Сименон Жорж. Ночь на перекрестке

   Карл немного поколебался, затем кивнул в знак согласия:
   — Хорошо, пойдемте…
   Они обошли здание. За ним находилась довольно большая лужайка, куда выходили наружные стеклянные двери всех комнат первого этажа.
   В доме было темно. Туман окутывал деревья в парке.
   — Я покажу вам, как пройти.
   Андерсен толкнул застекленную дверь, и Мегрэ вслед за ним вошел в просторную неосвещенную гостиную. Дверь осталась открытой, и через нее проникал свежий и пьянящий вечерний воздух, наполненный запахом травы и мокрых листьев. В камине, разбрасывая искры, горело полено.
   — Я сейчас позову сестру…
   Андерсен не зажег свет, казалось, он даже не замечал, что наступил вечер. Оставшись один, Мегрэ прошелся взад и вперед по комнате, затем остановился перед мольбертом с наброском, выполненным гуашью. Это был образец модной ткани. Эскиз показался комиссару довольно странным.
   Но еще более странной была обстановка в гостиной, напоминавшая о времени, когда здесь жили три вдовы!
   Часть мебели, видимо, осталась от них. Несколько кресел в стиле ампир с облупившейся краской и вытертым шелком, а также занавески из репса выглядели, как и пятьдесят лет назад.
   Зато вдоль одной из стен надстроили библиотечные полки из светлого дерева, на которых громоздились книги на французском, немецком и, кажется, датском языках.
   А новые разноцветные одеяла резко выделялись среди выщербленных старинных ваз, обветшалого пуфа, сильно потертого ковра.
   Сумерки сгущались. Где-то вдалеке промычала корова. Время от времени в тишине слышалось легкое, а затем все увеличивающееся жужжание мотора, по дороге, как смерч, проносилась машина, и звук постепенно затихал вдали.
   В доме же стояла тишина! Время от времени раздавалось лишь какое-то потрескивание и поскрипывание! Звуки были едва различимы, но они указывали на то, что в доме кто-то жил.
   Карл возвратился в гостиную и остановился у двери, не произнося ни слова. Его подрагивающие белые руки выдавали нервозность.
   На лестнице послышался легкий звук шагов.
   — Это моя сестра, Эльза… — прервал молчание Карл.
   Плохо различимая в темноте фигура приближалась. Эльза шествовала, как кинозвезда, как женщина-идеал, о которой во сне грезит юноша.
   Уж не из черного ли бархата ее платье? Ведь даже в полумраке оно выделялось темным пятном. Слабый свет, проникавший снаружи, падал на ее белокурые и мягкие волосы, подчеркивая белизну лица.
   — Мне сказали, что вы хотите поговорить со мной, комиссар… Но прежде давайте присядем…
   Она говорила с более заметным акцентом, чем Карл. Ее певучий голос как бы понижался на последнем слоге каждого слова.
   А брат стоял рядом с ней, словно раб, в обязанность которого входит охранять властелина.
   Эльза сделала несколько шагов навстречу Мегрэ, и только теперь тот заметил, что она такого же высокого роста, что и Карл. Узкие бедра еще более подчеркивали стройность ее фигуры.
   — Сигарету!.. — обратилась она к брату.
   Смущенный и неловкий, тот поспешил выполнить ее просьбу. Она щелкнула зажигалкой, и красноватый оттенок на какое-то мгновение высветил во тьме ее синие глаза.
   Темнота сгустилась еще больше, и комиссар, чувствуя себя неловко, поискал выключатель, не нашел его и спросил:
   — Нельзя ли зажечь свет?
   Мегрэ хотелось выглядеть уверенным, а эта сцена казалась ему чересчур театральной. Только ли театральной? Она его далее угнетала, и потом комиссару не нравился резкий запах духов, появившийся в комнате с тех пор, как сюда вошла Эльза.
   Это были очень уж необычные духи, чтобы пользоваться ими каждый день! Может быть, необычные только для него!
