– Нет, ты уж сделай то, что тебя просят! И не раздражай меня! – прорычал Аладдин. И вдруг ему стало страшно. Еще минуту и Рюма, встав со своей каталки, разнесет ему голову ударом кулака. А кулак у Рюмы громадный, весь стальной и покрытый заклепками. И каждый палец оканчивается огнеметом. Через мгновение страх пропал, и Рюмин кулак, такой обычный, перестал пугать.
– Ты что-нибудь сейчас понял, Аладдин? – хитро спросил Рюма.
– Да нет, ничего особенного, просто вспомнил, что тебя просто так не обидишь, – удивился Шакваидзе.
– Это была самая крутая примочка этой системы! Я просто вызвал у тебя страх ко мне! Но для начала залогинил тебя туда.
– И кулак наваял тоже?
– Ничего я не ваял.
Шакваидзе долго еще слушал объяснения Рюмы, тренировался в овладении ментальным контролем, лазил по сетям, и они ему виделись темным непроходимым лесом, тогда как у Рюмы были просто ухоженным парком. Ну, кто на что учился. Успокоился Аладдин только тогда, когда специально выйдя на улицу, смог увидеть и Рюму, и другого, далекого пользователя.
– Ну что, Рюма, твои миллионы уже почти у тебя в кармане! Осталось дело довести до логического конца.
– Да уж постараюсь. Ты, кстати, почему без пива?
– Спешил очень, Рюма, спешил! Но не дрейфь, доставят сегодня! Твою любимую темную «Оболонь». Ну будь, держи связь, – попрощался Шакваидзе.
Через час молодой человек в зеленой оболоньской майке привез упаковку баночной темной «Оболони». Пиво было холодное, и банка приятным грузом легла в руку. Глядя на монитор, Рюма потянул за заветное колечко. Если бы он смотрел в это время на банку, то увидел бы, что после знакомого хрупа крышки банка стала вспухать, покрываясь сеткой мелких трещин, из которых выползало белое пламя. Впрочем, если бы он и смотрел на банку, то не увидел бы ничего. Скорость взрыва обычно очень велика, и человек просто не успевает заметить прихода огненного ада. Только случайные прохожие стали свидетелями того, как взрывом вынесенные стекла разлетелись по Каширскому шоссе, как безумное пламя, будто из сопла ракеты, вырвалось из пустых окон, как медленно стала оседать хрущевская пятиэтажка, погребая под собой всех и вся. Потом написали о второй чеченской атаке на Москву.
Глава двадцать шестая
Глава двадцать седьмая
Глава двадцать восьмая
– Ты что-нибудь сейчас понял, Аладдин? – хитро спросил Рюма.
– Да нет, ничего особенного, просто вспомнил, что тебя просто так не обидишь, – удивился Шакваидзе.
– Это была самая крутая примочка этой системы! Я просто вызвал у тебя страх ко мне! Но для начала залогинил тебя туда.
– И кулак наваял тоже?
– Ничего я не ваял.
Шакваидзе долго еще слушал объяснения Рюмы, тренировался в овладении ментальным контролем, лазил по сетям, и они ему виделись темным непроходимым лесом, тогда как у Рюмы были просто ухоженным парком. Ну, кто на что учился. Успокоился Аладдин только тогда, когда специально выйдя на улицу, смог увидеть и Рюму, и другого, далекого пользователя.
– Ну что, Рюма, твои миллионы уже почти у тебя в кармане! Осталось дело довести до логического конца.
– Да уж постараюсь. Ты, кстати, почему без пива?
– Спешил очень, Рюма, спешил! Но не дрейфь, доставят сегодня! Твою любимую темную «Оболонь». Ну будь, держи связь, – попрощался Шакваидзе.
Через час молодой человек в зеленой оболоньской майке привез упаковку баночной темной «Оболони». Пиво было холодное, и банка приятным грузом легла в руку. Глядя на монитор, Рюма потянул за заветное колечко. Если бы он смотрел в это время на банку, то увидел бы, что после знакомого хрупа крышки банка стала вспухать, покрываясь сеткой мелких трещин, из которых выползало белое пламя. Впрочем, если бы он и смотрел на банку, то не увидел бы ничего. Скорость взрыва обычно очень велика, и человек просто не успевает заметить прихода огненного ада. Только случайные прохожие стали свидетелями того, как взрывом вынесенные стекла разлетелись по Каширскому шоссе, как безумное пламя, будто из сопла ракеты, вырвалось из пустых окон, как медленно стала оседать хрущевская пятиэтажка, погребая под собой всех и вся. Потом написали о второй чеченской атаке на Москву.
Глава двадцать шестая
Наша база уже давно была хорошо обжитым домом. Купленные на базаре надувные матрацы заменяли нам кровати, и никакого желания выходить почем зря за границы этого мира у нас не появлялось. Все мы жили в предчувствии чего-то важного. Вот и сегодня был обычный вечер. Володя, единственный, кто еще пытался достать новые сведения о природе нашей базы и познать, что это такое, корпел над клавиатурой. Люкк, невероятно привязавшись к Серафиме, кормил ее пастилой и заставлял приносить апорт. Миша, притащив со склонов пук рябины, плевал ею через свернутую трубочку в собственноручно нарисованную мишень. Я лазил в Интернете. Идиллия. Давно запущены в печать предвыборные плакаты и прочая мишура, и мы просто ждали развязки, которая должна была наступить через несколько дней. Наружу предпочитали не показываться. Последнее время я активно занялся ментальным доступом в систему. После полета на тарелках – первого нашего опыта, стало достаточно простым делом заставить отзываться систему. Да и обратная связь была прекрасной. Мир вокруг как будто расширился и стал проще. На сегодня был назначен выход в город, впервые за много дней без очков-дисплеев. Я пошел один, Важенов страховал меня с основного входа в мейнфрейм, Миша с Люкком находились при нем.
Первое, что меня потрясло – неограниченные возможности моего зрения. Я мог с успехом рассмотреть и любой камешек на противоположном берегу реки, и корабль в океане. Важно правильно захотеть. Это ещё не всегда получалось. Поднявшись по Владимирскому спуску прогулочным шагом, я дошел до метро «Крещатик». Попробуем-ка повторить неудачную попытку выпить пива в одном из ларьков возле метро. Интересно, как нынче бандюги – опять не допустят или что-то изменилось?
