Сибирцев Сергей. Привратник 'Бездны'

   Я продолжал жить в чужой вспухшей шкуре призрачного утопленника...
   Мои разжиженные мозги несли мне оперативную информацию, вложенную в них хозяином этой мерзкой ртутно-подвижной, трупной мглы: где-то буквально рядом, ползают, передвигаются, крадутся человеческие существа подданные-людишки этого сумасшедшего минисамодержца, вооруженные добротными столярными инструментами, которые будут применены совсем по иному назначению...
   Мои информированные мозги со всей своей всегдашней трезвостью полагали, что на ангела хранителя Ахурмазды полагайся, но и сам не плошай.
   Мои бедные мозги думали, что живой утопленник, которому они напоминают об опасности, скажет им большое мерси и прочие благодарственные эпитеты...
   Во мне же, в глубине моего тщедушного я, что-то сомлело...
   Я совершенно не отзывался, не реагировал на вполне очевидные смертоубийственные угрозы, исходящие из любой точки этой задышанной приговоренной тьмы, замершей в трупном ожидании...
   Мое невидимое истомленное подлыми предчувствиями тело жаждало определенности. Пускай эта пошлая определенность наступит в момент протыкания его сапожной пикой "профессиональной интеллигентной гладиаторши", проникновения топора или режущих заусениц ножовки...
   Лишь бы скорее вся эта идейная мерзостная "войнушка" добралась, дотащилась к своему мертвецкому финалу, - скорее же!
   Моя голая задница располагалась всеми своими не выдающимися выпуклостями прямо на полу, который своей прохладой и затертостью очень напоминал обыкновенный линолеум.
   Ну, правильно, с такого покрытия лучше всего смывается свежая кровь, свеженьких мертвецов...
   Хорошо, хоть не кафель, - а то какая-нибудь идиотская остуда непременно бы прилипла, влезла куда-нибудь в нежные мочевые емкости или ранимые простаты...
   Ну, и где же вы госпожа убивица, пенсионерка и ударница мертвецких дел? Шелохнитесь же, - объявите о своем погибельном присутствии... Поширяйте казенным бандитским жалом-шилом...
   Госпожа гладиаторша-друджа чего-то медлила. Видимо, сортировала своим профессиональным пожилым обонянием старые и совсем новейшие ароматы и миазмы...
   Я вроде пока держался, и никаких медвежьих слабостей не допускал из своей унылой утробы...
   Меня глодали два одинаковых по своей силе чувства: смертная скука, и острая предсмертная любознательность...
   Причем эти два толкающихся, мешающих друг другу, мрачноватых субъекта, норовили занять господствующую, так сказать, высоту...
   И кому их них отдать предпочтение я не знал до самой последней секунды, с которой и началась так называемая локальная смертоубийственная межусобица завсегдатаев этого чудовищно чудесного черного Эдема...
   Звук гонга обрушился на мои трепетно замершие барабанные перепонки в самое неподходящее время для моего фаталистически пристывшего притомившегося гузна...
   Я вдруг вздумал оторвать пригревшиеся малость отсиженные ягодицы от линолеумного насеста... И тут грянул гонг!
   Ощущение было не из комфортных, - в центре головы точно стодецибельный камертон лопнул...
   Ну, милый дядя Володя, теперь держись! Совсем скоро тебя примутся пилить по живому мясу, а еще непременно воткнут куда-нибудь в глазницу штатный инструментарий, - этакое стило...
   После звона взорвавшегося гонга-камертона я похоже на какое-то непродолжительное время погрузился в обыкновенную полебойную контузию.
   "Надежда и Отчаяние" и остальные одиннадцать пар противоположностей напрочь оставили мою душу, не сказавши, когда же их, сволочей, ждать...
   Как выяснилось (через нескончаемое мгновение) отошли эти средневековые братцы-володетели Психомахии ненадолго, позволив себе совершенно пустяшный перекур, - не более десяти минут. А может и целый академический час, - черт их разберет в этой бестолочной тьме...
   Раскорячившись на полусогнутых нижних конечностях, я выставил перед собою вытянутые треморные длани, - пошарил, помял ладонями вазелиновою черноту пространства, затем развел их в стороны, надеясь уткнуться в какую-нибудь ютящуюся закланную жертву, - вокруг меня, если доверять моим плавающим слегка озябшим и взмокшим перстам, существовала порядочная пустота...
   И раздражающая непереносимая неблагодатная т и ш и н а, бьющая по нервам похлещи благозвучно гавкнувшего гонга...
