Страница:
— Ваше величество? — растерялся герцог.
— Не будем играть в игры, дружище. Здесь нет никого, кроме нас с тобой, и мы можем говорить правду без прикрас, не так ли? Да, я сказал тебе, что рано делать выводы, но этот вывод так очевиден, что напрашивается сам собой. Нет никакой рациональной причины, чтобы кто-то из археологов-людей — или гхайрогов, если на то пошло, — вздумали убить одного из своих коллег. Впрочем, я не вижу, зачем это могло бы понадобиться кому бы то ни было. Убийство — такая редкость, Насимонте. Нам не понять мотивов того, кто способен это совершить, — однако кто-то тем не менее это сделал.
— Верно.
— А чьи мотивы нам понять труднее всего? По моей логике, убийцей почти наверняка должен быть перевертыш — участник экспедиции или тот, кто пришел извне с заранее обдуманным намерением убить.
— Да, это резонно. Но зачем было перевертышу убивать одного из своих?
— Даже представить себе не могу. Потому мы и приехали сюда в качестве следователей. И у меня такое чувство, что ответ, когда мы его найдем, не доставит мне удовольствия.
Археологи ужинали на открытом воздухе, под ясным черным небом с ослепительными звездами, льющими холодный свет на таинственные руины. Валентин познакомился со всей командой Магадоне Самбисы. В ней было семна дцать археологов: шесть человек, двое гхайрогов и восемь метаморфов. Все они казались мирными существами, настоящими учеными. Воображение Валентина отказывалось представить, чтобы кто-то из них мог убить и расчленить своего почтенного коллегу.
— Это единственные лица, которые имели доступ в зону раскопок? — спросил понтифик Магадоне Самбису.
— Днем там, разумеется, работают землекопы.
— Ага. А где они теперь?
— У них своя деревня — там, за последней пирамидой. Они уходят туда на закате и возвращаются только к началу рабочего дня.
— Понятно. И много их там?
Магадоне Самбиса посмотрела через стол на бледного длиннолицего метаморфа с сильно скошенными внутрь глазами. Это был ее помощник Каастисиик, отвечавший за рабочую силу.
— Как по-вашему? Около сотни?
— Сто двенадцать. — И Каастисиик стиснул свой маленький щелистый рот, весьма гордясь собственной точностью.
— И большинство из них пьюривары? — спросил Валентин.
— Они все пьюривары, — ответила Магадоне Самбиса. — Мы сочли за лучшее использовать только туземных рабочих, поскольку мы не только раскапываем город, но в каком-то смысле восстанавливаем его. Пьюривары не возражают против присутствия чужих археологов, но восстановление города человеческими руками крайне обидело бы их.
— Вы нанимали их прямо здесь, на месте?
— В непосредственной близости от руин нет никаких поселений, ваше величество. Да и в близлежащих провинциях живет не так много пьюриваров. Их пришлось везти издалека — многих из самого Пьюрифайна. Валентин поднял брови. Из Пьюрифайна?! Пьюрифайн был далекой зимроэльской провинцией, очень далекой, по ту сторону Внутреннего моря. Восемь тысяч лет назад землянин-завоеватель Стиамот, сокрушивший все надежды пьюриваров сохранить свою независимость, загнал уцелевших метаморфов во влажные джунгли Пьюри файна и учредил там резервацию для них. Хотя старые ограничения давно уже были отменены и метаморфам разрешали селиться, где они пожелают, !.+lh(-ab». из них так и осталось в Пьюрифайне. В этих субтропических краях и зародилось подпольное движение мятежного Фараатаа, и оттуда же восстание, словно поток раскаленной лавы, хлынул на мирный Маджипур.
— Полагаю, вы их всех опросили? — осведомился Тунигорн. — Выяснили, кто где был в момент убийства?
— Разве я должна была рассматривать их как подозреваемых? — растерялась Магадоне Самбиса.
— Они и есть подозреваемые, — заметил Тунигорн.
— Это простые землекопы и чернорабочие, принц Тунигорн. Убийц среди них нет — я это точно знаю. Они преклонялись перед доктором Гуукаминааном. Видели в нем хранителя своего прошлого, почти священную особу. Невозможно поверить!
— В этом самом месте двадцать лет назад, — заговорил Насимонте, глядя в пространство, — здешний царь, как вы нам сами напомнили, велел забить на платформах двух огромных морских драконов. Из ваших собственных слов яв ствует, что тогдашние перевертыши почитали морских драконов еще более, чем ваши рабочие доктора Гуукаминаана. Их называли «водяными царями», давали им, если я правильно помню, имена, относились к ним, как к старшим братьям, и обращали к ним молитвы. Тем не менее здесь, в Велализьере, состоялось кровавое жертвоприношение, которое сами же перевертыши по сей день именуют Кощунством. Разве не так? Позвольте мне тогда предположить, что если царь мог поступить таким образом, то нет ничего невероятного в том, что и ваши рабочие по какой-то причине решили поступить так же со злосчастным доктором Гуукаминааном на том же алтаре.
Магадоне Самбиса казалась ошеломленной, как будто Насимонте нанес ей удар по лицу. Она ответила не сразу, и голос ее звучал хрипло:
— Как можно использовать древний миф, легенду против группы невинных, безобидных…
— Стало быть, это миф и легенда, когда вам нужно защитить своих безобидных, как вы говорите, рабочих, — и неоспоримый исторический факт, когда вы хотите внушить нам почтение к этой куче старых камней?
— Прошу вас, герцог. — Валентин бросил гневный взгляд на Насимонте и спросил Магадоне Самбису: — В какое время суток произошло убийство?
— Поздней ночью — после полуночи, судя по всему.
— Я был последним, кто видел доктора Гуукаминаана, — сказал один из метаморфов, хрупкий, с кожей красивого изумрудного оттенка. Его звали ВоСимифон, и Магадоне Самбиса представила его как специалиста по древней пьюриварской письменности. — Мы поздно засиделись в нашей палатке, обсуждая надпись, найденную накануне. Буквы были очень мелкими. Доктор Гуукаминаан пожаловался на головную боль и сказал, что пойдет прогуляться, а я лег спать. Больше он не вернулся.
— Отсюда до жертвенных платформ путь неблизкий, — заметил Миригант.
— Нужно не меньше получаса, чтобы добраться до них, а то и больше для существа его лет. Он ведь был уже стар?
— Но если кто-то встретил его около лагеря, — добавил Тунигорн, — и заставил дойти до платформ…
— Лагерь кто-нибудь охраняет ночью? — спросил Валентин.
— Нет. Мы не видели в этом необходимости.
