— Вынужден пробыть, — я подчеркнул слово “вынужден”. — Скважина ещё далека до завершения.
   — Значит, вы полны решимости вскрыть вулканический цоколь Муаи? — спросил он равнодушным тоном.
   “Ого, — подумал я, — Справедливейший точно передал ему содержание нашего разговора”.
   — Такова поставленная передо мной задача, — пояснил я, рисуя карандашом на песке разрез атолла.
   — Значит, как только вы убедитесь, что цоколь Муаи сложен обычным базальтом, а не алмазоносным кимберлитом, вы прекратите бурение и покинете остров?…
   Я взглянул на него с изумлением. Однако он продолжал внимательно рассматривать рисунок на песке,
   — Послушайте, мистер Карлссон, — сказал я. — Давайте уточним нашу… гм… игру. Вам чтонибудь известно о строении атолла Муаи?
   — Допустим.
   — Но глубокого бурения тут не было?
   — Глубокого… нет.
   — Однако вы знаете, на чём покоится коралловая постройка острова?
   — Предположим, что да.
   — И могли бы доказать это?
   — Могу дать вам несколько метров керна, состоящего из обычного базальта тихоокеанского типа.
   — Зачем?
   — Как доказательство, что вы вскрыли цоколь Муаи. А на какой глубине, это вы придумаете сами. Ведь вашей фирме важно получить породы цоколя и убедиться, что искать кимберлиты тут бесполезно.
   — Послушайте, вы…
   — Нет, сначала вы послушайте меня. Прежде всего, не воображайте, что предлагаю вам жульническую сделку. Я хочу лишь ускорить ваш отъезд отсюда.
   — Значит…
   — Пока ещё ничего не значит. На какой глубине вы предполагаете встретить… вулканические породы?
   Я пожал плечами:
   — Никто этого точно не знает, включая и главного геолога фирмы. Может быть, от пятисот до тысячи пятисот метров?…
   — Очень хорошо, — сказал он, беря у меня из рук карандаш. — Все, вероятно, так и было бы, если бы внизу под рифом Муаи находился правильный вулканический конус. А если этот конус разрушен, например, вулканическим взрывом или волнами ещё до образования рифа?
   — Тогда может быть всё, что угодно…
   — Вот именно, — согласился он. — Позволю себе немного исправить ваш рисунок, — он провёл на песке несколько линий. — Что скажете теперь?
   — Теперь каждый профан скажет, что бурить надо вот здесь — в западной части острова. В восточной — вулканические породы залегают слишком глубоко.
   — Превосходно. Готов поставить вам отличную оценку по геологии, но… есть одно “но”. На западе ваша скважина встретит вулканические породы на небольшой глубине, только если бурить вертикально. Обратите внимание, на рисунке я изобразил склон вулканического конуса достаточно крутым. Если скважина искривится, — он сделал ударение на последнем слове, — повторяю, если она искривится, вулканических пород вы вообще не встретите. Скважина пройдёт в теле рифа параллельно им.
   — Все это теоретические рассуждения, — заметил я. — И не понимаю…
   — Не понимаете… Жаль! — Он выпрямился и стёр ногой рисунок на песке. — Полагал, вы более догадливы… Тогда сделаем несколько предположений. Тоже теоретических… Первое: предположим, что появление на острове гостей не вызвало восторга у населения острова. Второе: допустим, что жители острова очень миролюбивы; не желая портить отношений с гостями, они, тем не менее, хотят предельно сократить пребывание гостей на своей земле. Третье: учитывая необычность ситуации, позволим себе сделать ещё одно совершенно невероятное допущение, что жители острова подсказали гостям коечто по существу дела… Ну, например, подсказали место бурения скважины с таким расчётом, чтобы гости как можно скорее выполнили свою задачу и распрощались с островом. Если всего этого мало, я готов сделать четвёртое предположение: гостям на этом острове ужасно не везёт. Начав бурить в таком месте, где можно было встретить древние лавы на глубине пятьдесят — шестьдесят метров от поверхности, гости так искривили скважину, что теперь едва ли встретят их вообще.
   Он умолк и быстро набросал ещё один рисунок на песке: разрез рифа, положение вулканического цоколя, линию искривлённой скважины.
   Я начал коечто соображать. Я прямо спросил его:
   — Вы имеете возможность проникать внутрь острова?
   Он кивнул.
   — По кавернам внутри рифового массива?
   — Да, тут есть целая система пещер, заполненных морской водой. На глубине риф Муаи состоит чуть ли не из одних пустот. Лабиринты подводных пещер открываются прямо в океан.
