Ширяева Галина. Человек Иван Чижиков, или Повесть о девочке из легенды

   Дина вошла в Лелькину квартиру не постучавшись. У Лельки двери днем никогда не запирались: в доме всегда были гости. И сегодня в кухне была какая-то женщина, незнакомая Дине, но очень похожая на Лельку.
   - Вот дуреха! - ругала женщина Лельку. - Вот дуреха! Из платья сарафан сделала! Рукава откромсала и - сарафан! Вот дуреха!
   - Дуреха! - подтвердила Дина.
   Лелька вскинула голову и ядовито спросила:
   - Вещи принесла?
   В квартире был беспорядок. Посреди комнаты на полу стоял огромный чемоданище: Лелька собиралась в путь-дорогу.
   - Или, может быть, ты их в отдельный чемодан сложишь? - продолжала Лелька. - Тогда сама потащишь. Я за тебя надрываться не буду.
   Она захлопнула чемоданище, потащила его к двери в соседнюю комнату, норовя по дороге пихнуть Дину локтем в живот. Когда ей не удалось это сделать, она пообещала:
   - Я и тебе из твоего розового платья сарафан сделаю. Летом в Брыковке жарко.
   - Вот дуреха! - всплеснула руками женщина.
   - А я, может, еще раздумаю насчет Брыковки, - небрежно проронила Дина.
   - Выкуси! - злорадно сказала Лелька, поставила чемоданище на стол, достала из кармана два розовых картонных билета и повертела их перед носом у Дины. - Выкуси! Вот они! Плацкарты! На пятницу!
   - Что же ты наделала, Лелька! - воскликнула Дина с таким огорчением, что Лелька изумленно раскрыла рот, выпустила из рук крышку чемодана, и крышка прихлопнула ей пальцы.
   - А что?..
   Дина махнула рукой - теперь все пропало! Как будто бы она не хотела ехать в Брыковку потому, что ей там не нравится! Ей Брыковка до смерти нравится! Просто это несправедливо: она будет прохлаждаться в Брыковке, а Андрей пойдет работать на все лето на упаковку!.. Если бы эта упаковка ему нравилась! А то он ее терпеть не может! Неужели же людям непонятно: на упаковке работают одни девчонки, и он там будет один-единственный. Да он там совсем застесняется! Да разве можно Андрея к девчонкам на упаковку!..
   - А что же теперь делать? - спросила Лелька растерянно. - Может, их еще можно сдать, билеты-то?
   Она виновато моргала глазами и даже на прихлопнутые пальцы не обращала внимания.
   - Сама теперь все расхлебывай, - добила ее Дина и пошла к двери.
   Лелька бросилась следом за ней на крыльцо, во двор, на улицу.
   - Я расхлебаю!.. Я его в кассу сдам! Ей-богу!.. А ты мой огурец видела? Бабушка из Брыковки прислала. Это я ее научила. Хочешь, и тебя научу! Давай разобьем бутылку, съедим, а?
   Она шла позади Дины, не отставая ни на шаг. Это была первая победа, одержанная Диной в битве из-за Брыковки! Дина украдкой оглянулась на Лельку. Лелька шла за ней и отставать не собиралась.
   "Идешь? Ну ладно, иди! - злорадно подумала Дина. - Сейчас заведу тебя куда-нибудь... в тридевятое царство".
   Тридевятое царство подвернулось тут же. Оно начиналось там, где, уткнувшись в Соколиную гору, кончалась Динина улица.
   Гора возвышалась над городом большой круглой шапкой. Это она дала городу имя - Желтая гора, если перевести это имя с татарского.
   По знакомой тропинке, мимо мусульманского кладбища с рядком поржавевших полумесяцев над могильными холмами, Дина вышла к оврагу.
   Вот он, старый знакомый! Протянулся глубокой извилистой трещиной почти от самой вершины горы, мимо нефтяных вышек, туда, где кирпичный завод вгрызался в подножие горы, откусывая от нее огромные ломти желтой глины, и уходил дальше, к Волге.
   Стоп! Что-то увидела Дина там, на дне оврага.
   Там, внизу, на берегу ручья, стояла группа мальчишек, человек пять-шесть.
