Увидев расстроенное и угрюмо-надменное лицо Вир-Виана, я снова пожалел его. Я все же уважал этого великого ученого. И мне захотелось убедить его, сделать так, чтобы он сам понял бессмысленность и жестокость своей затеи.
- К тому же нет никакой гарантии безопасности,- осторожно начал я.- Ваши фарсаны, расплодившиеся на чужой планете и захватившие власть, могут, как бы это выразиться, выйти из-под нашего контроля и натворить бед не только там, но и здесь, на Зургане. Свободное программирование таких совершенных кибернетических устройств может привести к весьма нежелательным последствиям. Чего доброго, ваши фарсаны еще подумают, что они выше человека, и возомнят себя господами.
- Случайности в поведении, конечно, могут быть,- согласился Вир-Виан.- Но если в программе одного или даже нескольких фарсанов произойдет отклонение в нежелательную сторону, другие, преданные нам фарсаны, быстро ликвидируют их.
- А если отклонение в программе вызовет массовый характер?
- О нет! - живо возразил Вир-Виан.- Это маловероятно. Но я предусмотрел и этот совершенно исключительный случай.
Вир-Виан встал и подошел к двери на веранду. Открыв ее, он крикнул:
- Тонгус! Зайди сюда.
Вошел Тонгус. Как и в прошлый раз, он услужливо встал посредине комнаты.
- У каждого фарсана,- сказал Вир-Виан, показывая на голову Тонгуса,имеется особый блок безопасности. Сейчас я покажу вам его в действии.
Эфери-Рау, до этого внимательно слушавший своего учителя, неожиданно встал и поспешно удалился в лабораторию. Он так торопился, что не успел плотно закрыть дверь. Сквозь щель я видел, как Эфери-Рау сел в кресло в напряженно-выжидательной позе.
- Блок безопасности,- продолжал Вир-Виан,- принимает только одну сложным образом зашифрованную радиограмму, которая известна пока лишь мне одному. Радиограмму можно послать с помощью вот этой портативной вещи.
Он вынул из кармана и показал обыкновенный радиосигнализатор, каким пользуются при взрывных работах. Такой радиосигнализатор и сейчас лежит у меня в кармане. К сожалению, я не мог видеть цифр, набранных на сигнализаторе Вир-Виана: он тщательно прикрывал ладонью циферблат. Вир-Виан передвинул предохранитель и положил палец на кнопку.
- Теперь предположим, что в генеральной программе Тонгуса произошло нежелательное, опасное отклонение. Тогда я делаю следующее. Смотрите.
Вир-Виан нажал кнопку. Тонгус сразу как-то обмяк, колени его подогнулись, и он упал на пол.
- Не бойтесь, он не разобьется и не получит никаких повреждений. Тонгус прочнее человека. Но он сейчас мертв. Вся деятельность сложной сети молекулярных нейронов прекратилась. Работает только один блок безопасности. Он-то и ликвидирует все нежелательные отклонения в программе фарсана. Происходит как бы процесс самоочищения.
Я случайно взглянул в приоткрытую дверь лаборатории и вздрогнул: Эфери-Рау повис в кресле, рука его беспомощно свесилась до пола, а голова вяло склонилась вперед и немного в сторону. Что с ним? Неужели Эфери-Рау, как и Тонгус?.. Не может быть!..
Мои лихорадочные размышления прервал Вир-Виан.
- Теперь смотрите,- сказал он, глядя на Тонгуса,- я нажимаю вторую кнопку.
Тонгус зашевелился и быстро встал на ноги.
- Фарсаны,- торжествующе продолжал Вир-Виан,- взбунтовавшиеся фарсаны снова во власти человека. Но случаи неповиновения исключительно редки. Мои фарсаны надежнее и преданнее прежних фарсанов, фарсанов-людей. Вы согласны?
И Вир-Виан самодовольно рассмеялся.
- Конечно, надежнее,- услышал я голос вошедшего Эфери-Рау.
Я обернулся и внимательно взглянул на него. Эфери-Рау улыбался и смотрел на Вир-Виана с еще большей преданностью и раболепием, чем раньше.
"Неужели Эфери-Рау,- думал я,- это не человек, а его кибернетический двойник? Но где же тогда живой Эфери-Рау? Где?"
Эти мысли не давали мне покоя, усиливая тягостное впечатление от всего, что я видел здесь. И мне захотелось поскорее уйти. Сославшись на неотложные дела, я заторопился. До ворот меня проводил Вир-Виан.
- Надеюсь, что перед тем, как покинуть Зургану, вы зайдете ко мне? спросил он на прощание.
Не помню, но мне кажется, что я обещал зайти, обещал, чтобы что-то сказать. Расставшись с Вир-Вианом, я направился к гелиоплану, который за это время накопил под жаркими лучами изрядное количество энергии.
"Что мне делать? - думал я, усаживаясь в кабину.- Может быть, обо всем рассказать Нанди-Нану? Посоветоваться с ним? Нет, ведь я же обещал Вир-Виану пока что не говорить никому..."
Но такова была беспечность нашего поколения, выросшего в условиях гармонического общества, и такова оптимистическая сила молодости, что тягостное чувство исчезло, как только гелиоплан поднялся в воздух. Ветер звенел в ушах, напевая свою незатейливую, но весьма увлекательную песенку странствий. Я летел к освещенным просторам Ализанского океана, к своим друзьям на зеленом острове Астронавтов.
34-й день 109-го года Эры Братства полюсов
Едва сегодня уселся за клавишный столик, как засветился экран внутренней связи, и я увидел крупное лицо Сэнди-Ски. Он дружелюбно улыбался.
- Эо, Тонри! Откликнись! Ты совсем покинул нас ради своих дышащих звезд. Вчера весь день работал, но сегодня не дадим. Эо, откликнись! - повторил он, и его улыбка стала еще приветливей.
В ответ я постарался улыбнуться. Но улыбка, видимо, получилась вымученная и хмурая, так как Сэнди-Ски обеспокоено спросил:
- Может быть, я мешаю тебе?
- Нет, нет Сэнди! - рассмеялся я (на этот раз довольно успешно).- Сейчас приду. К тому же мне надо просто отдохнуть.
- Правильно,- сказал Сэнди-Ски.- У тебя будет много времени на обратном пути.
Почти весь день провел в рубке управления и, в основном, в рубке внешней связи. Мы стремительно приближаемся к планете Голубая. На огромном экране внешней связи даже при среднем увеличении не помещается вся планета, а только ее отдельные части, отдельные материки. Увеличивая изображение, я иногда различал маленькие фигурки разумных обитателей. И меня каждый раз пронизывала острая грусть оттого, что мне не придется с ними встретиться.
- Они начинают изменять облик своей планеты, хотя и бессистемно,прошептал сзади Сэнди-Ски.- Видишь?
И он показал на квадраты пашен, на каналы, города и промышленные предприятия, засоряющие атмосферу клубами черного дыма.
- Цивилизация еще младенческая, но она имеет все условия для бурного развития,- продолжал восторженно шептать Сэнди-Ски.- Ведь планета благодатнейшая. Пустынь почти нет. Сплошной оазис.
Днем случилось одно небольшое пришествие, еще раз показавшее, насколько тонко и, так сказать, всесторонне перевоплощаются фарсаны в людей. Молодой штурман Тари-Тау торопился сменить дежурившего у пульта управления Али-Ана. При этом он слишком быстро взбежал по лестнице в кают-компанию. У него подвернулась нога, и он вскрикнул. Я увидел его лицо, посеревшее от боли. Лари-Ла смочил ногу Тари-Тау пятипроцентным раствором целебной радиоактивной жидкости и недовольно проворчал:
- Похромаешь до вечера. В следующий раз будешь осторожнее.
Морщась от боли и прихрамывая, Тари-Тау подошел к креслу у пульта управления и сменил Али-Ана.
Чтоб так разыграть эту сцену, Тари-Тау надо было иметь настоящее, почти человеческое ощущение боли. Разыграть... Здесь это слово, пожалуй, не подходит. Тари-Тау не разыгрывал эту сцену, не создавал предварительно в своем железном мозгу логически-безупречной схемы своего поведения. Нет, он, можно сказать, жил. Все у него получилось непроизвольно - так, как у живого Тари-Тау. Все фарсаны наделены так называемой системой самосохранения - почти такой же совершенной, как инстинкт самосохранения у человека. Система самосохранения у фарсанов включает в себя элементарные человеческие ощущения, в том числе ощущения боли, играющие роль сигналов об опасности. Но что касается сложных чувств, человеческих эмоций, вдохновения, интуиции... Нет! Тут я не соглашусь ни с каким кибернетиком-энтузиастом. Можно, конечно, запрограммировать машине высокие человеческие чувства, как это сделано у фарсанов. Но это все-таки не подлинные эмоции, а их бледные копии.
Но до чего искусные копии! В этом я убедился сегодня вечером, когда фарсаны собрались в кают-компании. После доклада Али-Ана и обмена мнениями встал Тари-Тау. Он был в новом комбинезоне и уже не хромал. Тари-Тау смущенно, почти робко сказал, что может прочитать нам свои новые стихи из космического цикла. Все мы с восторгом согласились послушать, особенно Сэнди-Ски. Даже Лари-Ла, которому так хотелось рассказать свою очередную юмористическую побасенку, сказал:
- Давай, мальчик, давай,- хотя Тари-Тау был уже не мальчиком, как в начале полета, а юношей.
Лари-Ла и на этот раз не обошелся без своей добродушной иронии.
- Признаюсь, не очень разбираюсь в поэзии,- усмехнувшись, сказал он.- Но даже меня твои стихи пробирают до самых мозолей.
И Тари-Тау начал читать. Вначале голос у него был глухой, он по-прежнему чувствовал смущение и скованность. Но потом разошелся и читал с большим подъемом. Голос его окреп, глаза сверкали вдохновением. Я на минуту забыл, что передо мной фарсан. Да это же живой, настоящий Тари-Тау. А какие стихи! Конечно, это стихи живого Тари-Тау, а фарсан только присвоил их.
Слушая стихи, я словно погрузился в чарующий мир образов, ритмов и музыки. Да, Тари-Тау, я мало знал тебя, ты был настоящий поэт. О если бы ты мог слышать сейчас меня! Ты слышишь?.. Своей мудрой и чуткой душой ты умел все объять, все видеть...
Могут ли фарсаны обладать такой же способностью? Нет, тысячу раз нет! Слушая сегодня стихи Тари-Тау, я вспомнил слова фарсана Эфери-Рау, когда он говорил о том, что, моделируя человека, они с Вир-Вианом не стремились воссоздать диалектическое единство мысли и эмоций. Не верю этому! Они просто не смогли распознать и воспроизвести эту сложную диалектику. Эмоции, говорил Эфери-Рау, вносят путаницу, хаос в чис- тый интеллектуальный процесс. Тоже чепуха! Эмоции обогащают даже самую абстрактную мысль ученого. Малейший всплеск радости, незначительный эмоциональный взлет делают мысль могучей и крылатой.
Мысль гуманистична по природе своей, она неразрывно связана с человеком, с миром его эмоций, с его жизненным опытом и, наконец, с опытом многочисленных предшествующих поколений. И никакими кибернетическими ухищрениями невозможно воспроизвести невообразимо тонкие нюансы, трепещущие ассоциации человеческой мысли. Мысль фарсана, мысль кибернетической машины - это мысль без эмоций и без ассоциаций. Это даже не мысль, а ее логическая схема, ее сухой геометрический чертеж...
Когда Тари-Тау прочитал последнее стихотворение, раздались восторженные возгласы.
- Хорошо, мальчик! - воскликнул Лари-Ла.- Очень хорошо.
Спокойный и выдержанный Али-Ан неожиданно подошел к Тари-Тау и дружески сжал ему плечи. А на необузданного Сэнди-Ски стихи произвели странное действие. Сначала он словно онемел, а потом вскочил и разразился целым каскадом... ругательств. Самых отборных, фантастически-замысловатых ругательств. Но это было выражение не гнева, а восторга, наивысшего восторга.
Энтузиаст-кибернетик мог бы сказать мне, указывая на фарсанов, что это и есть проявление эмоций, ничем не отличающихся от человеческих. Согласен: спектакль разыгран великолепно. Но разве это проявление человеческих эмоций? Вздор! Это не эмоции, а их бледные копии, отвратительные суррогаты. В поведении фарсанов я то и дело чувствовал фальшь. Правда, не очень грубую, но все же фальшь. В последнее время я стал особенно проницательным в этом отношении.
Один только Тари-Тау почти безупречен. До того тонко, ювелирно тонко фарсан воплотился в живого Тари-Тау. Прочитав стихи, он стоял задумавшись, весь еще во власти поэтических образов. Тари-Тау не замечал восторгов, бурно рассыпаемых в его адрес. Как и подобало живому Тари-Тау, он был погружен в свою действительность, сотканную из яви и сна, в действительность, которая придает вымышленным образам реальность бытия. Наконец, он очнулся и, робко улыбнувшись, сел в кресло.
35-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
Почти весь день провел в обществе своих страшных попутчиков, разыгрывая ничего не понимающего простачка. Но настал вечер, вечер сладостных воспоминаний о далекой и невозвратимой Зургане.
В моем положении сейчас нет ничего более волнующего, чем эти воспоминания. И я словно слышу голоса живых людей, голоса, из которых многие уже умолкли навсегда. Ведь благодаря эффекту времени, возникающему при субсветовых скоростях полета, на Зургане минуло почти столетие, а на нашем корабле прошло всего десять лет. Но в памяти живо воскресают человеческие лица, их выражение, голоса...
