— Я обещаю ничего не говорить мистеру По! — отчаянно закричала Тетя Жозефина. — Я куда-нибудь уеду, спрячусь, нигде никогда не покажусь! Можете сказать ему, что я умерла! Забирайте наследство! Забирайте детей! Только не бросайте меня пиявкам!
Бодлеры в ужасе уставились на свою опекуншу.
— Вам поручили заботиться о нас, — возмутилась Вайолет, — а вы отдаете нас этому грабителю!
Капитан Шэм помолчал, якобы обдумывая предложение Тети Жозефины.
— Пожалуй, в этом есть смысл, — сказал он наконец. — Мне необязательно убивать тебя. Люди только должны думать, что ты умерла.
— Я переменю фамилию! — продолжала кричать Тетя Жозефина. — Выкрашу волосы! Буду носить контактные линзы другого цвета! Я уеду далеко-далеко! Никто больше обо мне не услышит!
— А как же мы, Тетя Жозефина? — с ужасом спросил Клаус. — Как же мы?
— Тихо, сирота! — прикрикнул Капитан Шэм. Озерные пиявки доплыли до лодки и начали стучать по деревянной обшивке. — Не перебивай взрослых. Так вот, тетка, хотелось бы тебе верить. Но до сих пор тебе не слишком можно доверять.
— Можно было, — поправила Тетя Жозефина.
— Что-о? — переспросил Капитан Шэм.
— Вы сделали грамматическую ошибку, — наставительно произнесла Тетя Жозефина. — Вы сказали: «Но до сих пор тебе не слишком можно доверять». А вы должны были сказать: «Тебе не слишком можно было доверять».
Единственный очень блестящий глаз Капитана Шэма моргнул, а рот искривился в зловещей улыбке.»
— Спасибо, что поправили, — сказал он и сделал еще один, последний шаг в сторону Тети Жозефины. Солнышко зарычала на него, он взглянул вниз и одним пинком деревянной ноги отшвырнул Солнышко на другой конец лодки. — Я хочу удостовериться, что правильно усвоил урок грамматики, — сказал он как ни в чем не бывало, обращаясь к дрожащей опекунше Бодлеров. — Значит, нельзя сказать: «Жозефина Энуистл была выброшена за борт на съедение пиявкам». Это было бы неверно. Но если сказать: «Жозефина Энуистл сейчас будет выброшена за борт на съедение пиявкам» — тогда, по-твоему, будет правильно, да?
— Да, — подтвердила Тетя Жозефина. — То есть нет. Я имела в виду…
Но Тете Жозефине не довелось сказать, что она имела в виду. Капитан Шэм, стоя прямо перед ней, толкнул ее обеими руками. С тихим вскриком и громким всплеском она опрокинулась в озеро Лакримозе.
— Тетя Жозефина! — закричала Вайолет. — Тетя Жозефина!
Клаус перегнулся через борт как можно дальше и протянул руку.
Благодаря двум спасательным жилетам Тетя Жозефина плавала на поверхности и махала руками, видя устремившиеся к ней стаи пиявок. Однако Капитан Шэм уже потянул за веревки, управляющие парусом, и Клаус не достал до нее.
— Изверг! — закричал он на Капитана Шэма. — Злобный изверг!
— Так с отцом не разговаривают, — невозмутимо отозвался Капитан Шэм.
Вайолет попыталась вырвать веревку из рук Капитана Шэма.
— Поворачивайте назад! — крикнула она. — Заворачивайте лодку обратно!
— Исключено! — ровным голосом ответил Капитан Шэм. — Помашите тетеньке на прощанье. Больше вы ее не увидите.
Клаус как можно дальше высунулся из лодки.
— Не волнуйтесь, Тетя Жозефина! — крикнул он, но голос у него самого прерывался от волнения.
Лодка уже удалилась от Тети Жозефины на порядочное расстояние, и дети видели только белевшие над водой руки, которыми она продолжала размахивать.
— У нее еще есть шанс, — тихонько шепнула Клаусу Вайолет, когда они приближались к пристани. — На ней два спасательных жилета, и она хорошо плавает.
