Просто он устал. Поэтому и щемящая тоска... Ведь не в одиночестве же дело. Он давно привык к одиночеству. И, собственно, о каком одиночестве может идти речь? С ним товарищи, ученики, его работа. Работа, которой он отдал всю жизнь и всего себя... Работа?.. Ну, конечно, его работа. Поэтому он и задумался о том, теперь уже недалеком времени, когда главный этап работы будет завершен. Вот тогда может приползти одиночество, опустошенность... И может быть, тогда он пожалеет, что расстался с Ириной... Расстался ради своей работы... Конечно, это был чудовищный эгоизм. Его эгоизм... Ирина не хотела ждать. Наступил день, и она уехала... Странно, ведь это было так давно... Почему именно сегодня он вспоминает об этом? Просто он устал... Надо отдохнуть немного, и все вернется на свои места. Наступит утро, и снова станут голубыми воды залива, которые сейчас похожи на чернила. Через несколько дней нежная листва покроет голые ветви деревьев. А сегодня вечером он еще прочитает письмо Марины, написанное в далеком Лос-Анджелесе, где сейчас день; день, уже прожитый им...
   Марина... Он часто думает о ней... Они чем-то немного похожи... Для нее тоже смысл жизни в работе... И она тоже, несмотря на молодость, уже испытала горечь большой потери... Как и он...
   Конечно, самому себе он может признаться: Марина ему нравится, очень нравится, но... Как все это, в общем, банально: юная девушка, у которой еще все впереди, и он, уже оставивший позади почти все..."
   Волин ускорил шаг, словно хотел убежать от своих же собственных мыслей. "
   Откуда это смятение, - думал он, сворачивая с набережной на один из ярко освещенных новых проспектов. - Словно произошло что-то, чего я еще не знаю, но о чем смутно догадываюсь... Что могло случиться? Что-нибудь на "Тускароре"? Или с Мариной?.. Фу, какая чушь лезет в голову. Решительно пора идти в отпуск. Ерунда все это... Но надо, пожалуй, из дому связаться с "Тускаророй". Кстати узнать, как здоровье Кошкина. Дымов ничего не написал о нем".
   Бросив взгляд на часы у перекрестка, Волин изумился. Половина первого. Он бродит по городу уже два часа. Такси поблизости не было. Волин вскочил в подошедший троллейбус...
   Дома дверь квартиры открыла тетушка. Она еще не ложилась и была чем-то взволнована.
   - Адмирал дожидается, - шепнула она. - Два часа сидит... Говорил, в институте был - не застал. Потом ездил по городу, тебя разыскивал. Звонил в разные места... Сейчас в кабинете сидит. Курит и сердится... "
   Все-таки что-то случилось", - подумал Волин, стискивая зубы.
   Он торопливо разделся, прошел в кабинет. В кабинете было сизо от табачного дыма. Кодоров поднялся навстречу. Пожимая руку Волину, сказал:
   - Прошу извинить меня, Роберт Юрьевич, за столь поздний визит и мою назойливость. Произошло два важных события, и я хотел посоветоваться с вами, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги. Минувшей ночью взорвана американская глубоководная станция на Санта-Крус. По-видимому, диверсия...
   Волин почувствовал внезапную слабость. Пододвинул стул, сел. Кодоров присел рядом на край письменного стола.
   - Второе, - продолжал Кодоров, - сегодня под утро неизвестный аппарат пытался приблизиться к "Тускароре". Наши посты обнаружили его еще тогда, когда он плыл на глубине трех с половиной километров. Он был атакован самолетами-амфибиями, попытался укрыться в Курильской впадине. На глубине восьми километров его накрыли глубинными бомбами... По-видимому, он уничтожен. Наверх выброшен человек в спасательном скафандре, вероятно, катапультированный при взрыве. К сожалению, этот человек оказался мертвым.
   - Кто он?
   - Пока неизвестно. Пытаемся установить... Надо во что бы то ни стало проникнуть в Курильскую впадину и выяснить, что именно мы уничтожили. Батискафы "Тускароры"?..
