— Чур, не рассусоливать там. Бегом.
Самой не стоялось на месте. Мы с лейтенантом побили все рекорды, оказавшись у двери Загорских через полчаса ноздря в ноздрю. Запыхались. Слегка отдышались. Я принялась мучить звонок и одновременно пинать преграду ногой.
Из квартиры раздалось приглушенное бульканье. Оно было странным и непривычным, однако подняло Балкова в сыскарскую стойку.
— Сережа, в фильмах показывают ваши отмычки. Не стесняйся, отопри.
— У меня ничего подобного нет.
— Ломай!
— Не имею права.
Я начала бросаться на дверь. Психоз заразителен. Сергей крякнул, поднатужился и…
Юра Загорский с пеной на сизых губах пытался шевелиться. Или корчился в судорогах. Как мы с Сергеем не пришибли его дверью? Чудо. Пол вокруг мальчика был мокрым и липким. Он умирал.
Балков ловко повернул Юру на бок, я неверными пальцами запихнула в розетку отключенный телефонный шнур и вызвала «Скорую».
— Предупреди, что менты контролируют срок прибытия…
Я предупредила. Срок выбрали минимальный.
— Не довезем, круто ширнулся, — вздохнул молодой медбрат, возясь с капельницей. — По несколько раз в сутки маемся с наркоманами. Вы еще позвонили, другие уползают от подыхающего.
А минут на двадцать раньше нельзя было?
— Нельзя! — крикнул Балков.
Я впервые слышала его крик. Он забубнил в трубку какие-то объяснения.
Позвал меня:
— Поля, Виктор Николаевич на проводе. Я предупредил, что ты не в себе.
Вик был мягок и нежен. Чаровал нарочито ровным тоном. Я истерически сообщила ему:
— Его убили наркотиками, он предсказывал. Кто?!
— На идиотские вопросы не отвечаю, — вспылил Измайлов.
Я словно очнулась после обморока.
Нервные клетки у ментов были на исходе. Но Вик обуздал страсти и снова заговорил спокойно. Мне надлежало отправляться с Юрой в больницу и дожидаться в его палате дежурного милиционера.
Сергею дозволялось пошарить в ящиках и шкафах Загорских. Потом к телефону позвали доктора. Тот заявил:
— Не сам он себя колол, товарищ полковник. Доза лошадиная, я не видел таких рисковых. Вены у мальчишки сносные, должен был четвертью вколотого обходиться, а то и меньше. Разве что самоубийца. Но счеты с жизнью они чаще сводят, когда наркотика нет. А у этого — Клондайк. Да, главное, следы на запястьях и щиколотках, будто связан был крепко. Когда убедились, что загибается, развязали.
Я представила связывающую Юру… Вешкову… По извилинам не проходили мысли такого сорта. Вспомнились ее выступления о необходимости курсов, где наркоманов научат стерилизовать шприцы, оказывать друг другу первую помощь при передозировке. И организовала ведь она этот ликбез, заставила коллег проводить занятия бесплатно. Есть предел цинизму, даже моему. Я не рассказала Вику о своих утренних подозрениях, отнесла их к помутнению рассудка.
Меня заторопили — Юра уже лежал на носилках — белый, с заострившимся носом и черными веками.
— Жив? — спросила я.
— Пока жив. Поторопимся, у нас реанимационная машина. Скоро прояснится, не в рубашке ли малый родился…
Он не умер и через два часа, когда я выползла на улицу из клиники. Прогноз медики давали наихудший, но обещали «сделать все возможное».
Ветер дул студеный, дождь накрапывал настырный, и дико было смотреть на зеленые листья и клумбы с разноцветными астрами. Только теперь до меня дошло, что я забыла у Загорских куртку.
А в куртке деньги. Никогда доселе так не актерствовала. Меняла автобус на троллейбус, троллейбус на трамвай — больница находилась на краю света, и каждому озверевшему от скуки контролеру жалобно пела про ограбивших девушку хулиганов. Одной бесчеловечной бабе удалось меня высадить. От другой отбили тронутые моей придурью пассажиры.
Но на проезд никто не подал. Дорогой я не думала о преступлениях и преступниках. Дрожала и стремилась в тепло, изредка взбадривая себя словом «автопилот». Прохожие шарахались, автомобили рядом не тормозили. Измайлов не велел мне возвращаться в снятую квартиру, дескать, разберемся с хозяйкиной платой.
Но до сухого белья и плаща было ближе, чем до управления, каких-то полчаса рысцой.
Прозрение меня не посетило. Оно мне словно по физиономии врезало. Я зажмурилась, в потемках оказалось уютнее. «Чудовищно. Брежу от холода и голода, изгойство — я пространству. мой удел», — сказала — Пить надо меньше, — отозвался лощеный тип с кейсом. Поблагодарить его за совет сил не хватило. Пришлось прислониться к витрине дорогого магазина. Некто в черном высунулся из двери и погрозил мне.
— Накинь ливрею, потом играй пальцами, — выстучали мои зубы.
Я даром обеспечиваю прозрачность стекол фигурой, тру их, потому что качает, а он хамит.
Телефон мировых стандартов был рядом, но карточка тоже осталась в куртке.
В кармане джинсов завалялся жетон. Проклиная изыски городских властей старушечьим: «Людям жрать нечего, а они хреноты понавешали», я заметалась по асфальту. Причем краем забрезжившего над равнодушием сознания отметила, что про «жратву и хреноту» в нас с рождения заложено, а вовсе не от жизненных тягот ближе к смерти возникает. Мне необходимо было связаться с Измайловым и внятно сказать: "Сторож не признал Варвару. Откуда ей тогда известно о дыре в заборе дачи Трофимовых? — И успеть крикнуть:
— Позвони Лилии Петровне Вешковой и спроси…"
Я не успела даже сформулировать, что именно. Меня за шкирку вытащили из наконец-то обнаруженного в подворотне автомата обычной конструкции и поволокли к машине. Их было двое. Общий типаж — охранник, которому я порекомендовала облачиться в ливрею. Я во всю ивановскую завопила:
— Спасите, помогите!
Согласно рекомендациям спасителей-теоретиков надо было орать: «Пожар!»
Но уж слишком глупо посреди улицы.
Вопль: «Террористы!» кажется сейчас уместнее, но эффект все равно нулевой.
Некий хорошо разогретый спиртным парень, не замечая, что более трезвые граждане метнулись в подъезды, вступился:
— Мужики, вы че?
— Глянь, обкурилась и ломанулась из дома родного чуть ли не в трусах…
Видно, при желании джинсы и свитер, влажные от осеннего дождя, можно считать одними-единственными трусами.
— Че делают суки, — переметнулся на сторону похитителей мой защитник. — Я свою раньше тоже ловил. Теперь завязал, ша.
Пока он сокрушался, меня погрузили на заднее сиденье «раздолбанной трахомы», как выражался Балков. Где ты, Сергей? Ты бы им задал трепку. Я не успела рассказать тебе, что Виталий Кропотов был с Варварой в кино, где, исполняя чьи-то указания, репетировал показанную ею позже в управлении сцену. Многого не успела. Лишь повыбивавшись, я почувствовала, насколько замерзла и намаялась. Поэтому искренне предалась критике троих пассажиров и водителя:
— Паразиты, не могли раньше схватить? Обязательно надо было вдоволь полюбоваться на мои синеющие руки и губы? У, уроды.