— А сами раскопки? Они ничем не огорожены?
— Нет.
— Тогда любой мог уйти из рабочей деревни, когда стемнело, — сказал Валентин, — и ждать на дороге, когда доктор Гуукаминаан выйдет. — Понтифик посмотрел на Во-Симифона. — Покойный имел привычку гулять перед сном?
— Нет, насколько я помню.
— Но если бы он все-таки решил прогуляться ночью, разве он предпринял бы такую дальнюю прогулку?
— Он был вполне крепок для своего возраста — но, конечно, вряд ли стал бы уходить так далеко.
— Скорее всего. — Валентин снова обратился к Магадоне Самбисе: — Боюсь, нам придется опросить ваших рабочих. И всех ученых тоже. Вы же понимаете, что в данный момент мы не можем исключить никого.
— Я тоже нахожусь под подозрением, ваше величество? — сверкнула глазами она.
— Пока что не подозревается никто — и в то же время все. Не хотите же вы внушить мне, что доктор Гуукаминаан покончил с собой, расчленив свое тело ( разбросав его куски по всей платформе.
Ночь была прохладной, но утром солнце взлетело на небо с невероятной быстротой, и воздух почти сразу же начал дрожать от зноя. Магадоне Самбиса сказала, что надо поскорей приступать к работе, поскольку к полудню жара станет совсем уж невыносимой.
Валентин был уже готов, когда она зашла за ним вскоре после рассвета. По его просьбе его сопровождали только телохранители, без придворных. Тунигорн ворчал по этому поводу, и Миригант тоже. Но она стояла на своем: она предпочитает, чтобы сегодня понтифик сопровождал ее один — когда же он увидит то, что она хочет ему показать, он сможет поделиться информацией с остальными.
Она повела Валентина к Седьмой пирамиде — вернее, к тому, что осталось от нее, то есть к урезанному основанию, квадратному сооружению со сторонами по двадцать футов и пяти-шести футов высотой. Пирамида была сложена из того же красноватого базальта, что арена и многие другие обще ственные здания. Восточное постамента валялись разбитые куски верхней части, разбросанные на обширном пространстве, точно какой-то рассерженный великан хлопнул по западной грани пирамиды своей ручищей и разбил ее вдребезги. На расстоянии примерно пятисот футов виднелась острая верхушка нетронутой Шестой пирамиды, торчащая над купой низеньких корявых деревьев, а дальше выстроились остальные пять, ведущие к царскому дворцу.
— Согласно пьюриварским преданиям, — сказала Магадоне Самбиса, — жители Велализьера каждую тысячу лет устраивали большой праздник и каждый раз строили пирамиду в честь этого события. Это не расходится с истиной, насколько нам удалось установить возраст шести сохранившихся пирамид. Эта, как нам известно, была последней в ряду. Если верить легенде, — и она многозначительно посмотрела на Валентина, — ее построили в честь того самого празднества, на котором произошло Кощунство. Постройка толькотолько завершилась, когда в город вторглись жители провинций, пришедшие наказать горожан за совершенное ими преступление.
Магадоне Самбиса провела Валентина на северную сторону разрушенной пирамиды. Отойдя футов на пятьдесят от основания, она остановилась. Верхний слой почвы здесь был аккуратно срезан, и Валентин увидел прямоугольное отверстие, достаточно широкое для человека, а за ним ход, ведущий обратно к пирамиде.
К большому камню слева от раскопа была прикреплена метка из желтой ленты в форме звезды.
— Это здесь вы нашли голову? — спросил Валентин.
— Не здесь. Внизу. Не желаете ли спуститься, ваше величество?
Валентина к пирамиде сопровождали шестеро охранников: великаншавоительница Лизамон Гультин, его личный телохранитель, сопутствовавшая ему во всех путешествиях еще с его цирковых дней; двое громадных косматых скандаров; пара гвардейцев, которых он унаследовал от своего пред шественника, и даже один метаморф, Ааризиим, перешедший к Валентину от мятежного Фараатаа в последние часы восстания. Все шестеро выказали намерение спуститься вниз вместе с понтификом, хотя Лизамон и скандары были слишком велики, чтобы пролезть в отверстие. Но Магадоне Самбиса энергично потрясла головой, и Валентин, улыбнувшись, сделал им знак остаться наверху.
Женщина зажгла фонарик и спустилась в лаз. Крутые земляные ступени вели вниз на глубину девять-десять футов, где проход неожиданно становился ровным и начинался пол, вымощенный плитами гладкого зеленого камня. Магадоне Самбиса посветила на одну из плит, и Валентин увидел глубоко врезанные иероглифы вроде тех, что украшали церемониальный бульвар у царского дворца.
— Это наше крупное открытие, — сказала Магадоне Самбиса. — Оказалось, что под каждой из семи пирамид существуют святилища, о которых прежде никто не подозревал. Около полугода назад мы работали у Третьей пирамиды, стараясь укрепить ее фундамент, и обнаружили одно из них. Оно было разграблено скорее всего еще в древности. Но это все равно была выдающаяся находка, и мы принялись искать такие же святилища под остальными пятью уце левшими пирамидами. И нашли их, тоже разграбленные. Мы не стали тогда раскапывать седьмое святилище, сочтя, что ничего интересного там не увидим: ведь его, вероятно, разграбили в то же время, когда разрушили /(` ,($c. Но потом мы с Гуукаминааном решили, что не помешает проверить, и проложили ход, в котором мы сейчас находимся. Примерно через день мы докопались до этих плит. Пойдемте.
Они углубились в подземный ход, где могли уместиться в ряд четверо человек. Стены, выложенные тонкими пластинами черного камня, похожими на корешки книг, восходили к сводчатому потолку из того же камня. Это была искусственная работа, явно выполненная руками древних мастеров. Даже воздух здесь был древний, затхлый, безжизненный. Он оставлял мертвенный вкус в ноздрях Валентина.
— Такие помещения называются у нас церемониальными камерами, — пояснила Магадоне Самбиса. — Вероятно, жрецы использовали его для принесения жертв.
Луч ее фонарика упал на белую стену, загораживающую проход прямо перед ними.
— Это что, фундамент пирамиды? — спросил Валентин.
— Нет. Это стена святилища, примыкающая к фундаменту. Сама пирамида находится по ту ее сторону. Остальные святилища примыкают к своим пирамидам точно таким же образом. Вся разница в том, что все прочие святилища были взломаны, а это не тронуто.
Валентин тихо присвистнул.
— И что же, по-вашему, находится там, внутри?
— Мы не имеем об этом ни малейшего представления. Мы откладывали вскрытие святилища, ожидая, когда коронал Хиссыон вернется из своего путешествия в Зимроэль, чтобы и вы, и он могли присутствовать при этом событии. Но потом… это убийство…
— Да-да. Но не странно ли, что разрушители снесли Седьмую пирамиду до основания, а святилище под ней не тронули? По логике, они должны были разграбить его дочиста.
— Ну, а если там было замуровано что-то, чего они не хотели касаться? Это, конечно, только гипотеза. Мы, возможно, никогда не узнаем правды, даже когда откроем святилище — если откроем.
— Если?
— С этим могут быть проблемы, ваше величество. Я имею в виду политические проблемы. Мы обсудим их позднее — сейчас не время.
Валентин кивнул и посмотрел на ряд ниш дюймов девять глубиной и фут высотой, выдолбленных в стене примерно в восемнадцати дюймах над полом.
— Они предназначены для жертвоприношений?
— Совершенно верно. — Магадоне Самбиса осветила ниши справа налево. — В нескольких мы нашли микроскопические следы засохших цветов, в других были черепки и яркие камешки — они и сейчас там лежат. И останки животных. — Она помолчала. — А вон там, в крайней левой нише… — Фонарик задержался на желтой звезде, прикрепленной к задней стенке углубления.
— Значит, это там? — ахнул Валентин.
— Да, там лежала голова Гуукаминаана. Аккуратно помещенная в центр ниши, лицом наружу. Приношение своего рода, я полагаю.
— Но кому? И зачем?
Магадоне Самбиса пожала плечами.
— Вернемся, ваше величество. В этом воздухе лучше не оставаться долго. Я просто хотела показать вам, где расположено святилище. И где мы нашли недостающую часть доктора Гуукаминаана.
Позже, когда к ним присоединились Насимонте, Тунигорн и остальные, Магадоне Самбиса показала Валентину еще одно важное открытие, сделанное экспедицией: необычное кладбище, где древние обитатели Велализьера хоронили своих мертвых.
Вернее, фрагменты своих мертвых.
— Видимо, ни в одной из могил нет цельного мертвого тела. В каждом вскрытом нами погребении мы находили только крошечные частицы — палец там, ухо здесь, губу, палец ноги. Или какой-нибудь внутренний орган. Каждый кусочек тщательно набальзамирован, помещен в красивый каменный ларец и захоронен под своим надгробным камнем. Часть целого, вид метафорического погребения.
Двадцатитысячелетнее кладбище метаморфов было одним из самых удивительных зрелищ, какие Валентин видел среди множества диковин, на которые столь щедр Маджипур.
Оно занимало участок не более ста футов в длину и шестидесяти в ширину a`%$( пустынных, заросших травами дюн в конце одного из мощеных бульваров, пересекающих город с севера на юг. На этом клочке земли помещалось около десяти тысяч могил, плотно стиснутых вместе. Могильные камни напирали один на другой, перекошенные в разные стороны так, что в глазах рябило.
В свое время, вероятно, каждый камень любовно ставился под прямым углом над ларцом, вмещавшим избранную для погребения частицу усопшего. Но с течением веков могил на маленьком кладбище становилось все больше и больше, и в конце концов им стало тесно. На каждом квадратном ярде помещалось несколько дюжин.
Камни продолжали воздвигаться, невзирая на соседние, и более старые клонились набок. Теперь они напоминали лес, пострадавший от жестокой бури или сильнейшего землетрясения. Здесь не было и двух надгробий, которые сто яли бы под тем же углом.
На каждой из маленьких стел из бурого песчаника, с ладонь шириной и около пятнадцати дюймов высотой, точно на треть от вершины был вырезан один-единственный иероглиф, затейливый и сложный — такие встречались и в других частях города. Ни один из них не походил на другой. Что это было — имена покойных? Молитвы, обращенные к давно забытому богу?
— Мы не имели представления о том, что оно находится здесь, — сказала Магадоне Самбиса. — Это первое место захоронения, обнаруженное в Велализьере.
— Могу это засвидетельствовать, — весело подмигнул Насимонте. — Я ведь и сам пробовал копать здесь когда-то. Охотился за сокровищами — в то время ложный Валентин прогнал меня с моей земли, и я жил, как бандит, в этой пустыне. Но ни одной могилы я так и не нашел. Ни единой.
— Вот и мы не находили, как ни старались, — сказала Магадоне Самбиса. — На это место мы наткнулись по чистой случайности. Оно было укрыто под десятью-двадцатью футами песка, и никто не подозревал о его существовании. Но однажды зимой над равниной пронесся ужасающий смерч. Он с полчаса стоял над этой частью города, а когда прошел, то оказалось, что целая дюна сметена, а под ней открылась вот эта коллекция надгробий. Вот посмотрите.
Став на колени, она разгребла тонкий слой песка под одним из камней, и показалась крышка из полированного серого камня. Магадоне Самбиса отковырнула ее и отложила в сторону.
Тунигорн издал звук, выражающий отвращение. Валентин заглянул в ящичек и увидел там нечто вроде сморщенного куска темной кожи.
— И так везде. Символическое захоронение, требующее минимального пространства. Очень эффективно, если учесть, какое огромное население должен был иметь Велализьер в период своего расцвета. Здесь помещалась лишь частица мертвого тела, обработанная столь искусно, что все они со хранились до наших дней. Остальное, насколько нам известно, выбрасывалось на холмы за городом, где подвергалось естественному разложению. Тела пьюриваров разлагаются очень быстро — мы до сих пор не нашли никаких следов.
— А как это соотносится с современным погребальным ритуалом метаморфов? — спросил Миригант.
— Мы почти ничего не знаем о современном погребальном ритуале пьюриваров. Вы же знаете, какая это скрытая раса. Сами они никогда не рассказывают о таких вещах, нам вежливость не позволяет расспрашивать, поэтому это до сих пор остается загадкой.
— Но ведь у вас в экспедиции есть свои метаморфы, — сказал Тунигорн. — Разве вежливость запрещает консультироваться с коллегами? Какая польза учить перевертышей на археологов, если вы так опасаетесь задеть их чувства, что не можете получить от них сведений об их собственном народе?
— Вообще-то я обсуждала эту находку с доктором Гуукаминааном. Расположение кладбища и плотность захоронений явились для него неожиданностью, как мне показалось, но он не выразил никакого удивления по поводу захоронения частей тела вместо цельных трупов. Он дал мне понять, что это не слишком отличается от современных похоронных обычаев пьюриваров. Тогда у нас не было времени входить в подробности, и мы оставили эту ему. А теперь…
Ее лицо снова приняло беспомощный, растерянный вид человека перед лицом насильственной смерти, который приобретало всякий раз, когда речь заходила об убийстве Гуукаминаана.
