Стараясь перекричать шум, Шверер приказал двигаться вдоль стреляющей цепи десанта.
- Если у них есть бронебойные пули, вы рискуете, ваше превосходительство! - крикнул командир.
Шверер настойчиво показал водителю: вдоль цепи.
Броневик двинулся. Командир коснулся плеча генерала и придвинул перископ к его глазам: перископ медленно повернулся. Спереди и сзади броневика ползущие кусты поворачивали. Еще через секунду кусты поднялись. Бойцы обегали машину. Командир, не справляясь больше с желаниями генерала, направил броневик в еще не сомкнувшийся интервал окружения. Наперерез бежал человек в синем комбинезоне. Броневик шел прямо на него. Человек не останавливался. Командир броневика на ходу дал по нему очередь. Человек упал на колени. Он поднял над головою руку и швырнул навстречу машине связку гранат. Водитель панически завертел баранку руля. Пламя разрыва метнулось сбоку. Осколки загремели по броне. Генерал невольно втянул голову в плечи. Командир в башне продолжал стрелять из пулемета.
Броневик мчался перелеском. Он выскочил в интервал охвата и полетел полем. Путь был как будто чист. Водитель прибавил газа, намереваясь выехать на идущий вблизи тракт, когда командир пронзительно крикнул:
- Стоп!
От резкого торможения Шверер ударился лицом о переднюю стенку.
Из придорожной канавы торчали шлемы. Когда броневик остановился, люди из канавы выскочили, - на них были синие комбинезоны. Мелькнули гранаты. Около самого броневика грянули разрывы. Острый запах толуоловых газов ворвался в смотровую щель. Стрелок закрыл лицо руками и молча осел.
Броневик задним ходом отходил к лужайке. Там он развернулся и помчался в промежуток между прежней цепью парашютистов и этим новым отрядом. Но ему удалось проехать не больше километра, - путь преградили пулеметы. Пули стучали по броне, как пневматические молотки. Командир больше не хотел встречаться с гранатами. Он сразу повернул и поехал в новом направлении. Из-за куста вслед машине метнулась граната, за нею вторая. Машина накренилась, и Шверер почувствовал, как усилилась тряска. Он вопросительно, посмотрел на командира; Тот крикнул:
- Вероятно, сорвало гусматик[39]. Едем на ободе.
- Держите к аэродрому - крикнул Шверер, - это ближе всего!
Машина вышла в поле. Вдали показался столб с "мухоловкой": аэродром у точки 172.
Машину трясло и бросало так, что генерал несколько раз больно ударился головой. Он даже обрадовался, когда Командир снова закричал:
- Стоп!
По краю аэродрома цепочкой бежали люди в синих комбинезонах. Вокруг них земля вскидывалась пылью винтовочных и пулеметных попаданий. Они все еще бежали, когда над одним из полевых ангаров взметнулся столб пламени и повалил густой черный дым.
Командир броневика приоткрыл смотровую щель.
- По-видимому, и там противник.
- По-видимому, - невозмутимо ответил Шверер.
- Куда прикажете ехать?
Шверер молчал. Он вынул сигару. Она была сломана. Он пошарил по карманам, другой не оказалось. Он отбросил сломанный конец и полез за спичками...
- Попрошу не курить, - нервно огрызнулся лейтенант и жестом показал водителю направление. Накренившись, броневик побежал просекой.
II
Олеся возилась с устройством своего маленького врачебного хозяйства в бывшем околотке штаба Шверера, когда ее спешно вызвали на аэродром к отцу.
Перед Богульным стоял польский крестьянин между двумя красноармейцами.
- Этот малый, - сказал Богульный Олесе, - несет какую-то ересь, очень похожую на правду. Будто бы около их деревни сел наш парашютист и сломал ногу.
Олеся подозрительно посмотрела на крестьянина.
- Этого не может быть. У нас не было переломов.
- Но пострадавший совершенно точно сказал ему, что если в составе нашего десанта есть врач Богульная, то про него нужно сказать именно ей.
- Странно... кто бы это мог быть?
- Кто бы ни был, - нужно его взять. Прокатись-ка на трофейной генеральской машине. Бери двух бойцов и айда.
- Зачем мне бойцы?
- Мало ли что тут может быть... Олеся махнула рукой:
- Мне нужна скорей медсестра, а не бойцы.
- Ладно, на худой конец - с тобой шофер с помощником.
Олеся повернулась к крестьянину:
- У парашютиста перелом ноги?
- Еще тваж трошке[40] погорела.
Олеся переглянулась с отцом.
- Погорела?
- Так, так, погорела. Як он падал с горящего аэроплана. Богульный рассердился:
- Эх ты... голова! Чего же ты раньше не говорил, что у него сгорел самолет?
- Тату! - испуганно вскрикнула Олеся. - Тогда это может быть только Сафар...
- Ну-ну... Кто бы ни был - доставишь его сюда. На ходу отдавая распоряжения, Олеся бежала к машине.
Мысли вихрем неслись в голове: упал с горящего самолета и назвал ее?! Она боялась гадать.
Крестьянина посадили к шоферу, чтобы показывал дорогу. Машина помчалась. По словам поляка, упавший летчик спрятан в лесу, близ опушки, до него не больше пяти километров.
Нарядный генеральский Мерседес въехал в лесок и стал пробираться между редкими деревьями. Крестьянин уверенно показывал направление.
Олеся не замечала пути. Она путалась в догадках. "Кто? кто же наконец?.."
Вдруг шофер резко затормозил и повернул в кусты. Ветки захлестали по лицам сидящих: впереди узкой просекой навстречу Мерседесу медленно шел броневик. Он часто останавливался, точно прислушиваясь.
Прежде чем кто-нибудь мог ему помешать, крестьянин мешком вывалился из машины и нырнул в кусты.
"Ловушка", - мелькнула мысль у Олеси.
Шофер искал глазами местечко, где можно было бы развернуть машину. Олеся вцепилась ему в плечо.
- А раненый?..
Она выскочила из машины. Тогда шофер коротко бросил помощнику:
- Пулемет.
Помощник вытащил ручной пулемет и поставил на сошку. Лежа в кустах, шофер перекинул со спины гранатную сумку. Олеся потянула руку:
- Дай.
Тот укоризненно покачал головой:
- Не дам. Вы медработник. - Повернулся к помощнику: - Приготовь связку в три гранаты. Мечешь после меня.
Броневик снова пошел. Он двигался, припав на одно колесо. Приблизившись к концу просеки, точно обрадовался и прибавил газу. Когда он поворачивался уже к опушке, шофер взмахнул гранатами. Олеся, открыв рот, прижалась к земле...
Из-под передка броневика метнулось пламя, воздух рвануло взрывом. Через долю секунды разорвались гранаты помощника. Их взрыв подкинул передок искалеченного броневика. Передние колеса разъехались в стороны, как ноги раненого зверя. Концы перебитой оси уперлись в землю. Башня броневика грохотала. Видно было, как от стрельбы пулеметов дрожат разошедшиеся листы брони.
