Страница:
3
Эльф появился в ротонде рано, около двух пополудни. И это было приятно, а то вот так до самого закрытия музея досидишь, еще опухнешь ненароком! И вообще, за несколько часов запал проходит, перегорает что-то внутри, все вокруг делается по барабану, а это уже не настроение для работы. Даже и не возьмусь сказать вам, что опаснее - избыточный мандраж или полный олимпийский пофигизм. Мы сидели в маленьком баре при входе в гардероб: гримированный Циркач лицом ко входу, я - в полупрофиль, и Фил - спиной к дверям. У Бориса ничего на лице не отразилось, глаза его через непростые очки словно бы все время глупо улыбались. Но, перехватив мой взгляд, Циркач как можно спокойнее проговорил: - Он пришел. Словно заказывал очередную чашечку кофе. Я скосил глаза чуть влево и увидал коренастого человека с серо-стальными непроницаемыми глазами, с загадочной блуждающей улыбкой на тонких губах, в профессионально просторной одежде и с совершенно свободными руками... А походка у Эльфа была порывистая, мощная и мягкая, как у большой дикой кошки. Сила в нем чувствовалась необычайная - не физическая, хотя и это тоже, - больше психологическая. Тягаться с таким один на один я бы не взялся, потому что на внелогическом уровне ощутил превосходство этого человека. В выучке. В опыте. В природных талантах. Да мне и не надо было тягаться. За меня сработает Тадеуш Костюшко. Я поднялся следом и спокойно прошел к своему рабочему месту. Циркач затесался в группу экскурсантов. И я внутренне скомандовал себе: "Готовность номер три". В окуляры перископа хорошо проглядывался весь зал, и Семецкого я увидел сразу, трудно было бы его не увидеть, ведь он пошел по кругу один. Без публики, без экскурсовода. Без ансамбля. Ё-моё! Как же Циркач, встанет с ним рядом? Знакомиться начнет, что ли? Не смешно. Семецкий медленно двигался по кругу, в задумчивости разглядывая кавалерийскую атаку, бой пехоты на левом фланге и отступление повозок с ящиками. Наконец, он выбрел точно на линию директрисы. Циркач, типа, тоже гуляет без экскурсии, стал потихонечку приближаться к Эльфу с другой стороны, Эльф замер у перил, вперившись холодной сталью своих глаз в красивого и решительного поляка на вздыбившемся коне. Светлая и как бы жеваная куртка Эльфа карикатурно напоминала простую крестьянскую сермягу пана Тадеуша, наброшенную поверх парадного мундира. Готовность номер два, Крошка! С Эльфом поравнялась группа немецких туристов, остановилась позади него. "Нехорошо, - подумал я, - вдруг попаду в кого-нибудь другого?" И отчего я так подумал? Второго выстрела в моем распоряжении все равно не было, а мазать с такого расстояния - большой грех. Готовность номер один. Плавно, мягко давлю на спусковой крючок, сейчас игла устремится точно в цель, в ни чем не прикрытую шею Юриуша Семецкого... В то же мгновение он внезапно наклонился. Точно хотел поднять с пола некую упавшую вещицу, и проклятая иголка ушла в человека сзади. Грузный пожилой немец, стал падать медленно, медленно, ну, прямо, что твоя Пизанская башня, и я видел, как Циркач кидается ловить его, словно запрограммированный робот: приказано ловить падающее тело - и он ловит, а то, что тело другое, так это по фигу! Между тем искомое тело метнулось между Циркачом и какой-то женщиной, надо отдать должное Борису, он попытался, левой рукой ловя несчастного немца, правой воткнуть резервную иголку в убегающего Эльфа - это был наш запасной, совсем уже плохонький вариант. Трудно было поверить, что старый суперагент всех разведок мира попадется на такой ерунде. Циркач однако уверял и уверяет, что анестезирующее устройство в его руке достигло цели. Момент втыкания он почувствовал однозначно, даже помнит, как дернулось тело Эльфа. Да и жидкости в шприце солидно поубавилось, не вылил же ее Циркач специально, чтобы скрыть от всех свою ошибку. Значит, был укол? Однако дальше следует абсолютно не монтирующаяся с этим утверждением чертовщина. Уложив немца на пол - слава Богу, тот хоть башку не разбил, падая, Циркач рванулся следом за Эльфом, но добрая секунда была потеряна. А для таких, как Семецкий - это огромная фора. Учтите, Эльф бежал, как ни в чем не бывало. Как это возможно? Анестезия на него не действует вообще? Или готовился и принял конкретный антидот? Немыслимо! А вдобавок ко всему, Циркач был уверен, что Эльф побежит вниз, и потерял на этом еще секунду. Эльф побежал вверх. Там мы тоже были по ходу рекогносцировки, но подробно такой вариант погони не прорабатывали. Циркач уже не знал, как вести себя дальше, и предполагал действовать по обстоятельствам. Однако обстоятельства обернулись против него. На витой лесенке, ведущей то ли на чердак, то ли прямо на крышу, Эльф внезапно обернулся и выпустил струю одуряющего газа. Очевидно, баллончик он держал в кармане, а через лацкан пиджака пропущена была трубочка, с четким направляющим конусом. Короче, и этот раунд Циркач проиграл вчистую. А я как ошпаренный вылетел на улицу через единственный не закрытый никем выход. Здесь, впрочем, Эльф никаким образом просочиться не мог. Он и не просочился. А я сразу услыхал главное - стрекотание вертолетного движка, пока еще вдалеке. Я вскинул глаза наверх и увидал темную фигуру, метнувшуюся от одной "стрелы", к другой. Ну, как их еще назвать, эти конструкции? Странная архитектура современного здания напоминала мне торчащий из земли хвост авиационной бомбы с чрезмерным количеством стабилизаторов, хотя художник, придумавший эту махину, скорее всего имел ввиду корону или цветок. Вот между этими стрелами хвостового оперения и скрывался Эльф, выскочивший наверх через чердачный люк. Вертолет был уже совсем близко. Я, конечно, мог попытаться снять этого типа с крыши прицельным выстрелом на глазах у восхищенной публики, но, во-первых, приказа не было, а во-вторых, что бы это дало? Ведь винтовка была заряжена только иглами - ну, и забрал бы этот вертолет бесчувственное тело. Мы все равно уже остались с носом. Вертушка едва не села на стеклянную крышу ротонды. ощетинившуюся колючими пирамидками - вот было бы грохоту и звону, если б пилот продавил ее своими лыжами, но с этим обошлось, а Эльф запрыгнул в открывшуюся дверь, практически