Выбравшись из ванны, Велвет спокойно стояла, пока ее вытирали, душили и пудрили. Ее прекрасные длинные волосы подсушили теплыми полотенцами, затем расчесали и вытерли насухо шелком. Пэнси держала наготове пару зеленых шелковых чулок с вышитыми на них золотыми нитками виноградными листьями.
   - Я сшила их для вас, взяв за образец чулки вашей матери, - сказала Дейзи, - и велела Бойни подрубить подол на зеленом платье. Мы не были уверены, сможем ли обшить его по краю мехом, чтобы оно было нужной длины, но оказалось, что, там и так достаточно материала. Оно сшито во Франции, это платье, а уж шить-то они умеют, эти французские портнихи, это я вам говорю. Однако Бойни пришлось-таки обшить кружевами по краю кремовое платье, чтобы удлинить его, так как вы чуть выше матери.
   Пэнси протянула Велвет шелковое нижнее белье и пару вышитых золотом подвязок. Велвет почувствовала себя намного лучше. Удивительно, подумала она, что может сделать хорошая горячая ванна. Потом Дейзи надела на нее яблочно-зеленое шелковое платье. Оно сидело прекрасно, а когда камеристки зашнуровали его, Велвет просто удивилась - оно было сшито как будто на нее, подчеркивало ее тонкую талию, облегая ее юные груди, делало их еще более прекрасными. Ее глаза расширились от удивления.
   Голос Дейзи прервал размышления:
   - Я велела Бойни чуть ушить шелковое платье, потому что ваша мать была чуть-чуть потолще вас в талии, когда она в конце концов вышла замуж за вашего отца. Кремовое же атласное будет вам в самый раз, но все-таки мы примерим его завтра. Бойни подгонит его, если будет надо. А теперь садитесь. Пэнси вас причешет.
   Тщательно расправив платье, Велвет села. Встав сзади, Пэнси взяла щетки из кабаньей щетины и, разделив волосы своей госпожи на прямой пробор, тщательно расчесала их. Затем, быстро работая щеткой и набив рот золотыми шпильками, уложила густые золотисто-каштановые с бронзовым отливом волосы в элегантную прическу. Критически оглядев свою работу в поисках какого-нибудь локона, ускользнувшего от ее внимания, она кивнула, довольная, что не нашла ни одного, и прикрепила сверху букетик сделанных из золотой парчи и шелка роз.
   В зеркало Велвет видела, как Дейзи кивает головой с одобрением.
   - Прелестно, - произнесла она. - Я никогда не видела вашу мать в этом платье, так как меня не было во Франции, когда она и ваш отец поженились. Яблочно-зеленый цвет прекрасно гармонирует с вашими роскошными волосами.
   В дверь постучали, и, когда Пэнси открыла ее, в комнату вошел капеллан семьи Мариско, отец Жан-Поль. Улыбнувшись, он сказал:
   - Добрый вечер, моя маленькая кузина. Улыбнувшись в ответ, Велвет подошла к нему, протягивая руки.
   - Отец Жан-Поль! Как я рада вас видеть! Жан-Поль Сен-Жюстин был вторым сыном младшей сестры Адама, Кларисы, и ее мужа Генри, графа де Сен-Жюстина. С самого детства он хотел стать священником и в тринадцать лет пошел в семинарию. Он прекрасно учился и после посвящения в духовный сан получил, к гордости его семьи, назначение в штат весьма влиятельного епископа. Через восемь лет, однако, он взял под защиту молодую крестьянку, которую жестоко изнасиловали сыновья ее хозяина. Она пыталась спрятаться в деревенской церкви, но дворянские сыновья ворвались туда и вытащили бьющуюся в истерике девушку из ее убежища на глазах потрясенного старого священника. Как раз в это время мимо проезжал отец Жан-Поль, который, используя авторитет своего положения, и смог спасти девушку.
   Отец подлых негодяев пожаловался епископу, кардиналу и в конце концов самому королю.