   Ну, а этот акцент… Эта абсолютная корректность Карла и его черный монокль… Эта смесь роскоши и отвратительного старья… Да и платье было необычным — такое не носят ни на улице, ни в театре, ни в гостях…
   Почему же платье казалось Мегрэ необычным? Может быть, потому что на Эльзе оно сидело как-то по особенному. Ведь сшито оно было очень просто: ткань облегала тело, закрывая далее шею, открытыми оставались только лицо и руки…
   Андерсен склонился над столом, снял стеклянный колпак высокой керосиновой лампы из фарфора и бронзы, которая, видимо, осталась еще от трех старух.
   Свет зажженной лампы с оранжевым абажуром образовал в углу гостиной круг диаметром около трех метров.
   — Извините меня… Я не видела, что все кресла завалены.
   Андерсен поторопился освободить одно из кресел от лежавших на нем книг, которые он как попало бросил на ковер. Эльза продолжала курить, держась прямо, словно изваяние из бархата.
   — Ваш брат, мадемуазель, заявил мне, что не слышал ничего необычного в ночь с субботы на воскресенье… Похоже, у него очень крепкий сон…
   — Да, очень… — повторила она слова комиссара, выпустив небольшую струю табачного дыма.
   — Вы тоже ничего не слышали?
   — Что-то необычное, нет!
   Эльза говорила медленно, как все иностранцы, которым вначале нулено в уме перевести фразу целиком.
   — Вы же видите, мы живем рядом с шоссе. Движение здесь не прекращается далее ночью. Каждый вечер часов в шесть грузовики едут на Центральный рынок, и шум стоит ужасный… По субботам появляются и туристы. Они спешат к берегам Луары и в Солонь. Шум моторов, визг тормозов, голоса людей — все это постоянно нарушает наш покой. Если бы дом не стоил нам так дешево…
   — А о Гольдберге вы что-нибудь раньше слышали?
   — Нет, ничего…
   Ночь окончательно еще не наступила. Газон на лужайке ярко зеленел, и казалось, что при желании можно было пересчитать отдельные травинки. Заброшенный парк был похож на декорацию в опере. Группы деревьев, каждое дерево, далее любая отдельная ветка — все соответствовало своему месту. И завершалась эта своего рода симфония, типичная для провинции Иль-де-Франс, видом, открывавшимся на поля и крыши крестьянских ферм.
   В гостиной, заставленной старой мебелью, Мергэ видел корешки книг на непонятном ему языке. Но более непонятным было присутствие здесь двух иностранцев — брата и сестры. Особо не вписывалась в общую картину Эльза.
   Не фальшивила ли она, играя роль обольстительницы? Да нет, она не вела себя вызывающе, а, наоборот, держалась очень просто.
   Но именно эта простота как раз и не вязалась с окружающей обстановкой. Комиссар скорее понял бы поведение трех старух, истинную причину разыгравшихся здесь когда-то чудовищных страстей.
   — Могу я осмотреть дом?
   Без всякого колебания Карл взял в руки лампу, а Эльза тем временем уселась в кресло.
   — Я проведу вас…
   — В гостиной чаще всего находитесь, вероятно, вы?..
   — Да, вы правы… Я здесь работаю, но и сестра большую часть дня проводит в гостиной…
   — У вас нет прислуги?
   — Вы же знаете, сколько я зарабатываю. Это слишком мало, чтобы содержать прислугу…
   — А кто готовит еду?
   — Я…
   Он сообщил об этом очень просто, без всякого чувства стеснительности или стыда. Когда они выбрались в коридор, Андерсен отворил одну из дверей и чуть слышно произнес:
   — Прошу извинить за беспорядок…
   Это был даже не беспорядок. Комиссар увидел мерзкую картину: на столе, покрытом обрывком клеенки, стояла спиртовка, забрызганная подгоревшим молоком, соусом, запачканная жирными пятнами. Вокруг лежали огрызки хлеба. На сковороде, поставленной прямо на стол, виднелись остатки эскалопа, а в раковине — гора грязной посуды.
