Оба обобщения страдали изъянами. Конечно, в полиции больших городов хватало хулиганов в форме, и нередко ими руководили взяточники и садисты. Однако немало насчитывалось и порядочных людей, которые честно трудились на своем нелегком поприще. Выискать пороки у группы расследования убийств было довольно сложно, но ведь случалось же, что Мартин Бек спешил избавиться от того или иного сотрудника, которого переводили в какое-нибудь из городских управлений, остро нуждающихся в людях.
   – У меня одиннадцать дел, – сообщил Гюнвальд Ларссон.
   – Но ты не подчинен моему сектору, – возразил Стиг Мальм.
   – Нет, благодарение отцу небесному. Или кому там еще.
   Стиг Мальм быстро связался со всеми, даже с начальником охраны общественного порядка, у которого был острый тонзиллит и температура сорок, так что он с трудом мог говорить и оказался, так сказать, временно негодным к строевой службе. Впрочем, это не играло большой роли. За него вполне мог говорить полицеймейстер Стокгольма.
   Выйдя из святая святых, Стиг Мальм и Гюнвальд Ларссон обменялись несколькими репликами.
   – А ты меня сегодня выручил, – сказал Мальм. – Только~
   – Что – только?
   – Почему ты это сделал?
   – Пожалел тебя.
   – Но ведь ты меня недолюбливаешь, разве нет?
   – Я считаю тебя последним ослом, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Но ведь и осла можно пожалеть, разве нет?
   – Наверно.
   – А вообще у меня есть для тебя совет.
   – Какой?
   – Играй на его чувстве юмора.
   – Кстати, – в голосе Мальма зазвучало любопытство. – Какие они, тамошние бордели?
   – В красную и белую полоску. И такие же презервативы на тумбочках у шлюх. Через полчаса полоски переходят на тебя. Получается вроде "раковой шейки".
   – А когда же они сходят? Полоски те?
   – Никогда. Потому, наверно, там никто и не посещает дома терпимости.
   Они разошлись по своим делам. Стиг Мальм задумчиво качал головой.
   – Баран, – сказал про себя Гюнвальд Ларссон. – И я хорош: к сорока девяти годам лучшей службы себе не нашел.
* * *
   Все явились в назначенный час, кроме Мёллера. Стиг Мальм и Гюнвальд Ларссон поздоровались друг с другом и с начальником ЦПУ без особенного пыла; правда, они уже виделись в этот с точки зрения погоды довольно безрадостный июльский день. Мартин Бек был в джинсовой куртке и мятых брюках; полицеймейстер, как и следовало ожидать, щеголял в белом шелковом галстуке. Можно было подумать, что он ярый роялист и носит парадный галстук с прошлой осени, когда хоронили короля Густава VI Адольфа.
   Все расселись по местам за столом совещаний, только Мёллер отсутствовал. Обнаружив это обстоятельство, начальник ЦПУ произнес дежурную реплику:
   – А где Мёллер?
   – Должно быть, в секретариате играет с девчонками в фанты с поцелуями, – предположил Гюнвальд Ларссон.
   – Без него мы не можем начинать, – заявил начальник ЦПУ. – Сами знаете, как все усложняется, когда затронут отдел безопасности.
   Эрик Мёллер возглавлял отдел безопасности ЦПУ, или секретную полицию, известную также под названием сепо, однако он вряд ли сам смог бы толком сказать, чем, собственно, руководит. Секретная полиция как таковая не представляла собой ничего необычного. В штатах отдела состояло около восьмисот человек, которым полагалось заполнять служебные часы двумя делами: во-первых, разоблачать и задерживать иностранных шпионов, во-вторых, противодействовать организациям и группам, угрожающим безопасности страны. Но с годами выявилось некоторое несоответствие, ибо всем было известно, что единственное назначение сепо – выявлять, преследовать и вообще отравлять существование людям с социалистическими убеждениями. Когда дошло до того, что полиция завела картотеку на членов социал-демократической партии, псевдосоциалистическому правительству стало совсем трудно изображать невинность. Оставалось только снова и снова заявлять, во-первых, что Швеция не занимается шпионажем в других странах, во-вторых, что контроль за убеждениями сперва вовсе не существовал, потом перестал существовать (таковой контроль был запрещен законом от 1968 года). Однако вскоре была доказана лживость этих заверений. Швеция занималась шпионажем отчасти в своих, но еще больше в чужих интересах; что же до закона, запрещающего регистрировать людей с социалистическими убеждениями, то он был ловко сведен на нет чрезвычайными постановлениями. Мало-помалу выяснилось, что часть этой деятельности осуществляется не непосредственно секретной полицией, а через различные таинственные бюро и другие фиктивные учреждения, которыми с трогательным единодушием руководили совместно полиция, военные и правительство. Когда часть этих фактов была извлечена на свет и предана гласности, режим реагировал именно так, как, увы, следовало ожидать. Используя продажное правосудие, раскопавших истину журналистов бросили в тюрьму, меж тем как видные члены правительства продолжали лгать народу в глаза. Судя по всему, члены клики и в своем кругу врали друг другу. Оттого-то некоторые и считали себя вправе полагать, что руководитель секретной полиции сам не знает, чем руководит.