   Ощущение заживо погребенного, - совершенно до этих черных минут мне не ведомое, - все более и более усугублялось...
   Оставалось одно, - выдать свое месторасположение, выбросив через горло ненадуманные матерные приветствия-проклятия этому забавному предмогильному траурному полигону...
   Впрочем, очень хотелось завалиться в какой-нибудь спасительно чудодейственный старорежимный дамский... faint. Так сказать, сделать финт-фейнт...
   Но такие идиотические мечтания не сбываются по собственному желанию, - они, подлые, случаются сами, без предуведомления, почти исподтишка, блюдя воровскую, так сказать, традицию...
   - Ну, господа убивцы! Я жду вас! Вот он я, ваша трепетная жертва! Втыкайте что нужно, и куда нужно... Пилите, в конце концов! Я ваш!
   В ответ на мою дамскую мольбу...
   Вместо порядочного молниеносного удара судьбы, - профессионального тычка шилом, - мои уши еще более заложило от непорочно обморочной дешевой тиши...
   Я обнаружил, что мои ноги-невидимки уже выбрали какой-то шустрый маршрут, - меня вольно несло на неведомые, невидимые и вероятно жуткие преграды...
   Я полагал, что вот-вот упрусь лбом, - или костяшками ног въеду - в какую-нибудь капитальную кирпичную перемычку-переборку...
   Я изо всех своих поношенных психических сил надеялся на...
   Разумеется, на самый благоприятный для моего бренного тела исход. Мое тело блефовало самым простодушным образом.
   Мое тело желало жить, и поэтому жаждало порядочного справедливого великодушного и с х о д а Распри, - Согласия...
   4. В отсутствии всякого смысла
   И я дождался социалистической справедливости в отношении своей фаталистически (мисопонически) прикорнувшей натуры.
   Я не почувствовал никакого изменения в своем паникующем, обильно спрыснутом мертвящими духами, организме...
   Спустя пару мгновений, после неуловимого почти безболезненного кольчатого ощущения в районе пупочной брюшины, я вдруг сообразил, что меня наконец-то продырявили нежным сапожным инструментарием - шилом, прошедшим, по всей невидимости, лазерную заточку...
   Вернее, меня не проткнули, - меня на какие-то доли секунды нанизали на некую неощутимую струну-спицу... И почти тотчас же сбросили, смахнули с ее тончайше стильного жала-тела.
   Причем, продырявили (или продырявила, все-таки) до такой степени шустро, что мое обоняние не успело среагировать подобающим образом на присутствие самопального демона смерти - Аставидад-дива, и не перебросило моим самооборонительным силам оперативную информацию, дабы те привели бы себя в готовность, - какую никакую...
   Потолкавшись пальцами у волосистого пупка, я едва нащупал просочившуюся сукровицу, которую сперва обследовал на аромат, затем, не побрезговал - и на вкус...Все сходилось, - на влажные подрагивающие подушечки нацедилась моя ценная животворная жидкость, изойдя которой, я более...
   А, поелозив свободной рукой по спине, в районе левой здоровой почки обнаружил ту же кровянистую натечь...
   Невидимая интеллигентная бабуська продернула через меня, громогласного губошлепа, свое смертоубийственное приспособление, точно я всю жизнь мечтал быть аккуратно пропоротым и вздетым в виде ценного жужжащего жука в этом трупно-черном гербарии...
   - Мадам! Вы чудесно освоились на этих войнушках... Вы, бабуля, молодчина... Так ловко приколоть, когда ни зги не видать... Полагаю, санитаров здесь не полагается...
   В ответ изо всех черных углов этого боевого самодеятельного полигона на меня, наверняка, безнадежно затаращились рассредоточенные безмолвные жертвы и палачи, - среди которых и моя интеллигентная с пенсионерской биографией мадам-палачка, любительница ароматов насу...
   Собственно, после экзекуции протыкания полагалась бы следующая стадия, - отпиливание какой-нибудь неудачливой неосторожной конечности, скорее всего, верхней, в особенности, правой, которой я все норовил сцапать кого-нибудь или что-нибудь в этой предупредительно тишайшей пустоши...
   - Сударь, - я это к вам, голубчик, который нынче с пилой двуручной жертву приискивает. Я к вашим услугам! Пилите, если уж так приспичило...Бог вам в помощь...
   Нехорошо, дядя Володя, всуе Создателя поминать в сем адском урочище... Не зачтется сия бравада твоей грешной душе. Не зачтется...
