны не крепкие дети, а крепкие нервы — для беседы с мадам Баргомистровой.
   Видимо, эта женщина очень любила своего мужа. «У попа была собака, он ее любил…» А потом — убил. «Любила — убила, убила — любила…» Что за глупая рифма лезет в голову?
   Нужно будет проверить алиби этой самой Риты, если оно вообще существует.
   …А вот и машина!

12 часов 45 минут

   Вышла из лифта — и передо мной сейчас же распахнулась дверь королевской квартиры. Открыл хозяин: хмурый, встревоженный, но безукоризненно одетый.
   У Королева в холле настенные часы; глянула мельком — без пятнадцати час. Надо же, тютелька в тютельку!
   — Проходите в комнату. — Вадим Сергеевич указал рукой, в какую именно. — Рита вас ждет.
   Рита — в кресле — цвет лица совершенно сливается с бледными обоями за ее спиной; неподвижная, замороженная какая-то, с остановившимся взглядом. Только слезы непрерывно текут по щекам.
   — Здравствуйте, — я присела на краешек кресла напротив. — Как мне лучше вас называть?
   Женщина молча махнула рукой: мол, все равно!
   Если она и старше меня, то года на два, не больше. В счастливую пору, скорее всего, была ухоженная, веселая. Сейчас каштановые волосы больше напоминают паклю, чем предмет женской гордости. Уголки губ скорбно опущены… Дочь Королева в таком виде скорее страшна, чем красива. Горе никого не красит…
   — Рита — можно просто Рита? Знаете, мне необходимо с вами поговорить, — осторожно начала я.
   Она кивнула.
   — Пожалуйста, возьмите себя в руки и попробуйте связно рассказать, что вы увидели в своей квартире тринадцатого числа.
   Мой призыв возымел обратное действие: у Маргариты началась истерика. И вокруг сейчас же забегали неизвестно откуда взявшиеся люди со стаканами воды, с нашатырем, одеколоном, уксусом и чем-то еще. Пару раз споткнулись о мои ноги, хотя я уж и так поджала их насколько могла, но, по-моему, они даже не заметили этого.
   Господа, кто-нибудь хоть раз ощущал себя предметом мебели? Чувство — прямо скажу — не из приятных. Эдакая никчемная моргающая статуэтка в деловом костюме с короткой юбкой.
   Однако любая ситуация имеет как плохие, так и хорошие стороны. Пока меня откровенно игнорировали, я получила возможность рассмотреть хлопочущих вокруг Баргомистровой родственников. Ну, с главой семьи я уже имела счастье свести знакомство. А эта матрона в пестром халате — нет слов, красива, но какая-то утомленная, измученная, — видимо, жена Королева. А растрепанная голубоглазая блондинка, вызывающе накрашенная, — скорее всего, младшая дочь. С ней я позже тоже должна поговорить… больше для очистки совести. Пару раз со склянкой в руках промелькнула какая-то бледная моль; судя по одежде, нянька или домработница. С особой сей тоже не мешает побеседовать: эти скромницы, не имеющие возраста, обычно видят и знают гораздо больше, чем им полагается видеть и знать. В уголке, тихонько прошлепав в комнату во время суматохи, замерли, держась за руки, две крохотные белокурые близняшки в одинаковых коротких платьицах. Наверное, дочки Баргомистровых. Хаврошечки, испуганно тараща огромные голубые глазенки, уже собирались дружно зареветь, но их вовремя заметила бледная моль: подхватив обеих на руки, она выпорхнула из комнаты и больше не появлялась.
   Минут через двадцать с помощью лекарств и ласковых уговоров Рита наконец пришла в себя. Она заморгала, закивала и замахала руками, утверждая, что ей уже лучше и что такое больше не повторится. Мать облегченно вздохнула, погладила ее по голове и, извинившись, вышла вместе с мужем, дабы нам не мешать.
   Младшая сестрица, напротив, попросила разрешения остаться. Я не отказала, но почему-то эта девица при ближайшем рассмотрении вызвала у меня глухое раздражение. В принципе в ней не было ничего особенного: девушка как девушка; может, не в меру накрашена, экстравагантно, с моей точки зрения, одета, но современная молодежь словно вся из инкубатора: одинаковые прически, одинаковая одежда… Просто девочка не нашла еще свой стиль… И все-таки чем-то она была мне неприятна.
   Но это уже, как говорится, — личное. Не следует поддаваться эмоциям. Тем более что, удобно устроившись с ногами на диване, она, кажется, не собирались нам мешать.
