Страница:
Вспоминая те старые времена, я по-доброму улыбнулся. Сразу накатила приятная теплая волна, повеяло спокойствием, надежностью, уверенностью в завтрашнем дне. А может, дело совсем не в воспоминаниях? Может, мне передались тепло и забота моих новых товарищей? Последнее, что я запомнил перед тем, как погрузиться в сон, были слова Загребельного:
– Полковника положим в середину. Самому ему не согреться. Одежонка вон какая дохлая.
«Спасибо, мужики», – это был мой ответ, только вот не уверен, что смог произнести его вслух.
Спал я довольно беспокойно. И дело было не только в холоде. Всю ночь с невероятной настойчивостью снился один и тот же сон. Раза три он прерывался. Когда менялись часовые и место рядом занимал кто-то другой, я вздрагивал и открывал глаза. Но все успокаивалось, и я вновь проваливался в сон, чтобы досмотреть очередную серию жуткого фильма, повествующего о судьбе моего сына.
Командир зенитного пушечно-ракетного комплекса «Тунгуска» старший сержант Олег Ветров вел бой с боевыми челноками ханхов. Его установка прикрывала колонну техники, в которую входили большие пассажирские паромы, такие, что обычно курсировали по Балтике меж Питером и Хельсинки. Корабли вытащили из воды и поставили на гусеничную тягу. Эти тысячи тонн металла, до отказа набитые вопящими от ужаса людьми, медленно ползли по пыльной проселочной дороге.
«Тунгуска» стояла на абсолютно лысом, открытом со всех сторон холме и без устали молотила по заходящим для атаки челнокам. Ханхи словно не замечали колонну. Они атаковали только установку моего сына. Причем использовали для этого какие-то невидимые лучи. Инопланетные летательные аппараты образовали гигантский смерч, вращающийся прямо над холмом. Они кружились и облучали, облучали и кружились. Я видел, как на установке вспыхнула краска, однако та все равно продолжала стрелять. Созданная людьми боевая машина пока еще выдерживала натиск инопланетных агрессоров, а вот земля, на которой она стояла, кажется, нет. Грунт под гусеницами «Тунгуски» стал размягчаться, быстро превращаясь в лаву. Тяжелая боевая машина начала тонуть в ней, как в жерле только что проснувшегося вулкана.
Я прекрасно понимал, что ни Олег, ни кто-либо другой из его экипажа уже не сможет спастись. Я видел лицо сына. Оно было мокрым от пота, грязным от копоти, по нему плясали багровые отблески страшного пожара. Олег что-то кричал. И это были отнюдь не слова команд. Он кого-то звал, протягивал к кому-то руки. И моему сыну ответили. К Олегу протянулись узкие женские кисти. Их руки встретились. Олег привлек к себе девушку. Знакомые темно-каштановые волосы, маленький, чуть вздернутый носик, огромные карие глаза. Лиза! Господи боже мой, это была Лиза! Мой сын крепко обнял девушку. То было прощальное объятие двух любящих друг друга людей, которым вот-вот предстояло расстаться с жизнью.
В этот миг огонь, пожирающий двух детей, словно переметнулся ко мне в грудь, со скворчанием обжег все внутри. Я совершенно не думал о том, что увидел свою возлюбленную в объятиях сына. Я понимал лишь одно: я теряю их… навсегда теряю их обоих! И поделать ничего нельзя. В моих силах лишь кричать, выть от боли и горя.
– Ты чего, Максим? Очнись!
Леший крепко держал меня за руки. На его щеках играли оранжево-желтые блики, очень похожие на те, что я только что видел на лице у своего погибающего в огненной пучине сына. Может, именно поэтому я не сразу очнулся, не сразу понял, что со мной и где я нахожусь.
– Мы в «Бункере». Опасности нет. Успокойся, – Загребельный не утешал, а скорее приказывал.
– В «Бункере»… – запинаясь, повторил я и перевел взгляд на огонек керосиновой лампы, которую прямо над нами держал Саша Клюев, светловолосый, лет тридцати пяти от роду гранатометчик из группы Лешего. – Да-да… конечно… я помню.
Почувствовав, как мои руки расслабились, Леший их отпустил. После чего Андрюха сокрушенно покачал головой, тяжело вздохнул и вновь улегся на свое место. С другой стороны меня подпер морпех. Клюев же, с раскачивающейся лампой в руках, стал медленно удаляться. Он явно направился к выходу из зала, тому месту, где и дежурили наши караульные. Никто не проронил ни слова. Все прекрасно понимали – после того, что довелось перенести полковнику Ветрову, сны у того просто не могут быть светлыми и по-детски безоблачными.
Оказавшись в темноте, я попробовал вновь заснуть. Куда там! Лицо Олега вставало в памяти всякий раз, как только я смыкал веки. Страшное обожженное лицо. Он беззвучно переносил страдания. Он не звал меня, ни о чем не просил. Он никогда меня ни о чем не просил…
Промучившись где-то с полчаса, я решил, что уже не засну. Кроме того, на часах сейчас стоял Клюев, последний в списке сегодняшних караульных. И это означало, что близится утро.
Я постарался встать как можно тише и осторожней, так, чтобы никого не разбудить. Встать… Еще вчера такой трюк у меня бы вряд ли получился. Еще вчера на ноги меня поднимали с помощью подъемного крана, ну, или сильных рук кого-нибудь из моих товарищей – бойцов спецгруппы подполковника Загребельного. Зато сейчас все изменилось, причем в лучшую, гораздо лучшую сторону. Я не чувствовал ран, сломанные ребра болели так, словно это были всего лишь синяки, полученные в прозаической автобусной давке. И что самое замечательное – в мое тело понемногу начали возвращаться силы. Чудо! Настоящее чудо! Полчаса, проведенные в компании Главного, сделали с моим организмом то, на что самая современная медицина потратила бы не один месяц. Интересно, а шрамов на мне тоже не осталось?
Ответ на этот вопрос я решил выяснить как-нибудь в другой раз. Сейчас же я поднялся, не забыв прихватить с собой автомат, с которым по привычке спал в обнимку. Не скажу, что все эти упражнения дались мне очень уж легко. Однако опыт по преодолению бодуна имелся, и я воспользовался им как инструкцией к действию, тем более что симптомы оказались весьма похожи. Повесив автомат на шею, я вытянул вперед руки и небольшими неуверенными шашками поплелся в направлении легкого свечения, которое виднелось в противоположном конце темного подземного зала.
Когда я добрался до двери, то обнаружил там Клюева, сидящего на той самой дырявой аудиоколонке, которую вчера трамбовал своим задом я сам. Керосиновая лампа стояла рядом, и гранатометчик занимался тем, что придирчиво осматривал свой «РПГ-32», продувая и протирая мягкой тряпочкой все его, так сказать, деликатные места.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – Александр сделал попытку подняться.
– Сиди, – буркнул я и протопал мимо бойца в направлении одной из примыкающих комнат.
Провел я там пару минут и вернулся, чувствуя несказанное облегчение в мочевом пузыре. За время моего отсутствия во владениях Клюева кое-что изменилось. Рядом с аудиоколонкой появился пластиковый стул, один из тех, что в превеликом множестве валялись в зале.
– Товарищ полковник, вы спать или посидите со мной? – поинтересовался боец.
– Ну, раз ты уж стул приволок… – вместо того чтобы договорить, я опустился на удобное пластиковое сиденье, после чего поплотнее запахнул куртку. – Сам-то чего на ящике мучаешься? Ведь неудобно.
– Вот и хорошо, что неудобно. Всякое желание уснуть пропадает, – ухмыльнулся Саша. – Сейчас уже почти пять утра. Самое гадкое время. Вы, поди, и сами знаете.
– Знаю, – согласился я, припоминая те далекие времена, когда еще заступал дежурным по части. Час, два, три ночи – сна ни в одном глазу. Ну, а как пробьет четыре утра, вот тут и начинается… Внутри словно батарейка садится, причем моментально так, за считаные минуты. Сил едва-едва хватает, чтобы держать веки открытыми.
– Мне частенько приходилось ходить начальником караула, – продолжил Клюев. – Вот и понапридумывал всяких хитростей и уловок, чтобы, значит, службу тащить исправно. Я ведь, не ради хвастовства будет сказано, человек обязательный.
– Начкаром ходил? – переспросил я. – Так ты…
– Прапорщик, – кивнул Клюев. – Прапорщик воздушно-десантных войск. С восемнадцати годков в армии, и до тех самых пор, пока не сократили как прапорщиков, так и меня самого. – Тут Александр тяжело вздохнул, очевидно, припоминая те невеселые времена, когда тысячи офицеров и прапорщиков вышибли из армии, лишили части их жизни, их души.
– Ханхи нас всех сократили, – я попытался утешить своего боевого товарища. – Так что теперь чего уж сетовать.
– Это верно, – согласился Клюев. – То, что произошло… Просто в голове не укладывается. Жили себе тихо, мирно, спокойно, и вдруг – бац… Ничего этого уже нет.
– Хорошо сказал… тихо, мирно и спокойно, – с горечью повторил я, изо всех сил стараясь удержаться от сарказма.
Однако проницательный прапор все же что-то такое почувствовал и тут же как-то сник. Сидели мы так минут пять, безмолвно уставившись на колеблющийся огонек лампы. Каждый думал о своем. Я в значительной степени все еще находился под впечатлением ночного кошмара и вспоминал сына. То, как мы провожали его в армию. То, как вместе с женой ездили на присягу, в учебку под Оренбург. Тогда никто даже не мог предположить, что это будет наша последняя встреча.
– Товарищ полковник, разрешите вопрос? – Мысли Клюева наконец нашли себе выход.
– Да. – Я перевел взгляд на прапорщика.
– Про утро вчерашнее спросить хочу. Почему кентавры нас отпустили? Я что-то плохо помню, будто в отключке был. – Десантник помотал головой, словно до сих пор так и не пришел в себя.
– А что ты помнишь?
– Помню, что когда отходили, многолапые вроде не двигались, – прапорщик покопался в воспоминаниях. – Или это мне так казалось? Я же говорю, с головой у меня что-то неладно было.
– А ты этот вопрос Загребельному задавал?
– Конечно, задавали.
Клюев сказал «задавали», из чего сам собой напрашивался вывод, что вся группа находилась в недоумении от нашего чудесного спасения.
– И что он ответил? – Я не хотел, чтобы моя история шла вразрез с рассказом Лешего.
– Помогли, говорит, нам. Парализовали кентавров газом, да только эта штука чуток и нас зацепила. Кто именно нам помог, подполковник так и не сказал… Да и, если честно, мы особо не допытывались. Времени на эти разговоры совсем не было.
«Ой, спасибо тебе, друг Андрюша! – мысленно поблагодарил я Загребельного. – Ляпнул первое, что на ум взбрело, а мне теперь пыхтеть, выкручиваться».
Тут до меня вдруг дошло, что Леший счел преждевременным открывать людям всю правду. Я хорошо знал подполковника ФСБ и сразу понял, что, видать, на то у него имелись серьезные причины. Что ж, раз так, то и мне пока следует держать язык за зубами.
– Да, нам помогли… – начал я не очень уверенно. – Другая группа. Видел издалека. Скорее всего, не местные. У них имелись гранаты с газом, и полагаю, что газ этот был не нашего производства. Наверняка разработки ханхов. По-другому быть просто не может. Уж очень быстро эта вещество подействовало на кентавров. – Моя заключительная фраза должна была направить мысли Клюева в нужном, правильном направлении. Поэтому я с недоумением произнес: – И где они их только отыскали?
– Ну, дела!
Десантник тут же начал что-то себе шифровать. Может, и впрямь пытался понять, откуда взялось это спецсредство, а может, перебирал в памяти всех известных ему кандидатов на роль наших спасителей. Именно благодаря этой паузе у меня и появилась возможность подумать над продолжением разговора. Пожалуй, сейчас Клюева следовало огорошить простым и ненавязчивым вопросом, что-то типа «как пройти в библиотеку?». На примете у меня как раз имелся один такой.
– Боязно мне что-то, – как бы разговаривая сам с собой, протянул я.
– Боязно? – Клюев среагировал моментально. – Почему боязно?
– Кто знает, как там наши наблюдатели?
– Призраки до них не доберутся, а больше ночью вроде как страшиться некого.
– Некого, говоришь?.. – Я тяжело вздохнул. – Тут, понимаешь ли, дело такое… Подопечные мои, Лиза с Пашкой, они не очень-то долюбливают Сергея… Блюмера, я имею в виду. Если сцепятся…
– А-а-а, это… Вы не волнуйтесь, товарищ полковник, – прапор широко улыбнулся. – Загребельный с ними капитана Соколовского оставил. Этот всяких там глупостей не допустит, уж поверьте мне. Костя не человек, а кремень. У него, между прочим, четыре боевых ордена.
