Страница:
Содержание
Север Гансовский
«ПМ-150»
— «ПМ-150», — сказал голос. — Вы хотели посмотреть «ПМ-150». Спускайтесь. Я вас жду, чтобы проводить до института. Меня зовут Марк.
Андрей поспешно поднялся, так что вода в бассейне струйками завихрилась вокруг его тела. Голос захватил его врасплох. Было непонятно, откуда он раздается, и от этого Андрею казалось, будто его застали за каким-то предосудительным занятием.
На всякий случай он торопливо натянул трусы из какого-то пористого материала и мокрый, с каплями на груди и на плечах, прошел в другую комнату. Здесь на стене светился голубой экран, на который он вчера, ложась спать, не обратил внимания. На светящемся фоне теперь было видно молодое лицо.
— Сейчас я спущусь. Оденусь и спущусь.
Выражение молодого лица не изменилось.
— Вы меня слышите? — спросил Андрей.
Может быть, следовало нажать какую-нибудь из черных кнопок под экраном? Их было несколько.
— Слышу, — сказал голос. — Все в порядке, я буду ждать.
— А вы меня видите?
— Нет, не вижу, — ответил молодой человек на экране. — Нажмите первую кнопку справа, и я вас буду видеть.
— Спасибо, — сказал Андрей. — Это я просто так спросил.
Внизу, на залитом солнцем лугу, юноша в плаще и в короткой тунике приветливо помахал Андрею рукой.
— Как вы себя чувствуете после такого долгого отсутствия? — Он с интересом взглянул в лицо Андрею. — Наверно, многое изменилось?
— Да, кое-что.
Андрею не хотелось рассказывать о своих мыслях. Конечно, он чувствует себя не блестяще. Да и позавчера на космодроме встречавший его сотрудник Управления астронавигации предупредил, что первую неделю на Земле Андрей самому себе будет казаться одиноким и никому не нужным.
Они шли теперь по парку, который, впрочем, мог быть и не парком, а просто улицей. То там, то здесь проглядывали купола каких-то зданий.
— Эти дубы выросли за шестьдесят лет или их привезли сюда? — спросил Андрей, просто чтобы что-нибудь спросить.
— Некоторые выросли, а некоторые привезли, — ответил юноша. — Теперь деревья выращивают ускоренным способом. Хотя это, кажется, было еще при вас.
«Это было еще за сто лет до меня, — подумал Андрей. — Ничего себе — каким стариком я должен казаться этому мальчику! А ведь мне — по моему внутреннему счету — всего только сорок пять. Самая середина молодости».
Некоторое время они шагали молча, затем юноша сказал:
— Пожалуй, «ПМ-1» и «ПМ-2» тоже были при вас. Но «ПМ-150» нисколько на них не похожа. Вы даже представить себе не можете, как это выглядит… А вот и институт. Идите по этой аллее до конца. — Он вновь взмахнул рукой. — До свиданья!
И пошел прочь, прямой, сильный, уверенный в себе.
Андрей проводил его взглядом.
Конечно, люди теперь еще менее сентиментальны, чем были в его времена. Молодого человека просто попросили проводить Андрея до института, и он проводил. А рукопожатия, наверно, окончательно вышли из моды…
Потом он остановил себя:
«Кажется, я начинаю брюзжать. Но ничего трагического не происходит. Я вернулся на Землю. Вернулся и примусь за любимое дело. Поеду в джунгли Южной Америки и буду заниматься там приручением диких растений. Собирать то, что подойдет для Оресты. А сейчас иду в институт посмотреть „ПМ-150“, которая меня очень интересует. Вокруг расцветает майское утро. На Земле идет 2080 год, и вообще все в порядке».
Но он знал, что в действительности все было далеко не в порядке. На Земле он не потому, что так уж захотел на Амазонку, а чтобы увидеть Марию. Летел три световых года с сумасшедшей надеждой, что она вернется к нему, опять его полюбит.
Об этом он думал и во время полета Главной Звездной Экспедиции, и в ходе работ на Оресте. Все девять лет. Но ведь на самом-то деле тот, кто любит, а потом разлюбил, никогда не возвращается. Такого не случалось за всю историю человечества. Именно потому, что Андрей понимает это, он и брюзжит сейчас.
А что касается этой «ПМ-150», она его вовсе не занимает. Более того — он даже толком не знает, что это такое. Просто за два дня пребывания на Земле двадцать раз уже слышал: «ПМ-150», «ПМ-150, „ПМ…“
Впереди по аллее, направляясь к институту, шла девушка в коротком платье, узком в талии и широком внизу. Собственно, это было даже не платье, а балетный костюм, в каких лет сто назад на сцене Большого театра в Москве выступали прославленные балерины Уланова и Лепешинская. Какой-то намек на балет ощущался еще и в походке девушки — казалось, она не идет, а танцует.
Андрей посмотрел на ноги девушки, на ее плечи, на волну каштановых волос, закрывавших шею. Еще не понимая почему, он вдруг почувствовал, как у него отчаянно сжалось сердце и стало жарко в груди.
На мгновение ему показалось, что надвигается какое-то страшное несчастье и инстинкт предупреждает его об этом. Однажды он уже испытал такое чувство — ровно за секунду до того, как на Оресте началось «землетрясение» и огромный конус горы вместе с постройками и десятками людей медленно пополз в пропасть.
Андрей положил руку на грудь, спрашивая сердце, отчего оно так мучительно забилось, и, еще не вполне доверяя этому, но понимая, что это именно так, сказал себе, что в нескольких шагах от него, впереди, идет по аллее Мария.
А вокруг все изменилось. Солнечные блики на песке стали ярче — неприятного режущего оттенка, листва деревьев окаменела, небо потеряло глубину, превратилось в плоскость.
И мысли вихрем завертелись в сознании.
«Вернуться, не ходить в институт! (А ноги несли его вперед.) Но почему? Ведь я все равно в глубине души решил сделать так, чтобы увидеть ее… Вернуться! Вернуться! Я не подготовлен к этой встрече… Но как я могу подготовиться?.. Подойти и сказать: „Здравствуй, Мария“? Но она подумает, что я в первые же дни после приезда бросился искать ее. Ну и пусть думает. Ведь это же не так… А как?.. Я все равно буду искать ее. Мне не устоять… Нет, устою. Я же обещал себе. (А ноги несли его вперед.) Девушка дошла до конца аллеи и обернулась. Это была не Мария.
Она посмотрела на Андрея:
— Вы ботаник Андрей со Звездной Экспедиции? Идете смотреть «ПМ-150»?
Андрей откашлялся:
— Да.
— Меня зовут Скайдрите. — Она протянула маленькую крепкую руку. — Идемте вместе. Нам лучше пройти через сад.
Они повернули налево и пошли вдоль здания, у самой стены которого бесконечной пенной волной сияли гроздья белых флоксов.
— Вы прибыли два дня назад? На «Лебеде»?