«Это не слишком отличается от современных похоронных обычаев /ln`(„ `."“,
— повторил про себя Валентин.
Он подумал о расчлененном теле Гуукаминаана, разбросанном по жертвенной платформе, о голове, унесенной в подземелье под Седьмой пирамидой и аккуратно помещенной в одну из ниш святилища.
В этом жутком акте сквозило нечто столь чуждое, что Валентин снова пришел к необъяснимому и неприятному, но неизбежному выводу, который напрашивался с первых же минут его прибытия сюда. Убийца археологаметаморфа — тоже метаморф. Как сразу отметил Насимонте, в этом кровавом преступлении просматривался ритуальный аспект, носивший все признаки деяния метаморфов.
Но это по-прежнему не имело смысла. Валентин не мог поверить, чтобы старика убил кто-то из его соплеменников.
— Каким он был, Гуукаминаан? — спросил понтифик Магадоне Самбису. — Я не был с ним знаком. Не грешил ли он вспыльчивостью? Сварливостью?
— Ни в коей мере. Он был славный, добрый. Блестящий ученый. Здесь нет никого, будь то люди или пьюривары, кто не любил бы его и не восхищался им.
— Но один, по крайней мере, нашелся, — ехидно вставил Насимонте. Эту идею стоило исследовать, и Валентин спросил:
— А не было ли у вас какого-нибудь научного соперничества? Спора о том, кому принадлежит то или иное открытие, жарких дискуссий на предмет какойто теории?
Магадоне Самбиса посмотрела на понтифика, как на безумного.
— Вы полагаете, что мы способны убить друг друга из-за таких вещей, ваше величество?
— Признаю, что сказал глупость, — улыбнулся Валентин. — Ну хорошо: предположим, что Гуукаминаан во время раскопок нашел какой-то ценный предмет, какое-то сокровище, способное принести большие деньги на рынке древностей. Не могло ли это стать причиной для убийства?
Снова непонимающий взгляд.
— Во время раскопок, ваше величество, мы находим статуэтки из песчаника и кирпичи с надписями, а не золотые тиары или изумруды величиной с яйцо гихорны. Все, что можно было украсть отсюда, украдено давным-давно. И про давать свои находки мы склонны не более, чем… чем убивать друг друга. Все находки делятся поровну между университетским музеем в Аркилоне и пьюриварским хранилищем в Иллиривойне. Во всяком случае… но нет, это даже обсуждать не стоит. Совершенно абсурдная мысль. — Внезапно она вспыхнула. — Простите меня, ваше величество, я не хотела проявить неуважения.
Валентин отмахнулся.
— Я просто пытаюсь нащупать какой-нибудь правдоподобный мотив преступления. Надо же с чего-то начать.
— Я дам вам этот мотив, — внезапно сказал Тунигорн. Его лицо, обычно открытое и дружелюбное, исказила хмурая гримаса, и тяжелые брови сошлись в сплошную черную линию. — Нельзя забывать, что над этим местом тяготеет проклятие. Вы это знаете не хуже меня. Проклятие. Перевертыши сами наложили его на этот город, одному Божеству ведомо сколько тысячелетий назад, когда разрушили его за убиение морских драконов. Они хотели, чтобы это место осталось покинутым навсегда. С тех пор здесь обитали только призраки. Вы, ваше величество, прислав сюда археологов, нарушили покой этих призраков, прогневали их, и они нанесли ответный удар. Смерть старого Гуукаминаана — это только начало. Будут и другие, помяните мое слово!
— Так ты полагаешь, что призраки способны разрезать кого-то на пять или шесть кусков и раскидать эти куски во все стороны?
Но Тунигорн отказывался понимать шутки.
— Я не знаю, на что призраки способны, а на что нет, — сказал он упрямо.
— Я поделился с вами своей мыслью, вот и все.
— Спасибо, дружище, — ласково сказал Валентин. — Мы рассмотрим эту идею со всем вниманием. Я тоже хочу поделиться с вами своей мыслью, — сказал он Магадоне Самбисе. — Она пришла ко мне после всего, увиденного здесь и в святилище пирамиды. Это преступление очень похоже на ритуальное убийство, отмеченное характерными чертами пьюриварского культа. Я не утверждаю, что произошло именно это, — просто говорю, что сходство есть.
— И что же?
— Да то, что это дает нам нашу отправную точку. Пора переходить к a+%$cni%) фазе расследования. Пожалуйста, соберите сегодня всех археологов. Я хочу поговорить с ними.
— Поочередно или со всеми вместе?
— Сначала со всеми вместе — а там посмотрим.
Но ученые были разбросаны по всей огромной зоне раскопок, поскольку каждый занимался своим проектом, и Магадоне Самбиса упросила Валентина не созывать их до конца рабочего дня. Пока отыщут их всех, говорила она, наступит самое знойное время дня, и им придется тащиться по руинам в самую жару, вместо того чтобы переждать ее в каком-нибудь темном погребе. Начальница просила дать им закончить дневную работу и встретиться с ними на закате.
Это выглядело разумно, и Валентин согласился.
Но сам он оказался не в силах терпеливо дожидаться заката. Это убийство потрясло его до глубины души. Вот еще один симптом зла, пришедшего в мир уже при его жизни. При всей своей огромности Маджипур долго был мирной планетой, где жизненных благ хватало на всех и преступления всякого рода случались крайне редко. Но на памяти ныне живущих произошло убийство коронала Вориакса, а за этим последовал дьявольский заговор, на время лишивший трона преемника Вориакса — Валентина.
И, как теперь стало известно всем, за обоими этими злодеяниями стояли метаморфы.
Когда Валентин вернул свой трон, метаморф Фараатаа поднял восстание, принесшее с собой чуму, голод, всемирную панику и великую разруху. В конце концов Валентин покончил с мятежом, лично лишив Фараатаа жизни; мягкий по натуре, он смотрел на этот подвиг с ужасом, но все-таки совершил его, потому что так было надо.
А когда Валентин, став понтификом, положил начало новой эре мира и гармонии, на него обрушивается зверское убийство всеми любимого и уважаемого ученого-метаморфа. Гуукаминаан убит здесь, в городе, священном для самих метаморфов, во время раскопок, которые Валентин и начал-то для того, чтобы продемонстрировать уважение человеческого населения Маджипура к столь долго угнетаемым аборигенам. И все, по крайней мере на данной стадии, указывает на то, что убийство совершил другой метаморф.
— Не будем играть в игры, дружище. Здесь нет никого, кроме нас с тобой, и мы можем говорить правду без прикрас, не так ли? Да, я сказал тебе, что рано делать выводы, но этот вывод так очевиден, что напрашивается сам собой. Нет никакой рациональной причины, чтобы кто-то из археологов-людей — или гхайрогов, если на то пошло, — вздумали убить одного из своих коллег. Впрочем, я не вижу, зачем это могло бы понадобиться кому бы то ни было. Убийство — такая редкость, Насимонте. Нам не понять мотивов того, кто способен это совершить, — однако кто-то тем не менее это сделал.
— Верно.
— А чьи мотивы нам понять труднее всего? По моей логике, убийцей почти наверняка должен быть перевертыш — участник экспедиции или тот, кто пришел извне с заранее обдуманным намерением убить.
— Да, это резонно. Но зачем было перевертышу убивать одного из своих?
— Даже представить себе не могу. Потому мы и приехали сюда в качестве следователей. И у меня такое чувство, что ответ, когда мы его найдем, не доставит мне удовольствия.
Археологи ужинали на открытом воздухе, под ясным черным небом с ослепительными звездами, льющими холодный свет на таинственные руины. Валентин познакомился со всей командой Магадоне Самбисы. В ней было семна дцать археологов: шесть человек, двое гхайрогов и восемь метаморфов. Все они казались мирными существами, настоящими учеными. Воображение Валентина отказывалось представить, чтобы кто-то из них мог убить и расчленить своего почтенного коллегу.
— Это единственные лица, которые имели доступ в зону раскопок? — спросил понтифик Магадоне Самбису.
— Днем там, разумеется, работают землекопы.
— Ага. А где они теперь?
— У них своя деревня — там, за последней пирамидой. Они уходят туда на закате и возвращаются только к началу рабочего дня.
— Понятно. И много их там?
Магадоне Самбиса посмотрела через стол на бледного длиннолицего метаморфа с сильно скошенными внутрь глазами. Это был ее помощник Каастисиик, отвечавший за рабочую силу.
— Как по-вашему? Около сотни?
— Сто двенадцать. — И Каастисиик стиснул свой маленький щелистый рот, весьма гордясь собственной точностью.
— И большинство из них пьюривары? — спросил Валентин.
— Они все пьюривары, — ответила Магадоне Самбиса. — Мы сочли за лучшее использовать только туземных рабочих, поскольку мы не только раскапываем город, но в каком-то смысле восстанавливаем его. Пьюривары не возражают против присутствия чужих археологов, но восстановление города человеческими руками крайне обидело бы их.
— Вы нанимали их прямо здесь, на месте?
— В непосредственной близости от руин нет никаких поселений, ваше величество. Да и в близлежащих провинциях живет не так много пьюриваров. Их пришлось везти издалека — многих из самого Пьюрифайна. Валентин поднял брови. Из Пьюрифайна?! Пьюрифайн был далекой зимроэльской провинцией, очень далекой, по ту сторону Внутреннего моря. Восемь тысяч лет назад землянин-завоеватель Стиамот, сокрушивший все надежды пьюриваров сохранить свою независимость, загнал уцелевших метаморфов во влажные джунгли Пьюри файна и учредил там резервацию для них. Хотя старые ограничения давно уже были отменены и метаморфам разрешали селиться, где они пожелают, !.+lh(-ab». из них так и осталось в Пьюрифайне. В этих субтропических краях и зародилось подпольное движение мятежного Фараатаа, и оттуда же восстание, словно поток раскаленной лавы, хлынул на мирный Маджипур.
— Полагаю, вы их всех опросили? — осведомился Тунигорн. — Выяснили, кто где был в момент убийства?
— Разве я должна была рассматривать их как подозреваемых? — растерялась Магадоне Самбиса.
— Они и есть подозреваемые, — заметил Тунигорн.
— Это простые землекопы и чернорабочие, принц Тунигорн. Убийц среди них нет — я это точно знаю. Они преклонялись перед доктором Гуукаминааном. Видели в нем хранителя своего прошлого, почти священную особу. Невозможно поверить!
— В этом самом месте двадцать лет назад, — заговорил Насимонте, глядя в пространство, — здешний царь, как вы нам сами напомнили, велел забить на платформах двух огромных морских драконов. Из ваших собственных слов яв ствует, что тогдашние перевертыши почитали морских драконов еще более, чем ваши рабочие доктора Гуукаминаана. Их называли «водяными царями», давали им, если я правильно помню, имена, относились к ним, как к старшим братьям, и обращали к ним молитвы. Тем не менее здесь, в Велализьере, состоялось кровавое жертвоприношение, которое сами же перевертыши по сей день именуют Кощунством. Разве не так? Позвольте мне тогда предположить, что если царь мог поступить таким образом, то нет ничего невероятного в том, что и ваши рабочие по какой-то причине решили поступить так же со злосчастным доктором Гуукаминааном на том же алтаре.
Магадоне Самбиса казалась ошеломленной, как будто Насимонте нанес ей удар по лицу. Она ответила не сразу, и голос ее звучал хрипло:
— Как можно использовать древний миф, легенду против группы невинных, безобидных…
— Стало быть, это миф и легенда, когда вам нужно защитить своих безобидных, как вы говорите, рабочих, — и неоспоримый исторический факт, когда вы хотите внушить нам почтение к этой куче старых камней?
— Прошу вас, герцог. — Валентин бросил гневный взгляд на Насимонте и спросил Магадоне Самбису: — В какое время суток произошло убийство?
— Поздней ночью — после полуночи, судя по всему.
— Я был последним, кто видел доктора Гуукаминаана, — сказал один из метаморфов, хрупкий, с кожей красивого изумрудного оттенка. Его звали ВоСимифон, и Магадоне Самбиса представила его как специалиста по древней пьюриварской письменности. — Мы поздно засиделись в нашей палатке, обсуждая надпись, найденную накануне. Буквы были очень мелкими. Доктор Гуукаминаан пожаловался на головную боль и сказал, что пойдет прогуляться, а я лег спать. Больше он не вернулся.
— Отсюда до жертвенных платформ путь неблизкий, — заметил Миригант.
— Нужно не меньше получаса, чтобы добраться до них, а то и больше для существа его лет. Он ведь был уже стар?
— Но если кто-то встретил его около лагеря, — добавил Тунигорн, — и заставил дойти до платформ…
— Лагерь кто-нибудь охраняет ночью? — спросил Валентин.
— Нет. Мы не видели в этом необходимости.