   Снова выйдя в коридор, Мегрэ заглянул в гостиную, где было темно и светилась только сигарета Эльзы.
   — Столовой и небольшой гостиной в центральной части дома мы не пользуемся… Вы хотите их осмотреть?..
   Свет лампы упал на довольно красивый паркет, груду мебели, прямо на полу лежал картофель. Ставни были закрыты.
   — Наши комнаты там, наверху…
   Они поднялись по широкой скрипучей лестнице. Наверху Мегрэ почувствовал все тот же запах духов.
   — Вот моя комната…
   Брошенный на пол матрац служил постелью. Комиссар увидел простой туалет, большой гардероб в стиле Людовика XV, пепельницу, переполненную окурками.
   — Вы много курите?
   — По утрам, в постели… Выкуриваю, наверное, сигарет тридцать, когда читаю…
   Остановившись перед дверью, расположенной напротив его комнаты, он быстро проговорил:
   — Комната сестры…
   Андерсен по-прежнему держал лампу в руке, но не подошел к комиссару, чтобы посветить ему. От резкого запаха духов, стоявшего в комнате, першило в горле.
   Во всем доме, лишенном какого-либо стиля и роскоши, царил беспорядок. Для нынешних хозяев он был всего лишь временным пристанищем, и они пользовались вещами, оставшимися от прежних его обитателей.
   Но комната Эльзы приятно отличалась от других. В полутьме Мегрз не увидел паркета, покрытого звериными шкурами, которые обычно лежат у кровати. Но сама кровать была черного дерева и покрыта черным бархатом. На покрывале лежало помятое шелковое белье.
   Как бы незаметно Андерсен начал удаляться с лампой в коридор, тем самым вынуждая Мегрэ последовать за ним.
   — В доме есть еще три нежилые комнаты…
   — Я вижу, что лишь комната вашей сестры выходит окнами на шоссе. Ничего не ответив на это, Карл указал на узкую лестницу.
   — Запасная лестница… Мы ею не пользуемся… Если хотите, можете осмотреть гараж…
   Мегрэ спустился по лестнице вслед за Андерсеном, который держал в руке зажженную лампу. В глубине гостиной виднелся огонек горящей сигареты. Эльза, полулежа в кресле, бросила безразличный взгляд на вернувшихся мужчин.
   — Карл, мы забыли предложить комиссару чаю!
   — Спасибо, я не пью чай…
   — Я бы с удовольствием выпила… А виски не хотите? Или… Карл, пожалуйста…
   Смущенный Карл нервным жестом поставил лампу, зажег небольшую горелку, на которой стоял чайник серебристого цвета.
   — Чего бы вы хотели, комиссар?
   Мегрэ никак не мог понять, почему он испытывал неприятное чувство неловкости. Атмосфера вроде бы была довольно интимной, но его что-то угнетало. Бросив взгляд на крупные фиолетовые цветы, украшавшие мольберт, комиссар принялся рассуждать:
   — Итак, сначала украли машину господина Мишоннэ. Гольдберга убили в ней, а затем ее перегнали к вам. Вашу же машину поместили в гараж страхового агента…
   — Невероятная история, правда? — произнесла Эльза неясным и певучим голосом, закурив новую сигарету. — Брат утверждал, что обвинят нас, потому что убитого обнаружили в нашем гараже… Карл хотел бежать… А я отказывалась… Я считала, что нас не приняли бы за убийц, поскольку у нас не было никакой причины…
   Она запнулась, поискала взглядом Карла, который чем-то занимался в углу гостиной.
   — Ты что же, так ничего и не предложишь комиссару?
   — Прошу прощения… Я… Я обнаружил, что у нас уже ничего не осталось…
   — Вот всегда ты так! Не можешь ни о чем заранее подумать… Извините нас, господин?..
   — Мегрэ.
   — Господин Мегрэ… Мы почти не пьем алкогольных напитков и…
   В парке послышались чьи-то шаги, и Мегрэ увидел бригадира Люка, который разыскивал его.

Глава 3
Ночью на перекрестке

   — Что-нибудь случилось, Люка?