не используя нескольких выброшенных ему навстречу веревочных ступеней. Теперь, если кто-то и собирался перехватывать его в воздухе, это была уже не наша забота. Мы, конечно, оказались не на высоте, ну а кто бы сумел соответствовать его феноменальному чутью на опасность? И вообще, мы еще могли все исправить, если бы он не рванул наверх, но вертолет - это уж слишком. Предупреждать же надо - мы о таком не договаривались! Если верить плохим книжкам про шпионов, после столь шумных провалов, исполнители с горя напиваются. Разочарую вас: мы просто собрались и поехали домой, то есть пока в Варшаву. Пан Збигнев больше не появлялся, о чем и предупреждал, кстати. Пан Вальдек очень нежно попрощался с нами и пожелал счастливого пути, а в Варшаве посоветовал зайти в ночной клуб "Спутник". А путь-то получился как раз не очень счастливым. По инструкции полагалось ехать поездом, но нам уже обрыдли польские железные дороги, и я предложил взять машину в прокате - какая разница? Мы шиканули, подобрали себе новехонький с виду "форд-таурус", деньги-то еще оставались, а уж гулять так гулять. Вот тут и выяснилось, что есть кое-какая разница между соблюдением и нарушением инструкций. На северо-восточной окраине Лоди нас неожиданно попытались взять в коробочку, и за рулями двух трепаных "опелей" сидели вполне грамотные ребята. В общем, Шкиперу стоило немалых трудов спихнуть одного из них в кювет, а второго заставить лечь на крышу практически на ровном месте. Хуже всего было то, что в результате всех этих упражнений, наш роскошный, с иголочки "таурус" сделался похожим на сорок первый "москвич", въехавший ненароком под самосвал. О том, чтобы возвращать этакое убобище фирме, не могло быть и речи, ведь никаких страховок мы оформлять не могли, и вообще, дожидаться на шоссе полиции было абсолютно недопустимо. Словом, бывшего красавца-"форда" пришлось бросить в компании перевернутого нами же транспорта, а самим, что называется, огородами уходить к желдорвокзалу. Наконец, в поезде нас оштрафовали контролеры, содрав как с иностранцев, то бишь людей не говорящих по-польски, фантастическую сумму - по двадцать баксов с носа, - зато обошлось без полиции. А вот ночной клуб "Спутник", где мы убивали время до самолета Варшава Москва, оказался и впрямь местом уютным. Собственно, это был бордель весьма высокого класса и не только ненасытный Циркач, но и все остальные решили не отказываться от услуг знатных польских специалисток, тем более, что времени еще оставалось достаточно, а настроение было окончательно испорчено и требовало восстановления любыми средствами. Пиндрик. Как обычно выбрал себе самую крупную и толстую (любимого человека должно быть много!). Шкипер, не слишком искушенный в делах интимных, но давно грезивший группешником, осуществил в Варшаве свою мечту аж с тремя сразу. Фил долго и придирчиво выбирал партнершу, максимально похожую на Роксану. И только я так и не лег в постель ни с одной из этих милых крошек. Смотреть на них было радостно, даже поласкаться чуть-чуть - неплохо, но потом я вспомнил о Машуне, представил, как ей было бы неприятно, и пошел спать один. Наверно, я чокнутый какой-то, наверно, но вот вернусь домой, и будет такой кайф!.. Вам не понять. Ну, а самолет долетел без приключений, и уже в Москве выяснилось, что умельцы, демонстрировавшие автородео на окраине Лоди, были никакими не сотрудниками спецслужб. Все хвосты мы действительно отсекли и в итоге сработали чисто. За рулями же "опелей" сидели обычные российские аферисты, надеявшиеся отобрать у нас роскошную тачку. Стрелять там никто не собирался, максимум, пуганули бы ножичком - они не по этой части. Ребята занимались более мирным бизнесом: например, наш "форд", был трижды продан на польско-белорусской границе и трижды угнан обратно вглубь страны. В прокате липовой фирмы он оказался временно, авантюристы как раз выдерживали паузу на всякий случай. Вот такая дурацкая история. Так что за ущерб никому платить не пришлось: ни в суде, ни в полиции заявлений ждать не приходилось. Но скажите, а разве вся история с Эльфом не дурацкая сама по себе?! Ведь наши безумные и безымянные работодатели, дали понять через Кулакова, что в принципе довольны результатами проведенной операции. Я обалдел: так ведь нет же никаких результатов! - Отрицательный результат - тоже результат, поучительно сообщил дядя Воша и добавил: - Так ученые говорят. - Но нас-то вроде не ученые нанимали? - Кто знает, - философски заметил Кулаков. - Те, кто платил, действительно пожелали остаться неизвестными. А из истории с захватом они сделали много полезных выводов для себя. Так что вам, друзья мои, полагается даже небольшая премия - по пять штук зеленых на каждого. - Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок, - сказал я. - А ты нахал, Крошка. И это вместо благодарности! - сказал дядя Воша. И тогда я подумал, уж не от генерала ли Форманова получаем мы премию. Все-таки управление хапнуло свои сто семьдесят, вот и решили поделиться по совести скромной суммой, а на оставшиеся деньги накупили таки всякой техники - компьютерного хозяйства, сверхсовременных телефонов и прочего необходимого барахла - ради этого, повторил нам еще раз Кулаков, и затевались. А мы тоже, как и наши заказчики, сделали много полезных выводов из этой истории. И самым главным я считаю такой: каким бы ты ни был суперменом, помни, что всегда найдется кто-то еще сильнее. Операция "Эльф" стала для нас хорошей встряской, хорошим лекарством от зазнайства.
И вот теперь жизнь столкнула меня вновь с этим человеком - на сей раз более чем плотно. Так что же, матч-реванш? Я крепко задумался над подобной мыслью, пока мы ехали с генералом Кулаковым до Владимира, и потом, пока летели до Москвы, - тоже думал. И решил, что мы, конечно, подождем самого шустрого заказчика - раз уж так велено. Все три персонажа незавершенного батального действа в Вязниковском уезде, заслуживали серьезного внимания, но если первым на нас выйдет Павленко или Мышкин, Эльфа я стану разыскивать сам. Потому что Эльф интереснее всех, и, не поняв его целей, мы ничего из этой ситуации не выкрутим - ни для себя, ни для России. Точно, не выкрутим.