   Эрик Мёллер прибыл на совещание с опозданием на тридцать три минуты. Если он и впрямь играл в фанты с поцелуями, то игра явно проходила весьма бурно, потому что лицо начальника отдела безопасности блестело от пота и он тяжело дышал. Годами он был примерно равен остальным собравшимся, но комплекцией намного их превосходил. Сверх того, его отличали большие торчащие уши и венчик рыжих волос вокруг лысой макушки.
   Разведчик, контрразведчик или еще кто-нибудь – в любом качестве Мёллеру было бы весьма сложно замаскироваться.
   Никто из остальных не был с ним на короткой ноге. Он держался особняком. Возможно, в этом была повинна его профессия: что ни говори, нельзя не чувствовать неловкости, вынюхивая коммунистов в стране, которая кичится свободой мнений, где не считается противозаконным быть социалистом и где давным-давно существует вполне легальная коммунистическая партия плюс несколько партий, считающих себя еще более левыми. К тому же сама правящая капиталистическая партия в минуты экзальтации именовала себя социалистической.
   Единственным из присутствующих, кто откровенно не переносил Мёллера, был Гюнвальд Ларссон. И он спросил:
   – Ну как твои приятели усташи? По-прежнему распиваете чаи в саду по субботним вечерам? И почему Франко до сих пор не помиловал этих угонщиков самолета, которые обречены жить в отеле "Ритц"?
   Но шеф секретной полиции слишком запыхался, чтобы ответить ему.
   Начальник ЦПУ открыл совещание. Он сообщил о начинающемся в четверг двадцать первого ноября визите мало популярного сенатора, сказал, что Гюнвальд Ларссон привез из командировки интересный и поучительный материал, затем поговорил о трудности предстоящей задачи в целом и ее огромном значении для престижа полиции. После чего перешел к специальным задачам каждого из присутствующих на ближайший срок.
   Жаль, я не захватил с собой ту голову и не положил ее в банку с формалином, подумал Гюнвальд Ларссон. То-то был бы интересный и поучительный материал.
   Новость о том, что он впервые в жизни назначен руководителем оперативного центра, застигла Мартина Бека в самый разгар сладкого зевка.
   Проглотив зевок, он сказал:
   – Постой, постой. Это ты обо мне говоришь?
   – О тебе, Мартин, о тебе, – сердечно произнес начальник ЦПУ. – Что это, как не превентивное расследование убийства? Тебе и карты в руки. Можешь располагать всеми ресурсами, привлекать, кого хочешь, и распоряжаться людьми по своему усмотрению.
   Мартин Бек хотел было отрицательно покачать головой, но подумал: господи, как тут быть, да ведь он мне прикажет, и все. Почувствовав, что Гюнвальд Ларссон подталкивает его локтем в бок, он повернулся к нему.
   – Кажется, господа спецы по убийствам проводят закрытое совещание, – сказал полицеймейстер, который постоянно старался быть остроумным, но никогда в этом не преуспевал.
   Гюнвальд Ларссон пробормотал:
   – Скажи, что берешься организовать общее наблюдение, предварительное изучение обстановки, периферийную охрану и все, что с этим связано.
   – Как именно?
   – Возьмешь людей из группы расследования убийств и отдела насильственных преступлений. Но пусть кто-то другой позаботится о ближней охране. Следит за тем, к примеру, чтобы никто не подошел к гостю и не долбанул его по котелку топором.
   – Ну что вы там шушукаетесь, выкладывайте, – вмешался начальник ЦПУ.
