Сименон Жорж. Мегрэ и Долговязая

   — Никакого… Ну, конечно, как всегда, в пепельницах окурки сигар, валяются две-три книги. Не понимаю, что происходит, месье Мегрэ? Как вы видите, я честно отвечаю на ваши вопросы. Я и пришла для того, чтобы на них ответить.
   — Потому что вы встревожены?
   — Нет. Потому что меня смутил прием, который мой сын оказал вам. А еще потому, что я угадываю: за вашим визитом скрывается какая-то тайна. Женщины больше принимают все к сердцу, чем мужчины. При жизни мужа, когда в доме раздавался какой-нибудь шум, он как ни в чем не бывало лежал себе в кровати, а я вскакивала и бежала узнать, что произошло. Вы меня понимаете? Наверное, ваша жена такая же. В сущности, по этой причине я и пришла к вам. Вы что-то говорили насчет ограбления. Вы, кажется, беспокоитесь за Марию.
   — Вы от нее ничего не получили?
   — А я и не рассчитываю получить. Вы что-то скрываете, и это меня тревожит. Для меня даже в ночных шорохах нет ничего таинственного. Мне кажется, достаточно посмотреть на вещи трезвыми глазами — и все становится ясно.
   Она уверенно глядела на него, и у Мегрэ даже создалось впечатление, что она считает его ребенком, вторым Гийомом. Она словно хотела сказать: «Расскажите все, что у вас на душе. Не бойтесь! Вы увидите, все прояснится».
   Мегрэ тоже посмотрел ей прямо в лицо.
   — В ту ночь в ваш дом влез один человек.
   Глаза старой дамы выражали недоверие, с оттенком сочувствия, словно она жалела комиссара за то, что он все еще верит в оборотней.
   — Зачем?
   — Чтобы ограбить сейф.
   — И он это сделал?
   — Он залез в дом, предварительно вырезав стекло, чтобы открыть задвижку.
   — Стекло, которое уже разбилось во время бури?
   Видимо, он потом его снова вставил?
   Она по-прежнему решительно отказывалась принимать его слова всерьез.
   — Что же он унес?
   — Он ничего не унес, потому что его электрический фонарик вдруг осветил предмет, который он никак не рассчитывал увидеть в этой комнате.
   Она по-прежнему улыбалась.
   — Что же это за предмет?
   — Труп пожилой женщины, который, вполне возможно, мог быть трупом вашей невестки.
   — Он вам это сказал?
   Мегрэ посмотрел на руки в белых перчатках, которые совсем не дрожали.
   — Почему вы не попросите этого человека, чтобы он явился и сам высказал мне эти обвинения?
   — Потому что его нет в Париже.
   — А вы не можете его вызвать?
   Мегрэ предпочел не ответить. Он был не слишком доволен собой. Он даже подумал, не поддался ли и он сам влиянию этой женщины, своей снисходительной невозмутимостью напоминавшей настоятельницу монастыря.
   — Я не знаю, о ком идет речь, и у вас об этом не спрашиваю. У вас, конечно, есть основания верить этому человеку. Как же, ведь это взломщик, не так ли? А я всего лишь восьмидесятилетняя старуха, которая никому в жизни не причинила зла. Позвольте же мне, коль я уже об этом узнала, настоятельно просить вас прийти к нам. Я открою вам все двери и покажу все, что вы пожелаете. А мой сын, когда он будет в курсе дела, со своей стороны не станет уклоняться от ответов на ваши вопросы. Когда же вы придете, месье Мегрэ?
   Теперь она встала, все так же непринужденно; в ее манере держаться не чувствовалось ничего, агрессивного, разве только в выражении лица немного горечи.
   — Может быть, сегодня днем. Я еще не знаю. Ваш сын в последние дни пользовался машиной?
   — Вы сможете задать ему этот вопрос.
   — А он сейчас дома?
   — Вероятно. Когда я уходила, он был дома.
   — Эжени сейчас тоже у вас?
   — Конечно.
   — Благодарю вас.
   Он проводил ее до двери. Выходя из кабинета, она обернулась.
   — Я хочу попросить вас об одном одолжении, — сказала она мягко. — Когда я уйду, попытайтесь хоть на минутку встать на мое место, забыть, что вы всю жизнь занимаетесь преступлениями. Представьте себе, что это вам неожиданно задают такие вопросы, которые вы задавали мне, что вас подозревают в том, будто вы кого-то хладнокровно убили.
   Уходя, она добавила:
   — До скорой встречи, месье Мегрэ.
   Дверь закрылась, а он с минуту простоял неподвижно, потом подошел к окну и увидел, как старая дама мелкими шажками идет под палящим солнцем, направляясь к мосту Сен-Мишель.
   Мегрэ снял телефонную трубку:
   — Соедините меня с полицейским комиссариатом в Нейи!
   Он вызвал не комиссара, а инспектора, с которым был знаком.
   — Ванно? Это Мегрэ. Все в порядке, спасибо! Послушай, что я тебе скажу. Дело довольно деликатное.
   Сейчас ты сядешь в машину и поедешь на улицу Ла-Ферм, номер 436.
   — К зубному врачу? Жанвье был здесь вчера вечером и говорил мне об этом. Кажется, речь идет об одной голландке?
   — Не важно. Дело срочное. Тип этот не слишком любезный, а я не хочу пока брать ордер. Нужно действовать быстрее, пока не вернулась домой его мать.
   — А она далеко?
   — На мосту Сен-Мишель. Наверное, она сейчас возьмет такси.
   — Что мне делать с этим типом?
   — Увести его из дома под любым предлогом. Наплети ему что-нибудь. Скажи, например, что тебе нужны его свидетельские показания.
   — А потом?
   — Потом приеду я. Сейчас уже спускаюсь и сажусь в машину.
   — А если дантиста не окажется дома?
   — Подождешь где-нибудь рядом и задержишь перед тем, как он успеет войти к себе.
   — Это не совсем законно.
   — Совсем незаконно.
   И прежде чем Ванно повесил трубку, Мегрэ добавил:
   — Захвати кого-нибудь с собой и поставь на посту напротив конюшен, которые превращены в гараж и находятся на той же улице. Один из гаражей снимает дантист.
   — Понял.
   Через минуту Мегрэ сбежал по лестнице и сел в одну из полицейских машин, стоящих во дворе. Когда автомобиль повернул в сторону Нового моста, ему показалось, что промелькнула зеленая шляпка Эрнестины. Но он не был в этом уверен и решил не терять времени. В сущности, он скорее уступил своему чувству досады на Долговязую.
   Когда проехали Новый мост, Мегрэ стал раскаиваться, но было уже поздно.
   — Ну и черт с ней! Пусть подождет.

Глава 4

   в которой подтверждается, что допросы не похожи один на другой, и в которой суждения Эжени не мешают ей сделать категорическое заявление
 
   Полицейский комиссариат находился на первом этаже мэрии, уродливого квадратного здания, расположенного на участке земли, обсаженном чахлыми деревцами.
   Над дверью свисал грязный флаг. Мегрэ мог бы прямо с улицы войти в комнаты инспекторов, но, чтобы не столкнуться лицом к лицу с Гийомом Серром, он долго бродил по коридорам, где гуляли сквозняки, и в конце концов заблудился.
   В опустевших комнатах на столах трепыхались от ветра какие-то бумажки. В других кабинетах сидели служащие без пиджаков и рассказывали пикантные пляжные истории. Редкие налогоплательщики с обескураженным видом бродили по коридору в поисках комнаты, где им подпишут бумагу или поставят печать.
   Наконец Мегрэ увидел полицейского, который его узнал.
   — Где я могу найти инспектора Ванно?
   — Второй кабинет налево. Третья дверь.
   — Не можете ли вы зайти к нему и попросить его выйти? У него в кабинете, вероятно, сидит один человек. Только не произносите вслух мое имя.
   Через несколько минут к нему вышел Ванно.
   — Он в кабинете?.. Как все это происходило?
   — Да, в общем, никак. Довольно просто. Я предусмотрительно взял с собой повестку из комиссариата.
   Позвонил. Открыла служанка, и я сказал, что хочу видеть хозяина. Пришлось подождать несколько минут в коридоре, пока этот тип спустился вниз. Я протянул ему бумажку. Он прочитал, посмотрел на меня, но промолчал. «Если вам будет угодно, — сказал я, — можете пойти вместе со мной. Меня ждет машина». Пожав плечами, он снял с вешалки панаму, надел ее и последовал за мной. Теперь он сидит на стуле в моем кабинете, но до сих пор не проронил ни слова.
   Через несколько минут Мегрэ вошел в кабинет Ванно и увидел Гийома Серра, который курил очень черную сигару. Комиссар сел за стол в кресло инспектора.
   — Прошу прощения, месье Серр, за то, что мне пришлось вас потревожить, но я хотел бы задать вам несколько вопросов.
   Как и накануне, огромный дантист смотрел на него тяжелым взглядом, и в его темных глазах не промелькнуло и тени симпатии. Мегрэ вдруг сообразил, на кого похож этот человек — на турка, какими их раньше изображали на картинках. Он был такой же толстый, тяжеловесный и, вероятно, такой же могучий. Ибо, несмотря на свою тучность, он производил впечатление человека очень сильного. В нем также чувствовалось пренебрежительное спокойствие паши, изображенного на пачке сигарет.
   Вместо того чтобы утвердительно кивнуть, произнести какую-нибудь вежливую фразу или даже протестовать, Серр вытянул из кармана желтоватую бумажку и заглянул в нее.
   — Я был вызван комиссариатом полиции Нейи, — сказал он, — и жду, чтобы мне сообщили, чего хочет от меня комиссариат.
   — Следовательно, вы отказываетесь мне отвечать?
   — Категорически.
   Мегрэ колебался. Он видел на своем веку разных людей: настойчивых, упрямых, скрытных, хитрецов, но никто еще никогда не отвечал ему так спокойно и решительно.
   — Полагаю, что настаивать бесполезно?
   — Я так думаю.
   — Или пытаться вам доказать, что ваше поведение не послужит вам на пользу?
   На этот раз его собеседник ограничился вздохом.
   — Прекрасно. Подождите. Сейчас вас примет комиссар полиции.
   Мегрэ пошел в кабинет к комиссару, который не сразу понял, чего от него хотят, и согласился очень неохотно. Кабинет у него был более комфортабельный, можно сказать, почти роскошный по сравнению с другими помещениями полиции. На камине стояли мраморные часы.
   — Проводите ко мне месье Серра! — сказал комиссар дежурному.
   Он указал ему на стул, обитый красным плюшем.
   — Садитесь, месье Серр. Речь идет об обычной проверке, и я вас не задержу.
   Комиссар полиции пробежал глазами бумагу, которую ему только что принесли.
   — Итак, месье Серр, вы являетесь владельцем машины с номерным знаком PC 88—22 Л?
   Дантист утвердительно кивнул. Мегрэ уселся на подоконник, не спуская глаз с Серра.
   — Эта машина по-прежнему у вас?
   Снова утвердительный кивок.
   — Когда вы пользовались ею в последний раз?
   — Полагаю, что я вправе узнать, в связи с чем мне задаются все эти вопросы?
   Комиссар полиции заерзал на стуле. Ему совсем не по душе была задача, которую взвалил на него Мегрэ.
   — Предположим, что ваша машина стала причиной автомобильной аварии…
   — А разве это случилось?
   — Предположим, что нам сообщили, будто машина с таким номером кого-то сбила.
   — Когда?
   Чиновник бросил на Мегрэ укоризненный взгляд.
   — Во вторник вечером.
   — Где?
   — Неподалеку от Сены.
   — Во вторник вечером моя машина не выезжала из гаража.
   — Может быть, кто-нибудь воспользовался ею без вашего ведома?
   — Не думаю. Гараж запирается на ключ.
   — Вы утверждаете, что не пользовались своей машиной ни во вторник вечером, ни позднее, в ночь на среду?
