Страница:
Можно сказать, что иранской державе дважды крупно везло: в момент ее гибели она целиком поглощалась новой великой империей. Это, несомненно, влекло за собой меньшие страдания для персидского народа, чем те, на которые обрек подданных Рима и Хань дележ имперских земель между племенами варваров и последующий "этнический хаос" в Европе и в Китае. Однако громадные страдания народов не бывают бесплодными. Великое переселение народов, перевернув в IV-VI веках весь Китай, сохранило здесь главное наследие античности - самобытную китайскую цивилизацию, которая и в средневековом мире оказывается столь же заметна и оригинальна, как в античную эпоху. Тоже произошло на Западе, даже в удвоенном размере: из руин Римской империи выросли две различные средневековые цивилизации - византийская, которая отсчитывает свой возраст с IV века, и западноевропейская, которая впервые заявила о себе в VIII веке. А вот отдельной иранской ойкумены нет, она не оформилась ни в античную эпоху, ни позже, поскольку обе персидские империи - Ахеменидов и Сасанидов - не стали, подобно Риму и Хань, повитухами и кузнецами многочисленных новых варварских этносов.
Гораздо менее понятна нам ситуация на Индийском субконтиненте, но и здесь третий век выглядит как промежуточная эпоха. Могучее царство кушан, долгое время объединявшее весь индийский север, уже распалось, а новая национальная держава гуптов еще только зарождается в извечной колыбели индийской государственности - по среднему течению Ганга. Здесь вновь выходят на передний план древние этносы, проявившие себя еще в эпоху Будды,- удалые воины личчахви, искусные ремесленники и купцы магадхи, которые долгое время скрывались в тени кушанской державы, как персы в тени Парфянского царства. Однако персы и парфяне были сравнительно близкими родичами по языку, различались они лишь возрастом своей государственности да религиозной традицией. Кушаны же были для Индии совсем не ведомым народом, пришельцами с дикого севера, из глубин Средней Азии; индийские наследники просвещенной империи маурьев могли бы смотреть на этих "варваров" с отвращением, как китайцы эпохи Хань смотрели на хуннов.
Да, могли бы, но не делали этого. Напротив, древняя индийская земля приняла воинственных кушан так же просто, как прежде она принимала других пришельцев с севера - индо-ариев, саков, греков. И точно так же земля Индии поглотила новый народ, растворила его среди великого многообразия своих этносов, растворила, не уничтожив, а впитав в себя. Отчего так многократно получалось в Индии, но не получалось в Китае? Видимо, главной причиной этого феномена следует считать огромное разнообразие природных ландшафтов Индийского субконтинента и сравнительную однородность Среднекитайской равнины, резко отличающейся от степей и гор севера и запада. Лесовик или степняк-пришелец в Китае вынужден, будь он трижды непобедимым завоевателем, либо перенять местный земледельческий уклад, утратив при этом свой исконный тип хозяйства с вытекающим из этого тяжелейшим культурным шоком, либо истощить свои силы в бесплодной попытке переделать весь Китай на свой лад. Оттого так трагична была судьба хуннов в Китае. Та же участь ждет в недалеком будущем отважных сянь-би, а в более отдаленной перспективе - тюрок, киданей, чжурчженей, монголов...
Но совсем иначе было с индоариями и кушанами в Индии, а позднее эта история повторится здесь с эфта-литами, арабами, сельджуками, афганцами. Каждый новый этнос пришельцев находит для себя одну или несколько подходящих "экологических ниш" в индийском содружестве, и подчас такой "реликтовый" этнос сохраняется здесь дольше, чем на своей исходной родине. Так Индийский субконтинент демонстрирует нам великое разнообразие и устойчивость не только своих тропических биоценозов и хозяйственных укладов местных жителей, но и своей полиэтнической структуры, которая не знает долговременных единоличных лидеров, зато не знает и поголовного истребления побежденных, так хорошо знакомого нам по китайской или ближневосточной истории.
Поэтому новое общеиндийское царство гуптов, которое сложится в долине Ганга к концу III века, будет похоже не на современную ему персидскую державу Сасанидов, а скорее, на ранний Иран Ахеменидов или на еще более ранний Китай эпохи Чжоу, когда каждая из этих ойкумен впервые объединялась в рамках относительно устойчивой империи. Еще два века имперского единства, еще одно переселение народов... Лишь после этого Индия - южный субконтинент великой Евразии - достигнет одновременно с Европой, ее западным субконтинентом, той стадии социального развития, на которой возникают созвездия новых этносов с более высоким типом экономики и порою совершенно неожиданными политическими структурами. Это будет рождение новой "средневековой" - цивилизации, которая сменит на всей Земле свою одряхлевшую предшественницу, приняв ее богатейшее наследие.
Наследие это хорошо различимо и сейчас, через полтора тысячелетия после завершения античной эпохи.
