– Ну-с, что там у вас за дела? – поинтересовался Одинцов.
   Тон его голоса не предвещал ничего хорошего. Я был уверен, что ошибись я хоть чуть-чуть, он нажмет какую-нибудь кнопку на внутренней поверхности стола и меня тут же вытолкают из его кабинета, отволокут в подвал и там уже со мной будут говорить по-другому.
   Для начала я положил перед ним на стол свою визитку. Одинцов внимательно изучил ее и еще больше нахмурил свои брови.
   – Мне кажется, мы с вами уже где-то встречались, – неуверенно проговорил он, изучая мое лицо. – Причем, не так давно.
   – Вчера у вас дома, – немедленно отозвался я. – Помните мой плащик?
   Левое веко Юрия Юрьевича дернулось, – точь-в-точь, как тогда, в прихожей.
   – При чем тут моя дочь? – глухо произнес он, потрясая моей визиткой.
   – Еще не знаю, – честно ответил я. – Дело обстоит следующим образом. Не так давно ко мне обратился один человек. Он представился мне как кадровик, работающий в вашей фирме.
   – Вот как? – удивился Одинцов. – И что же случилось дальше?
   – А дальше его убили. Застрелили в собственном доме, – улыбнулся я. – Но между двумя этими событиями произошло еще кое-что.
   Одинцов сохранял молчание.
   – Этот человек сказал мне, что директор «Марата» лично попросил его отобрать достойную кандидатуру на должность заведующего сектором в новой фирме, которая открывается в помещении бывшего цветочного магазина, – продолжал я. – Скажите, в планах вашей конторы имеется такая преспектива или нет?
   – Бред какой-то, – помотал головой Одинцов. – Букенбай Минтимерович никогда не занимается подобными вещами. Его и на работе-то не бывает.
   – Вот видите, как интересно все получается, – продолжал я. – Этот человек вынес из здания фирмы, из вашего отдела, кстати, несколько папок с личными делами сотрудников домой для изучения. Это, если я не ошибаюсь и если мой клиент не врал, произошло в пятницу. А в субботу утром в результате очень неприятного события, они оказались утраченными.
   Вот тут мне показалось, что в глазах Одинцова промелькнул ужас.
   – Но потом мне все же удалось получить эти дела, но я, к сожалению, не могу возвратить их своему клиенту, поскольку он мертв, – развел я руками.
   – Чьи дела находятся в вашем распоряжении? – очень осторожно осведомился Одинцов.
   – Ваше, Бабенко и Дикарева, – ответил я.
   – Позвольте... я ничего не понимаю, – снова затряс головой Юрий Юрьевич. – На должность завсектора... в помещении бывшего магазина «Цветы»? Но это же нонсенс! Как это возможно?
   – Очень может быть, что и нонсенс, – ничуть не удивился я.
   Одинцов задергал щекой, прижал левую сторону лица ладонью, а указательным пальцем правой руки нажал кнопку селектора.
   – Зайдите ко мне, Ленулечка, – приказал он чуть дрогнувшим голосом.
   Дверь, ведущая в приемную, тут же отворилась и на пороге появилась секретарша с блокнотом в руках. Называя ее Ленулечкой, Одинцов явно возвращал ей вторую, а то и третью молодость, – даме было далеко за шестьдесят по самым скромным меркам.
   – Посмотрите, пожалуйста, папки с делами Бабенко и Дикарева, – попросил Юрий Юрьевич. – Если они на месте, захватите их с собой.
   Пожилая Ленулечка кивнула и удалилась. Я заметил, что в руках у ней был отнюдь не блокнот, а книга, на обложке которой был изображен какой-то жирный мужик с цветком в руке. Присмотревшись, я увидел, что это роман Рекса Стаута на языке оригинала.
   Заметив мой удивленный взгляд, Одинцов с удыбкой пояснил:
   – Лена работала на кафедре английского языка в пединтитуте. Грянуло сокращение, понимаете ли, пришлось приютить у себя. И не жалею – на редкость исполнительный работник. Да, так вернется к нашим... проблемам. Кто же был вашим клиентом? – Одинцов достал из кармана платок и промакнул себе лоб.