Дама, наливальщица пива, обслужила меня без слов, даже денег не взяла. Может, я настолько известен? Вполне может быть. Да вот и два качка, подавшись было в мою сторону, вдруг передумали и скрылись в «Пассаже». Пиво сегодня было отменное, я бы его скорее назвал «Гиннес», чем «Оболонь». Развалясь на стульчике, я с интересом наблюдал, как под столом енот и ежик делили какую-то булочку. Прекрасный день.
– А, Александр Андреевич! – услыхал я сзади знакомый голос.
– А! Андрей… – я опять забыл его отчество, – рад вас видеть!
Шакваидзе выглядел очень симпатично, почему он мне не понравился в первый раз? Сегодня он был одет совсем не парадно и только шпага на перевязи напоминала о его высоком положении.
– Присаживайтесь, дорогой Андрей, пива выпьем, – я с удовольствием пригласил его за стол.
– Ну зачем пива? Пусть нам нальют бургундского. Здесь очень приличное бургундское.
И действительно, почему я заказал только пиво?
– Я знаю вашу любовь к итальянским винам, но сегодня, позвольте, выберу сам. К голубям по-киевски оно в самый раз.
Я ни в коей мере не хотел возражать такому милому человеку. Вокруг нас забегал хорошо начищенный робот, расставляя тарелки и блюда. Как уютно здесь, на Крещатике, под навесом.
– Я поинтересоваться хотел, как ваши предвыборные дела? Что-то совсем не видно вас на собраниях кандидатов, на инструктажах. Вы все еще собираетесь стать президентом, не сотрудничая с властями? Поверьте – это не просто. А я с удовольствием помог бы вам. Вы мне сразу понравились, – искренность Шакваидзе не оставляла сомнений.
– А мне казалось, вы полностью на стороне нынешнего, не так ли?
– Я на стороне справедливости и силы, – улыбнулся Шакваидзе. – А у вас есть и то и другое.
– Если насчет справедливости, это может быть и так, – мне было приятно говорить откровенно с этим человеком, но все-таки главного я сказать ему не мог. – А насчет силы – ну откуда?
– У вас внутренняя сила! – гордо произнес Шакваидзе. – И я вижу это! Ну бог с ними, с этой политикой, с этими силами, давайте просто поговорим о жизни.
Покончив с голубями и отличным бургундским, Шакваидзе расплатился золотым с подоспевшей хозяйкой и предложил пройтись, выпить кофе недалеко отсюда. Кафе в «Пассаже» тоже не сопротивлялось нашему визиту. Как всегда, оно отличалось изысканным декором. Одна проблема – «Пассаж» забит дорогими экипажами и каждый минимум с четверкой рысаков. А в результате стойкий навозный дух, почти забивавший запах кофе.
– Да ну его, этот «Пассаж», вечно тут кутерьма, поехали лучше под Арку, там и вид прекрасный и поговорить спокойно можно, народу мало.
На том и порешили. Я подивился, как внешне малоспортивный Шакваидзе ловко забрался на холку своего слона. Впрочем, я тоже проделал это без особого труда, благо слон был смирный и подставил переднюю ногу. Протопавши верхом по дворам Купеческого собрания, мы вышли к Арке. Шакваидзе отправил шлепком слона пастись на травке возле монумента, а мы устроились у каменных перил. Пейзаж был великолепен. Отсюда хорошо было видно, как возле порта толпа собралась вокруг эшафота. Начиналось традиционное воскресное гильотинирование вольтерьянцев. Традиция хранилась веками. Труханов остров, несмотря на недавние события, уже зарос густым лесом гигантских хвощей. Живности там было видимо-невидимо. Вот сейчас птеродактиль с зубром в клюве тяжело удирал от толпы соратников, в надежде поесть спокойно. Красиво тут. Да и вдали на востоке – тоже рай. Было занятно наблюдать, как воробей, примостившийся на минутной стрелке часов Спасской башни, пытается не упасть при ее движении. Так и мы пытаемся держаться за свою жизнь, не замечая движения времени.
– Так вот, Александр Андреевич, – прервал мои мысли Шакваидзе, – вы все-таки упорно стремитесь в президенты, а правил игры так и не поняли. Хотите, я вам действительно помогу? Я многое знаю! С вашими возможностями мы можем сделать очень много!
– Да вы знаете, Андрей Маскудович, – я все-таки вспомнил отчество, – я надеюсь, что основная работа уже сделана, и осталось ждать только волеизъявления. Вы смотрели последние опросы общественного мнения?
– Да не только читал, я сам их и писал! – рассмеялся Шакваидзе, – вы, действительно, наивный. Неужели вы думаете, что у нас народ кого-нибудь выбирает? Да кому нужно его мнение? И причем тут мнение толпы, если вы эту толпу можете заставить на ушах стоять, только пальцем пошевелив. Вы, видно, и не понимаете, какая сила у вас в руках!
Шакваидзе в споре разгорячился и бил себя по бокам шипастым хвостом.
– Что вы о моих возможностях все твердите, я простой гражданин!
– Ну-ну, я тоже кое-что знаю! Да что вы на своем президентстве зависли? Вы же весь мир в руках держите, только не знаете, что с ним делать! Да великие вожди станут ничтожествами по сравнению с нами. Ведь и кутерьма эта с выборами, и ваши трюки с принтерами и с автомобилем Петрова – суета! Даже то, что вы делаете с банковскими счетами – тоже смешно. Вы не президентом быть должны, а богом! И я один могу вам помочь.
– Дорогой Андрей Муслимович, – я был в восторге, – работать с вами – великая честь для меня! Мы будем соратниками! Прямо отныне и вовеки! Но первый пункт у меня – выиграть выборы! По-моему, проголосуют, как вы считаете?
– Я опять повторяю – никому нет дела до того, как люди нажмут кнопки на избирательных терминалах. Их никто никуда и не подсоединит! Наивный вы человек! Результаты выборов уже давно записаны в файлах главной машины Центризбиркома. А вся кутерьма делается только с одной целью – показать, что нынешний президент лучше всех, а другие кандидаты – идиоты. А вы ему всю малину пере… того, – Шакваидзе сказал мне то, о чем я пока только догадывался.
– Лучше скажите, где ваша штаб-квартира? Нам надо идти туда немедленно и начинать работать!
– Да успеем ещё туда, дайте воздухом подышать.
Был вечер, и дневное солнце уже заваливалось за дома. На смену ему выползал его голубой двойник, менее яркий, но прекрасный своим мягким светом. Ночное солнце очень хорошо сочеталось с тонким лунным серпом. Ночь – время русалок. Они гурьбой саженками неслись к каменной набережной. Там велорикша как раз подвез свежие газеты.
– И что они в них находят? – под нос себе пробормотал я.
– В чем находят? – не понял Шакваидзе
– Ну, в газетах местных, – пояснил я.
– А кто его знает…
– Ладно, Андрей Магараджевич, пойдемте в мой штаб, я вас с товарищами познакомлю, – решил я. – О! А вот один из них и сам летит!
Сделав красивый вираж, Люкк изящно приземлился прямо перед нами.
– Вот, познакомьтесь, – представил я, – один из моих товарищей, Люкк Сергей Карлович, профессор Акронского университета, штат Огайо.
Люкк раскланялся, церемониально сложив крылья на груди. Маховые перья, как и положено по уставу, растопырены.
– Очень рад, – заявил Люкк. – Я прогуливался рядом, смотрю, знакомые. Думаю, почему бы не поболтать?
– А мы уже к нам направлялись, ещё минута и разминулись бы, хорошо что встретились.
– Да, конечно, я тоже туда собирался, вместе и пойдем! – Люкк вежливо распахнул красивые двери, одиноко стоявшие в нескольких метрах от Арки. – Добро пожаловать!
Шакваидзе, поблагодарив Люкка, шагнул в распахнутую дверь. Я хотел последовать за ним, но Люкк вдруг придержал меня. В это же мгновение все вокруг резко изменилось. Перед нами была обычная обзорная площадка возле Арки, освещенная ночными фонарями. В сумраке виднелся лысый после пожара Труханов остров, только начинающий покрываться молодыми кустами. Все как обычно. В нескольких метрах от меня стоял Шакваидзе и, казалось, был в полной прострации. Он издавал резкие блеющие звуки и пытался неловко бежать на четвереньках.
– Ты как, в себе? – спросил Люкк, крепко сжимая меня за плечо. – Если да, чешем отсюда.
Добежать до входа на склонах было минутным делом, и там, в спокойствии родного пристанища, я начал медленно проваливаться в черноту.
Первое, что меня потрясло – неограниченные возможности моего зрения. Я мог с успехом рассмотреть и любой камешек на противоположном берегу реки, и корабль в океане. Важно правильно захотеть. Это ещё не всегда получалось. Поднявшись по Владимирскому спуску прогулочным шагом, я дошел до метро «Крещатик». Попробуем-ка повторить неудачную попытку выпить пива в одном из ларьков возле метро. Интересно, как нынче бандюги – опять не допустят или что-то изменилось?
Дама, наливальщица пива, обслужила меня без слов, даже денег не взяла. Может, я настолько известен? Вполне может быть. Да вот и два качка, подавшись было в мою сторону, вдруг передумали и скрылись в «Пассаже». Пиво сегодня было отменное, я бы его скорее назвал «Гиннес», чем «Оболонь». Развалясь на стульчике, я с интересом наблюдал, как под столом енот и ежик делили какую-то булочку. Прекрасный день.
– А, Александр Андреевич! – услыхал я сзади знакомый голос.
– А! Андрей… – я опять забыл его отчество, – рад вас видеть!
Шакваидзе выглядел очень симпатично, почему он мне не понравился в первый раз? Сегодня он был одет совсем не парадно и только шпага на перевязи напоминала о его высоком положении.
– Присаживайтесь, дорогой Андрей, пива выпьем, – я с удовольствием пригласил его за стол.
– Ну зачем пива? Пусть нам нальют бургундского. Здесь очень приличное бургундское.
И действительно, почему я заказал только пиво?
– Я знаю вашу любовь к итальянским винам, но сегодня, позвольте, выберу сам. К голубям по-киевски оно в самый раз.
Я ни в коей мере не хотел возражать такому милому человеку. Вокруг нас забегал хорошо начищенный робот, расставляя тарелки и блюда. Как уютно здесь, на Крещатике, под навесом.
– Я поинтересоваться хотел, как ваши предвыборные дела? Что-то совсем не видно вас на собраниях кандидатов, на инструктажах. Вы все еще собираетесь стать президентом, не сотрудничая с властями? Поверьте – это не просто. А я с удовольствием помог бы вам. Вы мне сразу понравились, – искренность Шакваидзе не оставляла сомнений.
– А мне казалось, вы полностью на стороне нынешнего, не так ли?
– Я на стороне справедливости и силы, – улыбнулся Шакваидзе. – А у вас есть и то и другое.
– Если насчет справедливости, это может быть и так, – мне было приятно говорить откровенно с этим человеком, но все-таки главного я сказать ему не мог. – А насчет силы – ну откуда?
– У вас внутренняя сила! – гордо произнес Шакваидзе. – И я вижу это! Ну бог с ними, с этой политикой, с этими силами, давайте просто поговорим о жизни.
Покончив с голубями и отличным бургундским, Шакваидзе расплатился золотым с подоспевшей хозяйкой и предложил пройтись, выпить кофе недалеко отсюда. Кафе в «Пассаже» тоже не сопротивлялось нашему визиту. Как всегда, оно отличалось изысканным декором. Одна проблема – «Пассаж» забит дорогими экипажами и каждый минимум с четверкой рысаков. А в результате стойкий навозный дух, почти забивавший запах кофе.
– Да ну его, этот «Пассаж», вечно тут кутерьма, поехали лучше под Арку, там и вид прекрасный и поговорить спокойно можно, народу мало.