— Не, под кайфом, не выдрючивается, — сказал тот, кто не покидал переднего кресла.
И обернулся. Я его в первый раз видела. Впрочем, остальных тоже. Подумала:
«Еще немного — и поверю, будто наркоманка». На секунду приободрилась: может, эти люди из отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков? Кого еще может волновать, под кайфом я или нет?
Только почему они направляют стопы — елки, колеса! — за город? Когда-то меня насильно катали — правда, на иномарке — вместе с бессознательным, после удара кастетом в висок, Борисом Юрьевым. Господи, тогда и вялый Борин бок служил опорой.
Я не унижусь пред тобою.
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай, мы чужие с этих пор…
— Сбрендила? Стишки сочиняешь?
Уговариваешь себя гордость выказать?
Я потрясла головой. Она болела. «Выказать» — неплохо звучало. Нет, подонок, мне хотелось заставить вас говорить с шизонутой женщиной без церемоний.
Авось догадаюсь, чьи вы холуи. Как-то я пробовала неделю голодать, от шлаков избавлялась. И сделала открытие: если после продолжительной голодухи поесть, возникает состояние, похожее на приятное легкое опьянение. Оказалось, что с замерзшим и отогревшимся творится то же самое. Меня действительно неостановимо несло на треп и смех. Поэтому я пояснила:
— Не я сочиняю, Лермонтов.
— Тоже рано хлопнули…
Этого «тоже» мне было достаточно.
Я струсила. Но на последний протест четверостишием отважилась:
Получив твою меткую ярость,
Покачнусь и скажу, как актер,
Что я с бабами не стреляюсь,
Из-за бабы — другой разговор…
— Лермонтов? — встрепенулся детина слева от меня. На «баб» он реагировал слишком резво. — С тобой не соскучишься.
— Вознесенский, неуч. Его сейчас в школе проходят. — Я знала, необходимо набраться мужества и замолчать. Но не получалось. Чудилось, что закрыть рот означало умереть. И, злясь на себя, я все же произнесла:
— Кончу, говоришь, подобно Михаилу Юрьевичу Лермонтову?
Водила вдруг заржал во всю глотку.
Луженую, между прочим. Подействовало лучше поэтических цитат. Они недоуменно на него вытаращились и напряглись.
— Подобно мужику Лермонтову кончит.., охо-хо.., баба…
— Скот, — грустно и тихо сказала я. — Самое отвратительное в нашей гребаной жизни то, что я тебя поняла наравне с ними. А бывало, притворялась настоящей леди.
И настал момент жесточайшего испытания надеждой и разочарованием.
— Настоящая леди тоже все понимает, но делает вид, что ей невдомек. Вы нечто среднее между слабо натасканной леди и сильно зацикленной дурой, — подал глухой голос мужчина справа. Ото, он воспринимал человеческую речь.
— А вы — гибрид бесхозного умника и наемного убийцы. Добро бы вам платили, как второму. Наверняка, как первый получаете, — парировала я.
— Заткнись, — устало посоветовал он. — Тебя ждут не дождутся.
Я, конечно, заткнулась. Страшнее всего быть одной против многих. Если кто-то где-то ждет, уже есть смысл «сохранять лицо».
Стемнело. На неведомом повороте мне нацепили на глаза носовой платок и стянули сзади руки. Подумалось о Юре Загорском. Следы от веревок на щиколотках и запястьях, большое количество героина в вену. Славе — нож в сердце.
Лже-Загорскому — воздух в вену и в итоге — в сердце. У убийц был выбор. У меня не было.
— Полина!
С глаз сняли платок и чувствительно пихнули в шею. Освещение было скудным — маломощная лампочка над входом. Мне навстречу, будто стремясь подхватить, дернулся Юрьев. Кивнул Саня.
Оба были связаны и сидели на цементном полу небольшого подвала. Рядом с Борисом лежали огромные валенки, остальное было прикрыто старым пледом.
У другой стены тоже валялось тело. Я с трудом узнала обросшего, бледного Лешу Трофимова. Парня опять ломало. Судя по хрипам вместо вдохов и выдохов, ему было совсем худо.
— Мальчики, вы живы, вот счастье! — обрадовалась я.
— Будем живы, пока Варвару Линеву не притащат, — мрачно сказал Саня. — Такой компанией и покинем мир.
— При чем тут Варвара?
— Нас всех вычислили, Полина. Когда узнали, что ты пишущая о нар коте и СПИДе журналистка, решили, будто Варвара тебя специально в университете подцепила. Она давно порывалась с крючка соскользнуть. Зинаиду жалела, пыталась разборки устраивать.
Я боялась, что нас подслушивают, поэтому об отъезде Линевой не заикнулась. Потерять шанс на лишний час из-за болтливости? Не на ту напали. Долго им придется Варвару искать. Парни же наперебой откровенничали. Саню изловили первым, когда он покупал сигареты.
Впихнули в машину, навалились, скрутили. Держали в другом подвале без пищи, сюда транспортировали лишь несколько часов назад. Здесь уже валялся отделанный до кровоподтеков Борис, доходил Леша и разлагался сторож. Вероятно, мы на даче Трофимовых. Младший хозяин кайфовал себе в какой-то землянке в роще, оттуда его и приволокли. «Надо же, угадала, но не нашла», — подумала я. Юрьева взяли на улице, когда он спешил на свидание к Варваре.
Только тут я вникла в сказанное о стороже и непроизвольно взвизгнула. Они неуверенно переглянулись, потом дошло, утешили, мол, к присутствию трупа быстро привыкаешь.
— Ты сядь к нему затылком, Поля, — посоветовал Борис. — Не на пол, ко мне на ноги. Женщинам на цемент нельзя, мать сестре говорила.
Я была тронута. Чтобы не разнюниться, спросила:
— А если полковник узнает? Я у тебя на коленях!
Он сумел засмеяться. Я храбро села на пол.
Мы договорились рассказать друг другу все. Выживет кто-нибудь, передаст по назначению. Начал Саня. Он предложил Лене потрясти мадам Трофимову.
Рассуждал здраво: не погибни Слава сразу после того, как записывал номер ее «Фольксвагена», можно было насмехаться над его теорией о банде Трофимовых — Красновых сколько влезет. Но после убийства идейного студента обстоятельства менялись. Еще Саня собирался заняться Лешей. Наркоман, за дозу мигом расколется, все семейные тайны выдаст.
— Меня тоже осеняло, что Зина впустила его со лже-Загорским Поэтому и в квартире оставила бардак, который они вместе с Трофимовым устроили, — поддержала я.
— Кто был за рулем «шестерки» мы догадываемся, — вставил Борис.
— Кропотов? — подсказала я.
— Леня, — едва проглотил мат Юрьев. — Меня изолировали, когда я предупредил коллег о контактах с Линевой.
Когда Леня узрел мои перекрашенные дохмы и усы. Саню сразу после того совещания умыкнули.
Обсудили вопрос, который я не смогла задать Измайлову. Откуда Варваре было известно про лаз? Постановили: то ли Леша за наркотики, то ли сторож за деньги позволяли кому-то из преступников тут ночевать. И виной неприветливости дедка была обычная подслеповатость.
— Кстати, Славу зарезал Виталик Кропотов, — сообщил Борис. — Серега и с фотороботом не мучился. Адрес был, ресторан, где этот жук экспедиторствовал, неподпольный. Отследил влюбленного и незаметно щелкнул фотоаппаратом. Еще днем показали его мордень всем, кому велел полковник. Виктор Николаевич гений. И парень из университета, и бабка с семечками в один голос подтвердили: «Он». Собирались его ночью брать. Ты с Балковым сегодня виделась?
У него в глазах блистала лютая тоска.
Я не посмела травить лейтенанта тем, что друг свободен и не может его освободить. Качнула челкой отрицательно. Борис протяжно вздохнул.
Пришел черед моего выступления.
— А ведь нас здесь всех сожгут, мальчики, — окрылила я Саню и Борю. — Лешке и Линевой постараются сохранить узнаваемость. Будто он в состоянии наркотического бреда обагрил руки нашей кровушкой по локти. Белая «шестерка» будет заманчиво приоткрыта в овражке.
То есть Алексей Трофимов — наркоторговец, наркоман и убийца. И совершил он все свои преступления на пару с Варенькой Линевой. А Зиночка Краснова использовалась в качестве ширмы. Пусть еще Кропотов участвовал. Тогда, если он не задержан, и его уничтожат. Как-то подзабылось, что Варвара ждала объявления маман Трофимова о найме строителей. А это — сигнал к оккупации рощи. Собрать нас в кучу неимоверно трудно, поэтому возят по одному.
— Поля, ты в шоке, — сказал Борис. — Балков и Воробьев обследовали рощу. Строители настоящие.
— Кое-кто из них, вероятно. Днем трудятся, а пара бандитов отгоняет любопытных от овражка. Ночью строители спят по домам, а шайка собирается на даче.
— Погоди, Поля, — вскинулся Саня. — Каркаешь ты мастерски. Только зачем Трофимова с Линевой жечь, если они…
— Так не они. Ту же Варю газетное объявление Трофимовой попросил отслеживать Кропотов, самому недосуг. Но их следующими после Красновой предложат в убийцы. Менты умные, сообразили, что Краснову подставили. Может, сойдутся на том, что свихнувшийся от наркоты Трофимов всех нас сюда пригласил, порешил, подпалил дачку и сам сгорел. Леня — выродок, согласна. Мы умрем, а он речь над закрытыми гробами произнесет. Ты женат, Саня?
— Нет.
— Других родственников на надежном милицейском плече приголубит.
Как же вы не разобрались, что вас предает свой?
Вместе с Саней понурился и Юрьев.
И вдруг встрепенулся:
— Не томи, Полина. Все-таки характер у тебя ужасный.
— Извините, мальчики. Глупо помирать из-за мента, а не уголовника, сорвалась. Вас сюда заперли по приказу Лени.
А меня? Измайлов не говорил, что я журналистка. И Борис тоже. Так, Саня?
— Точно! — потрясенно воскликнул он. — Точно, это мудилы в машине говорили. Я решил, будто Ленька без меня дознался.
Сказать могла только Лилия Петровна Вешкова, с которой мы неожиданно столкнулись в квартире. И только подруге своей, хозяйке квартиры, Марии Ивановне Бердиной. Сгонять на моторе с рынка к Зине удобно. Примелькалась везде, лотки в разных концах, продавщицы полагают, что она сейчас других проверяет или в административный корпус завернула. А то и наблюдает за ними из укрытия. Пару часов урвать легко. Юра Загорский говорил, будто его папа вплотную приблизился к торгующим наркотиками людям. Его заманили в ловушку.
Юная порядочная Зина должна была свидетельствовать о порядочности намерений, предложить кофе. А потом погибнуть под колесами. Весьма символично, таблетки тоже на жаргоне именуются «колесами». Итак, Загорского убили изощренно.
— Лже-Загорского, — автоматически поправил Борис.
— Нет, Боря, настоящего Загорского, отца Юры. Мотаясь под дождем, я фантазировала. И ты попробуй. Кому он доверился настолько, что пришел с визитом? Кто украл у него в Волгограде паспорт, который он, по его словам, принес домой, чтобы или удержать, или потерзать? Кто сохранил? Балков заметил, что документ почти новый, будто им не пользовались много лет.
— Друг? — подавленно спросил Борис.
— Отключись ненадолго от подлости Лени, елки!
Жена, которая сначала не захотела переезжать к нему, затем вышла замуж и отослала семилетнего Юрика к отцу. Но позже перебралась, преуспела в челночном бизнесе, не брезговала продажей наркоты, матерела. Вероятно, Юра мельком увидел ее в городе, отсюда его навязчивая идея о встрече с мамой. Все принимали это за нарушение психики наркотиками, но он правда встретил мать.
Загорский-старший медленно и верно двигался по цепочке, пока не наткнулся на звено — бывшая жена, мать Юры. Хотел упросить пощадить сына. Не получилось.
Сообщник Марии Ивановны Бердиной владел паспортом Загорского, благо был похож на него. И стал играть его роль. Загорский соответственно после того, как его умертвили, стал лже-Загорским, сомнительной личностью, мертвым неопознанным телом. Юру то ли запутали, то ли посулили свидание с мамой, но главное, начали снова обильно кормить наркотиками. Ограничили контакты с Вешковой. То-то она жаловалась, что Загорский зазнался и почти не обращается к ней, как бывало раньше.
Меня подвел совет Лилии Петровны обратиться к отцу Юры. Мертвому?! Когда она проболталась Бердиной, что интервьюировавшая ее журналистка и соседствующая с Варварой Полина — одно и то же лицо, догадаться о провокации труда не составило. Я и попала в список на умерщвление.
— За рулем сбивших Зину «Жигулей» мог оказаться и подставной Загорский.
Хотя менту Лене проще было выбраться на «замаранной» машине, — закруглилась я. Потом предупредила:
— Это не финал. Передохну, в горле першит.
Пауза была долгой.
— Боря, можно я об тебя спину погрею? — спросила я.
— Пожалуйста, — разрешил Борис и не удивился. — Обопрись, мы не йоги, мебельными валиками избалованы.
Ни он, ни Саня не задавали основного вопроса. В курсе ли Измайлов? Есть ли у нас крохотная надежда спастись, если затянутся поиски Варвары Лицевой?
— Я так хотела, чтобы полковник выяснил у Вешковой, употребляет ли Мария Ивановна Бердина слово «лебезить».
От слов отвыкнуть тяжелее, чем от табака. Юрину мать звали Марией Ивановной.
Снова воцарилась тишина. Не выдержал импульсивный Борис:
— Полковнику сообщила?
— Не дали, мерзавцы. Зато на меня напоролась соседка Зины, которая может доказать — Краснова не убивала гостя. Лилия Петровна Вешкова рано или поздно не признает в папаше Юры господина Загорского. И смерть мальчика от передозировки насторожит ее.
— Откуда сведения про мальчика? — спросил Саня.
— Я ему «Скорую» вызывала. Был плох. Слишком. Дверь ломал Сергей Балков. Молитесь, чтобы Юра выкарабкался.