   Гюнвальд Ларссон глянул на Мартина Бека, определил, что от него активности ждать не приходится, и взял слово:
   – Так вот, мы с Беком полагаем, что можем, главным образом силами группы расследования убийств и отдела насильственных преступлений, обеспечить общую координацию охранных мероприятий, включая предварительное изучение обстановки и периферийную охрану. Однако нам не хотелось бы брать на себя ближнюю охрану, – следить, значит, чтобы кто-нибудь не подошел к уважаемому гостю и не раскроил ему голову кирпичом. Эта задача больше подходит для Мёллера и его холуев.
   Начальник ЦПУ откашлялся и спросил, картавя:
   – Что ты об этом думаешь, Эрик?
   – Думаю, что справимся, – ответил Мёллер. Он все еще не отдышался.
   – Эта часть общей задачи до обидного проста, – продолжал Гюнвальд Ларссон. – Я взялся бы решить ее с помощью двух десятков последних болванов из стокгольмской полиции. А ведь у Мёллера всегда на стреме сотни переодетых олухов. Говорят, один из них сфотографировал премьер-министра, когда тот выступал с первомайской речью, потому что посчитал его опасным коммунистом.
   – Кончай, Ларссон, – сказал начальник ЦПУ. – Довольно. Значит, ты берешь на себя эту задачу, Бек?
   Мартин Бек вздохнул, но кивнул утвердительно. Он представил себе предстоящую операцию и связанную с ней тягомотину. Бесконечные совещания, суматошные политики и военные, всюду сующие свой нос. Ладно, как-нибудь. Во-первых, он не может отказаться выполнять приказ, во-вторых, у Гюнвальда Ларссона явно есть в запасе какая-то светлая идея. Он уже сделал доброе дело, избавив их от повседневного сотрудничества с секретной полицией.
   – Перед тем как идти дальше, хотелось бы выяснить один вопрос, – сказал начальник ЦПУ. – Думаю, ответить на него сможет наш друг Мёллер.
   – Слушаю, – стоически произнес шеф село, расстегивая портфель.
   – Я насчет этой организации – БРРР, или как она там называется. Что нам о ней известно?
   – Только она называется не БРРР, – заметил Мальм, приглаживая волосы.
   – А стоило бы ее так назвать, – сказал Гюнвальд Ларссон. Начальник ЦПУ расхохотался. Все, кроме Гюнвальда Ларссона, удивленно посмотрели на него.
   – Ее название – БРЕН, – сообщил Мальм.
   – Вот именно, – подхватил начальник ЦПУ. – Что нам о ней известно?
   Мёллер извлек из портфеля одинокий листок бумаги и лаконично доложил:
   – Практически ничего. То есть известно, что ею совершен ряд террористических актов. Все удались. Впервые они вышли на сцену в марте прошлого года, когда президент Коста-Рики, выйдя из самолета в Тегусигальпе, был застрелен. Никто не ожидал покушения, и меры безопасности явно были неудовлетворительными. Не возьми сам БРЕН на себя ответственность, можно было бы подумать, что убийство совершил психопат-одиночка.
   – Застрелен? – повторил Мартин Бек.
   – Да. Судя по всему, снайпером, который прятался в автофургоне. Полиции не удалось обнаружить виновных.
   – Следующий акт?
   – В Малави, где руководители двух африканских государств встретились, чтобы урегулировать пограничный спор. Внезапно здание взлетело на воздух, погибло больше сорока человек. Это было в сентябре того же года. Несмотря на обширные меры безопасности.
   Мёллер вытер вспотевший лоб. Гюнвальд Ларссон с удовлетворением подумал, что сам он не дошел еще до такого состояния.
   – Далее, организация совершила два террористических акта в январе этого года. Один северовьетнамский министр и генерал с тремя штабными работниками подверглись минометному обстрелу и погибли. Их машины сопровождал военный эскорт. Злые языки приписывали этот акт другим, но БРЕН объявил по радио, что берет ответственность на себя. Уже через неделю та же организация нанесла удар в одном из штатов на севере Индии. Когда президент штата осматривал какой-то вокзал, террористы – их было не меньше пяти человек – забросали гранатами и его поезд, и здание вокзала. Кроме того, они обстреляли толпу из автоматов. Это пока что самый кровавый акт. Приветствовать президента пришло несколько сот школьников, из них около пятидесяти было убито. Все полицейские и агенты службы безопасности тоже – кто убит, кто тяжело ранен. Президента разнесло в клочки. Это единственный случай, когда террористов видели. Они были в масках, одеты наподобие десантников. Разъехались на разных машинах и бесследно исчезли. Был еще случай в марте в Японии, когда один видный и мало популярный политический деятель задумал посетить школу. Здание было взорвано, деятель погиб, а заодно с ним – многие другие. Этот акт тоже приписывают БРЕН, хотя последовавшее затем радиосообщение не удалось как следует разобрать из-за плохой слышимости.