   А, в сущности, какая теперь мне разница, - от искусного прободения, которое свершили с моим глупым телом, все равно долго не протянуть, внутреннее невосстановимое и неостановимое ничем кровотечение, - гнуснее поражения не бывает, если верить медицинским талмудам...
   Но надеждам моим куражливым на встречу с убивцем-пильщиком суждено было не оправдаться, потому как вместо второго вооруженного гладиатора, которого сулил мне мой доморощенный самодержец-родственник, по ходу безумного спектакля был введен совсем иной, более жутковатый персонаж, которого я давно знал, - и ведал о нем, кажется все...
   Это оказался...
   Это оказалась моя разлюбезная...
   Свою бывшую суженную я угадаю в любой столичной толчее. Угадаю, благодаря натренированному многолетней осадой обонятельному аппарату, который помимо моих волевых команд, в любое время суток обречено, отрапортует: в пределах досягаемости рукой находится любимый объект...
   Специфическую ароматическую ауру моей бывшей возлюбленной супруги я не спутаю ни с какой другой. И не то, что она (аура) тошнотворно забивает все остальные присутствующие запахи, - отнюдь, вполне цивилизованно одуряющий дамский синтетический парфюм-букет, который собирался ею столько лет, - и, наконец, собранный, окончательно подвиг меня на дезертирство из любовно обустроенного семейного гнездовища...
   И минуло всего-то года полтора с моего джентльменского самоустранения с брачного поля боя, в сущности, не прекращавшегося во все предыдущие ударные пятилетки качественного семейного жития, - и вот нате вам, встретились на нейтральной чудовищно благоухающей непроглядной территории... Территории сумасшедшего мизантропа и в придачу родственника.
   - Голубушка, а тебя сюда кто зазвал?! Чего тебе-то здесь надобно, Лидунчик?
   - Не хами так громко! Вот отпилят твой подлый язык. Не пришьешь обратно.
   Этот родной (до отвращения) сварливый голос вроде как вернул меня к этой мистификаторской действительности, в которой по какому-то чудесному стечению мы так чудно пересеклись...
   Странно, а почему Лидуня не трусит и запросто выражается вслух? Почему не боится засветиться голосом? Она что, не ждет нападения? Или вооруженные подданные рабы (а моя бывшая стерва, стало быть, - рабыня) по устному вердикту самопального диктатора освобождаются от страха смерти...
   - Лидунь, а меня уже весьма изящно ранили... И ранение, уверяю, тебя, совершенно не опасное. От подобной контузии умирают через сутки. Целых двадцать четыре непроглядных часа! Ежели, только ваша милость не отпилит мне какую-нибудь важную самоходную деталь...
   Не знаю почему, но вместо родственных плаксивых приветствий, меня потянуло на дешевое гусарское красноречие. Хотя вместо красивых псевдородственных речей, остро захотелось совершенно иного, - захотелось обыкновенного человеческого соучастия. Вернее, именно женского. Именно...
   Захотелось обыкновенного старозабытого, стародавнего фамильярного ерошиния моей подзапущенной давно не мытой шевелюры...
   - Надо же! Точно на час отлучился! Мне твой солдатский юмор...Я его просто слушать не могу. И не желаю! Я свободная женщина! Что ты ко мне лезешь?
   - Я к тебе лезу?! Ни хрена себе заявочка! Я к ней, видите ли, лезу...Вы забываетесь, сударыня. Это вот вы ко мне прилезли зачем-то! Впрочем, пардон! Какой же я балда! Вы, сударыня, - охотник, а я, так сказать, загадан на вертел, на общепещерский шашлычок-с... Очень, доложу вам, изящная затейка. Вполне в духе вашей новейшей гуманитарной морали. Полагаю, Лидунь, ты до сих пор вице-координатор благотворительного Фонда "Отечественные милосердники"...
   - Не твое, Володечка, собачье дело кто я сейчас. Твое дело остаться живым в этой войне. И не полагайся, пожалуйста, на мою жалость. Я совсем не та женщина, которую ты, подонок, бросил. Оставил с сыном, которому, в эти годы нужна... Ну что от подонка и эгоиста ждать? И ты, мелкая сволочь, мою мораль не тронь. Ты сперва придумай свою. А на мою нечего зариться!
   Откуда-то, чуть ли не сверху ронялись звуки женского неудовлетворенного жизнью голоса. Голоса, отнюдь, не ответственного работника скромно-помпезного полугосударственного учреждения, в иерархии которого, моя бывшая половина занимала, черт знает какой начальственный, сверхвысоко оплачиваемый, пост...
   Нынешний голос принадлежал какой-то мстительной нецивилизованной фурии, вознамерившей содеять какую-то милосердную пакость ближнему, - а в недавнем прошлом, - страстно (возможно, не страстно, но чрезвычайно собственнически) любимому супругу...
   - Милая, позволь реплику? О какой морали речь ведем? Чего-то я не просекаю в этой тьмутараканьей темноте, - где она тут ваша личная мораль спряталась, схоронилась... Дайте мне ее пощупать... Определить, так сказать, фактуру... Органическая, природная, так сказать, или опять сплошной партийный проперлон?!
   - Только и способен на реплики! Ребенка, в его летние каникулы не удосужился свозить куда-нибудь заграницу! Я же знаю, у тебя деньги есть! Жмот! Такого как ты и пилить, и дырявить не жалко. Потому что ты!.. Ты - не достоин человеческой жалости. Потому что ты, самовлюбленный подлец и трус!
   Родные восклицательные знаки вроде как поменяли дислокацию. Теперь, подзабыто родственные сварливые звуки доносились вроде как с противоположного конца... Или это я успел зачем-то развернуться, и потерял едва-едва нащупанную ориентацию в этом склепно предмогильном пространстве...
   Интересное дело, из каких таких психоаналитических соображений эта милосердная женщина догадалась, что мое затраханное эгоистическое существо не чуждо, - вернее, - ждет, чтоб его пожалели, точно обыкновенного всеми забижаемого мальчишку-двоечника, лодыря и созерцателя...
   - Говоришь, не достоин обыкновенного человеческого соучастия, Лидунь... Не прошвырнулся с наследником по заграницам, - в виду чрезвычайной жмотной натуры...А то, что я берег вас от всякой чертовщины, от мальчиков-налетчиков... А то, что я, как натуральный погорелец и бездомный шлялся по улицам...
   - По бабам, по чужим бабам шлялся наш доблестный погорелец! Если бы ты шлялся по улицам, сюда бы никак не забрел. А то видишь, родственничка моего вспомнил!
   - Господи! А ведь точно - этот сумасшедший царек - твоя кровь, твоя родовая... А я-то думаю откуда, с какого генеалогического сучка свалился этот постнеандерталец? Слушай, а может хватит дурочку валять? Скажи своему кровожадному родственничку, - мне опротивело толкаться в этой черной мертвецкой... И потом, меня на самом деле ранили, проткнули, точно жука... Я ведь точно знаю, что я не сплю! И твой голос... родной такой голос, - век бы не слышать вас, сударыня Лидия... Я прошу прекратить эту комедию. Я очень прошу... Иначе... Ну кому нужен сумасшедший продырявленный мужик? Ты ведь не примешь, так сказать, на постой...
   - Ни целый, ни дырявый, - ты мне никакой не интересен. Неудачники, эгоисты и придурки интересны только в кино.
   - Спасибо на добром слове, сударыня. А ты где, собственно, находишься? На потолке, что ли застряла, прилипла? В спецкабине с иллюминатором ночного видения, - угадал?
   - Владимир Сергеевич, на тебя только сейчас будет начата охота. Ты хоть собери свои интеллигентские сопли. Сосредоточься. Попробуй хоть раз в жизни сыграть в настоящего мужика. Да, я имею возможность видеть тебя во всей твоей ублюдочной красе. И мне тебя абсолютно не жаль. Умрешь, значит так угодно провидению.
   - Ошибаешься, милая, - твоему кровожадному родственничку угодно...Ну да черт с ним. Значит, говоришь лицензию на отстрел твоего бывшего возлюбленного выдали... А как же ты? А то давай, матушка, сразимся! Могу, впрочем, поспособствовать, - позволю отпилить часть любимого органа... По старой, так сказать, дружбе. Медальку, или какой боевой жетон заслужишь...
   На последнюю мою детскую дерзость почему-то никто не откликнулся.
   По мере продолжении паузы, черный мешок пространства (чудесным образом, в момент нашего милого семейного диспута, игнорируемый моей собственной приемопередаточной системой) вдруг объявил о своем бездонном присутствии противоестественной затишью, утяжеленной моим слегка истеричным дыханием...
   Моя недавняя куражливая балагурность как бы враз растворилась в этой чернотно-кислотной густой тиши...