   Отец Жан-Поль был, освобожден от своего поста и послан в Англию в качестве семейного капеллана к своему дяде Адаму. Он прибыл в Королевский Молверн, когда Велвет исполнилось шесть лет. В окрестностях Королевского Молверна он пользовался огромной популярностью и любовью за справедливость, за щедрость и веротерпимость. Он помогал всем - и католикам, и протестантам. Он был настоящим христианином и к тому же обладал отличным чувством юмора.
   Отец Жан-Поль взял две предложенные ему прелестные ручки и тепло поцеловал их.
   - Ты неотразима, моя маленькая, - сказал он. - Я очень рад, что ты приехала домой, чтобы выйти замуж. Я уже исповедовал твоего нареченного супруга и был весьма шокирован тем, что услышал. - Голубые глаза священника лучились смехом. - Надеюсь, твоя исповедь потрясет меня не меньше.
   Привычная к его розыгрышам, она быстро нашлась с ответом:
   - Но, дорогой кузен, в чем же мне исповедоваться, разве не меня обманул этот дикий скотт, которого мои родители выбрали мне в мужья?
   - И ты не наслаждалась ни единым моментом ваших плотских отношений? - с самым невинным видом спросил он.
   - Будучи примерной дочерью церкви, отец мой, как я могла? - ответила она нарочито застенчиво. - Такие отношения могут иметь место только для продолжения рода во благо церкви, так меня учили.
   - Странно, - задумчиво проговорил он, - это не совсем то, во что верит лорд Гордон. Он каялся, что лишил тебя невинности, не задумываясь о благе церкви, но успокаивал свою совесть, думая, что доставляет тебе удовольствие.
   - Значит, он ошибался, и это очень не по-джентльменски - перекладывать ответственность на другого, - ответила Велвет, сдерживая хохот.
   Священник взял Велвет под руку. - Ты очень похорошела, малышка. Мне не хочется тебя расстраивать, но мне правда очень жаль, что твои родители отсутствуют. Иногда очень трудно понять и принять Божью волю, а? - Он похлопал ее по руке. - Ну, малышка, а теперь пойдем в часовню, и я послушаю твою исповедь. Я учил тебя, что замужество - это величайшее таинство, ты должна очиститься от всех грехов, прежде чем приобщишься к нему.
   - Да, отец мой, - сказала Велвет спокойно и пошла следом за ним из комнаты.
   Семейная часовня - маленькая квадратная комната находилась в северном крыле дома. Жан-Поль Сен-Жюстин освятил ее по приезде из Франции. Эта симпатичная комната, обшитая дубовыми панелями, с полированным дубовым полом, с маленькими двойными дверями, покрытыми искусной резьбой, изображавшей двух архангелов с распростертыми крыльями, настраивала на молитву. Напротив дверей находился алтарь, сделанный из кремового мрамора и обрамленный кружевными розами. Над алтарем было укреплено красивое золотое распятие, по сторонам которого стояли подсвечники. Над ним располагалось маленькое круглое оконце с красными, голубыми, золотыми, розовыми и зелеными цветными стеклами. Слева от алтаря - три больших окна в форме арок с витражами, первый из которых изображал искушение Евы, второй - крещение Иисуса и третий - воскрешение из мертвых. Стекла в витражах были красные, голубые и золотистые.
   Ограда алтаря была украшена резьбой, а на каждой стороне единственной приалтарной ступени лежали красные бархатные подушки. В задней части часовни, справа от дверей, располагалась исповедальня из резного дуба. Слева находилась мраморная купель для крещения с серебряным кувшином.
   В часовне стояли четыре резных дубовых скамьи с высокими спинками - две справа и две слева. Часовня была недостаточно велика, чтобы вместить все семейство де Мариско, но, когда они собирались вместе, все как-то умудрялись туда втиснуться.
   Велвет вошла в исповедальню и, произнеся традиционное приветствие, начала говорить о маленьких прегрешениях и богохульных мыслях, которые посещали ее во время службы при дворе. Жан-Поля Сен-Жюстина очень позабавило, что, как он понял, Велвет не испытывает ни малейших угрызений совести, что так долго пыталась скрываться от лорда Гордона. Единственное, что ее заботило, это ее родители.