— А сами раскопки? Они ничем не огорожены?
— Нет.
— Тогда любой мог уйти из рабочей деревни, когда стемнело, — сказал Валентин, — и ждать на дороге, когда доктор Гуукаминаан выйдет. — Понтифик посмотрел на Во-Симифона. — Покойный имел привычку гулять перед сном?
— Нет, насколько я помню.
— Но если бы он все-таки решил прогуляться ночью, разве он предпринял бы такую дальнюю прогулку?
— Он был вполне крепок для своего возраста — но, конечно, вряд ли стал бы уходить так далеко.
— Скорее всего. — Валентин снова обратился к Магадоне Самбисе: — Боюсь, нам придется опросить ваших рабочих. И всех ученых тоже. Вы же понимаете, что в данный момент мы не можем исключить никого.
— Я тоже нахожусь под подозрением, ваше величество? — сверкнула глазами она.
— Пока что не подозревается никто — и в то же время все. Не хотите же вы внушить мне, что доктор Гуукаминаан покончил с собой, расчленив свое тело ( разбросав его куски по всей платформе.
Ночь была прохладной, но утром солнце взлетело на небо с невероятной быстротой, и воздух почти сразу же начал дрожать от зноя. Магадоне Самбиса сказала, что надо поскорей приступать к работе, поскольку к полудню жара станет совсем уж невыносимой.
Валентин был уже готов, когда она зашла за ним вскоре после рассвета. По его просьбе его сопровождали только телохранители, без придворных. Тунигорн ворчал по этому поводу, и Миригант тоже. Но она стояла на своем: она предпочитает, чтобы сегодня понтифик сопровождал ее один — когда же он увидит то, что она хочет ему показать, он сможет поделиться информацией с остальными.
Она повела Валентина к Седьмой пирамиде — вернее, к тому, что осталось от нее, то есть к урезанному основанию, квадратному сооружению со сторонами по двадцать футов и пяти-шести футов высотой. Пирамида была сложена из того же красноватого базальта, что арена и многие другие обще ственные здания. Восточное постамента валялись разбитые куски верхней части, разбросанные на обширном пространстве, точно какой-то рассерженный великан хлопнул по западной грани пирамиды своей ручищей и разбил ее вдребезги. На расстоянии примерно пятисот футов виднелась острая верхушка нетронутой Шестой пирамиды, торчащая над купой низеньких корявых деревьев, а дальше выстроились остальные пять, ведущие к царскому дворцу.
— Согласно пьюриварским преданиям, — сказала Магадоне Самбиса, — жители Велализьера каждую тысячу лет устраивали большой праздник и каждый раз строили пирамиду в честь этого события. Это не расходится с истиной, насколько нам удалось установить возраст шести сохранившихся пирамид. Эта, как нам известно, была последней в ряду. Если верить легенде, — и она многозначительно посмотрела на Валентина, — ее построили в честь того самого празднества, на котором произошло Кощунство. Постройка толькотолько завершилась, когда в город вторглись жители провинций, пришедшие наказать горожан за совершенное ими преступление.
Магадоне Самбиса провела Валентина на северную сторону разрушенной пирамиды. Отойдя футов на пятьдесят от основания, она остановилась. Верхний слой почвы здесь был аккуратно срезан, и Валентин увидел прямоугольное отверстие, достаточно широкое для человека, а за ним ход, ведущий обратно к пирамиде.
К большому камню слева от раскопа была прикреплена метка из желтой ленты в форме звезды.
— Это здесь вы нашли голову? — спросил Валентин.
— Не здесь. Внизу. Не желаете ли спуститься, ваше величество?
Валентина к пирамиде сопровождали шестеро охранников: великаншавоительница Лизамон Гультин, его личный телохранитель, сопутствовавшая ему во всех путешествиях еще с его цирковых дней; двое громадных косматых скандаров; пара гвардейцев, которых он унаследовал от своего пред шественника, и даже один метаморф, Ааризиим, перешедший к Валентину от мятежного Фараатаа в последние часы восстания. Все шестеро выказали намерение спуститься вниз вместе с понтификом, хотя Лизамон и скандары были слишком велики, чтобы пролезть в отверстие. Но Магадоне Самбиса энергично потрясла головой, и Валентин, улыбнувшись, сделал им знак остаться наверху.
Женщина зажгла фонарик и спустилась в лаз. Крутые земляные ступени вели вниз на глубину девять-десять футов, где проход неожиданно становился ровным и начинался пол, вымощенный плитами гладкого зеленого камня. Магадоне Самбиса посветила на одну из плит, и Валентин увидел глубоко врезанные иероглифы вроде тех, что украшали церемониальный бульвар у царского дворца.
— Это наше крупное открытие, — сказала Магадоне Самбиса. — Оказалось, что под каждой из семи пирамид существуют святилища, о которых прежде никто не подозревал. Около полугода назад мы работали у Третьей пирамиды, стараясь укрепить ее фундамент, и обнаружили одно из них. Оно было разграблено скорее всего еще в древности. Но это все равно была выдающаяся находка, и мы принялись искать такие же святилища под остальными пятью уце левшими пирамидами. И нашли их, тоже разграбленные. Мы не стали тогда раскапывать седьмое святилище, сочтя, что ничего интересного там не увидим: ведь его, вероятно, разграбили в то же время, когда разрушили /(` ,($c. Но потом мы с Гуукаминааном решили, что не помешает проверить, и проложили ход, в котором мы сейчас находимся. Примерно через день мы докопались до этих плит. Пойдемте.
Они углубились в подземный ход, где могли уместиться в ряд четверо человек. Стены, выложенные тонкими пластинами черного камня, похожими на корешки книг, восходили к сводчатому потолку из того же камня. Это была искусственная работа, явно выполненная руками древних мастеров. Даже воздух здесь был древний, затхлый, безжизненный. Он оставлял мертвенный вкус в ноздрях Валентина.
— Такие помещения называются у нас церемониальными камерами, — пояснила Магадоне Самбиса. — Вероятно, жрецы использовали его для принесения жертв.
Луч ее фонарика упал на белую стену, загораживающую проход прямо перед ними.
— Это что, фундамент пирамиды? — спросил Валентин.
— Нет. Это стена святилища, примыкающая к фундаменту. Сама пирамида находится по ту ее сторону. Остальные святилища примыкают к своим пирамидам точно таким же образом. Вся разница в том, что все прочие святилища были взломаны, а это не тронуто.
Валентин тихо присвистнул.
— И что же, по-вашему, находится там, внутри?