ЭПИЛОГ
Дождик зарядил не на шутку. Я с грустью посмотрел в окно и заказал еще чашку кофе. Хотя все серьезные разговоры давно исчерпали себя. Всезнайка Хоффман уже поведал мне главное: в последнее время ситуация на книжном рынке сделалась более благоприятной для иностранцев, мало того, у германского читателя проснулся неожиданный интерес к русской прозе, так что издание моих рассказов, еще год назад на всякий случай переведенных на немецкий, представлялось теперь вполне реальным. Тиражом тысяч пять, а то и больше, уверял Хоффман, и я был склонен верить ему. А там, лиха беда начало, и романы начнем переводить. Он дал мне телефон хорошего литагента, которому звонить следовало завтра, так что на сегодня тему закрыли. Пора уже было двигать из "Винтергартена", но я оставил машину в добром квартале от Дома Литературы, мокнуть зря не хотелось, вот и заказал еще чашечку. Хоффман ушел за пивом и не вернулся, прилипнув к другой компании, где, как обычно, хихикала Паулина, строя глазки, облизывая губки и заводя всех без разбору. Но я был не склонен сегодня клеиться к ней. Напало вдруг какое-то философическое умиротворение, душу грели навеянные серьезными разговорами мысли о доме, причем не только берлинском... Ко мне, не слишком спрашивая разрешения, подсел Фрицик по кличке Энгельс с рюмочкой бренди и тут же, без объявления войны, принялся читать свои новые стихи. Чуял, мерзавец, мое благостное настроение. Принесли кофе. Я закурил и стал слушать его ритмичный вой, переходящий в утробное ворчание. Мерзкие, натуралистичные образы наползали один на другой, как весенняя грязь на капот летящего по трассе автомобиля - слой за слоем... Странноватый для Германии образ, не правда ли? Дороги тут чистые круглый год, а наших российских трасс Энгельс отродясь не видел, я же вот почему-то вспомнил. Наверно, вдруг опять остро и неудержимо захотелось домой, в Москву. Кажется, это было в мае. Тополь обещал возвращение в Россию после удачной охоты на Эльфа. Но очевидно, охота опять не задалась. У этих народных умельцев из Майами и Дуранго (это ж надо было для серьезнейшего научного центра в немаленьком, скажу я вам, штате Колорадо выбрать городок с таким дивным названием!), так вот, у этих народных умельцев опять пошли накладки одна за другой, опять их "гэбуха обскакала", то есть пресловутое ЧГУ в блестящей манере провернуло спецоперацию, за которой наша хваленая служба только скромненько наблюдала со стороны. Я попробовал еще в августе робко так выяснить, не пора ли мне ехать в Москву, но ощутил в голосе Тополя растерянность и глубинное чувство вины, Вербу вообще предпочел не трогать, что уж ее бедненькую расстраивать - ну, не сложилось, так не сложилось, поживу еще годок другой в этом треклятом Берлине. В конце концов, не так уж у нас все и плохо, особенно, когда сын растет умненький, способный, спортом занимается, и жена, хоть и не слишком молодая, но любимая, хоть и не слишком нежная, но в отличной форме, тоже спортом занимается... Во, брат наговорил-то про жену! Кому наговорил? Самому себе. Что это значит? А значит это, брат, что ты о ней думаешь, много думаешь... Фрицик почувствовал, что я совсем престал его слушать, а если уж это Фрицик почувствовал, вывод один: пора уматывать хоть под дождик со снегом, хоть под тропический ливень. - Выпить хочешь какой-нибудь гадости, тошнотворно разящей спиртным? Я не сразу понял, что это он уже не стихи читает, точнее не просто стихи читает, а обращается непосредственно ко мне. Манера Фрицика изъясняться ритмической, а иногда и рифмованной прозой (последний термин - мой!) временами смешила, но чаще безумно утомляла. Однако сегодня я еще не успел устать от него всерьез. Посему улыбнулся вполне добродушно и, осознав суть вопроса, отрицательно помотал головой: - Нет, мой друг, обойдемся без шнапса, пищевод пожалеем и печень. У меня нынче планы другие. Погрузиться в пучину разврата, потных простынь и липких волос... Кажется, мне удалось вполне адекватно (в смысле ритмичности) продекламировать этот пассаж на немецком. Фрицик растерянно и как-то вяло скривился в ответ, силясь понять, пародирую я его или просто разговариваю на языке тех же образов. Потом закурил и махнул рукою: - Не хочешь - как хочешь. - Пойду я, - сообщил ему, уже вставая. Дождик на счастье поутих. Я улыбнулся этой маленькой удаче и вдруг, повинуясь внезапно возникшему тайному желанию, направился не налево, к широкой и шумной Ку'дамм, где припаркован был мой "ниссан", а в противоположную сторону, к знаменитому французскому магазину нижнего белья "Les Dessous". По дороге сочинился такой стишок (совсем не в духе Фрицика):
Подарил я леди су. - Загляни-ка в "Ле Десу". - Да у этой "Ле десы" Тыща долларов трусы! А монетку в один су, Знаешь сам, куда засунь.