   – Дмитрий Викторович Лалаев, – ответил я. – Вы знакомы?
   – Но в моем отделе нет таких работников, – тут же отозвался Одинцов. – Если даже предположить, что Букенбай Минтимерович решил лично курировать новое назначение, – начальству, как говорится, виднее, – то он мог бы связаться со мной.
   – Может быть, кто-то хочет вас подсидеть? – предположил я, подыгрывая Одинцову.
   В его демонстративном недоумении сквозила явная ложь. Не всегда можно определить с вероятностью, что человек тебя обманывает, но в данном случае у меня не было в этом никаких сомнений.
   – Может быть, может быть, – задумался Одинцов. – Но Лалаева я определенно не знал.
   – Вы видели его каждый день как минимум два раза, – возразил я. – Утром, когда приезжали на работу, и вечером, когда уезжали домой.
   – Поясните, пожалуйста, – совсем уже потерянно попросил Одинцов.
   – А надо ли тратить на это время, Юрий Юрьевич? – нагнулся я к нему. – Стоит ли вам продолжать притворяться? Еще не надоело?
   – Папок, которые вы запрашивали, нет на месте, – Ленулечка просунула голову в дверной проем. – Еще какие-нибуль указания.
   – Пока нет, спасибо, – облизнул пересохшие губы Одинцов. – Оставьте нас.
   Ленулечка шустро выскользнула из кабинета. Одинцов вырвал шнур телефона из розетки и подсел ко мне поближе. Теперь Юрий Юрьевич был настроен совсем по-другому: он решил со мной договориться.
   – Знаете что, – начал он неуверенно. – не могли бы мы решить это дело... э-э... так сказать, полюбовно, без лишнего шума.
   – Шума? – переспросил я. – Что вы понимаете в данном случае под шумом?
   – Видите ли, Валерий Борисович, – он стрельнул глазами в сторону лежащей на столе визитке, уточняя мое имя-отчество, – если об исчезновении внутренней документации станет известно, у меня начнутся очень серьезные неприятности. И, боюсь, они не закончатся никогда. Вы понимаете, что я имею в виду?
   – Приблизительно, – кивнул я. – Покойный Лалаев говорил мне то же самое.
   – Черт бы побрал этого Лалаева! – в сердцах хрустнул пальцами Одинцов.
   – Уже, – отозвался я.
   – Что «уже»? – не понял Юрий Юрьевич. – Ах да, простите.
   – Так что же с вами произошло? – спросил я. – Лалаев шантажировал вас из-за каких то проделок вашей дочери? Какой-нибудь криминал?
   Одинцов дико посмотрел на меня, и вдруг с неожиданной радостью воскликнул:
   – Ну да! Конечно же!
   – А остальных? – продолжал я расспросы. – Вы вообще в курсе?
   – Я подозревал, – оживленно отозвался Юрий Юрьевич. – Но точных данных у меня не было. Я, действтельно, отстегивал Лалаеву определенную сумму ежемесячно. Представляете, каким испытанием для меня было ежендевно встречаться с ним глазами...
   – Да, – протянул я, – в такой ситуации вам не позавидеушь.
   – Вот именно, – подтвердил Одинцов. – Убил бы мерзавца своими руками.
   – Уже, – поправил я его.
   – Что «уже»? Ах да, конечно, – спохватился Одинцов. – Наверняка кто-то из перечисленных вами господ не вынес его требований и решил разделаться с шантажистом, И, знаете, я не берусь осуждать их.
   Я отметил как решительно Одинцов отметал свою персону из числа подозреваемых, но не стал обращать внимание собеседника на этот неуклюжий маневр.
   – Так что же мы с вами будем делать дальше? – задал самый главный вопрос Одинцов. – Может быть, вы удовлетворитесь однократным взносом?
   Какая наивность!
   Даже среди руководящих работников среднего звена встречаются, прости Господи, лохи, которые действуют в реальной жизни также, как зеленые висельники и чайники. Эти выскочки думают, что уже знают все на свете и норовят работать с программой, не освоив основных принципов юзера. Скажем, обожают рисовать в Paintbrush, а не могут толком разобраться с Dos, а то и с Петкой Нортоном.