   А я тем временем продолжаю изображать манекен: молчу, опасаясь повторения истерики.
   Однако Рита заговорила первой и, на удивление, спокойно:
   — Я была в парикмахерской — у нас в доме внизу парикмахерская, — делала прическу. Мы собирались вечером в театр… Олю и Таню еще накануне отвезли сюда, к родителям…
   — В какое время вы вошли в парикмахерскую и когда вышли оттуда?
   — Время? Я была там примерно с час… Где-нибудь минут десять восьмого пришла домой… значит, часов в шесть — в седьмом вошла туда.
   — А где вы были до парикмахерской?
   — Прошлась по магазинам…
   — Вы можете это доказать? Простите, я спрашиваю не из недоверия к вашим словам. У вас должно быть алиби.
   — Я могу доказать, — подала голос сестра Риты. — В пять или около того мы столкнулись в дверях «Чародейки». Поболтали. Потом я пошла домой, а Рита — в очередной магазин.
   — Да-да, Ксюша права, — подхватила молодая женщина. — Мы встретились в «Чародейке» — мне нужны были кружева, — потом я зашла в «Искусство», затем в «Подарки», затем… А после встретила Володю, Витиного напарника, и он угостил меня кофе с пирожными. А потом была парикмахерская.
   — Значит, между пятью и шестью вы общались с напарником вашего мужа — как, кстати, его зовут?
   — Володя, Владимир Александрович Гришин. Вы не думайте на него, Володя славный человек, добрый, чуткий. Он был лучшим другом Вити… Звонил уже… спрашивал, не нужна ли помощь… — У Риты задрожали губы.
   Чтобы дать ей время взять себя в руки, я повернулась к младшей сестре.
   — Ну а вы, сударыня, — где вы были после встречи с Маргаритой Вадимовной?
   Ксения пожала плечом. Ответила надменно (эта девчонка еще смеет разговаривать со мной в таком тоне!):
   — Я же сказала: пошла домой. Пешком. По дороге никого из знакомых не встретила; дома была без десяти семь. Вечер провела с родителями, тихо и мирно. Вернее, провела бы… Но часов в восемь позвонили Ритины соседи, сообщили о… случившемся. Отец сразу поехал туда, привез Риту. Ну и… вот…
   — Рита, скажите, когда вы вошли в свою квартиру, как вам показалось: все ли предметы стояли на своих местах?
   Женщина чуть улыбнулась:
   — Вы имеете в виду канделябр? Папа говорил, он пропал. Но я не знаю… Когда открыла дверь, стояла такая странная тишина… Витя не вышел встречать… А потом в комнате… Я не могу, не могу так больше! Я все время вижу его голову и кровь вокруг!.. — Рита опять разрыдалась.
   — А вы полагаете, что Виктора… что — как это? — орудием… был канделябр? — зло спросила Ксения.
   Судя по тону, похоже, я тоже ей не приглянулась.
   — Полагаю, да. Если, конечно, преступник не принес орудие убийства с собой. — Тут меня посетила удачная мысль: а почему бы не узнать, что сестры думают об официальной версии убийства?
   — Вы, конечно, уже слышали, что преступник арестован, — начала я.
   Ксения сморщилась, как от оскомины; Маргарита, смахнув со щеки слезу, покачала головой.
   — Слышали, — тихо произнесла старшая сестра. — Только Василий Семенович не мог убить. Он и мухи не обидит, напрасно его арестовали. Понимаете, я думаю… я надеюсь, мне будет легче… когда вы найдете настоящего убийцу… когда он будет наказан… — Рита всхлипнула и судорожно сжала руки.
   Ксения подбежала, обняла, стала что-то шептать ей, утешая. Затем повернулась ко мне:
   — Смолин звонил нам. Этот алкаш вроде взял всю вину на себя, что-то там подписал… У него наверняка выбили это признание! Отец не верит, да и мы тоже. Просто искать не хотят. А с Василия что взять — алкаш, он и есть алкаш. Испугался…
   Как у этой девчонки все просто получается! Тот ленив, этот напуган до полусмерти… Хотя, впрочем, тут она права. Ведь и я считаю, что проще повесить вину на несчастного алкоголика, чем искать настоящего убийцу.
   И все-таки странное предубеждение сложилось у меня против Ксении. Может, тому виной ее взгляд — тяжелый, исподлобья? Или что-то еще? Есть в ней какая-то звериная настороженность. Интересно, она со всеми так держится или только со мной?
   Мои размышления прервала бледная моль, с подносом в руках бесшумно проскользнувшая в комнату.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента