Страница:
Прошел ровно год после «создания» картины, когда публику приглашают полюбоваться этим шедевром. Весенняя выставка 1938 года – самая запоминающаяся из всех. Она собирает огромные толпы народа. Число посетителей достигает рекордной цифры. Правда, надо признать, что искусствоведы и художественные критики подготовили для этого почву. Уже не только публикуются отзывы знатоков для избранных, но и развертывается систематическая рекламная кампания, напоминающая состязание. Каждый стремится найти более яркую и сенсационную метафору, чем собратья по перу. Дифирамбы нарастают от «великого произведения искусства, вырванного из забвения» до обнаружения «самого крупного открытия века». Буквально весь мир призывается в свидетели и подключается к безграничному восхищению картиной.
При такой всеобщей эйфории невольно напрашивается мысль о массовом психозе. Несомненно, такая реальность переводит самого Ван Меегерена уже на следующую, более высокую ступень невроза. Освободившись теперь, когда осуществилось его желание, от снедавшего его внутреннего напряжения, фальсификатор может «со спокойной совестью» позволить себе роскошь ставить публично под сомнение подлинность «Христа в Эммаусе»… Так, во многих светских салонах он перечисляет аргументы в пользу того, что это подделка. Разве Вермер писал картины на библейские темы? А подвергали ли полотно всем требуемым научным анализам? Не слишком ли банальна, в сущности, композиция? А характер мазка зауряден и т.д. Но его репутация прирожденного хулителя заведомо лишает все его утверждения какого-либо доверия и лишь позволяет его собеседникам укрепиться в собственных утверждениях, высокомерно отвергая мнение подлинного автора этого чуда.
Но это еще не все.
Выставка сама по себе представляет собой редкостный, тщательно подготовленный спектакль. Пышность и торжественность обстановки таковы, что способны убедить толпу посетителей сразу же, как только они переступают порог музея, в том, что они присутствуют при исторической церемонии и их чувства не могут не соответствовать величию события. Красные ковры, присутствие официальных лиц, стражи в парадной форме – посетитель уже ошеломлен всем этим церемониалом, прежде чем он получит возможность полюбоваться в течение нескольких мгновений самим шедевром. Саму картину охраняет военный караул, и к ней никого близко не подпускают. Если кто-либо из зрителей делает шаг вперед, чтобы более подробно рассмотреть знаменитый вермеровский ярко-синий цвет или выражение лица Христа, его тотчас же решительно отстраняют на должную дистанцию. А картина – виновница этого всемирного спектакля – прочно хранит свою тайну.
Ван Меегерен смешивается с толпой. Он, в свою очередь, подходит к картине. Он наклоняется вперед, он хочет рассмотреть следы последней, сделанной уже после него реставрации. Но тотчас же один из стражей отстраняет его. Ван Меегерен внутренне усмехается. Мир у его ног, и если никто другой об этом даже не подозревает, то сам фальсификатор намерен разоблачить дело собственных рук.
После этого публичного триумфа «Христа в Эммаусе» перед Ван Меегереном остается единственный вопрос: должен ли он выполнить свое намерение и публично раскрыть свой гигантский обман?
Конечно, он получил очень крупную сумму (две трети полной стоимости картины, то есть 1 600 000 франков), которую ему придется вернуть. Но надо признать, что финансовая проблема стоит не столь остро: речь не идет о выборе «все или ничего». Конечно, Ван Меегерен никогда не обладал таким богатством, но совершенно очевидно, что разразившийся скандал, известность, которую получит в результате его имя, принесут ему определенную выгоду как в материальном плане, так и в плане престижа. Признание его художником величайшего таланта – если не самим Вермером… – обеспечило бы его собственным произведениям популярность, диктуемую всегда падкой на сенсации капризной модой; его «курс» поднялся бы пропорционально громкости разразившегося скандала.
Кроме того, разоблачение им этой фальсификации сделало бы его центральной фигурой гигантской полемики в печати: статьи, интервью, права на печатание репродукций с картины, возможное опубликование автобиографии, что также обеспечивает выгодное положение в дополнение к тем преимуществам, которые принесет ему признание его художественного таланта. И наконец, ему будет возвращена картина, которая не утратит своей коммерческой ценности. Став предметом споров и своего рода вещественным доказательством, «Христос в Эммаусе», несомненно, будет цениться очень высоко.
Что касается морального или, если хотите, невротического удовлетворения, то, раскрыв истину, Ван Меегерен избавил бы себя от непоправимого и смог бы поставить искусствоведов и торговцев картины на их истинное место, доказав, что они невежды.
Вы уже, по-видимому, догадались, что ничего этого не произойдет. Ван Меегерен будет молчать и начнет швырять деньги направо и налево самым бездумным образом. Весь обратный путь в Рокбрюн будет заполнен дорогими покупками, кутежами в ночных кабачках, случайными встречами. Уже в Париже он растратит достаточно крупную часть суммы для того, чтобы не думать больше о ее возврате. В Рокбрюне вопрос окончательно решен. Он бесповоротно становится фальсификатором.
Деньги, которые утекают у него как вода сквозь пальцы, околдовывают и отупляют его. Воображение скудеет, и он опускается до уровня банального обмана. Разве не смешно, что человек, сумевший создать немыслимое, объясняет теперь свое неожиданное богатство столь примитивным образом, утверждая, что выиграл крупную сумму в Национальную лотерею, а жители Рокбрюна, соседи за столом рулетки в казино в Монте-Карло и даже местная полиция верят в эту маленькую басню. Ван Меегерен, сменяя один бар на другой, стол рулетки на зал для игры в баккара, «прожигает жизнь».