— Да, — Андрей снова откашлялся. Постепенно он приходил в себя. (Значит, рукопожатия еще не совсем ушли в прошлое.)
— Чем же вы занимались на Оресте? Вы ботаник, а мне казалось, что ботанику там еще нет никакой работы. Там еще только делают атмосферу.
— Я и не был ботаником, — сказал Андрей. — Работал подрывником. Делали площадку, а потом строили атмосферную станцию. Там сплошные скалы.
— Наверно, трудно работать подрывником? Все время в скафандре, в костюме.
— Не слишком… Хотя, впрочем, трудно.
Краем глаза он посматривал на нее. Чуть-чуть вздернутый носик, густые брови и маленький упрямый подбородок. Конечно, она не похожа на Марию. Только фигура и волосы. Такие же пышные, как у Марии… Интересно, сколько ей лет. Девятнадцать или двадцать, пожалуй. (Хотя теперь все женщины на Земле выглядят так, будто им двадцать. Все, которых он видел за два дня.) Ростом она ему по плечо. Как Мария. Если ему еще придется встречаться с этой девушкой, он всегда будет чувствовать неловкость, оттого что она так напоминает Марию фигурой и этой копной волос.
Девушка продолжала болтать:
— Вы ничего не слышали про «ПМ-150», нет? О ней еще ни разу не передавали на внеземные пункты… Мне бы тоже хотелось поработать подрывником. Но я, наверно, не смогла бы. Нужно быть очень сильной. — Она вдруг остановилась и оглядела Андрея с ног до головы. — Послушайте, я вспомнила. Вы ведь, кажется, в Гимнастическом списке. В списке лучших за какой-то очень давний год. Правильно?
— Это было страшно давно. — Постепенно все вокруг Андрея принимало прежний характер. Листья на деревьях зашевелились. — Очень давно. Вас тогда и на свете не было.
— Я знаю. — Она кивнула. — Лет пятьдесят или шестьдесят назад. Но по вашему биологическому времени недавно. Не больше чем десять лет, да?
— Девять.
Они остановились у раскрытых дверей. Большая борзая собака вдруг сорвалась с места и кинулась к Андрею. Шерсть у нее была такая белая и чистая, будто с животного недавно сняли шкуру, выстирали в кипятке с мылом и вновь натянули.
Виляя длинным и твердым хвостом, собака сунулась в ноги Андрею. Он наклонился, рассеянно потрепал ее за ухо.
И тотчас сверху раздался взрыв смеха.
Андрей и Скайдрите подняли голову. Как раз над ними, на втором этаже, из окна высунулись двое мужчин. Один полный, с тяжелой челюстью и сонными прищуренными глазами. Другой остролицый, с ироничным пронизывающим взглядом.
Андрей недоуменно посмотрел на девушку. Ее губы сложились в полупрезрительную, полуизвиняющую усмешку. Она помахала наверх рукой.
— Пойдемте. Понимаете, это у нас считается остроумным — вот таким способом встречать приезжих. Кстати, — она показала на собаку, — это совсем не собака. Это «ПМ-145».
Борзая теперь застыла. Как окаменела.
Андрей по широкой светлой лестнице поднялся за девушкой на второй этаж. Взявшись за ручку двери, она повернулась и посмотрела ему в глаза:
— Собственно говоря, «ПМ-150» — это я.
В небольшом зале, одна сторона которого была перегорожена синим занавесом, стояло несколько кресел и большой черный полированный ящик, по форме напоминающий рояль времен Шостаковича или даже Шопена.
Полный мужчина, тот, что смеялся в окне, поднялся из кресла навстречу Андрею:
— Григорий. Я моделист. А вот это, — кивок в сторону остролицего, — музыкант Роберт. Сейчас начнем демонстрацию «ПМ-150».
Ни тот, ни другой не подали Андрею руки, и он окончательно решил, что обычай рукопожатий при встрече стал несовременным.
— Кто будет вести? — спросил Григорий у остролицего.
— Давайте все-таки я. — Музыкант с каким-то прибором в руках возился с той стороны ящика, которая была не видна Андрею. — А вы сделаете фон.
— Последнее па покажем?
— Покажем, — ответил Роберт.
Мужчины переглянулись и рассмеялись.
Они совсем не обращали внимания на Андрея, и его стала раздражать эта нелепая «заговорщическая» (он удивился, что ему на ум пришло такое архаическое слово) обстановка. Что же развеселило Георгия и Роберта, когда он в саду погладил собаку? Что означает странное заявление Скайдрите, что «ПМ-150» — это она? (Девушка тем временем куда-то вышла из зала.)
— Садитесь. — Григорий стал серьезным. Он указал Андрею на кресло посреди зала. — Мы вам покажем танец, а позже вам все объяснят.
Моделист и музыкант уселись за ящик.
Георгий положил руки на клавиши. Многоголосый певучий и как-то странно пульсирующий звук возник в воздухе. Георгий взглянул на Роберта, тот кивнул и положил руки на вторую клавиатуру, с другой стороны ящика.
Послышались легкие шаги. Из-за занавеса появилась Скайдрите. На девушке был тот же балетный костюм-платье, но туфли на высоком каблуке она сменила на балетные.
Скайдрите сделала несколько шагов от занавеса и остановилась напротив Андрея в первой балетной позиции — пятки и колени вместе, носки врозь, голова чуть-чуть склонена набок. Лицо ее было строгим, затем она, не поднимая глаз, улыбнулась.
Солнце освещало нежную кожу ее обнаженных плеч.
Новая гамма звуков поплыла в воздухе, и девушка начала танцевать. На пуантах она побежала вправо, сделала легкий и длинный прыжок, застыла на мгновение и вернулась к центру зала. Новый прыжок, па-де-де…
Сначала Андрея захватил этот танец. На Оресте, в суровых условиях первоначального освоения планеты, театра не было совсем, а телепередачи с Земли еще ни разу не удалось осуществить. Сейчас только он понял, как соскучился по грации обнаженных женских рук, по изяществу плавных движений.
Но Скайдрите продолжала танцевать, и постепенно Андрей почувствовал, что его не вполне удовлетворяет ее исполнение. Техника была безукоризненной. Один смелый прыжок следовал за другим. И в то же время танцу чего-то не хватало. В движениях девушки ощущалось нечто пассивное, сонное.
В танце не было общего замысла, он был составлен из кусочков.
Андрей начал скучать. Да и вообще было непонятно, зачем его «угощают» здесь балетом.
Он рассеянно оглянулся. Толстый мужчина, усиленно трудясь над клавиатурой, смотрел на танцовщицу с каким-то неприятным, почти что злым удовлетворением. Длинное лицо музыканта Роберта было строгим, вдохновенным. На лбу выступили капельки пота, он стряхнул их энергичным движением, не отрывая рук от инструмента.
Оба заметили, что Андрей уже устал от танца. Георгий кивнул остролицему, тот бросил в ответ понимающий взгляд, и в следующие несколько секунд произошло нечто неожиданное.