Белье там действительно было дорогое, но о-о-очень шикарное. И каждый раз, бывая в этих местах с женою и покупая ей очередное колечко или сережки от "Картье", я предлагал заглянуть и в соседнюю фирму. Но Белка всегда отмахивалась. Как-то она недооценивала значение этой стороны жизни. А мне наоборот всегда мечталось увидеть любимую жену в каком-нибудь развратном бельишке с прозрачными вставками и кружавчиками. А вот возьму теперь и выберу что-нибудь сам, не спросясь и не советуясь, то есть советуясь только с продавцами! Да уж, опыт в выборе женского белья был у меня близкий к нулевому. В юности все мы любили полистать толстенные каталоги по этой теме, залетавшие к нам из-за рубежа. Практический интерес был тогда совсем другим: покупать это все не представлялось возможным, и глазки бегали от одной модели к другой в поисках наиболее открытых и прозрачных - то, что под бельем, занимало существенно сильнее. Изысканные лобковые стрижечки и разноцветные острые сосочки шикарных девушек-моделей романтично просвечивали сквозь тонкое белье и вполне заменяли нам недоступные в те годы фотографии из "Пентхауса" и "Плейбоя". Теперь глаза у меня тоже разбегались, перескакивая с игривых, разящих точно в пах фантазий модельеров на несуразно большие, валящие наповал номиналы ценников. А с них - на милую девчушку, предлагавшую покупателям все это великолепие. Она работала с другим клиентом, и я был вынужден подождать. Действительно милая шатеночка. Нет, она не похожа была на Белку, но по комплекции соответствовала ей весьма точно, и я уже начал представлять себе, как попрошу примерить выбранное белье. Девушка станет отпираться, стыдливо улыбаясь, я буду настаивать, интересуясь, сколько же стоит эта дополнительная услуга, ведь клиент всегда прав, она начнет глупо хихикать, и кончится эта история бурной страстью в одном из служебных помещений: полумрак, стоны, падающие коробки с товаром, ноги и руки, путающиеся в ленточках и тесемках... Господи! Что за бред? Это был эпизод из какого-то совсем другого фильма. Я же домой собирался, к жене... Девушка-продавщица, наконец, освободилась, но запланированному разговору состояться не довелось. -Этот мужчина со мной, - произнес знакомый голос сзади. - Покажите, пожалуйста вон тот комплект от Дебюи, да, да, темно-красный. Я обернулся. Конечно, это была Верба. Татьяна Лозова собственной персоной. Первое лицо в службе ИКС и, как минимум, второе в моей личной биографии. -Привет, - сказал я просто, как будто мы расстались вчера. - А ты действительно считаешь, что Белке подойдет темно-красный? -Белке? - искренне удивилась она. - Нет, Белке лучше белый. И это не каламбур, это правда. Мы говорили между собой по-русски, и продавщица, навострив уши, тут же проявила к нам удвоенный интерес. Это когда-то в Германии отворачивались от русских со вздохом, мол, эти нищие только поглазеть заходят. Теперь-то они хорошо знают, кто у них настоящий покупатель. И мы не собирались разочаровывать девушку. Верба взялась за дело всерьез, я не мешал ей. И мы пересмотрели и перещупали десятка два моделек. К осязательным ощущениям я отнесся с особым вниманием - кому, как ни мне придется и поглаживать и потихонечку стаскивать, и даже целовать все это хозяйство. В итоге выбрали весьма достойные образцы, я оплатил оба комплекта, нам их шикарно упаковали, Верба, привстав на цыпочки, чмокнула меня в губы, и мы вышли под дождь. - Ты давно приехала? - спросил я. В душе моей творилось черт знает что. - Сегодня. А какое это имеет значение? - Не хочу, чтобы Белка узнала. - Она и не узнает. Пошли ко мне. - Зачем? - поинтересовался я холодно и настороженно. Но и в холодности этой, и в настороженности звучала слишком явная нарочитость. - А ты предпочитаешь разговаривать на улице под дождем? Верба не отвечала прямо, не уточняла, что именно мы будем делать у нее, только ли разговаривать, все было ясно и так, она уже завела меня. Точнее, я был заведен еще до встречи с ней, а она просто мигом переключила все мои чувства на себя. Она слишком хорошо умела это. - Но я хотел поехать домой, - последняя вялая попытка сопротивления. -Ты очень точно выражаешься, писатель. Именно хотел. А теперь уже не хочешь. Пошли, здесь недалеко. - Ты остановилась в "Бристоле-Кемпинском"? - Браво! - похвалила она. -Не слишком-то и трудно было угадать. По-моему, от красивой жизни отказываются только в одном случае - если кончаются деньги. -Ошибаешься, - сказала Верба. - Жизнь намного сложнее. Даже красивая жизнь, - улыбнулась она этой забавной мысли. - Вот об этом и поговорим.
Но говорить мы начали не сразу, ох, не сразу! Едва преступили порог, Татьяна принялась раздевать меня, я ответил тем же, мы оба тяжело дышали и в какой-то момент, потеряв равновесие, упали на мягкий пушистый ковер, и хотелось кататься по нему вечно, распластываясь, скручиваясь, выгибаясь, замирая и дрожа, смеясь и плача, колотясь в агонии, хотелось раствориться друг в друге и опрокинуть на себя весь мир, заставив его принимать все те же позы, какие придумываем мы, и пусть это не кончается никогда, никогда!.. На самом деле все закончилось очень быстро. Верба, вдоволь накричавшись, нашла спиною диван, запрокинула голову, разметав по покрывалу рыжие пряди, руками по-кошачьи царапая ковер, медленно вытянула ноги, не сводя при этом коленей, и, наконец, открыла глаза. Я сидел на корточках рядом и восторженно наблюдал за ней. - Какой-то воробьиный секс, - сказала Татьяна, все еще тяжело дыша. - В каком смысле? - не понял я. - В смысле, очень быстро. -Просто мы жутко соскучились друг без друга, - несколько виновато пояснил я. -Еще бы! - она мечтательно закатила глаза. - Когда мы в последний раз вот так кувыркались с тобою? -Вот так? - попытался я вспомнить. - Наверно, в девяносто пятом. А потом уже было черт знает что. -Вот именно: черт знает что, - повторила она с непонятным выражением. - Ты ревновал меня к кому-нибудь? - Ни разу. - Молодец. Я тоже. Пошли в душ. - Ты хочешь продолжить? - удивился я. - Не знаю, - Верба трогательно пожала плечиками и быстро поднялась. Пружинистая, спортивная, она казалась удивительно молодой, почти юной в этот момент. А стоя под тугими теплыми струями вдвоем мы очень приятно поласкались, но тут же и поняли, что больше всего на свете хотим сесть, покурить и чего-нибудь выпить по чуть-чуть. Верба натянула свое только что купленное бельишко - эротичное сверх всякой меры, - но тут же и спрятала его под шелковый китайский халат. Для меня тоже халат нашелся, и уже через минуту мы уютно утопали во мшистых креслах и клубах ароматного дыма, а перед каждым из нас зазывно поблескивала янтарная лужица на дне большого пузатого фужера. -Кажется, - произнес я философски, - жизнь налаживается. Так любит говорить мой друг Олекс Кречет. - Почему ты вспомнил его? - поинтересовалась Татьяна. -Не знаю. Звонил ему недавно, спрашивал, что он думает по поводу всей этой гамбургской истории. - И что же он тебе поведал? -Да практически ничего. "Берлинер цайтунг" и та больше поведала. А Олекс сказал, что никогда раньше и не слышал о Семецком. Врет, конечно. -Разумеется, врет, - улыбнулась Татьяна. - А ты хотел, чтобы он тебе по телефону начал вселенские тайны раскрывать. По этой части у нас только Шактивенанда мастак.