   – Это все, что ты знаешь про БРЕН? – спросил Мартин Бек.
   – Все.
   – Вы сами составили эту сводку?
   – Нет.
   – А когда она получена?
   – Недели две назад.
   – Можно спросить, от кого? – осведомился Гюнвальд Ларссон.
   – Можно, но отвечать я не обязан.
   Но так как все знали от кого, Мёллер с покорным видом добавил:
   – Си-Ай-Эй.
   Один только полицеймейстер реагировал на его ответ:
   – А это что, собственно, означает?
   Мёллер промолчал. Мартин Бек понял, что полицеймейстер и впрямь не знает, как расшифровывается это сокращение, и объяснил:
   – Сентрал Интеллидженс Эдженси.
   – Это по-английски, – ехидно заметил Гюнвальд Ларссон.
   – Мы и не скрываем, что обмениваемся сведениями с США, – обиженно сказал Меллер.
   – Обмениваемся сведениями – красиво звучит, – констатировал Гюнвальд Ларссон. – Благородно звучит.
   – Следовательно, до тех пор секретной полиции ничего не было известно про БРЕН? – спросил Мартин Бек.
   – Ничего, – невозмутимо констатировал Меллер – Сверх того, что пишут в газетах.
   – Давайте теперь послушаем Ларссона, – предложил начальник ЦПУ. – Что ты можешь добавить по поводу этого БРЕН или как там его?
   – Очень много. Типично, например, что у нас есть служба безопасности, в обязанности которой входит знать о таких организациях, как международные террористические группы, она же вместо этого интересуется исключительно социалистами и палестинцами.
   – Неправда, – возразил Меллер.
   – Может быть, неправда и то, что вы пальца о палец не ударили, чтобы помешать двум фашистским террористам войти в здание югославского посольства и застрелить посла? А потом выпустили их на свободу?
   – Зачем же так, – сказал Меллер.
   Он сохранял полное хладнокровие, и Гюнвальд Ларссон понял, что этого человека ничем не проймешь. А потому перешел к сути дела.
   – Мне известно про БРЕН столько же, сколько написано на бумажке Мёллера, и еще кое-что. Я участвовал почти на всех стадиях расследования террористического акта, который состоялся пятого июня, и хотел бы подчеркнуть, что не во всех странах секретная полиция ограничивается подпиской на циркуляры ЦРУ.
   – Не тяни кота за хвост, Гюнвальд, – сказал Мартин Бек. Гюнвальд Ларссон глянул на него. Он не очень любил Мартина Бека, но воздавал должное его проницательности и таланту следователя. К тому же Гюнвальд Ларссон и сам знал, что к числу его недостатков принадлежит известная занудность, от которой он за эти годы не смог до конца избавиться.
   – Обзор покушений подсказывает кое-какие выводы, – продолжал он. – Например, все они были направлены против высокопоставленных политических деятелей, хотя во взглядах этих деятелей мало общего. Президент Коста-Рики был чем-то вроде социал-демократа, а оба африканца – типичные националисты. Вьетнамцы – только не северные, Меллер, а представители Временного революционного правительства Южного Вьетнама – коммунисты. Президент индийского штата – из либеральных социалистов, японец был ультраконсервативным деятелем. Президент, которого отправили на тот свет на моих глазах, был фашистом, представлял прочно укоренившуюся диктатуру. С какой стороны ни взгляни, определенной политической платформы не усмотришь. Ни я, ни кто-либо другой не в состоянии предложить разумное объяснение.
   – Может быть, они просто выполняют заказы, – предположил Мартин Бек.