   Мегрэ подошел к наружной застекленной двери. За спиной, в гостиной, царила атмосфера неопределенности, а из темного парка на него смотрел Люка.
   — Да нет, ничего не случилось, комиссар… Я вас просто искал…
   Немного смущенный, Люка пытался через плечо Мегрэ заглянуть в гостиную.
   — Ты снял мне комнату?
   — Да… Вам пришла телеграмма… Мадам Гольдберг прибывает сегодня вечером на машине…
   Мегрэ повернул голову назад и увидел, что Андерсен терпеливо ожидал конца их разговора, а Эльза, нервно покачивая ногой, закуривала очередную сигарету.
   — Мне придется, видимо, зайти сюда еще раз завтра, чтобы опросить вас, — обратился к ним комиссар. — Мое почтение, мадемуазель…
   Она снисходительно кивнула ему головой. Карл проводил полицейских до ворот.
   — А гараж: вы осмотреть не хотите?
   — Я сделаю это завтра…
   — Послушайте, комиссар… Мое предложение может показаться вам подозрительным… Но я хотел бы помочь вам… Согласен, я — иностранец, и к тому же против меня есть серьезные улики… Но я больше всех заинтересован в том, чтобы истинный виновник был обнаружен… Прошу простить мою неловкость…
   Мегрэ посмотрел ему прямо в глаза. Он увидел здоровый глаз, полный печали. Карл Андерсен медленно повернул голову, закрыл ворота и возвратился в дом.
   — Что стряслось, Люка?
   — Мне стало как-то неспокойно на душе… Я уже давно вернулся из Арэнвиля… Не знаю почему, но этот перекресток вдруг показался мне каким-то зловещим…
   Они шли по обочине шоссе в полной темноте. Движение машин почти прекратилось.
   — Я попытался мысленно восстановить все детали преступления, — рассказывал Люка, — и чем больше размышлял, тем более невероятным представлялось мне все случившееся.
   Они спустились к вилле Мишоннэ, которая являлась как бы одной из вершин треугольника, тогда как другими его вершинами были гараж и дом «Трех вдов».
   Между гаражом и особняком Мишоннэ было метров сорок, а от них до дома Андерсенов — около сотни метров.
   Дом «Трех вдов» не был освещен, а на вилле страхового агента светились два окна, занавешенные плотными шторами. Появляющийся иногда узкий луч света указывал, что кто-то раздвигал эти шторы, чтобы выглянуть на улицу.
   Со стороны гаража четко выделялись бензоколонки, из мастерской, где раздавались удары молота, падала полоса резкого света.
   Они остановились, и Люка, один из самых старых сотрудников Мегрэ, продолжал объяснять:
   — Прежде всего, сюда зачем-то приехал Гольдберг. Вы видели его труп в морге? Нет?.. Это мужчина лет сорока пяти, типично семитского типа… Человек солидный, небольшого роста, с волевым подбородком, упрямым выражением лица, у него вьющиеся курчавые волосы… Одет в роскошный костюм… Тонкое дорогое белье с монограммой… Он привык жить на широкую ногу, всем приказывать, тратить деньги не считая… На лакированных туфлях — ни пылинки, ни малейшего пятнышка грязи… Отсюда следует, что если он даже и добрался до Арпажона поездом, то не шагал пешком три километра до перекрестка… Мне кажется, он прибыл из Парижа или Анвера на машине… Как установил врач, в момент смерти, которая наступила мгновенно, пища была уже переварена… Но в желудке обнаружено довольно большое количество шампанского и жареного миндаля. В Арпажоне ни в одной из гостиниц в ночь с субботы на воскресенье шампанского не подавали, и, уверяю вас, что нигде в городе вы не отыщите жареных миндальных орехов…
   По шоссе с шумом промчался грузовик.