Броневик вел огонь наугад. Видимо, стрелки его не предполагали, что противник лежит под самым их носом. За спинами бойцов с деревьев клочьями летела кора. Высокая сосна качнулась и упала, срезанная пулями.
- Ничего, ничего, пусть отнервничаются, - успокаивающе сказала Олеся, - не открывайте себя.
Броневик выжидательно умолк. Затем, шаря по лесу, дал несколько коротких очередей. Снова умолк. Олеся смотрела на ручные часы: стрелка двигалась издевательски медленно. А мысли мчались: там в лесу лежит человек со сломанной ногой.
Среди лесной тишины ясно прозвучал выстрел внутри броневика.
Тотчас второй.
Шофер сделал движение встать.
- Лежать! - громким топотом приказала Олеся.
- Они стреляются. Надо их взять, товарищ.
- А если берут на пушку?
- Может статься, и на пушку... - неохотно согласился шофер.
- Подождем.
Стрелка на браслете подвинулась на несколько минут. Тишину леса снова разорвал пулемет. Броневик открыл огонь.
- Ах, гады! - проворчал шофер. Он приготовил гранату и метнул ее, целясь а башню.
Пулемет на миг умолк. Потом переменил прицел и, нащупывая залегших в кустах бойцов, стал давать короткие очереди. Пули ложились ближе.
Шофер снова приготовил гранату и, тщательно прицелившись, метнул. Взрыв получился какой-то особенно звонкий. Точно ударили по пустому цинковому корыту.
Когда прошел звон в ушах, Олеся заметила, что строчит только один пулемет - здесь, над ухом. За желтым облачком гранатного разрыва она увидела свороченный на сторону ствол пулемета на броневике.
И снова в тишине умолкнувшего леса ясно прозвучал выстрел внутри броневика.
- Старо! - усмехнулся шофер. - Два раза на одну приманку не берут.
Но следом за выстрелом броневая дверь машины приоткрылась, и высунувшаяся рука взмахнула белым платком.
- Срезать? - спросил шофер.
- Что вы, товарищ?! - Олеся вытащила платок и подняла над головой.
Из броневика неловко вышел немец. Он сам поднял руки и отошел в сторону. Он был стар.
Седые усы сердито щетинились над презрительно сжатыми, тонкими губами.
Олеся послала шофера осмотреть броневик.
Адъютант был убит осколком гранаты. В башне застрял застрелившийся лейтенант. У водителя револьверным выстрелом в упор был раздроблен затылок.
Когда Олеся спросила немца об имени, он сделал вид, что не понимает.
Олеся переспросила по-немецки. Подумав, он ответил:
- Унтер-офицер Франц Лемке.
Никаких документов при нем не оказалось. Погоны с мундира были сорваны.
Немец попросил курить. Папирос ни у кого не было.
Из кустов выбежал запыхавшийся крестьянин. Радостно улыбаясь, он сказал, что до раненого летчика осталось не больше двух километров. Он только что был там...
Олеся заторопилась. Мерседес тронулся. Пленный старик привычным жестом открыл карман на задней дверце и достал большой кожаный портсигар,
"В чем-то мы просчитались, здорово просчитались..." - пробормотал он про себя и, не замечая удивленного взгляда Олеси, откусил кончик сигары.
III
Крестьяне ушли.
Гроза лежал неподвижно. Боль утихла, хотя нога сильно распухла.
Лежать было удобно. Крестьяне сунули Грозе под голову мягкий, упругий мох. Пахло сыростью и грибом. Около лица колыхалась желтеющая трава. Время от времени по вершинам деревьев пробегал ветер. Они шумели ласково, не заглушая хлопотливых птичьих голосов. Лес жил неспеша, как живет он уже сотни и тысячи лет. Жизнь эта была спокойной и уютной, с грибами, орехами, черникой...
Сквозь шумы леса донеслись звуки отдаленного боя. Застрочил пулемет. Сухо, отрывисто рвались гранаты. Вскоре присоединились разрывы артиллерийских снарядов. Сначала это было высокое бархатистое пение шрапнели. Его сменил пронзительный визг бризантных гранат. И вдруг все стихло. Сквозь настороженную тишину Гроза услышал гудение самолетов. Их не было видно, но прошли они совсем близко. И тотчас где-то близко заухало, зазвенело. Это было знакомо. Авиационные бомбы. Недалеко. Совсем недалеко! Прислушался. Между бомбами трепетали размеренные, степенные голоса крупнокалиберных зенитных пулеметов. И тоже совсем близко.
Усталость и нервная реакция брали свое. Под пение птиц, перемежающееся с тарахтением пулемета, он задремал. Но снова рванули воздух бомбы. Гроза стряхнул дрему и приподнялся на локтях. За опушкой дрались. Здесь ему ничто не грозило, он лежал, как в блиндаже. Именно от этого вдруг стало тошно. Хочется туда, где строчит пулемет. К своим. Лечь на живот, взяться за рукоять пулемета. Там не будет мягкого покоя мшистой постели, там бой. Но бой бок о бок со своими.
Не слушаясь боли, которая цепко тянула за ногу, Гроза пополз между деревьями в сторону, противоположную той, с которой его принесли крестьяне. Опушка была недалеко. Гроза видел сквозь редкие деревья небо и клубы черного дыма. Но приблизиться к последним стволам было не легко. Каждое движение заставляло скрипеть зубами.
Прислонившись к пеньку, Гроза смотрел в поле. По краю, укрытые леском, стояли легкие полевые ангары.. Большинство их горело. Несколько самолетов в самых необычайных положениях лежало на аэродроме: на крыле, вверх колесами, на-попа. Кое-где высились груды скрюченного металла. Они еще дымились. Из двух уцелевших ангаров механики выводили машины. Это были небольшие самолеты связи.
Внезапно черное облако. земли и дыма мощным фонтаном взметнулось посреди поля и закрыло от Грозы аэродром. Гроза понял, что разорвалась бомба замедленного действия, брошенная пролетевшими советскими самолетами.
Когда дым рассеялся, Гроза увидел, что еще несколько самолетов лежат в беспорядке на аэродроме. Два или три ярко пылают. Растерянно мечутся санитары.
Совсем недалеко от Грозы два механика торопливо тащили самолет. К нему, застегиваясь на ходу, бежал офицер. Гроза ясно услышал слова приказаний. Говорили по-немецки. Офицер влез в машину, поднял руку. Механики отбежали. Винт, подчиняясь самоспуску, успел сделать судорожное движение, когда новый мощный разрыв потряс воздух. Над головой взвизгнули осколки. Гроза испуганно пригнулся.
Когда он поднялся, в ушах стоял туманный гул. Один механик лежал ничком у самолета. Другой, с трудом поднявшись, придерживал правой рукой окровавленную левую. Он, спотыкаясь, побежал к ангарам. Летчика не было видно. Самолет казался неповрежденным. Гроза смотрел та него, как завороженный.
Гроза, извиваясь, полз на животе. Он старался влипнуть в землю, чтобы остаться незамеченным на открытом поле.
