Подойдя к зданию, я заметил на стене огромные буквы. «ХРАНИЛИЩЕ ВЕКОВ» — гласила надпись. Ниже виднелись двери. Надпись я решил сфотографировать в качестве доказательства своего пребывания в будущем, а затем направился прямо к дверям, раскрывшимся при моем приближении. Я переступил через порог, и по пустынным коридорам понеслось гулкое эхо моих шагов.
   Я оказался в музее, последнем музее человечества.
   Долгие часы, забыв обо всем, я бродил по залитым светом, безмолвным, безукоризненной чистоты залам. Времени было вполне достаточно. Это в соответствии с программой, заложенной в компьютеры, для оставшихся в лаборатории мое путешествие не могло занять больше пяти минут. Экспонаты, представленные в «Хранилище веков», были столь интересны, что оторваться от них по собственной воле было невозможно. Тут нашлось место всем достижениям цивилизации с самых незапамятных времен. Я видел глиняные таблички, ножи из пожелтевшей от древносги кости, каменные топоры. Экспонаты менялись от зала к залу. Наскальные рисунки уступили место книгам и машинам. Там был и автомобиль, прекрасно сохранившаяся модель «Т». Самолет, ракета М-2, самые разные изобретения инженерной мысли.
   Но наш отрезок истории, две с небольшим тысячи лет, составлял лишь малую толику от десяти миллионов. На третьем этаже стоял звездолет, чуть раньше я нашел модель моей машины времени. Назначение многих экспонатов мне было неизвестно, о некоторых не хотелось бы и упоминать. Час уходил за часом, а я по-прежнему переходил из зала в зал. Тут были собраны все достижения человека с первых дней его существования на Земле.
   Но в конце концов мне пришлось прислушаться к голодному зову желудка, и я начал подумывать, не вернуться ли к машине, чтобы перекусить, а потом продолжить осмотр. Однако механически я прошел то коридору, ведущему в следующий зал, обогнул угол, и мой взгляд приковала большая дверь из металла. Подойдя к ней, я прочел:
    ВЕЛИЧАЙШЕЕ ДОСТИЖЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ
   Я сделал еще шаг, и дверь распахнулась передо мной.
   — Добро пожаловать, человек прошлого, — услышал я тонкий бесстрастный голос. И вошел в таящуюся за дверью чернильную тьму.
   Когда глаза привыкли к темноте, я огляделся в поисках того, кому принадлежал голос. И увидел их.
   Их было двенадцать. Ссохшиеся, с изборожденными морщинами лицами, словно сошедшие со страниц сказки гномы, они утопали в огромных креслах. Медленно, ритмично поднималась и опускалась грудь каждого. Они дышали, не выказывая других признаков жизни.
   — Кто… кто вы? — запинаясь, спросил я.
   — Те, кто остался, — ответил тот же голос.
   И тут я понял, что не слышал ни звука. Гномы разговаривали, не раскрывая рта, телепатически.
   — И все? — изумился я.
   — Нас двенадцать, — продолжал голос. — Шесть женщин и шесть мужчин. Мы здесь уже тысячу лет. И пробудем тут по меньшей мере еще столько же. Возможно, когда-нибудь мы и умрем.
   В последней фразе прозвучала нотка надежды, надежды дряхлого старика на то, что конец все-таки наступит. Я смотрел на них, последнюю дюжину мужчин и женщин Земли, сидящих в темноте, словно высушенные мумии и ждущих смерти. Цивилизация, так много свершившая, оставившая гордый памятник, вознесшийся к небу пустынной планеты, — и столь жалкий итог. Двенадцать древних старцев, согласных умереть в любой момент.
   — Нас было двадцать, когда мы пришли сюда, — вмешался другой голос. — Восьмерым повезло. Но придет день, когда смерть заглянет и к нам, и долгое ожидание окончится.
   Я стоял посреди темной комнаты, переводя взгляд с одной мумии на другую.