Девушка сделала последний прыжок, на пуантах подбежала к Андрею, опустилась перед ним на колени и обняла его ноги. Голову она наклонила, пышные волосы рассыпались, на затылке открылся молочно-белый пробор.
Пораженный, он дернулся назад вместе с креслом и вскочил. Сделалось нестерпимо стыдно.
И сразу же сзади раздался громкий гневный голос:
— Глупо! Чрезвычайно глупо! Это мы тоже обсудим на Совете в субботу.
Андрей оглянулся и отступил.
Рядом с ним стояла Скайдрите.
Одна Скайдрите — рассерженная, со сверкающими глазами, рядом с ним. И вторая Скайдрите — возле кресла в той же коленопреклоненной униженной позе.
Обе были так похожи, что Андрей не смог бы сказать, с какой пришел сюда в институт.
Музыка умолкла, остался только тот пульсирующий звук, которым началось представление.
Толстый угрюмый Георгий поднялся со стула.
— Сохраняйте спокойствие, сотрудник Скайдрите. Что именно вам не нравится? — Он обращался к той Скайдрите, которая стояла рядом с Андреем.
— Сейчас же поставьте ее! — Девушка указала на другую Скайдрите. — Сию же минуту!
— Разве это так важно?
— Сию же минуту! — Голос девушки возвысился почти до крика. — Немедленно!
На сонном лице Георгия выразилось некое подобие смущения. Он повернулся к остролицему музыканту:
— Поднимите ее, Роберт.
Роберт сел к инструменту, в воздухе запела мелодия, и, как бы подчиняясь ей, балерина неохотно поднялась, упорно глядя в пол, сделала несколько шагов к занавесу и остановилась, опустив голову.
Музыка стихла, остался только пульсирующий фон.
— Хорошо. — Георгий повернулся к Андрею. — Демонстрация «ПМ-150» окончена. Сотрудник Скайдрите даст вам пояснения. До свиданья.
Он слегка кивнул, и двое мужчин вышли, оставив Андрея с двумя Скайдрите. (Музыкант выглядел несколько смущенным.) Секунду в зале стояла тишина. Слышался только негромкий пульсирующий многоголосый тон, который издавал ящик.
Вторая Скайдрите — та, что не танцевала, — посмотрела на Андрея и вдруг рассмеялась. Потом она зажала себе рот и покачала головой.
— Ух, как я зла! — воскликнула она. — Как я зла!
Она подошла к ящику и, подпрыгнув, уселась на него.
— Садитесь. — Она показала на кресло.
— Но…
Он посмотрел на балерину, которая стояла у занавеса неподвижно. Было видно только, как после танца быстро вздымается и опускается ее грудь.
Скайдрите на ящике пожала плечами.
— Садитесь. Это всего только модель — Она равнодушно махнула рукой. — Сейчас я вам все объясню. Дайте мне только справиться со своей злостью. Я ужасно зла.
— Модель?.. Но…
— Вы что? Удивляетесь тому, что она дышит? Сейчас я выключу. — Вторая Скайдрите соскочила с ящика и, зайдя за него, чем-то щелкнула.
Пульсирующий звук замер. Андрей взглянул на первую Скайдрите. Грудь ее поднялась в последний раз и застыла.
— Однако…
Он чувствовал себя как человек, у которого вдруг выдернули пол из-под ног.
— Подождите, — он перешел на шепот. — О ком вы говорите? Об этой девушке? О Скайдрите?
— Да нет же! Это модель.
— Как — модель! Значит, я шел сюда с моделью?
Вторая Скайдрите досадливо улыбнулась:
— Конечно, нет. Вы шли со мной. Ведь модель не разговаривает. Вы же видите, что она молчит. Идите сюда.
Девушка соскочила с ящика, подошла к неподвижной балерине, бесцеремонно опустила ей кофточку на спине и показала Андрею вмонтированные в белую кожу две клеммы.
— Видите? Здесь мы ее заряжаем током. Внутри аккумуляторы. Пока они не разрядятся, модель будет стоять. А когда разрядятся, она упадет и превратится в бесформенную груду пластмассы.
Андрей даже не мог заставить себя взглянуть на модель. Ему все еще казалось, что речь идет о живом человеке.
— А зачем это все? — спросил он наконец. — Кукла? Игрушка?
— Нет, далеко не игрушка. Но вот теперь вы садитесь, а я буду рассказывать.
Скайдрите усадила Андрея в кресло.
— Видите ли, наш институт занимается моделированием живых организмов. Моделированием нервной деятельности, мышечной и так далее. И вот несколько лет назад было решено создать полную мышечную модель человека. В качестве образца взяли меня. Мне тогда было пятнадцать лет, и я только что поступила в институт. Поэтому я вам и сказала, что «ПМ-150» — это я.
— «ПМ-150». Как это расшифровывается?
— Полная модель номер сто пятьдесят. А собака была — вернее, то, что вы приняли за собаку, — полной моделью номер сто сорок пять. Не настоящая собака. Поэтому они и рассмеялись, когда вы ее погладили.
— Даже не верится! — Андрей украдкой взглянул на балерину. — Но как это достигнуто: внешность, движения?
— Ну, внешность проще всего. Подобрали синтетический материал, похожий на кожу, немного поэкспериментировали. Волосы у нее мои. — Скайдрите тряхнула волной своих волос. — У меня росли длинные, отрезала половину и отдала. Но ведь главное тут не внешность, а мышцы. А с ними поступили так. Приготовили модель каждой мышцы — от самых крупных до самых мельчайших. Около четырехсот скелетных мышц — гладкие мы вообще не делали. В каждую поместили рецептор. По радиокоманде рецептор включает ток от аккумулятора, который помещен в грудной полости модели, и ток сокращает мышцу. Чем сильнее ток, тем сильнее сокращение, ток слабеет — мышца тоже расслабляется.
— Да. — Андрей все еще был слишком ошеломлен. (В этом было что-то очень досадное — мыслить то, что только что казалось ему живой и красивой девушкой, как какие-то рецепторы, скелетные мышцы, аккумуляторы.) — А как устроена мышца?
— Из растягивающегося материала. А в нем мельчайшие электромагниты, которые при прохождении тока стремятся притянуть друг друга… Понимаете? Сокращаются все участки мышцы сразу. Как в живом организме. Но приготовить мышцы было сравнительно легко. Трудности начались, когда мы стали учить модель двигаться. Вот идите сюда. Идите. (Андрей встал и подошел к ящику.) Видите эту клавиатуру? Здесь около четырехсот клавиш — по числу мышц. Каждая клавиша, если ее нажать, посылает сигнал в свой рецептор.
Скайдрите соскочила с ящика и стала рядом с Андреем. Так близко, что он явственно ощутил ландышевый запах ее волос.