— Мы не имеем об этом ни малейшего представления. Мы откладывали вскрытие святилища, ожидая, когда коронал Хиссыон вернется из своего путешествия в Зимроэль, чтобы и вы, и он могли присутствовать при этом событии. Но потом… это убийство…
— Да-да. Но не странно ли, что разрушители снесли Седьмую пирамиду до основания, а святилище под ней не тронули? По логике, они должны были разграбить его дочиста.
— Ну, а если там было замуровано что-то, чего они не хотели касаться? Это, конечно, только гипотеза. Мы, возможно, никогда не узнаем правды, даже когда откроем святилище — если откроем.
— Если?
— С этим могут быть проблемы, ваше величество. Я имею в виду политические проблемы. Мы обсудим их позднее — сейчас не время.
Валентин кивнул и посмотрел на ряд ниш дюймов девять глубиной и фут высотой, выдолбленных в стене примерно в восемнадцати дюймах над полом.
— Они предназначены для жертвоприношений?
— Совершенно верно. — Магадоне Самбиса осветила ниши справа налево. — В нескольких мы нашли микроскопические следы засохших цветов, в других были черепки и яркие камешки — они и сейчас там лежат. И останки животных. — Она помолчала. — А вон там, в крайней левой нише… — Фонарик задержался на желтой звезде, прикрепленной к задней стенке углубления.
— Значит, это там? — ахнул Валентин.
— Да, там лежала голова Гуукаминаана. Аккуратно помещенная в центр ниши, лицом наружу. Приношение своего рода, я полагаю.
— Но кому? И зачем?
Магадоне Самбиса пожала плечами.
— Вернемся, ваше величество. В этом воздухе лучше не оставаться долго. Я просто хотела показать вам, где расположено святилище. И где мы нашли недостающую часть доктора Гуукаминаана.
Позже, когда к ним присоединились Насимонте, Тунигорн и остальные, Магадоне Самбиса показала Валентину еще одно важное открытие, сделанное экспедицией: необычное кладбище, где древние обитатели Велализьера хоронили своих мертвых.
Вернее, фрагменты своих мертвых.
— Видимо, ни в одной из могил нет цельного мертвого тела. В каждом вскрытом нами погребении мы находили только крошечные частицы — палец там, ухо здесь, губу, палец ноги. Или какой-нибудь внутренний орган. Каждый кусочек тщательно набальзамирован, помещен в красивый каменный ларец и захоронен под своим надгробным камнем. Часть целого, вид метафорического погребения.
Двадцатитысячелетнее кладбище метаморфов было одним из самых удивительных зрелищ, какие Валентин видел среди множества диковин, на которые столь щедр Маджипур.
Оно занимало участок не более ста футов в длину и шестидесяти в ширину a`%$( пустынных, заросших травами дюн в конце одного из мощеных бульваров, пересекающих город с севера на юг. На этом клочке земли помещалось около десяти тысяч могил, плотно стиснутых вместе. Могильные камни напирали один на другой, перекошенные в разные стороны так, что в глазах рябило.
В свое время, вероятно, каждый камень любовно ставился под прямым углом над ларцом, вмещавшим избранную для погребения частицу усопшего. Но с течением веков могил на маленьком кладбище становилось все больше и больше, и в конце концов им стало тесно. На каждом квадратном ярде помещалось несколько дюжин.
Камни продолжали воздвигаться, невзирая на соседние, и более старые клонились набок. Теперь они напоминали лес, пострадавший от жестокой бури или сильнейшего землетрясения. Здесь не было и двух надгробий, которые сто яли бы под тем же углом.
На каждой из маленьких стел из бурого песчаника, с ладонь шириной и около пятнадцати дюймов высотой, точно на треть от вершины был вырезан один-единственный иероглиф, затейливый и сложный — такие встречались и в других частях города. Ни один из них не походил на другой. Что это было — имена покойных? Молитвы, обращенные к давно забытому богу?
— Мы не имели представления о том, что оно находится здесь, — сказала Магадоне Самбиса. — Это первое место захоронения, обнаруженное в Велализьере.
— Могу это засвидетельствовать, — весело подмигнул Насимонте. — Я ведь и сам пробовал копать здесь когда-то. Охотился за сокровищами — в то время ложный Валентин прогнал меня с моей земли, и я жил, как бандит, в этой пустыне. Но ни одной могилы я так и не нашел. Ни единой.
— Вот и мы не находили, как ни старались, — сказала Магадоне Самбиса. — На это место мы наткнулись по чистой случайности. Оно было укрыто под десятью-двадцатью футами песка, и никто не подозревал о его существовании. Но однажды зимой над равниной пронесся ужасающий смерч. Он с полчаса стоял над этой частью города, а когда прошел, то оказалось, что целая дюна сметена, а под ней открылась вот эта коллекция надгробий. Вот посмотрите.
Став на колени, она разгребла тонкий слой песка под одним из камней, и показалась крышка из полированного серого камня. Магадоне Самбиса отковырнула ее и отложила в сторону.
Тунигорн издал звук, выражающий отвращение. Валентин заглянул в ящичек и увидел там нечто вроде сморщенного куска темной кожи.
— И так везде. Символическое захоронение, требующее минимального пространства. Очень эффективно, если учесть, какое огромное население должен был иметь Велализьер в период своего расцвета. Здесь помещалась лишь частица мертвого тела, обработанная столь искусно, что все они со хранились до наших дней. Остальное, насколько нам известно, выбрасывалось на холмы за городом, где подвергалось естественному разложению. Тела пьюриваров разлагаются очень быстро — мы до сих пор не нашли никаких следов.
— А как это соотносится с современным погребальным ритуалом метаморфов? — спросил Миригант.
— Мы почти ничего не знаем о современном погребальном ритуале пьюриваров. Вы же знаете, какая это скрытая раса. Сами они никогда не рассказывают о таких вещах, нам вежливость не позволяет расспрашивать, поэтому это до сих пор остается загадкой.
— Но ведь у вас в экспедиции есть свои метаморфы, — сказал Тунигорн. — Разве вежливость запрещает консультироваться с коллегами? Какая польза учить перевертышей на археологов, если вы так опасаетесь задеть их чувства, что не можете получить от них сведений об их собственном народе?
— Вообще-то я обсуждала эту находку с доктором Гуукаминааном. Расположение кладбища и плотность захоронений явились для него неожиданностью, как мне показалось, но он не выразил никакого удивления по поводу захоронения частей тела вместо цельных трупов. Он дал мне понять, что это не слишком отличается от современных похоронных обычаев пьюриваров. Тогда у нас не было времени входить в подробности, и мы оставили эту ему. А теперь…
Ее лицо снова приняло беспомощный, растерянный вид человека перед лицом насильственной смерти, который приобретало всякий раз, когда речь заходила об убийстве Гуукаминаана.