– Солидно, – вынужден был согласиться я.
И только я это сделал, как в темноте убежища послышался звук открывающейся двери. Через мгновение в глубь коридора проник серый, словно плотно нашпигованный пылью свет предрассветных сумерек.
Мы с прапорщиком тут же схватились за оружие, да только напрасно. Опасности не было. Со стороны входа в «Бункер» послышался хорошо знакомый голос:
– Свои! Не стрелять! – Затем Соколовский добавил: – Подымайтесь! Скорее! Они ушли.
Глава 3
– Полковника положим в середину. Самому ему не согреться. Одежонка вон какая дохлая.
«Спасибо, мужики», – это был мой ответ, только вот не уверен, что смог произнести его вслух.
Спал я довольно беспокойно. И дело было не только в холоде. Всю ночь с невероятной настойчивостью снился один и тот же сон. Раза три он прерывался. Когда менялись часовые и место рядом занимал кто-то другой, я вздрагивал и открывал глаза. Но все успокаивалось, и я вновь проваливался в сон, чтобы досмотреть очередную серию жуткого фильма, повествующего о судьбе моего сына.
Командир зенитного пушечно-ракетного комплекса «Тунгуска» старший сержант Олег Ветров вел бой с боевыми челноками ханхов. Его установка прикрывала колонну техники, в которую входили большие пассажирские паромы, такие, что обычно курсировали по Балтике меж Питером и Хельсинки. Корабли вытащили из воды и поставили на гусеничную тягу. Эти тысячи тонн металла, до отказа набитые вопящими от ужаса людьми, медленно ползли по пыльной проселочной дороге.
«Тунгуска» стояла на абсолютно лысом, открытом со всех сторон холме и без устали молотила по заходящим для атаки челнокам. Ханхи словно не замечали колонну. Они атаковали только установку моего сына. Причем использовали для этого какие-то невидимые лучи. Инопланетные летательные аппараты образовали гигантский смерч, вращающийся прямо над холмом. Они кружились и облучали, облучали и кружились. Я видел, как на установке вспыхнула краска, однако та все равно продолжала стрелять. Созданная людьми боевая машина пока еще выдерживала натиск инопланетных агрессоров, а вот земля, на которой она стояла, кажется, нет. Грунт под гусеницами «Тунгуски» стал размягчаться, быстро превращаясь в лаву. Тяжелая боевая машина начала тонуть в ней, как в жерле только что проснувшегося вулкана.
Я прекрасно понимал, что ни Олег, ни кто-либо другой из его экипажа уже не сможет спастись. Я видел лицо сына. Оно было мокрым от пота, грязным от копоти, по нему плясали багровые отблески страшного пожара. Олег что-то кричал. И это были отнюдь не слова команд. Он кого-то звал, протягивал к кому-то руки. И моему сыну ответили. К Олегу протянулись узкие женские кисти. Их руки встретились. Олег привлек к себе девушку. Знакомые темно-каштановые волосы, маленький, чуть вздернутый носик, огромные карие глаза. Лиза! Господи боже мой, это была Лиза! Мой сын крепко обнял девушку. То было прощальное объятие двух любящих друг друга людей, которым вот-вот предстояло расстаться с жизнью.
В этот миг огонь, пожирающий двух детей, словно переметнулся ко мне в грудь, со скворчанием обжег все внутри. Я совершенно не думал о том, что увидел свою возлюбленную в объятиях сына. Я понимал лишь одно: я теряю их… навсегда теряю их обоих! И поделать ничего нельзя. В моих силах лишь кричать, выть от боли и горя.
– Ты чего, Максим? Очнись!
Леший крепко держал меня за руки. На его щеках играли оранжево-желтые блики, очень похожие на те, что я только что видел на лице у своего погибающего в огненной пучине сына. Может, именно поэтому я не сразу очнулся, не сразу понял, что со мной и где я нахожусь.
– Мы в «Бункере». Опасности нет. Успокойся, – Загребельный не утешал, а скорее приказывал.
– В «Бункере»… – запинаясь, повторил я и перевел взгляд на огонек керосиновой лампы, которую прямо над нами держал Саша Клюев, светловолосый, лет тридцати пяти от роду гранатометчик из группы Лешего. – Да-да… конечно… я помню.
Почувствовав, как мои руки расслабились, Леший их отпустил. После чего Андрюха сокрушенно покачал головой, тяжело вздохнул и вновь улегся на свое место. С другой стороны меня подпер морпех. Клюев же, с раскачивающейся лампой в руках, стал медленно удаляться. Он явно направился к выходу из зала, тому месту, где и дежурили наши караульные. Никто не проронил ни слова. Все прекрасно понимали – после того, что довелось перенести полковнику Ветрову, сны у того просто не могут быть светлыми и по-детски безоблачными.
Оказавшись в темноте, я попробовал вновь заснуть. Куда там! Лицо Олега вставало в памяти всякий раз, как только я смыкал веки. Страшное обожженное лицо. Он беззвучно переносил страдания. Он не звал меня, ни о чем не просил. Он никогда меня ни о чем не просил…
Промучившись где-то с полчаса, я решил, что уже не засну. Кроме того, на часах сейчас стоял Клюев, последний в списке сегодняшних караульных. И это означало, что близится утро.
Я постарался встать как можно тише и осторожней, так, чтобы никого не разбудить. Встать… Еще вчера такой трюк у меня бы вряд ли получился. Еще вчера на ноги меня поднимали с помощью подъемного крана, ну, или сильных рук кого-нибудь из моих товарищей – бойцов спецгруппы подполковника Загребельного. Зато сейчас все изменилось, причем в лучшую, гораздо лучшую сторону. Я не чувствовал ран, сломанные ребра болели так, словно это были всего лишь синяки, полученные в прозаической автобусной давке. И что самое замечательное – в мое тело понемногу начали возвращаться силы. Чудо! Настоящее чудо! Полчаса, проведенные в компании Главного, сделали с моим организмом то, на что самая современная медицина потратила бы не один месяц. Интересно, а шрамов на мне тоже не осталось?