— Все-таки ты виделась с Серегой? — прохрипел Юрьев.
— Не без того.
— Пойду стукну мрази, — застонал Саня. — Пусть дадут воды.
— Не стоит, потерпим, — отказалась я.
— Пойду…
С ревом: «X.., ты отсюда выйдешь!» благовоспитанный Борис Юрьев вскочил на ноги. И саданул Сане каблуком в солнечное сплетение. Но затекшая конечность подвела, удар получился слабоват. Хорошо, что Саня тоже провел часы в утомительной позе и не ожидал от Бориса такой прыти. Юрьеву удалось, не мешкая, повторить удар — по челюсти.
— Теперь я тебе спутаю и ручонки, и ножонки, падаль, — пообещал Борис и немедленно осуществил свое намерение.
Руки Сани и впрямь были просто сложены на пояснице. Он не был связан.
— Спасибо, дедушка. Как вы вынесли? Мучились, но не шелохнулись. Покойник и покойник.
— Я же разведчик, детки, — прошептал старик.
И умер. С тех пор я усвоила, как трудно плакать без слез.
Поднятый Саня костерил меня самыми жуткими проклятьями. Я их ему мысленно вернула, мне чужого не надо.
— Зачем ты хватал трубку, когда убивал Юру Загорского? — вклинилась я в краткий промежуток. — Забыл, что и на старуху бывает проруха?
— Затем! Сопляк наприглашал толпу отморозков. Они бы ломились в дверь и переполошили весь подъезд. Кто же мог представить, что ты к пацану вяжешься?
Одноклассницей притворяешься. Идиотка.
— Соображаю я неплохо, Саня. Деда прикончили, потому что от него не скроешь, что ты приехал сюда сам, нигде тебя не держали. Он поверил, что вы охраняете стройматериалы, грибы вам собирал и жарил, суетился: «Сынки, сынки…» Вы отправляли его на боковую и притаскивали в подвал сначала Лешу, потом Бориса.
— Никому нельзя доверять, — сплюнул Саня. — Поручил им партизана, так убить не сумели. Живучее, блин, поколение.
Сергей Балков ударил его, связанного. И после не каялся в содеянном.
Голос Сани я узнала практически сразу. Этот дядя не желал отдавать мне учебник алгебры. Затем он слишком напирал на виновность Лени, накручивал Бориса. Обычно менты не допускают и мысли об измене своих до последнего.
А у Сани не было ни фактов, ни доказательств. Ему бы помалкивать, но уж очень приспичило выведать, что мы раскопали по убийствам, пока он прикидывался похищенным. По-настоящему он оплошал, когда назвал не только мою профессию, но и объединил в тему статьи наркотики и СПИД. Не познакомься я с Вешковой, о «чуме двадцатого века» в тексте появилось бы несколько скупых строк. Даже ложь (дескать, в их отделе снабдивший меня сведениями и завизировавший свою часть сотрудник персонально сообщил ему об этом) не прошла бы. Я в милиции о СПИДе и не обмолвилась, только о наркотиках. Ссылка на треп бандюг в машине была вообще смехотворной. Позволь они себе подобное, он сам расстрелял бы их.
Но преувеличивать своих заслуг нечего. Спасли нас дед сторож, удача, сохранившая ему фронтовое мужество и стойкость. Когда «труп» погладил меня по руке, я окаменела и поэтому не совершила глупости. Перочинный нож разрезал веревки. На мгновение показалось, что он воткнется мне под лопатку. Но путы спали, и режущий предмет очутился в моей вспотевшей ладони. Надо было предупредить Бориса Юрьева. Размер помещения не позволял перешептываться.
Тогда я вспомнила детскую игру. Один выводит на спине буквы, другой «читает». Я не прислонялась к Борису, а рисовала на нем послание. Дело многотрудное, кисти-то вывернуты. Он не сразу понял, что происходит. Поняв, внимал телом, хотя признавался потом — было щекотно. И неприятно — я поранила его, освобождая. Не слишком глубоко.
— Чуть кисть не отпилила, — ворчал он по пути домой.
Наверное, Саня дождался бы в нашем обществе привоза Варвары и выслушал свежие новости от нее. Да сообщение о том, что Юру Загорского отправили в клинику, заставило его торопиться.
— Поля, Линева пропала, — буркнул Сергей Балков. — Стыдоба тебя расстраивать, но он вас морочил. Успели закопать девчонку в лесу.
— Я его морочила. Варвара вчера вечером выслана на родину. Не от избытка ума, каюсь. Просто мне не нравится, что вы все к ней неровно дышите. Ее письменные показания я от греха запечатала в конверт и кинула в почтовый ящик соседки.
Они захохотали разом. Немного нарочитый хохот становился все беззаботнее, все искреннее.
— Как вы нас нашли? — спросила я, довольная тем, что взбучка за самоуправство отменяется.
— Мы по-деревенски кумекали, — заскромнкчал Измайлов.
Они «пасли» Виталия Кропотова — на работу, с работы. Они упорно слонялись возле его дома. Часов в одиннадцать вечера парень отправился пройтись.
И почти сразу перед ним распахнулась дверца «раздолбанной трахомы». Машину довели до двора, тройку мужчин — до двери нашей с Варварой в недавнем прошлом квартиры. На звонок открыла хозяйка, Мария Ивановна Берлина. Сказала:
— Ни той, ни другой нет. Деньги обе на тумбочке бросили. Чья-то сумка стоит с собранными вещами.
— Новенькая у нас, случайно на улице подловили. Жди Варвару, — приказали ей. — Без этой курвы фейерверка не будет.
Колю Воробьева, некогда возмущавшегося количеством Варвариных ошибок, оставили у подъезда. Измайлов погнал свою собственную «девятку» за «трахомой». Виталия Кропотова подбросили на дачу Трофимовых. Прочие снова колесили в городе. Далее Сергей Балков залег на опушке, Вик на огромной скорости помчался за ОМОНом. Пока прибыли, пока разобрались с небольшой, но отлично вооруженной охраной дачи и участка, встретили и взяли прибывших без Варвары ездоков, рассвело.
— Жаль деда, — сказал Сергей. — А Юра будет жить. Ему еще лечиться и лечиться, но жить будет.
Я всплакнула, теперь слезами.
— Блестящая работа, детка, — похвалил меня Вик. После каждого дела, в которое я влезаю, мне снятся эти слова. Но расщедрился на них Измайлов впервые.
И вдруг я застеснялась:
— Я была поводырем слепой и глухой удачи. Вы бы и без меня справились.
— Верно, — улыбнулся Борис Юрьев. — Без тебя, без меня и Юры Загорского, Варвары и Трофимова. — И хитро добавил:
— Только на коленях у меня ты так и не посидела.
— Что? — прищурился полковник Измайлов. — Вы чем в подвале занимались?
Ты к чему ее склонял перед смертью?
«Это тебе за увлечение Варей Линевой», — подумала я.
Над городом разгоралось утро.
Самой не стоялось на месте. Мы с лейтенантом побили все рекорды, оказавшись у двери Загорских через полчаса ноздря в ноздрю. Запыхались. Слегка отдышались. Я принялась мучить звонок и одновременно пинать преграду ногой.