— Предположим, — она строго подняла палец, — нам нужно, чтобы модель согнула руку в локте. Значит, требуется, чтобы сократилась двуглавая мышца, верно? Нажмите вот эту клавишу.
Андрей неуверенно положил палец на клавишу.
— Нажмите сильно, — сказала Скайдрите, — и смотрите на модель.
Андрей нажал. Раздался режущий однотонный звук. Рука модели дернулась и, как перерубленная пополам, согнулась в локте совершенно неживым, механическим движением.
— Видите, нисколько не похоже на живого человека, — сказала девушка. — Отпустите клавишу. — Андрей отпустил, и рука так же деревянно упала. — И вы знаете, почему это так? Потому что у живого человека каждое движение вовлекает очень большую группу мышц. Я вам сейчас скажу, каков был первый вывод, к которому мы пришли в ходе работы над «ПМ-150». Оказалось, что в каждом, даже самом простом движении человека принимают участие все до одной мышцы. Все до единой!.. Но, конечно, в разной степени. Одни сокращаются сильно, другие так слабо, что это с трудом улавливается чувствительными приборами. Понимаете? Связь мышечного аппарата с мозгом оказалась куда сложнее, чем мы прежде думали. Ну, как вы считаете, стоило для этого создавать модель?
— Конечно, — осторожно ответил Андрей. — А практические выводы?
— Очень важные, — быстро сказала девушка. — Прежде всего — в вопросах протезирования. Вы, может быть, слышали о землетрясении на Оресте? Там гора сползла в пропасть.
— Я не слышал, — ответил Андрей, — я там был… То есть не на горе, а рядом.
— Ах да! — Скайдрите приложила пальцы ко рту. — Простите меня. Как я глупо спросила! Вы ведь мне говорили, что были там. И я сама все время думаю, что вот вы недавно вернулись с Оресты. — Она помолчала. — Это было очень страшно?
— Нет… Очень горько. Погибло много людей. И пропал огромный труд.
— Да… Послушайте, а как вам кажется, — она вдруг бросила на Андрея быстрый и очень доверчивый взгляд из-под длинных ресниц, — я могла бы работать подрывником, монтажником или чем-нибудь в этом роде? Очень хочется быть большой, широкоплечей. Чтобы у меня были большие, широкие ладони, а не такие вот… Хочется поднимать тяжести. Ходить в неуклюжем рабочем костюме, а не киснуть вот здесь. — Она уныло оглядела зал. — Ужасно мне тут надоело!
— Почему же? Из вас выйдет и монтажник. — Андрей откашлялся. — Правда, женщин на Оресту пока не пускают, но можно работать и здесь, на Земле, на Луне, на Марсе…
Он подумал, что тут, в институте, что-то не в порядке и Скайдрите не очень хорошо с Григорием и музыкантом. Это было видно с самого начала — когда двое мужчин засмеялись на втором этаже, а девушка подняла голову, чтобы на них посмотреть.
— Да, — сказала Скайдрите после паузы. — Но будем продолжать. Когда на Землю доставили пострадавших с Оресты, мы протезировали их на основе нашего опыта с моделью. Одному товарищу, например, сделали искусственные ноги… Мы даже могли бы заменить человеку всю мускульную систему целиком. Если бы нашелся желающий. Тогда ему приходилось бы только заряжаться, и он мог бы работать десятки часов подряд. Пока не устанет мозг.
— Это не так уж весело, — сказал Андрей.
— Конечно, — согласилась Скайдрите. — Но ведь тут речь может идти только о пожилых людях. О тех, например, кому сто пятьдесят.
— Неужели теперь многие живут так долго?
— Да. Но важнее то, что теперь очень долго длится молодость. Семьдесят
— молодой возраст. — Она взглянула на Андрея. — Слушайте, я как-то все время забываю, что вас целых шестьдесят лет не было на Земле. Конечно, тут многое переменилось.
«Шестьдесят лет! — подумал Андрей. — Огромный срок». Хотя для него это время прошло гораздо быстрее. Он поймал себя на мысли, что именно сейчас, в этом зале, не чувствует себя таким уж бесконечно чужим и оторванным от сегодняшнего поколения на Земле.
— Ну хорошо, — сказала Скайдрите. — Теперь вы поняли, с какими трудностями мы столкнулись, обучая модель двигаться? Даже если мы хотели, чтобы «ПМ» повернула голову, и то нам приходилось заставлять работать все мышцы. Но вот перед нами клавиатура, и нам нужно пускать в ход четыре сотни клавиш. Для этого не хватит никаких пальцев. Вот тогда на помощь нам пришел музыкант Роберт.
— Который сейчас здесь был?
— Да… Вы знаете, он очень талантливый человек. Но под большим влиянием Георгия. И слабовольный… Так вот, он начал с того, что каждую мышцу человеческого тела закодировал определенной нотой или комбинацией нот. А потом мы все стали изучать, как «звучат» движения. Например, я сгибаю руку в локте. — Девушка согнула руку. — Участвуют двуглавая мышца в качестве главного тона, дельтовидная, зубчатая спины и несколько других — в качестве подголосков, и все остальные мышцы тела как фон. И вы знаете, что оказалось? Когда громкость ноты была приведена в соответствие с силой сокращения той или другой мышцы, то при естественном движении мы получили чрезвычайно гармоничный музыкальный аккорд. Как будто его сочинил Бах… Или Шуберт… Более того: оказалось, что здоровое человеческое тело своими биотоками постоянно исполняет очень сложную, но бесспорно музыкальную симфонию. Всеми мышцами и органами сразу. Вот до чего додумалась природа! Одни мышцы звучат сильнее, другие слабо. При» чем каждый звук не монотонен, а то усиливается, то стихает. И все вместе — симфония, которая становится дисгармоничной, фальшивит, когда человек заболевает.
— Послушайте, но это очень здорово! — воскликнул Андрей.
— Конечно, — с торжеством сказала девушка. — Мы нашли это два года назад, и тут сразу же отпочковалась новая отрасль медицины — звукодиагностика. Вас помещают в особую камеру, рецепторы снимают биотоки мышц и органов и передают их как звуки. А специалист слушает и говорит, чем вы больны. Если, конечно, вы больны… Но я закончу об этой «ПМ-150». Понимаете, что мы сделали тогда? Мы подключили к сигнализатору музыкальное устройство, и он стал похож на рояль. То есть получился вот этот самый ящик. Теперь, если мы, нажимая клавиши, добивались гармонического сочетания нот, то и модель двигалась, как живая. Но тут же сразу выяснилось, что мы — то есть я, Георгий и другие сотрудники — умеем заставить модель исполнять только самые простые движения: поднять руку, нагнуться… У нас просто не хватало музыкальных способностей к виртуозности. И только один Роберт мог сделать так, чтобы «ПМ» двигалась естественно. Он просто садился и играл что-нибудь из того огромного количества мелодий, которыми полна его голова… — Скайдрите вдруг испытующе посмотрела на Андрея. — Скажите, как вам показались вот эти двое наших сотрудников по первому впечатлению? Георгий и Роберт.