   — Теперь о гараже Мишоннэ, комиссар. Первую машину он купил всего лишь год назад. Это был подержанный автомобиль, и гаражом служил деревянный сарай, дверь которого выходила на дорогу и запиралась на висячий замок. Другого гаража страховой агент так и не успел построить. Именно в этот сарай и забрались похитители его нового лимузина. Перегнав машину к дому «Трех вдов», они открыли входную решетку, затем гараж, вывели оттуда колымагу Андерсена и поставили вместо нее автомобиль Мишоннэ… А ведь убийцам нужно было еще усадить Гольдберга за руль и выстрелить в него в упор… При этом оказывается, что никто ничего не видел и не слышал!.. И ни у кого нет алиби!.. Не знаю, как вы, а я совершенно запутался во всей этой истории. Когда я над ней думал, возвращаясь из Арэнвиля, она показалась мне очень странной и даже какой-то коварной… Тогда я пошел к дому Андерсенов… Я знал, что вы находились там… Окна, выходящие на улицу, были темными, но я заметил желтоватый свет со стороны парка… Конечно, это по-идиотски, глупо… Но мне стало вдруг страшно!.. Я испугался за вас, наверное?.. Не оглядывайтесь слишком быстро назад… Я вижу, что за нами из-за занавесок подглядывает мадам Мишоннэ… Может быть, я ошибаюсь… И все же мог бы поклясться, что половина проезжающих мимо водителей как-то странно посматривает на нас…
   Мегрэ обвел взглядом местность. Полей уже нельзя было различить в темноте. Напротив гаража начиналась дорога на Арэнвиль, пока еще обсаженная деревьями. Лишь вдоль одной из ее сторон тянулись телеграфные столбы. Метрах в восьмистах мерцали огни: там начиналась деревня.
   — Шампанское и жареный миндаль, — проворчал комиссар.
   Он медленно прошел вперед, потом остановился перед гаражом с видом прогуливающегося зеваки. Внутри при свете яркой дуговой лампы механик в спецовке менял автомобильное колесо.
   Это была скорее ремонтная мастерская, чем гараж. В нем находилось около дюжины неисправных машин. Одна из них, без колес и двигателя, полностью разобранная, висела на цепях лебедки.
   — Пойдем ужинать! В котором часу должна прибыть мадам Гольдберг?
   — Не знаю… Сообщили, что вечером…
   Арэнвильская гостиница была пуста. Стойка, несколько бутылок на ней, рядом широкая печь, небольшой бильярдный стол, обтянутый вытершимся и твердым, как камень, сукном. На полу рядом лежали кошка и собака.
   Посетителей обслуживал хозяин гостиницы, а его жена в это время жарила эскалопы на кухне.
   — Как зовут хозяина гаража с перекрестка? — спросил Мегрэ, пробуя сардины, поданные на закуску.
   — Мосье Оскар…
   — И давно он там живет?
   — Что-то около восьми лет… А может быть, и десять… У меня двуколка и лошадь… Поэтому…
   Хозяин гостиницы продолжал неспеша подавать еду на стол. Он был не очень-то словоохотливым, глядел недоверчиво.
   — А господин Мишоннэ?
   — Он работает страховым агентом, — последовал короткий ответ. — Какое вам подать вино: красное или белое?
   Он долго возился, стараясь извлечь упавший в бутылку кусок пробки, и наконец налил вина, которое оказалось довольно скверным на вкус.
   — А что вы знаете о жильцах дома «Трех вдов»?
   — Я их, по правде говоря, никогда и не видел… Во всяком случае, даму, ведь там есть дама… Шоссе — это уже не Арэнвиль…
   — Какие готовить эскалопы, хорошо прожаренные? — крикнула из кухни его жена.
   Мегрэ и Люка, погруженные в свои мысли, больше вопросов не задавали. В девять часов, проглотив по рюмке неважного кальвадоса, они вышли из гостиницы, прогулялись сначала поблизости, а затем направились к перекрестку.
   — Она что-то запаздывает, — заметил Люка.
   — Любопытно было бы узнать, что привело сюда Гольберга? Надо же, шампанское и жареный миндаль!.. А бриллианты у него не нашли?