   – Нет, – твердо сказал я. – Об этом не может быть и речи.
   Одинцов сразу же погрустнел. Юрий Юрьевич смотрел на меня с нескрываемой ненавистью, но старался говорить как можно мягче и деликатнее, чтобы не рассердить нового владельца его тайны.
   – На счет, налом? С какой частотой? – стал он уточнять подробности.
   – Вы о чем?
   – Как о чем? Мало того, что вы намерены тянуть из меня деньги, так вы еще и издеваетесь?! – рассердился Одинцов. – Вы же, как я понимаю, теперь считаете себя правоопреемником, что ли, информации, за неразглашение которой я платил, плачу и буду платить.
   – Юрий Юрьевич, – решил я успокоить его, – вы абсолютно неверно понимаете ситуацию. Я – не шантажист. Никаких денег мне не нужно. Более того, я намерен вернуть вам документы.
   Одинцов с удивлением уставился мне в глаза. Его рот даже приоткрылся от неожиданного предложения, продемонстрировав вставную нижнюю челюсть.
   – Но, буду с вами откровенен, – продолжал я. – У меня есть свой интерес. Меня интересуют не ваши мелкие или крупные грехи, за которые вы теперь в буквальном смысле расплачиваетесь. Вернее, интересуют, но не в смысле получения каких-то дивидендов за сохранение информации. У меня совершенно конкретное дело, которое я сейчас распутываю. И единственное, что я у вас прошу – это оказать содействие моей работе.
   – Это сколько же будет? – уже полез за калькулятором Одинцов.
   – Я вам уже сказал, что речь не идет о деньгах, – втолковывал я.
   – А что же тогда? – настороженно поинтересовался Юрий Юрьевич.
   – Вы устроите так, чтобы я встретился с Бабенко и Дикаревым, – предложил я. – Вы расскажете мне, как именно вышел на вас Лалаев и каким образом к нему попали папки с личными делами. Кстати, вот они, можете забрать эти документы и поместить их на место.
   Я вынул из пакета три папки и положил их на стол перед Одинцовым.
   Тот быстро просмотрел их одну за другой, потом снова перелистал подшитые листы.
   – Тут не все, – потерянным голосм произнес он. – Еще должны быть вкладыши.
   – Вот эти? – я достал из пакета лежащий отдельно «второй слой», как я окрестил про себя начальственные заметки на отделтных листах.
   – Да-да, – обрадовался Одинцов. – Слава Богу, не потерялись. Видите ли, Букенбай Минтимерович очень внимательно относится к работникам фирмы и считает своим долгом кратко охарактеризовать каждого. Вы читали? Какой слог, какие меткие характеристики!
   – Вы уверены, что это все? Что больше в папках ничего не было? – уточнил я.
   Ведь в моем пакете отдельно лежил еще так называемый «третий слой» – записи, которые я предписывал покойному и которые, на мой взгляд, и содержали наиболее ценную информацию.
   – Конечно, – заверил меня Одинцов. – Что касается вашего вопроса, то спешу обрадовать: ваши условия меня вполне устраивают. Встречу с остальными двумя лалаевскими клентами и вам устрою сегодня же. Сведу с ними, а дальше вы уж сами, хорошо?
   Я кивнул.
   – А что касается меня, то вас, наверняка, разочарует мой рассказ, – продолжал Одинцов. – Лалаев просто вдруг появился, как чертик из табакерки. В один прекрасный день, вернее, вечер, когда я покидал офис, ко мне обратился торговец с лотка, который стоял у нас в холле. Он рассказал мне некоторые факты и предложил оценить мое дальнейшее спокойствие. Я провел ужасную ночь, был близок к самоубийству, но все же решил заплатить. Мы определили сумму – она оказалась не очень велика и я выплачивал ее ежемесячно. Не так давно Лалаев обратился ко мне с просьбой познакомить его с нашей картотекой личных дел. Я не посмел ему в этом отказать. Не посмел возражать, когда он попросил домой несколько папок, обещав вернуть их к началу рабочей недели. Поверите ли, я все утро был как на иголках. Страшно даже подумать, что могло бы произойти, запроси эти папки начальство. Лалаев мертв, бумаг на месте нет...