   — И у вас есть скафандр?
   — Есть.
   — Проникнув в лабиринт, можно добраться и до вулканического основания, не так ли?
   — Да, местами древние лавы залегают неглубоко.
   — Хорошо, — сказал я. — Возьму у вас эти несколько метров базальтового керна, и мы уедем с первой же оказией; но сначала я должен убедиться, что всё это правда.
   — Сможете сделать это завтра же. Но вы должны дать мне слово честного человека и джентльмена, что все останется между нами. Никто, даже ваши помощники, не должны узнать о тайне атолла Муаи. Мы хотим жить спокойно. Одни и спокойно… Вы поняли меня?
   — Коечто понял… Буду молчать. Обещаю вам, Карлссон.
   — Хорошо. Приходите завтра утром к коттеджу.
   Он легко поднялся, пожал мне руку и ушёл.
   Ребятам я сказал, что приходил советник Справедливейшего и пригласил меня на новую аудиенцию к вождю. Я даже и не подозревал, что говорю чистейшую правду.
* * *
   Карлссон встретил меня на центральной площади посёлка и провёл прямо в коттедж мимо стражей, которые сделали вид, что не замечают нас. Миновав несколько обставленных поевропейски комнат, мы очутились… в небольшой библиотеке. Это было совершенно круглое помещение без окон со стеклянным потолком. Над ним на крыше находился навес для тени. Вдоль стен тянулись стеллажи, сплошь заставленные книгами. Посредине стоял небольшой рабочий стол. Возле него кресла.
   Я надеялся, что Карлссон объяснит мне европейский облик всего этого дома, его странную пустоту, наконец, присутствие здесь библиотеки, однако он молчал. Порывшись в ящиках стола, он достал два электрических фонаря, один положил в карман, другой протянул мне. Потом он отодвинул ногой циновку на полу, открыл небольшой люк. Под крышкой люка оказалась узкая винтовая лестница, уходящая кудато вниз. Повидимому, это был второй вход в подземелье.
   — Тут внизу коекакие лаборатории, — сказал Карлссон. — Последнее время я бываю в них редко, поэтому освещение выключено. Нам придётся воспользоваться фонарями.
   — Здесь есть электрическое освещение? — удивился я.
   Он сделал вид, что не расслышал вопроса. Мы спускались ощупью в темноте. Я насчитал шестьдесят ступенек. Потом Карлссон включил свой фонарь. Сильный луч света вырвал из темноты шероховатые стены довольно широкого извилистого коридора. В стенах коридора темнели двери. Все они были закрыты на засовы. По правде сказать, это больше походило на подземную тюрьму, чем на лаборатории. Мне стало жутковато.
   — Идёмте, — сказал Карлссон. — Мы внутри рифового массива, но ещё находимся выше уровня океана. Эти пещеры — естественные. Мы тут только коечто подровняли…
   Не дожидаясь ответа, он двинулся вперёд. Мне не оставалось ничего иного, как включить фонарь и последовать за ним. Коридор изгибался, петлял, разветвлялся, и вскоре я совершенно потерял ориентировку. Чувствовал только, что мы постепенно спускаемся все ниже и ниже.
   Внезапно я услышал плеск. Гдето совсем близко была вода. Стены коридора ушли в стороны, и мы очутились в довольно большой пещере. Своды её тонули во мраке, а совсем близко у наших ног с тихим шелестом ударяли в каменный пол волны. Это было подземное озеро, а вернее, небольшой подземный залив. В сдержанном непокое его вод отражалось дыхание близкого океана.
   — Мы почти у цели, — услышал я голос Карлссона. — Сейчас прилив, и вода поднялась высоко. Пока наденем скафандры и приготовимся к спуску, вода начнёт спадать. Вам приходилось погружаться на тридцать — сорок метров?
   — Нет, — признался я.
   — Ну, не беда. У меня хорошие скафандры — лёгкие и надёжные. Надеюсь, справитесь. Единственная опасность нашей экскурсии — мурены. Они заплывают в эти лабиринты. Придётся взять оружие. Попадаются и спруты, но небольшие. Крупные сюда забираются редко.
   “Ещё не легче, — подумал я. — Прогулка к вулканическому цоколю Муаи может оказаться богатой впечатлениями… Черт меня дёрнул согласиться! Впрочем, теперь отступать поздно… Пусть лучше воображает, что для меня все это — раз плюнуть…”
   Скафандры действительно оказались превосходными. Я натянул свой без труда, и Карлссон помог мне закрепить шлем. Дышать было очень легко. Гибкий металлический шланг соединял шлем с небольшими баллонами, укреплёнными за спиной. В баллонах, повидимому, находился кислород.
   — Сделайте несколько глубоких вдохов, — услышал я голос Карлссона. — Так, хорошо… Можете отвечать мне, скафандры радиофицированы.
   — Замечательная штука, — сказал я, имея в виду скафандр. — Последняя модель?
   — Нет. Они изготовлены лет пятнадцать назад. Впрочем, я не уверен, что сейчас научились делать лучше.
   — Я и таких не видел.
   — Эти сделаны по специальному заказу. Рассчитаны для глубин до трехсот метров.
   — Ого! Разве возможно такое погружение в лёгком скафандре?
   — После небольшой тренировки вполне возможно. Мне приходилось погружаться в нём и глубже…
   Я с сомнением покачал головой, но Карлссон не заметил этого движения. Мой шлем остался неподвижным, и я убедился, что он очень просторен: в нём можно было свободно вертеть головой.
   — В гребне шлема находится осветитель. Включающее устройство под левым баллоном, — снова услышал я голос Карлссона. — Вы можете включать и выключать свет левой рукой.
   Я засунул руку за спину и нащупал какойто язычок. Дёрнул за него. Вспыхнул яркий свет, похожий на свет автомобильных фар. “Фары” находились гдето над головой. Это напоминало фонарь шахтёрской лампочки, только свет был гораздо сильнее. Поворачиваясь, я мог теперь осмотреть подземелье. Ребристые стрельчатые своды уходили высоко вверх. Местами с них свисали ажурные каменные драпировки, похожие на белоснежные кружева. Сталактиты спускались к самой воде и отбрасывали на её поверхность резкие причудливые тени. Под водой скалы круто обрывались. В глубине царил густой фиолетовосиний мрак; там вспыхивали и гасли удивительные красноватые искорки. Картина была настолько фантастической, что, кажется, я даже позабыл на время о своих страхах.
   — Вы готовы? — прозвучал голос Карлссона.
   — Дда… — сказал я. Для меня самого это “да” прозвучало не очень убедительно.
   — Тогда в путь! Не отставайте и посматривайте по сторонам…
   Он спустился по каменным ступеням и исчез. Тёмная вода сомкнулась над его шлемом, но тотчас же озарилась изнутри. Это Карлссон включил свой осветитель. Я увидел на глубине красноватооранжевые ребра подводных скал. Тени крупных рыб метнулись в стороны.
   — Ну, где вы там? — послышался издалека голос Карлссона.
   Я вдруг вспомнил слова Питера: “В случае чего, шеф, мы устроим вам вполне приличные похороны…” В данной ситуации о похоронах не могло быть и речи. Я просто исчезну бесследно — и меня сожрут гнездящиеся в непроглядном мраке мурены. Боже, на какие идиотские выходки решаются иногда вполне благоразумные и уравновешенные люди.
   — Ну? — прозвучало издали.
   Мне пришло в голову, что это “ну” я уже слышал однажды…
   Впрочем, предаваться воспоминаниям было некогда. Свет фонаря Карлссона заметно ослабел, превратившись в размытое золотистое пятно.
   Если я не заставлю себя тотчас же войти в воду, Карлссон исчезнет на глубине…
   — Ух ты, бултых! — сказал я сам себе. Лет сорок назад так приговаривала моя бабушка, когда сажала меня в большой эмалированный таз, чтобы искупать.
   Я сделал шаг, потом другой. Тело вдруг стало удивительно лёгким, и я почувствовал, что плыву.
   Карлссона удалось догнать без труда. Мы поплыли рядом. Странные большеглазые рыбы с прозрачными плавниками равнодушно разглядывали нас, неторопливо уступая дорогу. Подводное ущелье, по которому мы спускались, постепенно сужалось.
   — Мурен сегодня не видно, — раздался у меня в ушах голос Карлссона. — Ушли с началом отлива. Зато вижу кальмара. Неплохой экземплярчик. Этот может и атаковать.
   Впереди появилось чтото похожее на веретенообразную торпеду. Торпеда плыла нам навстречу. Кажется, она была длиной в несколько метров.
   Мне вдруг ужасно захотелось очутиться на берегу, на горячем песке пляжа… Во рту сразу пересохло…
   Карлссон обогнал меня. Я заметил, что он засунул левую руку за спину и поворачивает диск на конце одного из баллонов.
   Бледная торпеда побагровела, изогнулась гигантской запятой и вдруг превратилась в тёмное мохнатое облако.
   — Удрал, — в голосе Карлссона послышалось удовлетворение. — Обозлился, покраснел и удрал. Они всегда багровеют, когда взволнованы… Ультразвуковой излучатель, — пояснил он, похлопывая по левому баллону. — Спруты не выносят его действия. Сразу выпускают “дымовую завесу” и ретируются. Тонкая нервная организация! С муренами хуже… Эти бестии — “толстокожие”. Иногда приходится их потрошить.
   Но мурен мы так и не встретили.
   Мы спускались по ущелью ещё минут десять. Потом оно резко расширилось, и мы оказались в огромной подводной пещере. Наши осветители словно пригасли. Их свет потерялся в толще воды, заполняющей гигантскую полость.
   — Эта пещера возникла вдоль границы вулканического конуса и рифа, — сказал Карлссон. — Видите чёрные породы? Это древние лавы — базальты. Обычные тихоокеанские базальты, а не кимберлиты…
   Мы подплыли ближе, и я убедился, что Карлссон прав. Конечно, это был базальт. Вульгарный базальт. Риф Муаи покоился на обыкновенном вулкане. В западной части Тихого океана таких вулканов сотни. Их лавы выходят и прямо на поверхность, образуя вулканические острова:
   — Я хотел бы взять образцы…
   — Надо спуститься немного глубже, там, у подножия обрыва, можно найти обломки.
   Мы погрузились ещё на десяток метров, и я увидел осыпь тёмных камней. Некоторые были покрыты наростами коралловых стеблей. Выбрав несколько небольших обломков, я опустил их в карман скафандра.
   — Как с дыханием? — поинтересовался Карлссон.
   — Отлично.
   — Тогда спустимся ещё немного. Вы сможете увидеть вашу скважину.
   “Здорово!” — подумал я.
   Мы углубились в запутанный лабиринт коралловых скал, похожий на гигантское каменное кружево. Как ухитрялся Карлссон находить правильный путь в этих сотах?…
   В одном месте, кажется, он заколебался: куда плыть дальше… Мне снова стало не по себе, и я уже готов был пожалеть, что не отказался от продолжения прогулки. Впрочем, через секунду в наушниках шлема послышался его голос:
   — Ага, вот она, чуть правее…
   Ещё несколько движений, и я увидел в скальной нише металлический стержень. Всякие сомнения исчезли. Это действительно была обсадная труба нашей скважины. Уже тут было заметно, что скважина наклонена.
   — Какая здесь глубина? — поинтересовался я.
   — Метров шестьдесят. Авария у вас произошла выше, но сейчас туда трудно проникнуть.
   — Значит, вы помогли тогда освободить инструмент?
   — Вначале вы бурили очень неосторожно, — сказал Карлссон. — Совсем не учитывали особенности этих пород. Получился обвал. Чтобы освободить вашу коронку, пришлось применить заряд взрывчатки. Но кажется, взрыв повредил буровой инструмент?
   — Пустяки, у нас были запасные детали. Примите мою благодарность за помощь.
   — Не за что! Просто мы боялись, что вы не сможете ликвидировать аварию и измените место скважины. Это сильно задержало бы ваши работы.
   — Однако вы очень заинтересованы в окончании наших работ и, очевидно, в нашем быстрейшем отъезде…
   — Сегодня вы догадливее, чем вчера.
   Обратный путь мы совершили без приключений. Я не мог не признать, что Карлссон великолепно ориентируется в подводных лабиринтах Муаи. Без сомнения, он занимался их исследованием не один год.
* * *
   Спустя час мы уже отдыхали в библиотеке коттеджа. Карлссон принёс поднос с напитками. Я налил себе виски с содовой. Карлссон ограничился стаканом воды. Подозреваю, что это действительно была морская вода…
   Мы легко согласовали план дальнейших действий. Жители посёлка пригласят всех нас на рыбную ловлю. В последний момент я под какимнибудь предлогом останусь. Непогода задержит моих товарищей и их спутников на соседнем острове на несколько дней. За это время я постараюсь предельно углубить скважину и получу от Карлссона базальтовый керн как доказательство того, что скважина вошла в вулканический цоколь острова. Потом вернутся мои товарищи, мы демонтируем буровую и уедем с пароходом, который должен прибыть на Муаи через три недели.
   У меня вертелся на языке один вопрос, и я не преминул задать его, кончая второй стаканчик виски с содовой.
   — Кто, собственно, был инициатором всего этого плана — Справедливейший или вы, Карлссон?
   — Считайте, что мы оба, — скромно ответил Карлссон.
   — Но почему, черт побери, вы так заинтересованы в нашем исчезновении с острова?
   — Вероятно, отвечать не обязательно, — задумчиво произнёс Карлссон. — Вы поймёте сами… Впрочем, коечто я могу сказать… перед вашим отъездом.
   — А однако этот Гомби наврал, — переменил я тему разговора.
   Карлссон с изумлением взглянул на меня.
   — Я имею в виду кимберлитовые вулканы в Тихом океане, — пояснил я, отхлёбывая виски. — Удивительно, как ему сразу все поверили… И теперь гоняются за призраками.
   — Ах вот вы о чём, — тихо сказал Карлссон. — Нет, Гомби говорил правду… Кимберлитовые вулканы в Тихом океане есть. К сожалению, есть… Их множество. Но они глубоко — там, под пятикилометровой толщей воды. Они на дне глубоководных котловин. И над ними нет вулканических конусов. Это всегонавсего воронки взрыва, как и на суше — в Африке, в Сибири. Извержение кимберлитового вулкана — чудовищный взрыв на большой глубине; в результате взрыва земная кора оказывается как бы простреленной насквозь. Продукты взрыва не образуют вулканического конуса. Они улетают в межпланетное пространство, если хотите — превращаются в метеориты. А на месте взрыва остаётся труба или воронка, заполненная алмазоносными обломками. Это и есть кимберлит, загадочный кимберлит — свидетель взрыва под земной корой.
   — Никогда не слышал такого, — признался я. — Книгу профессора Гомби я читал, но, кажется, там написано иначе…
   — Гомби вначале и думал иначе. Позднее он изменил свои представления.
   — А где написано об этом?
   — Нигде…
   — Вы знали его?
   — Да.
   — При каких обстоятельствах он погиб?
   — Это была чудовищная подлость, — тихо сказал Карлссон. — О, чудовищная! Дельцы из Алмазной корпорации перепугались, что открытие алмазов на дне океана уменьшит их доходы. Последовала серия диверсий. Сначала уничтожили глубоководную станцию, созданную Гомби у Маршалловых островов. В газетах писали про несчастный случай, но это была диверсия. Потом такая же участь постигла главную базу экспедиции. Она находилась на одном из атоллов невдалеке отсюда. Когда Гомби и его уцелевшие товарищи эвакуировались с острова, их судно наскочило на мину, а может быть, было торпедировано неизвестной подводной лодкой. И снова миру была рассказана басня: басня о гибели судна во время шторма…
   — Возможно ли? — сказал я. — В наши дни! И неужели никто не спасся?…
   — В наши дни случаются и худшие вещи, — возразил Карлссон.
   Меня удивило, что он не ответил на мой вопрос. Я хотел повторить его, но Карлссон продолжал:
   — После той истории, я имею в виду историю Гомби, я окончательно разуверился в людях — в так называемых цивилизованных людях. Я навсегда ушёл из их мира и поселился тут, на этом атолле.
   — И вы… счастливы?
   — Пожалуй, да. Люди тут примитивны, но они честны, не испорчены цивилизацией. Они ловят мне рыбу, а я учу их понимать мир и самих себя. И лечу, если ктонибудь захворает. Но болеют тут редко.
   — Вы, вероятно, ведёте и научные исследования?
   — Так, пустяки, для души.
   — Какова же ваша основная профессия?
   — У меня их много. Вам наскучит, если начну перечислять…
   — А Справедливейший?
   — Что Справедливейший?
   — Не мешает вам?
   Карлссон улыбнулся:
   — Мы встречаемся редко.
   — Но живёте в одном доме с ним?
   — Тем не менее, встречаемся редко.
   — Например, когда приходится давать аудиенцию незваным гостям?
   Он окинул меня проницательным взглядом.
   — О, — сказал он, — вы, оказывается, более догадливы, чем я вначале думал. Да, вы не ошиблись… Но пусть это останется между нами. И простите меня за тот маленький маскарад. В глазах окружающего мира Муаи должен быть одним из тысяч обычных островов. А на каждом острове Микронезии есть свой более или менее странный вождь…
   Я не мог скрыть изумления:
   — Значит, вы и есть Справедливейший! Ято ведь думал, что вы тот таинственный гид, который встречал нас и провожал.
