С утра 1У Miipia Мстиславский, Салтыков и Гопсевский стали готовить внутренние крепости к боевым действиям. Солдаты свозили отовсюду орудия и устанавливали их на стенах Кремля и Китай-города. Меньшой люд не скупился на брань и насмешки в адрес солдат. Один из ротмистров, руководивший установкой пушек возле Водяных ворот, распорядился привлечь к работам. извозчиков, наблюдавших за солдатами издали. Извозчики понимали, на кого обрушат огонь пушки, и отказались помочь солдатам..Наемники ухватили нескольких мужиков за шиворот. Началась потасовка. Извозчики ловко орудовали оглоблями, но не могли оборониться от сабель и мушкетов. Много русских было убито на месте.
   Кремлевские часовые дали знать о происшествии Гоп-севскому. Не дослушав обедни, тот выскочил из Фроловских ворот на площадь и попытался положить конец драке. Но, увидев множество убитых москвичей, он махнул рукой и, по словам польского очевидца, предоставил наемникам «докончить начатое дело». Стычка вскоре превратилась в общее побоище. В Кремле запели трубы. Роты в боевом порядке атаковали безоружную толпу. Наемники кололи и рубили всех, кто попадался им на пути.
   Резня в Китай-городе вызвала возмущение русского населения. В Белом и Земляном городе, по всему Замоскворечью много тысяч москвичей взялись за оружие. Стрельцы поддержали восстание посада.
   Наемные роты получили приказ занять Белый город. Однако тут они с первых шагов натолкнулись на организованное сопротивление. Стоило вражеским солдатам показаться на улице, как москвичи в мгновение ока воздвигали на их пути баррикады. От мала до велика все брались за работу. Со дворов тащили вязанки с дровами, выбрасывали бочки, столы, лавки. Конница наталкивалась па завалы и останавливалась. Улочки были узкие, и пока одни старались достать всадников шестами из-за изгороди и осыпали градом камней, другие стреляли с крыш и из окон. В нескольких мостах жители раздобыли пушки и установили их посредине улиц. Копиые роты были вынуждены отступить в Китай-город и Кремль. Их место заступили отряды немецких наемников, чья жестокость не знала предела. Когда солдаты Якова Маржарета вернулись после побоища в Кремль, они похожи были на мясников, с ног до головы покрытых кровью москвичей.
   Московское восстание вписало едва ли не самую трагическую страницу в историю московской смуты. Несмотря на то, что бояре давно ждали народных выступлений и готовились их подавить, события застали их врасплох. Прошло совсем немного времени, и бояре, преодолев замешательство, полностью солидаризировались с Гонсевским и стали деятельно помогать ему. На совещании у Гонсевского члены думы громко брапили людей без роду и племени, решившихся на бунт. Высшее духовенство разделяло их негодование. Епископ Арсений, ставший одним из главных руководителей церкви при семибоярщине, усердно убеждал полковника, что посадские мужики «ударили в набат без воли бояр и священнослужителей».
   Столичные дворяне боялись черни куда больше, чем
   иноземных солдат. Они живо представляли картттпу на
   родной расправы: смерть боярина Петра Шереметева в
   Пскове, боярина Богдана Вельского в Казани. Торжество
   низов, считали они, приведет к окончательному круше
   нию порядка в государстве.
   В Москве находились сотни видных, дворян. Лишь некоторые из пих стали в ряды сражающегося народа. В эту плеяду входили князь Дмитрий Пожарский, Иван Матвеевич Бутурлин и Иван Колтовский. Трудно сказать, как оказался в Москве Пожарский. После выступления на стороне Ляпунова он, естественно, не мог рассчитывать на снисхождение Салтыкова и Гонсевского. Воевода мог переждать трудные времена в безопасном месте - крепости Зарайске, по он рвался туда, где назревали решающие военные события. Сомнительно, чтобы такой трезвый человек, каким был Пожарский, стал рисковать головой, чтобы повидать в Москве своих близких. В столице было голодно, и дворянские семья предпочитали провести зиму в сельских усадьбах. Так что к семье князь Дмитрий поехал бы в Мугреево, а не в столицу. Остается предположить, что зарайский воевода, будучи одним из вождей земского ополчения, прибыл в Москву для подготовки восстания. Если бы атака ополчения была поддержана восстанием внутри города, судьба боярского правительства была бы решена. Спровоцированное наемниками выступление спутало все планы патриотов.
   19 марта с утра Пожарский был на Сретенке подле Лубянки в своих хоромах. Когда в Китай-городе позвонили в колокола, он бросился со своими людьми на улицу. Мгновенно оценив обстановку, воевода отправился в стрелецкую слободу, стоявшую неподалеку. Собрав стрельцов и посадских людей, Пожарский дал бой наемникам, показавшимся на Сретенке возле Введенской церкви. Вслед за тем он послал своих людей на Трубу, где располагался Пушкарский двор. Пушкари тотчас пришли на подмогу и привезли с. собой несколько легких пушек. Встреченные орудийными выстрелами наемники отступили но Сретенке к Китай-городу.
   Повсюду в рязпых концах посада главными узлами
   сопротивления стали стрелецкие слободы. Против Ильин
   ских ворот стрельцы нашли руководителя в лице Ивана
   Бутурлина. Попытки Гонсевского прорваться п восточ^иые кварталы Белого города провалились. Бутурлин дал
   .отпор врагу на Кулишках и не пропустил врага к Яуз
   ским воротам. Стрелецкие слободы на Тверской ули
   це встали несокрушимой преградой на пути рот, пытав
   шихся пробиться в западные кварталы. Наемники по.
   дошли до Тверских ворот и, неся потери,.повернули
   вспять.
   В Замоскворечье сопротивление возглавил Иван Колтовский. Повстанцы воздвигли высокие баррикады подле самого наплавного моста и с них обстреляли Водяные ворота Кремля.
   За оружие взялись тысячи москвичей. Их гнев и ярость грозили смести с пути все преграды. Наемники потерпели решительную неудачу в Белом городе. Теснимые со всех сторон, они отступили в Китай-город. «Видя, что исход битвы сомнителен, - доносил Гонсевский королю, - я велел поджечь Замоскворечье и Белый город в нескольких пунктах». Русские летописцы уточняют, что решение поджечь Москву подсказали Гопсев-скому Салтыков и его товарищи.
   Предатели бояре помогали врагу советом и долом. Михаила Салтыков руководил боем с повстанцами в том месте, где располагалось его подворье. Когда патриоты стали одолевать, боярин во л ел холопам сжечь дом, чтобы нажитое им богатство не досталось никому. Начался пожар. Повстанцы были принуждены отступить. Оцепив «успех» Салтыкова, Гонсевский велел запалить весь посад. Солдатам не сразу удалось выполнить его приказ.
   В тот год казалось, что зима никогда не кончится. Сильные морозы продержались до конца ыарта. Москва-река была покрыта ледяным панцирем, повсюду лежал снег. Холодное солнце не прогрело промерзшие бревна изгородей и построек. Солдаты Гонсевского с факелами в руках пытались поджечь срубы, но у них ничего не выходило- Как писал в дневнике один из факельщиков, каждую постройку они зажигали по многу раз, но все тщетно, дома не загорались. Автор дневника выражал наивную уверенность в том, что «огонь был заколдован». В коште концов усилия поджигателей дали результат. Б нескольких местах над посадом показались столбы дыма. Вскоре огонь охватил целые кварталы. Москвин чи прекратили бой и все усилия сосредоточили па том, чтобы потушить разгоравшийся огонь. Пронзительно кричали женщины, потерявшие в толчее детей. Кто пытался выгнать скотину, кто тащил пожитки из огпя.
   Пожар помог Гонсевсжшу сломить сопротивление москвичей па Кулпшках и подле Тверских ворот. Ветер гнал/ пламя в глубь Белого города. Следом за огиешшм валом по сгоревшим кварталам шли вражеские солдаты. Лишь на Лубянке врагу не удалось осуществить свой дьявольский замысел. Верный себе, Пожарский непрерывно атаковал неприятеля, пока не «втоптал» его в Китай-город.
   Наемники не смели высунуть нос из-за крепостной стены. Прилегавшие к Сретенке кварталы были спасены от огня.
   Всю ночь в городе, не замолкая ни на минуту, гудели колокола и слышен был боевой клич москвичей. Патриоты послали в Коломну и Серпухов за помощью. Земские воеводы немедленно откликнулись на призыв. Иван Плещеев наспех отправился к Москве из Коломны с казаками, коломичамн и рязанцами. По пути к нему присоединился Федор Смердов-Плещеен. Федор служил окольничим у самозванца. Бояре подозревали его в заговоре с москвичами еще в то время, когда он сидел воеводой в Серпухове.