   – А ваша жена знала о том, что вы подвергались шантажу? – спросил я.
   – Нет, что вы! – ужаснулся Одинцов. – Мила очень решительный человек, очень независимый. Она бы не вынесла такого давления.
   Я вспомнил фразу, которую обронила Мила во время моего посещения – «Он что, требовал денег?» – и подумал, что Одинцов прав. Мила бы не стала просто так ежемесячно отстегивать Лалаеву деньги. Она бы просто-напросто убила его. А может быть, и действительно?..
   – Что касается Дикарева, то он будет только после обеда. А с Бабенко вы можете сейчас увидеться хоть сейчас, – предложил Одинцов. – Он у себя в кабинете, кажется, один. Вам никто не помешает.
   Как показала действительность, Однцов, с одной стороны, жестоко ошибался, а с другой – был прав на все сто процентов.
   Мне помешали, да еще как! И мне помогли, как мало кто мог помочь.
   Дело в том, что в кабинете под номером восемнадцать (красные цифры на черном фоне) оказалась та самая дама, которая испытывала остатки моего терпения, насилуя служебный телефон в холле фирмы «Марат».
   Мы с Одинцовым вошли как раз в тот момент, когда сия особа просматривала настольный перекидной календарь господина Бабенко.
   – Ни в коем случае, Славик, – всплеснула она руками, остановившись на каком-то листе. – Ты не можешь, понимаешь меня, просто не можешь в четверг ехать в командировку. Даже на полдня.
   – Но Оленька, – слабо пытался возражать управляющий черной кассой, он же – по совместительству – курирующий связи с общественностью, – это же не я решаю, ты попробуй понять!
   – А что тут понимать? – возразила Ольенька, сгребая со стола календарь. – Я сейчас сама пойду и поговорю с Букенбаем Минимеровичем. Кто-то же должен заступаться за тебя, если ты сами не в состоянии.
   Бабенко со стоном прикрыл рукой глаза и опустился в свое кресло.
   Едва кивнув нам на ходу, строгая дама плавно выплыла из кабинета, с порога погрозив на прощание пальцем его владельцу.
   – Опять? – спросил Одинцов, удостоверившись, что шаги посетительницы затихли в конце коридора. – Что на этот раз?!
   Бабенко быстро и бесшумно зашевелил губами, изображая матерную ругань.
   Юрий Юрьевич сочувственно покачал головой. Отдав дань соболезнования, он приступил к делу. Указав рукой на меня, Одинцов проговорил:
   – Вот, Слава, по твою душу. Ничего от себя говорить не буду, сам разберешься.
   – Насчет покупки полосы в еженедельнике? – вяло осведомился Бабенко.
   Но Юрий Юрьевич уже покинул кабинет, аккуратно и плотно прикрыв дверь.
   Бабенко небрежно указал мне на стул и уже потянулся к календарю, но, вспомнив, что его умыкнула дама, досадливо чертыхнулся.
   – Так что там у вас? – обратился он ко мне, придав лице деловое выражение.
   – У вас, Владислав Сергеевич, – со вздохом поправил я его. – Именно у вас...
   Когда Бабенко услышал, что речь идет о Лалаеве, он тотчас же изменился в лице.
   – Я полагал, что с его смертью весь кошмар закончится, – прошептал он.
   – Вы, часом, не приложили к этому своих усилий? – поинтересовался я.
   – То есть? – переспросил Бабенко. – Что вы имеете в виду?
   – Если взять процентное отношение, то шантажисты умирают чаще простых смертных, – пояснил я. – Гораздо чаще, Владислав Сергеевич.
   Бабенко внимательно посмотрел на свои руки, вытянутые вперед.
   – Я его не убивал, – твердо заявил он. – Думаете, я вас боюсь! Ха! Я абсолютно спокоен. Хотите, проверим? Тогда смотрите.
