Смит Шервуд. Вера и власть (Империя тысячи солнц - 4)

   Он ничего не сказал, но она почувствовала в нем внезапный приток надежды - возрождение воли к жизни.
   Вийя ушла. Они все условились не затягивать свои визиты - их разговоров никто как будто не слушал, но она знала, что учет посещений ведется. Она надеялась, что короткие визиты товарищей по команде не привлекут внимания недоброжелателей.
   Она вышла, и эйя снова вторглись в ее ум. На этот раз они говорили на своем языке, что случалось с ними крайне редко. У нее в мозгу точно гиперснаряд взорвался. Она остановилась, словно наткнувшись на силовое поле, не обращая внимания на обходящих ее людей.
   На нее нахлынули образы: зеленые тела, причудливые краски, отголоски запахов, которые не встречаются в чистой, стерильной атмосфере около пятого блока. Пробиваясь сквозь ураган ощущений, она искала его исток и наткнулась на Иварда, который отчаянно пытался понять...
   - Келлийский корабль, - сказала она слух.
   - Вийя! - вскрикнул он, но его мысли тут же унеслись прочь, и она его потеряла.
   Голоса эйя в мозгу стали еще тревожнее, взволнованнее и настойчивее ей казалось, что голова у нее вот-вот лопнет. Прижав ладони к глазам, - она пыталась отгородиться от чужих голосов.
   Но тут все снова переменилось, сложившись в целое, столь же величественное и стройное, как голоса, певшие теперь у нее в голове.
   Сквозь эти звуки ей слышался гул большого барабана - он бил ровно, синкопами, как тысяча сердец, стучащих в унисон.
   Эйя внезапно умолкли, зато самый воздух вокруг Вийи теперь звучал; басовые и тонкие струны, переливчатые мелодии, рожденные эмоциями тех, кто был вблизи. Волна красок застелила ей зрение - яркая, как радианты корабля.
   Втянув в себя воздух, она немного опомнилась и бросилась бежать, ища укрытия в собственном пространстве.
   Гром меди воззвал к ее памяти, пропали дипластовые стены унылого коридора, и она увидела высокий потолок и великолепную люстру концертного зала. Мощная "Мания Кадена" охватила ее со всех сторон, и вместо пандуса, ведущего к Пятому блоку, перед ней возникла одинокая стройная фигура с голубыми глазами, стоящая высоко на балконе.
   Дыша так, что царапало в горле, она пробивалась к лифту.
   Молодые голоса, сладкие и тоскующие, сплетали вокруг нее мелодии КетценЛаха, и воспоминания окутывали сердце золотыми цепями.
   Концерт Энеранха - а еще дальше та же самая музыка, кетценлаховское "Кони родятся с орлиными крыльями", и любимая белокурая голова прижимается к ней, и улыбка...
   - Маркхем, - сказала она и спохватилась, что говорит вслух.
   В голове ненадолго прояснилось: она была одна в своей квартире.
   Затем темные и скорбные мужские голоса, то поднимаясь, то опадая, погнали ее к себе в комнату. Она дотащилась туда и упала на колени. Это была уже не ее комната с простыми кремовыми стенами, где стояли только кровать да пульт. Теперь она видела вокруг себя закопченный камень, и было холодно, несмотря на колеблющийся огонь в углу, и пахло пеплом.
   Обшарпанная деревянная мебель казалась огромной, словно она смотрела на нее снизу - глазами ребенка.
   "Хриш ни реммет ка хекаата, эппон эн Дол би-сахриш", - тянули на долгой ноте мужские голоса, и эхо в каменных стенах отгоняло недремлющих демонов и духов, что кишат в тенях, порождаемых полярным сиянием слишком светлых ночей Должара.
   Вийиной щеки коснулась ладонь, грубая и мозолистая. Скупая ласка и женский голос, говорящий ей на ухо: "Завтра они придут за тобой, дитя. Говори поменьше, работай усердно и никогда-никогда не показывай господам, что твой талант растет, иначе тебя убьют. Если я сумею, то выкуплю тебя".