   Даже очевидное вроде бы желание завыть, заголосить, попытаться хотя бы на мгновение разодрать этот мрак щелкой живого измученного человеческого присутствия, - на мгновение же зародившись, тут же стушевалось, под влиянием какого-то престранного оцепенения, точно на все мои адреналино вибрирующие нервы набросили невидимую, неощущаемую, но оттого не менее подлую мелкоячеистую сеть-кокон...
   Даже заурядная интеллигентская матерщина и та застряла на самых подступах к горлу, - не сумела прорваться, оповестив близлежащую местность, - вернее, выдав мое отчаянное местонахождение, с тем, чтобы покончить с этим затянувшимся фарсом как можно скорее...
   Мое проткнутое контуженое тело устало притворяться, устало суетиться, чтоб как-нибудь да приспособиться, - чтоб как-нибудь, но выжить в этой глупейшей новейшей historic единоличного of misery.
   До недавнего времени, вроде как выживал.
   Или, все-таки помогали выживать. Незаметно, ненавязчиво, или, напротив, с излишней прямодушной прямолинейностью, таща за упирающийся рукав, подсовывая в виде спасительного круга, то беспардонную лолитку-стажерку Настену, то душистую кофейно-глянцевую задницу некой вумен-дамы, которая...
   - Лидунь, - с превеликим трудом протиснулся я в эту не сдвигаемую многотонную черноту, - а ведь я не забыл твоей попы. Твоей рахат-лукумной... мерзкой задницы.
   - Эгоист, очнись! Прямо перед тобой охотник. Уклоняйся, или бей сам! И хватит болтать языком! Сосредоточься!
   Вновь болезненно пробили мои слуховые перепонки родные стервозные нравоучения. Но сейчас эта боль опустилась на другой уровень ощущения, боль призабытого сладострастия. Она когда-то присутствовала в моей интимной мужской жизни, - во времена глупой счастливой молодоженности. Боль, от которой я давным-давно отказался, в пользу спокойного обывательского метасуществования, - существования на уровне пленочном, не дозволяя проникнуть самому себе, внутрь собственного я...
   Прекрасное шкодливое время молодых полуидиотов, полуидеалистов, один из которых любил воображать себя начальником, почти - рабовладельцем, а другой, с удовольствием подыгрывая, вживался и оживлял более характерный гоголевский персонаж - дрожащего подчиненного, почти раба, лакея, холопа...
   И тот и другой получали от этого незамысловатого полудетского представления всяческие психоудовольствия, соответственно собственной незатейливой фантазии. Им, молодым, простодушным дуралеям, хотелось думать, что непременно - испорченной, порочной, полулегальной, не принятой в наших социалистических семейных ячейках...
   Не успев, как следует побаюкать призабытое полуигровое унижение, я обнаружил, что мой обонятельный орган буквально заложило от чуждо медоточивого плотского аромата. С моих рецепторов, словно содрали, до сей секунды фамильярно уцепившийся, противно пряно-гвоздичный родной запах потеющих жениных подмышек...
   И почти мешком я плюхнулся на холодно лягушечий линолеум. Именно плюхнулся. Не пригнулся, не среагировал на смертоносную невидимую (лично мне) чужеродную отмороженную опасность, в виде...
   Просто в момент этого якобы нелепого, бесформенного, совершенно не героического приземления, меня успела догнать волна сдвинутого, яростно потревоженного застоялого воздуха, - заунывно нежно пропевший ветерок запоздало коснулся моей разом взопревшей удачливой макушки...
   Зато в следующее мгновение мой вдруг оживший организм не заставил себя понукать, - я, точно бывалый спецназовец, двойным перекатом, и вроде бы не особенно гремя костями, оказался достаточно далеко от места недавнего позорного (оказавшегося своевременным, спасительным, единственно верным) приземления.
   - А говорил, не можешь! Прямо - кино! Эгоистическая порода подскажет, как вывернуться. Не упал бы, - лежал сейчас с половинкой черепушки! Нюхай воздух, милый, и ангел не оставит тебя.
   У меня закралось недоброе подозрение: мой ангел хранитель заодно с моей бывшей суженной. И тандем этот очень даже вовремя зародился...Очень своевременный и полезный контакт. Небольшой такой взаимовыгодный союз на время "z"...
   То, что мне этот старинный тандем выгоден, - это понятно. А ей? Этой дамочке, какой резон спасать мою шкуру? Впрочем, резон самый обыкновенный, - я ей понадоблюсь в ближайшем будущем. И понадоблюсь в качестве живого и здорового персонажа.