Эта неожиданная смена его образа жизни не вызывает, однако, никаких подозрений. Разве не естественно, чтобы художник имел много денег и чтобы его образ жизни напоминал, как писал Бальзак, мелькание зубьев пилы, причем повседневно?
А события развиваются своим неизбежным путем. Через несколько месяцев после продажи «Христа в Эммаусе» Ван Меегерен вновь принимается за работу. Да, он продолжает растрачивать свои миллионы, но все же по-прежнему любит писать! (Это, без сомнения, то качество, которое может привести лишь к созданию новых подделок). Ван Меегерен как художник по-прежнему не существует. Утверждается Ван Меегерен – выдающийся фальсификатор.
«Автором» новой подделки будет Питер де Хох. В противовес выбору сюжета вермеровской картины теперь фальсификатор будет писать вполне «правдоподобного де Хоха». В самом деле, его «Любители выпить» вполне соответствуют и по духу, и по стилю творчеству этого художника и даже напоминают его картину «Игроки в карты», хранящуюся в Букингемском дворце. Летом 1938 года сделан решающий шаг: вторая подделка выходит из-под кисти, то бишь из-под шпателя и из печи Ван Меегерена.
«Любители выпить» (80?69 см) подписана «P.D.H. 1658». Новая идея фальсификатора заключается в том, чтобы сделать вполне правдоподобным существование двух столь явно близких друг другу произведений в творчестве одного и того же великого мастера. Возможность такого случая не исключена, когда речь идет о художниках XVII века, часто писавших серии картин на близкие темы. Делая свой выбор, фальсификатор действует в духе обычного подделывателя картин. Он идет тем самым на риск уже совсем иного плана, чем тот, который он тщательно взвесил и продумал при написании «Христа в Эммаусе». Но его виртуозная техника помогает ему не допустить ни малейшего промаха. Ван Меегерен превосходит в этой картине самого себя. Было нанесено шесть красочных слоев (вместо трех в «Христе в Эммаусе»), многократные сушки в печи обеспечили картине великолепные кракелюры трехвековой давности. «Любители выпить» ничуть не хуже, чем любое другое произведение де Хоха.
После года различных коммерческих операций эта картина займет место в частной коллекции мецената Ван Бенинга. Принадлежность к этой коллекции – самой известной и самой богатой из частных коллекций в Голландии – уже сама по себе служит подтверждением подлинности любого входящего в нее полотна.
И на этот раз в качестве посредника выступает д-р Боон. История обнаружения картины примерно соответствует истории «Христа в Эммаусе» (мифическая Мавруке вновь «продает» одну из картин, тайно вывезенную из фашистской Италии, своей не менее мифической итальянской коллекции). Боон встречается с П. де Буром, одним из самых крупных в Голландии продавцов картин, который и убедит Ван Бенинга купить эту картину. Сумма сделки составляет 220 000 гульденов (то есть примерно 900 000 франков, из которых Ван Меегерен получит 600 000). Следует отметить, что данная сумма составляет немногим более одной трети той, которую он получил за «Христа в Эммаусе».
Но за тот год, пока осуществлялась эта сделка, в жизни Ван Меегерена произошел целый ряд других событий. Но его тайна по-прежнему остается тайной.
Ван Меегерен переезжает. Летом 1938 года он со своей женой Йо покидает виллу «Примавера» в Рокбрюне и переселяется в Ниццу, в квартал Симмьесских озер. Они покупают там виллу «Эстате», одну из самых роскошных в этом квартале. Она расположена на уступах горных отрогов, откуда открывается вид на весь город и на море. Построенное из мрамора здание, окруженное оливковыми деревьями, вьющимся виноградом, розариями и бассейнами, насчитывает пять больших салонов в первом этаже и двенадцать спальных комнат во втором, а в другой части здания находятся большой музыкальный зал, галерея и библиотека, которая будет превращена после специального переоборудования в мастерскую-лабораторию Ван Меегерена.
Все комнаты будут меблированы с большой роскошью, и на вилле будут непрерывно устраиваться празднества, вечеринки, оргии. Судя по всему, именно в тот период будет растрачено более половины денег, полученных от продажи «Христа в Эммаусе». Совершенно очевидно, однако, что Ван Меегерену еще долго не будет грозить опасность испытывать нехватку денег. Как только они с женой поселились на новом месте, Ван Меегерен сразу же принимается за работу: он теперь сам увлекся этой игрой. Отныне страсть к подделкам, причем как в живописи, так и в жизни, одерживает верх над желанием доказать свой талант. Фальсификация становится подлинной движущей силой его творчества.
«Игроки в карты» (75?62 см) – вторая картина де Хоха, написанная Ван Меегереном, и первое произведение де Хоха в Ницце. Эта картина, законченная в первые месяцы 1939 года, восходит к «Голландскому интерьеру», хранящемуся в музее Метрополитен в Нью-Йорке. Сходство двух картин столь поразительно, что и на этот раз не вызывает сомнений, что «Игроки в карты» и «Голландский интерьер» принадлежат к одной серии, написанной де Хохом.
Отметим, что новая подделка будет пущена в продажу гораздо позже и найдет покупателя лишь в 1941 году. Ее приобретает за 219 000 гульденов (750 000 франков) богатейший промышленник Ван дер Ворм. Сделка будет заключена с помощью нового посредника – Страйбиса, агента по продаже недвижимости в Гааге. Продавец картин Хоогендайк, который уже принимал участие в продаже картины «Христос в Эммаусе», убедит Ван дер Ворма сделать эту покупку.
А теперь вернемся к тому, что произошло в жизни Ван Меегерена с 1939 года.
Вышеприведенное письмо Ван Меегерена так и останется без ответа, тем более что через шесть недель после того, как оно было написано, Ван Меегерен со своей женой покидают Ниццу и возвращаются в Голландию. Война окончательно отрезает его от виллы на Средиземном побережье, где остались многие его картины и «вещественные доказательства», в частности «Тайная вечеря», которая будет обнаружена лишь в 1948 году.