Остров Астронавтов... Единственное на Зургане место, где сохранилась такая же необузданная и дикая природа, как на планете Голубой. С утра мы бегали вокруг острова, преодолевая горные потоки, крутые скалы, густые чащобы. Потом состязались в плавании и отдыхали на берегу, стараясь впитать всеми порами тела лучи неистово палящего, но дорогого нам зурганского солнца. Мы знали, что скоро надолго лишимся родного солнца и будем довольствоваться его подобием в кабине утренней свежести.
В своем воображении я нарисовал до того реальную картину острова Астронавтов, что едва слышный в моей каюте шум планетарных двигателей кажется мне сейчас шипением белопенных волн, лизавших мои ноги. Я лежал на горячем песке, голова находилась в тени рагвы - густого плодового дерева. Вкусные и сочные плоды рагвы свисали так низко, что я мог, лежа на спине, достать их руками.
Подошел Сэнди-Ски и, толкнув меня в бок голой пяткой, покрытой влажным песком, спросил с беззлобной усмешкой:
- Лежишь и мечтаешь о своей Аэнне?
Я не обижался на эти насмешки. Отчасти он прав. Влюбиться накануне опасной и ответственной межзвездной экспедиции, говорил он, по меньшей мере недостойно настоящего астронавта.
- Ты сильно преувеличиваешь мое увлечение,- отшучивался я.- Даже ты больше знаешь об Аэнне, чем я. Скажи, где она сейчас? Я, например, этого не знаю.
- По-прежнему в городке могилокопателей,- улыбну лся он и добавил: - Я даже могу сказать, что Аэнна сейчас делает.
- Ну, и что же она делает? - спросил я.
- Не притворяйся равнодушным,- рассмеялся Сэнди- Ски.- От меня ты не укроешься. Слушай, в чем дело. Среди археологов, этих презренных гробокопателей, как ни странно, есть немало артистически одаренных людей. Сейчас в шаровом доме они выступают с концертом перед отдыхающими. Возможно, что Аэнна уже готовится к выходу, чтобы исполнить свой знаменитый "Звездный танец".
- Я не знал, что она танцует.
- Да еще как! Хочешь посмотреть? Тогда давай поспешим. С твоего разрешения немного нарушим строгий распорядок предполетной жизни.
Быстро одевшись, мы уселись в гелиокатер и поплыли на север. Остров Астронавтов вскоре утонул за горизонтом, а вдали на севере засверкали шпили и дворцы Шеронского архипелага.
Сэнди-Ски повернул катер в сторону берега. Вскоре мы причалили к обрывистому скалистому берегу, покрытому редким кустарником. Прыгая по камням, мы взобрались наверх.
- Вот и городок, где живут земляные черви, то есть археологи,- пояснил Сэнди-Ски, показывая на сверкающие белизной легкие пластмассовые домики.- А вот и шаровой дом.
Немного в стороне я увидел огромное и круглое, как мяч, здание без окон.
- Откуда этот шаровой дом? - удивился я.- Совсем недавно его здесь не было.
- Его построили за один час,- сказал Сэнди-Ски.- Вернее, выдули из расплавленного пеностеклозона, как выдувают колбы. Идем туда.
Мы вошли внутрь огромного шара и очутились в непроницаемой темноте. Мы опоздали и увидели только финал "Звездного танца". Сцены, собственно, не было. Перед зрителями расстилался безбрежный угольно-черный Космос, озаряемый в такт музыке вспышками огневых облаков и беззвучно взрывающихся сверхновых звезд. Это был несколько декоративный, театральный Космос. В центре - обломок скалы, изображающий астероид. На нем я увидел Аэнну в легком серебристом костюме, плотно облегающем ее стройное, гибкое тело. В таком костюме на настоящем астероиде астронавт погибнет моментально, пронизанный космическим холодом. Но я сразу же забыл об этой условности, как только увидел Аэнну, ее плавные движения, с трепетной легкостью отзывающиеся на музыку. Аэнна казалась мне древней богиней плясок, сошедшей на космический обломок скалы. Темп танца ускорялся, его ритмический рисунок стал четким и отрывистым. Вот уже Аэнна похожа на буйное серебристое пламя. В ее стремительных движениях чувствовался такой неудержимый порыв, что все затаили дыхание...
Танец закончился. Вспыхнул свет. Но в круглом зале еще стояла тишина. Наконец раздались возгласы: "Хау!" Многие бросились поздравлять Аэнну. Я был ошеломлен и взволнован и долго не замечал, как Сэнди-Ски дергал меня на рукав.
- Ты, я вижу, совсем остолбенел,- услышал я его насмешливый голос.- Может быть, подойдем и поздравим Аэнну?
Но я все еще молчал. Внимательно посмотрев на меня, Сэнди-Ски, усмехнувшись, сказал:
- Вот что, дружище, иди-ка ты лучше на берег, на то место, где стоит катер. А я скажу Аэнне, что ты ждешь ее там. Вернуться на остров можешь на том же катере, а я найду другой.
Я пришел на скалистый берег и уселся на камне у самого моря. Долгое время я ничего не замечал. Я все еще видел в угольной черноте сверкающий обломок скалы и танцующую Аэнну.
Наконец очнулся и посмотрел по сторонам. Берег был пустынный. Лишь далеко слева стояла на пляже небольшая группа отдыхающих. Среди них я заметил знакомую фигуру. Тонкая талия, отлично развитая грудная клетка пловца. Неужели?.. Я взял в катере бинокль и, спрятавшись между кустами, стал наблюдать. Так и есть - Эфери-Рау!
Эфери-Рау разговаривал с людьми. В бинокль я хорошо видел его лицо, как будто он стоял рядом, в двух шагах. Эфери-Рау хвастливо похлопал себя по широкой груди и самодовольно огляделся. Я не заметил бы в его поведении ни малейшей фальши, если бы ничего не знал о фарсанах, если бы не видел, как Эфери-Рау безжизненно повис в кресле под действием шифрованной радиограммы Вир-Виана. Но сейчас мне казалось, что Эфери-Рау немного не тот. Или мне это просто казалось? "Если это фарсан, которого Вир-Виан решил изредка, чтобы не вызывать подозрений, отпускать к людям, то где же живой Эфери-Рау? - думал я.Неужели он его в самом деле уничтожил?"
Вот Эфери-Рау снова похлопал себя по груди и показал на море. Я хорошо знал этот хвастливый жест. В тот день было сильное волнение, и никто из отдыхающих не решился купаться. Но Эфери-Рау бросился на гребень высокой волны и поплыл в своем превосходном стиле, вызывающем у меня всякий раз чувство восхищения.
Я снова сел на камень лицом к океану и, отложив в сторону бинокль, стал думать об Эфери-Рау. Воспроизвести кибернетическими, чисто техническими средствами мысль человека во всем ее величии и богатстве невозможно. В этом я не сомневался. Но можно ли воссоздать поведение человека с таким искусством, чтобы гадать, как я только что гадал, человек это или фарсан? Нет, по-моему, и это невозможно. Отсутствие трепета жизни неизбежно скажется и здесь. Невольно вспомнились "Звездный танец" Аэнны, ее одухотворенные, песенные движения.