   И продолговатое лицо с темными глазами вверху...
   Вийя изо всех сил боролась с непрошеными воспоминаниями, но они, подхлестываемые музыкой, сами лезли в голову. Эмоции, свои и чужие, окружали ее и сами переходили в музыку.
   Сквозь нее Вийя слабо различала стройное трехголосие келли, а где-то высоко вели причудливую мелодию эйя.
   - Я знаю, что это такое, я знаю, - закричала она, но ни единого звука не сорвалось с ее губ.
   Последним усилием воли она заставила себя встать и двинулась не к кровати и желанному забвению, а к стулу. Она простерла дрожащие руки над клавишами пульта...
   И, под звуки старинных труб, упала в информационное пространство.
   Музыка сделала информацию доступной для всех ее чувств - Вийя воспринимала истину интуитивно, в мультимодульном режиме. Она летела по световым коридорам, несомая мощной темой струнных и духовых.
   Ощущение собственного тела, зрение, слух, вкус, осязание, даже чувство времени - все слилось в нечто целое, не имеющее названия. Ее восприятие системы было направлено в обратную сторону - она не ныряла вглубь, следуя за той или иной нитью, но взлетала - непрекращающееся наслаждение, которое давала ей музыка, манило и обещало успех.
   Потом появился лейтмотив - тяжелый, голодный, злой, отдающий гнилью, что скапливается в темных углах. Вийя помчалась по световому туннелю пространство Ареса как будто бы осталось позади. Ее новое синестетическое чувство времени заставляло оживать застывшие в массивах прошедшие события. Пятиголосная мелодия возвестила о приближении планеты Ториган - здесь звучали громоподобные тона Архона Штулафи. Но его простецкий мотив тут же поддался шелковистому стремительному контрапункту, несущему Вийю в сердцевину гнойного бубона, - он вздымался на микротональных стебельках дисгармонии, выдуваемой мощными тубами. Вийя схватила то, что ей было нужно, и пулей вылетела обратно.
   Световой луч вновь забросил ее в пространство Ареса, и она взмыла вверх. Информационная сеть разворачивалась под ней, как яркая паутина, под мягкое пение рожков и рокот барабанов. Нарастающее крещендо превратило этот узор в сверкающую карусель звуков. Но Вийя расслышала шипящий диссонанс это была тьма, которая растекалась по Сети, как воздух, идущий из пробитого корабельного корпуса. Пальцы черных молний тянулись из нее к протухшему, заброшенному лейтмотиву, выпеваемого басовыми виолами и носовой флейтой.
   Запел скорбный хор - его полутона заставляли Вийю скрежетать зубами и царапали ее кожу: "... Спасти Галена... нужно Семиону... измена... измена..." А вверху гремела извилистая коварная тема - ее ударные и струнные охраняли яркое устье туннеля, связывающего Арес с Тысячью Солнц, не пуская Вийю обратно. Тема ширилась, источая сухой мускусный запах, и превращалась в лишенный света круг - он всасывал Вийю в дисгармонию и небытие. Она знала, откуда это исходит, - то, что показал ей когда-то Жаим, сверлило мозг. Она отчаянно боролась, она швыряла в темный круг порхающие темы КетценЛаха и полосовала его лазплазменным лучом любви, в которую сама не до конца верила.
   Но эхо было слишком могучим и стойким: оно врастало в сеть нитями злокачественной, размножающейся делением информации. Вийя чувствовала, что ее силы на исходе: тьма, густая и не знающая пощады, подступала со всех сторон.
   Но многие раскаты духовых выбросили Вийю наверх из глубин, и яркий веселый пузырек заплясал вокруг, сопровождая полет радостными переливами. Черное зло отлетело назад, словно от порыва сильного ветра, открыв путь к разуму и свету. Использовав последний солнечный заряд своих эмоций, Вийя освободилась и наконец-то погрузилась в забвение.
   Ивард практиковался в своем новом способе восприятия всю дорогу до Тате Каги. Голубой огонь Архона растворился в его мозгу, и он чувствовал, как тот исследует области, недоступные ему самому.