Когда он возвращается в Голландию, отнюдь не оказывается без средств. Капитал, оставшийся от продажи «Христа в Эммаусе» и «Любителей выпить», позволяет ему расходовать ежемесячно 600 000 франков. (Не следует при этом забывать, что уровень стоимости жизни в те времена был в 50 раз ниже, чем сегодня). Итак, Йо и Хан продолжают вести разгульный и расточительный образ жизни; Ван Меегерен переходит все границы в своем неумеренном пристрастии к алкоголю и даже начинает пробовать морфий.
В Голландии супруги остановились вначале в гостинице. Начинается 1940 год, и они уже не могут вернуться во Францию. Военные действия затягиваются, и Ван Меегерен решается купить дом в Голландии. Он находит недалеко от Амстердама в живописных окрестностях деревни Лорен большое поместье, где оборудует свою новую мастерскую-лабораторию. В нее художник также вкладывает много денег, но у него еще есть в запасе картина «Игроки в карты», которую он сумел вывезти с собой (и которая, как мы уже знаем, найдет покупателя год спустя). Но он не счел нужным вывезти из Ниццы полотно, которое так расхваливал в письме Боону, возможно, именно потому, что понимал, что эта «Тайная вечеря» не совсем соответствует тем восторженным отзывам, которые он дал о ней в письме. И он задумывает написать другую «Тайную вечерю».
Как только его лаборатория в Лорене была оборудована, он начинает писать «Искупителя» – небольшое полотно (48?30 см), которое представляет собой поясной портрет и задумано, судя по всему, как предварительный этюд к более крупной вермеровской композиции. Это полотно позволяет ему опробовать новую печь. И хотя с точки зрения имитации ее возраста картина получается не менее совершенной, она все же отличается от прежних его работ. В самом деле, она представляет собой «пробу кисти» перед созданием новой «Тайной вечери». На этой подделке, к которой Ван Меегерен приступит сразу же после завершения своего этюда, лицо Христа будет почти идентично лицу «Искупителя» (главное различие между упомянутыми двумя «портретами» заключается в том, что на второй картине ярче освещение). Для продажи «Искупителя» фальсификатор использует, как и в случае с «Игроками в карты», все того же Страйбиса.
Страйбис, уроженец Апелдорна, маленького городка недалеко от Девентера (где родился и провел свою юность Хан Ван Меегерен), был агентом по продаже недвижимости. Он ничего не смыслит в искусстве и даже относится с полным безразличием к великим мастерам XVII века. Но он с детства знает Ван Меегерена и любит деньги. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он без малейших подозрений принимает на веру истории, которые рассказывает ему фальсификатор о происхождении «шедевров». Ван Меегерен де купил у одной старой гаагской семьи, испытывающей финансовые трудности, небольшую коллекцию картин. Некоторые из них при внимательном изучении показались ему произведениями, представляющими большую ценность. В частности, речь идет об одной работе де Хоха – «Игроки в карты» и нескольких работах Вермера, среди которых «Искупитель».
Страйбис должен действовать, нигде не упоминая имени Ван Меегерена, принимая во внимание его прискорбные отношения с миром художников Голландии. Фальсификатор предлагает посреднику за его услуги одну шестую от вырученной суммы. Агент по продаже недвижимости, потрясенный цифрами, которыми оперирует художник, очень быстро начнет проявлять исключительную ловкость в своей новой работе. Именно он убедит торговца картинами Хоогендайка купить и засвидетельствовать подлинность «Игроков в карты» и «Искупителя» (позднее мы увидим, что Страйбис окажет художнику ценную помощь, поскольку пристроит еще две подделки Хоогендайку). Когда Хоогендайк поинтересуется, откуда взялись эти полотна, у Страйбиса хватит благоразумия убедить своего покупателя, что владелец этих шедевров хочет во что бы то ни стало сохранить инкогнито: аристократические семьи, испытывающие финансовые трудности, не любят, чтобы об этом знали другие.
Хоогендайк встречается с меценатом Ван Бенингом (который уже является владельцем картины «Любители выпить») и заключает с ним сделку о покупке «Искупителя» за 475 000 гульденов (то есть 1 620 000 франков). Это маленькое полотног (48?30 см) оценено в столь колоссальную сумму, поскольку совершенно очевидно, что оно принадлежит той же кисти, что и «Христос в Эммаусе». Появление картины «Христос в Эммаусе» так сильно повлияло на умы, что отныне все, что связано с Вермером, воспринимается в свете этого его творения. Ван Меегерен очень тонко играет на новом коллективном психозе. Сходство картин Вермера (то бишь Ван Меегерена) столь поразительно, что признание подлинности второй из них происходит автоматически, без всякого специального научного исследования.
Сумма, полученная за «Искупителя» (475 000 гульденов), распределяется следующим образом:
75 000 – продавцу картин Хоогендайку
70 000 – посреднику Страйбису
330 000 – любителю искусства, обнаружившему картину, и одновременно художнику-фальсификатору Ван Меегерену.
Во время этой сделки Ван Меегерен вновь обращается к Вермеру. Полотно XVII века, принадлежащее кисти Хондиуса и представляющее сцену охоты, которое было приобретено им год тому назад, послужит основой для создания нового «Вермера» (братья Даувес, бывшие владельцы картины «Охота», сохранили в своих архивах ее фотографию). Отныне фальсификатор настолько уверен в своем деле, что менее тщательно, чем раньше, производит очистку полотна и оставляет под своей «вермеровской» живописью два красочных слоя Хондиуса. Кроме того, решив с поразительной дерзостью писать «Тайную вечерю» поверх сцены на охоте, которую он не полностью счистил, он рискует оказаться разоблаченным при первой же возможности рентгенографии картины. Никогда еще у великих мастеров XVII века, когда они использовали для картины свои прежние незавершенные полотна, не обнаруживалось столь резкого расхождения в выборе сюжета. Но Ван Меегерен знает, что никому не придет в голову провести такую экспертизу.