   — Как же это случилось? Почему вы сидите и ждете смерти?
   — А что нам остается? — ответил кто-то из них.
   — Мы состарились, — добавил второй. — Мы не можем рожать детей. Мы чувствуем, что устремления человечества достигли предела и осталось лишь подвести черту. Некоторые из нас ждут уже десять тысяч лет.
   Десять тысяч лет! Стоит ли удивляться, что они устали от жизни?
   Просто невероятно! Последние люди Земли в чреве гигантского музея в качестве его главных экспонатов! И с этим ничего не поделаешь.
   Ничего?
   «Нет, еще не все потеряно», — осенило меня. Я глубоко вздохнул.
   — Никуда не уходите! — крикнул я живым трупам. — Я сейчас вернусь.
   Лишь выбежав из музея и со всех ног помчавшись к машине времени, я понял полнейшую бессмыслицу своих слов.
   В аптечке я быстро нашел нужные мне ампулы и поспешил назад. Реювенил — вот что могло мне помочь. Чудодейственное средство! Еще не поздно повернуть время вспять для последних представителей человеческой цивилизации и вернуть им молодость!
   Ученые, готовившие полет в будущее, предусмотрительно снабдили меня реювенилом на случай, если я не могу вернуться и захочу продлить себе жизнь. Недавно открытое вещество, чудо нашего века, освобождало человека от страданий старости, возвращало силы и юношеский задор.
   Но создатели реювенила и не подозревали, для чего будет использовано их средство. С его помощью я вдохну жизнь в умирающую планету.
   — Что ты собираешься делать?
   — Я хочу вернуть вас к жизни, — ответил я. — Это лекарство… возможно, вы не знали о его существовании. Оно создано на заре цивилизации, в 2075 году. В мое время.
   — Чем оно нам поможет?
   — Благодаря ему вы вновь станете молоды. Вы сможете выйти отсюда, заселить Землю, раздуть пламя жизни.
   — Зачем? Зачем начинать все сначала?
   Я пропустил мимо этот мрачный вопрос. Мне казалось, что сейчас самое главное — вывести этих исстарившихся людей из летаргического сна, вдохнуть в них энергию, желание продолжить род человеческий, использовать представившуюся возможность.
   Я подскочил к первому из них, с трудом нашел бицепс в ворохе одежд и ввел лекарство. Затем перешел ко второму, третьему. Я делал двенадцатый укол, когда первый из моих пациентов шевельнулся. Реювенил действовал! Они молодели прямо на глазах.
   — Зачем ты это сделал? — спросил чей-то голос.
   Я только улыбался, глядя, как розовеют их лица. Объясняться не имело смысла. Позже, став молодыми, они поймут, как прекрасно жить, изучать мир, рисковать, как рискнул я, согласившись испытать машину времени.
   И я смотрел, как менялся их облик, как с каждой секундой они становились моложе и моложе.
   И тут, совершенно неожиданно, мой мозг пронзил сердитый вопрос:
   — Какую дозу ты нам ввел?
   — Нормальную дозу, предназначенную для пожилого человека, — ответил я. — Один кубический сантиметр.
   — Безумец!
   — Но почему? В чем дело? — испугался я.
   — В чем дело, спрашиваешь ты? — холодно процедил голос. — За десять миллионов лет человеческий организм заметно изменился. Наши органы совершенствовались, освобождаясь от всего лишнего.
   — Неужели ты не понимаешь? Ты ввел нам дозу, рассчитанную на ваши примитивные, неуклюжие тела, но не на нас! Ты ввел нам слишком большую дозу!
   Я облегченно вздохнул. Уж в этом-то не было ничего плохого. Pеювенил давали людям, достигшим семидесяти-восьмидесяти лет. Вполне логично, что те, чей возраст исчисляется тысячелетиями, для получения аналогичного эффекта должны получить большую дозу. Поэтому я мог не волноваться.
   Но сердитые вопросы сыпались, как из рога изобилия, скоро они кричали все хором, и во мне шевельнулось сомнение. Не совершил ли я ужасной ошибки? А тем временем яростные вопли сменились громким бессловесным плачем.
   Через два часа омоложение завершилось, и я смотрел на плоды своих трудов: на двенадцать голых, отчаянно вопящих младенцев.
   Я превратил в младенцев двенадцать последних людей Земли, и теперь мне не оставалось ничего другого, как заботиться о них.
   С тех пор прошло пять лет. Они уже подросли, научились ходить и бегать. Я не решаюсь оставить их и вернуться в 2075 год из опасения, что ученые не пустят меня обратно. Не могу же я бросить на произвол судьбы двенадцать крошек.
   Полагаю, пройдет еще лет десять, и я смогу оставить их одних, чтобы они начали строить новый мир. Тогда я вернусь в 2075 год. Вот удивятся в лаборатории, когда я выйду из машины времени, постарев на пятнадцать лет!
   А пока я привязан к будущему — кормилица и нянька последних людей Земли!

НА ДАЛЬНИХ МИРАХ

   Полковник Дин Вартон крепко зажал фотографию между большим и указательным пальцами и пристально вглядывался в ее блестящую поверхность. Лицо его медленно багровело. Космический корабль, по внешним очертаниям принадлежащий внеземной цивилизации, заходил на посадку, чтобы сесть на необитаемой планете, значившейся в звездных каталогах как Барлетт-5. На Барлетте-5 располагался наблюдательный пост Земли. Посадка инопланетного корабля нарушала суверенитет Земного сектора. Вартон нахмурился.
   — Когда получен этот снимок? — спросил он, переведя взгляд на лейтенанта Кросли.
   — Около часа назад, сэр. Но вы находились в капсуле глубокого сна, и мы не думали…
   — Конечно, вы не думали, — язвительно повторил Вартон. — Что же, договаривайте до конца. Надеюсь, вы послали предупреждение?
   Кросли кивнул.
   — Сразу же, по всему диапазону, на земном, галактическом, дормиранийском, лисорском и фаудийском. На каждом языке мы повторили, что на Барлетте-5 — наблюдательный пост Земли, посадка здесь без специального разрешения запрещена и они должны немедленно покинуть окрестности планеты. Но к тому времени корабль уже сел. Мы полагаем, он опустился на плато Крестона, в ста двадцати милях к северо-востоку от вас.
   — Вы получили ответ?
   — Несколько минут назад. Брикенридж считает, что их язык представляет собой разновидность фаудийского. Они заявили, что, во-первых, не признают права Земли на эту планету, а во-вторых, прибыли сюда для проведения научных экспериментов. После их завершения, через неделю или две, они обещают покинуть Барлетт-5.
   — И как вы отреагировали?
   Кросли опустил глаза.
   — Пока никак, сэр. Мне доложили, что вы вот-вот выйдете из капсулы и…
   — И вы решили подождать. Все правильно, лейтенант. На вашем месте я поступил бы точно также. Брикенриджа ко мне.
   — Есть, сэр.
   Лейтенант Кросли отдал честь, повернулся и вышел из кабинета. Оставшись один, Вартон печально покачал головой с всклокоченной шевелюрой. Вот к чему приводит столетний галактический мир. Молодежь, вроде Кросли, уже не знает, что такое война. А кучка инопланетян может позволить себе появиться на принадлежащей Земле планете в полной уверенности, что им все сойдет с рук. Вартон вздохнул. Он-то надеялся спокойно дослужить оставшиеся несколько лет. Ему уже сто двадцать пять, в сто тридцать он мог выйти в отставку. Лишь полтора часа глубокого сна ежесуточно позволяли ему поддерживать форму. Ну что же, хотел он того или нет, ЧП произошло. Нежданно-негаданно. Вартон расправил плечи.