   — А где свидетели происшествия?
   Комиссар снова с отчаянием взглянул на Мегрэ.
   А тот, понимая, что все это ни к чему не приведет, сделал ему знак, чтобы он не настаивал.
   — У меня к вам, месье Серр, больше вопросов нет.
   Благодарю вас.
   Дантист поднялся, на какое-то мгновение он словно заполнил своей массой весь кабинет. Потом надел панаму и вышел, пристально посмотрев на Мегрэ.
   — Я сделал все, что мог. Вы видели, — сказал комиссар полиции.
   — Я видел.
   — Вас это на что-нибудь натолкнуло?
   — Может быть.
   — С этим человеком мы еще хватим фунт лиха. Он знает свои права.
   — Понимаю.
   Можно было подумать, что Мегрэ своим видом невольно подражает дантисту. Такой же тяжеловесный и мрачный, он встал и направился к двери.
   — Скажите, Мегрэ, а в чем его обвиняют?
   — Пока еще не знаю. Возможно, он убил свою жену.
   По дороге он заглянул в кабинет Ванно, чтобы поблагодарить инспектора, а потом вышел на улицу, где его ожидала машина уголовной полиции. Но перед тем как сесть в машину, он зашел в бар, тут же на углу, и пропустил стаканчик. Проходя мимо зеркала, Мегрэ вдруг подумал, как бы он выглядел, если бы надел панаму, и тут же лукаво усмехнулся при мысли, что все это напоминает состязание двух борцов тяжелого веса.
   — Поезжайте по улице Ла-Ферм, — сказал он шоферу.
   Неподалеку от дома 436 они заметили Серра, который шел по тротуару крупными, немного вялыми шагами. Во рту у него, как всегда, торчала длинная сигара. Проходя мимо гаража, он, видимо, заметил стоявшего на посту инспектора, спрятаться которому было негде.
   Мегрэ колебался, не зная, остановить ли ему машину у дома с черной оградой. Но зачем? Все равно в дом его не впустят.
   Эрнестина ждала его за стеклянной перегородкой в приемной на набережной Орфевр, и он пригласил ее в кабинет.
   — Есть что-нибудь новенькое? — спросила она.
   — Ровно ничего.
   Он был в плохом настроении. Эрнестина не знала, что ему даже нравилось быть не в духе, когда он начинал вести трудное дело.
   — А я получила сегодня утром открытку. Я ее принесла.
   Она протянула ему цветную открытку с изображением Гаврской ратуши. На ней не было написано ни слова, не было и подписи. Только адрес почтового отделения, где Долговязая получала письма до востребования.
   — От Альфреда?
   — Да, это его почерк.
   — Значит, он не уехал в Бельгию?
   — Выходит, что нет. Должно быть, побоялся переезжать через границу.
   — Вы полагаете, что он собирается сесть на какое-нибудь судно?
   — Об этом я даже не думаю. Он ни разу в жизни не ступал ногой на судно. Я хочу вам задать один вопрос, месье Мегрэ, но только вы должны ответить мне откровенно. Допустим, Альфред вернется в Париж. Что с ним будет?
   — Вы хотите знать, арестуют ли его?
   — Да.
   — За попытку к ограблению?
   — Да.
   — За это его арестовать не могут. Ведь он не был застигнут на месте преступления. Кроме того, Гийом Серр не только не подает жалобы, но даже отрицает, что кто-то проник к нему в дом с целью ограбления.
   — Значит, его оставят в покое?
   — Если только он вам не солгал и не произошло чего-нибудь другого.
   — Я могу ему это обещать?
   — Да.
   — В таком случае я сейчас же дам объявление. Он каждый день читает одну и ту же газету. Там печатают кроссворды.
   Она посмотрела на Мегрэ.
   — Можно подумать, что вы не верите.
   — Во что?
   — Во все это дело. В себя. Я даже не знаю, во что.
   Видели вы дантиста?
   — Полчаса назад.
   — Что он сказал?
   — Ничего.
   Она больше не настаивала и, воспользовавшись тем, что зазвонил телефон, тут же попрощалась.
   — Что такое? — проворчал в трубку Мегрэ.
   — Это я, шеф. Могу я зайти к вам?
   Через несколько секунд в кабинет вошел Жанвье.
   Он был в приподнятом настроении и, по-видимому, доволен собой.
   — У меня целая куча сведений. Выложить их вам?
   Есть у вас свободная минутка?
   Но его веселость несколько потускнела, когда он увидел выражение лица Мегрэ, который уже снял пиджак и теперь развязывал галстук.
   — Сначала я пошел в семейный пансион, о котором я вам уже говорил. Он напоминает некоторые отели на левом берегу, с пальмами в холле и старыми дамами, сидящими в плетеных креслах. Постояльца моложе пятидесяти лет там не встретишь. Большей частью там живут иностранки, англичанки, швейцарки, американки, которые ходят по парижским музеям, а потом пишут бесконечные письма.
   — Что дальше?
   Мегрэ прекрасно представлял себе подобные заведения. Распространяться о них не стоило.
   — Мария Ван Аэртс жила там целый год. Ее хорошо помнят, так как она была там довольно популярна. Оказывается, она была очень веселая и все время смеялась, потряхивая пышной грудью. Она поглощала невероятное количество разной сдобы и не пропускала ни одной лекции в Сорбонне.
   — И это все? — спросил Мегрэ с таким видом, как будто его удивляло, почему так возбужден Жанвье.
   — Почти каждый день она писала письма по восемь — десять страниц.
   Комиссар пожал плечами, потом с заметным интересом посмотрел на инспектора. Он начинал понимать.
   — Писала всегда одной и той же особе, подруге по пансиону, которая живет в Амстердаме. Я узнал ее фамилию. Эта подруга однажды приезжала к ней в Париж.
   Они в течение трех недель жили вместе в одной комнате. Полагаю, что, выйдя замуж, Мария Серр продолжала ей писать. Подругу зовут Гертруда Оостинг. Муж ее — пивовар. Думаю, что найти их адрес будет нетрудно.
   — Позвони в Амстердам.
   — Вы хотели бы посмотреть письма?
   — Если можно, последние.
   — Я так и подумал. В Брюсселе по-прежнему нет ничего нового об Альфреде Унылом?
   — Он в Гавре.
   — Позвонить в Гавр?
   — Я сам позвоню. Кто из ребят свободен?
   — Торранс сегодня утром вышел на работу.
   — Пришли его ко мне.
   Торранс тоже был тяжеловесным и объемистым, его сразу же заметили бы на тротуаре пустынной улицы.
   — Ты будешь стоять на улице Ла-Ферм в Нейи, напротив дома 436. Дом этот в садике, за оградой. Прятаться не надо. Наоборот. Если увидишь, что из дома выходит мужчина выше и плотнее тебя, открыто иди вслед за ним.
   — Это все?
   — Договорись, чтобы ночью тебя сменили. Немного дальше, возле гаража, дежурит человек из полицейского комиссариата в Нейи.
   — А если этот тип сядет в машину и уедет?
   — Поезжай туда на машине и поставь ее возле тротуара.
   У него не хватило духу пойти домой обедать. Было еще жарче, чем накануне. В воздухе пахло грозой. Мужчины разгуливали, сняв пиджаки, а в Сене плавали мальчишки.
   Он пошел перекусить в пивную «У дофины» и предварительно выпил две рюмки перно, словно бросал кому-то вызов. Потом поднялся в отдел установления личности к Мерсу, комната которого находилась под самой пышущей жаром крышей Дворца правосудия.
   — Поезжай, скажем, в одиннадцать часов вечера.
   Захвати с собой нужный материал. Пусть с тобой поедет еще кто-нибудь.
   — Ладно, шеф.
   Он предупредил полицию в Гавре. Сел ли все-таки Альфред Унылый на поезд, идущий с Северного вокзала и уехал, допустим, в Лиль, а может быть, после телефонного разговора с Эрнестиной передумал и быстро переметнулся на вокзал Сен-Лазар?