По своим размерам (174?244 см) этот второй вариант «Тайной вечери» отмечается куда большей смелостью – это самая дерзкая из его подделок. Сам Вермер не писал столь больших картин. Кроме того, чтобы искусственно «состарить» такую картину, требуется гигантская печь и самые тщательные предосторожности при сушке полотна. И наконец, размещение в пространстве картины тринадцати персонажей в натуральную величину представляет собой сложнейшую эстетическую проблему. Но виртуозному псевдо-Вермеру удается справиться со всеми возникшими проблемами. Он продолжает использовать эффект, произведенный в свое время картиной «Христос в Эммаусе», и образы Христа на картине «Искупитель» и на «Тайной вечере» явно восходят к этой модели. Кроме того, лицо святого Иоанна в «Тайной вечере» списано, хотя это сделано очень тонко и незаметно, с лица «Девушки с жемчужиной» Вермера.
Затем на сцену выступают уже известные нам персонажи: Страйбис, Хоогендайк, Ван Бенинг. Последний – в роли покупателя. Эта сделка, однако, носит особый характер. В самом деле, за картину запрошена почти фантастическая сумма, но не будет забывать, что мы имеем дело с рынком произведений искусства, поскольку эту картину расценивают как составляющую пару с полотном «Христос в Эммаусе». За нее запрошено 1 600 000 гульденов, то есть 5 400 000 франков.
Ван Бенинг расплачивается за «Тайную вечерю» следующим образом: он отдает Хоогендайку пять ценных полотен из своей коллекции и возвращает ему «Искупителя» (приобретенного им несколько месяцев тому назад). Возврат этой картины служит доказательством абсолютного доверия со стороны Хоогендайка: торговец картинами не сомневается в этих «Вермерах». Действительно, он сохранит для своей личной коллекции «Искупителя» и предложит взамен деньги, чтобы заплатить Страйбису (и Ван Меегерену). Кстати, увидев «Тайную вечерю», Хоогендайк восклицает: «Это самое необыкновенное произведение!»
Чем объяснить подобное ослепление? Каким образом Ван Меегерену удалось осуществить столь рискованный трюк? Как оправдать ожидания специалиста, который вначале клюнул на приманку (картину «Искупитель»), а затем приобретает шедевр («Тайную вечерю»)? И наконец, где в разгар войны найти сумму в 5 400 000 франков?
Сама эпоха обязывает к маскировке. В обычное время фальсификатор никогда бы не рискнул сбывать всю свою продукцию в одной стране; он, по-видимому, попытался бы разбросать по свету образцы своего творчетва, продавая их в Нью-Йорке, в Лондоне или в Париже. Война удерживает его в Голландии, но это препятствие станет вскоре главным козырем. При заключении сделки присутствуют всего лишь несколько человек: посредник, торговец картинами, покупатель. Публика и профессиональные эксперты уже не участвуют в деле. Теперь продавец сам устанавливает подлинность картины, а покупатель отнюдь не заинтересован в том, чтобы предавать огласке свою покупку. Человек, который среди всеобщей разрухи может позволить себе тратить такие суммы, вряд ли приобретает этим уважение своих сограждан.
Поэтому «обнаружение» подлинников Вермера то там, то здесь не кажется странным тем, кто хочет избежать опасностей безудержной инфляции. Вложение миллионных капиталов в ценную картинну знаменитого мастера спасает деньги от девальвации.
Сам Ван Меегерен действует так же, с той лишь разницей, что он, благодаря своим знаниям и вкусу подбирает коллекцию подлинных полотен выдающихся мастеров. Картины Халса, Дюрера, Терборха делают непомерной и без того баснословную роскошь его дома в Лорене.
У 52-летнего Ван Меегерена скапливается капитал в 4 миллиона франков, вырученных от продажи его трех последних картин. С каждой новой подделкой риск разоблачения возрастает. Но какое это имеет значение? Фальсификатор одержим страстью, которая водит его рукой. Он утратил субъективную способность оценивать со стороны свои деяния. Он сам скажет позднее о своих последних картинах:
При такой всеобщей эйфории невольно напрашивается мысль о массовом психозе. Несомненно, такая реальность переводит самого Ван Меегерена уже на следующую, более высокую ступень невроза. Освободившись теперь, когда осуществилось его желание, от снедавшего его внутреннего напряжения, фальсификатор может «со спокойной совестью» позволить себе роскошь ставить публично под сомнение подлинность «Христа в Эммаусе»… Так, во многих светских салонах он перечисляет аргументы в пользу того, что это подделка. Разве Вермер писал картины на библейские темы? А подвергали ли полотно всем требуемым научным анализам? Не слишком ли банальна, в сущности, композиция? А характер мазка зауряден и т.д. Но его репутация прирожденного хулителя заведомо лишает все его утверждения какого-либо доверия и лишь позволяет его собеседникам укрепиться в собственных утверждениях, высокомерно отвергая мнение подлинного автора этого чуда.
Но это еще не все.