   В кабинет заглянул лингвист, капитан Брикенридж, невысокий, ширококостный, с живым энергичным лицом под шапкой рыжих волос.
   — Сэр?
   — Брикенридж, вы сказали, что звездолет ответил вам на фаудийском языке?
   — Фаудийском диалекте, сэр.
   — Именно это я и имел в виду. Откуда прибыл звездолет? Фаудийская конфедерация не решилась бы посылать корабль на планету, контролируемую Землей. Если только в ее намерения не входит спровоцировать войну.
   — О, это не фаудийцы, сэр, — ответил Брикенридж. — Они просто говорят на фаудийском диалекте. В фаудийском секторе на многих планетах, не входящих в Конфедерацию, говорят на диалектах основного языка.
   — Это и так ясно, — Вартон раздраженно жестом остановил Брикенриджа. — Я хочу знать, откуда этот звездолет.
   — Могу лишь высказать предположение.
   — Говорите.
   — Они прилетели из западной части фаудийского сектора. Об этом свидетельствует сдвиг гласных в их разговорной речи. Там есть три обитаемые планеты, где говорят на разных диалектах фаудийского языка. Это Сиросс, Халивану и Дортмуни, — Брикенридж загнул три пальца. — На Сироссе спад технологии. Уже несколько столетий никто не видел их звездолетов. Дортмунийцы исповедуют непротивление насилию в случае конфликта и никогда не станут его зачинщиками. Они тоже не могли послать звездолет на Барлетт-5. Значит, остается Халивану. Скорее всего на Барлетт-5 сел корабль с этой планеты. Вам ведь, конечно, известны легенды о халива…
   — Это только легенды. И не более.
   — Они подтверждены множеством свидетельств. Документально доказано…
   —  Ничегоне доказано, Брикенридж! Слышите? В отношении Халивану ничегоне доказано! — Вартон встал, упершись руками в стол и чувствуя, как дрожат ноги. — Меня не интересуют разговоры о сверхъестественных способностях, которыми якобы наделены обитатели Халивану. Мой долг — заставить их покинуть Барлетт. И как можно скорее! Следуйте за мной. Сейчас я вышвырну их отсюда.
   О Халивану действительно ходит много легенд, думал Вартон, направляясь к коммуникационному центру. Космонавты, побывавшие в фаудийском секторе, привозили оттуда самые невероятные россказни о вампирах, высасывавших из человека душу, и прочие небылицы. Но доказательств не было. Обитатели Халивану держались обособленно и избегали контактов. Об отшельниках всегда распространяют нелепые слухи, успокаивал себя Вартон. Он отбросил все опасения. Его задача — защищать границы земного сектора Галактики, которые нарушил звездолет с Халивану, если, разумеется, он прилетел именно с этой планеты.
   — Установи контакт с кораблем, — приказал Вартон сержанту Маршаллу.
   Тот кивнул и начал вращать цилиндрические ручки передатчика. Через минуту он повернулся к Вартону.
   — Я вышел на их волну, но они не отвечают, сэр.
   — Ничего. Будь уверен, они нас услышат. Брикенридж, ты лучше разбираешься в этих диалектах. Возьми микрофон и скажи им, что они незаконно находятся на земной территории и ровно — дадим им три часа — и ровно через три часа должны взлететь с Барлетта-5. В противном случае мы будем рассматривать их посадку как военное вторжение.
   Кивнув, Брикенридж начал говорить. Вартон обнаружил, что понимает почти все. Он отчасти знал фаудийский язык, один из пяти основных языков Галактики, а язык Халивану отличался лишь более растянутыми гласными и некоторыми грамматическими упрощениями.
   Брикенридж замолчал, некоторое время стояла полная тишина.
   — Повтори, — приказал Вартон.