   - Они не приспособлены для таких глубин... А оба глубинных батискафа нашего института сейчас работают в Индийском океане. Пройдет не меньше десяти дней, прежде чем их удастся перебросить на Курилы.
   - Донный вездеход?
   - Будет окончательно готов через два месяца. Но его предел шесть километров. Глубже в нем проникать опасно.
   - Что же делать?
   - Надо подумать...
   - Я предвижу дипломатические осложнения, - сказал Кодоров. - Сегодня вечером американское радио передало сообщение, что нити диверсии на Санта-Крус ведут на запад... Это в наш адрес... О событиях в районе "Тускароры" они еще не знают.
   - Есть ли жертвы на Санта-Крус?
   - Да. Четверо ученых, находившихся в момент взрыва на станции. Фамилии не называют.
   - Но официального открытия станции еще не было?..
   - Оно должно было состояться завтра...
   - Что вы хотите делать, адмирал?
   - Через час лечу на Курилы. Хотел просить вас сопровождать меня. Вот записка от министра. Он присоединяется к моей просьбе...
   - Хорошо... Полечу с вами. Только позвоню сейчас заместителю. Будет ли дана информация на радио и в газеты?
   - Пока нет. Надо сначала установить, что за аппарат мы уничтожили. Что это такое и чей он.
   - А что вы думаете, адмирал?
   - Подозреваю, что это рука Сати Сару. Помните, я рассказывал вам о нем... Примерно полгода назад его шайкой занялся Интерпол. Агенты Интерпола провели ряд крупных операций в Сингапуре, Маниле, Джакарте... К сожалению, операции почти ничего не дали... Во всяком случае, ни главарей, ни тайных баз обнаружить не удалось. Видимо, у этой гангстерской корпорации огромные связи. Были арестованы крупные промышленники, коммерсанты, даже инспектор сингапурской полиции. Потом большинство освободили... За недостатком улик! У меня создалось впечатление, что назревавший скандал кто-то попытался замять. По-видимому, в ход были пущены и подкупы, и угрозы. На юго-востоке Азии ганг Сати Сару кое-кому нужен. Тому, кто заинтересован, чтобы котел кипел... Месяца три назад активность Интерпола на Филиппинах и в Индонезии заметно ослабела. Крупные операции были прекращены. Наиболее активные агенты отозваны. Ганг на время тоже присмирел... Возможно, что сейчас его вожди сочли момент благоприятным и попытались нанести двойной удар по американцам и по нам. Пожалуй, это была тактическая ошибка с их стороны. Если они рассчитывали на создание дипломатических осложнений, им надо было ударить только американцев и создать какие-то улики против нас. Или сделать наоборот... Но они, видимо, решили пойти более простым путем. Уничтожить обе глубоководные станции. Это задержало бы развертывание исследований на океаническом дне еще на несколько лет... Ганг сохранил бы господство в океанах. Теперь я почти убежден: у Сати Сару есть крупные базы на дне. Именно забота о безопасности этих баз заставляет его воевать против океанологов. Но неудача двойного удара может оказаться для ганга роковой...
   - Странно, - сказал Волин. - Неужели предчувствие? Еще за несколько часов до встречи с вами я почувствовал: что-то произошло. Только еще не знал, что... Понимаете, после открытия на дне скоплений живой плазмы я был убежден, что загадка "Тускароры" разгадана...
   - С этой плазмой Анкудинов не дает мне покоя при каждой встрече, - заметил адмирал. - Он пытается объяснить ее появлением решительно все.
   - И я был согласен с ним, - задумчиво кивнул Волин. - Ее свойствами действительно можно объяснить все, что случилось на "Тускароре" прошлым летом. Плазма обладает собственным электрическим полем, которое действует на расстоянии... Тогда при первой встрече с ней на дне Кошкин получил электрический удар на расстоянии сквозь шлем скафандра. Она вывела из строя мотор вездехода, могла испортить аварийную сигнализацию и даже оттянуть дверь аварийного выхода в шахте, случайно прикоснувшись к ней... Ее свойствами можно было бы объяснить все... за исключением того, что произошло минувшей ночью на Санта-Крус и возле "Тускароры"...