На том и порешили. Я подивился, как внешне малоспортивный Шакваидзе ловко забрался на холку своего слона. Впрочем, я тоже проделал это без особого труда, благо слон был смирный и подставил переднюю ногу. Протопавши верхом по дворам Купеческого собрания, мы вышли к Арке. Шакваидзе отправил шлепком слона пастись на травке возле монумента, а мы устроились у каменных перил. Пейзаж был великолепен. Отсюда хорошо было видно, как возле порта толпа собралась вокруг эшафота. Начиналось традиционное воскресное гильотинирование вольтерьянцев. Традиция хранилась веками. Труханов остров, несмотря на недавние события, уже зарос густым лесом гигантских хвощей. Живности там было видимо-невидимо. Вот сейчас птеродактиль с зубром в клюве тяжело удирал от толпы соратников, в надежде поесть спокойно. Красиво тут. Да и вдали на востоке – тоже рай. Было занятно наблюдать, как воробей, примостившийся на минутной стрелке часов Спасской башни, пытается не упасть при ее движении. Так и мы пытаемся держаться за свою жизнь, не замечая движения времени.
– Так вот, Александр Андреевич, – прервал мои мысли Шакваидзе, – вы все-таки упорно стремитесь в президенты, а правил игры так и не поняли. Хотите, я вам действительно помогу? Я многое знаю! С вашими возможностями мы можем сделать очень много!
– Да вы знаете, Андрей Маскудович, – я все-таки вспомнил отчество, – я надеюсь, что основная работа уже сделана, и осталось ждать только волеизъявления. Вы смотрели последние опросы общественного мнения?
– Да не только читал, я сам их и писал! – рассмеялся Шакваидзе, – вы, действительно, наивный. Неужели вы думаете, что у нас народ кого-нибудь выбирает? Да кому нужно его мнение? И причем тут мнение толпы, если вы эту толпу можете заставить на ушах стоять, только пальцем пошевелив. Вы, видно, и не понимаете, какая сила у вас в руках!
Шакваидзе в споре разгорячился и бил себя по бокам шипастым хвостом.
– Что вы о моих возможностях все твердите, я простой гражданин!
– Ну-ну, я тоже кое-что знаю! Да что вы на своем президентстве зависли? Вы же весь мир в руках держите, только не знаете, что с ним делать! Да великие вожди станут ничтожествами по сравнению с нами. Ведь и кутерьма эта с выборами, и ваши трюки с принтерами и с автомобилем Петрова – суета! Даже то, что вы делаете с банковскими счетами – тоже смешно. Вы не президентом быть должны, а богом! И я один могу вам помочь.
– Дорогой Андрей Муслимович, – я был в восторге, – работать с вами – великая честь для меня! Мы будем соратниками! Прямо отныне и вовеки! Но первый пункт у меня – выиграть выборы! По-моему, проголосуют, как вы считаете?
– Я опять повторяю – никому нет дела до того, как люди нажмут кнопки на избирательных терминалах. Их никто никуда и не подсоединит! Наивный вы человек! Результаты выборов уже давно записаны в файлах главной машины Центризбиркома. А вся кутерьма делается только с одной целью – показать, что нынешний президент лучше всех, а другие кандидаты – идиоты. А вы ему всю малину пере… того, – Шакваидзе сказал мне то, о чем я пока только догадывался.
– Лучше скажите, где ваша штаб-квартира? Нам надо идти туда немедленно и начинать работать!
– Да успеем ещё туда, дайте воздухом подышать.
Был вечер, и дневное солнце уже заваливалось за дома. На смену ему выползал его голубой двойник, менее яркий, но прекрасный своим мягким светом. Ночное солнце очень хорошо сочеталось с тонким лунным серпом. Ночь – время русалок. Они гурьбой саженками неслись к каменной набережной. Там велорикша как раз подвез свежие газеты.
– И что они в них находят? – под нос себе пробормотал я.
– В чем находят? – не понял Шакваидзе
– Ну, в газетах местных, – пояснил я.
– А кто его знает…
– Ладно, Андрей Магараджевич, пойдемте в мой штаб, я вас с товарищами познакомлю, – решил я. – О! А вот один из них и сам летит!
Сделав красивый вираж, Люкк изящно приземлился прямо перед нами.
– Вот, познакомьтесь, – представил я, – один из моих товарищей, Люкк Сергей Карлович, профессор Акронского университета, штат Огайо.
Люкк раскланялся, церемониально сложив крылья на груди. Маховые перья, как и положено по уставу, растопырены.
– Очень рад, – заявил Люкк. – Я прогуливался рядом, смотрю, знакомые. Думаю, почему бы не поболтать?
– А мы уже к нам направлялись, ещё минута и разминулись бы, хорошо что встретились.
– Да, конечно, я тоже туда собирался, вместе и пойдем! – Люкк вежливо распахнул красивые двери, одиноко стоявшие в нескольких метрах от Арки. – Добро пожаловать!
Шакваидзе, поблагодарив Люкка, шагнул в распахнутую дверь. Я хотел последовать за ним, но Люкк вдруг придержал меня. В это же мгновение все вокруг резко изменилось. Перед нами была обычная обзорная площадка возле Арки, освещенная ночными фонарями. В сумраке виднелся лысый после пожара Труханов остров, только начинающий покрываться молодыми кустами. Все как обычно. В нескольких метрах от меня стоял Шакваидзе и, казалось, был в полной прострации. Он издавал резкие блеющие звуки и пытался неловко бежать на четвереньках.
– Ты как, в себе? – спросил Люкк, крепко сжимая меня за плечо. – Если да, чешем отсюда.
Добежать до входа на склонах было минутным делом, и там, в спокойствии родного пристанища, я начал медленно проваливаться в черноту.
Глава двадцать седьмая
Выход из тяжелого ночного сна был ужасен. Гнусный, совершенно нечеловеческий голос Люкка зудел совсем рядом:
– Ой, как вкусно! Вот некоторые спят, а тут! Миша, наливай, пока он дрыхнет. Ох, какие шпроты! Вот тарелочку с грибочками, поближе, пожалуйста!