   Брикенридж еще раз прочитал ультиматум. И вновь им ответила тишина. Вартон уже собирался просить Брикенриджа вновь передать требование покинуть планету, как в динамике что-то затрещало и хрипловатый голос произнес:
   —  Эритомор
   На фаудийском языке это означало «земляне». Затем последовало еще много фаудийских слов, с каждым из которых лицо Вартона вытягивалось все больше и больше. Ему вежливо объясняли, что Свободный Мир Халивану не признает права Земли на необитаемую планету, так что капитан звездолета не видит оснований для немедленного взлета. Однако Мир Халивану не намерен предъявлять собственные права на Барлетт-5, и звездолет прибыл сюда лишь для наблюдений за Солнцем. По их завершении, через девять или десять стандартных галактических дней, они сразу же улетят.
   — Они сказали, что не признают… — начал Брикенридж, как только голос стих и из динамика донесся треск помех.
   Нетерпеливым жестом Вартон остановил его.
   — Я все понял, капитан, — он схватил микрофон и начал говорить на ломаном фаудийском. — Говорит полковник Дин Вартон. Если вы хотите проводить наблюдения за Солнцем, вам необходимо получить разрешение по соответствующим дипломатическим каналам. Я не имею права разрешить вам посадку. Поэтому я требую…
   Его прервал голос из динамика.
   —  Эритоморвор хелд д'чаукч кон деринилак…
   Они услышали то же самое, сказанное тем же ровным голосом, будто в разговоре с капризным ребенком. Вартон подождал, пока голос смолкнет, и попытался заговорить вновь. Но едва он произнес несколько слов, как из динамика в третий раз полилась размеренная фаудийская речь.
   — Это запись, — пробормотал Маршалл. — Они соединили концы пленки, и она будет крутиться до бесконечности.
   — Давайте послушаем, — буркнул Вартон.
   После десятого повтора он приказал Маршаллу выключить передатчик. Стало ясно, что радиоультиматумами ничего не добьешься. На звездолете их просто не будут слушать. Оставалось только одно: послать парламентера, чтобы тот лично передал капитану звездолета требование покинуть Барлетт-5. Если это не поможет…
   Тогда придется принять другие меры.
   — Объявить тревогу, — распорядился Вартон. — Подготовить базу к боевым действиям. На всякий случай. — Помолчав, он повторил: — На всякий случай.
   Тридцать семь военнослужащих наблюдательного поста на Барлетте-5 с энтузиазмом заняли боевые позиции. Большинству вторжение инопланетян, даже если все силы неприятеля состояли из одного звездолета, казалось развлечением. Каково провести три года на пустой планете в тысяче световых лет от дома! А тут — отступление от рутины дежурств и заполнения никому не нужных бланков.
   Полковник Вартон не разделял их радости. Он помнил, что такое война. В 2716, еще новобранцем, он участвовал в сражениях последней галактической войны между Землей и Дермираном. С тех пор, уже почти сто лет, в Галактике царил мир. А так как самому старшему из тех, кто служил под его началом не исполнилось и девяноста, никто из них не представлял, что такое настоящая война. Звездолеты, корпуса которых лопались в открытом космосе, как воздушные шарики, континенты, стертые в пыль, целое поколение молодых мужчин, так и оставшихся молодыми. Нет, с какой стороны ни посмотри, в войне не было ничего хорошего. Но, возможно, долгий мир чересчур успокаивающе действовал на другие цивилизации. Сто лет назад ни один инопланетный корабль не решился бы на такую посадку, думал Вартон. И кто осмелился бы дать подобный ответ на ультиматум офицера Земли?