— Это верно, — дрожащим голосом печально проговорил Клаус. — Она всю жизнь прожила на берегу озера. Может, ей известен какой-то спасательный маршрут для побега.
— Легру, — спокойно произнесла Солнышко, как будто хотела сказать: «Нам остается только надеяться».
Сироты, дрожавшие от холода и страха, прижимались друг к другу, Капитан Шэм один управлял лодкой. Они больше ничего не осмеливались предпринимать, оставалось только надеяться. Они испытывали к Тете Жозефине смешанные чувства. Пребывание у Тети Жозефины в целом доставило им мало удовольствия. И не потому, что она готовила ужасающие холодные блюда, или дарила подарки, которые им не нравились, или вечно делала грамматические замечания, а потому что она так боялась всего, что мешала им получать удовольствие от чего бы то ни было. А самое худшее состояло в том, что ее постоянные страхи делали ее никудышной опекуншей. Предполагается, что опекун не расстается с детьми и охраняет их, а Тетя Жозефина сбежала при первых же признаках опасности. Опекун, как предполагается, должен помогать детям, когда у них случаются неприятности, а Тетю Жозефину, в сущности, пришлось силком тащить из пещеры, когда она им понадобилась. И кроме того, предполагается, что опекун обязан защищать детей от опасности, а Тетя Жозефина отдала сирот Капитану Шэму в обмен на собственную безопасность.
Но несмотря на все ее недостатки, дети привязались к ней. Она многому их научила, хотя по большей части это все были скучные вещи. Она предоставила им жилье, хоть в доме было холодно и он не мог противостоять ураганам. Кроме того, дети знали, что Тете Жозефине, как и им самим, довелось пережить страшные события. И по всем этим причинам, когда их опекунша скрылась из виду, а огни Дамокловой пристани стали приближаться, Вайолет, Клаус и Солнышко повторяли про себя не «Жозефина-шмозефина», а «Мы надеемся, что Тетя Жозефина уцелела».
Капитан Шэм привел лодку точно к берегу и умело пришвартовал ее к пристани.
— Пошли, простофили, — скомандовал он и повел Бодлеров к высоким металлическим воротам с блестящими пиками наверху. Там их ждал мистер По с платком в руке и выражением облегчения на лице. Рядом возвышалось громадное существо из Бробдингнега, и при виде детей на его (или ее) лице появилось выражение торжества.
— Вы целы! — встретил их мистер По. — Слава Богу! Мы так о вас беспокоились! Когда мы с Капитаном Шэмом въехали на холм к дому Энуистлов и увидели, что он рухнул в озеро, мы решили, что вы погибли!
— К счастью, мой помощник сообщил, что дети украли парусную лодку, — вставил Капитан Шэм. — Лодка была почти совсем разбита ураганом Герман, а потом стаями пиявок. Я подоспел вовремя и спас их.
— Не спас! — закричала Вайолет. — Он столкнул Тетю Жозефину в воду! Надо скорей ехать спасать ее!
— Дети расстроены, у них все смешалось в голове, — заметил Капитан Шэм. Единственный глаз его ярко заблестел. — Как отец я считаю, что им надо хорошенько выспаться.
— Он нам не отец! — закричал Клаус. — Он — Граф Олаф и убийца! Пожалуйста, мистер По, известите полицию! Надо спасти Тетю Жозефину!
— Ай-ай-ай, — сказал мистер По, кашляя в платок. — У вас действительно все в голове перемешалось. Тетя Жозефина мертва, вспомните. Она выбросилась из окна.
— Нет, нет, — вмешалась Вайолет. — В предсмертной записке содержалось тайное сообщение. Клаус расшифровал его, оно гласило: «Гиблая пещера». Там в первой фразе было употреблено неправильное местоимение «ее», чтобы привлечь наше внимание.
— Какая-то бессмыслица, — запротестовал мистер По. — Какая пещера? Какое местоимение?
— Клаус, — сказала Вайолет, — покажи мистеру По записку.
— Ты можешь показать ее утром, — произнес Капитан Шэм делано успокаивающим тоном. — Тебе надо хорошенько выспаться. Мой помощник отведет тебя ко мне, а я побуду здесь, и мы с мистером По закончим бумажную возню с усыновлением.