   Отряды ополчения вступили в Замоскворечье, когда на город опустилась ночная мгла. Весть об их прибытии мгновенно облетела столицу и вызвала взрыз энтузиазма. Всю ночь восставшие готовились к тому, чтобы с рассветом возобновить бой. Отряды ратников стягивались на Сретенку и в Чертолъе. Под самыми степами Кремля, у Чертольских ворот собралось около тысячи стрельцов. Жители помогли им перегородить площадь баррикадами. Над баррикадами реяли хоругви.
   Далеко за полночь Гонсевский созвал в Кремле военный: совет. На нем присутствовали многие знатные московские дворяне. Члепг.т боярского правительства получали вести из разных концов города и были лучше осведомлены насчет истиштото положения дел, нежели ттоль-Ькое командование. На военном совете они настойчиво рекомендовали Гонсевскому бросить вес силы в Замоскворечье, чтобы прорвать кольцо восставших предместий и очистить путь для королевских войск, подходивших из района Можайска.
   Ночь прошла без сна. Едва забрезжил день, наемная-Стража распахнула ворота Китай-города. Из ворот выехали бояре в окружении слуг. Защитники баррикад приготовились стрелять, но потом опустили пищали, увидев, что. р боярами не было ни литвы, ни немцев. Приблизившись к завалам, Мстиславский с товарищами принялись упрашивать москвичей прекратить сопротивление, и немедленно сложить оружие. Их слова потонули в негодующих криках толпы. Посадские отпускали такие выражения по адресу изменников, что те предпочли поскорее убраться. Вдогонку им полетели пули.
   Боярам была отведена незавидная роль. Они должпы были отвлечь внимание патриотов. Пока Мстиславский вел переговоры с народом, отряды немцев наемников, продвигаясь по льду Москвы-реки, зашли в тыл стрельцам, оборонявшим Чертолье, и зажгли кварталы, примыкавшие к баррикадам. Отрезанные от своих стеной огня стрельцы бились с немцами насмерть, однако удержать позиции им не удалось.
   Следуя совету бояр, Гонсевский приказал солдатам запалить Замоскворечье. Близился полдень, когда дозорные заметили с колокольни Ивана Великого конницу, подходившую к городу с запада. Полк Струся но смог пробиться в Москву: москвичи захлопнули ворота Деревянного города перед самым носом у гусар. На выручку Струсю пришли факельщики Гонсевского. С помощью изменников они скрытпо пробрались к стенам Деревянного города и зажгли их изнутри. Бревенчатый частокол запылал в нескольких местах. Со стен огонь перекинулся на прилегавшие кварталы Земляного города. Полк Струся получил возможность прорваться в центр города и соединиться с силами Гопсевского.
   В первый день восстания пожар испепелил лишь небольшую часть города. На другой день погода выдалась ветреная, что облегчило поджигателям их дело. «Никому из пас, - писал в дневнике один поручик, - не удалось в тот день подраться с неприятелем; пламя пожирало дома один аа другим, раздуваемое жестоким ветром, оно гнало русских, а мы потихоньку подвигались за ними, беспрестанно усиливая огонь, и только вечером возвратились в Кремль».
   Отступая перед огненной стихией, отряды ополчения вместе с населением ушли из Замоскворечья. Не опасаясь более удара с юга, Гонсевский возобновил попытку разгромить силы повстанцев в Белом городе. На Кулиш-ках его солдаты быстро продвинулись вперед. Но на Сретенке интервентам преподали жестокий урок.
   С утра москвичи успели выстроить па Сретенке под-ле Введенской церкви укрепленный острожек. Пожарский искусно руководил его обороной в течение дня. Наличие очага сопротивления в Белом городе обеспокоило польское командование, и оно направило сюда подкрепления из других кварталов города. Силы оказались перавными. Наемники ворвались внутрь острожка. Большинство его защитников погибло. Под ударами вражеских сабель упал на землю князь Пожарский. Его тяжело ранили в голову. Кровь залила ему глаза. Патриоты не бросили своего командира. Едва живого, его вынесли с поля боя, уложили на дно возка и увезли в безопасное место. Оттуда князя Дмитрия переправили в Троице-Сергиев монастырь под защиту крепких монастырских стен.