Сзади послышался шелест кустарника. Я оглянулся. Аэнна!.. Она стояла на остроконечном камне и, улыбаясь, балансировала раскинутыми в стороны руками. Взмахнув ими, как птица крыльями, она бесшумно спрыгнула и подошла ко мне.
- О, Тонри,- засмеялась она.- Как это романтично и немного старомодно назначать свидания на безлюдном берегу.
- Не совсем безлюдном,- возразил я, подавая бинокль.- Взгляни налево.
Аэнна взяла бинокль и поверх кустов стала рассматривать пляж. В это время из бурлящих волн выходил на берег Эфери-Рау, победоносно размахивая руками.
- Эфери-Рау! - воскликнула она и, посерьезнев, добавила: - Поразительное явление. Как это отец отпустил его?
- Давай сядем на камень, как в прошлый раз,- предложил я.- Об этом Эфери-Рау и других помощниках твоего отца я и хочу поговорить.
- А ты откуда их знаешь? - удивленно вскинув брови и усаживаясь на камень, спросила Аэнна.
- Ты же сама приглашала меня.
- Но ты же не был...
- Я был вчера, и мы полдня беседовали с твоим отцом.
- Полдня? Поразительно! - Аэнна звонко рассмеялась.- Ах да, я забыла: отец влюблен в тебя. О чем же вы говорили? Отец в последнее время стал особенно скрытным и нелюдимым. Хоть я люблю его, но меня все меньше тянет в его крепость-лабораторию. Он разговаривает только со своими помощниками да с немногими гостями-шеронами. Причем это в основном старые шероны, которые разделяют его взгляды о космической борьбе и господстве. Не нравится мне отец в последнее время.
При последних словах тень печали снова легла на ее красивое лицо.
- Да, в тайне его лаборатории есть что-то бесчеловечное,- проговорил я.Вир-Виан просил меня никому не рассказывать о своих опытах. Но тебе-то, я думаю, можно рассказать.
- О какой тайне ты говоришь? - спросила Аэнна.- Я мало знаю о его опытах, но мне кажется, что он работает сейчас над искусственными полимерами, находящимися на грани живого белка.
- Искусственные полимеры Вир-Виана, конечно, поразительны,- возразил я.Но главное его достижение в том, что он создает кибернетическую аппаратуру на принципиально новой основе, на атомно-молекулярном уровне.
- Ты хочешь сказать, что отец предлагает кристаллы и микроэлементы заменить атомами?
- Да. Поглотив квант энергии, атом становится возбужденным. Переходя из этого состояния в нормальное, он излучает энергию. Вот этим переходом из одного состояния в другое Вир-Виан и заставил атом выполнять главную логическую операцию "да-нет-да".
- Это же великолепно,- оживилась Аэнна.- Насколько я понимаю, это крупное достижение.
- Да, это успех,- согласился я.- Наши ученые давно работают над этим, но пока ничего не получается. Но зачем Вир-Виан скрывает свои достижения? Неужели для того, чтобы в тайне изготовить несколько фарсанов?
- Каких фарсанов? Ты имеешь в виду воинственную древнюю расу? Но она же полностью погибла.
- Я говорю об искусственных фарсанах, о людях с полимерным телом.
- Ты намекаешь на этого кретина Тонгуса? - улыбнулась Аэнна.- Но это же просто слуга. Признаюсь, я тоже сначала приняла его за человека, который вызывал у меня непонятное отвращение. Но отец все объяснил мне.
- Дело не в Тонгусе. Это всего лишь первый образец. Сейчас Вир-Виан может делать более совершенных фарсанов.
И я рассказал о своих подозрениях, о том, что Эфери-Рау и другие помощники Вир-Виана - это, возможно, искусственные люди, кибернетические фарсаны.
Аэнна быстро встала и с ужасом посмотрела на меня.
- О, Тонри. Ты говоришь что-то страшное. Нет, нет. Этого не может быть. Хотя мне они тоже кажутся немного странными. Но я не думала... Нет, не может быть!
Я встал с камня и взял Аэнну за руку. Рука ее слегка дрожала.
- Но все же, Аэнна, это, видимо, так.
- Проводи меня до нашего городка,- сказала Аэнна.- Я хочу остаться одна и подумать.
По пути в городок она спросила:
- Но почему ты их называешь фарсанами?
- Потому что основная их программа - завоевание населенных планет Вселенной для новой породы шеронов, потому что их атомно-молекулярные мозги напичканы воинственно-космической философией, о которой Вир-Виан так подробно распространялся в Шаровом Дворце знаний. Вир-Виан сам называет их фарсанами.
- Вот видишь, я же говорила как-то тебе, что мой отец - опасный и недобрый гений,- сказала Аэнна.- Но я не думаю... Нет, это невероятно!
Когда мы подошли к пластмассовому городку археологов, у нее мелькнула мысль, от которой она вздрогнула и снова с ужасом посмотрела на меня.
- Подожди, если фарсаны - кибернетические двойники, то где живые люди? Неужели они мертвы?.. Быть может, убиты? Нет, Тонри. Твое предположение слишком чудовищно. Я должна сама все проверить и про думать.
- Знаешь что,- неожиданно предложил я, увидев ее расстроенное лицо,- давай улетим в Космос вместе.
- О нет, Тонри,- слабо улыбнувшись, сказала она.- Совет Астронавтики не разрешит брать женщин в первый межзвездный.
- Скоро у нас испытательный полет. Из него вернемся через год. И перед настоящим полетом у нас будет еще полгода. За это время я уговорю Совет Астронавтики. Ведь нам нужны будут историки.
- Не так все это просто, Тонри. К тому же я сама не захочу.
- Почему?
- Вот ты любишь Космос. Межзвездный полет - цель твоей жизни. Скажи, смог бы ты ради меня остаться здесь, на Зургане?
Я замялся.
- Ну, говори. Только прямо.
- Нет, не смог бы.
- Вот так же и я не могу покинуть Зургану и улететь в Космос надолго, быть может навсегда. Я люблю Зургану. Поэтому я и стала археологом, историком и палеонтологом. А ты не расстраивайся,- добавила она, взглянув на меня.- В Космосе ты скоро забудешь обо мне.
Я хотел возразить, но она сказала:
- Не будем сейчас об этом говорить. Ты вернешься из пробного полета, и у нас будет еще полгода. Да это же целая вечность!
- А вот мое первобытное жилище,- улыбнувшись, сказала Аэнна и показала на белый пластмассовый домик.
В таких домиках я провел немало ночей и дней во время туристских походов. Легкие, обставленные просто, они мне нравились больше, чем наши высокоавтоматизированные дома.