Выставка сама по себе представляет собой редкостный, тщательно подготовленный спектакль. Пышность и торжественность обстановки таковы, что способны убедить толпу посетителей сразу же, как только они переступают порог музея, в том, что они присутствуют при исторической церемонии и их чувства не могут не соответствовать величию события. Красные ковры, присутствие официальных лиц, стражи в парадной форме – посетитель уже ошеломлен всем этим церемониалом, прежде чем он получит возможность полюбоваться в течение нескольких мгновений самим шедевром. Саму картину охраняет военный караул, и к ней никого близко не подпускают. Если кто-либо из зрителей делает шаг вперед, чтобы более подробно рассмотреть знаменитый вермеровский ярко-синий цвет или выражение лица Христа, его тотчас же решительно отстраняют на должную дистанцию. А картина – виновница этого всемирного спектакля – прочно хранит свою тайну.
Ван Меегерен смешивается с толпой. Он, в свою очередь, подходит к картине. Он наклоняется вперед, он хочет рассмотреть следы последней, сделанной уже после него реставрации. Но тотчас же один из стражей отстраняет его. Ван Меегерен внутренне усмехается. Мир у его ног, и если никто другой об этом даже не подозревает, то сам фальсификатор намерен разоблачить дело собственных рук.
После этого публичного триумфа «Христа в Эммаусе» перед Ван Меегереном остается единственный вопрос: должен ли он выполнить свое намерение и публично раскрыть свой гигантский обман?
Конечно, он получил очень крупную сумму (две трети полной стоимости картины, то есть 1 600 000 франков), которую ему придется вернуть. Но надо признать, что финансовая проблема стоит не столь остро: речь не идет о выборе «все или ничего». Конечно, Ван Меегерен никогда не обладал таким богатством, но совершенно очевидно, что разразившийся скандал, известность, которую получит в результате его имя, принесут ему определенную выгоду как в материальном плане, так и в плане престижа. Признание его художником величайшего таланта – если не самим Вермером… – обеспечило бы его собственным произведениям популярность, диктуемую всегда падкой на сенсации капризной модой; его «курс» поднялся бы пропорционально громкости разразившегося скандала.
Кроме того, разоблачение им этой фальсификации сделало бы его центральной фигурой гигантской полемики в печати: статьи, интервью, права на печатание репродукций с картины, возможное опубликование автобиографии, что также обеспечивает выгодное положение в дополнение к тем преимуществам, которые принесет ему признание его художественного таланта. И наконец, ему будет возвращена картина, которая не утратит своей коммерческой ценности. Став предметом споров и своего рода вещественным доказательством, «Христос в Эммаусе», несомненно, будет цениться очень высоко.
Что касается морального или, если хотите, невротического удовлетворения, то, раскрыв истину, Ван Меегерен избавил бы себя от непоправимого и смог бы поставить искусствоведов и торговцев картины на их истинное место, доказав, что они невежды.
Вы уже, по-видимому, догадались, что ничего этого не произойдет. Ван Меегерен будет молчать и начнет швырять деньги направо и налево самым бездумным образом. Весь обратный путь в Рокбрюн будет заполнен дорогими покупками, кутежами в ночных кабачках, случайными встречами. Уже в Париже он растратит достаточно крупную часть суммы для того, чтобы не думать больше о ее возврате. В Рокбрюне вопрос окончательно решен. Он бесповоротно становится фальсификатором.
Деньги, которые утекают у него как вода сквозь пальцы, околдовывают и отупляют его. Воображение скудеет, и он опускается до уровня банального обмана. Разве не смешно, что человек, сумевший создать немыслимое, объясняет теперь свое неожиданное богатство столь примитивным образом, утверждая, что выиграл крупную сумму в Национальную лотерею, а жители Рокбрюна, соседи за столом рулетки в казино в Монте-Карло и даже местная полиция верят в эту маленькую басню. Ван Меегерен, сменяя один бар на другой, стол рулетки на зал для игры в баккара, «прожигает жизнь».
Эта неожиданная смена его образа жизни не вызывает, однако, никаких подозрений. Разве не естественно, чтобы художник имел много денег и чтобы его образ жизни напоминал, как писал Бальзак, мелькание зубьев пилы, причем повседневно?
А события развиваются своим неизбежным путем. Через несколько месяцев после продажи «Христа в Эммаусе» Ван Меегерен вновь принимается за работу. Да, он продолжает растрачивать свои миллионы, но все же по-прежнему любит писать! (Это, без сомнения, то качество, которое может привести лишь к созданию новых подделок). Ван Меегерен как художник по-прежнему не существует. Утверждается Ван Меегерен – выдающийся фальсификатор.
«Автором» новой подделки будет Питер де Хох. В противовес выбору сюжета вермеровской картины теперь фальсификатор будет писать вполне «правдоподобного де Хоха». В самом деле, его «Любители выпить» вполне соответствуют и по духу, и по стилю творчеству этого художника и даже напоминают его картину «Игроки в карты», хранящуюся в Букингемском дворце. Летом 1938 года сделан решающий шаг: вторая подделка выходит из-под кисти, то бишь из-под шпателя и из печи Ван Меегерена.
«Любители выпить» (80?69 см) подписана «P.D.H. 1658». Новая идея фальсификатора заключается в том, чтобы сделать вполне правдоподобным существование двух столь явно близких друг другу произведений в творчестве одного и того же великого мастера. Возможность такого случая не исключена, когда речь идет о художниках XVII века, часто писавших серии картин на близкие темы. Делая свой выбор, фальсификатор действует в духе обычного подделывателя картин. Он идет тем самым на риск уже совсем иного плана, чем тот, который он тщательно взвесил и продумал при написании «Христа в Эммаусе». Но его виртуозная техника помогает ему не допустить ни малейшего промаха. Ван Меегерен превосходит в этой картине самого себя. Было нанесено шесть красочных слоев (вместо трех в «Христе в Эммаусе»), многократные сушки в печи обеспечили картине великолепные кракелюры трехвековой давности. «Любители выпить» ничуть не хуже, чем любое другое произведение де Хоха.