«Это не слишком отличается от современных похоронных обычаев /ln`(„ `."“,
— повторил про себя Валентин.
Он подумал о расчлененном теле Гуукаминаана, разбросанном по жертвенной платформе, о голове, унесенной в подземелье под Седьмой пирамидой и аккуратно помещенной в одну из ниш святилища.
В этом жутком акте сквозило нечто столь чуждое, что Валентин снова пришел к необъяснимому и неприятному, но неизбежному выводу, который напрашивался с первых же минут его прибытия сюда. Убийца археологаметаморфа — тоже метаморф. Как сразу отметил Насимонте, в этом кровавом преступлении просматривался ритуальный аспект, носивший все признаки деяния метаморфов.
Но это по-прежнему не имело смысла. Валентин не мог поверить, чтобы старика убил кто-то из его соплеменников.
— Каким он был, Гуукаминаан? — спросил понтифик Магадоне Самбису. — Я не был с ним знаком. Не грешил ли он вспыльчивостью? Сварливостью?
— Ни в коей мере. Он был славный, добрый. Блестящий ученый. Здесь нет никого, будь то люди или пьюривары, кто не любил бы его и не восхищался им.
— Но один, по крайней мере, нашелся, — ехидно вставил Насимонте. Эту идею стоило исследовать, и Валентин спросил:
— А не было ли у вас какого-нибудь научного соперничества? Спора о том, кому принадлежит то или иное открытие, жарких дискуссий на предмет какойто теории?
Магадоне Самбиса посмотрела на понтифика, как на безумного.
— Вы полагаете, что мы способны убить друг друга из-за таких вещей, ваше величество?
— Признаю, что сказал глупость, — улыбнулся Валентин. — Ну хорошо: предположим, что Гуукаминаан во время раскопок нашел какой-то ценный предмет, какое-то сокровище, способное принести большие деньги на рынке древностей. Не могло ли это стать причиной для убийства?
Снова непонимающий взгляд.
— Во время раскопок, ваше величество, мы находим статуэтки из песчаника и кирпичи с надписями, а не золотые тиары или изумруды величиной с яйцо гихорны. Все, что можно было украсть отсюда, украдено давным-давно. И про давать свои находки мы склонны не более, чем… чем убивать друг друга. Все находки делятся поровну между университетским музеем в Аркилоне и пьюриварским хранилищем в Иллиривойне. Во всяком случае… но нет, это даже обсуждать не стоит. Совершенно абсурдная мысль. — Внезапно она вспыхнула. — Простите меня, ваше величество, я не хотела проявить неуважения.
Валентин отмахнулся.
— Я просто пытаюсь нащупать какой-нибудь правдоподобный мотив преступления. Надо же с чего-то начать.
— Я дам вам этот мотив, — внезапно сказал Тунигорн. Его лицо, обычно открытое и дружелюбное, исказила хмурая гримаса, и тяжелые брови сошлись в сплошную черную линию. — Нельзя забывать, что над этим местом тяготеет проклятие. Вы это знаете не хуже меня. Проклятие. Перевертыши сами наложили его на этот город, одному Божеству ведомо сколько тысячелетий назад, когда разрушили его за убиение морских драконов. Они хотели, чтобы это место осталось покинутым навсегда. С тех пор здесь обитали только призраки. Вы, ваше величество, прислав сюда археологов, нарушили покой этих призраков, прогневали их, и они нанесли ответный удар. Смерть старого Гуукаминаана — это только начало. Будут и другие, помяните мое слово!
— Так ты полагаешь, что призраки способны разрезать кого-то на пять или шесть кусков и раскидать эти куски во все стороны?
Но Тунигорн отказывался понимать шутки.
— Я не знаю, на что призраки способны, а на что нет, — сказал он упрямо.
— Я поделился с вами своей мыслью, вот и все.
— Спасибо, дружище, — ласково сказал Валентин. — Мы рассмотрим эту идею со всем вниманием. Я тоже хочу поделиться с вами своей мыслью, — сказал он Магадоне Самбисе. — Она пришла ко мне после всего, увиденного здесь и в святилище пирамиды. Это преступление очень похоже на ритуальное убийство, отмеченное характерными чертами пьюриварского культа. Я не утверждаю, что произошло именно это, — просто говорю, что сходство есть.
— И что же?
— Да то, что это дает нам нашу отправную точку. Пора переходить к a+%$cni%) фазе расследования. Пожалуйста, соберите сегодня всех археологов. Я хочу поговорить с ними.
— Поочередно или со всеми вместе?
— Сначала со всеми вместе — а там посмотрим.
Но ученые были разбросаны по всей огромной зоне раскопок, поскольку каждый занимался своим проектом, и Магадоне Самбиса упросила Валентина не созывать их до конца рабочего дня. Пока отыщут их всех, говорила она, наступит самое знойное время дня, и им придется тащиться по руинам в самую жару, вместо того чтобы переждать ее в каком-нибудь темном погребе. Начальница просила дать им закончить дневную работу и встретиться с ними на закате.
Это выглядело разумно, и Валентин согласился.
Но сам он оказался не в силах терпеливо дожидаться заката. Это убийство потрясло его до глубины души. Вот еще один симптом зла, пришедшего в мир уже при его жизни. При всей своей огромности Маджипур долго был мирной планетой, где жизненных благ хватало на всех и преступления всякого рода случались крайне редко. Но на памяти ныне живущих произошло убийство коронала Вориакса, а за этим последовал дьявольский заговор, на время лишивший трона преемника Вориакса — Валентина.
И, как теперь стало известно всем, за обоими этими злодеяниями стояли метаморфы.
Когда Валентин вернул свой трон, метаморф Фараатаа поднял восстание, принесшее с собой чуму, голод, всемирную панику и великую разруху. В конце концов Валентин покончил с мятежом, лично лишив Фараатаа жизни; мягкий по натуре, он смотрел на этот подвиг с ужасом, но все-таки совершил его, потому что так было надо.
А когда Валентин, став понтификом, положил начало новой эре мира и гармонии, на него обрушивается зверское убийство всеми любимого и уважаемого ученого-метаморфа. Гуукаминаан убит здесь, в городе, священном для самих метаморфов, во время раскопок, которые Валентин и начал-то для того, чтобы продемонстрировать уважение человеческого населения Маджипура к столь долго угнетаемым аборигенам. И все, по крайней мере на данной стадии, указывает на то, что убийство совершил другой метаморф.