Зазвенело стекло, забулькало и запахло уже забытым настоящим шустовским, который армянский, коньяком. Они, гады, опять без меня пьянствуют, Пришлось продирать глаза. Как башка болит!
Расстелив на полу неизвестно где взятую хрустящую льняную скатерть, товарищество пировало. Откуда такие фантазии? Стол был заставлен невероятными блюдами. Судя по запаху, трюфеля там занимали не последнее место. На громадное, царских времен блюдо была уложена не одна дюжина нормандских устриц. Именно ими так гнусно чавкал Люкк. Миша спокойно разделывал на газете керченскую сельдь. Важенов, безразличный к рыбе, тихо поглощал свеженарезанный салат оливье из тазика. Это была еще стадия закусок. Рядом, на вертеле электрического гриля, поспевала гигантская индюшка, распространяя убийственный запах. Несколько тарелок с соленьями, грибными и какими-то совсем экзотическими овощными, дополняла розовая гора раков.
Не выдержав этого кошмара, я спросил:
– Ну, вы даете! Опять обжорство и пьянство?
– А, проснулся, сэр! Мы твое возвращение празднуем, – радостно сообщил Миша, – присоединяйся.
Миша закончил разделывать сельдь и, залив её уксусом и оливковым маслом, выставил на середину скатерти.
– Я вот все хотел тебя спросить, – продолжал Миша, доставая из необъятного полиэтиленового мешка прямоугольную коробочку с надписью «Insalata del mare», – вот тут всякие осьминожки, каракатицы и креветки, это как едят?
– А где вы эти говны морские достали? В Киеве такого нет! – удивился я.
– Да долгая история, потом. Ты лучше расскажи, что с тобой вчера произошло? Нам со стороны непонятно было, чего ты вдруг к этой сволочи таким расположением проникся?
Я подробно рассказал весь вчерашний день, от енота под столом и бандитов, вдруг ретировавшихся в «Пассаж», до торжественного влета под Арку архангела Люккаила. Рассказ прерывался неуместным ржанием и издевательскими репликами. Товарищи ещё называются.
– Кстати, те два качка потом, в подворотне «Пассажа», сели на асфальт и плакали горючими слезами, – с радостью сообщил Важенов.
– Раз вам так смешно, лучше расскажите, что у вас происходило.
А происходило многое. После моего выхода на воскресную тренировочную прогулку с ментальным управлением Важенову было не слишком интересно наблюдать, как я шатался по улицам, пил пиво, пугал бандюг и занимался подобной ерундой. Он доверил визуальный контроль Мише, а сам стал обрабатывать запросы на данные, связанные с предвыборной кампанией. Он сразу заметил, что несмотря на то, что данные по нашему запросу умещались на одной – двух страницах, посылка с базы данных была достаточно большая. Это сразу насторожило Важенова. Проверка показала, что в систему ментального доступа за день до моей прогулки были введены два новых юзера. Правда, в сети оставался только один. Второй не появлялся уже сутки. Потом Миша отследил мое неожиданное расположение к Шакваидзе (подслушивали, подлые!), и Важенов совсем рассердился. Через час ковыряния с клавой он нашел вирус, полностью захвативший ввод-вывод в ментальном блоке. Вирус был легко отсекаем, однако решили довести игру с Шакваидзе до логического конца.
Дебажа вирус, Важенов наткнулся на знакомую сигнатуру в четвертом байте, сомнений у него не было. Сигнатура |-< была подписью Рюмы, старого знакомого по физтеху, поступившему туда во времена, когда Важенов его уже заканчивал. Рюма был компьютерным богом, но стал им позже, когда собственно компьютеры появились, и иногда перекидывался мейлами с Важеновым, всегда подписываясь своей рюмкой. Попытка найти Рюму привела Важенова к картинке развалин на Каширке, и тут стало ясно, что все это не игрушки. Правда, понять надо было раньше. Легко удалось выяснить, что новый юзер ментального – не кто иной, как Шакваидзе, уже в течение нескольких часов пытавшийся раскрутить меня. Удалось кроме того понять, что ментальный доступ не так уж и тривиален. Тот, кто был на ментальной связи, в действительности находился под полным контролем мейнфрейма, и только специальными средствами этот обратный контроль можно было ограничить. Тут уже стало ясно, чего хочет Шакваидзе, да и я был готов привести его на базу. Ну, Люкк и явился архангелом с неба.
– А что, клево, правда? Я представляю, как я смотрелся, – не выдержал Люкк.
– Мне не понятно, что с Шакваидзе случилось? – не успокаивался я.
– Это совсем просто! Это я придумал, – вмешался Миша, обычно не знающий, как выключить компьютер. – Ведь есть такие команды в Ворде – «copy» и «past». Ну мы их к твоему приятелю и применили!
– Что значит «применили»?
Тут пришлось Важенову объяснить поподробнее. Оказалось, что мозг юзера ментального доступа для пользователя определенного уровня являлся простым набором данных. С его содержимым можно было проделывать обычные операции. Вот и сделали с Шакваидзе в последний момент именно такую операцию. К сожалению, сделать копию с мозга человека не решились, но любимая Люкком Серафима оказалась для этого прекрасным объектом. Правда, Люкк хотел было взять теперь под опеку и Шакваидзе, в надежде, что он будет столь же добр и отзывчив, как Серафима. И к скучающей Серафиме тоже. Но Магрибычем-Муслимычем уже активно занимались в Москве лучшие психиатры и гастроэнтерологи. Последние были привлечены по случаю странного, козьеподобного и частого стула пациента.
– Подождите, дайте мне спросить конкретно, – у меня в груди появилось странное томление. – Вы хотите сказать, что система ментального управления может полностью влиять на психику, ощущения и поведение того, кто является юзером мейнфрейма?
– Да, ты совершенно правильно говоришь. Именно так. Пока такое воздействие, слава богу, было только на тебя. И то, вирус постарался.
– Так, пошли к терминалу, позже дожрем, – у меня улетучился весь коньяк.