   "С твоими снами мы ничего не можем поделать", - сказали ему келли, и благодаря богатству их синестетической речи он сразу понял все мотивации их отказа: духовную, психическую, политическую и прочие, для которых у людей еще нет понятий, а возможно, и никогда не будет.
   Он учился также подавлять свои новые способности - это было трудно; все равно что смотреть на напечатанное слово, но не читать его. Но Ивард упорствовал, понимая, что в человеческой среде от синестетического восприятия пользы мало. Люди слепы к древней целостности, лежащей за их словами и символами, и то, что находил в них Ивард при помощи своего нового дара, было либо уродливым, либо серым, либо невыразимо смешным.
   Ивард рад был выйти наконец из транстуба. Люди в капсуле пялили на него глаза, когда он смеялся вслух. Он чувствовал в них смесь подозрения и страха, и это подпиралось подспудной злостью, вызванной перенаселением, точно многогранники с острыми краями крутились вокруг его головы, и от них пахло рвущей уши музыкой, как от залежалого мыла в грязной общественной уборной.
   Он потряс головой и сплюнул, стараясь избавиться от этого вкуса.
   - Право же!
   Ивард поймал на себе возмущенный взгляд крупного мужчины в элегантном костюме. Рядом стоял другой, помельче, с круглым красным лицом и тоже хорошо одетый. Оба строго смотрели на него.
   - Нельзя давать волю поллойским привычкам, мальчик.
   Несмотря на всю их элегантность, легавых Ивард мог распознать всегда. Маленький вышел вперед и поднял руку с каким-то значком.
   - Сожалею, но эта остановка временно закрыта, - сказал он другим выходящим пассажирам. Те поворчали, но вернулись обратно - уж очень начальственный вид был у этих двоих.
   Ивард тоже повернулся, но большой молча опустил руку ему на плечо. Ивард узнал уланшийскую хватку - со стороны она была незаметна.
   Он начал извиваться, пытаясь отнять руку, но тут ощущение холодной кожи и битого стекла коснулось его лба и привлекло его внимание к третьему человеку, стоящему у входа на платформу.
   По телу Иварда поползли мурашки. Эту реакцию он подавил, но от психических миазмов, испускаемых высокой, худой фигурой с длинными черными волосами, заслониться было не так просто. Ивард уже видел этого человека в Садах Аши.
   "Смерть дышит его ноздрями", - сказали тогда Портус-Дартинус-Атос. Это был телохранитель Архона Шривашти.
   Ивард понял, что эти люди ждали его, и огляделся. На маленькой станции было пусто - одно это должно было насторожить его на переполненном Аресе. Он потянулся к Вийе, надеясь, что страх усилит его сигнал.
   И он связался с ней, но тут же отпрянул и потерял ее, ошеломленный потоком ощущений, почти таких же, которые испытал сам в свои первые минуты на келлийском корабле. Вийя ему не поможет. А вдруг ее тоже арестовали? Что с ней? Келлийский Архон ушел слишком глубоко и тоже не мог помочь, и своих друзей келли Ивард тоже не чувствовал. Он остался один.
   Здоровяк улыбнулся - не слишком ободряющее зрелище.
   - Тебе выпала особая честь, парень, и это отнимет у тебя не больше часа, - стиснув пальцы, он направил Иварда к выходу. Ясно было, что уланшу он владеет лучше, чем Ивард, поэтому сопротивление не имело смысла.
   - Куда вы меня ведете? - спросил мальчик, ненавидя себя за дрожь в голосе. Физически контроль изменял ему.
   - Архон Шривашти хочет с тобой поговорить.
   Ивард окончательно понял, что дело плохо.
   - О чем это?
   Здоровяк подтащил его к стене, где внезапно открылась ниша, и втолкнул в маленькую капсулу. Телохранитель - Ивард вспомнил, что его зовут Фелтон, - тоже сел туда. Здоровяк сказал на прощание:
   - Не нахальничай, парень. - И люк закрылся.
   Поездка прошла в молчании. Ивард не хотел разговаривать с Фелтоном и с облегчением вспомнил, что тот, как говорят, немой. Он сосредоточился на блокировке своего синестетического восприятия: в тесной капсуле ассоциации, которые вызывал этот человек, были просто болезненны.
   Капсула доставила их в маленькую, скупо обставленную комнату, и Фелтон ушел. Ивард огляделся - типичная чистюльская комната. Вот только стол должен быть пятиугольным, а не круглым, подумал он, когда острый запах цветов в вазе на столе коснулся его щек. И мягкий ковер на полу не соответствует краскам гобелена над буфетом, а буфет слишком приземист для приглушенного освещения. Даже чистюли ничего не замечают.
   Эта мысль успокоила его. Потом снова вошел телохранитель, а за ним высокий желтоглазый Архон, которого Ивард тоже видел в Садах Аши, - он двигался со сдержанной, вызывающей беспокойство грацией. Глыба бархатистого гранита легла на плечи Иварда, и он поспешил сфокусироваться.
   - Садись, пожалуйста, Ивард.
   Мальчик поспешно сел. Тау говорил с ним так, как никогда не говорил Брендон. Под наружной вежливостью чувствовалась колючая сталь, и он стоял очень высоко, а Ивард - низко. Немой телохранитель стал у Иварда за спиной.
   - Ты был в одной команде с Джесимаром лит-Кендрианом.
   - Д-да.
   Архон приподнял бровь, и флюиды Фелтона слегка изменились.
   - Сэр, - добавил Ивард. - Ваша светлость.
   Так ведь к ним, кажется, обращаются, к Архонам?
   Он пропустил следующий вопрос, потрясенный новым для себя опытом. Читать запахи - одно дело, но сейчас он понял, что читает Фелтона, как темпат. И Вийя тоже так делает? Хотя нет, она может читать и на расстоянии, как было на Артелионе, когда они спасали гностора. А он не может.
   - Прошу прощения, ваша светлость?
   Он чувствовал презрение Архона - вот, пожалуй, и все. Шривашти был закрыт для него, зато аура Фелтона говорила о многом. "Чистюли живут в своих головах, опутанные словами", - сказала Грейвинг незадолго до своей гибели, в подземелье Дворца. Но Фелтон лишен способности говорить, и слова ему не мешают.
   - Ты навещал его в камере. Говорил он что-нибудь о своей сестре?
   - Нет. - Вообще-то говорил, но лишь когда Ивард сам завел разговор о ее исчезновении.
   Ивард почувствовал, как Фелтон напрягся, но потом это ощущение ушло,
   - То есть он спрашивал... он не понимал, почему она ни разу к нему не пришла. - Голубой огонь внезапно ударил из области подсознательного мириадами фонтанов, которые, слившись, приняли форму, предупреждающую об опасности.
   - Она исчезла, - сказал Тау Шривашти, - и я за нее беспокоюсь. Все, что ты вспомнишь, может пригодиться - возможно, даже спасти ее жизнь.
   Они меня наркотиком пичкают!
   Ивард внезапно ощутил острую щекотку чужеродной молекулы, проникшей в организм через альвеолы.
   - Да я ничего такого не помню, - пробормотал он, стараясь нырнуть поглубже и разобраться, что это за молекула. Сознание Архона внезапно предстало перед ним, как жженые специи и бархат.
   - Ты перегибаешь, Фелтон, - сказал Тау, и Фелтон позади отозвался немым протестом.
   Ивард устремился на хищный блеск и схватил его. Сопутствующая голубизна обволокла затейливую, бугристую поверхность молекулы. Ивард схватил вторжение во всей его сложности и напустил на него катализатор, взятый из химического цеха печени. Блеск конвульсивно замигал, и в голове прояснилось.
   - Устал я, - сказал Ивард. - У нас на ферме длинные смены.
   Тау пристально посмотрел на него.
   - Может быть, ты голоден? И будешь лучше соображать, если поешь?
   - Извините. - Ивард снова ужаснулся. Не станет он тут есть за все сокровища Изумрудного Трона! - Мне что-то нехорошо.
   Архон ответил нетерпеливым жестом, но Ивард продолжал:
   - У нас один ламб заболел. Я помогал его лечить - у него кинелли, и смотритель сказал мне, что иногда это и на человека перекидывается. - Ивард почувствовал в Архоне перемену, которую пока не мог разгадать. - Вы извините, но Локри вообще не говорил о своей семье, пока не попал сюда, да и теперь почти не говорит. Мы не знали даже, с какой он планеты, пока чистюли его не арестовали.
   Тау встал.
   - Заплати ему что-нибудь за потерянное время, Фелтон, - сказал он и вышел. Но Ивард успокоился, только когда телохранитель посадил его в транстуб и капсула отошла. Сейчас ему, как никогда, требовалось поговорить с Тате Кагой.
   17
   Лохиэль осторожно вошла за своим кузеном Камероном в кабинет адмирала Найберга. Их закончили опрашивать больше недели назад, и команде предоставили пользоваться досугом, насколько это было возможно на "Шиавоне", откуда их не выпускали. Чтобы облегчить ситуацию, чистюли завалили их видеокассетами, чипами, играми и даже секстехникой, но на корабле все равно становилось тесновато.
   Когда она сказала об этом Камерону, он мрачно изрек:
   - Видела бы ты, что творится на Аресе.
   Она наблюдала, как Камерон отдает честь Найбергу, контр-адмиралу Дамане Уилсонс - бодрой женщине лет восьмидесяти с лишним - и контр-адмиралу Фазо, очень красивому начальнику службы безопасности. Штоинк-Ниук2-Ву4 в другом углу стояли необычайно смирно, только головные отростки подергивались. Один разглядывал портрет Брендона хай-Аркада на стене, другой уставил все три пары глаз на адмирала Найберга, третий смотрел в огромный иллюминатор, показывающий Колпак снаружи, - там на ремонтируемых кораблях сверкали сварочные огни.
   Найберг, к удивлению Лохиэль, учтиво поклонился ей, и она, хотя давно уже рассталась с миром Дулу, прочла в этом поклоне благодарность.
   - Капитан Лохиэль, я сожалею, что ваши передвижения были ограничены, особенно в свете услуг, которые вы оказали Флоту и правительству его величества. - Он показал ей маленький чип. - Это последнее имеющееся на Аресе досье на "Шиавону" и ее команду. В ДатаНет уже запущен фаг, который уничтожит все записи о вас. - Он бросил чип в прорезь ликвидатора на столе. Последовала короткая вспышка. - Добро пожаловать в Панархию.
   - Благодарю вас, но я не собиралась отказываться от рифтерства.
   - Да, капитан Камерон говорил мне. Ну что ж, выбор за вами - и вы сможете начать с чистого листа. - Адмирал жестом предложил всем стулья у низких столиков.
   Стюард подал легкий завтрак. Лохиэль бросила взгляд на своего кузена тот слегка пожал плечами, заинтригованный, видимо, не менее, чем она. Дело принимало странный оборот.
   Когда все наполнили свои тарелки, Найберг сказал Камерону:
   - Капитан, вы на Аресе величина неизвестная. - На каменном лице адмирала прорезалась улыбка. - Однако вы умудрились стать здесь очень популярным.
   Стало быть, он знает, что Камерон убил Нейвла-хана, но отсутствие записи в корабельном журнале позволяет ему не принимать официальных мер, подумала Лохиэль. Удивительно, как быстро разошелся этот слух - быстрее даже, чем на Рифтхавене.
   - Капитан Маккензи, я думаю, что многие из нас захотят выразить свое доброе к вам отношение. Что до вас, капитан Лохиэль, то я согласен и с вашим кузеном, и со Старейшиной: вы можете оказать нам большую помощь в работе с поллойским элементом здесь, на Аресе.
   Лохиэль так и подскочила.
   - Вы хотите, чтобы я на вас шпионила? Я же сказала, что не собираюсь отказываться от рифтерства.
   Высокий темнокожий шеф безопасности набрал что-то на пульте рядом с собой, и она услышала собственный голос:
   - "... мы вели свою игру честно, и вы давали нам жить - а Должар не дает и не даст. Если Властелин-Мститель победит, Рифтерского Братства больше не будет, ибо он не признает пределов для своей власти".
   Фазо выключил запись.
   - Арес - последний центр сопротивления Властелину-Мстителю, но мы теряем контроль над ним, - сказал он, своим звучным голосом.
   Лохиэль стиснула челюсти. Теперь она поняла, почему Камерон так необычайно молчалив сегодня. Правда, он сразу предупредил ее, что запишет их встречу. Уж эта мне лояльность. У нее было такое чувство, будто она стоит на крутом склоне и вот-вот свалится в хаос противоречивых лояльностей.
   - Почему бы просто не объявить военное положение - не употребить власть?
   - Первым актом Панарха, когда он вернулся, была отмена военного положения. Если восстановить его, это будет признанием его провала, и волнения даже усилятся, - сказала Уилсонс.
   - И мы боимся, что на Флоте есть такие, которые к этому и стремятся, сказал Фазо. - Часть волнений можно соотнести с прибытием определенных кораблей.
   "Кестлер", - подумала Лохиэль, подавив дрожь. Его имя служило в Братстве синонимом беспощадности.
   - И как вы видели на Рейде, мы уже не можем справиться с таким количеством беженских судов.
   Лохиэль покривилась, вспомнив передачу из этого огромного скопления кораблей, когда десантники из подразделения Камерона вторглись туда по приказу Панарха. Худшие районы Рифтхавена - просто дулусский салон по сравнению с этим.
   - Координаты Ареса неизбежно должны были стать общим достоянием, угрюмо сказала Уилсонс, - но мы подозреваем, что Должар намеренно ввел их в ДатаНет, чтобы навредить нам - поскольку иным способом достать нас не может. Пока не может.
   Лохиэль вспомнила жуткие слухи о Пожирателе Солнц и спросила, чтобы не думать об этом:
   - А что сталось с коммандером Ликроссом? - В последний раз она видела коменданта Рейда на экране, когда его арестовывал мелиарх Зи-Туто.
   - Он застрелился, - с удовлетворением ответил Найберг. - Похоже, это единственная услуга, которую он оказал Флоту за последние десять лет. Лицо адмирала стало задумчивым. - Я бы на его месте сделал то же самое. В первый раз я видел, как Его Величество гневается, - хорошо бы и в последний. Мне думается, он унаследовал толику дедовской суровости. Некоторое время все молчали.
   - Десантники сделают все, что в их силах, чтобы избавиться от мелких мародеров и тому подобного отребья, - с усталым видом сказал наконец Фазо. - Но этого недостаточно - всех беженцев мы взять к себе не сможем. Арес заполнен почти до отказа, однако всякий, у кого есть хоть какие-то связи, норовит протащить сюда своих родственников и клиентов.
   - Некоторые делают это из чувства долга, - заметил Камерон, - но остальные, полагаю, по расчету.
   - Вот именно, - ответил Фазо. - Смутьянов мы, разумеется, депортируем обратно на Рейд, но это опасная политика. Какой-нибудь агитатор обязательно использует возмущение, которое она вызовет - вкупе с постоянными трениями между Дулу и поллои, нижнесторонними и высокожителями, - чтобы устроить крупную заваруху.
   Лохиэль содрогнулась. Она ненавидела толпу, и еще больше тех, кто обладал таинственной способностью разжигать ее страсти.
   - Люди справедливо опасаются стать носителями того самого зла, против которого выступают, - прощебетала вдруг Штоинк, забавно изогнув головной отросток. - Мы трое боимся, что это вытекает из вашей двойственной натуры.
   Найберг кивнул с улыбкой.
   - Панарх уже запретил депортацию - именно потому, что не хочет уподобляться должарианцам. А вы, Старейшина? Согласны ли вы исполнить нашу просьбу - расселить своих сопланетян по Аресу, чтобы они предотвращали назревающие волнения?
   Лохиэль почувствовала печаль. Она всегда думала, что "Шиавоне" так хорошо живется - или жилось до должарской атаки - благодаря ей, как капитану, и ее сожителям. Теперь она поняла, что этим благополучием обязана в основном феромонам, которые сеяли Штоинк-Ниук2~Ву4, избравшие ее корабль как средство осуществления своего плана по спасению генома Старейшины.
   Она ощутила на себе серьезные взгляды троицы.
   - Мы так и не извинились перед тобой, Лохиэль, - сказала связующая, и Лохиэль поняла, что они разгадали ее мимику. - Мы можем только просить, чтобы "Шиавона" и впредь оставалась нашим гнездом, а твое имя уже занесено в анналы храма Пресвятой Троицы, как имя праведницы и защитницы Расы. Тройка, танцуя, приблизилась. - Мы трое уже объявили, что келли временно отказываются от своего нейтралитета. Должар сделал этот выбор за нас. Поэтому можете располагать нами тремя и всеми нашими троицами, адмирал.
   Камерон позже тоже извинился перед ней.
   - Мне нелегко это далось, но ты же слышала, что происходит на Аресе. Впрочем, ты могла сказать "нет".
   - Да ну? - И Лохиэль покраснела, увидев, как огорчился ее кузен. Прости, Камзи, - сказала она, назвав его детским именем. - Конечно, я могла - и все-таки не смогла. Я уверена, что Найберг и даже Фазо играют честно. Мне просто противно быть там, где я есть, и делать то, что я делаю.
   - Ты всегда терпеть не могла делать то, что тебе велят, - усмехнулся Камерон. - И, наверное, удивилась, когда рифтерство стало предъявлять тебе свои требования.
   - Поначалу да. Но с этими требованиями я была согласна.
   Он поднял бровь.
   - Ну, скажем, в основном.
   - Здесь то же самое. Надо только постараться найти побольше пунктов согласия.
   Ивард нашел Тате Кагу в большой комнате с компьютерным пультом.
   Старик, искренне обрадовавшись его приходу, вернулся к своему занятию. Тихая комната создавала гармонию для всех органов чувств. Приятно было парить среди неподвижных пузырьков, усеивающих все обширное сферическое пространство. Многоугольные видеоэкраны на стенах показывали виды пустыни: голые дюны и причудливой формы скалы под густо-синим небом с летящими облаками.
   Ивард развернул свой синестетический дар и ощутил удовольствие с примесью почтения. В этой комнате не чувствовалось никакого дискомфорта. Все подходило идеально! Он посмотрел на старого нуллера, такого сморщенного и ветхого. Ивард знал, что Тате Кага - профет, но никогда не понимал, что это за штука такая. Брендон на "Телварне" как-то попытался объяснить ему это: "Они погружаются в коллективное бессознательное, в "нас", и ищут там символы, необходимые людям для совместной жизни".
   Ивард тогда подумал, хотя и не сказал вслух, что чистюли просто дурачат его. Теперь, глядя вокруг себя, он так не думал.
   Он смотрел на сильные, жилистые руки нуллера, уверенно летающие над клавишами. Прямо как танец, отточенный за несколько столетий. Со своего места Ивард видел и экран Тате Каги, но там мелькали какие-то бессмысленные знаки - хуже тенноглифов, которые Маркхем заложил в орудийный пульт "Телварны", а Брендон нашел.
   В центре экрана виднелась Мандала, древняя модель космоса - волнистый круг с крестом внутри. В четырех частях круга (впрочем, нет, теперь Ивард видел его трехмерным) вдоль шести осей Мандалы располагались рядами странные, архаические символы. Они складывались в постоянно меняющиеся узоры. Ивард благодаря своему синестетическому восприятию различал их, но не понимал, что они значат. Некоторые из них были просто безобразны.