   Вероятно, он прячется в дешевых меблирашках или бродит из бистро в бистро, пьет минеральную воду, если только не пытается сесть на какое-нибудь судно. Неужели в Гавре так же жарко, как в Париже?
   До сих пор не удалось найти такси, которое якобы увезло Марию Серр и ее багаж. Служащие на Северном вокзале не могли вспомнить такой пассажирки.
   В три часа, развернув газету, Мегрэ увидел объявление Эрнестины.
   «Альфреду. Возвращайся в Париж.
   Никакой опасности нет. Все улажено.
   Тина».
   В половине пятого Мегрэ очнулся в своем кресле.
   Газета лежала у него на коленях. Он даже не перевернул страницы. От неудобного положения у него ломило спину, во рту пересохло.
   Ни одной из машин уголовной полиции во дворе не оказалось, и ему пришлось взять такси в конце набережной.
   — На улицу Ла-Ферм в Нейи. Я покажу, где остановиться.
   Он чуть было снова не заснул в машине, а без пяти минут пять попросил шофера остановиться возле уже знакомого ему бистро. На террасе никого не было.
   Вдали он заметил силуэт толстого Торранса, который ходил взад и вперед по теневой стороне улицы. Мегрэ расплатился с шофером и, облегченно вздохнув, уселся за столик.
   — Что вам подать, месье Мегрэ?
   Конечно, пива! Его так мучила жажда, что он мог бы залпом выпить пять или шесть кружек.
   — Он больше не приходил?
   — Кто? Дантист? Нет. Сегодня утром я видел его мать. Она шла по направлению к бульвару Ришар-Валлас.
   Скрипнула калитка. Появилась маленькая суетливая женщина и зашагала по тротуару напротив. Мегрэ заплатил по счету и догнал ее уже у самого Булонского леса.
   — Мадам Эжени?
   — Что вам от меня надо?
   Обитатели дома в Нейи были не слишком-то любезны.
   — Поговорить с вами минутку.
   — У меня нет времени на разговоры. Дома еще полно работы.
   — Я из полиции.
   — Ну и что с того?
   — Мне нужно задать вам несколько вопросов.
   — А я вам обязана отвечать?
   — Конечно, так было бы лучше.
   — Я не люблю полицию.
   — Это ваше право. А ваших хозяев вы любите?
   — Оли просто гады.
   — Старая мадам Серр тоже?
   — Она настоящая гадюка.
   Они подошли к остановке автобуса. Мегрэ поднял руку и помахал свободному такси.
   — Я отвезу вас домой.
   — Не очень-то мне хочется показываться в обществе шпика, но придется воспользоваться случаем. — И она с достоинством уселась в машину.
   — В чем вы их упрекаете?
   — А вы? Почему вы суете нос в их дела?
   — Молодая мадам Серр действительно уехала?
   — Да уж, молодая! — сказала она с иронией.
   — Ну, назовем ее невесткой.
   — Да, уехала. Баба с возу — возу легче.
   — Она тоже была гадюка?
   — Нет.
   — Вы ее не любили?
   — Она вечно рылась в холодильнике, и к обеду оттуда исчезала половина из того, что было приготовлено.
   — Когда она уехала?
   — Во вторник.
   Они пересекли мост Пюто. Эжени постучала в стекло шоферу.
   — Остановитесь здесь. — И, обращаясь к Мегрэ, спросила: — Я вам еще нужна?
   — Могу я на минутку подняться к вам?
   Площадь была многолюдная. Служанка сразу направилась в проход справа от какой-то лавочки, потом стала подниматься по лестнице, где пахло помоями.
   — Вот бы вы им сказали, чтобы они оставили в покое моего сына.
   — Кому сказать?
   — Да здешним шпикам. Они все время к нему придираются.
   — А что он делает?
   — Работает.
   — Где?
   — А я почем знаю? Но только квартира у меня не убрана. Не могу же я целый день заниматься уборкой чужой квартиры да еще держать в порядке свою.