   - Собирайтесь, Роберт, - тихо сказал адмирал. - Нам пора. Машина здесь. Слышу ее сигнал...
   - Господи, - запричитала тетушка, узнав, что Волин снова уезжает. - Утром прилетел с Черного моря, ночью обратно куда-то его несет. О себе бы подумал. Не молодой уже. Потому от тебя и жена сбежала... Я думала, академиком сделали - остепенишься. Куда там... Еще хуже стало.
   - Не сердитесь, Мария Гавриловна, - сказал адмирал, прощаясь. - Такова наша с Робертом Юрьевичем работа... Беспокойная, как сам океан. Роберт Юрьевич скоро вернется. Теперь Курилы - рукой подать.
   Одеваясь, Волин нащупал в кармане письмо Марины. Нет, он не мог заставить себя прочитать это письмо сейчас, пока он еще не знает... "Четверо погибло... Но открытие станции должно было состояться завтра... Нет-нет, это решительно невозможно. Если с Мариной что-то случилось, виноват он... Командировка Марины - его идея".
   Внизу в машине Волин тихо сказал адмиралу:
   - Я надеюсь, американцы истолкуют все правильно... Шекли и другие... Мы делаем одно дело, все боремся и все рискуем... Это не должно возродить недоверия...
   - Посмотрим, - сказал адмирал. - Надо скорее узнать, кто пытался атаковать "Тускарору".
   - А вдруг это была не атака? Что, если ваши моряки поторопились?
   Адмирал быстро взглянул на Волина.
   - У меня мелькнула такая мысль, - задумчиво произнес он, - но... feci quod potui, faciant meliora potentes... [Я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше (лат.)] И кроме того: на Санта-Крус не торопились... Результат вам известен. В центральный аэропорт, быстрее...
   Восток уже светлел. Оттуда шел новый день...
   Мисико принимает решение
   Микропередатчик, молчавший полгода, заговорил ночью. Мисико проснулась, как от удара током. Поняв знакомый сигнал, вскочила, сорвала с груди медальон, открыла его. На серебристом экране размером не более четверти квадратного сантиметра вспыхивала и гасла сиреневая искра. Это был сигнал Большой тревоги. Сигнал номер один. Он еще не подавался никогда. Надвигалась настоящая опасность... Мисико с трудом различила голос отца. Он звучал где-то в бесконечной дали и был едва слышен:
   - ...Прямое попадание... "Тайфун" разрушается... Это конец... Ми, слышишь меня... Теперь ты должна... Ты поняла, Мисико?.. Он опасен, берегись, Ми... Ты должна взять на себя...
   Слова превратились в неразличимый шелест. Послышался щелчок, и стало тихо. И тотчас угасла сиреневая искра, беззвучно бившаяся на экране.
   Это был конец... Тот, другой передатчик, который только что держал в своих руках отец, перестал существовать. Здание, с таким трудом возводимое десятки лет, дало трещину и теперь грозило рухнуть. Надо было действовать, и действовать немедленно. Мисико подбежала к двери, приоткрыла ее. В соседней комнате негромко похрапывал Фремль. Тревожный сигнал не разбудил его. Значит, сигнал общей тревоги был адресован только ей - Мисико. Это могло означать одно: отец на пороге неминуемой гибели пытался передать ей дело своей жизни... А тот, о ком он ее предупреждал, конечно, принц... "
   В силах ли она?.. Готова ли к тому, что ее ожидает?"