Исправный самолет - полет к своим, к себе, к родной земле! Полет на Родину!
Гроза подполз из-под крыла и, ухватившись за скобы, подтянулся. Делая усилие, невольно оперся на обе ноги. Все пошло кругом, он разжал руки и упал. Боль от падения была нестерпимой. Стоило большого труда заставить себя начать все сызнова. На этот раз удалось подтянуться настолько, что можно было достать вырез ступеньки в фюзеляже. Но как назло он пришелся, против больной ноги. Ухнув сквозь зубы, Гроза оттолкнул мешающую ногу здоровой и ступил в вырез.
Из пилотской кабины на него уставились расширенные от боли и удивления глаза. Офицер вытянул руку с револьвером навстречу Грозе. Произошла короткая борьба. Гроза потерял сознание. Когда он очнулся, то почувствовал, что глаза слиплись от крови. С усилием разодрал веки и увидел, что лежит внутри самолета рядом с мертвым офицером.
Грозе казалось, что он усаживается целую вечность. Вывихнутую ногу он взял руками ниже колена и сунул в педаль.
Пошевелил штурвал: элероны в порядке. Чтобы посмотреть на рули, нужно было бы высунуться. Пришлось взять на веру. Сквозь всю усталость почувствовал, как бьется сердце, когда нажал самоспуск...
Через диск завертевшегося пропеллера увидел на опушке, откуда он только что выполз, людей. Размахивая руками, они бежали к самолету.
Слезы забивали незащищенные очками глаза Грозы. Он двинул сектор и оторвал хвост. Самолет бежал.
Внезапно впереди, там, куда бежала машина, поднялась черная стена земли и, расходясь кудрявыми краями взрыва, закрыла все поле, ангары, небо. Очередная бомба с замедлением. Дав сектор до отказа, Гроза взял на себя штурвал. Почувствовал, как подкинуло взрывом под правое крыло, но земля, ангары, самые клубы дыма, - все было уже внизу. Машина послушно лезла крутою горкою. Уверенно гудел мотор. Гроза огляделся. Он вывел машину прямо на солнце, лениво поднимающееся над розовым горизонтом. Восток. Родина.
Проводив глазами машину, Олеся спросила крестьянина:
- Вы уверены, что это он?
- А то як же ж? Вот и капелюш их у дерева. Она взглянула на протянутый рваный комок кожи - да, это были остатки полетного шлема советского образца. Снова повернулась туда, где скрылся самолет. А в лесу, на прогалинке, в большом генеральском Мерседесе сидел высокий старик, в мундире с оторванными погонами. Он нервно ловил нижней губой прокуренную седую щетину усов и сосал ее. Руки старика были скручены за спиной.
IV
К 4 часам 19 августа судьба пограничного боя на северном участке юго-западного фронта, где немцами было намечено произвести вторжение на советскую территорию силами армейской группы генерала Шверера, была решена.
Лишенные оперативного руководства и поддержки бронесил, части ударной группы Шверера отходили. У них на хребте, не давая времени опомниться, двигались танки Михальчука. Скоро отступление немцев на этом участке превратилось в бегство. В прорыв устремились красная конница и моторизованная пехота. Сам Михальчук, на самолете, направился в Березно.
Занявший Березно Богульный получил по радио запрос Волкова: нельзя ли его частям совершить посадку на аэродромах Березно, Тынно и Погорелово, чтобы пополнить запас горючего? Без этого затруднено возвращение эскадры в свое расположение.
Богульный немедленно радировал согласие и распределил время посадки эскадры так, чтобы она не мешала развитию операции десантного соединения.
Вскоре на штабной аэродром сели два первых СБД. Они имели очень непрезентабельный вид. Обшивка во многих местах была задрана осколками снарядов. Острые края пробоин торчали, как клочья прорванной бумаги. На одно СБД носовая пушка, лишенная экрана, печально склонилась из башни, готовая вот-вот оторваться.
По стремянкам из самолетов сошли два командира в изорванных и закопченных кожаных комбинезонах. Это были бригкомиссар Волков и капитан Косых. Они вошли в кабинет генерала Шверера, где сидел теперь командарм второго ранга Михальчук. После официального доклада посыпались вопросы с обеих сторон. Михальчук интересовался подробностями полета.
Узнав о наличии раненых, Михальчук повернулся к Богульному:
- Товарищ комдив, у вас тут есть врачи. Прикажите сделать все возможное, чтобы раненые люди эскадры были немедленно эвакуированы в наше расположение на возвращающихся десантных машинах. Дорохова скорее сюда. Может быть, нужна операция...
Выходя, Богульный столкнулся с Косых.
- Олеся здесь? - спросил капитан.
- Скоро вернется. Поехала за одним раненым. Ох и дивчина. Прямо на плечах немцев влезла в околоток их. штаба. Теперь у нее там целое хозяйство.
Косых перебил:
- Тарас... Сафар погиб.
Косых видел, как изменился в лице Богульный.
- Сафар? Эх, дивчина моя...
Он махнул рукой и вышел исполнять приказание Михальчука.
Косых примостился в одной из комнат штаба, чтобы просмотреть сводки о действиях Красной армии за вчерашний день и истекшую ночь. Он видел, что результаты их собственного рейда уже отмечены сводкой. Тут же он с волнением прочел лаконическое, но четкое описание другого рейда, совершенного одним из бомбардировочных соединений советской авиации. Это был налет на окрестности Магдебурга, где немцы сосредоточили грандиозные запасы горючего, накопленные в течение нескольких лет подготовки к войне. Бронированные подземные хранилища не спасли драгоценные запасы. Пожар, охвативший эту топливную базу германской армии, был так велик, что жители поспешно покидали местность только потому, что не было возможности дышать от гнетущего жара.
Из сообщений о действиях наземных частей Красной армии Косых узнал, что почти по всему фронту они отбросили первый натиск германских частей и форсируют линию укреплений уже на территории противника. Оставаясь верным своей тактике нарушения нейтралитета третьих стран, противник пытался выйти во фланги Красной армии. На юге бронечасти и конница немцев неожиданно появились со стороны румынского города Хотина. Они были отброшены. Аналогичный случай произошел и в северном углу, где немцы подошли к советской границе со стороны латвийской станции Индра...
Чтение, увлекшее Косых, прервал прибежавший порученец:
- Товарищ капитан, к бригкомиссару Волкову.
- Иду, - проговорил Косых, хватая сумку с картами. - А что случилось?
- В тылу противника большое восстание.
- Где?
- В районе Нюрнберга.
- Знакомые места.
- Восстали рабочие военных заводов.
- Вот молодцы! - вырвалось у Косых.
- По сообщению Нюрнбергской радиостанции, находящейся в руках восставших, они располагают большими запасами оружия, но германские власти уже двинули войска для подавления восстания.
- Так надо же его поддержать!..
- Кажется, об этом и речь, - удовлетворенно сказал порученец. - Задача возлагается на вашу эскадру. Косых в сомнении покачал головой:
- Мы очень растрепаны. Порученец пожал плечами.