— Но… — начал Клаус.
— Никаких «но», — отрубил Капитан Шэм. — Сейчас у тебя помрачение, а это значит «ты не в себе».
— Знаю я, что это значит, — огрызнулся Клаус.
— Пожалуйста, выслушайте нас, — умоляла мистера По Вайолет. — Речь идет о жизни и смерти. Пожалуйста, вы только взгляните на записку.
— Вы можете показать ее утром). — разозлился Капитан Шэм. — А сейчас марш за моим помощником в мини-фургон и сразу спать.
— Погодите, Капитан Шэм, — остановил его мистер По. — Если это так расстраивает детей, я лучше взгляну на записку сейчас. Это не займет больше минуты.
— Спасибо, — с облегчением проговорил Клаус и полез в карман за письмом. Но едва рука его оказалась в кармане, лицо его вытянулось… и, уверен, вы догадываетесь почему. Если положить клочок бумаги в карман, а потом попасть в шторм, то клочок бумаги, если он даже очень важный, превратится в мокрое месиво. Клаус вытащил сырой комок из кармана, и сироты уставились на останки Тети-Жозефининого письма. Трудно было в этом комке признать даже листок бумаги, а не то что прочесть и разгадать его тайное содержание.
— Вот это была записка. — Клаус протянул комок мистеру По. — Придется вам поверить нам на слово, что Тетя Жозефина была тогда еще жива.
— И может быть, жива до сих пор\ — закричала Вайолет. — Пожалуйста, мистер По, пошлите кого-нибудь ей на помощь!
— Ох, дети, дети, — вздохнул мистер По, — вы так огорчены, так беспокоитесь. Вам нечего больше беспокоиться. Я ведь обещал, что позабочусь о вас, и нахожу, что Капитан Шэм обладает всеми возможностями вырастить вас. У него солидное дело, и вряд ли он станет выбрасываться из окна. И его, несомненно, заботит ваша судьба. Подумайте, ведь он один, в самый разгар урагана, отправился на поиски.
— Его заботит только наше наследство, — буркнул Клаус.
— А вот это неправда, — возразил Капитан Шэм. — Мне не нужно ни пенни из вашего наследства. Кроме как, естественно, платы за украденную и потопленную лодку.
Мистер По нахмурился и кашлянул в платок.
— Хм, довольно неожиданное требование, — сказал он, — но этот вопрос мы уладим потом. Так, дети, а теперь будьте добры отправляйтесь в ваш новый дом, а мы с Капитаном Шэмом окончательно приведем в порядок документы. Возможно, мы еще успеем завтра утром позавтракать вместе до моего отъезда в город.
— Пожалуйста, — закричала Вайолет, — ну пожалуйста, неужели вы не послушаете нас?!
— Пожалуйста, — закричал Клаус, — ну пожалуйста, неужели вы нам не поверите?!
Солнышко ничего не закричала. Она вообще давно не произносила ни слова, и если бы старшие Бодлеры не были так заняты попытками уговорить мистера По, то они бы заметили, что она даже ни разу не взглянула вверх, чтобы прислушаться к переговорам старших над ее головой. Солнышко смотрела прямо перед собой, а если речь идет о маленьком ползающем ребенке, это значит, что он видит перед собой только чужие ноги. Нога, на которую она смотрела, принадлежала Капитану Шэму. И Солнышко глядела не на правую, абсолютно нормальную ногу, а на левую, деревянную. Солнышко не спускала глаз с обрубка темного полированного дерева, укрепленного у колена металлической петлей, и вид у девочки был очень сосредоточенный.