Эльф появился в ротонде рано, около двух пополудни. И это было приятно, а то вот так до самого закрытия музея досидишь, еще опухнешь ненароком! И вообще, за несколько часов запал проходит, перегорает что-то внутри, все вокруг делается по барабану, а это уже не настроение для работы. Даже и не возьмусь сказать вам, что опаснее - избыточный мандраж или полный олимпийский пофигизм. Мы сидели в маленьком баре при входе в гардероб: гримированный Циркач лицом ко входу, я - в полупрофиль, и Фил - спиной к дверям. У Бориса ничего на лице не отразилось, глаза его через непростые очки словно бы все время глупо улыбались. Но, перехватив мой взгляд, Циркач как можно спокойнее проговорил: - Он пришел. Словно заказывал очередную чашечку кофе. Я скосил глаза чуть влево и увидал коренастого человека с серо-стальными непроницаемыми глазами, с загадочной блуждающей улыбкой на тонких губах, в профессионально просторной одежде и с совершенно свободными руками... А походка у Эльфа была порывистая, мощная и мягкая, как у большой дикой кошки. Сила в нем чувствовалась необычайная - не физическая, хотя и это тоже, - больше психологическая. Тягаться с таким один на один я бы не взялся, потому что на внелогическом уровне ощутил превосходство этого человека. В выучке. В опыте. В природных талантах. Да мне и не надо было тягаться. За меня сработает Тадеуш Костюшко. Я поднялся следом и спокойно прошел к своему рабочему месту. Циркач затесался в группу экскурсантов. И я внутренне скомандовал себе: "Готовность номер три". В окуляры перископа хорошо проглядывался весь зал, и Семецкого я увидел сразу, трудно было бы его не увидеть, ведь он пошел по кругу один. Без публики, без экскурсовода. Без ансамбля. Ё-моё! Как же Циркач, встанет с ним рядом? Знакомиться начнет, что ли? Не смешно. Семецкий медленно двигался по кругу, в задумчивости разглядывая кавалерийскую атаку, бой пехоты на левом фланге и отступление повозок с ящиками. Наконец, он выбрел точно на линию директрисы. Циркач, типа, тоже гуляет без экскурсии, стал потихонечку приближаться к Эльфу с другой стороны, Эльф замер у перил, вперившись холодной сталью своих глаз в красивого и решительного поляка на вздыбившемся коне. Светлая и как бы жеваная куртка Эльфа карикатурно напоминала простую крестьянскую сермягу пана Тадеуша, наброшенную поверх парадного мундира. Готовность номер два, Крошка! С Эльфом поравнялась группа немецких туристов, остановилась позади него. "Нехорошо, - подумал я, - вдруг попаду в кого-нибудь другого?" И отчего я так подумал? Второго выстрела в моем распоряжении все равно не было, а мазать с такого расстояния - большой грех. Готовность номер один. Плавно, мягко давлю на спусковой крючок, сейчас игла устремится точно в цель, в ни чем не прикрытую шею Юриуша Семецкого... В то же мгновение он внезапно наклонился. Точно хотел поднять с пола некую упавшую вещицу, и проклятая иголка ушла в человека сзади. Грузный пожилой немец, стал падать медленно, медленно, ну, прямо, что твоя Пизанская башня, и я видел, как Циркач кидается ловить его, словно запрограммированный робот: приказано ловить падающее тело - и он ловит, а то, что тело другое, так это по фигу! Между тем искомое тело метнулось между Циркачом и какой-то женщиной, надо отдать должное Борису, он попытался, левой рукой ловя несчастного немца, правой воткнуть резервную иголку в убегающего Эльфа - это был наш запасной, совсем уже плохонький вариант. Трудно было поверить, что старый суперагент всех разведок мира попадется на такой ерунде. Циркач однако уверял и уверяет, что анестезирующее устройство в его руке достигло цели. Момент втыкания он почувствовал однозначно, даже помнит, как дернулось тело Эльфа. Да и жидкости в шприце солидно поубавилось, не вылил же ее Циркач специально, чтобы скрыть от всех свою ошибку. Значит, был укол? Однако дальше следует абсолютно не монтирующаяся с этим утверждением чертовщина. Уложив немца на пол - слава Богу, тот хоть башку не разбил, падая, Циркач рванулся следом за Эльфом, но добрая секунда была потеряна. А для таких, как Семецкий - это огромная фора. Учтите, Эльф бежал, как ни в чем не бывало. Как это возможно? Анестезия на него не действует вообще? Или готовился и принял конкретный антидот? Немыслимо! А вдобавок ко всему, Циркач был уверен, что Эльф побежит вниз, и потерял на этом еще секунду. Эльф побежал вверх. Там мы тоже были по ходу рекогносцировки, но подробно такой вариант погони не прорабатывали. Циркач уже не знал, как вести себя дальше, и предполагал действовать по обстоятельствам. Однако обстоятельства обернулись против него. На витой лесенке, ведущей то ли на чердак, то ли прямо на крышу, Эльф внезапно обернулся и выпустил струю одуряющего газа. Очевидно, баллончик он держал в кармане, а через лацкан пиджака пропущена была трубочка, с четким направляющим конусом. Короче, и этот раунд Циркач проиграл вчистую. А я как ошпаренный вылетел на улицу через единственный не закрытый никем выход. Здесь, впрочем, Эльф никаким образом просочиться не мог. Он и не просочился. А я сразу услыхал главное - стрекотание вертолетного движка, пока еще вдалеке. Я вскинул глаза наверх и увидал темную фигуру, метнувшуюся от одной "стрелы", к другой. Ну, как их еще назвать, эти конструкции? Странная архитектура современного здания напоминала мне торчащий из земли хвост авиационной бомбы с чрезмерным количеством стабилизаторов, хотя художник, придумавший эту махину, скорее всего имел ввиду корону или цветок. Вот между этими стрелами хвостового оперения и скрывался Эльф, выскочивший наверх через чердачный люк. Вертолет был уже совсем близко. Я, конечно, мог попытаться снять этого типа с крыши прицельным выстрелом на глазах у восхищенной публики, но, во-первых, приказа не было, а во-вторых, что бы это дало? Ведь винтовка была заряжена только иглами - ну, и забрал бы этот вертолет бесчувственное тело. Мы все равно уже остались с носом. Вертушка едва не села на стеклянную крышу ротонды. ощетинившуюся колючими пирамидками - вот было бы грохоту и звону, если б пилот продавил ее своими лыжами, но с этим обошлось, а Эльф запрыгнул в открывшуюся дверь, практически не