- Волков берется.
Входя в штаб, Косых увидел Волкова, сидевшего перед командармом, и уловил конец его фразы:
- ...не сомневаюсь ни минуты - сделаем.
- Сначала нужно еще туда пробиться. Полет будет происходить днем. Учтите.
- Товарищ командарм, - Волков встал. - Разрешите считать вопрос решенным. С такими людьми и на таких машинах можно пробиться на луну, не то что к Нюрнбергу. Туда мы дорогу уже знаем.
С дивана в сторонке послышался слабый голос Дорохова:
- Правильно, товарищ Волков. В кабинет вошел Богулыный:
- Машины бригкомиссара Волкова заправлены из трофейных запасов. Боеприпасы дал свои. Мои люди стянуты и готовы к посадке в самолеты.
Михальчук взглянул на часы:
- Меньше часа? Не плохо справляетесь, товарищ Богульный.
- Хозяйство налажено, товарищ командарм.
- Каждому из ваших бойцов придется там стать командиром.
- Хоть полковым. Народ подходящий...
- Товарищ командарм, - перебил Богульного Волков, - разрешите отправляться?
- Как только ваш личный состав отдохнет. Волков повернулся к выходу. Его поманил к себе Дорохов.
- Нагнись-ка.
Когда бритая голова Волкова поравнялась с его лицом, Дорохов коснулся губами лба комиссара.
- Береги людей, Ваня. Война только начинается.
Волков вошел в один из домов, отведенных для отдыха летчикам его эскадры. Постели, диваны, столы, весь пол, даже подоконники были заняты людьми. Многие уже спали не раздевшись. Другие только еще укладывались.
Со шкафа раздавались звуки репродуктора. Молодой радист, без гимнастерки и сапог, ловил Коминтерн. Слышимость была хорошая, без помех. Динамик четко выговаривал слова утреннего выпуска последних известий:
"Сообщение о действиях советской авиации произвело в Европе огромное впечатление..."
"В Чехословакии народные демонстрации против немецких насильников..."
"Под давлением народных масс во Франции образовано правительство Народного фронта. Гитлер получил отпор..."
Диктор умолк. Динамик издавал ровное гудение. Молодой радист мечтательно смотрел на приемник. Еще не заснувшие летчики внимательно слушали:
"Агентство Гавас сообщает, - снова заговорил приемник, - что правительство Франции назначило маршала Дерена главнокомандующим вооруженными силами Франции.
По приказу Дерена командующий воздушной армией генерал Девуаз вылетел в Нанси". Диктор опять умолк. Было слышно его дыхание.
- Вылетел... то-то, умнеют прямо на глазах, - тихо произнес молодой радист.
- Посмотрим, - скептически сказал один из летчиков, снимая второй сапог...
Радист сердито посмотрел на него, собираясь начать спор.
- Т-с-с... - замахал руками комиссар. - Спать, спать! Вам на это дается всего три часа.
- Может, через три часа опять на Нюрнберг? - спросил радист.
- Я этого не сказал, - засмеялся Волков. - Я просил спать.
Волков тщательно прикрыл за собою дверь и на цыпочках пошел по коридору, стараясь не задеть лежащих и там летчиков. Иногда он наклонялся и заботливо поправлял выбившийся из-под головы мешок парашюта или сползшее пальто. Любовно вглядывался в лица спящих.
За дверью пробили часы. Они отсчитали пять звонких ударов.
5 часов 19 августа. Первые двенадцать часов большой войны.
1939 год
[1] Штурмовые отряды нацистской партии - Здесь и далее прим. автора.
[2] Особый корпус охраны.
[3] Ген-майор фон Рорбах - нач. штаба Люфтваффе.
[4] Догадка фельдмайора Бунк неверна. Налет немцев был отражен благодаря тому, что советские пограничные посты ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение, связь) были снабжены усовершенствованными слуховыми прибора, и высокой чувствительности. Еще до того, как противник перелетел советскую границу, дежурные части ВВС узнали о приближении большого числа самолетов и немедленно поднялись со своих аэродромов. Имперцы обманулись во внезапности своего удара потому, что установление факта нападения и передачу тревоги к аэродромам наши погранчасти и радиослужба выполнили очень быстро. Таким образом, лишь благодаря высокой технике охранения и бдительности использовавших ее людей намерения врага были предупреждены.
[5] Командующий германским воздушным флотом генегал-от-авиации Герман Бурхард.
[6] Для питания кислородных дыхательных приборов на высоте.
[7] Скоростной бомбардировщик дальнего действия.
[8] Лоб самолета измеряется площадью его наибольшего поперечного сечения. Чем больше лоб, тем больше сопротивление воздуха (лобовое сопротивление).
[9] Движителем называется приспособление, преобразующее энергию двигателя в движение. У паровоза движителем является ведущее колесо, у трактора гусеница, у самолета - пропеллер.
[10] ВРД - обозначение высотного разведчика дальнего рейда (тип, состоявший на вооружении в части, которой командовал Старун).
[11] Барраж - заграждение.
[12] Автопилот - приспособление, позволяющее самолету сохранять заданное направление полета и устойчивость без участия летчика.
[13] Картушка - диск компаса с нанесенными на него делениями.
[14] По-французски: за заслугу - орден в кайзеровской Германии.
[15] "U" - обозначение подземных аэродромов в имперских ВВС.
[16] Центроплан - средняя часть корпуса самолета с коренными образованиями несущих поверхностей, к которым крепятся крылья.
[17] Великий Фриц - прозвище прусского короля Фридриха II.
[18] Дать депешу клером - дать ее в открытую, без шифра.
[19] Шупо - сокр. от Schutzpolizei - так называют в Германии наружную полицию.
[20] Округи.
[21] Hа Александерштрассе расположен полицейпрезидиум Берлина.
[22] Военное министерство.
[23] Allgemeine Elektricitats-Gesellschaft - Всеобщая компания электричества.
[24] Так именуют профсоюзных национал-социалистских функционеров.
[25] Совет доверенных - ставленники наци, подменяющие профсоюзные органы на предприятиях Третьей империи.
[26] Латинским "U" в Берлине обозначаются входы в метрополитен (Untergrundbahn).
[27] НСКК - национал-социалистский автомобильный корпус.
[28] Доктор honoris causa - почетная ученая степень.
[29] Трассирующие снаряды и пуля оставляют за собой яркий след, дающий стрелку возможность проверить наводку.
[30] Для сохранения в гондоле давления, обеспечивающего дыхание, люки стратосферных кораблей снабжались двойными и тройными крышками, позволяющими сообщаться с внешней атмосферой, не слишком понижая давление, поддерживаемое бутылями со сжатым воздухом.
[31] Не нужно.
[32] Той.
[33] С утра.
[34] Красный.
[35] На зонтиках.
[36] Местах.
[37] На заре.
[38] Обозначение самолета - тяжелый, десантный.
[39] Автомобильные баллоны, не боящиеся проколов и пулевых пробоин.
[40] Лицо немного.
- Если у них есть бронебойные пули, вы рискуете, ваше превосходительство! - крикнул командир.
Шверер настойчиво показал водителю: вдоль цепи.
Броневик двинулся. Командир коснулся плеча генерала и придвинул перископ к его глазам: перископ медленно повернулся. Спереди и сзади броневика ползущие кусты поворачивали. Еще через секунду кусты поднялись. Бойцы обегали машину. Командир, не справляясь больше с желаниями генерала, направил броневик в еще не сомкнувшийся интервал окружения. Наперерез бежал человек в синем комбинезоне. Броневик шел прямо на него. Человек не останавливался. Командир броневика на ходу дал по нему очередь. Человек упал на колени. Он поднял над головою руку и швырнул навстречу машине связку гранат. Водитель панически завертел баранку руля. Пламя разрыва метнулось сбоку. Осколки загремели по броне. Генерал невольно втянул голову в плечи. Командир в башне продолжал стрелять из пулемета.
Броневик мчался перелеском. Он выскочил в интервал охвата и полетел полем. Путь был как будто чист. Водитель прибавил газа, намереваясь выехать на идущий вблизи тракт, когда командир пронзительно крикнул:
- Стоп!
От резкого торможения Шверер ударился лицом о переднюю стенку.
Из придорожной канавы торчали шлемы. Когда броневик остановился, люди из канавы выскочили, - на них были синие комбинезоны. Мелькнули гранаты. Около самого броневика грянули разрывы. Острый запах толуоловых газов ворвался в смотровую щель. Стрелок закрыл лицо руками и молча осел.
Броневик задним ходом отходил к лужайке. Там он развернулся и помчался в промежуток между прежней цепью парашютистов и этим новым отрядом. Но ему удалось проехать не больше километра, - путь преградили пулеметы. Пули стучали по броне, как пневматические молотки. Командир больше не хотел встречаться с гранатами. Он сразу повернул и поехал в новом направлении. Из-за куста вслед машине метнулась граната, за нею вторая. Машина накренилась, и Шверер почувствовал, как усилилась тряска. Он вопросительно, посмотрел на командира; Тот крикнул:
- Вероятно, сорвало гусматик[39]. Едем на ободе.
- Держите к аэродрому - крикнул Шверер, - это ближе всего!
Машина вышла в поле. Вдали показался столб с "мухоловкой": аэродром у точки 172.
Машину трясло и бросало так, что генерал несколько раз больно ударился головой. Он даже обрадовался, когда Командир снова закричал:
- Стоп!
По краю аэродрома цепочкой бежали люди в синих комбинезонах. Вокруг них земля вскидывалась пылью винтовочных и пулеметных попаданий. Они все еще бежали, когда над одним из полевых ангаров взметнулся столб пламени и повалил густой черный дым.
Командир броневика приоткрыл смотровую щель.
- По-видимому, и там противник.
- По-видимому, - невозмутимо ответил Шверер.
- Куда прикажете ехать?
Шверер молчал. Он вынул сигару. Она была сломана. Он пошарил по карманам, другой не оказалось. Он отбросил сломанный конец и полез за спичками...
- Попрошу не курить, - нервно огрызнулся лейтенант и жестом показал водителю направление. Накренившись, броневик побежал просекой.
II
Олеся возилась с устройством своего маленького врачебного хозяйства в бывшем околотке штаба Шверера, когда ее спешно вызвали на аэродром к отцу.
Перед Богульным стоял польский крестьянин между двумя красноармейцами.
- Этот малый, - сказал Богульный Олесе, - несет какую-то ересь, очень похожую на правду. Будто бы около их деревни сел наш парашютист и сломал ногу.
Олеся подозрительно посмотрела на крестьянина.
- Этого не может быть. У нас не было переломов.
- Но пострадавший совершенно точно сказал ему, что если в составе нашего десанта есть врач Богульная, то про него нужно сказать именно ей.
- Странно... кто бы это мог быть?
- Кто бы ни был, - нужно его взять. Прокатись-ка на трофейной генеральской машине. Бери двух бойцов и айда.
- Зачем мне бойцы?
- Мало ли что тут может быть... Олеся махнула рукой:
- Мне нужна скорей медсестра, а не бойцы.
- Ладно, на худой конец - с тобой шофер с помощником.
Олеся повернулась к крестьянину:
- У парашютиста перелом ноги?
- Еще тваж трошке[40] погорела.
Олеся переглянулась с отцом.
- Погорела?
- Так, так, погорела. Як он падал с горящего аэроплана. Богульный рассердился:
- Эх ты... голова! Чего же ты раньше не говорил, что у него сгорел самолет?
- Тату! - испуганно вскрикнула Олеся. - Тогда это может быть только Сафар...
- Ну-ну... Кто бы ни был - доставишь его сюда. На ходу отдавая распоряжения, Олеся бежала к машине.
Мысли вихрем неслись в голове: упал с горящего самолета и назвал ее?! Она боялась гадать.
Крестьянина посадили к шоферу, чтобы показывал дорогу. Машина помчалась. По словам поляка, упавший летчик спрятан в лесу, близ опушки, до него не больше пяти километров.
Нарядный генеральский Мерседес въехал в лесок и стал пробираться между редкими деревьями. Крестьянин уверенно показывал направление.
Олеся не замечала пути. Она путалась в догадках. "Кто? кто же наконец?.."
Вдруг шофер резко затормозил и повернул в кусты. Ветки захлестали по лицам сидящих: впереди узкой просекой навстречу Мерседесу медленно шел броневик. Он часто останавливался, точно прислушиваясь.
Прежде чем кто-нибудь мог ему помешать, крестьянин мешком вывалился из машины и нырнул в кусты.
"Ловушка", - мелькнула мысль у Олеси.
Шофер искал глазами местечко, где можно было бы развернуть машину. Олеся вцепилась ему в плечо.
- А раненый?..
Она выскочила из машины. Тогда шофер коротко бросил помощнику:
- Пулемет.
Помощник вытащил ручной пулемет и поставил на сошку. Лежа в кустах, шофер перекинул со спины гранатную сумку. Олеся потянула руку:
- Дай.
Тот укоризненно покачал головой:
- Не дам. Вы медработник. - Повернулся к помощнику: - Приготовь связку в три гранаты. Мечешь после меня.
Броневик снова пошел. Он двигался, припав на одно колесо. Приблизившись к концу просеки, точно обрадовался и прибавил газу. Когда он поворачивался уже к опушке, шофер взмахнул гранатами. Олеся, открыв рот, прижалась к земле...
Из-под передка броневика метнулось пламя, воздух рвануло взрывом. Через долю секунды разорвались гранаты помощника. Их взрыв подкинул передок искалеченного броневика. Передние колеса разъехались в стороны, как ноги раненого зверя. Концы перебитой оси уперлись в землю. Башня броневика грохотала. Видно было, как от стрельбы пулеметов дрожат разошедшиеся листы брони.
Броневик вел огонь наугад. Видимо, стрелки его не предполагали, что противник лежит под самым их носом. За спинами бойцов с деревьев клочьями летела кора. Высокая сосна качнулась и упала, срезанная пулями.
- Ничего, ничего, пусть отнервничаются, - успокаивающе сказала Олеся, - не открывайте себя.
Броневик выжидательно умолк. Затем, шаря по лесу, дал несколько коротких очередей. Снова умолк. Олеся смотрела на ручные часы: стрелка двигалась издевательски медленно. А мысли мчались: там в лесу лежит человек со сломанной ногой.
Среди лесной тишины ясно прозвучал выстрел внутри броневика.
Тотчас второй.
Шофер сделал движение встать.
- Лежать! - громким топотом приказала Олеся.
- Они стреляются. Надо их взять, товарищ.
- А если берут на пушку?
- Может статься, и на пушку... - неохотно согласился шофер.
- Подождем.
Стрелка на браслете подвинулась на несколько минут. Тишину леса снова разорвал пулемет. Броневик открыл огонь.
- Ах, гады! - проворчал шофер. Он приготовил гранату и метнул ее, целясь а башню.
Пулемет на миг умолк. Потом переменил прицел и, нащупывая залегших в кустах бойцов, стал давать короткие очереди. Пули ложились ближе.
Шофер снова приготовил гранату и, тщательно прицелившись, метнул. Взрыв получился какой-то особенно звонкий. Точно ударили по пустому цинковому корыту.
Когда прошел звон в ушах, Олеся заметила, что строчит только один пулемет - здесь, над ухом. За желтым облачком гранатного разрыва она увидела свороченный на сторону ствол пулемета на броневике.
И снова в тишине умолкнувшего леса ясно прозвучал выстрел внутри броневика.
- Старо! - усмехнулся шофер. - Два раза на одну приманку не берут.
Но следом за выстрелом броневая дверь машины приоткрылась, и высунувшаяся рука взмахнула белым платком.
- Срезать? - спросил шофер.
- Что вы, товарищ?! - Олеся вытащила платок и подняла над головой.
Из броневика неловко вышел немец. Он сам поднял руки и отошел в сторону. Он был стар.
Седые усы сердито щетинились над презрительно сжатыми, тонкими губами.
Олеся послала шофера осмотреть броневик.
Адъютант был убит осколком гранаты. В башне застрял застрелившийся лейтенант. У водителя револьверным выстрелом в упор был раздроблен затылок.
Когда Олеся спросила немца об имени, он сделал вид, что не понимает.
Олеся переспросила по-немецки. Подумав, он ответил:
- Унтер-офицер Франц Лемке.
Никаких документов при нем не оказалось. Погоны с мундира были сорваны.
Немец попросил курить. Папирос ни у кого не было.
Из кустов выбежал запыхавшийся крестьянин. Радостно улыбаясь, он сказал, что до раненого летчика осталось не больше двух километров. Он только что был там...
Олеся заторопилась. Мерседес тронулся. Пленный старик привычным жестом открыл карман на задней дверце и достал большой кожаный портсигар,
"В чем-то мы просчитались, здорово просчитались..." - пробормотал он про себя и, не замечая удивленного взгляда Олеси, откусил кончик сигары.
III
Крестьяне ушли.
Гроза лежал неподвижно. Боль утихла, хотя нога сильно распухла.
Лежать было удобно. Крестьяне сунули Грозе под голову мягкий, упругий мох. Пахло сыростью и грибом. Около лица колыхалась желтеющая трава. Время от времени по вершинам деревьев пробегал ветер. Они шумели ласково, не заглушая хлопотливых птичьих голосов. Лес жил неспеша, как живет он уже сотни и тысячи лет. Жизнь эта была спокойной и уютной, с грибами, орехами, черникой...
Сквозь шумы леса донеслись звуки отдаленного боя. Застрочил пулемет. Сухо, отрывисто рвались гранаты. Вскоре присоединились разрывы артиллерийских снарядов. Сначала это было высокое бархатистое пение шрапнели. Его сменил пронзительный визг бризантных гранат. И вдруг все стихло. Сквозь настороженную тишину Гроза услышал гудение самолетов. Их не было видно, но прошли они совсем близко. И тотчас где-то близко заухало, зазвенело. Это было знакомо. Авиационные бомбы. Недалеко. Совсем недалеко! Прислушался. Между бомбами трепетали размеренные, степенные голоса крупнокалиберных зенитных пулеметов. И тоже совсем близко.
Усталость и нервная реакция брали свое. Под пение птиц, перемежающееся с тарахтением пулемета, он задремал. Но снова рванули воздух бомбы. Гроза стряхнул дрему и приподнялся на локтях. За опушкой дрались. Здесь ему ничто не грозило, он лежал, как в блиндаже. Именно от этого вдруг стало тошно. Хочется туда, где строчит пулемет. К своим. Лечь на живот, взяться за рукоять пулемета. Там не будет мягкого покоя мшистой постели, там бой. Но бой бок о бок со своими.
Не слушаясь боли, которая цепко тянула за ногу, Гроза пополз между деревьями в сторону, противоположную той, с которой его принесли крестьяне. Опушка была недалеко. Гроза видел сквозь редкие деревья небо и клубы черного дыма. Но приблизиться к последним стволам было не легко. Каждое движение заставляло скрипеть зубами.
Прислонившись к пеньку, Гроза смотрел в поле. По краю, укрытые леском, стояли легкие полевые ангары.. Большинство их горело. Несколько самолетов в самых необычайных положениях лежало на аэродроме: на крыле, вверх колесами, на-попа. Кое-где высились груды скрюченного металла. Они еще дымились. Из двух уцелевших ангаров механики выводили машины. Это были небольшие самолеты связи.
Внезапно черное облако. земли и дыма мощным фонтаном взметнулось посреди поля и закрыло от Грозы аэродром. Гроза понял, что разорвалась бомба замедленного действия, брошенная пролетевшими советскими самолетами.
Когда дым рассеялся, Гроза увидел, что еще несколько самолетов лежат в беспорядке на аэродроме. Два или три ярко пылают. Растерянно мечутся санитары.
Совсем недалеко от Грозы два механика торопливо тащили самолет. К нему, застегиваясь на ходу, бежал офицер. Гроза ясно услышал слова приказаний. Говорили по-немецки. Офицер влез в машину, поднял руку. Механики отбежали. Винт, подчиняясь самоспуску, успел сделать судорожное движение, когда новый мощный разрыв потряс воздух. Над головой взвизгнули осколки. Гроза испуганно пригнулся.
Когда он поднялся, в ушах стоял туманный гул. Один механик лежал ничком у самолета. Другой, с трудом поднявшись, придерживал правой рукой окровавленную левую. Он, спотыкаясь, побежал к ангарам. Летчика не было видно. Самолет казался неповрежденным. Гроза смотрел та него, как завороженный.
Гроза, извиваясь, полз на животе. Он старался влипнуть в землю, чтобы остаться незамеченным на открытом поле.