Ответ на этот вопрос я решил выяснить как-нибудь в другой раз. Сейчас же я поднялся, не забыв прихватить с собой автомат, с которым по привычке спал в обнимку. Не скажу, что все эти упражнения дались мне очень уж легко. Однако опыт по преодолению бодуна имелся, и я воспользовался им как инструкцией к действию, тем более что симптомы оказались весьма похожи. Повесив автомат на шею, я вытянул вперед руки и небольшими неуверенными шашками поплелся в направлении легкого свечения, которое виднелось в противоположном конце темного подземного зала.
Когда я добрался до двери, то обнаружил там Клюева, сидящего на той самой дырявой аудиоколонке, которую вчера трамбовал своим задом я сам. Керосиновая лампа стояла рядом, и гранатометчик занимался тем, что придирчиво осматривал свой «РПГ-32», продувая и протирая мягкой тряпочкой все его, так сказать, деликатные места.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – Александр сделал попытку подняться.
– Сиди, – буркнул я и протопал мимо бойца в направлении одной из примыкающих комнат.
Провел я там пару минут и вернулся, чувствуя несказанное облегчение в мочевом пузыре. За время моего отсутствия во владениях Клюева кое-что изменилось. Рядом с аудиоколонкой появился пластиковый стул, один из тех, что в превеликом множестве валялись в зале.
– Товарищ полковник, вы спать или посидите со мной? – поинтересовался боец.
– Ну, раз ты уж стул приволок… – вместо того чтобы договорить, я опустился на удобное пластиковое сиденье, после чего поплотнее запахнул куртку. – Сам-то чего на ящике мучаешься? Ведь неудобно.
– Вот и хорошо, что неудобно. Всякое желание уснуть пропадает, – ухмыльнулся Саша. – Сейчас уже почти пять утра. Самое гадкое время. Вы, поди, и сами знаете.
– Знаю, – согласился я, припоминая те далекие времена, когда еще заступал дежурным по части. Час, два, три ночи – сна ни в одном глазу. Ну, а как пробьет четыре утра, вот тут и начинается… Внутри словно батарейка садится, причем моментально так, за считаные минуты. Сил едва-едва хватает, чтобы держать веки открытыми.
– Мне частенько приходилось ходить начальником караула, – продолжил Клюев. – Вот и понапридумывал всяких хитростей и уловок, чтобы, значит, службу тащить исправно. Я ведь, не ради хвастовства будет сказано, человек обязательный.
– Начкаром ходил? – переспросил я. – Так ты…
– Прапорщик, – кивнул Клюев. – Прапорщик воздушно-десантных войск. С восемнадцати годков в армии, и до тех самых пор, пока не сократили как прапорщиков, так и меня самого. – Тут Александр тяжело вздохнул, очевидно, припоминая те невеселые времена, когда тысячи офицеров и прапорщиков вышибли из армии, лишили части их жизни, их души.
– Ханхи нас всех сократили, – я попытался утешить своего боевого товарища. – Так что теперь чего уж сетовать.
– Это верно, – согласился Клюев. – То, что произошло… Просто в голове не укладывается. Жили себе тихо, мирно, спокойно, и вдруг – бац… Ничего этого уже нет.
– Хорошо сказал… тихо, мирно и спокойно, – с горечью повторил я, изо всех сил стараясь удержаться от сарказма.
Однако проницательный прапор все же что-то такое почувствовал и тут же как-то сник. Сидели мы так минут пять, безмолвно уставившись на колеблющийся огонек лампы. Каждый думал о своем. Я в значительной степени все еще находился под впечатлением ночного кошмара и вспоминал сына. То, как мы провожали его в армию. То, как вместе с женой ездили на присягу, в учебку под Оренбург. Тогда никто даже не мог предположить, что это будет наша последняя встреча.
– Товарищ полковник, разрешите вопрос? – Мысли Клюева наконец нашли себе выход.
– Да. – Я перевел взгляд на прапорщика.
– Про утро вчерашнее спросить хочу. Почему кентавры нас отпустили? Я что-то плохо помню, будто в отключке был. – Десантник помотал головой, словно до сих пор так и не пришел в себя.
– А что ты помнишь?
– Помню, что когда отходили, многолапые вроде не двигались, – прапорщик покопался в воспоминаниях. – Или это мне так казалось? Я же говорю, с головой у меня что-то неладно было.
– А ты этот вопрос Загребельному задавал?
– Конечно, задавали.
Клюев сказал «задавали», из чего сам собой напрашивался вывод, что вся группа находилась в недоумении от нашего чудесного спасения.
– И что он ответил? – Я не хотел, чтобы моя история шла вразрез с рассказом Лешего.
– Помогли, говорит, нам. Парализовали кентавров газом, да только эта штука чуток и нас зацепила. Кто именно нам помог, подполковник так и не сказал… Да и, если честно, мы особо не допытывались. Времени на эти разговоры совсем не было.
«Ой, спасибо тебе, друг Андрюша! – мысленно поблагодарил я Загребельного. – Ляпнул первое, что на ум взбрело, а мне теперь пыхтеть, выкручиваться».
Тут до меня вдруг дошло, что Леший счел преждевременным открывать людям всю правду. Я хорошо знал подполковника ФСБ и сразу понял, что, видать, на то у него имелись серьезные причины. Что ж, раз так, то и мне пока следует держать язык за зубами.
– Да, нам помогли… – начал я не очень уверенно. – Другая группа. Видел издалека. Скорее всего, не местные. У них имелись гранаты с газом, и полагаю, что газ этот был не нашего производства. Наверняка разработки ханхов. По-другому быть просто не может. Уж очень быстро эта вещество подействовало на кентавров. – Моя заключительная фраза должна была направить мысли Клюева в нужном, правильном направлении. Поэтому я с недоумением произнес: – И где они их только отыскали?
– Ну, дела!
Десантник тут же начал что-то себе шифровать. Может, и впрямь пытался понять, откуда взялось это спецсредство, а может, перебирал в памяти всех известных ему кандидатов на роль наших спасителей. Именно благодаря этой паузе у меня и появилась возможность подумать над продолжением разговора. Пожалуй, сейчас Клюева следовало огорошить простым и ненавязчивым вопросом, что-то типа «как пройти в библиотеку?». На примете у меня как раз имелся один такой.
– Боязно мне что-то, – как бы разговаривая сам с собой, протянул я.
– Боязно? – Клюев среагировал моментально. – Почему боязно?
– Кто знает, как там наши наблюдатели?
– Призраки до них не доберутся, а больше ночью вроде как страшиться некого.