используя нескольких выброшенных ему навстречу веревочных ступеней. Теперь, если кто-то и собирался перехватывать его в воздухе, это была уже не наша забота. Мы, конечно, оказались не на высоте, ну а кто бы сумел соответствовать его феноменальному чутью на опасность? И вообще, мы еще могли все исправить, если бы он не рванул наверх, но вертолет - это уж слишком. Предупреждать же надо - мы о таком не договаривались! Если верить плохим книжкам про шпионов, после столь шумных провалов, исполнители с горя напиваются. Разочарую вас: мы просто собрались и поехали домой, то есть пока в Варшаву. Пан Збигнев больше не появлялся, о чем и предупреждал, кстати. Пан Вальдек очень нежно попрощался с нами и пожелал счастливого пути, а в Варшаве посоветовал зайти в ночной клуб "Спутник". А путь-то получился как раз не очень счастливым. По инструкции полагалось ехать поездом, но нам уже обрыдли польские железные дороги, и я предложил взять машину в прокате - какая разница? Мы шиканули, подобрали себе новехонький с виду "форд-таурус", деньги-то еще оставались, а уж гулять так гулять. Вот тут и выяснилось, что есть кое-какая разница между соблюдением и нарушением инструкций. На северо-восточной окраине Лоди нас неожиданно попытались взять в коробочку, и за рулями двух трепаных "опелей" сидели вполне грамотные ребята. В общем, Шкиперу стоило немалых трудов спихнуть одного из них в кювет, а второго заставить лечь на крышу практически на ровном месте. Хуже всего было то, что в результате всех этих упражнений, наш роскошный, с иголочки "таурус" сделался похожим на сорок первый "москвич", въехавший ненароком под самосвал. О том, чтобы возвращать этакое убобище фирме, не могло быть и речи, ведь никаких страховок мы оформлять не могли, и вообще, дожидаться на шоссе полиции было абсолютно недопустимо. Словом, бывшего красавца-"форда" пришлось бросить в компании перевернутого нами же транспорта, а самим, что называется, огородами уходить к желдорвокзалу. Наконец, в поезде нас оштрафовали контролеры, содрав как с иностранцев, то бишь людей не говорящих по-польски, фантастическую сумму - по двадцать баксов с носа, - зато обошлось без полиции. А вот ночной клуб "Спутник", где мы убивали время до самолета Варшава Москва, оказался и впрямь местом уютным. Собственно, это был бордель весьма высокого класса и не только ненасытный Циркач, но и все остальные решили не отказываться от услуг знатных польских специалисток, тем более, что времени еще оставалось достаточно, а настроение было окончательно испорчено и требовало восстановления любыми средствами. Пиндрик. Как обычно выбрал себе самую крупную и толстую (любимого человека должно быть много!). Шкипер, не слишком искушенный в делах интимных, но давно грезивший группешником, осуществил в Варшаве свою мечту аж с тремя сразу. Фил долго и придирчиво выбирал партнершу, максимально похожую на Роксану. И только я так и не лег в постель ни с одной из этих милых крошек. Смотреть на них было радостно, даже поласкаться чуть-чуть - неплохо, но потом я вспомнил о Машуне, представил, как ей было бы неприятно, и пошел спать один. Наверно, я чокнутый какой-то, наверно, но вот вернусь домой, и будет такой кайф!.. Вам не понять. Ну, а самолет долетел без приключений, и уже в Москве выяснилось, что умельцы, демонстрировавшие автородео на окраине Лоди, были никакими не сотрудниками спецслужб. Все хвосты мы действительно отсекли и в итоге сработали чисто. За рулями же "опелей" сидели обычные российские аферисты, надеявшиеся отобрать у нас роскошную тачку. Стрелять там никто не собирался, максимум, пуганули бы ножичком - они не по этой части. Ребята занимались более мирным бизнесом: например, наш "форд", был трижды продан на польско-белорусской границе и трижды угнан обратно вглубь страны. В прокате липовой фирмы он оказался временно, авантюристы как раз выдерживали паузу на всякий случай. Вот такая дурацкая история. Так что за ущерб никому платить не пришлось: ни в суде, ни в полиции заявлений ждать не приходилось. Но скажите, а разве вся история с Эльфом не дурацкая сама по себе?! Ведь наши безумные и безымянные работодатели, дали понять через Кулакова, что в принципе довольны результатами проведенной операции. Я обалдел: так ведь нет же никаких результатов! - Отрицательный результат - тоже результат, поучительно сообщил дядя Воша и добавил: - Так ученые говорят. - Но нас-то вроде не ученые нанимали? - Кто знает, - философски заметил Кулаков. - Те, кто платил, действительно пожелали остаться неизвестными. А из истории с захватом они сделали много полезных выводов для себя. Так что вам, друзья мои, полагается даже небольшая премия - по пять штук зеленых на каждого. - Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок, - сказал я. - А ты нахал, Крошка. И это вместо благодарности! - сказал дядя Воша. И тогда я подумал, уж не от генерала ли Форманова получаем мы премию. Все-таки управление хапнуло свои сто семьдесят, вот и решили поделиться по совести скромной суммой, а на оставшиеся деньги накупили таки всякой техники - компьютерного хозяйства, сверхсовременных телефонов и прочего необходимого барахла - ради этого, повторил нам еще раз Кулаков, и затевались. А мы тоже, как и наши заказчики, сделали много полезных выводов из этой истории. И самым главным я считаю такой: каким бы ты ни был суперменом, помни, что всегда найдется кто-то еще сильнее. Операция "Эльф" стала для нас хорошей встряской, хорошим лекарством от зазнайства.
И вот теперь жизнь столкнула меня вновь с этим человеком - на сей раз более чем плотно. Так что же, матч-реванш? Я крепко задумался над подобной мыслью, пока мы ехали с генералом Кулаковым до Владимира, и потом, пока летели до Москвы, - тоже думал. И решил, что мы, конечно, подождем самого шустрого заказчика - раз уж так велено. Все три персонажа незавершенного батального действа в Вязниковском уезде, заслуживали серьезного внимания, но если первым на нас выйдет Павленко или Мышкин, Эльфа я стану разыскивать сам. Потому что Эльф интереснее всех, и, не поняв его целей, мы ничего из этой ситуации не выкрутим - ни для себя, ни для России. Точно, не выкрутим.