   Мисико осторожно притворила дверь, подошла к окну, распахнула его. Внизу над неподвижно застывшими верхушками пальм расстилался безграничный простор Тихого океана. Широкая осеребренная луной полоса тянулась на запад к далекому горизонту. Полная луна висела высоко в небе, над крутыми берегами, огоньками селений, над изгибами шоссе и железной дороги, опоясывающими склон. Тревожно прошумел внизу электропоезд, и снова стало тихо.
   На какой-то миг сердце Мисико сжалось.
   Неужели теперь она совсем одна? Одна во враждебном мире? Справится ли она с тем бременем, которое отец хотел возложить на ее хрупкие плечи... Он мечтал о власти над океанами, а овладев ими, о власти над миром. Но и он не всегда справлялся с людьми, которых выбрал в помощники. А что она? Найдет ли силы подчинить своей воле "братство"? Даже Фремль... Как он поведет себя, узнав, кто она в действительности?.. Может быть, не рисковать, остаться в стороне, вернуться в тот, обычный мир, откуда вырвал ее отец?.. Но ведь это будет изменой, изменой его памяти, всему его делу, прошлому их семьи... Разве этого он ждал от нее, когда обращался с последним призывом? Разве к этому готовил... Нет, теперь у нее только один путь - путь нелегкий и опасный. Путь отца... И одна задача - доказать миру, что ее отец был не просто подводным пиратом... Что он вправе называться Колумбом и властелином двух третей планеты... За тридцать лет он успел сделать немало... Итак, решайся, Мисико! Впрочем, ты уже решилась... Пробудившись утром, Фремль будет неприятно поражен: из рабыни она превратится в госпожу, а он из повелителя... А может быть... Нет, он еще понадобится...
   Мисико снова открыла медальон. Блестящий кубик безмолвствовал. Некоторое время она ждала, глядя на освещенный луной океан... Где-то там, во тьме этих пучин, теперь могила ее отца. Возможно, она даже не узнает никогда, что произошло этой ночью. Авария это или смерть в бою? Она сжала тонкими пальцами медальон, но аппарат продолжал безмолвствовать. Теперь так будет всегда... Теперь только она, Мисико, сможет оживлять молчаливые медальоны, которые носят на груди несколько человек - всего несколько человек, среди целой армии, составляющей "братство"... А впрочем, нет... Есть еще этот принц - Исамбай... Что связывало его с отцом? Почему отец так доверял ему?.. И это последнее предупреждение?..
   Мисико осторожно извлекла аппарат из медальона, передвинула регулятор на самый малый радиус действия и, наклонившись над аппаратом, негромко сказала:
   - Внимание, Тоти, внимание... Мне необходимо тебя видеть сейчас же. Ты слышишь?..
   Она умолкла и стала ждать. Это была первая проба... И Мисико про себя загадала: если он сейчас отзовется, удача будет сопутствовать ей на том новом пути, который ждал ее.
   Тоти услышал и отозвался... Желтая искра вспыхнула на экране аппарата. Вспыхнула, погасла и снова вспыхнула. Тоти ждал приказания.
   Мисико вздохнула тихонько:
   - Приходи сейчас же в парк, Тоти. Я буду внизу у бассейна...
   Она набросила шелковый халат, расшитый золотыми драконами и, бесшумно отворив балконную дверь, спустилась в темный сад.
   - Мне надоело тут, - капризно сказала Мисико за утренним кофе. - Уедем отсюда...
   Фремль глянул поверх газеты, которую просматривал.
   - Нам некуда торопиться, - пробормотал он равнодушно и снова углубился в чтение.
   - Но я хочу, - начала Мисико.
   - О, это интересно, - прервал он, опуская газету. - Послушай, что пишут: "Большая авария на американской глубоководной станции Санта-Крус. Станция разрушена... Ее восстановление потребует нескольких лет. Компетентные специалисты считают, что имела место диверсия. Патрульные суда видели неизвестную подводную лодку у берегов Калифорнии. Взрыв на Санта-Крус - дело рук коммунистов..." Видишь, дорогая, я был прав: они передерутся сами, стараясь опередить друг друга в развертывании глубоководных исследований... Все эти разговоры о сотрудничестве - блеф... Напрасно шеф беспокоился... Надо было переждать... И как только дело дойдет до большой войны между Америкой и коммунистами, тут мы...