   – Я думал об этом, но нет, непохоже. Что-то тут не так. Что еще бросается в глаза, во всяком случае мне, так это тщательная подготовка и исполнение актов. Использованы самые различные методы, и каждый раз с полным успехом. Эти люди знают свое дело и не останавливаются ни перед чем. Судя по всему, они основательно обучены и тренированы. И располагают значительными ресурсами. И у них явно есть какая-то база.
   – Где? – спросил Мартин Бек.
   – Не знаю. Кое-какие соображения у меня есть, но я пока оставлю их при себе. И независимо от их конечных целей террористическая группа, которая все время бьет без промаха, – крайне неприятная штука.
   – Расскажи теперь, что же там все-таки произошло, – попросил начальник ЦПУ.
   – Да, пришлось-таки им повозиться, пока они разобрались. Взрыв был чрезвычайно сильный, кроме президента и губернатора, погибло еще двадцать шесть человек. Большинство – полицейские и представители службы безопасности, но среди убитых были также таксисты и извозчики, которые стояли поблизости. Даже на соседней улице погиб один пешеход, ему свалились на голову обломки машины. Такая сила взрыва объясняется тем, что заряд поместили у магистральной трубы городской газовой сети. Видимо, бомбу взорвал по радио человек, который находился достаточно далеко от места происшествия.
   – Какие же ошибки, по-твоему, допустила полиция? – спросил Мартин Бек.
   – Сама организация охраны была в полном порядке, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Схема в основном совпадала с той, которую американская секретная служба разработала после убийства Кеннеди. Но поскольку гость был заведомо непопулярным, не следовало заранее сообщать о пути следования кортежа.
   – Тогда люди не смогут приветствовать и махать флагами, – заметил полицеймейстер.
   – К тому же скоропалительно менять маршрут кортежа больно хлопотно, – добавил Мёллер. – Помните, как мы принимали высокого русского гостя?
   – Кажется, на прощание он сказал, что нигде в мире не видел столько красивых полицейских спин, – сказал Мартин Бек.
   – Сам виноват, – отозвался Мёллер. – Мог бы подумать о том, что бесстрашие не всегда уместно.
   – Тогда наш мир выглядел несколько иначе, – сказал Мартин Бек. – Отчаяние и разочарование еще не достигли такой степени.
   Начальник ЦПУ промолчал. В то время он не был начальником ЦПУ, и мало кто ожидал, что он им станет.
   – И еще одна ошибка, – продолжал Гюнвальд Ларссон, – они слишком поздно приняли превентивные меры. Ввели контроль в портах и на аэродромах за два дня до визита. Но с такими ребятами, как в БРЕН, нужно браться за дело раньше. Они являются за несколько недель.
   – Ну, это уже из области догадок, – заявил Мёллер.
   – Не совсем. Тамошней полиции удалось выяснить кое-что представляющее интерес. К тому же сведения о покушении в Индии не такие уж скудные, как ты нам доложил. Один полицейский, тяжело раненный, успел перед смертью сказать, что вся маскировка террористов сводилась к шлемам, вроде тех, которые носят строители. Еще, по его словам, из тройки, которую он заметил, двое были японцы, а третий – высокий европеец лет тридцати. Когда он прыгал в машину, шлем с головы свалился, и раненый полицейский рассмотрел белокурые волосы и баки. Индийская полиция, понятно, проверяла всех покидавших страну. Среди них оказался один, отвечающий этому описанию. У него был родезийский паспорт, его фамилию записали. Но поскольку показания полицейского тогда еще не дошли до контрольных постов, не было оснований что-либо предпринимать. Родезийские власти сообщили, что не знают никого под такой фамилией.
   – Что ж, и то хлеб, – сказал Мартин Бек.
   – До убийства президента тамошние органы безопасности не связывались с индийской полицией. Но все выезжавшие из страны в ближайшие дни после покушения регистрировались. И среди них был человек с тем же паспортом и той же фамилией. Паспорт, почти наверное, фальшивый, фамилия тоже, но она представляет некоторый интерес. Уверен, что она вызовет у всех присутствующих смешанные чувства.
   – Ну, и как он себя называл? – спросил Мартин Бек.
   – Рейнхард Гейдрих, – ответил Гюнвальд Ларссон.
   Начальник ЦПУ откашлялся. Потом заговорил:
   – Да, этот БРЕН неприятная штука. Что до Гейдриха – так это уже история.
   – Неприятная история, – подхватил Гюнвальд Ларссон. – И все акции БРЕН до сих пор обличают полное презрение к человеческим жизням.