Андрей поспешно поднялся, так что вода в бассейне струйками завихрилась вокруг его тела. Голос захватил его врасплох. Было непонятно, откуда он раздается, и от этого Андрею казалось, будто его застали за каким-то предосудительным занятием.
На всякий случай он торопливо натянул трусы из какого-то пористого материала и мокрый, с каплями на груди и на плечах, прошел в другую комнату. Здесь на стене светился голубой экран, на который он вчера, ложась спать, не обратил внимания. На светящемся фоне теперь было видно молодое лицо.
— Сейчас я спущусь. Оденусь и спущусь.
Выражение молодого лица не изменилось.
— Вы меня слышите? — спросил Андрей.
Может быть, следовало нажать какую-нибудь из черных кнопок под экраном? Их было несколько.
— Слышу, — сказал голос. — Все в порядке, я буду ждать.
— А вы меня видите?
— Нет, не вижу, — ответил молодой человек на экране. — Нажмите первую кнопку справа, и я вас буду видеть.
— Спасибо, — сказал Андрей. — Это я просто так спросил.
Внизу, на залитом солнцем лугу, юноша в плаще и в короткой тунике приветливо помахал Андрею рукой.
— Как вы себя чувствуете после такого долгого отсутствия? — Он с интересом взглянул в лицо Андрею. — Наверно, многое изменилось?
— Да, кое-что.
Андрею не хотелось рассказывать о своих мыслях. Конечно, он чувствует себя не блестяще. Да и позавчера на космодроме встречавший его сотрудник Управления астронавигации предупредил, что первую неделю на Земле Андрей самому себе будет казаться одиноким и никому не нужным.
Они шли теперь по парку, который, впрочем, мог быть и не парком, а просто улицей. То там, то здесь проглядывали купола каких-то зданий.
— Эти дубы выросли за шестьдесят лет или их привезли сюда? — спросил Андрей, просто чтобы что-нибудь спросить.
— Некоторые выросли, а некоторые привезли, — ответил юноша. — Теперь деревья выращивают ускоренным способом. Хотя это, кажется, было еще при вас.
«Это было еще за сто лет до меня, — подумал Андрей. — Ничего себе — каким стариком я должен казаться этому мальчику! А ведь мне — по моему внутреннему счету — всего только сорок пять. Самая середина молодости».
Некоторое время они шагали молча, затем юноша сказал:
— Пожалуй, «ПМ-1» и «ПМ-2» тоже были при вас. Но «ПМ-150» нисколько на них не похожа. Вы даже представить себе не можете, как это выглядит… А вот и институт. Идите по этой аллее до конца. — Он вновь взмахнул рукой. — До свиданья!
И пошел прочь, прямой, сильный, уверенный в себе.
Андрей проводил его взглядом.
Конечно, люди теперь еще менее сентиментальны, чем были в его времена. Молодого человека просто попросили проводить Андрея до института, и он проводил. А рукопожатия, наверно, окончательно вышли из моды…
Потом он остановил себя:
«Кажется, я начинаю брюзжать. Но ничего трагического не происходит. Я вернулся на Землю. Вернулся и примусь за любимое дело. Поеду в джунгли Южной Америки и буду заниматься там приручением диких растений. Собирать то, что подойдет для Оресты. А сейчас иду в институт посмотреть „ПМ-150“, которая меня очень интересует. Вокруг расцветает майское утро. На Земле идет 2080 год, и вообще все в порядке».
Но он знал, что в действительности все было далеко не в порядке. На Земле он не потому, что так уж захотел на Амазонку, а чтобы увидеть Марию. Летел три световых года с сумасшедшей надеждой, что она вернется к нему, опять его полюбит.
Об этом он думал и во время полета Главной Звездной Экспедиции, и в ходе работ на Оресте. Все девять лет. Но ведь на самом-то деле тот, кто любит, а потом разлюбил, никогда не возвращается. Такого не случалось за всю историю человечества. Именно потому, что Андрей понимает это, он и брюзжит сейчас.
А что касается этой «ПМ-150», она его вовсе не занимает. Более того — он даже толком не знает, что это такое. Просто за два дня пребывания на Земле двадцать раз уже слышал: «ПМ-150», «ПМ-150, „ПМ…“
Впереди по аллее, направляясь к институту, шла девушка в коротком платье, узком в талии и широком внизу. Собственно, это было даже не платье, а балетный костюм, в каких лет сто назад на сцене Большого театра в Москве выступали прославленные балерины Уланова и Лепешинская. Какой-то намек на балет ощущался еще и в походке девушки — казалось, она не идет, а танцует.
Андрей посмотрел на ноги девушки, на ее плечи, на волну каштановых волос, закрывавших шею. Еще не понимая почему, он вдруг почувствовал, как у него отчаянно сжалось сердце и стало жарко в груди.
На мгновение ему показалось, что надвигается какое-то страшное несчастье и инстинкт предупреждает его об этом. Однажды он уже испытал такое чувство — ровно за секунду до того, как на Оресте началось «землетрясение» и огромный конус горы вместе с постройками и десятками людей медленно пополз в пропасть.
Андрей положил руку на грудь, спрашивая сердце, отчего оно так мучительно забилось, и, еще не вполне доверяя этому, но понимая, что это именно так, сказал себе, что в нескольких шагах от него, впереди, идет по аллее Мария.
А вокруг все изменилось. Солнечные блики на песке стали ярче — неприятного режущего оттенка, листва деревьев окаменела, небо потеряло глубину, превратилось в плоскость.
И мысли вихрем завертелись в сознании.
«Вернуться, не ходить в институт! (А ноги несли его вперед.) Но почему? Ведь я все равно в глубине души решил сделать так, чтобы увидеть ее… Вернуться! Вернуться! Я не подготовлен к этой встрече… Но как я могу подготовиться?.. Подойти и сказать: „Здравствуй, Мария“? Но она подумает, что я в первые же дни после приезда бросился искать ее. Ну и пусть думает. Ведь это же не так… А как?.. Я все равно буду искать ее. Мне не устоять… Нет, устою. Я же обещал себе. (А ноги несли его вперед.) Девушка дошла до конца аллеи и обернулась. Это была не Мария.
Она посмотрела на Андрея:
— Вы ботаник Андрей со Звездной Экспедиции? Идете смотреть «ПМ-150»?
Андрей откашлялся:
— Да.
— Меня зовут Скайдрите. — Она протянула маленькую крепкую руку. — Идемте вместе. Нам лучше пройти через сад.
Они повернули налево и пошли вдоль здания, у самой стены которого бесконечной пенной волной сияли гроздья белых флоксов.
— Вы прибыли два дня назад? На «Лебеде»?
— Да, — Андрей снова откашлялся. Постепенно он приходил в себя. (Значит, рукопожатия еще не совсем ушли в прошлое.)