   Они стояли неподвижно и смотрели на своего товарища, постарше. А тот держал что-то в руках и собирался делать что-то.
   Дина отыскала тропку, крутыми ступеньками уходящую в овраг, и стала спускаться вниз, забыв и про Лельку, и про тридевятое царство и пытаясь разглядеть или догадаться, что же это мальчишка держит в руках и что он собирается делать. И, лишь пройдя больше половины крутой глинистой лестницы, она поняла: мальчишка хочет утопить в ручье маленького белого щенка. Он взял щенка за заднюю лапу и, закрутив над головой, швырнул в середину ручья.
   Щенок, торопливо работая лапами, поплыл к берегу, не к противоположному, где ему, может быть, удалось бы спастись, а к тому, где стоял хозяин - мальчишка. Тогда тот стал швырять в щенка комья глины.
   У Дины затряслись руки, она крикнула ослабевшим от волнения и жалости голосом:
   - Постой! Не надо!
   Он не услышал и продолжал швырять в щенка комья. Тогда Дина вихрем ринулась на мальчишку. Он несильно двинул плечом, и она по колени бухнулась в мутную воду ручья.
   Пока Дина вылавливала из воды щенка, мальчишка, наблюдая за ней, дружелюбно говорил:
   - Да не лови! Он же блудит. Куда ж его теперь?
   Дина выпрямилась и, размахнувшись, плеснула целую пригоршню грязной воды мальчишке в лицо.
   А на помощь к Дине спешила на всех парах Лелька. Взрывая полуботинками мягкую сырую глину, она не сбежала, а слетела в овраг, на ходу захватила в горсть глины и швырнула ее мальчишке в голову. Еще! Еще! Так! Правильно! Еще, Лелька! Давай! Давай! Ур-р-ра!
   Потом они обе удрали, выбравшись на противоположный берег ручья, и еще успели пошвырять в мальчишку и его приятелей глиняными комьями, пока они, злые, бегали вдоль другого берега.
   - Ну? И что теперь с ним делать будем? - растерянно спросила Дина, когда они выбрались из оврага, и погладила прижавшегося к ней мокрого, дрожавшего щенка.
   - Давай сюда, - сказала Лелька. - Я его укутаю.
   Она спрятала щенка на груди, прикрыла его полами своего жакетика. Щенок сейчас же высунул мокрую лохматую голову и лизнул Лельку в нос.
   - Куда ж я тебя дену? - сердито спросила его Лелька. - Меня же мама вместе с тобой выгонит!
   - Давай его мне. Пристрою куда-нибудь.
   - Ну да! - сказала Лелька. - Мой.
   Щенок снова лизнул ее в нос. Тогда Лелька совсем расстроилась и пообещала ему:
   - Ладно! Я его фамилию узнаю. Живодер!
   Она пошла по тропинке, прижимая к груди щенка.
   - Он блудит! - крикнула ей вдогонку Дина. - Наверно, он по кастрюлям шарит!
   Лелька остановилась, внимательно посмотрела на белую щенячью морду, высовывавшуюся из-под жакетика, и обругала щенка:
   - Урод!
   - Лелечка! - крикнула Дина. - Подожди!
   - Кого? - не оборачиваясь, осведомилась Лелька.
   - Меня. У меня в босоножках глины полно!
   - Вытряхни, - сказала Лелька и прибавила шагу.
   - Лелечка! Ты меня прости! Я поеду!
   Лелька остановилась и, не оборачиваясь, снова осведомилась серьезно:
   - Куда?
   - В Брыковку!
   Лелька расплылась в улыбке и прижалась щекой к щенячьему носу.

* * *

   Выстиранное белье на чердаке просохло только к вечеру - как раз к тому времени, когда надо было уже отправляться на вокзал встречать тетю Леру.
   - Иди! Встречай! А я гладить буду. Нельзя же приводить ее сюда! Все содрано: и гардины, и скатерти. Только вы не привозите ее на такси, а то я не успею, - чуть не плача, сказала Дина Андрею. Матери дома не было, она должна была приехать на вокзал прямо с работы.
   - А мы покатаем ее по городу, - пообещал Андрей, уходя.
   Пока нагревался утюг, Дина привела в порядок стопку книг на этажерке - разворошила их сегодня утром, когда искала портрет.