   – Попробуй защити кого-то от людей, которые взрывают бомбы по радио, – уныло произнес Мёллер.
   – Как-нибудь, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Лишь бы ты обеспечил ближнюю охрану.
   – Не так-то это просто, черт возьми, если я и сам вдруг взлечу на воздух, – заявил шеф секретной полиции. – Поди тут, защити его.
   – Насчет бомб и прочего не беспокойся. Это мы берем на себя.
   – Я вот о чем подумал, – сказал Мартин Бек. – Если там периферийная охрана была налажена как следует, человек, который взорвал бомбу, вроде бы не должен был видеть происходящего.
   – И, наверное, не видел. – ответил Гюнвальд Ларссон.
   – Значит, был сообщник, который находился поблизости?
   – Не думаю.
   – Откуда же он знал, когда взрывать?
   – Я предполагаю, что он слушал радио или следил по телевизору. Радио и телевидение вели прямой репортаж об официальном визите. Так теперь заведено почти во всех странах, когда речь идет о каком-нибудь крупном событии.
   – Меня еще удивляет, что БРЕН так быстро сообщил о своей причастности и что сообщение было передано французской радиостанцией.
   – Передача была на французском языке, но радиостанция – вест-индская. В свою очередь, она приняла сообщение из источника, точное местонахождение которого не установлено. Вполне возможно, что это было судно или самолет.
   – Гм-м, – буркнул Мартин Бек. – Похоже, нам и впрямь надо быть готовыми к встрече с БРЕН.
   – Да, похоже на то, – согласился Гюнвальд Ларссон. – Я пытался анализировать схему их действий. Философия БРЕН для меня слишком высокая материя. Но кое-что мы о них знаем. Их покушения всегда направлены против известных политических деятелей. И каждый раз они были приурочены к какому-нибудь громкому событию вроде официального визита. Сейчас будет именно такой случай, когда можно ждать от них очередной вылазки.
   – А что мы решим насчет превентивных мер? – спросил Мёллер. – Как мне быть – посадить на время всех чокнутых, которые способны держать у себя на стене портрет Мао?
   Мартин Бек рассмеялся, никто не понял – почему.
   – Зачем же, – возразил Гюнвальд Ларссон. – Кто хочет – пусть демонстрирует.
   – Ты представляешь себе, о чем говоришь? – вступил полицеймейстер, выдвинувшийся из органов охраны общественного порядка. – Тогда нам придется мобилизовать полицейских со всей страны. Несколько лет назад Макнамара собирался посетить Копенгаген, так ведь не посмел, когда услышал, какие демонстрации ожидаются. А когда Рейган два года назад был в Дании и обедал на королевской яхте, газеты об этом даже не обмолвились. Сам он объяснил это тем, что приезжал как частное лицо и не хотел шумихи. Это Рейган-то~
   – Будь я выходной в день предстоящего визита, – сказал Гюнвальд Ларссон, – сам пошел бы демонстрировать против этого гада. Он ведь куда хуже Рейгана.
   Все недоверчиво и сурово воззрились на Гюнвальда Ларссона. Все, кроме Мартина Бека, который явно был погружен в свои мысли. И все, кроме того же Мартина Бека, подумали: уместен ли этот человек на такой должности?
   Потом начальник ЦПУ вспомнил о своеобразном остроумии Гюнвальда Ларссона и решил, что он просто пошутил.
   – Ну что ж, – произнес он, – совещание было полезным. По-моему, мы на верном пути. Всех благодарю.
   Тем временем Мартин Бек подвел итог своим размышлениям и обратился к Эрику Мёллеру:
   – Мне предложили возглавить оперативный центр, и я согласился. Стало быть, тебе придется подчиняться моим распоряжениям. А это значит: никаких превентивных арестов людей, которые не разделяют твоих взглядов, разве что будут причины, признанные достаточно вескими другими членами центра, в первую очередь мной. На тебя возложена важная задача – ближняя охрана. Думай прежде всего о ней. Постарайся также не забывать, что у нас узаконено право на демонстрации и что я запретил тебе прибегать к провокациям и неоправданному насилию. Помни, что с демонстрантами надо обращаться тактично и что в этом вопросе тебе надлежит сотрудничать с полицеймейстером и начальником охраны общественного порядка. Все планы представлять мне на утверждение.