   Москва горела несколько дней. Ночью в Кремле было светло как днем. Посад пылал на огромном пространстве, куда доставал взгляд. Вид гибнущего города напоминал современникам геенну огненную. С треском валились наземь здания, и к небу вздымались огненные смерчи. На четвертый день невредимой осталась примерно треть города. Гонсевский получил известие о появлении сил ополчения на владимирской дороге. Опасаясь, что сопротивление москвичей возобновится, он выслал из Кремля новые команды поджигателей.. Интервенты принялись жечь восточные кварталы города, чтобы помешать ополчению утвердиться там.
   Освободительная армия вступила в предместья столицы после полудня 21 марта. Впереди следовал атамап Просовецкий с казаками. За ним шли полки Измайлова, Мосальского и Репнина. Ожидая подхода главных сил ополчения с тога, Измайлов с товарищами решили закрепиться в семи верстах от восточных ворот столицы, занятых интервентами. Ополченцы стали поспешно строить здесь укрепления. Но пе успели довершить начатое дело.
   Ляпунову не удалось организовать одновременное наступление на Москву, и Гонсеиский умело использовал разобщенность русских. Он направил против Измайлова почти все наличные силы. Отряды владимирцев, нижегородцев и муромцев отличались немногочисленностью. Предоставленные самим себе, они не смогли противостоять превосходящим силам противника.
   При поддержке полка Струся иноземные роты обратили в бегство дворянскую конницу и захватили недостроенный острожек. Небольшой отряд ополчепцев с боем отступил к церкви, одиноко стоявшей в поле за острожком. На помощь ему спешили повстанцы - «пешая Москва». Бой разгорелся с новой силой. Затворившись в церкви, ратники и москвичи отбивались от врага, пока не были истреблены все до одного. В руки врага попали знамена ополчения, пупткп и обоз. Гонсевский сетовал на то, что ночь помешала его ротам довершить разгром русских. Кавалеристы ссылались па глубокий снег. На самом деле наемники постарались возможно скорее закончить бой и вернуться под защиту крепостных стен, потому что восстание в Москве могло возобновиться в любой момент.
   Гоисевский использовал случай, чтобы отделаться от неугодных ему лиц. Боярин Андрей Голицын, находившийся под домашним арестом, был жестоко убит. Патриарха Гермогена бросили в темницу. Гонсевскпй не прочь был расправиться и с ним. Но влиятельные члены семибоярщины настояли на том, чтобы перевести узника да подворье Кирилло- Белозерского монастыря в Кремле. Там его сторожили польские приставы. Патриарха можно было низложить лишь после соборного суда над ним. Бояре не имели ни времени, ни охоты устраивать публичное разбирательство. Они ограничились тем, что отняли у Гермогсиа возможность какой бы то пи было деятельности, не снимая с пего сана. Управление делами церкви дума передала греку Арсению, носившему архиепископский сан, но не имевшему архиепископства.
   Жестокость завоевателей принесла гибель многим тысячам мирных жителей. Судьба не пощадила состоятельных горожан, оставшихся в стороне от освободительной борьбы. Многие из них лишились имущества, а некоторые и жизни. Наемники врывались в богатые дома и забирали все, что попадалось под руку. Сопротивлявшихся побивали на месте.
   Резня, учнненная в Китай-городе, прекратилась, как только наемники получили отпор в Белом городе. Московский летописец засвидетельствовал, что иноплеменные «всех людей (русских) побита в Кремле да в Китае», а «в Белом городе мало людей побиша».
   Солдаты жадно взирали на богатства «царствующего града», который они рассматривали как свою законную добычу. Они лишь ждали случая, чтобы заняться грабежом. Б первый же день восстания они разгромили сот-пи лавок и мастерских в Китай-городе. Ландскнехт Конрад Буссов, находившийся в Москве, не без хвастовства заметил, что солдаты захватили в тот вечер «огромную и превосходную добычу золотом, серебром, драгоценными каменьямп».
   Обширный город за два-три дня превратился в груду^ развалин и пепла. Бесконечный ряд обгорелых печных труб обозначал места, где еще вчера располагались человеческие жилища. Тысячи москвичей, лишившись крова и имущества, разошлись во все стороны. От множества черных фигур не видно было снега на подмосковных полях. Некоторые жители, едва спасшиеся от огня, остались в одних рубахах, босые. В открытом поле на ветру многие из них замерзли в первую же ночь.