Вас, может быть, удивит, если я скажу, что в эту минуту Солнышко напоминала знаменитого македонского завоевателя Александра Великого. Александр Великий жил более двух тысяч лет назад, и на самом деле ему не было дано имя Великий при рождении. Это позже он заставил так называть себя, когда вторгался в чужие земли со своими солдатами и объявлял себя царем. Помимо того, что он вторгался в чужие страны и заставлял жителей делать все, что он велит, его прославила еще история с так называемым гордиевым узлом. Так назвали сложный узел, который завязал царь Гордий. Гордий сказал, что если Александр распутает узел, то пусть правит всем царством. Однако Александру, слишком занятому покорением всех стран подряд, было не до распутывания узлов. Он просто взял меч и разрубил гордиев узел. Конечно, это было нечестно, но у Александра было очень много солдат, и Гордий не стал спорить, так что вскоре всем жителям Гордиона пришлось склониться перед Сами-Знаете-Кем. С тех самых пор любую сложную проблему можно назвать гордиевым узлом, и если вы разрешите ее каким-то простым способом (пусть и грубым), вы как бы разрубите гордиев узел.
Проблема, вставшая перед бодлеровскими сиротами, могла быть поистине названа гордиевым узлом, поскольку казалась неразрешимой. Она заключалась в том, что постыдный план Капитана Шэма должен был вот-вот осуществиться, и единственным способом помешать этому было убедить мистера По в реальном положении дел. Но поскольку Тетю Жозефину уже бросили в озеро, а ее записка превратилась в мокрый комок бумаги, убедить мистера По не представлялось возможности. Солнышко же, поглядев на искусственную ногу Капитана Шэма, придумала простой, хотя и грубый способ разрешить проблему.
Пока более высокие, чем она, люди спорили, не обращая на нее внимания, самая маленькая из Бодлеров подползла вплотную к деревянной ноге, открыла рот и что есть силы впилась в нее зубами. К счастью для Бодлеров, зубы у Солнышка были остры, как меч Александра Великого, и деревяшка Капитана Шэма треснула ровно пополам и с таким громким «крак», что все посмотрели вниз.
Вы, наверное, сами догадались, что деревянная нога была фальшивой, она раскололась, и глазам всех присутствующих предстала от колена до пальцев подлинная нога Капитана Шэма — бледная и потная. Однако не колено и не пальцы привлекли всеобщее внимание, а щиколотка! Там, на бледной потной коже находилось решение бодлеровской проблемы. Укусив деревянную ногу Капитана Шэма, Солнышко разрубила гордиев узел, ибо, когда куски фальшивой ноги отвалились и упали на Дамоклову пристань, все увидели татуировку в виде глаза.
Глава тринадцатая
Моему любезному издателю
Бодлеры в ужасе уставились на свою опекуншу.
— Вам поручили заботиться о нас, — возмутилась Вайолет, — а вы отдаете нас этому грабителю!
Капитан Шэм помолчал, якобы обдумывая предложение Тети Жозефины.
— Пожалуй, в этом есть смысл, — сказал он наконец. — Мне необязательно убивать тебя. Люди только должны думать, что ты умерла.
— Я переменю фамилию! — продолжала кричать Тетя Жозефина. — Выкрашу волосы! Буду носить контактные линзы другого цвета! Я уеду далеко-далеко! Никто больше обо мне не услышит!
— А как же мы, Тетя Жозефина? — с ужасом спросил Клаус. — Как же мы?
— Тихо, сирота! — прикрикнул Капитан Шэм. Озерные пиявки доплыли до лодки и начали стучать по деревянной обшивке. — Не перебивай взрослых. Так вот, тетка, хотелось бы тебе верить. Но до сих пор тебе не слишком можно доверять.
— Можно было, — поправила Тетя Жозефина.
— Что-о? — переспросил Капитан Шэм.
— Вы сделали грамматическую ошибку, — наставительно произнесла Тетя Жозефина. — Вы сказали: «Но до сих пор тебе не слишком можно доверять». А вы должны были сказать: «Тебе не слишком можно было доверять».
Единственный очень блестящий глаз Капитана Шэма моргнул, а рот искривился в зловещей улыбке.»