   Здесь, на этажерке между книг, Андрей прятал толстую голубую тетрадь. На первые страницы Андрей выписал доказательства теорем, но Дина давно разгадала тайну этих теорем - это была маскировка: на следующих страницах были Андрейкины стихи. Дина тайком выписывала эти стихи для себя, в другую тетрадь, и заучивала их наизусть. Эх, если бы из Андрея получился поэт! Но из него с таким же успехом мог выйти и математик: он был лучшим математиком в классе, и теоремы он любил, пожалуй, ничуть не меньше стихов. И столяр из него тоже мог выйти превосходный: письменный стол, который он смастерил в прошлом году, стоял в учительской на самом видном месте...
   Потом Дине на глаза попалась лежащая тут же, на этажерке, старенькая, зачитанная до дыр детская книжка - они с Андреем читали ее давным-давно. На обложке был нарисован зеленый крокодил, держащий в зубастой пасти яркое солнце. Дина улыбнулась, перелистала книжку, даже прочитала несколько страниц, а потом засунула подальше, чтобы она никому больше не попадалась на глаза. С этой книжкой была связана самая неприятная и нехорошая история в их жизни.
   Это случилось вскоре после войны. Время было трудное, еще не отменили хлебные карточки. Мать работала на зеркальной фабрике, которая размещалась в обыкновенном одноэтажном доме: огромного красивого завода стекла тогда еще не было. В булочной напротив фабрики иногда можно было достать белый хлеб, и Дина каждое утро отправлялась к матери за хлебом. Мать выходила к ней в сером халатике, в некрасивых резиновых перчатках, туго обтягивающих кисти рук. Она снимала их по дороге с трудом, они не поддавались. Дине при этом каждый раз вспоминалась сказка про Царевну-Лягушку.
   Мать отдавала Дине хлеб, приносила из столовой мисочку гороховой каши, и Дина шла домой, бережно прижимая к груди миску с кашей, отщипывая по дороге от ломтя хлеба крошки и тщательно подсчитывая их, чтобы не обделить потом брата, чтобы дать ему столько же лишних крошек, сколько их сама съела.
   Зима в тот год была холодной, а у Дины и Андрея было одно пальто на двоих. Приходилось гулять по очереди. Андрей всегда уступал сестре: потоптавшись немного по двору с салазками на привязи, он возвращался домой и, стряхивая с пальто снег, говорил бодро:
   - Я - все.
   Но когда Дина уходила, он, приплюснувшись носом к оконному стеклу, смотрел во двор так печально, что Дина не выдерживала, забирала салазки и возвращалась домой. Дома они с Андреем отдирали от оконного стекла намерзшие льдинки, прикладывали их к горячей печке-голландке, и льдинки, с громким шипением скользили вниз по черной блестящей поверхности печки, оставляя за собой струйки пара. Все-таки это было не такое уж скучное занятие.
   Зато когда грянули весенние дни и одному из них можно было надеть вместо пальто старую мамину кофту, они пропадали во дворе весь день, до прихода матери. Нарушив запрет, они шлепали по лужам, пускали в ручьях кораблики, грызли похудевшие от солнца сосульки.
   Весна была бурная. Сугробы во дворе уменьшались на глазах, превращаясь в прозрачные холодные ручьи, которые торопливо расползались в разные стороны, стали подбираться к старой хибаре в глубине двора. Жила в этой хибаре старуха, которую почему-то никто никогда не называл ни по имени, ни по фамилии, все звали ее Бабкой.
   Во дворе никого, кроме Дины и Андрея, не было, когда Бабка, выйдя из своей хибары, принялась бидончиком вычерпывать воду из лужи, разлившейся возле крыльца.
   - Не так! - подбегая к Бабке, крикнула Дина. - Надо канавку проделать. Вон туда, на тот двор. А у них там тоже канавка, за ворота. Мы знаем.
   - Проделайте, - сказала Бабка и швырнула им лопату.
   С трудом орудуя тяжелой лопатой, они прорыли неглубокое ущелье во льду, и вода из Бабкиной лужи потихоньку поползла к чужому забору.
   - Лопату в дом отнесите, - приказала им Бабка.