   Следовательно, следует разрушить эти подлые дамские иллюзии относительно моего добровольного сотрудничества.
   Черта с два! мадам, - мне на ваши долгоиграющие планы наплевать...
   Если суждено, мне выжить в этой чертовой черной войнушке, то исключительно вопреки вашей многомилосердной воли, мадам!
   Но, уж если не повезет...
   Вроде до последнего времени везло. И даже, так сказать, чертовски везло! Постараемся и дальше уповать на мое индивидуальное квазивезение...
   В положении лежа, предавался я мстительным детским мечтаниям, не помышляя, однако, двинуться в какую-либо черную сторону, чтобы вновь попытаться поспорить с собственной судьбою, доверившей всего меня этим "выколи глаз" занятным приключениям.
   - И долго ты собираешься, бока отлеживать? - вновь донесся до моего тренированно настороженного слуха родной ехидный вопросительный знак.
   - Хорошо, сударыня, устроились! Подрядились главным надсмотрщиком у родственничка... Мужа, опять же, бывшего, по блату опекаете. Ну, чтоб не сразу зарезали. Чтоб подольше помучился.... Или еще, какую меркантильную выгоду про себя затаили, ась?
   - В дешевые игры, милый, играешь! Лучше бы о сыне подумал! Что оставишь после себя. Жалкая жизнь жалкого неудачника. Шевелись, милый! Шевелись! Нюхай воздух!
   Несмотря на всю свою лелеемую внутреннюю детскую вредность, я помимо собственного желания со всей тщательностью принюхивался, доверчиво полагаясь на обонятельные ноздревые антенны, полагаясь на их упреждающую команду...
   Мое тело, все его хитроумные мышцы и связки действовали чрезвычайно согласованно и без особой паники.
   Разумеется, все эти суетливые маневры совершались не без участия главного штаба, который располагался в спасенной черепной коробке. Но опять же все тактические команды спускались оттуда, как бы минуя мою заартачившуюся, точнее сказать, полупарализованную волю...
   Волю обыкновенного усталого пассажира несчастной отечественной "шестерки", пробирающейся по российскому черноземному полубездорожью, пассажира, которого то и дело просят выйти вон из задышанного угарного тепла, с тем чтобы он доблестно выступил в роли обессиленного толкача, упершегося взопревшим чубом в замызганный липкий бряцающий багажник, отчаянно буксующего подержанного пожилого авто...
   И все равно все мое глупое интеллигентское существо надеялось на благопристойный исход из этого затянувшегося юмористического вояжа по непроглядным территориям-губерниям-полигонам сумасшедшего минисамодержца и родственника моей ненаглядной, нынче зорко следящей и высматривающей профессионального агрессора пенсионерку...
   На самой середине этих убогих бренных размышлений мое тело, затаенно чего-то ждущее, как бы блюдя наработанную интуицию воина, крадучись поползло куда-то (черт его знает куда!), затем переместилось на нижние конечности, и внагибку двинулось по какой-то малопонятной заковыристой дуге...
   И куда я собственно поперся, - никаких положительно разъяснительных ответов от недремлющего мыслительного органа я так и не дождался. Покуда...
   Покуда не случился вполне рутинный, но почему-то проигнорированный моим волевым я, естественный конфуз...
   Благодаря всем вышеупомянутым физическим перемещениям плоти, в ее полостной системе произошла полезная раскрепостительная деятельность, накопившееся органические газы выдавились в нижний отдел кишечника, - и в рефлекторном просвещенном режиме горючая смесь вырвалась наружу...
   Причем стравилась, сия смесь с такой одушевленной ядрено сердечной благозвучностью, что даже я, недавний владелец сего боезапаса, вздрогнул и отпрянул от выбранного слепого маршрута, - и, свернувши в сторону, тотчас же утерял первоначальную схронную ариаднову нить...
   В порядочном цивилизованном обществе подобной метеористической деятельности чужого кишечника, совершено не придается никакого, так сказать, оскорбительного значения, - в подобные непредосудительные мгновения общество отдает предпочтение натуральным напиткам, вкупе с упорядоченной светской болтовней...
   Но откуда же в этой искусственной "черной дыре", в этой чертячьей, кикиморной всенародной русской сказке взяться упорядоченному светскому обществу?
   - Володечка, что ж ты пукаешь-то так, а! От страха, что ли? Ты бы злость-то приберег для дела! Для спасения жизни своей дурацкой, эгоистической, а!