   Ситуацию усложняло и то, что ответственность за все целиком ложилась на него. Гиперграмма могла дойти до Земли лишь за месяц. Столько же времени понадобилось бы для получения ответа. За такой срок территориальная неприкосновенность земного сектора может быть нарушена добрый десяток раз. Поэтому он должен принять решение. Если нарушители будут упорствовать, у него остаются лишь два пути. Либо уничтожить инопланетный звездолет и таким образом начать войну, либо разрешить им остаться, тем самым пригласив всю Галактику безнаказанно нарушать земные границы. Не слишком приятный выбор. А за советом он мог обратиться лишь к командирам соседних наблюдательных постов, таким же полковникам, как и он. Вряд ли они скажут ему что-нибудь, заслуживающее внимания. Нет, полагаться он мог только на себя.
   Пока Вартон наблюдал, как мирный лагерь превращается в боевую крепость, к нему подошел Брикенридж.
   — Сэр?
   — В чем дело, Брикенридж?
   — Я готов пойти к звездолету с Халивану. Мне кажется, я лучше других справлюсь с этой миссией.
   Вартон кивнул. Он и сам собирался послать Брикенриджа. Капитан облегчил ему задачу.
   — Не возражаю, капитан. Прикажите Смитсону подготовить вездеход. Отправляйтесь немедленно.
   — Особые инструкции, сэр?
   — Для начала повторите им наш ультиматум. Объясните, что мы обязаны уничтожить их, если они не взлетят отсюда в отведенное нами время. Постарайтесь, чтобы до них дошло, что суть нашей службы здесь состоит именно в том, чтобы уничтожать инопланетные звездолеты, оказавшиеся на Барлетте-5 без соответствующего разрешения. Таким образом, ответственность за развязывание возможной войны ложится на них.
   — Я понял, сэр.
   — Хорошо. Не кипятись, не угрожай, просто постарайся убедить их, что у нас нет другого выхода. Черт побери, я вовсе не хочу в них стрелять, но отдам приказ открыть огонь, как этого требует мой долг! Мне не остается ничего другого, если они не улетят! Скажи, что они могут наблюдать за здешним солнцем сколько угодно, но только после того, как свяжутся с Землей.
   Брикенридж кивнул. На его лбу выступили капельки пота. Он явно нервничал.
   — Вы не обязаны ехать туда, капитан, — сказал Вартон. — Я могу послать кого-нибудь другого.
   — Это моя работа, — ответил Брикенридж. — Я не отказываюсь от своего слова.
   — Вас волнуют те безумные истории, которые доводилось слышать, капитан? Я читаю ваши мысли.
   — Истории… Всего лишь истории, сэр, — твердо ответил Брикенридж. — Разрешите идти, сэр?
   Вартон улыбнулся.
   — Ты отличный парень, Брикенридж. Вперед.
   Дорога до звездолета займет у Брикенриджа чуть больше часа, рассуждал Вартон. Положим полчаса на переговоры и час на обратный путь. Всего часа три. Значит, если миссия Брикенриджа окажется удачной, звездолет взлетит одновременно с возвращением капитана на базу. Если… Он долго стоял перед экраном радара, глядя на светлое пятнышко звездолета, который находился в ста двадцати милях от них, и на крошечного белого жучка, вездеход Брикенриджа, перемещавшегося на северо-восток.
   Потом он прошел в кабинет и попытался заняться обычными делами, но мысли постоянно возвращались к инопланетному кораблю. Накатила невероятная усталость. Больше всего на свете хотелось забраться в капсулу глубокого сна и забыться.
   Но Вартон напомнил себе, что сегодня уже провел там полтора часа. Больше одного сеанса в сутки не полагалось. Ну ничего, он выдержит и так.
   Полуденные тени начали удлиняться. У Барлетта-5 не было луны, и ночь наступала очень быстро. Маленький диск солнца скатывался к горизонту, отбрасывая оранжевый свет на пустую голую равнину. Судя по экрану радара, вездеход Брикенриджа приближался к базе.
   Прошло четыре часа. Звездолет с Халивану по-прежнему стоял на плато. Лингвист сразу же направился в кабинет полковника Вартона.
   — Ну что? — спросил тот.