   Наверно, лопату полагалось оставить в сенях, но Бабка сказала "в дом", и они протопали прямо в комнату. В комнате на столе, покрытом белоснежной скатертью, стояла ваза с бумажными цветами, рядом лежала сторублевая бумажка. Наверно, это были очень большие деньги. Наверно, на них можно было купить пальто вместо старой маминой кофты. А может, и ботики для мамы... Или кирпич хлеба.
   - Может, даже кило колбасы, - шепотом сказала Дина.
   - Ага.
   И Дина протянула руку и взяла сторублевку.
   Потом пришла Бабка и выпроводила их на улицу. Они шли через двор к дому, старательно обходя лужи, перешагивая через ручейки, хотя все равно еще утром промочили ноги и в ботинках хлюпала вода. Деньги лежали у Дины в мокрой варежке.
   Дома они спрятали их в самое надежное место - в одну из своих книжек. Они уже сами читали книги, и мать их книжек не трогала. На обложке книги был нарисован зеленый крокодил, держащий в зубастой пасти яркое солнце. Крокодил был вором: он украл солнце.
   Но то - солнце! А это - замусоленная бумажка, которая, может, и самой Бабке-то не нужна!
   Конечно, не нужна! Шуба у нее есть, валенки есть, теплый платок есть, на салазках она не катается. А если нужна, так они отдадут. Скажут: нечаянно утянули.
   - Ага...
   Оказалось, что деньги Бабке даже очень нужны. Она прибежала к матери, назвала Дину и Андрея бандитами, а мать еще как-то. Мать распахнула двери и сказала Бабке:
   - Идите вон!
   И они ничего не успели сказать.
   Бабка ушла, а мать долго сердито гремела в кухне посудой. Дина с Андреем сидели в темном углу за буфетом и молчали.
   Потом Дина сказала:
   - Мы воры, да?
   - Воры, - согласился Андрей и полез к этажерке за крокодилом.
   Лицо матери стало мраморным, так она побледнела... Потом она сняла с вешалки платок, накинула его на себя и шагнула к двери. Дина и Андрей, оба разом, с отчаянным криком: "Мама, не уходи!" - бросились за ней и вцепились руками в подол ее платья.
   Мать машинально отцепила их руки от своего подола, постояла немного на пороге, так и не отворив дверь, а потом опустилась на пол и заплакала.
   И в тот день, вернее, в ночь, что наступила после того дня, Дина и Андрей впервые услышали от нее об Иване Чижикове.
   А потом она вспоминала о нем уже не так часто. "Неужели стала забывать?" - иногда с тревогой думали они. Но все равно он уже успел прочно поселиться в их сердце. Отважный партизан. Герой. Их отец.
   Он оставил их вместо себя на земле, и они не имели права быть непохожими на него.

* * *

   Когда все гардины были выглажены и развешаны, Дина села перед зеркалом, уставшая, довольная, растрепанная, посмотрела на свое отражение и подумала с гордостью: "Какая я все-таки хорошая!"
   И красивая! Вот это глаза - огромные и блестящие! Вот это ресницы черные и длиннющие! Вот это волосы - каштановые и пышные!.. Ей захотелось что-нибудь спеть. Только не в одиночку, а с кем-нибудь.
   Она вышла на лестничную площадку и спустилась по лестнице, подпрыгивая по два раза на каждой ступеньке. Пила затрезвонила, запела что-то совсем несуразное, но веселое. Дина поднялась снова вверх, потом снова вприпрыжку спустилась вниз.
   Пила пела и пела, пока не вышел на лестницу сосед Алексей Николаевич и не отругал их обеих - и пилу и Дину. Тогда Дина вышла во двор.
   Солнце, склонившись к горизонту, вышло из-за облаков и пригрело напоследок землю. От земли поднималось тепло. Можно было даже разглядеть его: оно было прозрачным и чистым, как стекло с маминого завода после полировки.
   Во дворе возился со своим мотоциклом Вадим, сын Алексея Николаевича. Возле него толпились любопытные со всего двора - всех возрастов.
   - У вас сегодня гости? - спросил ее Вадим.
   Дина молча кивнула головой, и все посмотрели на нее с интересом и даже почтительно, словно она была именинницей.