   Карлссон весело рассмеялся:
   — Всетаки я чутьчуть переоценил вас… Я и то, и другое. Для этих мистерий у меня имеются две превосходные маски. Не хочу, чтобы мои сограждане принимали участие в таких инсценировках. Конечно, коекто из них не отказался бы и даже неплохо сыграл бы отведённую роль, но я оставляю за собой… внешнюю политику. Мы так условились. Внешняя политика — моя сфера, внутренняя — их. Достаточно и того, что во время визитов они не отказываются торчать у дверей этого дома.
   — Значит, у вас полная демократия?
   — Можно назвать и так.
   Я чувствовал, что мне давно пора уходить, и… все не мог заставить себя расстаться с этим удивительным человеком. Несмотря на внешнюю жёсткость, от него исходило какоето особенное обаяние. Обитатели острова, должно быть, боготворили его…
   — Послушайте, Карлссон, — сказал я. — Если когданибудь и я, подобно вам, разочаруюсь в благах цивилизации, примете меня в свою общину? Буду хорошим подданным, обещаю.
   — Это должны решить они все, — очень серьёзно ответил Карлссон, — У нас ведь демократия… вы сами сказали.
* * *
    10 марта. Завтра прибывает пароход. Наш груз сложен на берегу: звенья буровой, штанги, ящики с керном. Кажется, мои ребята довольны. Вместо шести — два с половиной месяца. А свои деньги они получат полностью. Задача ведь выполнена. Разумеется, босс не будет в восторге. Алмазоносных кимберлитов мы так и не нашли на Муаи. К счастью для населения острова… В любом случае, один проигрывает, другой выигрывает. Я лично доволен, что выиграли наши друзья — муайцы и старик Карлссон. Их идиллия будет сохранена… Вопрос, надолго ли?
   Тогда все удалось сделать именно так, как мы задумали с Карлссоном. Ребята отсутствовали восемь дней. Правда, вернулись они злые и встревоженные. Они опасались какогонибудь нового подвоха со стороны островитян. Однако когда я рассказал, что все дни непогоды скважина бурилась и мне удалось вскрыть базальт, они пришли в восторг.
   Даже молчаливый Тоби произнёс целую речь. Только Питер, придирчиво оглядывая базальтовый керн, проворчал, ни к кому не обращаясь:
   — Чудеса да и только на здешних проклятых островах… Ну, если за них платят…
   Он пожал плечами и больше не возвращался к этой теме.
   В последний вечер островитяне пригласили нас в деревню на праздник. Это был прощальный праздник в нашу честь. На центральной площади, напротив коттеджа вождя, собралось все население острова. Нас посадили на самое почётное место — на возвышение, устланное мягкими циновками. Пир начался с заходом солнца и продолжался до восхода луны. Когда её бледный диск выплыл из тёмных вод океана и проложил широкую серебристую дорогу к берегу атолла, начались танцы. Гибкие тёмные фигуры то стремительно двигались в едином согласованном ритме, то застывали чёткими изваяниями на фоне искрящейся поверхности океана. Танцам вторило негромкое мелодичное пение. Порой оно затихало, словно задуваемое порывами тёплого ветра. Ветер шелестел листьями пальм и увлекал в темноту белые плащи танцовщиц…
   Мне было очень грустно. Грустно оттого, что это последняя ночь на чудесном острове, где пережито столько удивительных и забавных приключений… А ещё грустно потому, что Карлссон не пришёл на прощальную встречу. Мне так хотелось поговорить с ним ещё раз перед отъездом. Хотелось, чтобы он объяснил…
   Ктото тихонько потянул меня за рукав. Я оглянулся: позади сидел на корточках Ку Мар. У него тоже был не оченьто весёлый вид.
   — Ну, что скажешь? — спросил я возможно более бодрым тоном.
   — Завтра поедешь?
   — Поеду.
   — А куда?
   — Далеко. Сначала на Гаваи, потом в Америку.
   — Зачем?
   — Гм, зачем!.. Работать… надо работать дальше…
   — Делать дырки на других островах?
   — На островах или на большой земле.
   Ку Мар вздохнул:
   — Так целый жизнь будешь делать дырки?
   — Надо работать, Ку Мар. Каждый человек должен делать свою работу. Вы здесь ловите рыбу и черепах…
   — О, — перебил Ку Мар, презрительно надувая губы, — рыба жарить можно, черепаха — суп варить. А твой дырка что?
   — Мы с тобой не поймём друг друга, дорогой, — сказал я, обнимая его, за плечи. — Люди чаще всего не понимают один другого, и это очень плохо.