   Брикенридж широко улыбнулся.
   — Все в порядке, сэр. Они улетают на следующей неделе, как только закончат свои наблюдения.
   Вартон так и сел от неожиданности.
   — Что ты сказал?
   — Я счел возможным разрешить им остаться, сэр.
   От негодования у Вартона перехватило дыхание.
   — Ты счел возможным разрешить им остаться? Как это любезно с твоей стороны! Но я уполномочил тебя передать ультиматум, а не вести переговоры!
   — Разумеется, сэр. Однако я обсудил с ними возникшую ситуацию, и мы пришли к общему мнению, что неразумно требовать их отлета до завершения экспериментов. Они не хотят причинить нам вред. На их звездолете даже нет оружия, сэр.
   — Брикенридж, ты в своем уме? — спросил Вартон.
   — Сэр?
   — Как ты смеешь, стоя здесь, нести такую чушь?! Твое мнение об их безобидности не имеет никакого значения, и тебе это хорошо известно! Тебя послали передать ультиматум, и ничего больше. Мне нужен их ответ.
   — Мы обсудили это, сэр. От нас не убудет, если мы позволим им задержаться на несколько дней.
   — Брикенридж, что там с тобой сделали? Ты говоришь, как сумасшедший. Какое ты имел право…
   — Но вы сами сказали, что лучше разрешить им остаться, чем начинать новую войну, сэр. А так как они хотели довести эксперименты до конца, я последовал вашим инструкциям и дал добро при уело…
   — Последовал моим инструкциям?! — проревел Вартон. Его пальцы угрожающе забарабанили по столу. — Когда же я говорил об этом?
   — Непосредственно перед моим отъездом, — удивленно ответил Брикенридж.
   — Теперь мне совершенно ясно, что ты спятил. Я не говорил ни слова о том, чтобы разрешить им остаться. Я просил передать, что буду вынужден уничтожить их, если они не покинут Барлетт-5 к указанному сроку. Ни о каком разрешении не было сказано ни слова. И…
   — Позвольте возразить вам, сэр…
   Вздохнув, Вартон нажал кнопку, чтобы вызвать дежурного. Мгновение спустя тот сунул голову в дверь.
   — Роджерс, — сказал Вартон, — отведи Брикенриджа в изолятор и запри там до психиатрического обследования. Пришли ко мне Симпсона.
   Симпсон появился через несколько минут и застыл у двери.
   — Расскажи мне, что произошло между Брикенриджем и инопланетянами.
   Симпсон покачал головой.
   — Мне нечего рассказать, сэр. Я не заходил в звездолет. Капитан Брикенридж приказал мне оставаться возле вездехода.
   — Понятно, — кивнул Вартон. — Можешь идти.
   — Есть, сэр.
   Когда за Симпсоном закрылась дверь, Вартон обхватил голову руками.
   Он не давал Брикенриджу никаких инструкций насчет ведения переговоров. Однако лингвист клялся, что получил их. Что заставило сорваться такого испытанного военнослужащего, как Брикенридж?
   Вартон печально вздохнул. Чего только не рассказывали о Халивану! Эти странные истории об их еще более странных парапсихических способностях… Но Брикенридж сам назвал все эти вздорные слухи галиматьей. И Вартон придерживался того же мнения. В свое время он слышал о множестве чудес, которые на поверку оказывались пустыми россказнями. Богатое воображение некоторых космонавтов нередко наделяло представителей малоизвестных цивилизаций сверхъестественными силами, а потом, по мере налаживания контактов, все становилось на свои места.
   Вартон вновь нажал на кнопку.
   — Лейтенанта Кросли ко мне. И поскорее, — приказал он появившемуся дежурному.
   Пять минут спустя лейтенант вошел в кабинет. Уже наступили сумерки. Лицо Кросли было бледнее обычного и выражало тревогу. Недавний выпускник академии, он только-только разменял третий десяток.