   Дина вышла за калитку, прислонилась спиной к забору, стала ждать. Пора бы им уже приехать. Солнце уже садилось.
   Проехала по улице "медицинская помощь на дому", потом еще какой-то автомобиль. Потом мотоцикл, два велосипеда. А такси все не было.
   Прошла мимо Дины маленькая девчонка с отцом.
   - Папа! - сказала она ему. - Не шагай так быстро! Я устала.
   Как просто она произнесла это недосягаемое, необъятное слово "папа"!
   Вчера вечером, когда Дина и Андрей уже улеглись спать, мать зажгла в кухне настольную лампу и села дочитывать книгу, которую утром надо было сдать в библиотеку. На стену кухни упала тень. Настольная лампа увеличила ее, тень была большой. Казалось, в кухне за столом сидит большой и очень сильный человек.
   Дина окликнула брата. Он заворочался на своем диване, дал знать, что не спит.
   - Знаешь, - серьезно сказала ему Дина, глядя на тень. - Иногда мне кажется, что он не умер, что он всегда здесь, рядом. Вот позову его, и он придет...
   - Нет, - тоже серьезно ответил ей Андрей. - Он умер. Просто его душа переселилась в маму.
   Через минуту он уснул. В кухне было тихо, тень на стене не исчезала.
   - Папа, - негромко позвала Дина.
   Тень на стене всколыхнулась. Мать появилась на пороге комнаты. Вглядываясь, удивленным шепотом спросила:
   - Ты меня?
   - Конечно, тебя. А кого же? - сказала Дина и улыбнулась в темноте...
   Еще один автомобиль вынырнул из-за угла, опять мимо! Еще один! Такси! Ну, теперь-то уж они! Но такси не остановилось... Тогда Дина побежала следом, растерянно вытянув вперед руки, словно хотела поймать такси.
   - Дина! Ты куда? - послышалось за ее спиной.
   Дина обернулась. У ворот дома стояли мать и Андрей. Одни. Больше никого с ними не было.
   - Что же? Где же? - испуганно воскликнула Дина, подбегая. - Что случилось?
   - Ничего, ничего! - ответила мать и отвела взгляд куда-то в сторону, куда-то за спину Дины, словно увидела там, за ее спиной, что-то интересное. - Просто она уже уехала. Она была проездом. С поезда на поезд. Всего двадцать минут. Не расстраивайся, Динок!
   - Вот тебе раз!
   Дине захотелось зареветь - вот тебе и гости! Ждали-ждали! Стирали-стирали! Гладили-гладили!
   - Ничего, ничего! - снова сказала мать и снова посмотрела куда-то мимо Дины.
   Дина оглянулась и ничего интересного за своей спиной не увидела.
   - А что она вам говорила?
   - Жалела, что тебя не смогла увидеть.
   - И все?
   - Все.
   - А тебе что она сказала? - повернулась Дина к Андрею.
   - Мне? - переспросил он угрюмо. - Мне она сказала: "На, подержи чемодан".
   Ин-те-рес-но! Почему это они оба такие насупленные и угрюмые? И почему это мать то и дело тревожно поглядывает на Андрея? А Андрей не поднимает головы, словно боится взглянуть на мать. Что у них там произошло на вокзале?..
   Дина шла следом за ними через двор к крыльцу дома и недоумевала.
   Но у самого крыльца мать вдруг обернулась и улыбнулась Дине. Улыбнулась она устало и даже, как Дине показалось, грустно. Но этого было достаточно. Недоумение ушло.

2. Письмо

   В доме одна за другой захлопали двери. Пришло утро.
   Дина потянулась и разом сбросила с себя одеяло. Осторожно прошлепав босыми ногами по полу, она подошла к дивану и тронула спящего Андрея за плечо.
   - Вставай!
   Он сейчас же недовольно завозился, заворочался под одеялом.
   - Ну хорошо, - шепотом сказала Дина. - Поспи еще немножко. Минут пять еще можно.
   Тогда он вылез из-под одеяла, лохматый, заспанный, и сердито заворчал:
   - Сколько раз договаривались: без поблажек!
   - Тише! - замахала на него руками Дина. - Разбудишь!
   Так начиналось каждое утро. Каждое утро они сами готовили завтрак на троих, убирали комнату, то и дело шикая друг на друга, и разговаривали шепотом, чтобы не разбудить мать. И все-таки каждое утро ее будили. Разбудили и сегодня. Она оделась и вышла в кухню, где Дина и Андрей жарили картошку.
   - Ну вот! - воскликнула Дина. - Разбудили! Могла бы еще спать и спать.
   - Вот еще! Чтобы опоздать на работу, да? - шутливо спросила мать. Не хочу. Работа у меня хорошая, веселая. С солнечными зайчиками.
   Сказала она это не очень весело, но потом взяла и улыбнулась. Чудесная это была у нее привычка - улыбаться даже тогда, когда ей этого не очень хотелось.
   - Сама ты у нас с солнечными зайчиками, - сказала ей Дина. - Иди завтракать. Готово.
   За завтраком они, как всегда, болтали о разном. О Брыковке, например. Хорошо, что Лелька опять в этом году берет туда с собой Дину. Хороший человек Лелька. И бабушка ее тоже хороший человек. А Брыковка - это просто рай. И уж там-то, в конце концов, Дина справится со своими легкими.
   Дина поддакивала, хотя на сегодня у нее было намечено дать последний бой всем троим - матери, Андрею и Лельке.
   - Хорошо у нас летом, - издалека начала она. - И вообще у нас хорошо. И зелень есть, и воздух свежий. А в Брыковке не такой.
   - Кончатся дожди, опять пылища будет, - пригрозил ей Андрей.
   Мать промолчала, только посмотрела на Дину, и Дина тут же рассердилась на Андрея. Тоже мне художник! Глаза-то на портрете - это глаза матери, а не Ивана Чижикова! Темно-карие и ясные. Не умеешь рисовать, так нечего было соваться!
   - Но у него тоже были карие, - возразил Андрей.
   - Карие, - подтвердила мать.
   - А у Лельки мать добрая, - озорным шепотом произнесла Дина. - А у Верки Щегловой и вовсе.
   - Я злая! - твердо сказала мать. - К тому же ты сама понимаешь, что тебе нужно ехать.
   - Да, - с тоской ответила Дина, - понимаю. Но мне надоело! Даже в походы меня сроду не брали!
   - Но ведь я с тобой сидел, - утешил ее Андрей. - И, если нужно, еще сидеть буду...
   Из дому они вышли все втроем. Андрей сегодня первый раз выходил на упаковку, а Дина отправилась проводить их, заодно ей нужно было зайти в гастроном.
   По дороге к гастроному Дина нарочно завернула на Лелькину улицу. Надо же разведать, собирается Лелька в Брыковку или нет.
   Улица в этот утренний час была пустынной и тихой. Только с Волги то и дело набегал ветерок, и тогда листья на деревьях начинали о чем-то шумно беспокоиться. Солнце, уже давно поднявшееся над горизонтом, было скрыто облаками, оно не грело и не светило, но облака притиснулись к самому краю неба. Значит, небо будет голубым.
   Окна в Лелькиной квартире были, как обычно, распахнуты настежь. Огурца в окне чудес уже не было: Лелька, наверное, его съела. Но зато там было большее чудо - сама Лелька. Она сидела на подоконнике спиной к улице и что-то шила.
   - Вот дуреха! - доносилось из глубины комнаты. - Ну и дуреха!
   Не иначе, как Лелька переделывала в сарафан еще одно платье!
   Дина подобрала яркий лоскутик, упавший с подоконника на тротуар, и улыбнулась Лелькиному затылку.
   - А, явилась! - не оборачиваясь, сказала Лелька. - Вещи принесла?
   - Какие вещи? - невинно спросила Дина.
   - Не мои же. Мои на месте, в чемодане.
   - Так рано же, Лелька! Еще два дня.
   - Все равно неси. Я уже уложилась. За тобой дело.
   - А огурец ты съела?
   - Съела.
   - Без меня?
   Лелька обернулась и расплылась в улыбке:
   - Оставила. Сейчас принесу.
   Она спрыгнула с подоконника в комнату и ушла. Через минутку вернулась, держа в одной руке половину огурца, а в другой книгу.
   - Это съешь, а это отнесешь Верке.
   - Верке? Так мне же некогда, Лелечка! Мне за хлебом, а потом за маслом. - Дина вынула из кармашка доказательство - деньги.
   - Все равно отнеси, - сказала Лелька хмуро. - Я с ней из-за фикуса поругалась и не пойду к ней ни за что! А она скоро уезжает.
   - Куда?
   - Не знаю. Совсем уезжает.
   - Как совсем?
   - Очень просто - совсем. Туда ей и дорога!
   - Куда туда?
   - А я почем знаю!
   - Жалко Верку.
   - Верку?.. Жалко?.. С ума сошла!
   - Все равно жалко!
   Дина присела к Лельке на подоконник и стала есть огуречную половинку, сокрушаясь о том, что Верка уезжает и что где-нибудь кому-нибудь она наделает пакостей. Прозевали Верку, проморгали! Прошляпили!
   - Иди! Иди! - принялась Лелька спихивать Дину с подоконника. - А то уедет, скажет: "Из-за фикуса ругалась, а мою книгу зажулила". Иди! По дороге съешь.
   - Ладно. Только я из-за фикуса с ней ругаться не буду.
   - Врешь! - злорадно сказала Лелька. - Будешь!
   - Не буду.
   - Будешь!
   - Честное слово, не буду!
   Облака уже убежали за горизонт, вовсю светило солнце, в Лелькином дворике чирикали воробьи, и ругаться сегодня и в самом деле ни с кем (пусть даже с Веркой, с которой приходилось ругаться пять раз в неделю) не хотелось.
   Лелька смилостивилась:
   - Ладно, не ругайся. Только ты ей все-таки скажи еще раз от меня, что она дрянь!
   Лелька снова уселась на подоконник кромсать платье, а Дина, покончив с огурцом, двинулась к Верке. Верка жила недалеко, они с Лелькой были почти соседями.
   "Чудом природы" Андрея и Дину дразнили несправедливо, настоящим чудом природы была Верка Щеглова. В бывшем восьмом "А" - теперь девятом - не было ни одного человека, который бы с ней не ругался.
   Возле дома Щегловых Дина увидела такси. Шофер такси, парень лет двадцати, стоял на крыльце и стучал кулаком в дверь. Наверно, он стучал давно и никак не мог достучаться; лицо у него было сердитое. Из соседней двери выглядывала женщина и говорила шоферу:
   - Стучите, стучите! Дома они, сама видела. Не слышат, наверно.
   - Уже минут пять стучу, - сердился шофер. - Что же это они? Вызвали такси, а сами уснули?
   - Подождите! - крикнула Дина шоферу. - Я сейчас!
   Она открыла калитку, которую мог открыть только человек, знающий все ее секреты, и вошла во двор.
   Она пробежала по узкой тропке меж зарослей высокой густой травы, которую все называли почему-то вениками, к окну Веркиной кухни. Подоконник был низкий, окно большое - в него можно было входить, как в дверь.
   Окно было закрыто. Дина постучала, но никто не ответил. Дина постучала еще раз, подождала - снова никто не ответил. Дина постучала сильнее.
   - Эй! - крикнула она. - Вера! К вам такси приехало! Вы спите, что ли?
   Окно внезапно распахнулось, чьи-то руки втянули Дину в кухню, и окно снова закрылось.
   - Ой! - испугалась Дина, оказавшись в полутемной кухне.
   - Тш-ш! - зашипели на нее. - Тише!
   Когда глаза немного отвыкли от солнечного света и привыкли к полутьме кухни, Дина увидела возле себя Веркину мать, тетю Тосю. Она была в плаще, в шляпке, у ее ног стоял чемодан.
   - Что случилось? - удивилась Дина. - Вас такси у ворот дожидается! Давно уже! Слышите: стучит.
   - Тш-ш! - снова зашипела тетя Тося и зажала Дине рот ладонью в нитяной перчатке. - Тш-ш! Ну что ты кричишь?
   - Там такси у ворот.
   - Знаем, что такси! - сердито заговорила тетя Тося. - Знаем! И уж если не открываем дверь, значит, так надо. Поняла?
   - Ага, - сказала Дина, хотя на самом деле ничего не поняла. - А где Вера?