– Некого, говоришь?.. – Я тяжело вздохнул. – Тут, понимаешь ли, дело такое… Подопечные мои, Лиза с Пашкой, они не очень-то долюбливают Сергея… Блюмера, я имею в виду. Если сцепятся…
– А-а-а, это… Вы не волнуйтесь, товарищ полковник, – прапор широко улыбнулся. – Загребельный с ними капитана Соколовского оставил. Этот всяких там глупостей не допустит, уж поверьте мне. Костя не человек, а кремень. У него, между прочим, четыре боевых ордена.
– Солидно, – вынужден был согласиться я.
И только я это сделал, как в темноте убежища послышался звук открывающейся двери. Через мгновение в глубь коридора проник серый, словно плотно нашпигованный пылью свет предрассветных сумерек.
Мы с прапорщиком тут же схватились за оружие, да только напрасно. Опасности не было. Со стороны входа в «Бункер» послышался хорошо знакомый голос:
– Свои! Не стрелять! – Затем Соколовский добавил: – Подымайтесь! Скорее! Они ушли.
Глава 3
Все обстояло именно так, как мы и предполагали. Ворота Одинцовской колонии оказались открытыми, причем не просто открытыми, а, я бы сказал, распахнутыми настежь, если, конечно, такое определение можно применить к их конструкции. Старый оранжевый «КамАЗ», к задку которого был приделан запирающий щит, виднелся далеко в глубине периметра. Так что пятиметровый, сложенный из бетонных блоков и кирпича коридор, именуемый Северными воротами, теперь был полностью свободен. В такой ситуации оставалось лишь надеяться, что мы успели первыми и в поселение еще не успели пробраться хищные, вечно голодные твари.
– Как говорится, с возвращеньицем. – Костя Соколовский бросил на нас с Лешим быстрый взгляд и горько усмехнулся.
– Да уж… – кивнул я, припоминая наше показательное, обставленное по всем правилам, изгнание из поселка.
– Нечего время терять. Двинули! – Загребельный первым сделал шаг вперед.
Приближаясь к воротам, я внимательно смотрел по сторонам. Сейчас периметр напоминал крепость, которая пала после яростного штурма. Серые стены, словно ожогами, разукрашены черными подпалинами ядовитой инопланетной плесени, через которые проложили себе путь грязно-белые известковые потеки – следы едких кислотных дождей. Витки спиралей Бруно, идущие по верхнему краю стены, кое-где оказались оборванными и свисали вниз огромными, слегка покачивающимися на ветру пружинами. Несколько разбитых прожекторов уныло глядели на мертвый город пустыми черными глазницами. Испортили их, видать, когда в спешке пытались снять, да так и бросили, добив, вместо того, чтобы тратить время на ремонт. Дополняли картину уныния и разорения клубы черного дыма, которые поднимались от чего-то, что все еще тлело за стеной.
Я глядел на все это, и сердце мое сжималось. Сколько сил положено, сколько жизней принесено в жертву, и все зря! Ушли, бросили, оставили во владение тупым тварям, которые и так уже заполонили весь мир.
Только я подумал о монстрах, как они не замедлили появиться. Два наездника нарисовались на фоне оранжевого силуэта грузовика. Твари замерли, словно не зная, что предпринять. Они явно были голодны, но противников было много, слишком много. Секундное замешательство обошлось хищникам очень дорого. Среди нас оказался человек, который по некоторым причинам недолюбливал именно этих отвратительных, похожих на высокие пятиногие табуретки, бестий. И, на их беду, этот человек в совершенстве владел оружием.
Короткая очередь перевернула одного из наездников и заставила его гулко шлепнуться о решетку радиатора старого «КамАЗа». Вторая тварь попыталась бежать. Она совершила отчаянный высокий прыжок, после которого грохнулась на землю… грохнулась уже смертельно раненной. Наездник попробовал уползти, отталкиваясь слабеющими, длинными, как спицы, ногами, но ему, конечно же, это не удалось. Лиза прикончила врага двумя одиночными выстрелами.
– Да-а-а… – только и протянул Загребельный, глядя на то, как девушка опускает автомат.
– Лизонька, выходи за меня замуж, – жалобно попросил здоровяк морпех. – Буду за тобой, как за каменной стеной.
Шутка понравилась, и все дружно заржали, не скажу, что очень уж весело, скорее нервно.
– Отставить смех, – приказал Леший. – Входим внутрь. Всем внимание. Получается, что мы тут не первые. Внутри уже имеются гости.
Пока преодолевали входной туннель, я то и дело поглядывал вверх. Все казалось, что какая-нибудь тварь вот-вот бросится со стены. Однако бог миловал. Мы без проблем вошли в поселок.
Первый же взгляд по сторонам заставил меня вздрогнуть. Колония больше не походила на оазис мира и спокойствия. Практически все теплицы оказались разрушенными. Деревянные конструкции и полиэтиленовую пленку с них свалили в несколько огромных куч и подожгли. Именно дым от этих, уже почти догоревших костров мы и видели на подходе к поселку. С одной стороны, конечно же, варварство, но, с другой… С другой, я понимал Крайчека. Восстанавливать почву больше никто не будет, так что и теплицы уже вроде как ни к чему. Зато свет… Свет жителям Одинцово прошедшей ночью был необходим позарез. Электрическое освещение периметра уже демонтировали, и огромные, до самого неба костры, это единственное, что могло защитить от призраков, дать возможность подготовиться к дальней дороге.
Но не только разрушенные теплицы да чадящие головешки создавали ощущение безысходной тоски и конца всего сущего. Немалую роль здесь играли вещи. Огромное количество разнообразных человеческих вещей, разбросанных по земле. Одежда, обувь, игрушки, книги, всякие там пузырьки и склянки. Было понятно, что все это добро не потеряли, а специально выпотрошили из рюкзаков и котомок у отправляющихся в изгнание одинцовцев. Однако и это, наверняка совсем непопулярное решение, я тоже понял. Нельзя было отягощать себя лишним грузом. Люди и так слабы, поэтому полное безумие разрешить им тащить с собой балласт. Обзаведутся новым, если, конечно, останутся живы.
– Увидишь что-нибудь подходящее тебе по размеру, бери, – негромко обратился ко мне Загребельный. – Иначе загнешься от холода. Одежда пока чистая, а пролежит день-другой… Ну, короче, сам знаешь, что с ней будет.