- Подожди минутку.- Аэнна зашла в домик. Вернувшись, она протянула мне шкатулку, в каких обычно хранятся кристаллы: - Возьми с собой в Космос вот это.
- К тому же нет никакой гарантии безопасности,- осторожно начал я.- Ваши фарсаны, расплодившиеся на чужой планете и захватившие власть, могут, как бы это выразиться, выйти из-под нашего контроля и натворить бед не только там, но и здесь, на Зургане. Свободное программирование таких совершенных кибернетических устройств может привести к весьма нежелательным последствиям. Чего доброго, ваши фарсаны еще подумают, что они выше человека, и возомнят себя господами.
- Случайности в поведении, конечно, могут быть,- согласился Вир-Виан.- Но если в программе одного или даже нескольких фарсанов произойдет отклонение в нежелательную сторону, другие, преданные нам фарсаны, быстро ликвидируют их.
- А если отклонение в программе вызовет массовый характер?
- О нет! - живо возразил Вир-Виан.- Это маловероятно. Но я предусмотрел и этот совершенно исключительный случай.
Вир-Виан встал и подошел к двери на веранду. Открыв ее, он крикнул:
- Тонгус! Зайди сюда.
Вошел Тонгус. Как и в прошлый раз, он услужливо встал посредине комнаты.
- У каждого фарсана,- сказал Вир-Виан, показывая на голову Тонгуса,имеется особый блок безопасности. Сейчас я покажу вам его в действии.
Эфери-Рау, до этого внимательно слушавший своего учителя, неожиданно встал и поспешно удалился в лабораторию. Он так торопился, что не успел плотно закрыть дверь. Сквозь щель я видел, как Эфери-Рау сел в кресло в напряженно-выжидательной позе.
- Блок безопасности,- продолжал Вир-Виан,- принимает только одну сложным образом зашифрованную радиограмму, которая известна пока лишь мне одному. Радиограмму можно послать с помощью вот этой портативной вещи.
Он вынул из кармана и показал обыкновенный радиосигнализатор, каким пользуются при взрывных работах. Такой радиосигнализатор и сейчас лежит у меня в кармане. К сожалению, я не мог видеть цифр, набранных на сигнализаторе Вир-Виана: он тщательно прикрывал ладонью циферблат. Вир-Виан передвинул предохранитель и положил палец на кнопку.
- Теперь предположим, что в генеральной программе Тонгуса произошло нежелательное, опасное отклонение. Тогда я делаю следующее. Смотрите.
Вир-Виан нажал кнопку. Тонгус сразу как-то обмяк, колени его подогнулись, и он упал на пол.
- Не бойтесь, он не разобьется и не получит никаких повреждений. Тонгус прочнее человека. Но он сейчас мертв. Вся деятельность сложной сети молекулярных нейронов прекратилась. Работает только один блок безопасности. Он-то и ликвидирует все нежелательные отклонения в программе фарсана. Происходит как бы процесс самоочищения.
Я случайно взглянул в приоткрытую дверь лаборатории и вздрогнул: Эфери-Рау повис в кресле, рука его беспомощно свесилась до пола, а голова вяло склонилась вперед и немного в сторону. Что с ним? Неужели Эфери-Рау, как и Тонгус?.. Не может быть!..
Мои лихорадочные размышления прервал Вир-Виан.
- Теперь смотрите,- сказал он, глядя на Тонгуса,- я нажимаю вторую кнопку.
Тонгус зашевелился и быстро встал на ноги.
- Фарсаны,- торжествующе продолжал Вир-Виан,- взбунтовавшиеся фарсаны снова во власти человека. Но случаи неповиновения исключительно редки. Мои фарсаны надежнее и преданнее прежних фарсанов, фарсанов-людей. Вы согласны?
И Вир-Виан самодовольно рассмеялся.
- Конечно, надежнее,- услышал я голос вошедшего Эфери-Рау.
Я обернулся и внимательно взглянул на него. Эфери-Рау улыбался и смотрел на Вир-Виана с еще большей преданностью и раболепием, чем раньше.
"Неужели Эфери-Рау,- думал я,- это не человек, а его кибернетический двойник? Но где же тогда живой Эфери-Рау? Где?"
Эти мысли не давали мне покоя, усиливая тягостное впечатление от всего, что я видел здесь. И мне захотелось поскорее уйти. Сославшись на неотложные дела, я заторопился. До ворот меня проводил Вир-Виан.
- Надеюсь, что перед тем, как покинуть Зургану, вы зайдете ко мне? спросил он на прощание.
Не помню, но мне кажется, что я обещал зайти, обещал, чтобы что-то сказать. Расставшись с Вир-Вианом, я направился к гелиоплану, который за это время накопил под жаркими лучами изрядное количество энергии.
"Что мне делать? - думал я, усаживаясь в кабину.- Может быть, обо всем рассказать Нанди-Нану? Посоветоваться с ним? Нет, ведь я же обещал Вир-Виану пока что не говорить никому..."
Но такова была беспечность нашего поколения, выросшего в условиях гармонического общества, и такова оптимистическая сила молодости, что тягостное чувство исчезло, как только гелиоплан поднялся в воздух. Ветер звенел в ушах, напевая свою незатейливую, но весьма увлекательную песенку странствий. Я летел к освещенным просторам Ализанского океана, к своим друзьям на зеленом острове Астронавтов.
34-й день 109-го года Эры Братства полюсов
Едва сегодня уселся за клавишный столик, как засветился экран внутренней связи, и я увидел крупное лицо Сэнди-Ски. Он дружелюбно улыбался.
- Эо, Тонри! Откликнись! Ты совсем покинул нас ради своих дышащих звезд. Вчера весь день работал, но сегодня не дадим. Эо, откликнись! - повторил он, и его улыбка стала еще приветливей.
В ответ я постарался улыбнуться. Но улыбка, видимо, получилась вымученная и хмурая, так как Сэнди-Ски обеспокоено спросил:
- Может быть, я мешаю тебе?
- Нет, нет Сэнди! - рассмеялся я (на этот раз довольно успешно).- Сейчас приду. К тому же мне надо просто отдохнуть.
- Правильно,- сказал Сэнди-Ски.- У тебя будет много времени на обратном пути.
Почти весь день провел в рубке управления и, в основном, в рубке внешней связи. Мы стремительно приближаемся к планете Голубая. На огромном экране внешней связи даже при среднем увеличении не помещается вся планета, а только ее отдельные части, отдельные материки. Увеличивая изображение, я иногда различал маленькие фигурки разумных обитателей. И меня каждый раз пронизывала острая грусть оттого, что мне не придется с ними встретиться.
- Они начинают изменять облик своей планеты, хотя и бессистемно,прошептал сзади Сэнди-Ски.- Видишь?
И он показал на квадраты пашен, на каналы, города и промышленные предприятия, засоряющие атмосферу клубами черного дыма.
- Цивилизация еще младенческая, но она имеет все условия для бурного развития,- продолжал восторженно шептать Сэнди-Ски.- Ведь планета благодатнейшая. Пустынь почти нет. Сплошной оазис.