   — Нет… Только бумажник, а в нем чуть больше двух тысяч франков.
   В гараже по-прежнему горел свет. Мегрэ заметил, что дом мосье Оскара находился за мастерской, поэтому окна нельзя было разглядеть.
   Механик в комбинезоне ужинал, сидя на подножке автомобиля. Внезапно из темноты, в нескольких шагах от полицейских, появился сам владелец гаража.
   — Добрый вечер, господа!
   — Добрый вечер, — сухо обронил Мегрэ.
   — Прекрасная ночь! Если так пойдет и дальше, то на Пасху будет стоять хорошая погода…
   — Скажите-ка, — внезапно спросил его комиссар, — ваша лавочка открыта всю ночь?
   — Нет, не всю! Но там находится сторож, он спит на раскладушке… И клиенты, если им что-то понадобится, всегда могут его разбудить…
   — Большое ночью движение?
   — Не очень! Но есть… Обычно грузовые автомобили едут в это время на Центральный рынок… В этом районе овощи и особенно салат очень рано созревают… Случается, у водителей кончается горючее. Или им необходим мелкий ремонт… Вы не желаете заглянуть ко мне и пропустить по рюмочке?
   — Спасибо.
   — Напрасно отказываетесь… Но я не настаиваю… Ну как, вы еще не разобрались во всей этой истории с машинами?.. Вы знаете, мосье Мишоннэ наверняка сляжет от огорчения… Особенно, если в ближайшее время ему не вернут его лимузин!..
   Вдали сверкнули фары, свет их становился все ярче. Громко проревел мотор, и машина пронеслась мимо.
   — Доктор из Этампа! — определил хозяин гаража. Он консультировал своего коллегу в Арпажоне. Должно быть, тот и пригласил его отужинать вместе…
   — Вы что, знаете всех водителей?
   — Многих… Вот, посмотрите! Горят только два подфарника… Это везут салат на Центральный рынок… Ну и люди, не могут включить фары… Да еще занимают всю ширину дороги!.. Добрый вечер, Жюль!..
   Из высокой кабины проезжавшего грузовика ему что-то прокричали в ответ. Красный огонек позади автомобиля стремительно удалялся и вскоре совсем растаял в ночи.
   Где-то вдали громыхал поезд, похожий на освещенную гусеницу.
   — Это экспресс, он проходит в девять тридцать две… Вы правда не хотите выпить?.. Послушай, Жожо!.. Как только закончишь ужинать, проверь третью колонку, она неисправна…
   Вновь появился свет фар, и снова машина прошла мимо. Мадам Гольдберг явно опаздывала.
   Мегрэ беспрерывно курил. Оставив мосье Оскара в его гараже, полицейские принялись расхаживать взад и вперед вдоль шоссе. Люка что-то вполголоса рассказывал комиссару.
   Ни одного огня в доме «Трех вдов». Каждый раз, когда они проходили мимо его решетчатых ворот, Мегрэ невольно бросал взгляд на окно комнаты Эльзы.
   Потом они прошлись мимо виллы Мишоннэ, новой и совершенно безликой, с дубовой лакированной дверью и нелепым садиком.
   Затем снова вернулись к гаражу. Механик занимался починкой бензоколонки, а мосье Оскар, засунув руки в карманы, давал ему советы.
   Грузовик, следовавший из Этампа, остановился, чтобы заправиться бензином. На груде овощей спал человек, сопровождавший груз на рынок.
   — Тридцать литров!
   — Как дела?..
   — Ничего, идут!..
   Водитель завел двигатель, и грузовик удалился по спускающейся вниз дороге на Арпажон.
   — Она не приедет! — вздохнул Люка. — Решила, видимо, заночевать в Париже…
   Они еще раза три прошлись по дороге от перекрестка и обратно, а потом Мегрэ свернул в сторону Арэнвиля. Подойдя к гостинице, они увидели, что свет горел лишь в столовой, но там никого не было.
   — Похоже, что гудит машина…
   Они обернулись. Да, подъезжала какая-то машина, светя фарами сквозь ночную мглу. Автомобиль медленно развернулся напротив гаража. Послышались голоса.