— Спасибо, что поправили, — сказал он и сделал еще один, последний шаг в сторону Тети Жозефины. Солнышко зарычала на него, он взглянул вниз и одним пинком деревянной ноги отшвырнул Солнышко на другой конец лодки. — Я хочу удостовериться, что правильно усвоил урок грамматики, — сказал он как ни в чем не бывало, обращаясь к дрожащей опекунше Бодлеров. — Значит, нельзя сказать: «Жозефина Энуистл была выброшена за борт на съедение пиявкам». Это было бы неверно. Но если сказать: «Жозефина Энуистл сейчас будет выброшена за борт на съедение пиявкам» — тогда, по-твоему, будет правильно, да?
— Да, — подтвердила Тетя Жозефина. — То есть нет. Я имела в виду…
Но Тете Жозефине не довелось сказать, что она имела в виду. Капитан Шэм, стоя прямо перед ней, толкнул ее обеими руками. С тихим вскриком и громким всплеском она опрокинулась в озеро Лакримозе.
— Тетя Жозефина! — закричала Вайолет. — Тетя Жозефина!
Клаус перегнулся через борт как можно дальше и протянул руку.
Благодаря двум спасательным жилетам Тетя Жозефина плавала на поверхности и махала руками, видя устремившиеся к ней стаи пиявок. Однако Капитан Шэм уже потянул за веревки, управляющие парусом, и Клаус не достал до нее.
— Изверг! — закричал он на Капитана Шэма. — Злобный изверг!
— Так с отцом не разговаривают, — невозмутимо отозвался Капитан Шэм.
Вайолет попыталась вырвать веревку из рук Капитана Шэма.
— Поворачивайте назад! — крикнула она. — Заворачивайте лодку обратно!
— Исключено! — ровным голосом ответил Капитан Шэм. — Помашите тетеньке на прощанье. Больше вы ее не увидите.
Клаус как можно дальше высунулся из лодки.
— Не волнуйтесь, Тетя Жозефина! — крикнул он, но голос у него самого прерывался от волнения.
Лодка уже удалилась от Тети Жозефины на порядочное расстояние, и дети видели только белевшие над водой руки, которыми она продолжала размахивать.
— У нее еще есть шанс, — тихонько шепнула Клаусу Вайолет, когда они приближались к пристани. — На ней два спасательных жилета, и она хорошо плавает.
— Это верно, — дрожащим голосом печально проговорил Клаус. — Она всю жизнь прожила на берегу озера. Может, ей известен какой-то спасательный маршрут для побега.
— Легру, — спокойно произнесла Солнышко, как будто хотела сказать: «Нам остается только надеяться».
Сироты, дрожавшие от холода и страха, прижимались друг к другу, Капитан Шэм один управлял лодкой. Они больше ничего не осмеливались предпринимать, оставалось только надеяться. Они испытывали к Тете Жозефине смешанные чувства. Пребывание у Тети Жозефины в целом доставило им мало удовольствия. И не потому, что она готовила ужасающие холодные блюда, или дарила подарки, которые им не нравились, или вечно делала грамматические замечания, а потому что она так боялась всего, что мешала им получать удовольствие от чего бы то ни было. А самое худшее состояло в том, что ее постоянные страхи делали ее никудышной опекуншей. Предполагается, что опекун не расстается с детьми и охраняет их, а Тетя Жозефина сбежала при первых же признаках опасности. Опекун, как предполагается, должен помогать детям, когда у них случаются неприятности, а Тетю Жозефину, в сущности, пришлось силком тащить из пещеры, когда она им понадобилась. И кроме того, предполагается, что опекун обязан защищать детей от опасности, а Тетя Жозефина отдала сирот Капитану Шэму в обмен на собственную безопасность.
Но несмотря на все ее недостатки, дети привязались к ней. Она многому их научила, хотя по большей части это все были скучные вещи. Она предоставила им жилье, хоть в доме было холодно и он не мог противостоять ураганам. Кроме того, дети знали, что Тете Жозефине, как и им самим, довелось пережить страшные события. И по всем этим причинам, когда их опекунша скрылась из виду, а огни Дамокловой пристани стали приближаться, Вайолет, Клаус и Солнышко повторяли про себя не «Жозефина-шмозефина», а «Мы надеемся, что Тетя Жозефина уцелела».
Капитан Шэм привел лодку точно к берегу и умело пришвартовал ее к пристани.