Из квартиры раздалось приглушенное бульканье. Оно было странным и непривычным, однако подняло Балкова в сыскарскую стойку.
— Сережа, в фильмах показывают ваши отмычки. Не стесняйся, отопри.
— У меня ничего подобного нет.
— Ломай!
— Не имею права.
Я начала бросаться на дверь. Психоз заразителен. Сергей крякнул, поднатужился и…
Юра Загорский с пеной на сизых губах пытался шевелиться. Или корчился в судорогах. Как мы с Сергеем не пришибли его дверью? Чудо. Пол вокруг мальчика был мокрым и липким. Он умирал.
Балков ловко повернул Юру на бок, я неверными пальцами запихнула в розетку отключенный телефонный шнур и вызвала «Скорую».
— Предупреди, что менты контролируют срок прибытия…
Я предупредила. Срок выбрали минимальный.
— Не довезем, круто ширнулся, — вздохнул молодой медбрат, возясь с капельницей. — По несколько раз в сутки маемся с наркоманами. Вы еще позвонили, другие уползают от подыхающего.
А минут на двадцать раньше нельзя было?
— Нельзя! — крикнул Балков.
Я впервые слышала его крик. Он забубнил в трубку какие-то объяснения.
Позвал меня:
— Поля, Виктор Николаевич на проводе. Я предупредил, что ты не в себе.
Вик был мягок и нежен. Чаровал нарочито ровным тоном. Я истерически сообщила ему:
— Его убили наркотиками, он предсказывал. Кто?!
— На идиотские вопросы не отвечаю, — вспылил Измайлов.
Я словно очнулась после обморока.
Нервные клетки у ментов были на исходе. Но Вик обуздал страсти и снова заговорил спокойно. Мне надлежало отправляться с Юрой в больницу и дожидаться в его палате дежурного милиционера.
Сергею дозволялось пошарить в ящиках и шкафах Загорских. Потом к телефону позвали доктора. Тот заявил:
— Не сам он себя колол, товарищ полковник. Доза лошадиная, я не видел таких рисковых. Вены у мальчишки сносные, должен был четвертью вколотого обходиться, а то и меньше. Разве что самоубийца. Но счеты с жизнью они чаще сводят, когда наркотика нет. А у этого — Клондайк. Да, главное, следы на запястьях и щиколотках, будто связан был крепко. Когда убедились, что загибается, развязали.
Я представила связывающую Юру… Вешкову… По извилинам не проходили мысли такого сорта. Вспомнились ее выступления о необходимости курсов, где наркоманов научат стерилизовать шприцы, оказывать друг другу первую помощь при передозировке. И организовала ведь она этот ликбез, заставила коллег проводить занятия бесплатно. Есть предел цинизму, даже моему. Я не рассказала Вику о своих утренних подозрениях, отнесла их к помутнению рассудка.
Меня заторопили — Юра уже лежал на носилках — белый, с заострившимся носом и черными веками.
— Жив? — спросила я.
— Пока жив. Поторопимся, у нас реанимационная машина. Скоро прояснится, не в рубашке ли малый родился…
Он не умер и через два часа, когда я выползла на улицу из клиники. Прогноз медики давали наихудший, но обещали «сделать все возможное».
Ветер дул студеный, дождь накрапывал настырный, и дико было смотреть на зеленые листья и клумбы с разноцветными астрами. Только теперь до меня дошло, что я забыла у Загорских куртку.
А в куртке деньги. Никогда доселе так не актерствовала. Меняла автобус на троллейбус, троллейбус на трамвай — больница находилась на краю света, и каждому озверевшему от скуки контролеру жалобно пела про ограбивших девушку хулиганов. Одной бесчеловечной бабе удалось меня высадить. От другой отбили тронутые моей придурью пассажиры.
Но на проезд никто не подал. Дорогой я не думала о преступлениях и преступниках. Дрожала и стремилась в тепло, изредка взбадривая себя словом «автопилот». Прохожие шарахались, автомобили рядом не тормозили. Измайлов не велел мне возвращаться в снятую квартиру, дескать, разберемся с хозяйкиной платой.
Но до сухого белья и плаща было ближе, чем до управления, каких-то полчаса рысцой.
Прозрение меня не посетило. Оно мне словно по физиономии врезало. Я зажмурилась, в потемках оказалось уютнее. «Чудовищно. Брежу от холода и голода, изгойство — я пространству. мой удел», — сказала — Пить надо меньше, — отозвался лощеный тип с кейсом. Поблагодарить его за совет сил не хватило. Пришлось прислониться к витрине дорогого магазина. Некто в черном высунулся из двери и погрозил мне.
— Накинь ливрею, потом играй пальцами, — выстучали мои зубы.
Я даром обеспечиваю прозрачность стекол фигурой, тру их, потому что качает, а он хамит.
Телефон мировых стандартов был рядом, но карточка тоже осталась в куртке.
В кармане джинсов завалялся жетон. Проклиная изыски городских властей старушечьим: «Людям жрать нечего, а они хреноты понавешали», я заметалась по асфальту. Причем краем забрезжившего над равнодушием сознания отметила, что про «жратву и хреноту» в нас с рождения заложено, а вовсе не от жизненных тягот ближе к смерти возникает. Мне необходимо было связаться с Измайловым и внятно сказать: "Сторож не признал Варвару. Откуда ей тогда известно о дыре в заборе дачи Трофимовых? — И успеть крикнуть:
— Позвони Лилии Петровне Вешковой и спроси…"
Я не успела даже сформулировать, что именно. Меня за шкирку вытащили из наконец-то обнаруженного в подворотне автомата обычной конструкции и поволокли к машине. Их было двое. Общий типаж — охранник, которому я порекомендовала облачиться в ливрею. Я во всю ивановскую завопила:
— Спасите, помогите!
Согласно рекомендациям спасителей-теоретиков надо было орать: «Пожар!»
Но уж слишком глупо посреди улицы.
Вопль: «Террористы!» кажется сейчас уместнее, но эффект все равно нулевой.
Некий хорошо разогретый спиртным парень, не замечая, что более трезвые граждане метнулись в подъезды, вступился:
— Мужики, вы че?
— Глянь, обкурилась и ломанулась из дома родного чуть ли не в трусах…
Видно, при желании джинсы и свитер, влажные от осеннего дождя, можно считать одними-единственными трусами.
— Че делают суки, — переметнулся на сторону похитителей мой защитник. — Я свою раньше тоже ловил. Теперь завязал, ша.
Пока он сокрушался, меня погрузили на заднее сиденье «раздолбанной трахомы», как выражался Балков. Где ты, Сергей? Ты бы им задал трепку. Я не успела рассказать тебе, что Виталий Кропотов был с Варварой в кино, где, исполняя чьи-то указания, репетировал показанную ею позже в управлении сцену. Многого не успела. Лишь повыбивавшись, я почувствовала, насколько замерзла и намаялась. Поэтому искренне предалась критике троих пассажиров и водителя:
— Паразиты, не могли раньше схватить? Обязательно надо было вдоволь полюбоваться на мои синеющие руки и губы? У, уроды.
— Не, под кайфом, не выдрючивается, — сказал тот, кто не покидал переднего кресла.
И обернулся. Я его в первый раз видела. Впрочем, остальных тоже. Подумала:
«Еще немного — и поверю, будто наркоманка». На секунду приободрилась: может, эти люди из отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков? Кого еще может волновать, под кайфом я или нет?
Только почему они направляют стопы — елки, колеса! — за город? Когда-то меня насильно катали — правда, на иномарке — вместе с бессознательным, после удара кастетом в висок, Борисом Юрьевым. Господи, тогда и вялый Борин бок служил опорой.
Я не унижусь пред тобою.
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай, мы чужие с этих пор…
— Сбрендила? Стишки сочиняешь?
Уговариваешь себя гордость выказать?
Я потрясла головой. Она болела. «Выказать» — неплохо звучало. Нет, подонок, мне хотелось заставить вас говорить с шизонутой женщиной без церемоний.
Авось догадаюсь, чьи вы холуи. Как-то я пробовала неделю голодать, от шлаков избавлялась. И сделала открытие: если после продолжительной голодухи поесть, возникает состояние, похожее на приятное легкое опьянение. Оказалось, что с замерзшим и отогревшимся творится то же самое. Меня действительно неостановимо несло на треп и смех. Поэтому я пояснила:
— Не я сочиняю, Лермонтов.
— Тоже рано хлопнули…
Этого «тоже» мне было достаточно.
Я струсила. Но на последний протест четверостишием отважилась:
Получив твою меткую ярость,
Покачнусь и скажу, как актер,
Что я с бабами не стреляюсь,
Из-за бабы — другой разговор…
— Лермонтов? — встрепенулся детина слева от меня. На «баб» он реагировал слишком резво. — С тобой не соскучишься.
— Вознесенский, неуч. Его сейчас в школе проходят. — Я знала, необходимо набраться мужества и замолчать. Но не получалось. Чудилось, что закрыть рот означало умереть. И, злясь на себя, я все же произнесла:
— Кончу, говоришь, подобно Михаилу Юрьевичу Лермонтову?
Водила вдруг заржал во всю глотку.
Луженую, между прочим. Подействовало лучше поэтических цитат. Они недоуменно на него вытаращились и напряглись.
— Подобно мужику Лермонтову кончит.., охо-хо.., баба…
— Скот, — грустно и тихо сказала я. — Самое отвратительное в нашей гребаной жизни то, что я тебя поняла наравне с ними. А бывало, притворялась настоящей леди.
И настал момент жесточайшего испытания надеждой и разочарованием.
— Настоящая леди тоже все понимает, но делает вид, что ей невдомек. Вы нечто среднее между слабо натасканной леди и сильно зацикленной дурой, — подал глухой голос мужчина справа. Ото, он воспринимал человеческую речь.
— А вы — гибрид бесхозного умника и наемного убийцы. Добро бы вам платили, как второму. Наверняка, как первый получаете, — парировала я.
— Заткнись, — устало посоветовал он. — Тебя ждут не дождутся.
Я, конечно, заткнулась. Страшнее всего быть одной против многих. Если кто-то где-то ждет, уже есть смысл «сохранять лицо».
Стемнело. На неведомом повороте мне нацепили на глаза носовой платок и стянули сзади руки. Подумалось о Юре Загорском. Следы от веревок на щиколотках и запястьях, большое количество героина в вену. Славе — нож в сердце.
Лже-Загорскому — воздух в вену и в итоге — в сердце. У убийц был выбор. У меня не было.
* * *
Пахло деревьями и увядающей листвой. Под ногами шуршало, тропинка была ровной и упругой. Скрип двери, аромат тушенки, десять довольно широких ступеней вниз. Затхлость, запах терпкого пота, мочи, вскрик:— Полина!
С глаз сняли платок и чувствительно пихнули в шею. Освещение было скудным — маломощная лампочка над входом. Мне навстречу, будто стремясь подхватить, дернулся Юрьев. Кивнул Саня.
Оба были связаны и сидели на цементном полу небольшого подвала. Рядом с Борисом лежали огромные валенки, остальное было прикрыто старым пледом.
У другой стены тоже валялось тело. Я с трудом узнала обросшего, бледного Лешу Трофимова. Парня опять ломало. Судя по хрипам вместо вдохов и выдохов, ему было совсем худо.
— Мальчики, вы живы, вот счастье! — обрадовалась я.
— Будем живы, пока Варвару Линеву не притащат, — мрачно сказал Саня. — Такой компанией и покинем мир.
— При чем тут Варвара?
— Нас всех вычислили, Полина. Когда узнали, что ты пишущая о нар коте и СПИДе журналистка, решили, будто Варвара тебя специально в университете подцепила. Она давно порывалась с крючка соскользнуть. Зинаиду жалела, пыталась разборки устраивать.
Я боялась, что нас подслушивают, поэтому об отъезде Линевой не заикнулась. Потерять шанс на лишний час из-за болтливости? Не на ту напали. Долго им придется Варвару искать. Парни же наперебой откровенничали. Саню изловили первым, когда он покупал сигареты.
Впихнули в машину, навалились, скрутили. Держали в другом подвале без пищи, сюда транспортировали лишь несколько часов назад. Здесь уже валялся отделанный до кровоподтеков Борис, доходил Леша и разлагался сторож. Вероятно, мы на даче Трофимовых. Младший хозяин кайфовал себе в какой-то землянке в роще, оттуда его и приволокли. «Надо же, угадала, но не нашла», — подумала я. Юрьева взяли на улице, когда он спешил на свидание к Варваре.
Только тут я вникла в сказанное о стороже и непроизвольно взвизгнула. Они неуверенно переглянулись, потом дошло, утешили, мол, к присутствию трупа быстро привыкаешь.
— Ты сядь к нему затылком, Поля, — посоветовал Борис. — Не на пол, ко мне на ноги. Женщинам на цемент нельзя, мать сестре говорила.
Я была тронута. Чтобы не разнюниться, спросила:
— А если полковник узнает? Я у тебя на коленях!
Он сумел засмеяться. Я храбро села на пол.
Мы договорились рассказать друг другу все. Выживет кто-нибудь, передаст по назначению. Начал Саня. Он предложил Лене потрясти мадам Трофимову.
Рассуждал здраво: не погибни Слава сразу после того, как записывал номер ее «Фольксвагена», можно было насмехаться над его теорией о банде Трофимовых — Красновых сколько влезет. Но после убийства идейного студента обстоятельства менялись. Еще Саня собирался заняться Лешей. Наркоман, за дозу мигом расколется, все семейные тайны выдаст.
— Меня тоже осеняло, что Зина впустила его со лже-Загорским Поэтому и в квартире оставила бардак, который они вместе с Трофимовым устроили, — поддержала я.
— Кто был за рулем «шестерки» мы догадываемся, — вставил Борис.
— Кропотов? — подсказала я.
— Леня, — едва проглотил мат Юрьев. — Меня изолировали, когда я предупредил коллег о контактах с Линевой.
Когда Леня узрел мои перекрашенные дохмы и усы. Саню сразу после того совещания умыкнули.
Обсудили вопрос, который я не смогла задать Измайлову. Откуда Варваре было известно про лаз? Постановили: то ли Леша за наркотики, то ли сторож за деньги позволяли кому-то из преступников тут ночевать. И виной неприветливости дедка была обычная подслеповатость.
— Кстати, Славу зарезал Виталик Кропотов, — сообщил Борис. — Серега и с фотороботом не мучился. Адрес был, ресторан, где этот жук экспедиторствовал, неподпольный. Отследил влюбленного и незаметно щелкнул фотоаппаратом. Еще днем показали его мордень всем, кому велел полковник. Виктор Николаевич гений. И парень из университета, и бабка с семечками в один голос подтвердили: «Он». Собирались его ночью брать. Ты с Балковым сегодня виделась?
У него в глазах блистала лютая тоска.
Я не посмела травить лейтенанта тем, что друг свободен и не может его освободить. Качнула челкой отрицательно. Борис протяжно вздохнул.
Пришел черед моего выступления.
— А ведь нас здесь всех сожгут, мальчики, — окрылила я Саню и Борю. — Лешке и Линевой постараются сохранить узнаваемость. Будто он в состоянии наркотического бреда обагрил руки нашей кровушкой по локти. Белая «шестерка» будет заманчиво приоткрыта в овражке.
То есть Алексей Трофимов — наркоторговец, наркоман и убийца. И совершил он все свои преступления на пару с Варенькой Линевой. А Зиночка Краснова использовалась в качестве ширмы. Пусть еще Кропотов участвовал. Тогда, если он не задержан, и его уничтожат. Как-то подзабылось, что Варвара ждала объявления маман Трофимова о найме строителей. А это — сигнал к оккупации рощи. Собрать нас в кучу неимоверно трудно, поэтому возят по одному.
— Поля, ты в шоке, — сказал Борис. — Балков и Воробьев обследовали рощу. Строители настоящие.
— Кое-кто из них, вероятно. Днем трудятся, а пара бандитов отгоняет любопытных от овражка. Ночью строители спят по домам, а шайка собирается на даче.
— Погоди, Поля, — вскинулся Саня. — Каркаешь ты мастерски. Только зачем Трофимова с Линевой жечь, если они…
— Так не они. Ту же Варю газетное объявление Трофимовой попросил отслеживать Кропотов, самому недосуг. Но их следующими после Красновой предложат в убийцы. Менты умные, сообразили, что Краснову подставили. Может, сойдутся на том, что свихнувшийся от наркоты Трофимов всех нас сюда пригласил, порешил, подпалил дачку и сам сгорел. Леня — выродок, согласна. Мы умрем, а он речь над закрытыми гробами произнесет. Ты женат, Саня?
— Нет.
— Других родственников на надежном милицейском плече приголубит.
Как же вы не разобрались, что вас предает свой?
Вместе с Саней понурился и Юрьев.
И вдруг встрепенулся:
— Не томи, Полина. Все-таки характер у тебя ужасный.
— Извините, мальчики. Глупо помирать из-за мента, а не уголовника, сорвалась. Вас сюда заперли по приказу Лени.
А меня? Измайлов не говорил, что я журналистка. И Борис тоже. Так, Саня?
— Точно! — потрясенно воскликнул он. — Точно, это мудилы в машине говорили. Я решил, будто Ленька без меня дознался.
Сказать могла только Лилия Петровна Вешкова, с которой мы неожиданно столкнулись в квартире. И только подруге своей, хозяйке квартиры, Марии Ивановне Бердиной. Сгонять на моторе с рынка к Зине удобно. Примелькалась везде, лотки в разных концах, продавщицы полагают, что она сейчас других проверяет или в административный корпус завернула. А то и наблюдает за ними из укрытия. Пару часов урвать легко. Юра Загорский говорил, будто его папа вплотную приблизился к торгующим наркотиками людям. Его заманили в ловушку.
Юная порядочная Зина должна была свидетельствовать о порядочности намерений, предложить кофе. А потом погибнуть под колесами. Весьма символично, таблетки тоже на жаргоне именуются «колесами». Итак, Загорского убили изощренно.
— Лже-Загорского, — автоматически поправил Борис.
— Нет, Боря, настоящего Загорского, отца Юры. Мотаясь под дождем, я фантазировала. И ты попробуй. Кому он доверился настолько, что пришел с визитом? Кто украл у него в Волгограде паспорт, который он, по его словам, принес домой, чтобы или удержать, или потерзать? Кто сохранил? Балков заметил, что документ почти новый, будто им не пользовались много лет.
— Друг? — подавленно спросил Борис.
— Отключись ненадолго от подлости Лени, елки!
Жена, которая сначала не захотела переезжать к нему, затем вышла замуж и отослала семилетнего Юрика к отцу. Но позже перебралась, преуспела в челночном бизнесе, не брезговала продажей наркоты, матерела. Вероятно, Юра мельком увидел ее в городе, отсюда его навязчивая идея о встрече с мамой. Все принимали это за нарушение психики наркотиками, но он правда встретил мать.
Загорский-старший медленно и верно двигался по цепочке, пока не наткнулся на звено — бывшая жена, мать Юры. Хотел упросить пощадить сына. Не получилось.
Сообщник Марии Ивановны Бердиной владел паспортом Загорского, благо был похож на него. И стал играть его роль. Загорский соответственно после того, как его умертвили, стал лже-Загорским, сомнительной личностью, мертвым неопознанным телом. Юру то ли запутали, то ли посулили свидание с мамой, но главное, начали снова обильно кормить наркотиками. Ограничили контакты с Вешковой. То-то она жаловалась, что Загорский зазнался и почти не обращается к ней, как бывало раньше.
Меня подвел совет Лилии Петровны обратиться к отцу Юры. Мертвому?! Когда она проболталась Бердиной, что интервьюировавшая ее журналистка и соседствующая с Варварой Полина — одно и то же лицо, догадаться о провокации труда не составило. Я и попала в список на умерщвление.
— За рулем сбивших Зину «Жигулей» мог оказаться и подставной Загорский.
Хотя менту Лене проще было выбраться на «замаранной» машине, — закруглилась я. Потом предупредила:
— Это не финал. Передохну, в горле першит.
Пауза была долгой.
— Боря, можно я об тебя спину погрею? — спросила я.
— Пожалуйста, — разрешил Борис и не удивился. — Обопрись, мы не йоги, мебельными валиками избалованы.
Ни он, ни Саня не задавали основного вопроса. В курсе ли Измайлов? Есть ли у нас крохотная надежда спастись, если затянутся поиски Варвары Лицевой?
— Я так хотела, чтобы полковник выяснил у Вешковой, употребляет ли Мария Ивановна Бердина слово «лебезить».
От слов отвыкнуть тяжелее, чем от табака. Юрину мать звали Марией Ивановной.
Снова воцарилась тишина. Не выдержал импульсивный Борис:
— Полковнику сообщила?
— Не дали, мерзавцы. Зато на меня напоролась соседка Зины, которая может доказать — Краснова не убивала гостя. Лилия Петровна Вешкова рано или поздно не признает в папаше Юры господина Загорского. И смерть мальчика от передозировки насторожит ее.
— Откуда сведения про мальчика? — спросил Саня.
— Я ему «Скорую» вызывала. Был плох. Слишком. Дверь ломал Сергей Балков. Молитесь, чтобы Юра выкарабкался.
— Все-таки ты виделась с Серегой? — прохрипел Юрьев.
— Не без того.
— Пойду стукну мрази, — застонал Саня. — Пусть дадут воды.
— Не стоит, потерпим, — отказалась я.
— Пойду…
С ревом: «X.., ты отсюда выйдешь!» благовоспитанный Борис Юрьев вскочил на ноги. И саданул Сане каблуком в солнечное сплетение. Но затекшая конечность подвела, удар получился слабоват. Хорошо, что Саня тоже провел часы в утомительной позе и не ожидал от Бориса такой прыти. Юрьеву удалось, не мешкая, повторить удар — по челюсти.
— Теперь я тебе спутаю и ручонки, и ножонки, падаль, — пообещал Борис и немедленно осуществил свое намерение.
Руки Сани и впрямь были просто сложены на пояснице. Он не был связан.
* * *
Ближе к рассвету на пороге нашей тюрьмы возник Виктор Николаевич Измайлов. Лешу Трофимова сразу устроили в машине неотложки. Мы с Борисом склонились над сторожем с пробитой, перевязанной рубашкой Юрьева головой:— Спасибо, дедушка. Как вы вынесли? Мучились, но не шелохнулись. Покойник и покойник.
— Я же разведчик, детки, — прошептал старик.
И умер. С тех пор я усвоила, как трудно плакать без слез.
Поднятый Саня костерил меня самыми жуткими проклятьями. Я их ему мысленно вернула, мне чужого не надо.
— Зачем ты хватал трубку, когда убивал Юру Загорского? — вклинилась я в краткий промежуток. — Забыл, что и на старуху бывает проруха?
— Затем! Сопляк наприглашал толпу отморозков. Они бы ломились в дверь и переполошили весь подъезд. Кто же мог представить, что ты к пацану вяжешься?
Одноклассницей притворяешься. Идиотка.
— Соображаю я неплохо, Саня. Деда прикончили, потому что от него не скроешь, что ты приехал сюда сам, нигде тебя не держали. Он поверил, что вы охраняете стройматериалы, грибы вам собирал и жарил, суетился: «Сынки, сынки…» Вы отправляли его на боковую и притаскивали в подвал сначала Лешу, потом Бориса.
— Никому нельзя доверять, — сплюнул Саня. — Поручил им партизана, так убить не сумели. Живучее, блин, поколение.
Сергей Балков ударил его, связанного. И после не каялся в содеянном.
Голос Сани я узнала практически сразу. Этот дядя не желал отдавать мне учебник алгебры. Затем он слишком напирал на виновность Лени, накручивал Бориса. Обычно менты не допускают и мысли об измене своих до последнего.
А у Сани не было ни фактов, ни доказательств. Ему бы помалкивать, но уж очень приспичило выведать, что мы раскопали по убийствам, пока он прикидывался похищенным. По-настоящему он оплошал, когда назвал не только мою профессию, но и объединил в тему статьи наркотики и СПИД. Не познакомься я с Вешковой, о «чуме двадцатого века» в тексте появилось бы несколько скупых строк. Даже ложь (дескать, в их отделе снабдивший меня сведениями и завизировавший свою часть сотрудник персонально сообщил ему об этом) не прошла бы. Я в милиции о СПИДе и не обмолвилась, только о наркотиках. Ссылка на треп бандюг в машине была вообще смехотворной. Позволь они себе подобное, он сам расстрелял бы их.
Но преувеличивать своих заслуг нечего. Спасли нас дед сторож, удача, сохранившая ему фронтовое мужество и стойкость. Когда «труп» погладил меня по руке, я окаменела и поэтому не совершила глупости. Перочинный нож разрезал веревки. На мгновение показалось, что он воткнется мне под лопатку. Но путы спали, и режущий предмет очутился в моей вспотевшей ладони. Надо было предупредить Бориса Юрьева. Размер помещения не позволял перешептываться.
Тогда я вспомнила детскую игру. Один выводит на спине буквы, другой «читает». Я не прислонялась к Борису, а рисовала на нем послание. Дело многотрудное, кисти-то вывернуты. Он не сразу понял, что происходит. Поняв, внимал телом, хотя признавался потом — было щекотно. И неприятно — я поранила его, освобождая. Не слишком глубоко.
— Чуть кисть не отпилила, — ворчал он по пути домой.
Наверное, Саня дождался бы в нашем обществе привоза Варвары и выслушал свежие новости от нее. Да сообщение о том, что Юру Загорского отправили в клинику, заставило его торопиться.
— Поля, Линева пропала, — буркнул Сергей Балков. — Стыдоба тебя расстраивать, но он вас морочил. Успели закопать девчонку в лесу.
— Я его морочила. Варвара вчера вечером выслана на родину. Не от избытка ума, каюсь. Просто мне не нравится, что вы все к ней неровно дышите. Ее письменные показания я от греха запечатала в конверт и кинула в почтовый ящик соседки.
Они захохотали разом. Немного нарочитый хохот становился все беззаботнее, все искреннее.
— Как вы нас нашли? — спросила я, довольная тем, что взбучка за самоуправство отменяется.
— Мы по-деревенски кумекали, — заскромнкчал Измайлов.
Они «пасли» Виталия Кропотова — на работу, с работы. Они упорно слонялись возле его дома. Часов в одиннадцать вечера парень отправился пройтись.
И почти сразу перед ним распахнулась дверца «раздолбанной трахомы». Машину довели до двора, тройку мужчин — до двери нашей с Варварой в недавнем прошлом квартиры. На звонок открыла хозяйка, Мария Ивановна Берлина. Сказала:
— Ни той, ни другой нет. Деньги обе на тумбочке бросили. Чья-то сумка стоит с собранными вещами.
— Новенькая у нас, случайно на улице подловили. Жди Варвару, — приказали ей. — Без этой курвы фейерверка не будет.
Колю Воробьева, некогда возмущавшегося количеством Варвариных ошибок, оставили у подъезда. Измайлов погнал свою собственную «девятку» за «трахомой». Виталия Кропотова подбросили на дачу Трофимовых. Прочие снова колесили в городе. Далее Сергей Балков залег на опушке, Вик на огромной скорости помчался за ОМОНом. Пока прибыли, пока разобрались с небольшой, но отлично вооруженной охраной дачи и участка, встретили и взяли прибывших без Варвары ездоков, рассвело.
— Жаль деда, — сказал Сергей. — А Юра будет жить. Ему еще лечиться и лечиться, но жить будет.
Я всплакнула, теперь слезами.
— Блестящая работа, детка, — похвалил меня Вик. После каждого дела, в которое я влезаю, мне снятся эти слова. Но расщедрился на них Измайлов впервые.
И вдруг я застеснялась:
— Я была поводырем слепой и глухой удачи. Вы бы и без меня справились.
— Верно, — улыбнулся Борис Юрьев. — Без тебя, без меня и Юры Загорского, Варвары и Трофимова. — И хитро добавил:
— Только на коленях у меня ты так и не посидела.
— Что? — прищурился полковник Измайлов. — Вы чем в подвале занимались?
Ты к чему ее склонял перед смертью?
«Это тебе за увлечение Варей Линевой», — подумала я.
Над городом разгоралось утро.