Днем случилось одно небольшое пришествие, еще раз показавшее, насколько тонко и, так сказать, всесторонне перевоплощаются фарсаны в людей. Молодой штурман Тари-Тау торопился сменить дежурившего у пульта управления Али-Ана. При этом он слишком быстро взбежал по лестнице в кают-компанию. У него подвернулась нога, и он вскрикнул. Я увидел его лицо, посеревшее от боли. Лари-Ла смочил ногу Тари-Тау пятипроцентным раствором целебной радиоактивной жидкости и недовольно проворчал:
- Похромаешь до вечера. В следующий раз будешь осторожнее.
Морщась от боли и прихрамывая, Тари-Тау подошел к креслу у пульта управления и сменил Али-Ана.
Чтоб так разыграть эту сцену, Тари-Тау надо было иметь настоящее, почти человеческое ощущение боли. Разыграть... Здесь это слово, пожалуй, не подходит. Тари-Тау не разыгрывал эту сцену, не создавал предварительно в своем железном мозгу логически-безупречной схемы своего поведения. Нет, он, можно сказать, жил. Все у него получилось непроизвольно - так, как у живого Тари-Тау. Все фарсаны наделены так называемой системой самосохранения - почти такой же совершенной, как инстинкт самосохранения у человека. Система самосохранения у фарсанов включает в себя элементарные человеческие ощущения, в том числе ощущения боли, играющие роль сигналов об опасности. Но что касается сложных чувств, человеческих эмоций, вдохновения, интуиции... Нет! Тут я не соглашусь ни с каким кибернетиком-энтузиастом. Можно, конечно, запрограммировать машине высокие человеческие чувства, как это сделано у фарсанов. Но это все-таки не подлинные эмоции, а их бледные копии.
Но до чего искусные копии! В этом я убедился сегодня вечером, когда фарсаны собрались в кают-компании. После доклада Али-Ана и обмена мнениями встал Тари-Тау. Он был в новом комбинезоне и уже не хромал. Тари-Тау смущенно, почти робко сказал, что может прочитать нам свои новые стихи из космического цикла. Все мы с восторгом согласились послушать, особенно Сэнди-Ски. Даже Лари-Ла, которому так хотелось рассказать свою очередную юмористическую побасенку, сказал:
- Давай, мальчик, давай,- хотя Тари-Тау был уже не мальчиком, как в начале полета, а юношей.
Лари-Ла и на этот раз не обошелся без своей добродушной иронии.
- Признаюсь, не очень разбираюсь в поэзии,- усмехнувшись, сказал он.- Но даже меня твои стихи пробирают до самых мозолей.
И Тари-Тау начал читать. Вначале голос у него был глухой, он по-прежнему чувствовал смущение и скованность. Но потом разошелся и читал с большим подъемом. Голос его окреп, глаза сверкали вдохновением. Я на минуту забыл, что передо мной фарсан. Да это же живой, настоящий Тари-Тау. А какие стихи! Конечно, это стихи живого Тари-Тау, а фарсан только присвоил их.
Слушая стихи, я словно погрузился в чарующий мир образов, ритмов и музыки. Да, Тари-Тау, я мало знал тебя, ты был настоящий поэт. О если бы ты мог слышать сейчас меня! Ты слышишь?.. Своей мудрой и чуткой душой ты умел все объять, все видеть...
Могут ли фарсаны обладать такой же способностью? Нет, тысячу раз нет! Слушая сегодня стихи Тари-Тау, я вспомнил слова фарсана Эфери-Рау, когда он говорил о том, что, моделируя человека, они с Вир-Вианом не стремились воссоздать диалектическое единство мысли и эмоций. Не верю этому! Они просто не смогли распознать и воспроизвести эту сложную диалектику. Эмоции, говорил Эфери-Рау, вносят путаницу, хаос в чис- тый интеллектуальный процесс. Тоже чепуха! Эмоции обогащают даже самую абстрактную мысль ученого. Малейший всплеск радости, незначительный эмоциональный взлет делают мысль могучей и крылатой.
Мысль гуманистична по природе своей, она неразрывно связана с человеком, с миром его эмоций, с его жизненным опытом и, наконец, с опытом многочисленных предшествующих поколений. И никакими кибернетическими ухищрениями невозможно воспроизвести невообразимо тонкие нюансы, трепещущие ассоциации человеческой мысли. Мысль фарсана, мысль кибернетической машины - это мысль без эмоций и без ассоциаций. Это даже не мысль, а ее логическая схема, ее сухой геометрический чертеж...
Когда Тари-Тау прочитал последнее стихотворение, раздались восторженные возгласы.
- Хорошо, мальчик! - воскликнул Лари-Ла.- Очень хорошо.
Спокойный и выдержанный Али-Ан неожиданно подошел к Тари-Тау и дружески сжал ему плечи. А на необузданного Сэнди-Ски стихи произвели странное действие. Сначала он словно онемел, а потом вскочил и разразился целым каскадом... ругательств. Самых отборных, фантастически-замысловатых ругательств. Но это было выражение не гнева, а восторга, наивысшего восторга.
Энтузиаст-кибернетик мог бы сказать мне, указывая на фарсанов, что это и есть проявление эмоций, ничем не отличающихся от человеческих. Согласен: спектакль разыгран великолепно. Но разве это проявление человеческих эмоций? Вздор! Это не эмоции, а их бледные копии, отвратительные суррогаты. В поведении фарсанов я то и дело чувствовал фальшь. Правда, не очень грубую, но все же фальшь. В последнее время я стал особенно проницательным в этом отношении.
Один только Тари-Тау почти безупречен. До того тонко, ювелирно тонко фарсан воплотился в живого Тари-Тау. Прочитав стихи, он стоял задумавшись, весь еще во власти поэтических образов. Тари-Тау не замечал восторгов, бурно рассыпаемых в его адрес. Как и подобало живому Тари-Тау, он был погружен в свою действительность, сотканную из яви и сна, в действительность, которая придает вымышленным образам реальность бытия. Наконец, он очнулся и, робко улыбнувшись, сел в кресло.
35-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
Почти весь день провел в обществе своих страшных попутчиков, разыгрывая ничего не понимающего простачка. Но настал вечер, вечер сладостных воспоминаний о далекой и невозвратимой Зургане.
В моем положении сейчас нет ничего более волнующего, чем эти воспоминания. И я словно слышу голоса живых людей, голоса, из которых многие уже умолкли навсегда. Ведь благодаря эффекту времени, возникающему при субсветовых скоростях полета, на Зургане минуло почти столетие, а на нашем корабле прошло всего десять лет. Но в памяти живо воскресают человеческие лица, их выражение, голоса...