   Воздух в комнате был спертый, и она сразу пошла отворять окно. Однако никакого беспорядка не было, и, если бы не кровать, стоявшая в углу, комната, служившая одновременно гостиной и столовой, выглядела бы даже кокетливо.
   — Что же, собственно говоря, происходит? — спросила она, снимая шляпку.
   — Мария Серр исчезла.
   — Конечно, раз она в Голландии.
   — В том-то и дело, что и в Голландии ее не обнаружили.
   — А зачем вы ее ищете?
   — Есть основания предполагать, что ее убили.
   Темные глаза Эжени блеснули.
   — Почему же вы их не арестуете?
   — У нас еще нет доказательств.
   — И вы думаете получить их от меня?
   Она пошла в кухню, поставила чайник на газовую плиту, потом вернулась к Мегрэ.
   — Что происходило во вторник?
   — Она весь день паковала свои вещи.
   — Минутку. Если я не ошибаюсь, она была замужем два с половиной года. Я полагаю, у нее были свои личные вещи?
   — У нее было не меньше тридцати платьев и столько же пар туфель.
   — Она любила наряжаться?
   — Она ничего не выбрасывала. Некоторые были десятилетней давности. Она их носила, но никому бы не отдала за все золото мира.
   — Скупая?
   — А разве не все богатые скупые?
   — Мне сказали, что она увезла только сундук и два чемодана.
   — Это точно. Остальное было отправлено неделю назад.
   — Вы хотите сказать, что другие чемоданы она отправила багажом?
   — Да. Чемоданы, ящики, картонки. В четверг или в пятницу на прошлой неделе приехал автобус транспортного агентства и все увез.
   — Вы не видели этикетки?
   — Точного адреса не помню, но указан был Амстердам.
   — Ваш хозяин это знал?
   — Конечно.
   — Значит, ее отъезд был решен уже давно?
   — После ее последнего приступа. Каждый раз, как у нее был приступ, она начинала поговаривать о возвращении на родину.
   — Какие приступы?
   — Она говорила, сердечные.
   — У нее было больное сердце?
   — Как будто.
   — К ней приходил врач?
   — Да, доктор Дюбюк.
   — Она принимала лекарства?
   — Всегда за едой. Они все трое принимали. Мать и сын продолжают и сейчас. У каждого возле прибора стоит флакончик с пилюлями или каплями.
   — Гийом Серр чем-нибудь болен?
   — Не знаю.
   — А его мать?
   — Богатые всегда больны.
   — Они жили в согласии?
   — Иногда по неделям друг с другом не разговаривали.
   — Мария Серр много писала?
   — Почти с утра до вечера.
   — Приходилось вам относить ее письма на почту?
   — Частенько. Писала она всегда одной и той же женщине, у нее такая странная фамилия, а живет она в Амстердаме.
   — Серры богатые?
   — Да, не бедные.
   — А Мария?
   — Конечно. Иначе бы он на ней не женился.
   — Вы работали у них, когда они поженились?
   — Нет.
   — Вы не знаете, кто у них тогда работал?
   — У них без конца сменяется прислуга. Вот и я работаю последнюю неделю. Как только узнаешь, что это за дом, сразу оттуда и сбежишь.
   — Почему?
   — А вы думаете, приятно смотреть, как пересчитывают куски сахара в сахарнице и выбирают вам на десерт полугнилое яблоко.
   — Кто, старая мадам Серр?
   — Да. Под предлогом, что она в таком преклонном возрасте целый день работает, — впрочем, это ее дело, — она набрасывается на вас, если вы хоть на минутку присядете.
   — Она на вас кричала?
   — Нет, никогда не кричала. Хотела бы я посмотреть, как бы она посмела! Но так еще хуже. Она слишком вежливая, смотрит на вас со скорбным видом…
   — Вы ничему не удивились, когда пришли в среду утром на работу?
   — Нет.
   — Вы не заметили, что ночью в одном окне было выбито стекло, а потом вставлено снова и замазано свежей замазкой.
   Она покачала головой.
   — Вы ошибаетесь, это было не в тот день.