После общения со мной Леший стал раздавать приказы своим людям:
– Рассредоточиться. Цепью. Дистанция десять метров. Двигаемся в сторону убежища. Смотрите не вляпайтесь в кровь наездников. Бегом…
Я не дал ему произнести «марш».
– Андрей, ворота! Запереть бы.
Леший отрицательно покачал головой:
– Вдевятером мы «КамАЗ» не сдвинем. Надо скорее добраться до убежища. Глядишь, и отыщем помощников для этой работенки.
– Не пойдет, – заупрямился я. – Пока будем мотаться туда-сюда, внутрь периметра всякой нечисти видимо-невидимо набьется. Так что лучше оставайтесь здесь и держите вход. А я… – Я оттолкнул плечо Сергея Чаусова, который, несмотря на все мои успехи, продолжал подстраховывать и опекать покалеченного полковника бронетанковых войск. – …А я тем временем попробую постучаться в убежище.
На лице Загребельного отразилось сомнение. В этом предложении, конечно же, был свой резон, но отпускать меня одного Леший не решался. Пара наездников на входе – это далеко не все твари, которые могли просочиться внутрь.
– Ничего со мной не случится. Убежище ведь вон оно… – Я мотнул головой в сторону блочной четырнадцатиэтажки, выглядывающей из-за трехэтажного здания, в котором еще вчера размещался штаб Крайчека. – Метров двести пятьдесят, не более.
Я очень надеялся, что мое предложение будет принято. И это не только потому, что оно по всем статьям обставляло план Лешего. Был у меня тут и личный интерес. Там, в убежище, вполне вероятно, находился один человек, с которым я бы хотел выяснить отношения с глазу на глаз, без косых оценивающих взглядов Лешего и его команды.
– Один не пойдешь. – Загребельный все же сдался, но поставил свое условие.
– Ну, тогда дай мне… – Я помедлил, подбирая подходящую кандидатуру.
– Товарищ командир, разрешите, я пойду с дядей Максимом? – звонкий мальчишеский голос заставил всех обернуться.
Пашка стоял рядом со своей сестрой и носком ботинка ковырял землю.
– У ворот от меня толку мало, – пояснил пацан. – Автомат у меня короткий. Он для ближнего боя, а совсем не для того, чтобы издаля зверей бить. Только патроны зря тратить буду.
Это, конечно, было правдой, но всем сразу стало понятно, что основная причина Пашкиного рвения кроется совсем в ином. Скучно ему тут, в охранении. Куда приятней прогуляться в убежище, и, если там остались его старые знакомые, произвести на них эффект своим неожиданным появлением.
– Годится, возьму Павла, – не раздумывая, согласился я. Парень частично был в курсе моей истории и при беседе с Нестеровым не станет задавать ненужных вопросов.
– Ладно, шуруйте. Только быстро. – Леший поморщился. – А то что-то не нравится мне эта тишина.
– Во-первых, рано еще, только-только рассвело, – постарался я успокоить приятеля. – А во-вторых, Главный пообещал, что кентавры пока нам досаждать не будут.
– Это я помню, – кивнул Андрюха. – Но все равно как-то беспокойно на душе. Чутье, что ли? – После этого, заданного самому себе вопроса Загребельный махнул рукой, как бы отгоняя дурные предчувствия. – А, ладно… черт с ним. Все к воротам! Живо!
Бойцы мигом кинулись исполнять приказ командира. Все, кроме одного. Лиза, слегка прихрамывая, подошла к нам.
– Максим, поосторожней там, пожалуйста. – Юный снайпер обняла меня, прижалась и прошептала на ухо: – Я так соскучилась.
– Я тоже, – шепнул я в ответ, и это по сути стало нашим первым объяснением в любви. Затем я оторвал девушку от себя и, заглянув ей в глаза, шутливо пояснил: – Нам, между прочим, надо всего лишь в соседний дом сходить, так что все эти прощания ни к чему. Через полчаса увидимся.
– А я с тобой не прощаюсь. Я с тобой здороваюсь, – не растерялась Лиза. – А то как-то при всех неудобно было.
– Тогда ладно.
Я притянул девушку к себе и быстро поцеловал. В губы поцеловал. И это был наш первый настоящий поцелуй. День, видать, сегодня такой, многое делается впервые.
– Еще, – попросила Лиза.
Я поцеловал ее еще, но только на этот раз в курносый носик.
– Ой, началось! – простонал скучавший рядом Пашка.
Сказано это было так, словно он уже основательно устал от наших вечных нежностей. Получилось забавно, и мы с Лизой прыснули со смеху.
– Пора, товарищ полковник. – Пятнадцатилетний пацан напустил на себя важности.
– Ну, пошли, коль пора. – Я подмигнул девушке, поудобней перехватил «калаш» и сделал первый шаг в поселок.
Пару минут мы шли молча, пока не добрели до места, где начиналась россыпь конфискованных у одинцовцев вещей.
– Павел, мне нужна одежда, – напомнил я пацану. – А то у меня уже сейчас зуб на зуб не попадает. Представляешь, что будет ночью?
– Что искать? – осведомился пацан.
– Брюки, какой-нибудь свитер, куртку потеплее… да, и что-нибудь годное на портянки. – Я опустил взгляд на свои ноги. – Сапоги, что ты мне раздобыл, хорошие, спору нет, но не век же их на босу ногу носить.
– Сейчас поищем, – с готовностью согласился мой напарник и направился к тому месту, где вещи лежали гораздо гуще.
Как говорится, на напарника надейся, а сам не плошай. Руководствуясь именно этим принципом, я тоже взялся за поиски. Естественно, сперва внимательно осмотрелся. Тихо. Ничего подозрительного. Единственное место, где могла притаиться опасность, – это соседние многоэтажки, в которых еще вчера жили люди. Но до них с полсотни метров. Вполне сумею среагировать и вовремя открыть огонь. Так что пока часть своего внимания вполне можно сосредоточить на поисках.
Я медленно шел вперед, пиная ногами баулы и подушки, вороша стволом автомата кучи одежды и мелкой домашней утвари. Ох, эти глупые людишки, неужели вот все это они намеревались переть на своем горбу ни много ни мало, а три сотни километров?!
В поисках мне повезло сразу. Уже через пару шагов обнаружился полиэтиленовый пакет с эмблемой «BMW», в котором лежали две пары джинсов. Не новые, но целые, чистые и, главное, вроде бы моего размера. Это хорошо. Мне давно не терпелось избавиться от синих спортивных штанов, до неприличия растянутых в мотне и на коленях, – атрибута алкоголика, который поутру натянул первое, что попалось под руку, и пулей кинулся в ближайший гастроном.