   Он схватил со стола лист бумаги и положил его на тыльную сторону ладоней. Бумага одну секунду лежала совершенно неподвижно, а затем стала колыхаться, трепетать, заплясала на его руках бешеный танец и, наконец, спорхнула на пол прямо мне под ноги.
   Тут же широко распахнулась дверь и в кабинет заведующего черной кассой вплыла торжествующая дама с настольным календарем в руке.
   – Славик, я все урегулировала! – радостно провозгласила она. – В командировку ты не едешь. Я сумела убедить Букенбая Минтимеровича...
   – Его же нет на месте! – вставил слово Владислав Сергеевич.
   Дама на минуту смутилась, но тут же нашла выход из положения.
   – Я говорила с ним по телефону, дорогой... Так вот, мы оба пришли к мнению, что субтропический климат тебе противопоказан.
   Судя по выражению лица господина Бабенко, его не очень обрадовало это известие.
   – Тебе, голубушка, как всегда виднее, – лишь вздохнул он. – Я до начальства дозвониться не могу, а у тебя все тотчас получается...
   – У тебя посетитель? – наконец-то удостоила меня внимания знойная дама. – Или вы коллега Славика? Что-то я вас не припоминаю...
   – Товарищ из параллельной структуры, – быстро произнес Бабенко, незаметно мне подмигнув. – Мы обсуждали перспективы совместного проекта по...
   – Понятно, – перебила его дама. – Только с этимс придется подождать. Разве ты забыл, Славочка, что тебе пора на массаж?
   Бабенко посмотрел на сверкавший на его запястье «роллекс» и пробормотал:
   – Да-да, конечно.
   Он суетливо протянул мне руку и проговорил, стараясь не смотреть мне в глаза:
   – Детали проекта мы обсудим, если не возражаете, через три часа.
   – Здесь, у вас? – уточнил я.
   – Конечно, – подтвердил Бабенко. – А сейчас, прошу меня извинить...
   Он развел руками, показывая, что наша встреча на этом завершена.
   Я направился к выходу, дама тоже. Я отворил перед ней дверь, пропуская ее вперед.
   – Мерси, – поблагодарила она. – Так вы, наверное, насчет совместной рекламной кампании? Нет-нет, поймите меня правильно, я вовсе не вмешиваюсь в служебные дела своего мужа, просто... просто я должна быть в курсе. Жена подчас – лучший советчик.
   «Ни фига себе не вмешивается!» – сдержал я удивленный возглас.
   – Славик очень серьезный специалист в своем деле, очень грамотный, компетентный, – продолжала она свое лепетание, пока мы шли по коридору, – его так ценит начальство... Я регулярно встречаюсь с Букенбаем Минтимеровичем и мы обсуждаем...
   Проходя мимо двери с номером семь, я остановился и, извинившись перед говорливой спутницей, постучал. Мне никто не ответил.
   – Там никого нет, – мгновенно произнесла дама. – Эта комната, насколько мне известно, почти не используется сотрудниками.
   – Вы, я вижу, хорошо осведомлены о делах фирмы, – с уважением сказал я.
   – Конечно, – подтвердила Ольга Бабенко, – ведь тут работает мой муж!
   Мы расстались на пороге. Вежливо раскланявшись с дамой, я не торопясь пересек дорогу и расположился за столиком уличного кафе, как раз напротив центрального входа в «Марат».
   Я достал из кармана сотовый телефон и набрал свой собственный номер.
   Приятель, как ему и было положено, откликнулся на определенном гудке и поинтересовался, кто говорит. Услышав, что на проводе не кто иной, как хакер, Приятель продолжил беседу. В противном случае он прервал бы разговор, обрубив линию и внеся в память номер телефона, по которому звонил незнакомец.
   – Что есть на Бабенко? – спросил я, стараясь говорить негромко: несмотря на плохую погоду, большинство столиков было занято бездельничающей молодежью, попивашей кофе с пивом.