Остров Астронавтов... Единственное на Зургане место, где сохранилась такая же необузданная и дикая природа, как на планете Голубой. С утра мы бегали вокруг острова, преодолевая горные потоки, крутые скалы, густые чащобы. Потом состязались в плавании и отдыхали на берегу, стараясь впитать всеми порами тела лучи неистово палящего, но дорогого нам зурганского солнца. Мы знали, что скоро надолго лишимся родного солнца и будем довольствоваться его подобием в кабине утренней свежести.
В своем воображении я нарисовал до того реальную картину острова Астронавтов, что едва слышный в моей каюте шум планетарных двигателей кажется мне сейчас шипением белопенных волн, лизавших мои ноги. Я лежал на горячем песке, голова находилась в тени рагвы - густого плодового дерева. Вкусные и сочные плоды рагвы свисали так низко, что я мог, лежа на спине, достать их руками.
Подошел Сэнди-Ски и, толкнув меня в бок голой пяткой, покрытой влажным песком, спросил с беззлобной усмешкой:
- Лежишь и мечтаешь о своей Аэнне?
Я не обижался на эти насмешки. Отчасти он прав. Влюбиться накануне опасной и ответственной межзвездной экспедиции, говорил он, по меньшей мере недостойно настоящего астронавта.
- Ты сильно преувеличиваешь мое увлечение,- отшучивался я.- Даже ты больше знаешь об Аэнне, чем я. Скажи, где она сейчас? Я, например, этого не знаю.
- По-прежнему в городке могилокопателей,- улыбну лся он и добавил: - Я даже могу сказать, что Аэнна сейчас делает.
- Ну, и что же она делает? - спросил я.
- Не притворяйся равнодушным,- рассмеялся Сэнди- Ски.- От меня ты не укроешься. Слушай, в чем дело. Среди археологов, этих презренных гробокопателей, как ни странно, есть немало артистически одаренных людей. Сейчас в шаровом доме они выступают с концертом перед отдыхающими. Возможно, что Аэнна уже готовится к выходу, чтобы исполнить свой знаменитый "Звездный танец".
- Я не знал, что она танцует.
- Да еще как! Хочешь посмотреть? Тогда давай поспешим. С твоего разрешения немного нарушим строгий распорядок предполетной жизни.
Быстро одевшись, мы уселись в гелиокатер и поплыли на север. Остров Астронавтов вскоре утонул за горизонтом, а вдали на севере засверкали шпили и дворцы Шеронского архипелага.
Сэнди-Ски повернул катер в сторону берега. Вскоре мы причалили к обрывистому скалистому берегу, покрытому редким кустарником. Прыгая по камням, мы взобрались наверх.
- Вот и городок, где живут земляные черви, то есть археологи,- пояснил Сэнди-Ски, показывая на сверкающие белизной легкие пластмассовые домики.- А вот и шаровой дом.
Немного в стороне я увидел огромное и круглое, как мяч, здание без окон.
- Откуда этот шаровой дом? - удивился я.- Совсем недавно его здесь не было.
- Его построили за один час,- сказал Сэнди-Ски.- Вернее, выдули из расплавленного пеностеклозона, как выдувают колбы. Идем туда.
Мы вошли внутрь огромного шара и очутились в непроницаемой темноте. Мы опоздали и увидели только финал "Звездного танца". Сцены, собственно, не было. Перед зрителями расстилался безбрежный угольно-черный Космос, озаряемый в такт музыке вспышками огневых облаков и беззвучно взрывающихся сверхновых звезд. Это был несколько декоративный, театральный Космос. В центре - обломок скалы, изображающий астероид. На нем я увидел Аэнну в легком серебристом костюме, плотно облегающем ее стройное, гибкое тело. В таком костюме на настоящем астероиде астронавт погибнет моментально, пронизанный космическим холодом. Но я сразу же забыл об этой условности, как только увидел Аэнну, ее плавные движения, с трепетной легкостью отзывающиеся на музыку. Аэнна казалась мне древней богиней плясок, сошедшей на космический обломок скалы. Темп танца ускорялся, его ритмический рисунок стал четким и отрывистым. Вот уже Аэнна похожа на буйное серебристое пламя. В ее стремительных движениях чувствовался такой неудержимый порыв, что все затаили дыхание...
Танец закончился. Вспыхнул свет. Но в круглом зале еще стояла тишина. Наконец раздались возгласы: "Хау!" Многие бросились поздравлять Аэнну. Я был ошеломлен и взволнован и долго не замечал, как Сэнди-Ски дергал меня на рукав.
- Ты, я вижу, совсем остолбенел,- услышал я его насмешливый голос.- Может быть, подойдем и поздравим Аэнну?
Но я все еще молчал. Внимательно посмотрев на меня, Сэнди-Ски, усмехнувшись, сказал:
- Вот что, дружище, иди-ка ты лучше на берег, на то место, где стоит катер. А я скажу Аэнне, что ты ждешь ее там. Вернуться на остров можешь на том же катере, а я найду другой.
Я пришел на скалистый берег и уселся на камне у самого моря. Долгое время я ничего не замечал. Я все еще видел в угольной черноте сверкающий обломок скалы и танцующую Аэнну.
Наконец очнулся и посмотрел по сторонам. Берег был пустынный. Лишь далеко слева стояла на пляже небольшая группа отдыхающих. Среди них я заметил знакомую фигуру. Тонкая талия, отлично развитая грудная клетка пловца. Неужели?.. Я взял в катере бинокль и, спрятавшись между кустами, стал наблюдать. Так и есть - Эфери-Рау!
Эфери-Рау разговаривал с людьми. В бинокль я хорошо видел его лицо, как будто он стоял рядом, в двух шагах. Эфери-Рау хвастливо похлопал себя по широкой груди и самодовольно огляделся. Я не заметил бы в его поведении ни малейшей фальши, если бы ничего не знал о фарсанах, если бы не видел, как Эфери-Рау безжизненно повис в кресле под действием шифрованной радиограммы Вир-Виана. Но сейчас мне казалось, что Эфери-Рау немного не тот. Или мне это просто казалось? "Если это фарсан, которого Вир-Виан решил изредка, чтобы не вызывать подозрений, отпускать к людям, то где же живой Эфери-Рау? - думал я.Неужели он его в самом деле уничтожил?"
Вот Эфери-Рау снова похлопал себя по груди и показал на море. Я хорошо знал этот хвастливый жест. В тот день было сильное волнение, и никто из отдыхающих не решился купаться. Но Эфери-Рау бросился на гребень высокой волны и поплыл в своем превосходном стиле, вызывающем у меня всякий раз чувство восхищения.
Я снова сел на камень лицом к океану и, отложив в сторону бинокль, стал думать об Эфери-Рау. Воспроизвести кибернетическими, чисто техническими средствами мысль человека во всем ее величии и богатстве невозможно. В этом я не сомневался. Но можно ли воссоздать поведение человека с таким искусством, чтобы гадать, как я только что гадал, человек это или фарсан? Нет, по-моему, и это невозможно. Отсутствие трепета жизни неизбежно скажется и здесь. Невольно вспомнились "Звездный танец" Аэнны, ее одухотворенные, песенные движения.