Коньяк начали допивать в подавленном состоянии, а прикончили бутылку уже в нормальном. Потом громко ржали. Миша рассказывал, как на аварийной тарелке, запудря антенны локаторам и глаза французам, он отоваривался на рынке в парижском пригороде Антони воскресным утром. Индюшка оказалась в итоге очень мягкой. Выбор Антони Миша объяснил очень просто – он там жил, когда работал в Париже по приглашению, и точно знал, где находится тамошний супермаркет. Вот и полетел в знакомые места.
– Ой, как вкусно! Вот некоторые спят, а тут! Миша, наливай, пока он дрыхнет. Ох, какие шпроты! Вот тарелочку с грибочками, поближе, пожалуйста!
Зазвенело стекло, забулькало и запахло уже забытым настоящим шустовским, который армянский, коньяком. Они, гады, опять без меня пьянствуют, Пришлось продирать глаза. Как башка болит!
Расстелив на полу неизвестно где взятую хрустящую льняную скатерть, товарищество пировало. Откуда такие фантазии? Стол был заставлен невероятными блюдами. Судя по запаху, трюфеля там занимали не последнее место. На громадное, царских времен блюдо была уложена не одна дюжина нормандских устриц. Именно ими так гнусно чавкал Люкк. Миша спокойно разделывал на газете керченскую сельдь. Важенов, безразличный к рыбе, тихо поглощал свеженарезанный салат оливье из тазика. Это была еще стадия закусок. Рядом, на вертеле электрического гриля, поспевала гигантская индюшка, распространяя убийственный запах. Несколько тарелок с соленьями, грибными и какими-то совсем экзотическими овощными, дополняла розовая гора раков.
Не выдержав этого кошмара, я спросил:
– Ну, вы даете! Опять обжорство и пьянство?
– А, проснулся, сэр! Мы твое возвращение празднуем, – радостно сообщил Миша, – присоединяйся.
Миша закончил разделывать сельдь и, залив её уксусом и оливковым маслом, выставил на середину скатерти.
– Я вот все хотел тебя спросить, – продолжал Миша, доставая из необъятного полиэтиленового мешка прямоугольную коробочку с надписью «Insalata del mare», – вот тут всякие осьминожки, каракатицы и креветки, это как едят?
– А где вы эти говны морские достали? В Киеве такого нет! – удивился я.
– Да долгая история, потом. Ты лучше расскажи, что с тобой вчера произошло? Нам со стороны непонятно было, чего ты вдруг к этой сволочи таким расположением проникся?
Я подробно рассказал весь вчерашний день, от енота под столом и бандитов, вдруг ретировавшихся в «Пассаж», до торжественного влета под Арку архангела Люккаила. Рассказ прерывался неуместным ржанием и издевательскими репликами. Товарищи ещё называются.
– Кстати, те два качка потом, в подворотне «Пассажа», сели на асфальт и плакали горючими слезами, – с радостью сообщил Важенов.
– Раз вам так смешно, лучше расскажите, что у вас происходило.
А происходило многое. После моего выхода на воскресную тренировочную прогулку с ментальным управлением Важенову было не слишком интересно наблюдать, как я шатался по улицам, пил пиво, пугал бандюг и занимался подобной ерундой. Он доверил визуальный контроль Мише, а сам стал обрабатывать запросы на данные, связанные с предвыборной кампанией. Он сразу заметил, что несмотря на то, что данные по нашему запросу умещались на одной – двух страницах, посылка с базы данных была достаточно большая. Это сразу насторожило Важенова. Проверка показала, что в систему ментального доступа за день до моей прогулки были введены два новых юзера. Правда, в сети оставался только один. Второй не появлялся уже сутки. Потом Миша отследил мое неожиданное расположение к Шакваидзе (подслушивали, подлые!), и Важенов совсем рассердился. Через час ковыряния с клавой он нашел вирус, полностью захвативший ввод-вывод в ментальном блоке. Вирус был легко отсекаем, однако решили довести игру с Шакваидзе до логического конца.
Дебажа вирус, Важенов наткнулся на знакомую сигнатуру в четвертом байте, сомнений у него не было. Сигнатура |-< была подписью Рюмы, старого знакомого по физтеху, поступившему туда во времена, когда Важенов его уже заканчивал. Рюма был компьютерным богом, но стал им позже, когда собственно компьютеры появились, и иногда перекидывался мейлами с Важеновым, всегда подписываясь своей рюмкой. Попытка найти Рюму привела Важенова к картинке развалин на Каширке, и тут стало ясно, что все это не игрушки. Правда, понять надо было раньше. Легко удалось выяснить, что новый юзер ментального – не кто иной, как Шакваидзе, уже в течение нескольких часов пытавшийся раскрутить меня. Удалось кроме того понять, что ментальный доступ не так уж и тривиален. Тот, кто был на ментальной связи, в действительности находился под полным контролем мейнфрейма, и только специальными средствами этот обратный контроль можно было ограничить. Тут уже стало ясно, чего хочет Шакваидзе, да и я был готов привести его на базу. Ну, Люкк и явился архангелом с неба.
– А что, клево, правда? Я представляю, как я смотрелся, – не выдержал Люкк.
– Мне не понятно, что с Шакваидзе случилось? – не успокаивался я.
– Это совсем просто! Это я придумал, – вмешался Миша, обычно не знающий, как выключить компьютер. – Ведь есть такие команды в Ворде – «copy» и «past». Ну мы их к твоему приятелю и применили!
– Что значит «применили»?
Тут пришлось Важенову объяснить поподробнее. Оказалось, что мозг юзера ментального доступа для пользователя определенного уровня являлся простым набором данных. С его содержимым можно было проделывать обычные операции. Вот и сделали с Шакваидзе в последний момент именно такую операцию. К сожалению, сделать копию с мозга человека не решились, но любимая Люкком Серафима оказалась для этого прекрасным объектом. Правда, Люкк хотел было взять теперь под опеку и Шакваидзе, в надежде, что он будет столь же добр и отзывчив, как Серафима. И к скучающей Серафиме тоже. Но Магрибычем-Муслимычем уже активно занимались в Москве лучшие психиатры и гастроэнтерологи. Последние были привлечены по случаю странного, козьеподобного и частого стула пациента.