   – ЕСТЬ ДЫРА, – отозвался Приятель. – Я ВЫУДИЛ ИЗ «МАРАТА» РАСПИСАНИЕ ЕГО ДНЯ. ОНО СОСТАВЛЕНО ДОСТАТОЧНО ЖЕСТКО, НО ОДИН ПУНКТ ЯВНО ЛИПОВЫЙ.
   – А именно?
   – ЕЖЕНЕДЕЛЬНЫЙ ВИЗИТ К ВРАЧУ-МАССАЖИСТУ, – отозвался Приятель.
   – В чем дипа?
   – Я ИСХОЖУ ИЗ ДАННЫХ, КОТОРЫЕ ПОЛУЧЕНЫ ИЗ ПОЛИКЛИНИКИ, ГДЕ НАБЛЮДАЕТСЯ БАБЕНКО.
   – Адрес, время, врач?
   Приятель продиктовал мне адрес и фамилию врача. Это заведение оказалось совсем неподалеку отсюда – частная клиника «Гиппократ».
   Время, в которое Бабенко наносил визиты своему доктору, оказалось на редкость удобным для меня – Владислав Сергеевич должен был прибыть в клинику ровно через сорок минут и пробыть там час с небольшим.
   – ДА, ХАКЕР, МАЛЕНЬКОЕ УТОЧНЕНИЕ. ЕГО ЛЕЧАЩИЙ ВРАЧ В ОТПУСКЕ, – предупредил меня Приятель. – ТАК ЧТО НЕ ТЕРЯЙ ВРЕМЯ НА ПОИСКИ.
   – То есть, кто-то его заменяет? – не врубился я. – А какое это имеет...
   – И В ПРОШЛОМ ГОДУ ЗАМЕНЯЛ, И В ПОЗАПРОШЛОМ. И ВО ВРЕМЯ РАБОТЫ ВРАЧА ТОЖЕ, – в голосе Приятеля мне почудились иронические нотки.
   – Ладно, посмотрим, – сказал я. – Порой там чего-нибудь на Дикарева и Одинцова. Связь через час с небольшим, будь готов.
   – ВСЕГДА ГОТОВ, – отозвался Приятель и даже сыграл мне начальные такты пионерского гимна «Взвейтесь кострами, синие ночи».
   Ага, вот мой новый знакомый выходит из офиса. Оглядевшись, он направляется к служебному автомобилю. Вот «Волга» трогает с места.
   Я резко встал из-за стола, чуть не опрокинув красное пластмассовое кресло и быстрым шагом направился в глубь микрорайона.
   Несколько кварталом были застроены старыми одноэтажными домами. Эти помещения сейчас занимали разнообразные фирмы, которые любовно заботились о фасадах. Так что, если бы не потрескавшийся асфальт под ногами, можно было на минуту представить, что ты находишь в каком-нибудь маленьком европейском городке.
   Заведение «Гиппократ» отличалось особой изысканностью отделки. Еще не доходя порога было понятно, что эта клиника – для солидных клиентов и простому смертному там делать нечего.
   Я ничего делать и не стал. Удостоверившись, что «Волга» стоит перед подъездом, я вошел внутрь и, справившись у регистратора, куда направился господин Бабенко (я отрекомендовался сотрудником «Марата»), направился к указанному мне кабинету.
   Дверь была открыта, но, войдя внутрь, я оказался всего лишь в «предбаннике». Впереди было еще одно помещение, запертое на ключ.
   Я прислушался, потом подергал блестящую металлическую ручку. Из-за двери чуть слышно раздавались какие-то невнятные звуки.
   Мой взгляд упал на потрепанную книжку, лежащую на журнальном столике. Издалека страница. на которой она была раскрыта, казалась каким-то документом, каждый абзац был помечен аккуратной галочкой. Но, подойдя поближе, я обнаружил, что глубоко ошибался.
   Это была старая добрая «Кама-сутра», одно из перестроечных изданий.
   Человек, использовавший книгу как практическое пособие, отличался особым педантизмом. Очевидно, он решил пройти все от начала до конца в порядке очередности и помечал галочкой каждый пройденный этап.