Исправный самолет - полет к своим, к себе, к родной земле! Полет на Родину!
Гроза подполз из-под крыла и, ухватившись за скобы, подтянулся. Делая усилие, невольно оперся на обе ноги. Все пошло кругом, он разжал руки и упал. Боль от падения была нестерпимой. Стоило большого труда заставить себя начать все сызнова. На этот раз удалось подтянуться настолько, что можно было достать вырез ступеньки в фюзеляже. Но как назло он пришелся, против больной ноги. Ухнув сквозь зубы, Гроза оттолкнул мешающую ногу здоровой и ступил в вырез.
Из пилотской кабины на него уставились расширенные от боли и удивления глаза. Офицер вытянул руку с револьвером навстречу Грозе. Произошла короткая борьба. Гроза потерял сознание. Когда он очнулся, то почувствовал, что глаза слиплись от крови. С усилием разодрал веки и увидел, что лежит внутри самолета рядом с мертвым офицером.
Грозе казалось, что он усаживается целую вечность. Вывихнутую ногу он взял руками ниже колена и сунул в педаль.
Пошевелил штурвал: элероны в порядке. Чтобы посмотреть на рули, нужно было бы высунуться. Пришлось взять на веру. Сквозь всю усталость почувствовал, как бьется сердце, когда нажал самоспуск...
Через диск завертевшегося пропеллера увидел на опушке, откуда он только что выполз, людей. Размахивая руками, они бежали к самолету.
Слезы забивали незащищенные очками глаза Грозы. Он двинул сектор и оторвал хвост. Самолет бежал.
Внезапно впереди, там, куда бежала машина, поднялась черная стена земли и, расходясь кудрявыми краями взрыва, закрыла все поле, ангары, небо. Очередная бомба с замедлением. Дав сектор до отказа, Гроза взял на себя штурвал. Почувствовал, как подкинуло взрывом под правое крыло, но земля, ангары, самые клубы дыма, - все было уже внизу. Машина послушно лезла крутою горкою. Уверенно гудел мотор. Гроза огляделся. Он вывел машину прямо на солнце, лениво поднимающееся над розовым горизонтом. Восток. Родина.
Проводив глазами машину, Олеся спросила крестьянина:
- Вы уверены, что это он?
- А то як же ж? Вот и капелюш их у дерева. Она взглянула на протянутый рваный комок кожи - да, это были остатки полетного шлема советского образца. Снова повернулась туда, где скрылся самолет. А в лесу, на прогалинке, в большом генеральском Мерседесе сидел высокий старик, в мундире с оторванными погонами. Он нервно ловил нижней губой прокуренную седую щетину усов и сосал ее. Руки старика были скручены за спиной.
IV
К 4 часам 19 августа судьба пограничного боя на северном участке юго-западного фронта, где немцами было намечено произвести вторжение на советскую территорию силами армейской группы генерала Шверера, была решена.
Лишенные оперативного руководства и поддержки бронесил, части ударной группы Шверера отходили. У них на хребте, не давая времени опомниться, двигались танки Михальчука. Скоро отступление немцев на этом участке превратилось в бегство. В прорыв устремились красная конница и моторизованная пехота. Сам Михальчук, на самолете, направился в Березно.
Занявший Березно Богульный получил по радио запрос Волкова: нельзя ли его частям совершить посадку на аэродромах Березно, Тынно и Погорелово, чтобы пополнить запас горючего? Без этого затруднено возвращение эскадры в свое расположение.
Богульный немедленно радировал согласие и распределил время посадки эскадры так, чтобы она не мешала развитию операции десантного соединения.
Вскоре на штабной аэродром сели два первых СБД. Они имели очень непрезентабельный вид. Обшивка во многих местах была задрана осколками снарядов. Острые края пробоин торчали, как клочья прорванной бумаги. На одно СБД носовая пушка, лишенная экрана, печально склонилась из башни, готовая вот-вот оторваться.
По стремянкам из самолетов сошли два командира в изорванных и закопченных кожаных комбинезонах. Это были бригкомиссар Волков и капитан Косых. Они вошли в кабинет генерала Шверера, где сидел теперь командарм второго ранга Михальчук. После официального доклада посыпались вопросы с обеих сторон. Михальчук интересовался подробностями полета.
Узнав о наличии раненых, Михальчук повернулся к Богульному:
- Товарищ комдив, у вас тут есть врачи. Прикажите сделать все возможное, чтобы раненые люди эскадры были немедленно эвакуированы в наше расположение на возвращающихся десантных машинах. Дорохова скорее сюда. Может быть, нужна операция...
Выходя, Богульный столкнулся с Косых.
- Олеся здесь? - спросил капитан.
- Скоро вернется. Поехала за одним раненым. Ох и дивчина. Прямо на плечах немцев влезла в околоток их. штаба. Теперь у нее там целое хозяйство.
Косых перебил:
- Тарас... Сафар погиб.
Косых видел, как изменился в лице Богульный.
- Сафар? Эх, дивчина моя...
Он махнул рукой и вышел исполнять приказание Михальчука.
Косых примостился в одной из комнат штаба, чтобы просмотреть сводки о действиях Красной армии за вчерашний день и истекшую ночь. Он видел, что результаты их собственного рейда уже отмечены сводкой. Тут же он с волнением прочел лаконическое, но четкое описание другого рейда, совершенного одним из бомбардировочных соединений советской авиации. Это был налет на окрестности Магдебурга, где немцы сосредоточили грандиозные запасы горючего, накопленные в течение нескольких лет подготовки к войне. Бронированные подземные хранилища не спасли драгоценные запасы. Пожар, охвативший эту топливную базу германской армии, был так велик, что жители поспешно покидали местность только потому, что не было возможности дышать от гнетущего жара.
Из сообщений о действиях наземных частей Красной армии Косых узнал, что почти по всему фронту они отбросили первый натиск германских частей и форсируют линию укреплений уже на территории противника. Оставаясь верным своей тактике нарушения нейтралитета третьих стран, противник пытался выйти во фланги Красной армии. На юге бронечасти и конница немцев неожиданно появились со стороны румынского города Хотина. Они были отброшены. Аналогичный случай произошел и в северном углу, где немцы подошли к советской границе со стороны латвийской станции Индра...
Чтение, увлекшее Косых, прервал прибежавший порученец:
- Товарищ капитан, к бригкомиссару Волкову.
- Иду, - проговорил Косых, хватая сумку с картами. - А что случилось?
- В тылу противника большое восстание.
- Где?
- В районе Нюрнберга.
- Знакомые места.
- Восстали рабочие военных заводов.
- Вот молодцы! - вырвалось у Косых.
- По сообщению Нюрнбергской радиостанции, находящейся в руках восставших, они располагают большими запасами оружия, но германские власти уже двинули войска для подавления восстания.
- Так надо же его поддержать!..
- Кажется, об этом и речь, - удовлетворенно сказал порученец. - Задача возлагается на вашу эскадру. Косых в сомнении покачал головой:
- Мы очень растрепаны. Порученец пожал плечами.