   Фремль усмехнулся и стукнул ребром ладони по столу. Зазвенели чашки.
   - Я хочу в Токио, - сказала Мисико, надув розовые губки, - уедем сегодня же... Я уже узнавала: самолет в Мексико-Сити улетает в полдень. Ночью мы могли бы быть в Токио.
   - Ты, кажется, сошла с ума, - удивленно проворчал Фремль. - Какой еще Токио? Шеф велел мне сидеть тут и ждать его приказа... Я теперь убежден: этот шельмец Исамбай врал. Шеф просто хотел убрать меня оттуда в опасный момент... И подставил под удар Исамбая - вместо меня... Шеф, конечно, пронюхал кое-что об операции, которую готовили эти ослы из Интерпола. Мы с тобой вовремя удрали из Сингапура. Задержись я на день - и меня арестовали бы, как Исамбая... Сейчас у меня меньше чем когда-либо желания ослушаться шефа даже в самой малости. Нет, мы будем сидеть тут и ждать, пока шеф не позовет. И что говорить, тут неплохо отдыхается...
   - Арест Исамбая был кратковременным, - заметила Мисико.
   - Ах вот как! Ты, оказывается, знаешь... Интересно... Ну и ничего удивительного. Исамбай был там свежим человеком. Ему легче было выкрутиться. Со мной могло быть хуже...
   - Разумеется, - резко сказала Мисико. - С вами? могло быть гораздо хуже, но по другой причине. Вы, кажется, забыли об одной истории... О старинной матарамской рупии, которая все-таки заставила кое-кого призадуматься... Пустяк, правда? Всего-навсего золотая монетка, а как дорого она обошлась "братству"...
   - Ого, - протянул Фремль. - Это уже слишком, девочка... Ты тоже начинаешь забывать, кто я... и кто ты... И еще об одном ты забыла: много знать вредно... вредно для здоровья. А ну-ка, марш к себе и подумай хорошенько о моих словах.
   - Фи, господин Фремль, - прищурилась Мисико, не тронувшись с места, - а я склонна была считать вас джентльменом. В определенных границах, конечно... Так не разговаривают с дамами. Какая жалость, что в ваши годы вы не стали умнее и... проницательнее...
   - Что такое?..
   - Подумайте о моих словах... Да, я знаю много... А о вас - все, или почти все... В том числе - историю одиннадцатой рупии... Ведь вопреки строжайшему приказу шефа вы сохранили не десять, а одиннадцать золотых монет из клада, поднятого с глубин моря Бали. И одну рупию у вас украли. Дальше началась ложь... Первой жертвой этой лжи пал Лоттер. Вы приказали мне убить его, не подозревая, что монеты еще находятся при нем. Не так ли? Ведь если бы Лоттер продал часть монет, раскрытие тайны одиннадцатой рупии уже не угрожало бы вам. Все можно было бы свалить на Бруно. Вы не знали, что шеф отменил приказ и запретил реализовать монеты в Штатах. И я узнала об этом слишком поздно. Если бы не люди Исамбая, в руки агентов Интерпола попало бы доказательство, что мы, - Мисико подчеркнула слово "мы", - мы стали хозяевами больших глубин. Тогда в Касабланке Исамбай спас одну из величайших тайн "братства" и вас, Фремль... Но тайну спас ненадолго. Она уже раскрыта, по-видимому, благодаря одиннадцатой рупии - той, что у вас украли. Тогда в Касабланке вы, возможно, рассчитывали принести в жертву и меня...
   Фремль отшатнулся, сделал рукой протестующий жест.
   - Возможно, - жестко повторила Мисико, - но я не настаиваю на своем предположении, хотя спаслась исключительно благодаря Тоти. Даю вам десять минут на размышление... И, пожалуйста, не воображайте, что я собираюсь шантажировать вас или сошла с ума... Могли ли бы, хотели бы вы служить мне так же безоговорочно и преданно, как... Ну, например, как вы служили до сих пор шефу? Впрочем, нет, не так, а лучше?