– Подождите, дайте мне спросить конкретно, – у меня в груди появилось странное томление. – Вы хотите сказать, что система ментального управления может полностью влиять на психику, ощущения и поведение того, кто является юзером мейнфрейма?
– Да, ты совершенно правильно говоришь. Именно так. Пока такое воздействие, слава богу, было только на тебя. И то, вирус постарался.
– Так, пошли к терминалу, позже дожрем, – у меня улетучился весь коньяк.
«показать подключения к ментальному управлению»Пароль я записывал на бумажке, сорок три символа не запомнил бы для повторного ввода. После этого бумажка была торжественно скормлена Серафиме. Отныне никто и никогда.
«ноль юзеров»
«показать число обращений к ментальному управлению за 24 часа»
«юзеров четыре»
Тут ясно: я, Шакваидзе, Важенов, Люкк. Проверим.
«показать идентификацию юзеров»
«123 719 452 9010, 123 719 452 9011, 123 719 452 9012, 123 719 452 9013»
«расшифровать значение»
«порядковый номер»
«показать даты входа предыдущих юзеров»
«доступ запрещен. Введите пароль»
Это мы увидели впервые…
«степень взаимодействия с юзерами»
«юзеры с третьего по 123 719 452 9009 – полный контроль со стороны оператора, юзер 1, 2– полный контроль над системой»
«время подключения юзера 1»
«время – 00:00:00»
«показать логи предыдущих сессий»
«доступ запрещен. Введите пароль»
«установить пароль на доступ в систему ментального контроля»
«степень блокировки функции паролем»
«полная»
«введите новый пароль, 6 символов минимум»
«*******************************************»
«повторите ввод пароля»
«*******************************************»
«пароль установлен»
Коньяк начали допивать в подавленном состоянии, а прикончили бутылку уже в нормальном. Потом громко ржали. Миша рассказывал, как на аварийной тарелке, запудря антенны локаторам и глаза французам, он отоваривался на рынке в парижском пригороде Антони воскресным утром. Индюшка оказалась в итоге очень мягкой. Выбор Антони Миша объяснил очень просто – он там жил, когда работал в Париже по приглашению, и точно знал, где находится тамошний супермаркет. Вот и полетел в знакомые места.
Глава двадцать восьмая
В день перед выборами, как и положено, были прекращены выступления и любая агитация. Все плакаты аккуратно содрали накануне, и нигде не осталось свидетельств того, что завтра – выборы. Однако, с самого утра в обычной городской жизни начали проявляться некоторые отклонения. Первое из них – полное отсутствие каких-либо передач по телевидению, кроме балета «Дума о казаке Сволоте». А потом и того хуже. С житомирского и бориспольского шоссе в город начали втягиваться танковые колонны. Пошумев по всему городу, они неуклюже расползлись в центре. На вопросы горожан хмурые солдатики отвечали – «В целях обеспечения демократичных выборов и недопущения». На Майдане сразу же собралась толпа гринписовцев под исламистским флагом и стала требовать непонятно что. Однако, после демонстративного барража над их головами пары боевых вертолетов митинг сам собой угас и рассосался. В избирательных пунктах все было готово к передаче в главный компьютер страны данных прямо из кабин для голосования. Чтобы потом выдать результаты, заранее заложенные в его память.
Мы тоже расслаблялись, как могли. Труднее всего было совладать с собственной совестью – необходимость прямого вмешательства в результаты выборов стала для нас очевидна. И ещё неприятная новость – в воскресение необходимо было явиться лично в Центризбирком с паспортом для какого-то там подписания чего-то. Ясно, что после этого от хвоста оторваться будет трудно, придется переночевать дома. Поэтому необходимо подготовиться и предусмотреть нечто особое. Но ничего, справимся, хотя состояние было как будто мы наелись червяков.
Мы решили пойти вместе, бояться вроде было нечего, да и наши очки-дисплеи надежно поддерживали связь с мейнфреймом. Вот только бедной Серафиме, давно истосковавшейся по травке, пришлось опять остаться в гордом козьем одиночестве. Город утопал в последней желтизне листопада, приводившей в уныние дворников и в восторг праздношатающихся. На Майдане произошло важное событие – отключенный, якобы на ремонт, гигантский телевизор был заново включен. Безумные клипы с хип-хопом, где наши парни гнули пальцы и говорили невнятно с целью быть похожими на негров, заполнили звуками и изображением площадь. Все как всегда. Но когда мы уже прошли Майдан в направлении мэрии, Люкк вдруг встрепенулся и сказал:
– Стойте, что-то не так, – и обернулся на гигаэкран.
Там анонсировали следующую передачу – «Мой муж – изменник» На экране брали интервью у жен видных политиков. Естественно, видными политиками там выступали Люкк, Миша и Важенов. Жены одна за другой отрекались от мужей, польстившихся на деньги туркменской разведки с целью свержения истинной народной власти на Украине. Жена Важенова гордо уверяла интервьюировавшего, что никогда теперь её дети не увидят отца, потому как нет у них отца, предателя идей гуманизации общества. Я был невероятно удивлен тем, что у Володи уже есть дети. Жена Люкка горько плакала и говорила, что вернется в дом родителей, будет работать в детском саду и жить счастливо, не вспоминая об этом мерзавце. Мишина рассказала о годах, проведенных в китайском плену, куда её продал муж за тридцать сребреников. Потом на минутку мелькнула и моя – она в кадре бросала молоток в сторону камеры. Про нее сказали, что она давно лишилась ума под воздействием садиста мужа, убила четверых детей и сейчас находится под наблюдением врачей-психиатров в Харькове. Впрочем, надежды нет. Мы, как завороженные, глядели на этот бред, вместо того, чтобы слинять. А зря. Нас узнал какой-то тип в толпе и заорал:
– Вот они! Бей сволочей. Они родину не любят!
Как будто кто-то мог знать, кто это «они». В нас откуда-то полетели тухлые яйца, камни, помидоры… Толпа, возникшая из ничего, окружила нас.
– В президенты захотели? Родину продаете?