- Волков берется.
Входя в штаб, Косых увидел Волкова, сидевшего перед командармом, и уловил конец его фразы:
- ...не сомневаюсь ни минуты - сделаем.
- Сначала нужно еще туда пробиться. Полет будет происходить днем. Учтите.
- Товарищ командарм, - Волков встал. - Разрешите считать вопрос решенным. С такими людьми и на таких машинах можно пробиться на луну, не то что к Нюрнбергу. Туда мы дорогу уже знаем.
С дивана в сторонке послышался слабый голос Дорохова:
- Правильно, товарищ Волков. В кабинет вошел Богулыный:
- Машины бригкомиссара Волкова заправлены из трофейных запасов. Боеприпасы дал свои. Мои люди стянуты и готовы к посадке в самолеты.
Михальчук взглянул на часы:
- Меньше часа? Не плохо справляетесь, товарищ Богульный.
- Хозяйство налажено, товарищ командарм.
- Каждому из ваших бойцов придется там стать командиром.
- Хоть полковым. Народ подходящий...
- Товарищ командарм, - перебил Богульного Волков, - разрешите отправляться?
- Как только ваш личный состав отдохнет. Волков повернулся к выходу. Его поманил к себе Дорохов.
- Нагнись-ка.
Когда бритая голова Волкова поравнялась с его лицом, Дорохов коснулся губами лба комиссара.
- Береги людей, Ваня. Война только начинается.
Волков вошел в один из домов, отведенных для отдыха летчикам его эскадры. Постели, диваны, столы, весь пол, даже подоконники были заняты людьми. Многие уже спали не раздевшись. Другие только еще укладывались.
Со шкафа раздавались звуки репродуктора. Молодой радист, без гимнастерки и сапог, ловил Коминтерн. Слышимость была хорошая, без помех. Динамик четко выговаривал слова утреннего выпуска последних известий:
"Сообщение о действиях советской авиации произвело в Европе огромное впечатление..."
"В Чехословакии народные демонстрации против немецких насильников..."
"Под давлением народных масс во Франции образовано правительство Народного фронта. Гитлер получил отпор..."
Диктор умолк. Динамик издавал ровное гудение. Молодой радист мечтательно смотрел на приемник. Еще не заснувшие летчики внимательно слушали:
"Агентство Гавас сообщает, - снова заговорил приемник, - что правительство Франции назначило маршала Дерена главнокомандующим вооруженными силами Франции.
По приказу Дерена командующий воздушной армией генерал Девуаз вылетел в Нанси". Диктор опять умолк. Было слышно его дыхание.
- Вылетел... то-то, умнеют прямо на глазах, - тихо произнес молодой радист.
- Посмотрим, - скептически сказал один из летчиков, снимая второй сапог...
Радист сердито посмотрел на него, собираясь начать спор.
- Т-с-с... - замахал руками комиссар. - Спать, спать! Вам на это дается всего три часа.
- Может, через три часа опять на Нюрнберг? - спросил радист.
- Я этого не сказал, - засмеялся Волков. - Я просил спать.
Волков тщательно прикрыл за собою дверь и на цыпочках пошел по коридору, стараясь не задеть лежащих и там летчиков. Иногда он наклонялся и заботливо поправлял выбившийся из-под головы мешок парашюта или сползшее пальто. Любовно вглядывался в лица спящих.
За дверью пробили часы. Они отсчитали пять звонких ударов.
5 часов 19 августа. Первые двенадцать часов большой войны.
1939 год
[1] Штурмовые отряды нацистской партии - Здесь и далее прим. автора.
[2] Особый корпус охраны.
[3] Ген-майор фон Рорбах - нач. штаба Люфтваффе.
[4] Догадка фельдмайора Бунк неверна. Налет немцев был отражен благодаря тому, что советские пограничные посты ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение, связь) были снабжены усовершенствованными слуховыми прибора, и высокой чувствительности. Еще до того, как противник перелетел советскую границу, дежурные части ВВС узнали о приближении большого числа самолетов и немедленно поднялись со своих аэродромов. Имперцы обманулись во внезапности своего удара потому, что установление факта нападения и передачу тревоги к аэродромам наши погранчасти и радиослужба выполнили очень быстро. Таким образом, лишь благодаря высокой технике охранения и бдительности использовавших ее людей намерения врага были предупреждены.
[5] Командующий германским воздушным флотом генегал-от-авиации Герман Бурхард.
[6] Для питания кислородных дыхательных приборов на высоте.
[7] Скоростной бомбардировщик дальнего действия.
[8] Лоб самолета измеряется площадью его наибольшего поперечного сечения. Чем больше лоб, тем больше сопротивление воздуха (лобовое сопротивление).
[9] Движителем называется приспособление, преобразующее энергию двигателя в движение. У паровоза движителем является ведущее колесо, у трактора гусеница, у самолета - пропеллер.
[10] ВРД - обозначение высотного разведчика дальнего рейда (тип, состоявший на вооружении в части, которой командовал Старун).
[11] Барраж - заграждение.
[12] Автопилот - приспособление, позволяющее самолету сохранять заданное направление полета и устойчивость без участия летчика.
[13] Картушка - диск компаса с нанесенными на него делениями.
[14] По-французски: за заслугу - орден в кайзеровской Германии.
[15] "U" - обозначение подземных аэродромов в имперских ВВС.
[16] Центроплан - средняя часть корпуса самолета с коренными образованиями несущих поверхностей, к которым крепятся крылья.
[17] Великий Фриц - прозвище прусского короля Фридриха II.
[18] Дать депешу клером - дать ее в открытую, без шифра.
[19] Шупо - сокр. от Schutzpolizei - так называют в Германии наружную полицию.
[20] Округи.
[21] Hа Александерштрассе расположен полицейпрезидиум Берлина.
[22] Военное министерство.
[23] Allgemeine Elektricitats-Gesellschaft - Всеобщая компания электричества.
[24] Так именуют профсоюзных национал-социалистских функционеров.
[25] Совет доверенных - ставленники наци, подменяющие профсоюзные органы на предприятиях Третьей империи.
[26] Латинским "U" в Берлине обозначаются входы в метрополитен (Untergrundbahn).
[27] НСКК - национал-социалистский автомобильный корпус.
[28] Доктор honoris causa - почетная ученая степень.
[29] Трассирующие снаряды и пуля оставляют за собой яркий след, дающий стрелку возможность проверить наводку.
[30] Для сохранения в гондоле давления, обеспечивающего дыхание, люки стратосферных кораблей снабжались двойными и тройными крышками, позволяющими сообщаться с внешней атмосферой, не слишком понижая давление, поддерживаемое бутылями со сжатым воздухом.
[31] Не нужно.
[32] Той.
[33] С утра.
[34] Красный.
[35] На зонтиках.
[36] Местах.
[37] На заре.
[38] Обозначение самолета - тяжелый, десантный.
[39] Автомобильные баллоны, не боящиеся проколов и пулевых пробоин.
[40] Лицо немного.