   Он дал ей отпущение грехов и прочитал мягкое нравоучение, ибо ее прегрешения были незначительны, если их вообще можно было считать таковыми. Затем он оставил ее одну, чтобы она могла спокойно помолиться перед бракосочетанием, а сам, отправился в собственные апартаменты, чтобы переодеться в более роскошные одежды.
   Когда через полчаса отец Жан-Поль вернулся в часовню, в золотые с драгоценными камнями канделябры, стоявшие по бокам изукрашенного распятия, уже были вставлены новые восковые свечи. Маленький мальчик из соседней деревни, прислуживающий ему обычно в алтаре, облачился в красное одеяние и обшитый кружевами стихарь.
   - Граф говорит, что все готово, отец, - пропищал он.
   - Тогда открывай двери, малыш, и пусть все семейство входит в Божий дом, спокойно ответил священник.
   Мальчик поспешил исполнить указание духовного лица и распахнул обе двери, чтобы впустить леди Сесили и Эйден Сент Мишель с детьми, за которыми следовали лорд и леди Блэкторн, Дейзи, Пэнси и Дагалд. Следом вошли все слуги Королевского Молверна, многие из которых были здесь еще с того времени, когда Скай и Адам де Мариско впервые поселились в этом доме. Старая няня Велвет, Виолет, громко всхлипывала. У них на глазах молодая госпожа выросла из маленькой девочки в женщину, и все они чувствовали сильную. привязанность к Велвет. Когда все четыре скамьи были забиты до отказа домочадцами де Мариско, в часовню вошли члены клана графа Брок-Кэрнского и встали вдоль стен.
   Потом появились лорд Гордон с лордом Саутвудом, исполнявшим обязанности его шафера, и прошли вперед, чтобы встать прямо перед алтарем. Робин был одет в элегантный сапфирово-голубой бархатный костюм; Алекс облачился во все шотландское: плед темно-голубого, зеленого и желтого цветов, килт и темный бархатный кафтан.
   Теперь появилась сияющая невеста, опираясь на руку дяди. С величайшим достоинством лорд Блисс провел свою племянницу к центру часовни, где ее ждал граф Брок-Кэрнский. Он передал ее руку Алексу, и отец Жан-Поль певучим речитативом затянул древнюю латинскую молитву, открывающую брачную церемонию. Велвет с облегчением вздохнула. Она любила Алекса Гордона, в этом не было сомнений, но, чтобы чувствовать себя замужем по-настоящему, ее душе и сердцу не хватало этой древней церемонии. И конечно, единственное, что ее теперь огорчало, - отсутствие родителей.
   Как часто Велвет и ее мать говорили о том дне, когда она выйдет замуж! Каждая деталь обговаривалась по многу раз, начиная с того, что она наденет, и кончая тем, какие вина будут подаваться к свадебному столу. Вина прибудут из Аршамбо, где огромный дом и обширные виноградники ее французских бабушки и дедушки в долине Луары. Бабушка и дедушка! Вот и еще один повод для сожаления. Их нет с ней в этот самый главный день. Их и всех ее дядюшек и тетушек, да не забыть бы еще всех говорливых французских кузин и кузенов, которых тоже, к несчастью, здесь нет, за исключением отца Жан-Поля. Он, конечно, напишет своим родителям и бабушке с дедушкой во Францию, известит их о ее замужестве. Он не пропустит ни одной детали, хотя они, конечно, посчитают свадьбу бедной без невестиного пирога и толпы гостей. Не было ни времени, ни возможности пригласить сестру Алекса с мужем, а также разбросанных по всей Англии родственников Велвет.
   Она заставила свои мысли вернуться к свадебной церемонии и с удивлением обнаружила, что отец Жан-Поль уже добрался до того места, где им предстояло давать клятву в вечной верности друг другу. Сосредоточившись, она играла свою роль, давая ответы ясным, спокойным голосом. Она ждала этого момента всю свою жизнь, даже если не все проходило так, как ей хотелось бы. Клятвы были произнесены, священник начал читать мессу, и мысли Велвет опять уплыли далеко.