   - Может быть, я сплю? - пробормотал Фремль. - Или кто-то из нас все-таки сошел с ума?
   - Ни то, ни другое, - отрезала Мисико. - У вас десять минут на трезвое размышление. Но, предупреждаю, Тоти следит за каждым вашим движением, и мне не хотелось бы... Вы понимаете, конечно...
   - Тоти? Здесь?..
   - Очевидно. Не может же он следить за вами из Сингапура. Через десять минут жду ответа. Если откажетесь, можете оставаться тут и ничто не будет вам угрожать, если будете вести себя благоразумно. Если согласитесь... Ну, а если согласитесь, ночью мы будем в Токио.
   Мисико поднялась из-за стола. Несколько мгновений Фремль глядел на нее, закусив губы. Потом он тоже встал.
   - Слушайте, - сказал он. - Слушайте, Мисико... Я еще не знаю, что произошло ночью, если действительно что-то произошло. Но мне не надо десяти минут... Мне нечего решать. "Братство" давно распалось бы, если бы его солдаты колебались в такие минуты... Вероятно, это западня, но я не могу сказать ничего иного, чем то, что вы услышите. Я - солдат. Я остаюсь с шефом. С ним я связан, понимаете, только с ним... Никуда не поеду... И вас не отпущу, если только не окажется, что... что дело выглядит иначе, чем я до сих пор предполагал... И скорее убью вас, хотя вы единственное, что у меня еще осталось, но...
   Он умолк и покачал головой.
   - А ведь, пожалуй, вы нашли единственный правильный ход в этой забавной игре, - задумчиво сказала Мисико. - Понимаете, единственный, Фремль... Или вы, впервые в жизни, говорили искренне, и тогда я могу рассчитывать на вас? Как бы там ни было, пока мы союзники. Смотрите сюда...
   Мисико подняла руку. На ее указательном пальце блеснуло кольцо с черным камнем.
   - Вы, конечно, знаете, что это такое, - продолжала она. - Это перстень последнего султана Матарама, символ высшей власти "братства". Этих перстней было изготовлено три... Хотя, может быть... теперь их осталось только два... Когда-то этот символ объединял жителей Явы в борьбе против европейских захватчиков. Сейчас он приобрел несколько иной смысл... Но время течет и... идеалы меняются... Вы идете со мной, Фремль?..
   - Да, конечно, - прошептал он, - значит, вы...
   - Тсс, - сказала она, коснувшись пальцами его губ, - не надо об этом...
   - Но шеф? Неужели он ошибался? Вначале он сам приказал продать коллекционерам десять монет балийского клада. Каждая стоила безумно дорого...
   - Слишком дорого, Фремль. Наверно, это была его первая ошибка... Однако он вовремя спохватился. Понял, что монеты могут навести на след... Ни одна из десяти не была продана. И если бы не оказалось одиннадцатой... Если бы не было одиннадцатой, он, возможно, не совершил бы минувшей ночью второй ошибки... Своей последней ошибки, Фремль...
   Они собрались на Большой совет в подземельях пещерного храма у подножия вулкана Лаву. В окрестностях Суракарты уже вторую неделю шли весенние религиозные празднества, и фигуры буддийских монахов, закутанные в широкие плащи с капюшонами, ни у кого не вызывали особого любопытства. Туристы, спустившиеся перед заходом солнца с конической вершины Лаву, видели, как монахи один за другим неторопливо исчезают в развалинах храма.
   Отделившись незаметно от группы туристов, Мисико, Фремль и Тоти более часа ждали, притаившись среди развалин.
   Когда стемнело, к развалинам бесшумно подъехала закрытая легковая машина. Из нее вышел невысокий коренастый человек в коричневом плаще с капюшоном. Оглядевшись, он тоже скрылся в лабиринте полуразрушенных стен.