   — Они спрашивают, как проехать…
   Наконец машина приблизилась, освещая встречные телеграфные столбы. Свет фар ослепил Мегрэ и Люка, стоявших у входа в гостиницу.
   Скрипнули тормоза. Шофер вышел из машины и открыл заднюю дверь.
   — Мы приехали? — спросил женский голос изнутри.
   — Да, мадам… Это Арэнвиль…
   Из машины показалась нога в шелковом чулке, и женщина ступила на землю. На ней была короткая меховая шуба. Мегрэ направился в машине.
   В этот момент грянул выстрел, и, вскрикнув, женщина буквально рухнула на землю головой вперед. Она лежала согнувшись и судорожно дергала ногами.
   Комиссар и Люка переглянулись.
   — Помоги ей! — приказал Мегрэ.
   Но несколько мгновений уже были потеряны. Испуганный шофер застыл на месте, как столб. Комиссар уже бежал, вынимая револьвер из кармана. Ему показалось, что кто-то мчался впереди него. Но из-за яркого света фар он ничего не мог различить.
   Тогда он обернулся и крикнул:
   — Фары!..
   Вначале никакой реакции не последовало. Ему пришлось крикнуть вновь.
   И тут произошла непоправимая ошибка. Кто-то — шофер или Люка — направил фары в сторону комиссара. Его огромная темная фигура четко выделялась на фоне пустынного поля.
   Стрелявший, должно быть, находился где-то дальше, левее или правее комиссара, во всяком случае, свет его не доставал.
   — Да погасите вы фары, черт подери! — прорычал Мегрэ в третий раз.
   Сжимая кулаки от ярости, он бежал зигзагообразно, как преследуемый охотниками заяц. Из-за ослепляющих фар комиссар не мог определить точное расстояние. Наконец он увидел метрах в ста от себя гаражные колонки. Какой-то человек, стоявший неподалеку и едва видимый в темноте, спросил хриплым голосом:
   — Что случилось?..
   Взбешенный и униженный Мегрэ резко остановился, оглядел мосье Оскара с головы до ног, заметив, что грязи на его обуви не было.
   — Вы никого здесь не видели?..
   — Только водителя… Он спросил, как проехать в Арэнвиль…
   Комиссар заметил красный огонек, удалявшийся по шоссе в направлении Арпажона.
   — А это кто?
   — Какой-то грузовик, он везет овощи на Центральный рынок.
   — Он останавливался?
   — Да, чтобы залить в бак двадцать литров бензина…
   Было слышно, как в гостинице поднялась суматоха, а лучи фар продолжали обшаривать голое поле. Мегрэ вдруг направился к дому Мишоннэ, перешел дорогу и нажал на кнопку звонка.
   В двери открылся небольшой глазок.
   — Кто там?
   — Комиссар Мегрэ… Я хотел бы поговорить с мосье Мишоннэ…
   Цепочку сняли и отодвинули запоры двух замков. В замочной скважине повернулся ключ, и появилась встревоженная, даже чем-то потрясенная мадам Мишоннэ. Через плечо комиссара она пыталась разглядеть, что происходило на шоссе.
   — Вы его не встретили?
   — А что, разве здесь его нет? — в голосе Мегрэ звучала некоторая надежда.
   — Как вам сказать… Не знаю… Я… Там что, стреляли?.. Да входите же!
   У женщины, лет сорока на вид, было непривлекательное с резкими чертами лицо.
   — Мосье Мишоннэ на минуту вышел, чтобы…
   Через открытую слева дверь в столовую был виден неубранный после ужина стол.
   — Когда он ушел?
   — Не могу сказать… Где-то минут тридцать назад…
   В кухне что-то зашевелилось.
   — Это что, служанка?
   — Нет… Должно быть, кошка…
   Комиссар открыл дверь кухни и увидел самого мосье Мишоннэ, возвратившегося через сад. Обувь его была вся в грязи. Он утирал пот со лба.