— Пошли, простофили, — скомандовал он и повел Бодлеров к высоким металлическим воротам с блестящими пиками наверху. Там их ждал мистер По с платком в руке и выражением облегчения на лице. Рядом возвышалось громадное существо из Бробдингнега, и при виде детей на его (или ее) лице появилось выражение торжества.
— Вы целы! — встретил их мистер По. — Слава Богу! Мы так о вас беспокоились! Когда мы с Капитаном Шэмом въехали на холм к дому Энуистлов и увидели, что он рухнул в озеро, мы решили, что вы погибли!
— К счастью, мой помощник сообщил, что дети украли парусную лодку, — вставил Капитан Шэм. — Лодка была почти совсем разбита ураганом Герман, а потом стаями пиявок. Я подоспел вовремя и спас их.
— Не спас! — закричала Вайолет. — Он столкнул Тетю Жозефину в воду! Надо скорей ехать спасать ее!
— Дети расстроены, у них все смешалось в голове, — заметил Капитан Шэм. Единственный глаз его ярко заблестел. — Как отец я считаю, что им надо хорошенько выспаться.
— Он нам не отец! — закричал Клаус. — Он — Граф Олаф и убийца! Пожалуйста, мистер По, известите полицию! Надо спасти Тетю Жозефину!
— Ай-ай-ай, — сказал мистер По, кашляя в платок. — У вас действительно все в голове перемешалось. Тетя Жозефина мертва, вспомните. Она выбросилась из окна.
— Нет, нет, — вмешалась Вайолет. — В предсмертной записке содержалось тайное сообщение. Клаус расшифровал его, оно гласило: «Гиблая пещера». Там в первой фразе было употреблено неправильное местоимение «ее», чтобы привлечь наше внимание.
— Какая-то бессмыслица, — запротестовал мистер По. — Какая пещера? Какое местоимение?
— Клаус, — сказала Вайолет, — покажи мистеру По записку.
— Ты можешь показать ее утром, — произнес Капитан Шэм делано успокаивающим тоном. — Тебе надо хорошенько выспаться. Мой помощник отведет тебя ко мне, а я побуду здесь, и мы с мистером По закончим бумажную возню с усыновлением.
— Но… — начал Клаус.
— Никаких «но», — отрубил Капитан Шэм. — Сейчас у тебя помрачение, а это значит «ты не в себе».
— Знаю я, что это значит, — огрызнулся Клаус.
— Пожалуйста, выслушайте нас, — умоляла мистера По Вайолет. — Речь идет о жизни и смерти. Пожалуйста, вы только взгляните на записку.
— Вы можете показать ее утром). — разозлился Капитан Шэм. — А сейчас марш за моим помощником в мини-фургон и сразу спать.
— Погодите, Капитан Шэм, — остановил его мистер По. — Если это так расстраивает детей, я лучше взгляну на записку сейчас. Это не займет больше минуты.
— Спасибо, — с облегчением проговорил Клаус и полез в карман за письмом. Но едва рука его оказалась в кармане, лицо его вытянулось… и, уверен, вы догадываетесь почему. Если положить клочок бумаги в карман, а потом попасть в шторм, то клочок бумаги, если он даже очень важный, превратится в мокрое месиво. Клаус вытащил сырой комок из кармана, и сироты уставились на останки Тети-Жозефининого письма. Трудно было в этом комке признать даже листок бумаги, а не то что прочесть и разгадать его тайное содержание.
— Вот это была записка. — Клаус протянул комок мистеру По. — Придется вам поверить нам на слово, что Тетя Жозефина была тогда еще жива.
— И может быть, жива до сих пор\ — закричала Вайолет. — Пожалуйста, мистер По, пошлите кого-нибудь ей на помощь!
— Ох, дети, дети, — вздохнул мистер По, — вы так огорчены, так беспокоитесь. Вам нечего больше беспокоиться. Я ведь обещал, что позабочусь о вас, и нахожу, что Капитан Шэм обладает всеми возможностями вырастить вас. У него солидное дело, и вряд ли он станет выбрасываться из окна. И его, несомненно, заботит ваша судьба. Подумайте, ведь он один, в самый разгар урагана, отправился на поиски.