ЭПИЛОГ
Дождик зарядил не на шутку. Я с грустью посмотрел в окно и заказал еще чашку кофе. Хотя все серьезные разговоры давно исчерпали себя. Всезнайка Хоффман уже поведал мне главное: в последнее время ситуация на книжном рынке сделалась более благоприятной для иностранцев, мало того, у германского читателя проснулся неожиданный интерес к русской прозе, так что издание моих рассказов, еще год назад на всякий случай переведенных на немецкий, представлялось теперь вполне реальным. Тиражом тысяч пять, а то и больше, уверял Хоффман, и я был склонен верить ему. А там, лиха беда начало, и романы начнем переводить. Он дал мне телефон хорошего литагента, которому звонить следовало завтра, так что на сегодня тему закрыли. Пора уже было двигать из "Винтергартена", но я оставил машину в добром квартале от Дома Литературы, мокнуть зря не хотелось, вот и заказал еще чашечку. Хоффман ушел за пивом и не вернулся, прилипнув к другой компании, где, как обычно, хихикала Паулина, строя глазки, облизывая губки и заводя всех без разбору. Но я был не склонен сегодня клеиться к ней. Напало вдруг какое-то философическое умиротворение, душу грели навеянные серьезными разговорами мысли о доме, причем не только берлинском... Ко мне, не слишком спрашивая разрешения, подсел Фрицик по кличке Энгельс с рюмочкой бренди и тут же, без объявления войны, принялся читать свои новые стихи. Чуял, мерзавец, мое благостное настроение. Принесли кофе. Я закурил и стал слушать его ритмичный вой, переходящий в утробное ворчание. Мерзкие, натуралистичные образы наползали один на другой, как весенняя грязь на капот летящего по трассе автомобиля - слой за слоем... Странноватый для Германии образ, не правда ли? Дороги тут чистые круглый год, а наших российских трасс Энгельс отродясь не видел, я же вот почему-то вспомнил. Наверно, вдруг опять остро и неудержимо захотелось домой, в Москву. Кажется, это было в мае. Тополь обещал возвращение в Россию после удачной охоты на Эльфа. Но очевидно, охота опять не задалась. У этих народных умельцев из Майами и Дуранго (это ж надо было для серьезнейшего научного центра в немаленьком, скажу я вам, штате Колорадо выбрать городок с таким дивным названием!), так вот, у этих народных умельцев опять пошли накладки одна за другой, опять их "гэбуха обскакала", то есть пресловутое ЧГУ в блестящей манере провернуло спецоперацию, за которой наша хваленая служба только скромненько наблюдала со стороны. Я попробовал еще в августе робко так выяснить, не пора ли мне ехать в Москву, но ощутил в голосе Тополя растерянность и глубинное чувство вины, Вербу вообще предпочел не трогать, что уж ее бедненькую расстраивать - ну, не сложилось, так не сложилось, поживу еще годок другой в этом треклятом Берлине. В конце концов, не так уж у нас все и плохо, особенно, когда сын растет умненький, способный, спортом занимается, и жена, хоть и не слишком молодая, но любимая, хоть и не слишком нежная, но в отличной форме, тоже спортом занимается... Во, брат наговорил-то про жену! Кому наговорил? Самому себе. Что это значит? А значит это, брат, что ты о ней думаешь, много думаешь... Фрицик почувствовал, что я совсем престал его слушать, а если уж это Фрицик почувствовал, вывод один: пора уматывать хоть под дождик со снегом, хоть под тропический ливень. - Выпить хочешь какой-нибудь гадости, тошнотворно разящей спиртным? Я не сразу понял, что это он уже не стихи читает, точнее не просто стихи читает, а обращается непосредственно ко мне. Манера Фрицика изъясняться ритмической, а иногда и рифмованной прозой (последний термин - мой!) временами смешила, но чаще безумно утомляла. Однако сегодня я еще не успел устать от него всерьез. Посему улыбнулся вполне добродушно и, осознав суть вопроса, отрицательно помотал головой: - Нет, мой друг, обойдемся без шнапса, пищевод пожалеем и печень. У меня нынче планы другие. Погрузиться в пучину разврата, потных простынь и липких волос... Кажется, мне удалось вполне адекватно (в смысле ритмичности) продекламировать этот пассаж на немецком. Фрицик растерянно и как-то вяло скривился в ответ, силясь понять, пародирую я его или просто разговариваю на языке тех же образов. Потом закурил и махнул рукою: - Не хочешь - как хочешь. - Пойду я, - сообщил ему, уже вставая. Дождик на счастье поутих. Я улыбнулся этой маленькой удаче и вдруг, повинуясь внезапно возникшему тайному желанию, направился не налево, к широкой и шумной Ку'дамм, где припаркован был мой "ниссан", а в противоположную сторону, к знаменитому французскому магазину нижнего белья "Les Dessous". По дороге сочинился такой стишок (совсем не в духе Фрицика):
Подарил я леди су. - Загляни-ка в "Ле Десу". - Да у этой "Ле десы" Тыща долларов трусы! А монетку в один су, Знаешь сам, куда засунь.