   Прошло несколько дней, и в обширном городе, покинутом населением, началась подлинная вакханалия грабежей. Никакая сила не могла удержать наемников в их казармах. С утра они отправлялись за добычей и к вечеру возвращались с мешками награбленного. На пожарище они разрывали подвалы в поисках спрятанного добра и винных погребов. Захваченное имущество распродавалось в полковых манежах. В храме Василия Блаженного и других церквах мародеры забрали всю золотую и серебряную утварь, сорвали оклады с икон, разломали раки чудотворцев. Не довольствуясь Белым городом, шайки мародеров в ночное время принялись грабить Кремль. Караулам пришлось применить оружие, чтобы унять их.
   Захватчики удержали Москву, но бесславной была их победа. Не в честном, открытом бою взяли они верх. Грабежи окончательно деморализовали наемное воинство. Среди дымящихся развалин и неубранных трупов творили победители свой чудовищный пир. Вино лилось рекой. Бахвалясь богатством, пьяные наемники закладывали в ружья мелкие жемчужины и налили из окон в случайных прохожих.
   Сожжение Москвы потрясло ум и душу народа. Тысячи беженцев разошлись в разные концы страны с нищенской сумой. Из их уст люди узнавали подробности неслыханной трагедии. Поруганная честь отчизны звала народ к борьбе и мщению.
     

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОСВОБОЖДЕНИЕ

     

Глава 17. НАД БЕЗДНОЙ

     

   Март был на исходе, но по дорогам Подмосковья крестьяне еще продолжали ездить на санях.
   По последнему зимнему пути шли к Москве земские отряды. Но позднее 23 марта в предместья Москвы прибыл Прокофий Ляпунов с рязанцамп. Заруцкий с казаками и Трубецкой со служилыми людьми запоздали, но ненадолго. Их задержало то, что на недалеком расстоянии от Калуги стоял Ян Сапега. Наемное войско хорошо отдохнуло на зимних квартирах и завершило приготовления к летней кампании. Сапежшщы предлагали союз ополчению, но требовали непомерное вознаграждение. Заруцкий достаточно хорошо знал истинную цену нового союзника. Сапега мог в любой момент нанести удар по калужскому лагерю с тыла.
   Подготавливая наступление на Москву, города старались подбодрить друг друга и внушить противнику преувеличенные представления о своих силах. Ляпунов широко оповестил страну о том, что на помощь ему идет сорокатысячная рать. Поляки отчасти поверили его воззваниям. Они полагали, что Ляпунов привел под Москву восемьдесят тысяч воинов. По их подсчетам, Заруцкому удалось собрать пятьдесят тысяч человек, а Измайлову и Просовецкому - пятнадцать тысяч, в целом же ополчение насчитывало более ста тысяч воинов. Подобные цифры отличались абсолютной недостоверностью. Засевшим в Кремле наемникам казалось, что их осадили несметные полчища. Шведы располагали более точной информацией. Посланец Ляпунова доверительно сообщил им, что состав ополчения под Москвой ле превышает шести тысяч человек.
   Число БОННСКИХ- людей в ополчении было совсем невелико. Но едва они подошли к городу, в их лагерь стали стекаться со всех сторон москвичи, оставшиеся на пожарище п в уцелевших слободах. Население искало спасения в земском ополчении. Благодаря притоку жителей ЛР-герь осаждавших казался пеобозрпмым. Но то была обманчивая видимость.
   Гонсевскому удалось замирить Москву лишь на несколько дней. Его приставы отправились в разные концы столицы и стали приводить к присяге москвичей, сложивших оружие. Как только население узнало о приближении земских воевод, оно вновь поднялось па борьбу. Приставам едва удалось упссти поги.
   С южных предместьях боярскому правительству пе удалось восстановить свою власть даже па время. Отряды повстанцев вместе с воеводой Федором Плещеевым щюч-по удерживали в своих руках Симонов монастырь. Измайлов и Просовецкнй после неудачного боя ушли к Анд-ропьеву монастырю, а затем соединились с Плещеевым у стен Симонова монастыря. Отряды Заруцкого ранбилп лагерь поблизости от Пиколо-Угрешского монастыря, там, где река Угреша впадала в Москву-реку. Монастырь служил прибежищем Лжедмитрию TI в дни его последнего похода на Москву. Четырнадцать километров отделяли монастырь от крепостных стен.
   27 марта Гопсеиский вывел, спои войска из Яузских ворот и попытался потеснить силы ополчения и повстанцев в окрестностях Симонова монастыря. Его наступление не имело успеха. Затяжные бон в юго-восточных предместьях столицы продолжались несколько дней. Обе стороны избегали риска, сопряженного с генеральным сражением. Скорее то была проба сил. Противники как бы примерялись друг к другу.