— Чем же вы занимались на Оресте? Вы ботаник, а мне казалось, что ботанику там еще нет никакой работы. Там еще только делают атмосферу.
— Я и не был ботаником, — сказал Андрей. — Работал подрывником. Делали площадку, а потом строили атмосферную станцию. Там сплошные скалы.
— Наверно, трудно работать подрывником? Все время в скафандре, в костюме.
— Не слишком… Хотя, впрочем, трудно.
Краем глаза он посматривал на нее. Чуть-чуть вздернутый носик, густые брови и маленький упрямый подбородок. Конечно, она не похожа на Марию. Только фигура и волосы. Такие же пышные, как у Марии… Интересно, сколько ей лет. Девятнадцать или двадцать, пожалуй. (Хотя теперь все женщины на Земле выглядят так, будто им двадцать. Все, которых он видел за два дня.) Ростом она ему по плечо. Как Мария. Если ему еще придется встречаться с этой девушкой, он всегда будет чувствовать неловкость, оттого что она так напоминает Марию фигурой и этой копной волос.
Девушка продолжала болтать:
— Вы ничего не слышали про «ПМ-150», нет? О ней еще ни разу не передавали на внеземные пункты… Мне бы тоже хотелось поработать подрывником. Но я, наверно, не смогла бы. Нужно быть очень сильной. — Она вдруг остановилась и оглядела Андрея с ног до головы. — Послушайте, я вспомнила. Вы ведь, кажется, в Гимнастическом списке. В списке лучших за какой-то очень давний год. Правильно?
— Это было страшно давно. — Постепенно все вокруг Андрея принимало прежний характер. Листья на деревьях зашевелились. — Очень давно. Вас тогда и на свете не было.
— Я знаю. — Она кивнула. — Лет пятьдесят или шестьдесят назад. Но по вашему биологическому времени недавно. Не больше чем десять лет, да?
— Девять.
Они остановились у раскрытых дверей. Большая борзая собака вдруг сорвалась с места и кинулась к Андрею. Шерсть у нее была такая белая и чистая, будто с животного недавно сняли шкуру, выстирали в кипятке с мылом и вновь натянули.
Виляя длинным и твердым хвостом, собака сунулась в ноги Андрею. Он наклонился, рассеянно потрепал ее за ухо.
И тотчас сверху раздался взрыв смеха.
Андрей и Скайдрите подняли голову. Как раз над ними, на втором этаже, из окна высунулись двое мужчин. Один полный, с тяжелой челюстью и сонными прищуренными глазами. Другой остролицый, с ироничным пронизывающим взглядом.
Андрей недоуменно посмотрел на девушку. Ее губы сложились в полупрезрительную, полуизвиняющую усмешку. Она помахала наверх рукой.
— Пойдемте. Понимаете, это у нас считается остроумным — вот таким способом встречать приезжих. Кстати, — она показала на собаку, — это совсем не собака. Это «ПМ-145».
Борзая теперь застыла. Как окаменела.
Андрей по широкой светлой лестнице поднялся за девушкой на второй этаж. Взявшись за ручку двери, она повернулась и посмотрела ему в глаза:
— Собственно говоря, «ПМ-150» — это я.
В небольшом зале, одна сторона которого была перегорожена синим занавесом, стояло несколько кресел и большой черный полированный ящик, по форме напоминающий рояль времен Шостаковича или даже Шопена.
Полный мужчина, тот, что смеялся в окне, поднялся из кресла навстречу Андрею:
— Григорий. Я моделист. А вот это, — кивок в сторону остролицего, — музыкант Роберт. Сейчас начнем демонстрацию «ПМ-150».
Ни тот, ни другой не подали Андрею руки, и он окончательно решил, что обычай рукопожатий при встрече стал несовременным.
— Кто будет вести? — спросил Григорий у остролицего.
— Давайте все-таки я. — Музыкант с каким-то прибором в руках возился с той стороны ящика, которая была не видна Андрею. — А вы сделаете фон.
— Последнее па покажем?
— Покажем, — ответил Роберт.
Мужчины переглянулись и рассмеялись.
Они совсем не обращали внимания на Андрея, и его стала раздражать эта нелепая «заговорщическая» (он удивился, что ему на ум пришло такое архаическое слово) обстановка. Что же развеселило Георгия и Роберта, когда он в саду погладил собаку? Что означает странное заявление Скайдрите, что «ПМ-150» — это она? (Девушка тем временем куда-то вышла из зала.)
— Садитесь. — Григорий стал серьезным. Он указал Андрею на кресло посреди зала. — Мы вам покажем танец, а позже вам все объяснят.
Моделист и музыкант уселись за ящик.
Георгий положил руки на клавиши. Многоголосый певучий и как-то странно пульсирующий звук возник в воздухе. Георгий взглянул на Роберта, тот кивнул и положил руки на вторую клавиатуру, с другой стороны ящика.
Послышались легкие шаги. Из-за занавеса появилась Скайдрите. На девушке был тот же балетный костюм-платье, но туфли на высоком каблуке она сменила на балетные.
Скайдрите сделала несколько шагов от занавеса и остановилась напротив Андрея в первой балетной позиции — пятки и колени вместе, носки врозь, голова чуть-чуть склонена набок. Лицо ее было строгим, затем она, не поднимая глаз, улыбнулась.
Солнце освещало нежную кожу ее обнаженных плеч.
Новая гамма звуков поплыла в воздухе, и девушка начала танцевать. На пуантах она побежала вправо, сделала легкий и длинный прыжок, застыла на мгновение и вернулась к центру зала. Новый прыжок, па-де-де…
Сначала Андрея захватил этот танец. На Оресте, в суровых условиях первоначального освоения планеты, театра не было совсем, а телепередачи с Земли еще ни разу не удалось осуществить. Сейчас только он понял, как соскучился по грации обнаженных женских рук, по изяществу плавных движений.
Но Скайдрите продолжала танцевать, и постепенно Андрей почувствовал, что его не вполне удовлетворяет ее исполнение. Техника была безукоризненной. Один смелый прыжок следовал за другим. И в то же время танцу чего-то не хватало. В движениях девушки ощущалось нечто пассивное, сонное.
В танце не было общего замысла, он был составлен из кусочков.
Андрей начал скучать. Да и вообще было непонятно, зачем его «угощают» здесь балетом.
Он рассеянно оглянулся. Толстый мужчина, усиленно трудясь над клавиатурой, смотрел на танцовщицу с каким-то неприятным, почти что злым удовлетворением. Длинное лицо музыканта Роберта было строгим, вдохновенным. На лбу выступили капельки пота, он стряхнул их энергичным движением, не отрывая рук от инструмента.
Оба заметили, что Андрей уже устал от танца. Георгий кивнул остролицему, тот бросил в ответ понимающий взгляд, и в следующие несколько секунд произошло нечто неожиданное.