Сзади послышался шелест кустарника. Я оглянулся. Аэнна!.. Она стояла на остроконечном камне и, улыбаясь, балансировала раскинутыми в стороны руками. Взмахнув ими, как птица крыльями, она бесшумно спрыгнула и подошла ко мне.
- О, Тонри,- засмеялась она.- Как это романтично и немного старомодно назначать свидания на безлюдном берегу.
- Не совсем безлюдном,- возразил я, подавая бинокль.- Взгляни налево.
Аэнна взяла бинокль и поверх кустов стала рассматривать пляж. В это время из бурлящих волн выходил на берег Эфери-Рау, победоносно размахивая руками.
- Эфери-Рау! - воскликнула она и, посерьезнев, добавила: - Поразительное явление. Как это отец отпустил его?
- Давай сядем на камень, как в прошлый раз,- предложил я.- Об этом Эфери-Рау и других помощниках твоего отца я и хочу поговорить.
- А ты откуда их знаешь? - удивленно вскинув брови и усаживаясь на камень, спросила Аэнна.
- Ты же сама приглашала меня.
- Но ты же не был...
- Я был вчера, и мы полдня беседовали с твоим отцом.
- Полдня? Поразительно! - Аэнна звонко рассмеялась.- Ах да, я забыла: отец влюблен в тебя. О чем же вы говорили? Отец в последнее время стал особенно скрытным и нелюдимым. Хоть я люблю его, но меня все меньше тянет в его крепость-лабораторию. Он разговаривает только со своими помощниками да с немногими гостями-шеронами. Причем это в основном старые шероны, которые разделяют его взгляды о космической борьбе и господстве. Не нравится мне отец в последнее время.
При последних словах тень печали снова легла на ее красивое лицо.
- Да, в тайне его лаборатории есть что-то бесчеловечное,- проговорил я.Вир-Виан просил меня никому не рассказывать о своих опытах. Но тебе-то, я думаю, можно рассказать.
- О какой тайне ты говоришь? - спросила Аэнна.- Я мало знаю о его опытах, но мне кажется, что он работает сейчас над искусственными полимерами, находящимися на грани живого белка.
- Искусственные полимеры Вир-Виана, конечно, поразительны,- возразил я.Но главное его достижение в том, что он создает кибернетическую аппаратуру на принципиально новой основе, на атомно-молекулярном уровне.
- Ты хочешь сказать, что отец предлагает кристаллы и микроэлементы заменить атомами?
- Да. Поглотив квант энергии, атом становится возбужденным. Переходя из этого состояния в нормальное, он излучает энергию. Вот этим переходом из одного состояния в другое Вир-Виан и заставил атом выполнять главную логическую операцию "да-нет-да".
- Это же великолепно,- оживилась Аэнна.- Насколько я понимаю, это крупное достижение.
- Да, это успех,- согласился я.- Наши ученые давно работают над этим, но пока ничего не получается. Но зачем Вир-Виан скрывает свои достижения? Неужели для того, чтобы в тайне изготовить несколько фарсанов?
- Каких фарсанов? Ты имеешь в виду воинственную древнюю расу? Но она же полностью погибла.
- Я говорю об искусственных фарсанах, о людях с полимерным телом.
- Ты намекаешь на этого кретина Тонгуса? - улыбнулась Аэнна.- Но это же просто слуга. Признаюсь, я тоже сначала приняла его за человека, который вызывал у меня непонятное отвращение. Но отец все объяснил мне.
- Дело не в Тонгусе. Это всего лишь первый образец. Сейчас Вир-Виан может делать более совершенных фарсанов.
И я рассказал о своих подозрениях, о том, что Эфери-Рау и другие помощники Вир-Виана - это, возможно, искусственные люди, кибернетические фарсаны.
Аэнна быстро встала и с ужасом посмотрела на меня.
- О, Тонри. Ты говоришь что-то страшное. Нет, нет. Этого не может быть. Хотя мне они тоже кажутся немного странными. Но я не думала... Нет, не может быть!
Я встал с камня и взял Аэнну за руку. Рука ее слегка дрожала.
- Но все же, Аэнна, это, видимо, так.
- Проводи меня до нашего городка,- сказала Аэнна.- Я хочу остаться одна и подумать.
По пути в городок она спросила:
- Но почему ты их называешь фарсанами?
- Потому что основная их программа - завоевание населенных планет Вселенной для новой породы шеронов, потому что их атомно-молекулярные мозги напичканы воинственно-космической философией, о которой Вир-Виан так подробно распространялся в Шаровом Дворце знаний. Вир-Виан сам называет их фарсанами.
- Вот видишь, я же говорила как-то тебе, что мой отец - опасный и недобрый гений,- сказала Аэнна.- Но я не думаю... Нет, это невероятно!
Когда мы подошли к пластмассовому городку археологов, у нее мелькнула мысль, от которой она вздрогнула и снова с ужасом посмотрела на меня.
- Подожди, если фарсаны - кибернетические двойники, то где живые люди? Неужели они мертвы?.. Быть может, убиты? Нет, Тонри. Твое предположение слишком чудовищно. Я должна сама все проверить и про думать.
- Знаешь что,- неожиданно предложил я, увидев ее расстроенное лицо,- давай улетим в Космос вместе.
- О нет, Тонри,- слабо улыбнувшись, сказала она.- Совет Астронавтики не разрешит брать женщин в первый межзвездный.
- Скоро у нас испытательный полет. Из него вернемся через год. И перед настоящим полетом у нас будет еще полгода. За это время я уговорю Совет Астронавтики. Ведь нам нужны будут историки.
- Не так все это просто, Тонри. К тому же я сама не захочу.
- Почему?
- Вот ты любишь Космос. Межзвездный полет - цель твоей жизни. Скажи, смог бы ты ради меня остаться здесь, на Зургане?
Я замялся.
- Ну, говори. Только прямо.
- Нет, не смог бы.
- Вот так же и я не могу покинуть Зургану и улететь в Космос надолго, быть может навсегда. Я люблю Зургану. Поэтому я и стала археологом, историком и палеонтологом. А ты не расстраивайся,- добавила она, взглянув на меня.- В Космосе ты скоро забудешь обо мне.
Я хотел возразить, но она сказала:
- Не будем сейчас об этом говорить. Ты вернешься из пробного полета, и у нас будет еще полгода. Да это же целая вечность!
- А вот мое первобытное жилище,- улыбнувшись, сказала Аэнна и показала на белый пластмассовый домик.
В таких домиках я провел немало ночей и дней во время туристских походов. Легкие, обставленные просто, они мне нравились больше, чем наши высокоавтоматизированные дома.
- Подожди минутку.- Аэнна зашла в домик. Вернувшись, она протянула мне шкатулку, в каких обычно хранятся кристаллы: - Возьми с собой в Космос вот это.