   Судя по количеству уже освоенного материала, на это у него ушло несколько лет. Но и впереди было еще много чего очень интересного – на мой взгляд, наполовину почти невыполнимого без системаитческих занятий акробатикой и легкой атлетикой.
   Из-за закрытой двери послышался сдавленный вопль. Я решил, что, очевидно, сегодняшние упражнения по освоению нового учебного материала подошли к концу. Подойдя к двери, я постучал.
   Через минуту дверь на миллиметр приотворилась и я увидел в тонкой щели потное лицо господина Бабенко. Увидев меня, он передернулся, нехорошо выругался и, снова захлопнув дверь, прокричал:
   – Подождите!
   Я скромно присел возле столика, в ожидании листая «Кама-сутру». Когда дверь, наконец, открылась, разъяренный Владислав Сергеевич подскочил ко мне и вырвал у меня из рук брошюру.
   – Какого черта! – закричал Бабенко, поправляя галстук. – Мы же договорились на послеобеденное время! Зачем вы сюда приперлись?
   – Видите ли... – начал я, решив, что пора бы внести ясность.
   Но Бабенко продолжал кричать, размахивая руками и брызгая слюной:
   – Убедиться захотели?! Морально надавить?! Да я разве ж отказывался!
   Из раскрытой двери появилась симпатичная худенькая женщина лет тридцати в белом халатике. Она с опаской посмотрела в мою сторону и, подойдя к Бабенко, положила ему руку на плечо.
   – Ира, уйди! – строго приказал ей Владислав Сергеевич. – То, что здесь происходит, тебя не должно касаться. Я все улажу, не бойся.
   – А я и не боюсь, – тихо ответила женщина. – Ты же знаешь, что я никого и ничего не боюсь. Не забудь отметить в учетной карточкев регистратуре, что ты прошел массаж. Это нужно для отчетности.
   Она направилась к двери, но я остановил ее движением руки:
   – Ирина Шапиро, если я не ошибаюсь? Вы ведь знакомы с господином Бабенко много лет, знали его еще до женитьбы, не так ли?
   – Это так, – спокойно подтвердила она. – Еще какие-нибудь вопросы?
   – Какие вопросы! – снова заорал Бабенко. – Я запрещаю тебе говорить с ним!
   – Почему? – удивилась женщина. – Разве это что-либо изменит?
   – Давайте внесем ясность! – громко предложил я. – У меня создается впечатление, что вы принимаете меня за кого-то другого.
   Бабенко хотел что-то возразить, но так и остался стоять с открытым ртом.
   – Я вовсе не собираюсь тянуть из вас деньги, как делал покойный Лалаев, – пояснил я. – У меня совсем другая задача.
   – Контакты? Связи? Информация? – сразу взял деловой тон Бабенко. – Я могу вам предложить кое-какие материалы на наших конкурентов, если вы связаны с прессой. Очень вкусные факты.
   – Нет-нет, – замахал я рукой. – Оставьте при себе. Скажите-ка, лучше, неужели Лалаев шантажировал вас именно связью с вашей давней подругой? Я понимаю, что супруга ваша очень ревнива и сует свой нос везде и всюду. Я понимаю, что вы старались держать ваши отношения в тайне. Но, простите меня, Ирина, неужели сам факт банальной измены стоил таких денег?
   – Вот теперь тебе действительно пора, мое солнышко, – Бабенко тронул за плечо свою подругу. – Вряд ли стоит выслушивать мои откровения. Встретимся, как обычно, на следующей неделе.
   Он протянул Ирине «Кама-сутру» и проводил ее до дверей. Когда мы остались одни, Владислав Сергеевич, скинул пиджак и, отшвырнув его на кушетку, присел рядом со мной, ослабляя узел галстука.
   – Если вы расскажете об этом моей жене – мне конец. Знаете, почему Ольга вышла за меня замуж? Потому что была уверена, что я девственник.
   Бабенко в упор посмотрел на меня, проверяя, не улыбаюсь ли я. Удостоверившись, что его собеседник абсолютно серьезен, он продолжил:
   – Если бы Ольга узнала, что это не так, она бы никогда не вышла за меня.