   - Это, конечно, Исамбай, - сказала Мисико. - Все в сборе... пора...
   - Их должно быть пятнадцать? - спросил Фремль.
   - Если все соберутся, да.
   - Они собрались все, - подтвердил Тоти, помогая Мисико надеть коричневый плащ.
   - Ну вот, теперь и мы, как они, - сказала Мисико, когда Фремль надел такой же плащ и поднял капюшон. - Веди, Тоти.
   - Я проведу вас потайным ходом, - шепнул малаец. - Этот ход знал только шеф. Вы все услышите и увидите сквозь отверстие в стене... Я буду наверху.
   - Помни, Тоти, ты будешь следить за каждым его движением и как только скажу: "Вы осуждены мной, принц"...
   - Да, госпожа, исполню все...
   - Вы не боитесь, Фремль?
   - Только за вас. Убежден, что весь спектакль можно разыграть без вашего участия.
   - Вы их плохо знаете... Кроме того, главную партию разыгрываем мы с принцем...
   Они долго шли совершенно темными переходами вслед за Тоти. Иногда над головой появлялись звезды, но потом их снова окутывал непроглядный мрак. Фремль не мог понять, как Тоти и Мисико ориентируются в полнейшей темноте. Тоти ни разу не включил фонарь, который держал в руках. Мягкая обувь скрадывала звуки шагов. Вокруг царила тишина. Лишь изредка под ногами слышался какой-то странный шорох, и тогда Тоти начинал тихонько посвистывать.
   - Зачем он? - шепотом спросил Фремль у Мисико.
   - Тсс... это кобры. Их тут множество... Он их успокаивает...
   Фремль оцепенел от ужаса и почувствовал, что не в состоянии больше сделать ни шагу.
   Мисико подтолкнула его вперед.
   - Не бойтесь, - сказал Тоти. - Вас не тронут, даже если наступите. Подошвы ваших сандалий натерты особым соком. Его запах сразу парализует гадов.
   - Восхитительное место, не правда ли, - шепнула Мисико. - Но зато гарантия, что непосвященный не проникнет... Эти старые подземелья доступны только нам...
   - Быть может, хотя я не убежден... И все равно - дурацкий средневековый фарс.
   - Мы пришли, - сказал Тоти. - Они собрались тут, за стеной...
   Фремль услышал голоса. Вслед за Мисико он поднялся по нескольким ступеням и сквозь узкую щель в кладке увидел "зал собраний" - круглое помещение с высоким куполообразным сводом. Фантастический каменный орнамент покрывал стены. В нем причудливо переплетались растения, змеи, обнаженные женские тела, уродливые маски чудовищ. Несколько факелов, укрепленных в каменной вязи орнамента, освещало зал неровным, колеблющимся светом. В стенах темнели отверстия низких коридоров, расходящихся во все стороны по радиусам.
   Посреди зала на упавших колоннах, некогда подпиравших свод, сидели фигуры в темных плащах, с надвинутыми на лица капюшонами. Некоторые негромко переговаривались. До Фремля доносились обрывки фраз на немецком, испанском, японском языках.
   - Их тут четырнадцать, - шепнул Тоти. - Принца еще нет... Вот рычаг, госпожа. Если нажать, плита отойдет в сторону и откроет ход в зал.
   - Поняла... Иди наверх, Тоти...
   Малаец молча поклонился и исчез. Фремль и Мисико остались вдвоем. Фремль нащупал под плащом в кармане куртки рукоятку револьвера; проверил, сможет ли быстро выхватить его; дослал пулю в ствол и спустил предохранитель.
   Мисико молча следила за собравшимися.
   - Здесь особая акустика, - шепнула она. - Слышно их, но совсем не слышно нас. Этот храм и дворец построены очень давно: за много столетий до того, как власть на Яве перешла к султанам Матарама. В этом круглом зале заседал совет, а отсюда султан следил за своими визирями...