Впрочем, убивать нас никто не стал. Все передавалось на громадный монитор и, наверное, по всей стране. Хорошая реклама. И агитацией за день до выборов никак не назовешь… Толпа исчезла так же быстро, как и появилась. Солдаты на танках, расставленных на Крещатике через двадцать-тридцать метров, наблюдали за действом с веселым любопытством.
– Все! Хватит! Я говорил вам – это быдло! Ничего тут не сделаешь! Всегда мы будем для них врагами! Их батогами ещё сто лет учить! Я сейчас все их министерства, все их мэрии, замки и дворцы распылю! – Первым сорвался Люкк в тишине нашего убежища. – Пусть узнают, что такое железная рука! На фиг эти выборы! Действовать надо, а не в их игры играть!
Миша тоже был не особенно оптимистично настроен:
– Слушай, ведь у тебя и так вся власть в руках! Ты же можешь их заставить всех строем ходить и песни петь! Напустить морок, как на тебя напускала система, и все! Зачем рваться к власти, если она и так есть??
– Да сколько твердить одно и тоже! Ничего из этого не выйдет! – меня бесила такая постановка вопроса. – Нельзя насильно сделать людей счастливыми! Все это кончится ножом в спине, когда предохранители на нашем компе сгорят!
– Тоже мне, Румата Касторский! Прогрессор выискался! Ты будешь из них рабов выдавливать? Ой боюсь, ты просто всех передавишь в итоге! – это уже Люкк вмешался. – Все, эта страна промотала свой шанс и никуда уже не придет.
– Как просто лапки поднять и решить, что ты один умный! – не сдавался я. – А ты попробуй поместить этих людей в нормальные условия! Когда не воры и взяточники держат все в своих руках, а нормальные люди!
Мы тоже расслаблялись, как могли. Труднее всего было совладать с собственной совестью – необходимость прямого вмешательства в результаты выборов стала для нас очевидна. И ещё неприятная новость – в воскресение необходимо было явиться лично в Центризбирком с паспортом для какого-то там подписания чего-то. Ясно, что после этого от хвоста оторваться будет трудно, придется переночевать дома. Поэтому необходимо подготовиться и предусмотреть нечто особое. Но ничего, справимся, хотя состояние было как будто мы наелись червяков.
Мы решили пойти вместе, бояться вроде было нечего, да и наши очки-дисплеи надежно поддерживали связь с мейнфреймом. Вот только бедной Серафиме, давно истосковавшейся по травке, пришлось опять остаться в гордом козьем одиночестве. Город утопал в последней желтизне листопада, приводившей в уныние дворников и в восторг праздношатающихся. На Майдане произошло важное событие – отключенный, якобы на ремонт, гигантский телевизор был заново включен. Безумные клипы с хип-хопом, где наши парни гнули пальцы и говорили невнятно с целью быть похожими на негров, заполнили звуками и изображением площадь. Все как всегда. Но когда мы уже прошли Майдан в направлении мэрии, Люкк вдруг встрепенулся и сказал:
– Стойте, что-то не так, – и обернулся на гигаэкран.
Там анонсировали следующую передачу – «Мой муж – изменник» На экране брали интервью у жен видных политиков. Естественно, видными политиками там выступали Люкк, Миша и Важенов. Жены одна за другой отрекались от мужей, польстившихся на деньги туркменской разведки с целью свержения истинной народной власти на Украине. Жена Важенова гордо уверяла интервьюировавшего, что никогда теперь её дети не увидят отца, потому как нет у них отца, предателя идей гуманизации общества. Я был невероятно удивлен тем, что у Володи уже есть дети. Жена Люкка горько плакала и говорила, что вернется в дом родителей, будет работать в детском саду и жить счастливо, не вспоминая об этом мерзавце. Мишина рассказала о годах, проведенных в китайском плену, куда её продал муж за тридцать сребреников. Потом на минутку мелькнула и моя – она в кадре бросала молоток в сторону камеры. Про нее сказали, что она давно лишилась ума под воздействием садиста мужа, убила четверых детей и сейчас находится под наблюдением врачей-психиатров в Харькове. Впрочем, надежды нет. Мы, как завороженные, глядели на этот бред, вместо того, чтобы слинять. А зря. Нас узнал какой-то тип в толпе и заорал:
– Вот они! Бей сволочей. Они родину не любят!
Как будто кто-то мог знать, кто это «они». В нас откуда-то полетели тухлые яйца, камни, помидоры… Толпа, возникшая из ничего, окружила нас.
– В президенты захотели? Родину продаете?
Впрочем, убивать нас никто не стал. Все передавалось на громадный монитор и, наверное, по всей стране. Хорошая реклама. И агитацией за день до выборов никак не назовешь… Толпа исчезла так же быстро, как и появилась. Солдаты на танках, расставленных на Крещатике через двадцать-тридцать метров, наблюдали за действом с веселым любопытством.
– Все! Хватит! Я говорил вам – это быдло! Ничего тут не сделаешь! Всегда мы будем для них врагами! Их батогами ещё сто лет учить! Я сейчас все их министерства, все их мэрии, замки и дворцы распылю! – Первым сорвался Люкк в тишине нашего убежища. – Пусть узнают, что такое железная рука! На фиг эти выборы! Действовать надо, а не в их игры играть!
Миша тоже был не особенно оптимистично настроен:
– Слушай, ведь у тебя и так вся власть в руках! Ты же можешь их заставить всех строем ходить и песни петь! Напустить морок, как на тебя напускала система, и все! Зачем рваться к власти, если она и так есть??
– Да сколько твердить одно и тоже! Ничего из этого не выйдет! – меня бесила такая постановка вопроса. – Нельзя насильно сделать людей счастливыми! Все это кончится ножом в спине, когда предохранители на нашем компе сгорят!
– Тоже мне, Румата Касторский! Прогрессор выискался! Ты будешь из них рабов выдавливать? Ой боюсь, ты просто всех передавишь в итоге! – это уже Люкк вмешался. – Все, эта страна промотала свой шанс и никуда уже не придет.
– Как просто лапки поднять и решить, что ты один умный! – не сдавался я. – А ты попробуй поместить этих людей в нормальные условия! Когда не воры и взяточники держат все в своих руках, а нормальные люди!