Поэтому очень важно знать античный опыт человечества в подробностях, не лениться творчески поразмыслить над ним - во многих случаях такой мысленный эксперимент заменяет изучение реальных событий, память о которых до нас не дошла, либо таких событий, которые не состоялись, но могли состояться. Почти каждый знает, как интересно - пусть смешно или грустно перечитать спустя много лет свои старые дневники.
Возможно, тот "школьный дневник" человечества античной поры, отдельные листки из которого мы сейчас перечитали, показался читателю не менее поучительным.
Сергей Смирнов
Гораздо менее понятна нам ситуация на Индийском субконтиненте, но и здесь третий век выглядит как промежуточная эпоха. Могучее царство кушан, долгое время объединявшее весь индийский север, уже распалось, а новая национальная держава гуптов еще только зарождается в извечной колыбели индийской государственности - по среднему течению Ганга. Здесь вновь выходят на передний план древние этносы, проявившие себя еще в эпоху Будды,- удалые воины личчахви, искусные ремесленники и купцы магадхи, которые долгое время скрывались в тени кушанской державы, как персы в тени Парфянского царства. Однако персы и парфяне были сравнительно близкими родичами по языку, различались они лишь возрастом своей государственности да религиозной традицией. Кушаны же были для Индии совсем не ведомым народом, пришельцами с дикого севера, из глубин Средней Азии; индийские наследники просвещенной империи маурьев могли бы смотреть на этих "варваров" с отвращением, как китайцы эпохи Хань смотрели на хуннов.
Да, могли бы, но не делали этого. Напротив, древняя индийская земля приняла воинственных кушан так же просто, как прежде она принимала других пришельцев с севера - индо-ариев, саков, греков. И точно так же земля Индии поглотила новый народ, растворила его среди великого многообразия своих этносов, растворила, не уничтожив, а впитав в себя. Отчего так многократно получалось в Индии, но не получалось в Китае? Видимо, главной причиной этого феномена следует считать огромное разнообразие природных ландшафтов Индийского субконтинента и сравнительную однородность Среднекитайской равнины, резко отличающейся от степей и гор севера и запада. Лесовик или степняк-пришелец в Китае вынужден, будь он трижды непобедимым завоевателем, либо перенять местный земледельческий уклад, утратив при этом свой исконный тип хозяйства с вытекающим из этого тяжелейшим культурным шоком, либо истощить свои силы в бесплодной попытке переделать весь Китай на свой лад. Оттого так трагична была судьба хуннов в Китае. Та же участь ждет в недалеком будущем отважных сянь-би, а в более отдаленной перспективе - тюрок, киданей, чжурчженей, монголов...
Но совсем иначе было с индоариями и кушанами в Индии, а позднее эта история повторится здесь с эфта-литами, арабами, сельджуками, афганцами. Каждый новый этнос пришельцев находит для себя одну или несколько подходящих "экологических ниш" в индийском содружестве, и подчас такой "реликтовый" этнос сохраняется здесь дольше, чем на своей исходной родине. Так Индийский субконтинент демонстрирует нам великое разнообразие и устойчивость не только своих тропических биоценозов и хозяйственных укладов местных жителей, но и своей полиэтнической структуры, которая не знает долговременных единоличных лидеров, зато не знает и поголовного истребления побежденных, так хорошо знакомого нам по китайской или ближневосточной истории.
Поэтому новое общеиндийское царство гуптов, которое сложится в долине Ганга к концу III века, будет похоже не на современную ему персидскую державу Сасанидов, а скорее, на ранний Иран Ахеменидов или на еще более ранний Китай эпохи Чжоу, когда каждая из этих ойкумен впервые объединялась в рамках относительно устойчивой империи. Еще два века имперского единства, еще одно переселение народов... Лишь после этого Индия - южный субконтинент великой Евразии - достигнет одновременно с Европой, ее западным субконтинентом, той стадии социального развития, на которой возникают созвездия новых этносов с более высоким типом экономики и порою совершенно неожиданными политическими структурами. Это будет рождение новой "средневековой" - цивилизации, которая сменит на всей Земле свою одряхлевшую предшественницу, приняв ее богатейшее наследие.
Наследие это хорошо различимо и сейчас, через полтора тысячелетия после завершения античной эпохи.
Поэтому очень важно знать античный опыт человечества в подробностях, не лениться творчески поразмыслить над ним - во многих случаях такой мысленный эксперимент заменяет изучение реальных событий, память о которых до нас не дошла, либо таких событий, которые не состоялись, но могли состояться. Почти каждый знает, как интересно - пусть смешно или грустно перечитать спустя много лет свои старые дневники.
Возможно, тот "школьный дневник" человечества античной поры, отдельные листки из которого мы сейчас перечитали, показался читателю не менее поучительным.
Сергей Смирнов