После года различных коммерческих операций эта картина займет место в частной коллекции мецената Ван Бенинга. Принадлежность к этой коллекции – самой известной и самой богатой из частных коллекций в Голландии – уже сама по себе служит подтверждением подлинности любого входящего в нее полотна.
И на этот раз в качестве посредника выступает д-р Боон. История обнаружения картины примерно соответствует истории «Христа в Эммаусе» (мифическая Мавруке вновь «продает» одну из картин, тайно вывезенную из фашистской Италии, своей не менее мифической итальянской коллекции). Боон встречается с П. де Буром, одним из самых крупных в Голландии продавцов картин, который и убедит Ван Бенинга купить эту картину. Сумма сделки составляет 220 000 гульденов (то есть примерно 900 000 франков, из которых Ван Меегерен получит 600 000). Следует отметить, что данная сумма составляет немногим более одной трети той, которую он получил за «Христа в Эммаусе».
Но за тот год, пока осуществлялась эта сделка, в жизни Ван Меегерена произошел целый ряд других событий. Но его тайна по-прежнему остается тайной.
Ван Меегерен переезжает. Летом 1938 года он со своей женой Йо покидает виллу «Примавера» в Рокбрюне и переселяется в Ниццу, в квартал Симмьесских озер. Они покупают там виллу «Эстате», одну из самых роскошных в этом квартале. Она расположена на уступах горных отрогов, откуда открывается вид на весь город и на море. Построенное из мрамора здание, окруженное оливковыми деревьями, вьющимся виноградом, розариями и бассейнами, насчитывает пять больших салонов в первом этаже и двенадцать спальных комнат во втором, а в другой части здания находятся большой музыкальный зал, галерея и библиотека, которая будет превращена после специального переоборудования в мастерскую-лабораторию Ван Меегерена.
Все комнаты будут меблированы с большой роскошью, и на вилле будут непрерывно устраиваться празднества, вечеринки, оргии. Судя по всему, именно в тот период будет растрачено более половины денег, полученных от продажи «Христа в Эммаусе». Совершенно очевидно, однако, что Ван Меегерену еще долго не будет грозить опасность испытывать нехватку денег. Как только они с женой поселились на новом месте, Ван Меегерен сразу же принимается за работу: он теперь сам увлекся этой игрой. Отныне страсть к подделкам, причем как в живописи, так и в жизни, одерживает верх над желанием доказать свой талант. Фальсификация становится подлинной движущей силой его творчества.
«Игроки в карты» (75?62 см) – вторая картина де Хоха, написанная Ван Меегереном, и первое произведение де Хоха в Ницце. Эта картина, законченная в первые месяцы 1939 года, восходит к «Голландскому интерьеру», хранящемуся в музее Метрополитен в Нью-Йорке. Сходство двух картин столь поразительно, что и на этот раз не вызывает сомнений, что «Игроки в карты» и «Голландский интерьер» принадлежат к одной серии, написанной де Хохом.
Отметим, что новая подделка будет пущена в продажу гораздо позже и найдет покупателя лишь в 1941 году. Ее приобретает за 219 000 гульденов (750 000 франков) богатейший промышленник Ван дер Ворм. Сделка будет заключена с помощью нового посредника – Страйбиса, агента по продаже недвижимости в Гааге. Продавец картин Хоогендайк, который уже принимал участие в продаже картины «Христос в Эммаусе», убедит Ван дер Ворма сделать эту покупку.
А теперь вернемся к тому, что произошло в жизни Ван Меегерена с 1939 года.
«Друг мой.Так начинается письмо, написанное Ван Меегереном Боону в июле 1939 года. В письме, имеющем очень большое значение, сообщается о новых «открытиях».
Я оказался в совершенно невероятном положении. В противном случае я не стал бы вам писать, а послал бы вас к черту. Поэтому прежде всего сообщаю вам свои новости».
«В прошлый понедельник к нам явилась Мавруке с письмами своей дочери, одно из которых имеет для нас важнейшее значение. Дочь писала, что кузен Мавруке Жермен, который живет в своем замке на юге, хочет ее видеть, так как он умирает от рака (ему 86 лет). Мавруке – одна из его наследниц. Далее дочь пишет, что она видела фотографию картины „Христос в Эммаусе“ и хотела бы продать несколько картин из собственной коллекции (мне кажется, я уже говорил вам об этом). Но она вспоминает, что видела когда-то у Жермена, у которого также имеется коллекция того же происхождения, что и коллекция ее отца (то есть приобретенная в качестве приданого жены), похожую картину на библейскую тему, но гораздо большего размера и с большим числом изображенных на ней фигур святых. Во вторник я отправился на место вместе с Мавруке. Мы провели в поисках два дня, не найдя никаких святых; все картины относились к более поздним эпохам. Как вдруг в субботу один из домашних слуг сообщает нам, что на чердаке лежит несколько свернутых полотен.Эта «Тайная вечеря», написанная Ван Меегереном в 1939 году, так и не станет известна широкой публике при жизни автора. Целый ряд причин, вызванных историческими событиями, отодвинет осуществление этого замысла. С первых же дней объявления войны д-р Боон исчез в буквальном смысле этого слова, не оставив никакого адреса (он опасался прихода немецких войск и покинул Европу; с тех пор никто никогда не видел его).
Там мы и обнаружили одно полотно, представляющее собой самое прекрасное и самое значительное творение, которое когда-либо было создано. Это „Тайная вечеря“, написанная Яном, но гораздо больших размеров и более прекрасная, чем хранящаяся в Роттердаме („Христос в Эммаусе“). Она потрясает своей сдержанной и полной драматизма композицией, более величественной, чем во всех других его картинах. Возможно, что это его последняя вещь, и она подписана на специально оставленном для этого свободном уголке стола (размеры приблизительно 2,70?1,50 м).