Долгое время джинсы оставались моей самой удачной находкой. Дальше я почему-то находил лишь женскую и детскую одежду. Один раз на глаза попался вполне приличный джемпер, но он оказался связанным словно на какого-то пигмея. У Пашки дела шли ненамного лучше. Я видел, что пацан раздобыл две хлопчатобумажные косынки – одна голубая, другая желтая. Так-с-с… выходит, портянки у меня будут цветов украинского флага, – эта невесть откуда взявшаяся мысль меня немного развеселила. Ничего, Украина не обидится, тем более что ее уже и нету вовсе. Проклятые земли всю под себя подобрали.
– Как говорится, с возвращеньицем. – Костя Соколовский бросил на нас с Лешим быстрый взгляд и горько усмехнулся.
– Да уж… – кивнул я, припоминая наше показательное, обставленное по всем правилам, изгнание из поселка.
– Нечего время терять. Двинули! – Загребельный первым сделал шаг вперед.
Приближаясь к воротам, я внимательно смотрел по сторонам. Сейчас периметр напоминал крепость, которая пала после яростного штурма. Серые стены, словно ожогами, разукрашены черными подпалинами ядовитой инопланетной плесени, через которые проложили себе путь грязно-белые известковые потеки – следы едких кислотных дождей. Витки спиралей Бруно, идущие по верхнему краю стены, кое-где оказались оборванными и свисали вниз огромными, слегка покачивающимися на ветру пружинами. Несколько разбитых прожекторов уныло глядели на мертвый город пустыми черными глазницами. Испортили их, видать, когда в спешке пытались снять, да так и бросили, добив, вместо того, чтобы тратить время на ремонт. Дополняли картину уныния и разорения клубы черного дыма, которые поднимались от чего-то, что все еще тлело за стеной.
Я глядел на все это, и сердце мое сжималось. Сколько сил положено, сколько жизней принесено в жертву, и все зря! Ушли, бросили, оставили во владение тупым тварям, которые и так уже заполонили весь мир.
Только я подумал о монстрах, как они не замедлили появиться. Два наездника нарисовались на фоне оранжевого силуэта грузовика. Твари замерли, словно не зная, что предпринять. Они явно были голодны, но противников было много, слишком много. Секундное замешательство обошлось хищникам очень дорого. Среди нас оказался человек, который по некоторым причинам недолюбливал именно этих отвратительных, похожих на высокие пятиногие табуретки, бестий. И, на их беду, этот человек в совершенстве владел оружием.
Короткая очередь перевернула одного из наездников и заставила его гулко шлепнуться о решетку радиатора старого «КамАЗа». Вторая тварь попыталась бежать. Она совершила отчаянный высокий прыжок, после которого грохнулась на землю… грохнулась уже смертельно раненной. Наездник попробовал уползти, отталкиваясь слабеющими, длинными, как спицы, ногами, но ему, конечно же, это не удалось. Лиза прикончила врага двумя одиночными выстрелами.
– Да-а-а… – только и протянул Загребельный, глядя на то, как девушка опускает автомат.
– Лизонька, выходи за меня замуж, – жалобно попросил здоровяк морпех. – Буду за тобой, как за каменной стеной.
Шутка понравилась, и все дружно заржали, не скажу, что очень уж весело, скорее нервно.
– Отставить смех, – приказал Леший. – Входим внутрь. Всем внимание. Получается, что мы тут не первые. Внутри уже имеются гости.
Пока преодолевали входной туннель, я то и дело поглядывал вверх. Все казалось, что какая-нибудь тварь вот-вот бросится со стены. Однако бог миловал. Мы без проблем вошли в поселок.
Первый же взгляд по сторонам заставил меня вздрогнуть. Колония больше не походила на оазис мира и спокойствия. Практически все теплицы оказались разрушенными. Деревянные конструкции и полиэтиленовую пленку с них свалили в несколько огромных куч и подожгли. Именно дым от этих, уже почти догоревших костров мы и видели на подходе к поселку. С одной стороны, конечно же, варварство, но, с другой… С другой, я понимал Крайчека. Восстанавливать почву больше никто не будет, так что и теплицы уже вроде как ни к чему. Зато свет… Свет жителям Одинцово прошедшей ночью был необходим позарез. Электрическое освещение периметра уже демонтировали, и огромные, до самого неба костры, это единственное, что могло защитить от призраков, дать возможность подготовиться к дальней дороге.
Но не только разрушенные теплицы да чадящие головешки создавали ощущение безысходной тоски и конца всего сущего. Немалую роль здесь играли вещи. Огромное количество разнообразных человеческих вещей, разбросанных по земле. Одежда, обувь, игрушки, книги, всякие там пузырьки и склянки. Было понятно, что все это добро не потеряли, а специально выпотрошили из рюкзаков и котомок у отправляющихся в изгнание одинцовцев. Однако и это, наверняка совсем непопулярное решение, я тоже понял. Нельзя было отягощать себя лишним грузом. Люди и так слабы, поэтому полное безумие разрешить им тащить с собой балласт. Обзаведутся новым, если, конечно, останутся живы.
– Увидишь что-нибудь подходящее тебе по размеру, бери, – негромко обратился ко мне Загребельный. – Иначе загнешься от холода. Одежда пока чистая, а пролежит день-другой… Ну, короче, сам знаешь, что с ней будет.
После общения со мной Леший стал раздавать приказы своим людям:
– Рассредоточиться. Цепью. Дистанция десять метров. Двигаемся в сторону убежища. Смотрите не вляпайтесь в кровь наездников. Бегом…
Я не дал ему произнести «марш».
– Андрей, ворота! Запереть бы.
Леший отрицательно покачал головой:
– Вдевятером мы «КамАЗ» не сдвинем. Надо скорее добраться до убежища. Глядишь, и отыщем помощников для этой работенки.
– Не пойдет, – заупрямился я. – Пока будем мотаться туда-сюда, внутрь периметра всякой нечисти видимо-невидимо набьется. Так что лучше оставайтесь здесь и держите вход. А я… – Я оттолкнул плечо Сергея Чаусова, который, несмотря на все мои успехи, продолжал подстраховывать и опекать покалеченного полковника бронетанковых войск. – …А я тем временем попробую постучаться в убежище.