   Интересно, где сейчас мать и отец? В Индии они или же уже отплыли в дальний путь, назад в Англию? Она страстно желала связаться с ними, чтобы уж коль они не с ней сейчас, то хотя бы узнали, что она вышла замуж. "Мама, папа... - Она попыталась дотянуться до них в своих мыслях. - Мама, папа! Я так люблю вас обоих!" Она почувствовала, как Алекс легонько потянул ее за руку, и, следуя за ним, опустилась на колени, чтобы принять святое причастие.
   В тот момент, когда освященная облатка коснулась ее губ, ее вдруг пронзила мысль:
   "Я больше не ребенок. Я больше не дочь Адама де Мариско. Я жена Алекса Гордона. Нет - я теперь даже не Велвет де Мариско. Я Велвет Гордон. Я могу любить своих родителей, но больше не могу зависеть от них ни в чем. Я могу рассчитывать только на себя и Алекса, а скоро мы разделим с ним ответственность за наших детей. Вот это и значит стать взрослой".
   Огромность этой мысли ошеломила ее на какое-то время, и какое-то мгновение ей даже хотелось убежать куда-нибудь. Действительно ли она готова принять эту ношу? Готова ли она стать взрослой? Куда ушла ее юность? Почему она так не ценила свою свободу, пока она у нее была?
   Рука Алекса обняла ее, и она почувствовала его дыхание, когда он чуть слышно прошептал ей:
   - Не бойся, дорогая. Я и сам вдруг испугался, что не готов ко всему этому.
   Она бросила на него удивленный взгляд и подавила смешок. - Вы этого хотели, милорд, - прошептала она в ответ, - и теперь слишком поздно отступать. Дело сделано!
   Он ободряюще сжал ей руку, и Велвет пожала ее в ответ. Жизнь никогда не будет для нее легкой с этим мужчиной, ее мужем, но никогда не будет и скучной! Заставив себя мыслями вернуться к происходящему, она постаралась вникнуть в смысл службы.
   Вскоре отец Жан-Поль дал им свое благословение и с улыбкой обернулся к графу и графине Брок-Кэрнским, чтобы представить их собравшимся в часовне. Еще раз улыбнувшись Алексу, он сказал:
   - Думаю, вы можете поцеловать свою жену, милорд. Алекс с удовольствием подчинился, сгреб Велвет в медвежьи объятия, и его губы прильнули к ее в нежном поцелуе, от которого у нее ослабли колени. А в это время люди Гордона и домочадцы де Мариско радостно поздравляли их.
   Велвет чувствовала себя восхитительно счастливой. Алекс оторвался от ее губ и взглянул ей в глаза со счастливой улыбкой. Счастливо рассмеявшись, с глазами, светящимися озорством, она улыбнулась ему в ответ и сказала:
   - Теперь, милорд супруг, мы наконец-то по-настоящему женаты.
   - Ты уверена? - поддел он ее.
   - Да, уверена.
   - Я люблю тебя, Велвет, - сказал он, - Ты уверен?
   - Да, - ответил он, - да, уверен. - Затем, к удовольствию собравшихся, притянул ее к себе и поцеловал еще раз, оторвавшись только на мгновение, чтобы прошептать ей прямо в страстно открытые губы:
   - Люблю, очень люблю!
   Глава 6
   Осень 1588 года ознаменовалась для двора Елизаветы Тюдор несколькими важными событиями. Сезон завершился торжественным выездом королевы из Сомерсет-Хауса в Сент-Пол семнадцатого ноября. Грандиозная процессия открывалась правительственными чиновниками, за которыми следовали разодетые лондонские олдермены и судьи.
   За ними появились гарольды Ланкастера, Йорка, Сомерсета и Ричмонда, возвещавшие о появлении герцогов, маркизов, графов и виконтов. Среди них ехали и лорд Саутвуд со своим зятем, шотландским графом Брок-Кэрнским.
   Потом появился государственный казначей Англии Уильям Сесил, лорд Берли, в обшитой мехом бархатной мантии с тяжелой золотой цепью, знаком его отличия, на шее. С ним был лорд-канцлер Англии, сэр Кристофер Хаттон, великолепный в своем черном бархате с золотыми кружевами, с его собственным знаком отличия, сверкавшим под лучами ноябрьского солнца. За этими двумя почтенными мужами следовали архиепископ Кентерберийский, Джон Уитклиф, архиепископ , Иоркский, посол Франции, лорд-мэр Лондона и несколько знатных дворян, призванных нести государственный меч, охраняемый парламентскими приставами.
   В конце ехали королевские гвардейцы, а завершала шествие сама Елизавета Тюдор в открытой коляске с балдахином с развевающимися белыми султанами из перьев и позолоченной сверкающей короной. Королева была великолепна в парчовом платье, расшитом мелкими бриллиантами и жемчугом. Оно сверкало при малейшем движении холодным лимонным светом. Рукава платья, нижний подзор и юбка были обшиты белым горностаем. На ней не было мантии, но придворные дамы настояли, чтобы под обширную юбку она надела фланелевые нижние юбки и обшитую мехом нижнюю блузку. На голове у нее был огненно-рыжий парик, поверх которого сверкала бриллиантами, жемчугами и сапфирами королевская корона. Толпы народа на Флотстрит и Ладтейт-Хилл взорвались приветственными криками. Это была их Бесс.
   Подъехав к западному порталу кафедрального собора св. Павла, королева выбралась из коляски и вступила в огромный собор. Оказавшись внутри, она преклонила колени в боковом нефе и молча помолилась. Потом ее проводили на почетное место на хорах и был отслужен торжественный молебен. Великая победа над испанской Армадой была милостиво дарована Англии благодетельным Господом Богом. Ни слова не было сказано о героических английских моряках, которые, несмотря на нехватку продовольствия и боеприпасов, своей беспримерной храбростью и умением сотворили это великое чудо. Сэр Говард, лорд-адмирал королевского флота, слушая благочестивых прелатов и их молебен, думал, какая же ирония заключается в том, что тем английским морякам, которые пережили эту великую победу, деньги были выплачены короной только после того, как он пригрозил заплатить их из своего кармана. Более того, ему самому пришлось ходить из одной прибрежной английской деревушки в другую, прося принять в дома множество раненых моряков, которым в противном случае пришлось бы валяться на улицах. Да, когда опасность позади, люди склонны быстро забывать, кто ее отвел.
   Стиснутые на своих местах в церкви, Велвет, ее сестра, графиня Альсестерская, и их невестка графиня Линмутская пребывали в нетерпении, думая только о том, будут или нет безнадежно испорчены их платья в этой давке. Ведь впереди еще целый день. Покинув Сент-Пол, они вернутся в Уайт-холл, где на специальной арене состоится рыцарский турнир с последующим празднеством и танцами. А на завтра назначена официальная церемония венчания в Англии Велвет и Алекса, которую будет проводить сам архиепископ. Велвет улыбнулась про себя, еще раз пожелав, чтобы ее родители оказались здесь, но теперь по совсем другой причине. Как бы смеялись Адам и Скай над их бесконечными свадьбами, подумала Велвет.
   Наконец благодарственный молебен завершился, и королева отбыла из Сент-Пола, чтобы вернуться в Винчестерский дворец. Двор потянулся за ней в огромной, несколько запутанной процессии, направляясь вниз по Ладгейт-Хиллу. Погода, с утра ясная и солнечная, к полудню испортилась. Небо заволокло тучами, с реки задул пронизывающий ветер. Для снега еще было рано, но дождя можно было вполне ждать.
   - Надеюсь, дождь не пойдет до начала турнира, - сказала Велвет, ни разу не присутствовавшая на подобного рода развлечениях.
   - Даже если и пойдет, они все равно будут сражаться, - заметила Виллоу.
   - В дождь? - воскликнула Велвет.
   - Места для зрителей вокруг арены крытые, - сказала Эйнджел. - А королева любит это зрелище. Из-за испанской угрозы турниров этим летом не было.
   - Слава Богу, с испанцами покончено раз и навсегда! - резко ответила Виллоу. - Они теперь дважды подумают, прежде чем опять идти против нас. Мне нужен мир для моих детей. Мне совсем не нравится думать, что я ращу Генри, Фрэнсиса и Адама для того, чтобы из них сделали пушечное мясо! И опять же, если все эти бесконечные войны будут продолжаться, в стране не останется достойных женихов для Сесили и Габриэллы.
   - И для Элизабет, Кэтрин и другой Сесили, - ответила Эйнджел.
   В янтарных глазах Виллоу мелькнуло одобрение.
   - Ты любишь девочек Робина, правда? - спросила она.
   - Как я могу их не любить! - воскликнула Эйнджел. - Милые крошки! Виллоу, ты ни за что не поверишь, они зовут меня мамой!
   - Значит, они привязались к тебе, - ответила Виллоу. - Они же не помнят Алисон, так как были слишком малы, когда она умерла. Но тебе повезло, ты можешь воспитать их по своему усмотрению, но имей в виду, недаром говорят: пожалеешь розгу, испортишь ребенка.
   Велвет улыбнулась про себя, слушая старшую сестру. Ведь та совсем недавно очень подозрительно относилась к Эйнджел. А Эйнджел! Что случилось с этой знающей все обо всем на свете дерзкой королевской воспитанницей? Конечно же, Виллоу и Эйнджел сделаны из одного теста. Для них семья, дети - вся их жизнь. Эти любящие, сильные женщины всегда будут ставить своих мужей и детей на первое место, считать их лучшими на свете. Велвет восхищалась ими, хотя и не думала, что когда-нибудь станет похожей на них. Как странно, подумалось ей, что она, самая младшая из всех детей ее матери, больше всего похожа на нее по духу. Она бы с удовольствием поделилась этим открытием и со Скай.
   Наконец они добрались до Уайтхолла, где, к их величайшему облегчению, Эйнджел сказала, что у нее и Робина здесь есть небольшие апартаменты, где они могут отдохнуть, подкрепиться и привести в порядок туалеты и прически. Прибыв на место, Джейн, камеристка Эйнджел, побежала за теплой водой, чтобы они могли сполоснуть лицо и руки. Затем она помогла им причесаться и очистила щеткой платья от пыли.
   Все женщины были в бархатных платьях, так как для легких шелковых одежд было уже холодно. Они шикарно выглядели в разноцветных нарядах: Виллоу - в темно-рубиновом, Эйнджел - в великолепном сапфировом, а Велвет - в аметистовом. Освежившись приятным золотистым вином, предложенным им Джейн, они застегнули платья, накинули отороченные мехом плащи и отправились на арену для турниров, где должны были встретиться с мужьями. Дам пригласили в ложу королевы.
   К их невероятному смущению, Елизавета Тюдор была уже там, но она грациозным движением руки отмахнулась от их извинений.
   - Сколько же народу на улицах, - заметила она, предлагая им тем самым отличный предлог для объяснения опоздания. Они согласно закивали, соглашаясь с ней. Королева коротко взглянула на них и отметила:
   - Вы сияете, как прекрасные драгоценные камни.
   - Ваше величество слишком добры, - сказала Виллоу, улыбнувшись.
   Елизавета хихикнула.
   - Виллоу, - сказала она, - будь ты мужчиной, из тебя получился бы прекрасный придворный льстец. Меня поражает эта черта, когда я вспоминаю, кто твоя мать.
   - Моя мать, - сказала Виллоу, - всегда была верной слугой вашего величества.
   - Только, моя дорогая, когда ей это было выгодно, - ответила королева, рассмеявшись. - Но я никогда не ссорилась с моей дорогой Скай. Возможно, нам было трудно ладить, ведь мы так похожи друг на друга. Вы получали какое-нибудь известие от нее за последнее время? Когда мы можем ждать ее возвращения в Англию? Мне интересно, успешно ли она съездила.
   - Ничего, ваше величество, что весьма странно, ведь мама всегда старается поддерживать постоянную связь с Лондоном. Мы знаем только то, что было в последнем письме. Тогда она писала, что будет к весне.
   Королева кивнула и мягко сказала, как бы сама себе:
   - Жизненно важно, чтобы она преуспела! - Потом повернулась к Эйнджел:
   - Скажи-ка мне, миледи Саутвуд, оказалась ли супружеская жизнь тем, о чем ты мечтала? Ты счастлива?
   - Да, мадам. Милорд, мой супруг, - самый добрый и самый любящий из всех мужчин. Я никогда и ничем не смогу отплатить вашему величеству за то, что вы позволили мне стать его женой. - Прекрасное лицо Эйнджел светилось от счастья.
   - Ну тогда тебе очень повезло, моя маленькая Эйнджел, ведь так бывает далеко не всегда. Правду ли говорят, что ты уже беременна?
   - Надеюсь, что так, мадам.
   - Ив этом тоже тебе повезло, - заметила королева.
   - Нам следовало бы назвать ее в вашу честь, ваше величество, но у нас уже есть одна Элизабет.
   Смех королевы был похож на кашель.
   - Нет, миледи Саутвуд! Это будет мальчик, я уверена. Вам надо назвать его Джеффри, в честь отца твоего мужа! Вот это был человек! Надеюсь, ваш сын будет похож на него.
   - Я скажу Робину о вашем желании, - очаровательно ответила Эйнджел.
   Но королева уже с интересом смотрела на арену. Рыцарские турниры - ее любимое развлечение. В Гринвиче, Хэмптон-Корте и Уайтхолле - везде были арены. Рыцарских турниров было три вида. Первый - Тилт, где всадники бились тупыми копьями. Второй - Тиэни, где они использовали мечи, и третий вид турниров назывался Бэрис. Здесь противники бились пешими, используя, по собственному усмотрению, мечи или копья. Шутливые рыцарские турниры часто становились украшением различных банкетов и карнавалов. Так как рыцарские турниры были единственным видом организованного спорта в тюдоровской Англии, если не считать состязаний по стрельбе из лука, то на них собиралось множество народа. Место на трибунах можно было получить за двенадцать пенсов. Придворные, которые не удостаивались чести быть приглашенными в ложу королевы, должны были позаботиться о себе сами. Таким образом, многие знатные лица и их дамы делили места с простой лондонской публикой.
   Участники турнира, одетые в свои отличительные цвета, выводили своих лошадей на арену под звуки труб, и начиналось пышное шествие. Слуги тех, кто принимал участие в турнире, также были одеты весьма пестро: некоторые - как первобытные люди, другие - как древние бритты с длинными волосами, свисающими до пояса, третьи носили лошадиные гривы. Некоторые рыцари сначала въезжали на арену в колясках, их лошади задрапировывались под единорогов с искусно изогнутыми золотыми рогами, укрепленными в центре лба. Экипажи других тянули негры, одетые в широченные алые шаровары и парчовые тюрбаны. Наиболее самодовольные из рыцарей прибывали уже в полном боевом снаряжении: в сверкающих серебряных латах, на горячащихся роскошных конях, гордо демонстрируя свое мастерство.
   Каждый рыцарь со своим слугой, доехав до барьера, останавливался на расстоянии фута от лестницы, ведущей в ложу королевы. Слуга в пышном наряде цветов своего господина поднимался по лестнице и предлагал вниманию королевы либо маленькую речь в стихах, либо какую-то незатейливую шутку, заставлявшую королеву и ее придворных дам и гостей смеяться. После этого королеве преподносился от имени его хозяина роскошный подарок. Елизавета давала разрешение рыцарю принять участие в турнире. После того как все рыцари таким образом представлялись королеве, турнир начинался.