После того как мы вновь свернули полотно, мы отправились, как двое безумцев, бродить в горы. Что делать?
Это полотно по меньшей мере… (здесь одно слово зачеркнуто и ничем не заменено). Мне кажется почти невозможным продать его, хотя оно в столь же совершенном состоянии, как в момент своего рождения. Оно не подвергалось реставрации и сохранилось в абсолютно нетронутом виде, даже без рамы и подрамника. Я очень сожалел, что должен был вернуть его на место, что и сделал после долгих колебаний.
Представьте себе бесконечно грустного Христа, устремившего взгляд своих полуприкрытых глаз куда-то вдаль, поверх кубка с вином. Образ святого Иоанна весь пронизан тихой меланхолией, а святой Петр… Нет, это невозможно описать словами. Это целая симфония невероятной красоты, которую никогда раньше не удавалось создать ни Леонардо, ни Рембрандту, ни Веласкесу, ни любому другому мастеру, писавшему „Тайную вечерю“».
Вышеприведенное письмо Ван Меегерена так и останется без ответа, тем более что через шесть недель после того, как оно было написано, Ван Меегерен со своей женой покидают Ниццу и возвращаются в Голландию. Война окончательно отрезает его от виллы на Средиземном побережье, где остались многие его картины и «вещественные доказательства», в частности «Тайная вечеря», которая будет обнаружена лишь в 1948 году.
Когда он возвращается в Голландию, отнюдь не оказывается без средств. Капитал, оставшийся от продажи «Христа в Эммаусе» и «Любителей выпить», позволяет ему расходовать ежемесячно 600 000 франков. (Не следует при этом забывать, что уровень стоимости жизни в те времена был в 50 раз ниже, чем сегодня). Итак, Йо и Хан продолжают вести разгульный и расточительный образ жизни; Ван Меегерен переходит все границы в своем неумеренном пристрастии к алкоголю и даже начинает пробовать морфий.
В Голландии супруги остановились вначале в гостинице. Начинается 1940 год, и они уже не могут вернуться во Францию. Военные действия затягиваются, и Ван Меегерен решается купить дом в Голландии. Он находит недалеко от Амстердама в живописных окрестностях деревни Лорен большое поместье, где оборудует свою новую мастерскую-лабораторию. В нее художник также вкладывает много денег, но у него еще есть в запасе картина «Игроки в карты», которую он сумел вывезти с собой (и которая, как мы уже знаем, найдет покупателя год спустя). Но он не счел нужным вывезти из Ниццы полотно, которое так расхваливал в письме Боону, возможно, именно потому, что понимал, что эта «Тайная вечеря» не совсем соответствует тем восторженным отзывам, которые он дал о ней в письме. И он задумывает написать другую «Тайную вечерю».
Как только его лаборатория в Лорене была оборудована, он начинает писать «Искупителя» – небольшое полотно (48?30 см), которое представляет собой поясной портрет и задумано, судя по всему, как предварительный этюд к более крупной вермеровской композиции. Это полотно позволяет ему опробовать новую печь. И хотя с точки зрения имитации ее возраста картина получается не менее совершенной, она все же отличается от прежних его работ. В самом деле, она представляет собой «пробу кисти» перед созданием новой «Тайной вечери». На этой подделке, к которой Ван Меегерен приступит сразу же после завершения своего этюда, лицо Христа будет почти идентично лицу «Искупителя» (главное различие между упомянутыми двумя «портретами» заключается в том, что на второй картине ярче освещение). Для продажи «Искупителя» фальсификатор использует, как и в случае с «Игроками в карты», все того же Страйбиса.
Страйбис, уроженец Апелдорна, маленького городка недалеко от Девентера (где родился и провел свою юность Хан Ван Меегерен), был агентом по продаже недвижимости. Он ничего не смыслит в искусстве и даже относится с полным безразличием к великим мастерам XVII века. Но он с детства знает Ван Меегерена и любит деньги. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он без малейших подозрений принимает на веру истории, которые рассказывает ему фальсификатор о происхождении «шедевров». Ван Меегерен де купил у одной старой гаагской семьи, испытывающей финансовые трудности, небольшую коллекцию картин. Некоторые из них при внимательном изучении показались ему произведениями, представляющими большую ценность. В частности, речь идет об одной работе де Хоха – «Игроки в карты» и нескольких работах Вермера, среди которых «Искупитель».
Страйбис должен действовать, нигде не упоминая имени Ван Меегерена, принимая во внимание его прискорбные отношения с миром художников Голландии. Фальсификатор предлагает посреднику за его услуги одну шестую от вырученной суммы. Агент по продаже недвижимости, потрясенный цифрами, которыми оперирует художник, очень быстро начнет проявлять исключительную ловкость в своей новой работе. Именно он убедит торговца картинами Хоогендайка купить и засвидетельствовать подлинность «Игроков в карты» и «Искупителя» (позднее мы увидим, что Страйбис окажет художнику ценную помощь, поскольку пристроит еще две подделки Хоогендайку). Когда Хоогендайк поинтересуется, откуда взялись эти полотна, у Страйбиса хватит благоразумия убедить своего покупателя, что владелец этих шедевров хочет во что бы то ни стало сохранить инкогнито: аристократические семьи, испытывающие финансовые трудности, не любят, чтобы об этом знали другие.