   Последняя стычка принесла ощутимый успех русским. Их энергичный и дружный натиск привел к то^у,- что наемники понесли потери п. бросились бежать с июля боя.
   Смущенный неудачей, Гонсевский не только отказался от новых паступательпых действий, по и не посмел, оборонять внешние крепостные стены. Б ночь на 1 апреля ратники ополчения, не встречая сопротивления противника, перешли реку Яузу п освободили почти всю территорию Белого города. Гонсевскпй удержал в своих1 руках.лишь небольшую часть белгородской стены от Никитских до Чсртопольскнх ворот с прилегающими улицами.
   Наступила весна и вместо с ней долгая и томительная: пауза в военных действиях. Ополчение потеряло более двух месяцеи, прежде чем смогло возобновить наступление. Уже и первых боях солдаты Гонсевского заметил, что томские люди пе слишком доверяют друг ДРУУ
   По слопам московских летописцев, земская рать попусту потеряла много дпей из-за великой розни вождей. Когда воеводы сошлись под Москвой, им в самом деле не сразу удалось преодолеть взаимное недоверие и уладить местнические счеты. И все же не распри были причиной непопятной бездеятельности.
   Московский «черный люд» оказал ополчению огромную помощь. Но повстанцы не обладали военными кавыками и были плохо вооружены. Собственные же силы ополчения были столь невелики, что рассчитывать на немедленный успех не приходилось. Чтобы организовать лрпвплытуго осаду крепости, надо было иметь мпогократ-тгый перевес в силах. Ляпунов н его сподвижники пе имели птт многочисленного войска, пи тяжелой артиллерии. При таких условиях штурм Кремля мог принести лишь, неудачу. Мало того, что Кремль и Китай-город располагали беспримерной по мощности системой укреплений. В руки интервентов попала лучшая русская артиллерия. Никогда еще пи па одной стене не было установлено столько пушек, сколько их видели теперь на кремлевских стенах. Осаждавшим нечего было противопоставить их огневой мощи.
   Ополчение сделало все, что могло. Ляпунов с отрядами ряаанцев занял Яузские ворота. Заруцгага и Трубецкой помогли ему закрепиться в этом решающем пункте, а затем попятились к Воропцовскому полю и расположились вдоль стен Белого города до Покровских ворот. Прочие полкп взошли на степы Белого города на всем пространстве от Покровских ворот до Трубной гглощади па Неглин-ной; Северная часть стены находилась на некотором удалении от пушек Китай-города, и ее оборону взяли на себя воеводы, только что потерпевшие неудачу па Владимирской дороге, - Измайлов, Мосальский и Репнин. К ним па помощь прибыли Иван Волыпский с ярославцами, Федор Волконский с костромичами, Федор Погожий с угличанами.
   Отряды Ляпунова прикрывали самую важную коммуникацию - старую коломенскую дорогу, связывавшую Москву с Рязанским краем. Под контроль замосковных воевод перешли также дороги, шедшие из столицы к Ростову и Ярославлю.
   Укрепления Ляпунова стали ключевой позицией земского лагеря. С первых дней тут не прекращалась яростная перестрелка. На голову рязанцев сыпались ядра. Враг пытался вернуть Яузские ворота и не дать ратникам укрепиться на близком расстоянии от Китай-юрода и Кремля.
   Вожди земского ополчения рассчитывали воспользоваться восстанием в Москве и освободить ее одним ударом. Сожжение столицы разрушило все их планы. Земская рать принуждена была перейти к длительной осаде. С наступлением лета внешнеполитическое положение России стало быстро ухудшаться. Шведы все ближе подбирались к Новгороду. Речь Посполитая напрягла все силы, чтобы покончить со Смоленском.
   Еще в.январе боярское правительство направило в королевский лагерь Ивана Салтыкова с тем, чтобы добиться повиновения от послов Голицына и Филарета и осуществить решение о сдаче Смоленска. Подобно Гермогену, Василий Голицын с недоверием следил за восстанием в городах и не считал возможным порвать с правительством, членом которого он сам состоял. Подвергшись новому нажиму из Москвы, он выдвинул компромиссный план. Согласно этому плану смоляне должны были впустить и город небольшой отряд королевских солдат и присягнуть Владиславу сразу после того, как король снимет осаду. В начале феврали послы виделись с представителями Смоленска и договорились с ними о размещении в городе 200 польских солдат. Уступки Голицына и Филарета, однако, не приблизили долгожданного мира.