Белье там действительно было дорогое, но о-о-очень шикарное. И каждый раз, бывая в этих местах с женою и покупая ей очередное колечко или сережки от "Картье", я предлагал заглянуть и в соседнюю фирму. Но Белка всегда отмахивалась. Как-то она недооценивала значение этой стороны жизни. А мне наоборот всегда мечталось увидеть любимую жену в каком-нибудь развратном бельишке с прозрачными вставками и кружавчиками. А вот возьму теперь и выберу что-нибудь сам, не спросясь и не советуясь, то есть советуясь только с продавцами! Да уж, опыт в выборе женского белья был у меня близкий к нулевому. В юности все мы любили полистать толстенные каталоги по этой теме, залетавшие к нам из-за рубежа. Практический интерес был тогда совсем другим: покупать это все не представлялось возможным, и глазки бегали от одной модели к другой в поисках наиболее открытых и прозрачных - то, что под бельем, занимало существенно сильнее. Изысканные лобковые стрижечки и разноцветные острые сосочки шикарных девушек-моделей романтично просвечивали сквозь тонкое белье и вполне заменяли нам недоступные в те годы фотографии из "Пентхауса" и "Плейбоя". Теперь глаза у меня тоже разбегались, перескакивая с игривых, разящих точно в пах фантазий модельеров на несуразно большие, валящие наповал номиналы ценников. А с них - на милую девчушку, предлагавшую покупателям все это великолепие. Она работала с другим клиентом, и я был вынужден подождать. Действительно милая шатеночка. Нет, она не похожа была на Белку, но по комплекции соответствовала ей весьма точно, и я уже начал представлять себе, как попрошу примерить выбранное белье. Девушка станет отпираться, стыдливо улыбаясь, я буду настаивать, интересуясь, сколько же стоит эта дополнительная услуга, ведь клиент всегда прав, она начнет глупо хихикать, и кончится эта история бурной страстью в одном из служебных помещений: полумрак, стоны, падающие коробки с товаром, ноги и руки, путающиеся в ленточках и тесемках... Господи! Что за бред? Это был эпизод из какого-то совсем другого фильма. Я же домой собирался, к жене... Девушка-продавщица, наконец, освободилась, но запланированному разговору состояться не довелось. -Этот мужчина со мной, - произнес знакомый голос сзади. - Покажите, пожалуйста вон тот комплект от Дебюи, да, да, темно-красный. Я обернулся. Конечно, это была Верба. Татьяна Лозова собственной персоной. Первое лицо в службе ИКС и, как минимум, второе в моей личной биографии. -Привет, - сказал я просто, как будто мы расстались вчера. - А ты действительно считаешь, что Белке подойдет темно-красный? -Белке? - искренне удивилась она. - Нет, Белке лучше белый. И это не каламбур, это правда. Мы говорили между собой по-русски, и продавщица, навострив уши, тут же проявила к нам удвоенный интерес. Это когда-то в Германии отворачивались от русских со вздохом, мол, эти нищие только поглазеть заходят. Теперь-то они хорошо знают, кто у них настоящий покупатель. И мы не собирались разочаровывать девушку. Верба взялась за дело всерьез, я не мешал ей. И мы пересмотрели и перещупали десятка два моделек. К осязательным ощущениям я отнесся с особым вниманием - кому, как ни мне придется и поглаживать и потихонечку стаскивать, и даже целовать все это хозяйство. В итоге выбрали весьма достойные образцы, я оплатил оба комплекта, нам их шикарно упаковали, Верба, привстав на цыпочки, чмокнула меня в губы, и мы вышли под дождь. - Ты давно приехала? - спросил я. В душе моей творилось черт знает что. - Сегодня. А какое это имеет значение? - Не хочу, чтобы Белка узнала. - Она и не узнает. Пошли ко мне. - Зачем? - поинтересовался я холодно и настороженно. Но и в холодности этой, и в настороженности звучала слишком явная нарочитость. - А ты предпочитаешь разговаривать на улице под дождем? Верба не отвечала прямо, не уточняла, что именно мы будем делать у нее, только ли разговаривать, все было ясно и так, она уже завела меня. Точнее, я был заведен еще до встречи с ней, а она просто мигом переключила все мои чувства на себя. Она слишком хорошо умела это. - Но я хотел поехать домой, - последняя вялая попытка сопротивления. -Ты очень точно выражаешься, писатель. Именно хотел. А теперь уже не хочешь. Пошли, здесь недалеко. - Ты остановилась в "Бристоле-Кемпинском"? - Браво! - похвалила она. -Не слишком-то и трудно было угадать. По-моему, от красивой жизни отказываются только в одном случае - если кончаются деньги. -Ошибаешься, - сказала Верба. - Жизнь намного сложнее. Даже красивая жизнь, - улыбнулась она этой забавной мысли. - Вот об этом и поговорим.
Но говорить мы начали не сразу, ох, не сразу! Едва преступили порог, Татьяна принялась раздевать меня, я ответил тем же, мы оба тяжело дышали и в какой-то момент, потеряв равновесие, упали на мягкий пушистый ковер, и хотелось кататься по нему вечно, распластываясь, скручиваясь, выгибаясь, замирая и дрожа, смеясь и плача, колотясь в агонии, хотелось раствориться друг в друге и опрокинуть на себя весь мир, заставив его принимать все те же позы, какие придумываем мы, и пусть это не кончается никогда, никогда!.. На самом деле все закончилось очень быстро. Верба, вдоволь накричавшись, нашла спиною диван, запрокинула голову, разметав по покрывалу рыжие пряди, руками по-кошачьи царапая ковер, медленно вытянула ноги, не сводя при этом коленей, и, наконец, открыла глаза. Я сидел на корточках рядом и восторженно наблюдал за ней. - Какой-то воробьиный секс, - сказала Татьяна, все еще тяжело дыша. - В каком смысле? - не понял я. - В смысле, очень быстро. -Просто мы жутко соскучились друг без друга, - несколько виновато пояснил я. -Еще бы! - она мечтательно закатила глаза. - Когда мы в последний раз вот так кувыркались с тобою? -Вот так? - попытался я вспомнить. - Наверно, в девяносто пятом. А потом уже было черт знает что. -Вот именно: черт знает что, - повторила она с непонятным выражением. - Ты ревновал меня к кому-нибудь? - Ни разу. - Молодец. Я тоже. Пошли в душ. - Ты хочешь продолжить? - удивился я. - Не знаю, - Верба трогательно пожала плечиками и быстро поднялась. Пружинистая, спортивная, она казалась удивительно молодой, почти юной в этот момент. А стоя под тугими теплыми струями вдвоем мы очень приятно поласкались, но тут же и поняли, что больше всего на свете хотим сесть, покурить и чего-нибудь выпить по чуть-чуть. Верба натянула свое только что купленное бельишко - эротичное сверх всякой меры, - но тут же и спрятала его под шелковый китайский халат. Для меня тоже халат нашелся, и уже через минуту мы уютно утопали во мшистых креслах и клубах ароматного дыма, а перед каждым из нас зазывно поблескивала янтарная лужица на дне большого пузатого фужера. -Кажется, - произнес я философски, - жизнь налаживается. Так любит говорить мой друг Олекс Кречет. - Почему ты вспомнил его? - поинтересовалась Татьяна. -Не знаю. Звонил ему недавно, спрашивал, что он думает по поводу всей этой гамбургской истории. - И что же он тебе поведал? -Да практически ничего. "Берлинер цайтунг" и та больше поведала. А Олекс сказал, что никогда раньше и не слышал о Семецком. Врет, конечно. -Разумеется, врет, - улыбнулась Татьяна. - А ты хотел, чтобы он тебе по телефону начал вселенские тайны раскрывать. По этой части у нас только Шактивенанда мастак.