Хоогендайк встречается с меценатом Ван Бенингом (который уже является владельцем картины «Любители выпить») и заключает с ним сделку о покупке «Искупителя» за 475 000 гульденов (то есть 1 620 000 франков). Это маленькое полотног (48?30 см) оценено в столь колоссальную сумму, поскольку совершенно очевидно, что оно принадлежит той же кисти, что и «Христос в Эммаусе». Появление картины «Христос в Эммаусе» так сильно повлияло на умы, что отныне все, что связано с Вермером, воспринимается в свете этого его творения. Ван Меегерен очень тонко играет на новом коллективном психозе. Сходство картин Вермера (то бишь Ван Меегерена) столь поразительно, что признание подлинности второй из них происходит автоматически, без всякого специального научного исследования.
Сумма, полученная за «Искупителя» (475 000 гульденов), распределяется следующим образом:
75 000 – продавцу картин Хоогендайку
70 000 – посреднику Страйбису
330 000 – любителю искусства, обнаружившему картину, и одновременно художнику-фальсификатору Ван Меегерену.
Во время этой сделки Ван Меегерен вновь обращается к Вермеру. Полотно XVII века, принадлежащее кисти Хондиуса и представляющее сцену охоты, которое было приобретено им год тому назад, послужит основой для создания нового «Вермера» (братья Даувес, бывшие владельцы картины «Охота», сохранили в своих архивах ее фотографию). Отныне фальсификатор настолько уверен в своем деле, что менее тщательно, чем раньше, производит очистку полотна и оставляет под своей «вермеровской» живописью два красочных слоя Хондиуса. Кроме того, решив с поразительной дерзостью писать «Тайную вечерю» поверх сцены на охоте, которую он не полностью счистил, он рискует оказаться разоблаченным при первой же возможности рентгенографии картины. Никогда еще у великих мастеров XVII века, когда они использовали для картины свои прежние незавершенные полотна, не обнаруживалось столь резкого расхождения в выборе сюжета. Но Ван Меегерен знает, что никому не придет в голову провести такую экспертизу.
По своим размерам (174?244 см) этот второй вариант «Тайной вечери» отмечается куда большей смелостью – это самая дерзкая из его подделок. Сам Вермер не писал столь больших картин. Кроме того, чтобы искусственно «состарить» такую картину, требуется гигантская печь и самые тщательные предосторожности при сушке полотна. И наконец, размещение в пространстве картины тринадцати персонажей в натуральную величину представляет собой сложнейшую эстетическую проблему. Но виртуозному псевдо-Вермеру удается справиться со всеми возникшими проблемами. Он продолжает использовать эффект, произведенный в свое время картиной «Христос в Эммаусе», и образы Христа на картине «Искупитель» и на «Тайной вечере» явно восходят к этой модели. Кроме того, лицо святого Иоанна в «Тайной вечере» списано, хотя это сделано очень тонко и незаметно, с лица «Девушки с жемчужиной» Вермера.
Затем на сцену выступают уже известные нам персонажи: Страйбис, Хоогендайк, Ван Бенинг. Последний – в роли покупателя. Эта сделка, однако, носит особый характер. В самом деле, за картину запрошена почти фантастическая сумма, но не будет забывать, что мы имеем дело с рынком произведений искусства, поскольку эту картину расценивают как составляющую пару с полотном «Христос в Эммаусе». За нее запрошено 1 600 000 гульденов, то есть 5 400 000 франков.
Ван Бенинг расплачивается за «Тайную вечерю» следующим образом: он отдает Хоогендайку пять ценных полотен из своей коллекции и возвращает ему «Искупителя» (приобретенного им несколько месяцев тому назад). Возврат этой картины служит доказательством абсолютного доверия со стороны Хоогендайка: торговец картинами не сомневается в этих «Вермерах». Действительно, он сохранит для своей личной коллекции «Искупителя» и предложит взамен деньги, чтобы заплатить Страйбису (и Ван Меегерену). Кстати, увидев «Тайную вечерю», Хоогендайк восклицает: «Это самое необыкновенное произведение!»
Чем объяснить подобное ослепление? Каким образом Ван Меегерену удалось осуществить столь рискованный трюк? Как оправдать ожидания специалиста, который вначале клюнул на приманку (картину «Искупитель»), а затем приобретает шедевр («Тайную вечерю»)? И наконец, где в разгар войны найти сумму в 5 400 000 франков?
Сама эпоха обязывает к маскировке. В обычное время фальсификатор никогда бы не рискнул сбывать всю свою продукцию в одной стране; он, по-видимому, попытался бы разбросать по свету образцы своего творчетва, продавая их в Нью-Йорке, в Лондоне или в Париже. Война удерживает его в Голландии, но это препятствие станет вскоре главным козырем. При заключении сделки присутствуют всего лишь несколько человек: посредник, торговец картинами, покупатель. Публика и профессиональные эксперты уже не участвуют в деле. Теперь продавец сам устанавливает подлинность картины, а покупатель отнюдь не заинтересован в том, чтобы предавать огласке свою покупку. Человек, который среди всеобщей разрухи может позволить себе тратить такие суммы, вряд ли приобретает этим уважение своих сограждан.
Поэтому «обнаружение» подлинников Вермера то там, то здесь не кажется странным тем, кто хочет избежать опасностей безудержной инфляции. Вложение миллионных капиталов в ценную картинну знаменитого мастера спасает деньги от девальвации.
Сам Ван Меегерен действует так же, с той лишь разницей, что он, благодаря своим знаниям и вкусу подбирает коллекцию подлинных полотен выдающихся мастеров. Картины Халса, Дюрера, Терборха делают непомерной и без того баснословную роскошь его дома в Лорене.
У 52-летнего Ван Меегерена скапливается капитал в 4 миллиона франков, вырученных от продажи его трех последних картин. С каждой новой подделкой риск разоблачения возрастает. Но какое это имеет значение? Фальсификатор одержим страстью, которая водит его рукой. Он утратил субъективную способность оценивать со стороны свои деяния. Он сам скажет позднее о своих последних картинах: