Я описала женщину, обеспечивающую заботу. Эту модель поведения выбирают женщины, которые не собираются претворять в жизнь свою мечту. Такая женщина становится вспомогательным звеном для карьеры мужа и средством для производства детей в обмен на финансовую поддержку. Многие женщины выбирают такую модель поведения, считают возможным позднее понимать ее в широком смысле и не допускают разрыва брачного союза. Женщине, которая заботится о других, удается преодолеть переход к середине жизни без кризиса личности. Она не управляет развитием своей личности и не хочет этого.
   Если вдруг процесс проявления заботы прервался (а это обычно случается при переходе к середине жизни), то вы услышите вопль человека, который заботился о других, например, как это случилось с женой телекомментатора: «Я любила быть матерью. Я любила быть женой-домохозяйкой. Мне нужно было, чтобы меня любили. А я никогда не чувствовала, что меня любят».
 
Инициативная женщина
 
   Это только половина истории. Что же можно сказать о женщине после тридцати пяти лет, которая идет на риск и принимает утверждающую сторону своего "я"? Я беседовала с женщинами, которые использовали все свои способности, не реализованные до тех пор, пока они обеспечивали развитие карьеры мужа и воспитывали детей. Одни занялись живописью, литературой, фотографией, творческими занятиями любого рода. Вторые, внутренне перестроившись, вернулись к своей прежней профессии. Третьи использовали свои навыки в управлении семьей для работы в различных агентствах, или открыли собственное дело, или занялись продажей недвижимости, или подыскивали себе офис. По сравнению с увядающими орхидеями-женщинами, которые «удачно вышли замуж», но оставались духовно спящими, эти бегонии, расцветшие вторично, выглядели более милыми, более таинственными, более возбуждающими, чем в расцвете молодости.
   Такой женщиной является Миа. В последний раз я встречалась с ней, когда она отмела мысли о своей бесполезности. Я догадалась об этом, как только увидела ее. Мы были на званом приеме, связанном с организацией международного женского фестиваля искусств. Здесь было много жен богатых людей, которые пытались узнать, что они получат, если станут спонсорами. Миа была другой. Она была художником со своими собственными правами.
   «Что нового?» — спросила я.
   «О, все сразу. На этой неделе книга с моими фотографиями представляется прессе. В следующем месяце я устраиваю выставку своих работ, а модный фотожурнал посвятит половину своего издания моим работам. Это как в сказке».
   Миа пронеслась мимо меня, а я вспомнила о той истории, которая произошла несколько лет назад. Ей было тридцать пять лет, она делала одну попытку за другой, пытаясь избежать крушения собственной личности. После перехода к середине жизни она рискнула отбросить все, что, как ее учили, гарантирует ей безопасность и богатство. Она ушла от мужа, которого другие обожали, и выдержала годы отчуждения от детей. Недавно, как сказала Миа, она даже освободилась от своего наставника, который первый вложил ей в руки фотоаппарат. Обнаружив, что она более талантлива, он стал ругать ее.
   «У меня есть любовник, который живет в другом конце страны, — говорила она. — Мы встретились на творческом семинаре. Он очень известный человек в нашей профессии и уважает мою работу. Я уже не претендую на что-то, не боюсь быть лучше или хуже. Он не отвлекает меня. Я не давлю на него. А когда мы вместе, то это похоже — ух! — на плавание нагишом в первый раз. Я снова нравлюсь своим детям. И меня не волнует, что моя грудь обвисла. Мне сорок один год, и я летаю. Иногда я замечаю, что смеюсь на улице!»
   Причина для беспокойства была у нее в тридцать лет, но она сама обеспечила себе безопасность. Как и многие ее сверстницы, Миа запуталась в своей жизни и остановилась в развитии. Она не могла прорваться и развиваться в прогрессивном направлении, так как сначала ей нужно было сделать много подготовительных шагов. Последовал продолжительный нервный срыв.
   Ей не было смысла торчать этим летом в Пуэрто-Рико с тремя детьми на руках в двухкомнатных апартаментах недалеко от пляжа, куда выходили сточные трубы Сан-Хуана. Ее муж находился в нескольких часах езды от города в лесном лагере. Это было похоже на него: добровольно находиться там, где он мог принести наибольшую пользу общине, — он был активистом-проповедником. Один раз в неделю преподобный отец навещал семью. Миа видела его только за обедом, остаток времени он проводил на пляже и в воде, совершенствуя свое тело.
   Августовская жара была невыносимой. На ковре размножались тараканы. Всю неделю она кричала на детей. А когда по воскресеньям приезжал муж, готова была швырять предметы в зеркало. Он проводил дома ночь. Однажды, когда он приехал, она не выдержала: «Если я еще раз наклонюсь к ребенку, то просто переломлюсь, — заплакала она. — Закинь его на крышу». Ответа не последовало. «Ты не хочешь поговорить со мной. Пожалуйста, поговори со мной. Я боюсь. Я вот-вот сломаюсь».
   Ее просьбы не тронули преподобного отца. Только сейчас она поняла, что он был из тех людей, которые могут испытывать сострадание и жалость лишь к посторонним. Большинство студентов колледжа, которые были у него на лекциях, восхищались его философским умом, он знал ответ на все вопросы. Он мог успокоить родителей, чьи дети пытались совершить самоубийство, вдохновить молодежь на высокие дела, утешить умирающих. Но преподобный отец не испытывал никакой жалости к своим самым близким людям. Он не видел и не слышал, что происходит в семье. Его эмоции были скрыты под стальной броней.
   Такие люди часто уходят в духовенство, политику, психиатрию или выбирают любой другой род занятий, который позволит им бесстрастно помогать другим с позиции гуру и одновременно защитить себя от опасности проявления взаимопонимания к самым близким людям.
   Если бы Миа прислушались к своим инстинктам, она никогда не вышла бы замуж за преподобного. Но в двадцать два года нас привлекают не столько открытость и взаимопонимание, сколько власть. Властный голос был у ее отца, человека, который мог сделать то, чего не могла она. Отец Миа был известным музыкантом, он объездил столицы государств всего мира и оказывал влияние на всех, кто шел за ним. Его внутреннее "я" пожирало все. Ему было легко угодить: нужно было только сказать «да».
   Да, она хотела быть на сцене. В пять лет она стала обучаться танцам, а с одиннадцати уже занималась и помимо школы. Девочка хотела знать, что о ней говорили в школе. Она была одинока. Пройдя все проблемы полового созревания в одиночку, Миа долго догоняла сверстников.
   Физиология не позволила девушке стать балериной, как этого хотел отец. Ее грудь набухла, бедра налились и ягодицы стали округлыми. Она вышла из периода полового созревания. Ее формы были хороши для занятий любовью, но не для сцены. В судьбу Миа были внесены коррективы. Она станет актрисой.
   "Я также хотела угодить матери, — говорит она в сорок один год, — но поняла это только теперь. Мать говорила мне:
   «Перестань кусать ногти. Никто не возьмет тебя замуж. Перестань читать книги, никто не возьмет тебя замуж»".
   В двадцать два года Миа воплотила свою мечту в жизнь и стала актрисой в театре на Бродвее. Однако актерская жизнь ей скоро надоела. В этот момент преподобный, с его Прустом и Достоевским, с его рассказами о муках на войне и бедности, с его друзьями-профессорами, вошел в ее жизнь. Но не только новизна ощущений пленила ее.
   Однажды она услышала, как молодой человек говорил с ее отцом. Вместо того чтобы беспрекословно соглашаться с ним во всем, как это делали многие другие, он спокойно и аргументирование изложил свое мнение. Миа была очарована.
   «Тогда я сказала себе: „Уважаемый, приятный, солидный, официально признанный человек, сильная личность — он спасет меня, он обеспечит мою безопасность. Он сделает, что я скажу, не то что мой отец“. Правда, у меня было какое-то предчувствие, что наш брачный союз невозможен. Я не хотела его, но думала, что должна».
   В двадцать лет Миа пыталась подменить свое внутреннее "я". Временная мечта для нее существовала только в голове ее отца, это показало замужество Миа. Она уговорила мужа завести ребенка. «Я была в отчаянии и хотела иметь детей, чтобы удостовериться в реальности своего существования». Когда детей стало уже трое, она испугалась такой тяжелой ноши. Ей не хватало общения с другими людьми. Пытаясь расширить круг общения, Миа предложила мужу проводить его занятия дома. Это внесло некоторое оживление в ее жизнь. Дом наполнился студентами, было интересно. Но потом все расходились по домам, и Миа снова оставалась одна с детьми и проблемами.
   Иногда она мягко начинала: «Мы должны кое о чем поговорить».
   В его глазах появлялась паника. Затем, словно получив инъекцию морфия, он внезапно засыпал мертвым сном.
   «Разве мы не можем поспорить об этом?» — умоляла она.
   «Ты такая большая, и это сводит тебя с ума», — отговаривался он. Преподобного мог тронуть расизм, Вьетнам, положение женщины в Пакистане. Однако абсолютно не волновало, что рядом медленно увядает женщина, с которой он ночью спит бок о бок. Но если дать ей возможность высказать наболевшее, то может получиться так, что его внутренние чувства откроются. А этого он не хотел себе позволить.
   «Через семь лет меня стало тянуть к другим людям, — вспоминает Миа. — Я была как опустошенный сосуд. Я ничего не могла ему дать. Я поддерживала полтора десятка его учениц, но для меня они все были женщинами, которые отнимали у моего мужа время, энергию, страсть, волю. Мне ничего не оставалось».
   Давайте рассмотрим, что такое расширение. Это универсальное стремление реализовать свой внутренний потенциал, которое присуще человеку при переходе к тридцатилетнему возрасту. Эта внутренняя потребность должна быть преобразована в активную деятельность, но возможен и успокоительный регрессивный шаг к более раннему этапу развития. На одном из путей конфронтация с «внутренним сторожем» может быть отодвинута на какой-то срок. Миа попробовала все пути и способы.
   Не дожидаясь в Пуэрто-Рико, пока все лопнет, Миа быстро собрала вещи и вернулась домой. Она объяснила свой отъезд необходимостью делать записи для слепых и готовить речи для выступления перед Корпусом мира. С детьми она вела себя очень деспотично. "Я должна быть чем-то занята — это важнее всего.
   Когда он вернется в ноябре, то увидит, что я сделала последнюю попытку не разрушить то, что есть, и мы начнем все заново".
   Мнение о том, что наши личности могут быть изменены по команде, относится к двадцатилетнему возрасту. Миа была уже слишком взрослой, чтобы верить в такие иллюзии. Накануне Нового года она пережила короткую вялую любовную связь с одним из товарищей преподобного мужа. Его статус был таким же, как ее. Они любили одного и того же мужчину и с обидой довольствовались кусочками его личной жизни, в то время как преподобный набирался профессионализма. Они тайно встречались в автомобиле, представляя, что это их романтическое увлечение. В жизни Миа не было секса, а ее тело требовало любви для получения наслаждения.
   Порой она думала, что лучше бы ей было стать плохой плоскогрудой танцовщицей.
   За день до пасхи, в конце поста, когда в доме все смолкло, преподобный священник позвал ее в спальню наверх. Так он говорил с ней впервые.
   «Я понял, что жизнь устраивает тебя лишь тогда, когда в ней присутствует секс, — сказал он. — Я знаю обо всем, однако не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой. У меня тоже была любовная связь в Пуэрто-Рико».
   Он не просил у жены оправдания. Она также не чувствовала себя виноватой.
   «Я не могла уйти от него из-за детей, — объясняет Миа. — Они были слишком малы. Однако я чувствовала, что это просто дело времени».
   На протяжении этого перехода поведение Миа превратилось из регрессивного в самодеградирующее. Она ходила по магазинам, разглядывая витрины. Каждый день эту женщину с отличной фигурой можно было увидеть гуляющей в городе. Ее лицо ничего не выражало. Она рассматривала витрины магазинов, словно девочка-подросток, которая поставила себе цель найти подходящие туфли. Тележку она привычно тащила за собой. Она забывала, что дети ждут ее в школе. По вечерам, одурманив себя изрядным количеством спиртного, она готова была лечь в постель с любым студентом факультета. Такие неожиданные встречи проходили одинаково: быстро, сухо, анонимно. Если бы она хотела узнать фамилию последнего мужчины, с которым ложилась в постель, ей достаточно было бы заглянуть в адресную книгу факультета.
   «Я умирала. Но в тридцать один год я внезапно влюбилась. Влюбилась по уши. И поняла, что я упустила. Ситуация была совершенно нереальной. Мальчику оказалось девятнадцать лет. Но он понимал меня, как никто другой, включая и мою мать. Он видел мои слабости. Он умел обращаться с моим чувством вины. Пока муж наверху писал очередную проповедь, я по семь часов подряд пила со студентом чай и беседовала на кухне. Внезапно я прозрела и смогла понять свое состояние. Мои отношения с детьми наладились, потому что я получала энергию от другого человека. Три года я вела двойную жизнь».
   Это было возвращением к юношеской любви, которая большей частью состоит из разговоров и которую она не испытала в молодости. В этом исследовательском, нарцистическом союзе один на один, не связанном брачными обязательствами, Миа смогла начать идентификацию своей личности через обратную связь с другим.
   Тридцать пять лет стали для нее водоразделом. В ее жизнь вошло абсолютно новое чувство — желание самовыражения. Артистическое средство. Избрать независимый путь к достижениям, мастерству, к обретению уверенности в своих силах и к признанию других людей. Привыкшая реализовывать себя в мужчинах и детях, она говорит о новом предмете любви теми же словами, которыми описывала бы любовника:
   «Я соблазнилась фотографией».
   Для таких ассоциаций были причины. Мужчина вложил камеру ей в руки и показал, как ею нужно пользоваться, он стал ее наставником и также любовником.
   Результаты всех исследований свидетельствуют о том, что наличие такой фигуры (или ее отсутствие) оказывает огромное влияние на развитие личности. Для мужчины в двадцатилетнем возрасте — это наставник, который смотрит на него как на молодого взрослого человека, а не как на юношу или сына, поддерживает его мечты и помогает ему их осуществить. Он не является родителем, а служит средством для карьеры, моделью. Он также принимает критику от молодого человека, помогая ему преодолеть полярность отношений отец-сын. Левинсон считал, что отсутствие наставников является серьезным препятствием для развития личности. Для развития личности женщин имеется и другое препятствие, оно, как правило, не относится к мужчинам. Для мужчин наставник и любимый человек (другая ключевая фигура) — обычно два разных лица.
   У женщин наставников значительно меньше. Действительно, когда я спрашивала женщин о наставниках, большинство из них вообще не понимало, о чем я говорю. И если мужчина проявляет интерес к руководству молодой женщиной и готов предложить ей совет, то за этим, как правило, скрывается сексуальный интерес. На этом основаны различные союзы: продюсер и кинозвезда, профессор и студентка университета, доктор и медсестра, режиссер и актриса и т. д. Поразительно в этом то, что отношения между наставником и ученицей завязаны на сексуальной основе. Наставник часто опасается: что случится, если она обретет уверенность в себе и пойдет дальше без него? Он может держать палец на пульте управления, критикуя ее работу или отказывая ей в эмоциональной поддержке. Женщина может переживать трудное время, находясь в поисках равновесия, так как ее профессиональные, эмоциональные и сексуальные чувства подпитываются от одного и того же человека. И, вероятно, этот человек будет играть роль отца, помогающего ей развиваться.
   С другой стороны, женщина, которая стремится сделать карьеру и у которой не было наставника, ощущает нехватку чувства поклонения и эмоциональной зависимости, даже если она и не знает, как это назвать. Почти 80% профессий, связанных с принятием решений и оценкой, осваиваются только с помощью системы наставничества.
   Изучая биографии разных женщин, я поняла, что почти все из них, кто добился признания в карьере, были в той или иной степени воспитаны наставниками.
   К такому же выводу пришла и Маргарет Хенниг в своей докторской диссертации в Гарвардском университете (1970), изучая двадцать пять высокообразованных женщин-руководителей. Все они в начале карьеры подчинялись начальнику-мужчине. Находясь под защитой наставника, они направляли свою энергию на дальнейший профессиональный рост. Наставник помогал этим женщинам поверить в свои способности и выступал в роли буфера между ними и другими членами компании, которые боялись способных женщин.
   Промежуточный роман Миа с наставником и занятия фотографией привели к кризису развития личности, который продолжался у нее в течение следующих пяти лет, пока длился переход к середине жизни. Все началось с веселого обсуждения вопроса. Вот как описал это ее наставник.
   «Я показал тебе простую алхимию света, серебра и определенных химикатов. Но ты должна найти свой путь в фотографии. Я хотел показать тебе то, что эта профессия дала мне. Я хотел, чтобы ты, истощенная и идущая в никуда, остановилась и обрела что-то реальное… Все это время, в течение нескольких лет, в тебе что-то развивалось. Внутреннее давление могло привести тебя к алкоголизму, самоубийству или, случайно, — к искусству».
   К счастью, фотография оказалась для Миа тем, что ей удавалось и что нравилось ее любовнику. Через год это занятие стало для нее средством к существованию. Она осознала: это было то, что помогало ей удержаться от эмоционального срыва. В любой другой сфере жизни она не могла функционировать. Она мучительно думала о детях: что с ними делать. «Есть ведь женщины, которые сохраняют идеальные брачные союзы и находят в себе силы, занимаясь домом и детьми, одновременно осваивать новую профессию, — твердила она себе; но затем, вздохнув, заметила: — Я к ним не отношусь». В своем нынешнем состоянии она могла только причинить детям вред. В поисках выхода Миа приняла решение, которое многие из нас сочтут немыслимым. Она оставила детей своему мужу.
   Она попыталась объяснить детям: «Вы знаете, сколько мы с отцом ссорились. Мы не должны кричать на вас, если сердиты друг на друга, это неправильно». Младший сын, которому исполнилось девять лет, пожелал иметь такой же гардероб, как у старшей сестры. Она была любимицей. Если бы он повторил ее в одежде, это, по его мнению, могло убедить их мать остаться дома. В тот день, когда Миа уезжала из дома, они стояли и махали ей вслед.
   Ее глаза горели, сердце учащенно билось — она ехала к свету, она была бродягой. В Манхэттене Миа сняла комнату и оборудовала в ней фотолабораторию. Затем она стала ходить на занятия и делать снимки. Больше она никуда не ходила и ни с кем не общалась.
   «Мне нужно было найти заказы, и выполнить работу я должна была лучше, чем кто-либо другой. Это меня воодушевляло, но и беспокоило тоже».
   Вы слышите протестующие голоса? Это может быть голос двадцатипятилетнего молодого человека, который ищет свое место в мире взрослых, стремясь к карьере и подчиняя все ей.
   Для Миа начались тяжелые дни, когда дети приехали в город навестить «сумасшедшую маму». Она волновалась, простят ли дети ее уход из дома. Ее наставник не появлялся до тех пор, пока она все не уладила. «Мы были в таком странном необычном состоянии, когда удивляешься: почему дела обстоят так, а не как должно быть», — вспоминает она.
   Ее снимки становились все лучше, а вот отношения с любовником начали ухудшаться. Когда Миа занималась любимым делом, ее глаза загорались, в работе она обретала себя. Но в восприятии ее наставника это было предательством. Оригинальность ее представлений превзошли его ожидания. Он был хорош, а Миа оказалась одаренной.
   «Как ты это делаешь? — писал он. — Я часто спрашивал тебя, зная, что это дурацкий вопрос. Просто кажется, что ты подстроилась к окружающему тебя миру… Это похоже на анализ японской поэмы в стиле „хайку“ — это не всякий сможет».
   Они уже не могли устраивать вместе пикники, так как его раздражала ее способность находить замечательное в том, что ему казалось обычным. На приемах она опасалась, как бы кто-то не стал хвалить ее работу в пределах его слышимости. А когда они вернутся домой, он выйдет из себя от ярости, напьется и ударит по глазам, которые видели то, чего не мог увидеть он. Дело дошло до того, что они перестали вместе гулять по улице.
   Рано или поздно любой ученик должен освободиться от абсолютной власти своего наставника, и тогда он (она) станет владельцем своей личности. Левинсон говорит о том, что для мужчины после сорока лет фигура наставника уже не может быть столь значимой. Деловые женщины, переросшие своих наставников, вероятно, смогут добиться положения в руководстве компании. Те же, кто остается по влиянием наставника, не обретают уверенность в собственных силах, не смогут сделать карьеру и, вероятно, превратятся в обузу для своих руководителей, которые в конце концов откажутся от них.
   Сдерживать свой рост, подчиняясь наставнику, было мучением для Миа, ведь она уже подошла к тому этапу развития личности в середине жизни, когда должна была стать независимой от него. Она не могла сразу разорвать отношения с этим человеком, так как еще не осмеливалась бороться со своим «внутренним диктатором». Только когда ей исполнилось сорок лет, она смогла сказать «нет» своему «наставнику-отцу».
   Однажды вечером она ударила кулаком по обеденному столу и прокричала: «Ты что думаешь, что ты бог?»
   «Да», — ответил он. «Нет, ты не бог», — просто сказала она и разрушила его магическую власть.
   Сегодня другие женщины восхищаются тем, что сделала Миа: ее страстью, энергией, гордостью, сильной решительностью и правдой. Однако было бы ошибкой оставлять вас в надежде, что Миа нашла гармонию между любовью и работой.
   Она обрела свою индивидуальность, пройдя через мучения, и это беспокоит мужчин. Даже таких людей, каким был профессор. Когда они встретились на творческом семинаре, Миа надеялась, что рядом с ней оказался мужчина, который будет свободно наслаждаться ее талантом. Сначала ее духовная сила привлекла его, однако затем он начал ее бояться и даже проявлять неприязнь. Сегодня он пытается подорвать уверенность Миа в своих силах, которую она обрела в процессе усердной работы. Чтобы снова обрести равновесие, он возвращается обратно к своим милым глупым девушкам-студенткам. «Они замирают, как только он входит в аудиторию».
   Недавно я встретилась с Миа за обедом. Она выглядела усталой, но довольной. Недавно вышла роскошная монография, посвященная ее работе, а ее видение искусства фотографии нашло общественное признание. Наступил ее триумф. Сейчас Миа занята подготовкой своей первой выставки.
   Но на ее горизонте начали сгущаться тучи. В городе появился профессор. Умышленно проигнорировав события в жизни Миа, он позвонил ей и предложил принять участие в поездке. Она обиделась и разозлилась на него. Почему он вел себя таким образом?
   «Он слишком много пьет, курит. Он мчится на машине по Лос-Анджелесу с желанием смерти в глазах». Миа видела, что он дошел до пика своего саморазрушения, переживая кризис при переходе середины жизни. «Я смотрю на него через его работы. Он настоящий художник и в творчестве выражает свое отношение к жизни. Его последние работы жестоки и непристойны. Они бесчеловечны. А когда я говорю ему об этом, он паникует».
   Знаменитый профессор, как и преподобный, как и отец Миа, относятся к тому типу людей, которых общественный успех отрывает от земных человеческих чувств. Подчиненные такого человека постоянно говорят ему о том, что он бог. Они не требуют от него проявления эмоций. Они не причиняют ему боли и не вызывают у него чувства смущения. Очевидно, каждый, кто оказывается рядом, становится его подчиненным. Как только его начинает охватывать чувство депрессии, он возвращается к работе, а люди превозносят его, доя них он — корпоративный «гигант», «Великий Могол» в кино, творческий «гений». Чувство депрессии уходит, и он действительно начинает ощущать себя божеством, которое может иметь все, что пожелает. И все реже возникает у него желание возвращаться домой к жене, которая относится к нему как к обычному человеку.
   Профессор женится. Ему сорок три года. В этот период каждый человек сталкивается с трудными вопросами, которые должен решить, чтобы обрести уверенность в себе. Получив сомнительный статус божества, он никак не может успокоиться из-за того, что Миа обрела независимость. Он звонит ей в пять утра как бы для того, чтобы поставить на место своего подчиненного.
   «Это я».
   «Я знаю, что дальше?»
   Она пытается сохранить спокойствие, но ее охватывает чувство страха. Инстинкт говорит ей: в том, что профессор привлек ее как художник и сексуальный партнер, скрывается опасность, связанная с ее слабостями.
   «Для меня быть с ним равносильно самоубийству. Я не хочу, чтобы это случилось».
   Хотя Миа до сих пор не нашла идеального партнера (который был бы равен ей по уровню развития личности и не сдерживал бы ее дальнейший рост), она все же обрела себя. Сейчас она привыкла доверять инстинктам, сохраняя свое "я".