Девушка сделала последний прыжок, на пуантах подбежала к Андрею, опустилась перед ним на колени и обняла его ноги. Голову она наклонила, пышные волосы рассыпались, на затылке открылся молочно-белый пробор.
Пораженный, он дернулся назад вместе с креслом и вскочил. Сделалось нестерпимо стыдно.
И сразу же сзади раздался громкий гневный голос:
— Глупо! Чрезвычайно глупо! Это мы тоже обсудим на Совете в субботу.
Андрей оглянулся и отступил.
Рядом с ним стояла Скайдрите.
Одна Скайдрите — рассерженная, со сверкающими глазами, рядом с ним. И вторая Скайдрите — возле кресла в той же коленопреклоненной униженной позе.
Обе были так похожи, что Андрей не смог бы сказать, с какой пришел сюда в институт.
Музыка умолкла, остался только тот пульсирующий звук, которым началось представление.
Толстый угрюмый Георгий поднялся со стула.
— Сохраняйте спокойствие, сотрудник Скайдрите. Что именно вам не нравится? — Он обращался к той Скайдрите, которая стояла рядом с Андреем.
— Сейчас же поставьте ее! — Девушка указала на другую Скайдрите. — Сию же минуту!
— Разве это так важно?
— Сию же минуту! — Голос девушки возвысился почти до крика. — Немедленно!
На сонном лице Георгия выразилось некое подобие смущения. Он повернулся к остролицему музыканту:
— Поднимите ее, Роберт.
Роберт сел к инструменту, в воздухе запела мелодия, и, как бы подчиняясь ей, балерина неохотно поднялась, упорно глядя в пол, сделала несколько шагов к занавесу и остановилась, опустив голову.
Музыка стихла, остался только пульсирующий фон.
— Хорошо. — Георгий повернулся к Андрею. — Демонстрация «ПМ-150» окончена. Сотрудник Скайдрите даст вам пояснения. До свиданья.
Он слегка кивнул, и двое мужчин вышли, оставив Андрея с двумя Скайдрите. (Музыкант выглядел несколько смущенным.) Секунду в зале стояла тишина. Слышался только негромкий пульсирующий многоголосый тон, который издавал ящик.
Вторая Скайдрите — та, что не танцевала, — посмотрела на Андрея и вдруг рассмеялась. Потом она зажала себе рот и покачала головой.
— Ух, как я зла! — воскликнула она. — Как я зла!
Она подошла к ящику и, подпрыгнув, уселась на него.
— Садитесь. — Она показала на кресло.
— Но…
Он посмотрел на балерину, которая стояла у занавеса неподвижно. Было видно только, как после танца быстро вздымается и опускается ее грудь.
Скайдрите на ящике пожала плечами.
— Садитесь. Это всего только модель — Она равнодушно махнула рукой. — Сейчас я вам все объясню. Дайте мне только справиться со своей злостью. Я ужасно зла.
— Модель?.. Но…
— Вы что? Удивляетесь тому, что она дышит? Сейчас я выключу. — Вторая Скайдрите соскочила с ящика и, зайдя за него, чем-то щелкнула.
Пульсирующий звук замер. Андрей взглянул на первую Скайдрите. Грудь ее поднялась в последний раз и застыла.
— Однако…
Он чувствовал себя как человек, у которого вдруг выдернули пол из-под ног.
— Подождите, — он перешел на шепот. — О ком вы говорите? Об этой девушке? О Скайдрите?
— Да нет же! Это модель.
— Как — модель! Значит, я шел сюда с моделью?
Вторая Скайдрите досадливо улыбнулась:
— Конечно, нет. Вы шли со мной. Ведь модель не разговаривает. Вы же видите, что она молчит. Идите сюда.
Девушка соскочила с ящика, подошла к неподвижной балерине, бесцеремонно опустила ей кофточку на спине и показала Андрею вмонтированные в белую кожу две клеммы.
— Видите? Здесь мы ее заряжаем током. Внутри аккумуляторы. Пока они не разрядятся, модель будет стоять. А когда разрядятся, она упадет и превратится в бесформенную груду пластмассы.
Андрей даже не мог заставить себя взглянуть на модель. Ему все еще казалось, что речь идет о живом человеке.
— А зачем это все? — спросил он наконец. — Кукла? Игрушка?
— Нет, далеко не игрушка. Но вот теперь вы садитесь, а я буду рассказывать.
Скайдрите усадила Андрея в кресло.
— Видите ли, наш институт занимается моделированием живых организмов. Моделированием нервной деятельности, мышечной и так далее. И вот несколько лет назад было решено создать полную мышечную модель человека. В качестве образца взяли меня. Мне тогда было пятнадцать лет, и я только что поступила в институт. Поэтому я вам и сказала, что «ПМ-150» — это я.
— «ПМ-150». Как это расшифровывается?
— Полная модель номер сто пятьдесят. А собака была — вернее, то, что вы приняли за собаку, — полной моделью номер сто сорок пять. Не настоящая собака. Поэтому они и рассмеялись, когда вы ее погладили.
— Даже не верится! — Андрей украдкой взглянул на балерину. — Но как это достигнуто: внешность, движения?
— Ну, внешность проще всего. Подобрали синтетический материал, похожий на кожу, немного поэкспериментировали. Волосы у нее мои. — Скайдрите тряхнула волной своих волос. — У меня росли длинные, отрезала половину и отдала. Но ведь главное тут не внешность, а мышцы. А с ними поступили так. Приготовили модель каждой мышцы — от самых крупных до самых мельчайших. Около четырехсот скелетных мышц — гладкие мы вообще не делали. В каждую поместили рецептор. По радиокоманде рецептор включает ток от аккумулятора, который помещен в грудной полости модели, и ток сокращает мышцу. Чем сильнее ток, тем сильнее сокращение, ток слабеет — мышца тоже расслабляется.
— Да. — Андрей все еще был слишком ошеломлен. (В этом было что-то очень досадное — мыслить то, что только что казалось ему живой и красивой девушкой, как какие-то рецепторы, скелетные мышцы, аккумуляторы.) — А как устроена мышца?
— Из растягивающегося материала. А в нем мельчайшие электромагниты, которые при прохождении тока стремятся притянуть друг друга… Понимаете? Сокращаются все участки мышцы сразу. Как в живом организме. Но приготовить мышцы было сравнительно легко. Трудности начались, когда мы стали учить модель двигаться. Вот идите сюда. Идите. (Андрей встал и подошел к ящику.) Видите эту клавиатуру? Здесь около четырехсот клавиш — по числу мышц. Каждая клавиша, если ее нажать, посылает сигнал в свой рецептор.
Скайдрите соскочила с ящика и стала рядом с Андреем. Так близко, что он явственно ощутил ландышевый запах ее волос.
— Предположим, — она строго подняла палец, — нам нужно, чтобы модель согнула руку в локте. Значит, требуется, чтобы сократилась двуглавая мышца, верно? Нажмите вот эту клавишу.
Андрей неуверенно положил палец на клавишу.
— Нажмите сильно, — сказала Скайдрите, — и смотрите на модель.
Андрей нажал. Раздался режущий однотонный звук. Рука модели дернулась и, как перерубленная пополам, согнулась в локте совершенно неживым, механическим движением.
— Видите, нисколько не похоже на живого человека, — сказала девушка. — Отпустите клавишу. — Андрей отпустил, и рука так же деревянно упала. — И вы знаете, почему это так? Потому что у живого человека каждое движение вовлекает очень большую группу мышц. Я вам сейчас скажу, каков был первый вывод, к которому мы пришли в ходе работы над «ПМ-150». Оказалось, что в каждом, даже самом простом движении человека принимают участие все до одной мышцы. Все до единой!.. Но, конечно, в разной степени. Одни сокращаются сильно, другие так слабо, что это с трудом улавливается чувствительными приборами. Понимаете? Связь мышечного аппарата с мозгом оказалась куда сложнее, чем мы прежде думали. Ну, как вы считаете, стоило для этого создавать модель?
— Конечно, — осторожно ответил Андрей. — А практические выводы?
— Очень важные, — быстро сказала девушка. — Прежде всего — в вопросах протезирования. Вы, может быть, слышали о землетрясении на Оресте? Там гора сползла в пропасть.
— Я не слышал, — ответил Андрей, — я там был… То есть не на горе, а рядом.
— Ах да! — Скайдрите приложила пальцы ко рту. — Простите меня. Как я глупо спросила! Вы ведь мне говорили, что были там. И я сама все время думаю, что вот вы недавно вернулись с Оресты. — Она помолчала. — Это было очень страшно?
— Нет… Очень горько. Погибло много людей. И пропал огромный труд.
— Да… Послушайте, а как вам кажется, — она вдруг бросила на Андрея быстрый и очень доверчивый взгляд из-под длинных ресниц, — я могла бы работать подрывником, монтажником или чем-нибудь в этом роде? Очень хочется быть большой, широкоплечей. Чтобы у меня были большие, широкие ладони, а не такие вот… Хочется поднимать тяжести. Ходить в неуклюжем рабочем костюме, а не киснуть вот здесь. — Она уныло оглядела зал. — Ужасно мне тут надоело!
— Почему же? Из вас выйдет и монтажник. — Андрей откашлялся. — Правда, женщин на Оресту пока не пускают, но можно работать и здесь, на Земле, на Луне, на Марсе…
Он подумал, что тут, в институте, что-то не в порядке и Скайдрите не очень хорошо с Григорием и музыкантом. Это было видно с самого начала — когда двое мужчин засмеялись на втором этаже, а девушка подняла голову, чтобы на них посмотреть.
— Да, — сказала Скайдрите после паузы. — Но будем продолжать. Когда на Землю доставили пострадавших с Оресты, мы протезировали их на основе нашего опыта с моделью. Одному товарищу, например, сделали искусственные ноги… Мы даже могли бы заменить человеку всю мускульную систему целиком. Если бы нашелся желающий. Тогда ему приходилось бы только заряжаться, и он мог бы работать десятки часов подряд. Пока не устанет мозг.
— Это не так уж весело, — сказал Андрей.
— Конечно, — согласилась Скайдрите. — Но ведь тут речь может идти только о пожилых людях. О тех, например, кому сто пятьдесят.
— Неужели теперь многие живут так долго?
— Да. Но важнее то, что теперь очень долго длится молодость. Семьдесят
— молодой возраст. — Она взглянула на Андрея. — Слушайте, я как-то все время забываю, что вас целых шестьдесят лет не было на Земле. Конечно, тут многое переменилось.
«Шестьдесят лет! — подумал Андрей. — Огромный срок». Хотя для него это время прошло гораздо быстрее. Он поймал себя на мысли, что именно сейчас, в этом зале, не чувствует себя таким уж бесконечно чужим и оторванным от сегодняшнего поколения на Земле.
— Ну хорошо, — сказала Скайдрите. — Теперь вы поняли, с какими трудностями мы столкнулись, обучая модель двигаться? Даже если мы хотели, чтобы «ПМ» повернула голову, и то нам приходилось заставлять работать все мышцы. Но вот перед нами клавиатура, и нам нужно пускать в ход четыре сотни клавиш. Для этого не хватит никаких пальцев. Вот тогда на помощь нам пришел музыкант Роберт.
— Который сейчас здесь был?
— Да… Вы знаете, он очень талантливый человек. Но под большим влиянием Георгия. И слабовольный… Так вот, он начал с того, что каждую мышцу человеческого тела закодировал определенной нотой или комбинацией нот. А потом мы все стали изучать, как «звучат» движения. Например, я сгибаю руку в локте. — Девушка согнула руку. — Участвуют двуглавая мышца в качестве главного тона, дельтовидная, зубчатая спины и несколько других — в качестве подголосков, и все остальные мышцы тела как фон. И вы знаете, что оказалось? Когда громкость ноты была приведена в соответствие с силой сокращения той или другой мышцы, то при естественном движении мы получили чрезвычайно гармоничный музыкальный аккорд. Как будто его сочинил Бах… Или Шуберт… Более того: оказалось, что здоровое человеческое тело своими биотоками постоянно исполняет очень сложную, но бесспорно музыкальную симфонию. Всеми мышцами и органами сразу. Вот до чего додумалась природа! Одни мышцы звучат сильнее, другие слабо. При» чем каждый звук не монотонен, а то усиливается, то стихает. И все вместе — симфония, которая становится дисгармоничной, фальшивит, когда человек заболевает.
— Послушайте, но это очень здорово! — воскликнул Андрей.
— Конечно, — с торжеством сказала девушка. — Мы нашли это два года назад, и тут сразу же отпочковалась новая отрасль медицины — звукодиагностика. Вас помещают в особую камеру, рецепторы снимают биотоки мышц и органов и передают их как звуки. А специалист слушает и говорит, чем вы больны. Если, конечно, вы больны… Но я закончу об этой «ПМ-150». Понимаете, что мы сделали тогда? Мы подключили к сигнализатору музыкальное устройство, и он стал похож на рояль. То есть получился вот этот самый ящик. Теперь, если мы, нажимая клавиши, добивались гармонического сочетания нот, то и модель двигалась, как живая. Но тут же сразу выяснилось, что мы — то есть я, Георгий и другие сотрудники — умеем заставить модель исполнять только самые простые движения: поднять руку, нагнуться… У нас просто не хватало музыкальных способностей к виртуозности. И только один Роберт мог сделать так, чтобы «ПМ» двигалась естественно. Он просто садился и играл что-нибудь из того огромного количества мелодий, которыми полна его голова… — Скайдрите вдруг испытующе посмотрела на Андрея. — Скажите, как вам показались вот эти двое наших сотрудников по первому впечатлению? Георгий и Роберт.