На лице Загребельного отразилось сомнение. В этом предложении, конечно же, был свой резон, но отпускать меня одного Леший не решался. Пара наездников на входе – это далеко не все твари, которые могли просочиться внутрь.
– Ничего со мной не случится. Убежище ведь вон оно… – Я мотнул головой в сторону блочной четырнадцатиэтажки, выглядывающей из-за трехэтажного здания, в котором еще вчера размещался штаб Крайчека. – Метров двести пятьдесят, не более.
Я очень надеялся, что мое предложение будет принято. И это не только потому, что оно по всем статьям обставляло план Лешего. Был у меня тут и личный интерес. Там, в убежище, вполне вероятно, находился один человек, с которым я бы хотел выяснить отношения с глазу на глаз, без косых оценивающих взглядов Лешего и его команды.
– Один не пойдешь. – Загребельный все же сдался, но поставил свое условие.
– Ну, тогда дай мне… – Я помедлил, подбирая подходящую кандидатуру.
– Товарищ командир, разрешите, я пойду с дядей Максимом? – звонкий мальчишеский голос заставил всех обернуться.
Пашка стоял рядом со своей сестрой и носком ботинка ковырял землю.
– У ворот от меня толку мало, – пояснил пацан. – Автомат у меня короткий. Он для ближнего боя, а совсем не для того, чтобы издаля зверей бить. Только патроны зря тратить буду.
Это, конечно, было правдой, но всем сразу стало понятно, что основная причина Пашкиного рвения кроется совсем в ином. Скучно ему тут, в охранении. Куда приятней прогуляться в убежище, и, если там остались его старые знакомые, произвести на них эффект своим неожиданным появлением.
– Годится, возьму Павла, – не раздумывая, согласился я. Парень частично был в курсе моей истории и при беседе с Нестеровым не станет задавать ненужных вопросов.
– Ладно, шуруйте. Только быстро. – Леший поморщился. – А то что-то не нравится мне эта тишина.
– Во-первых, рано еще, только-только рассвело, – постарался я успокоить приятеля. – А во-вторых, Главный пообещал, что кентавры пока нам досаждать не будут.
– Это я помню, – кивнул Андрюха. – Но все равно как-то беспокойно на душе. Чутье, что ли? – После этого, заданного самому себе вопроса Загребельный махнул рукой, как бы отгоняя дурные предчувствия. – А, ладно… черт с ним. Все к воротам! Живо!
Бойцы мигом кинулись исполнять приказ командира. Все, кроме одного. Лиза, слегка прихрамывая, подошла к нам.
– Максим, поосторожней там, пожалуйста. – Юный снайпер обняла меня, прижалась и прошептала на ухо: – Я так соскучилась.
– Я тоже, – шепнул я в ответ, и это по сути стало нашим первым объяснением в любви. Затем я оторвал девушку от себя и, заглянув ей в глаза, шутливо пояснил: – Нам, между прочим, надо всего лишь в соседний дом сходить, так что все эти прощания ни к чему. Через полчаса увидимся.
– А я с тобой не прощаюсь. Я с тобой здороваюсь, – не растерялась Лиза. – А то как-то при всех неудобно было.
– Тогда ладно.
Я притянул девушку к себе и быстро поцеловал. В губы поцеловал. И это был наш первый настоящий поцелуй. День, видать, сегодня такой, многое делается впервые.
– Еще, – попросила Лиза.
Я поцеловал ее еще, но только на этот раз в курносый носик.
– Ой, началось! – простонал скучавший рядом Пашка.
Сказано это было так, словно он уже основательно устал от наших вечных нежностей. Получилось забавно, и мы с Лизой прыснули со смеху.
– Пора, товарищ полковник. – Пятнадцатилетний пацан напустил на себя важности.
– Ну, пошли, коль пора. – Я подмигнул девушке, поудобней перехватил «калаш» и сделал первый шаг в поселок.
Пару минут мы шли молча, пока не добрели до места, где начиналась россыпь конфискованных у одинцовцев вещей.
– Павел, мне нужна одежда, – напомнил я пацану. – А то у меня уже сейчас зуб на зуб не попадает. Представляешь, что будет ночью?
– Что искать? – осведомился пацан.
– Брюки, какой-нибудь свитер, куртку потеплее… да, и что-нибудь годное на портянки. – Я опустил взгляд на свои ноги. – Сапоги, что ты мне раздобыл, хорошие, спору нет, но не век же их на босу ногу носить.
– Сейчас поищем, – с готовностью согласился мой напарник и направился к тому месту, где вещи лежали гораздо гуще.
Как говорится, на напарника надейся, а сам не плошай. Руководствуясь именно этим принципом, я тоже взялся за поиски. Естественно, сперва внимательно осмотрелся. Тихо. Ничего подозрительного. Единственное место, где могла притаиться опасность, – это соседние многоэтажки, в которых еще вчера жили люди. Но до них с полсотни метров. Вполне сумею среагировать и вовремя открыть огонь. Так что пока часть своего внимания вполне можно сосредоточить на поисках.
Я медленно шел вперед, пиная ногами баулы и подушки, вороша стволом автомата кучи одежды и мелкой домашней утвари. Ох, эти глупые людишки, неужели вот все это они намеревались переть на своем горбу ни много ни мало, а три сотни километров?!
В поисках мне повезло сразу. Уже через пару шагов обнаружился полиэтиленовый пакет с эмблемой «BMW», в котором лежали две пары джинсов. Не новые, но целые, чистые и, главное, вроде бы моего размера. Это хорошо. Мне давно не терпелось избавиться от синих спортивных штанов, до неприличия растянутых в мотне и на коленях, – атрибута алкоголика, который поутру натянул первое, что попалось под руку, и пулей кинулся в ближайший гастроном.
Долгое время джинсы оставались моей самой удачной находкой. Дальше я почему-то находил лишь женскую и детскую одежду. Один раз на глаза попался вполне приличный джемпер, но он оказался связанным словно на какого-то пигмея. У Пашки дела шли ненамного лучше. Я видел, что пацан раздобыл две хлопчатобумажные косынки – одна голубая, другая желтая. Так-с-с… выходит, портянки у меня будут цветов украинского флага, – эта невесть откуда взявшаяся мысль меня немного развеселила. Ничего, Украина не обидится, тем более что ее уже и нету вовсе. Проклятые земли всю под себя подобрали.