— Его заботит только наше наследство, — буркнул Клаус.
— А вот это неправда, — возразил Капитан Шэм. — Мне не нужно ни пенни из вашего наследства. Кроме как, естественно, платы за украденную и потопленную лодку.
Мистер По нахмурился и кашлянул в платок.
— Хм, довольно неожиданное требование, — сказал он, — но этот вопрос мы уладим потом. Так, дети, а теперь будьте добры отправляйтесь в ваш новый дом, а мы с Капитаном Шэмом окончательно приведем в порядок документы. Возможно, мы еще успеем завтра утром позавтракать вместе до моего отъезда в город.
— Пожалуйста, — закричала Вайолет, — ну пожалуйста, неужели вы не послушаете нас?!
— Пожалуйста, — закричал Клаус, — ну пожалуйста, неужели вы нам не поверите?!
Солнышко ничего не закричала. Она вообще давно не произносила ни слова, и если бы старшие Бодлеры не были так заняты попытками уговорить мистера По, то они бы заметили, что она даже ни разу не взглянула вверх, чтобы прислушаться к переговорам старших над ее головой. Солнышко смотрела прямо перед собой, а если речь идет о маленьком ползающем ребенке, это значит, что он видит перед собой только чужие ноги. Нога, на которую она смотрела, принадлежала Капитану Шэму. И Солнышко глядела не на правую, абсолютно нормальную ногу, а на левую, деревянную. Солнышко не спускала глаз с обрубка темного полированного дерева, укрепленного у колена металлической петлей, и вид у девочки был очень сосредоточенный.
Вас, может быть, удивит, если я скажу, что в эту минуту Солнышко напоминала знаменитого македонского завоевателя Александра Великого. Александр Великий жил более двух тысяч лет назад, и на самом деле ему не было дано имя Великий при рождении. Это позже он заставил так называть себя, когда вторгался в чужие земли со своими солдатами и объявлял себя царем. Помимо того, что он вторгался в чужие страны и заставлял жителей делать все, что он велит, его прославила еще история с так называемым гордиевым узлом. Так назвали сложный узел, который завязал царь Гордий. Гордий сказал, что если Александр распутает узел, то пусть правит всем царством. Однако Александру, слишком занятому покорением всех стран подряд, было не до распутывания узлов. Он просто взял меч и разрубил гордиев узел. Конечно, это было нечестно, но у Александра было очень много солдат, и Гордий не стал спорить, так что вскоре всем жителям Гордиона пришлось склониться перед Сами-Знаете-Кем. С тех самых пор любую сложную проблему можно назвать гордиевым узлом, и если вы разрешите ее каким-то простым способом (пусть и грубым), вы как бы разрубите гордиев узел.
Проблема, вставшая перед бодлеровскими сиротами, могла быть поистине названа гордиевым узлом, поскольку казалась неразрешимой. Она заключалась в том, что постыдный план Капитана Шэма должен был вот-вот осуществиться, и единственным способом помешать этому было убедить мистера По в реальном положении дел. Но поскольку Тетю Жозефину уже бросили в озеро, а ее записка превратилась в мокрый комок бумаги, убедить мистера По не представлялось возможности. Солнышко же, поглядев на искусственную ногу Капитана Шэма, придумала простой, хотя и грубый способ разрешить проблему.
Пока более высокие, чем она, люди спорили, не обращая на нее внимания, самая маленькая из Бодлеров подползла вплотную к деревянной ноге, открыла рот и что есть силы впилась в нее зубами. К счастью для Бодлеров, зубы у Солнышка были остры, как меч Александра Великого, и деревяшка Капитана Шэма треснула ровно пополам и с таким громким «крак», что все посмотрели вниз.
Вы, наверное, сами догадались, что деревянная нога была фальшивой, она раскололась, и глазам всех присутствующих предстала от колена до пальцев подлинная нога Капитана Шэма — бледная и потная. Однако не колено и не пальцы привлекли всеобщее внимание, а щиколотка! Там, на бледной потной коже находилось решение бодлеровской проблемы. Укусив деревянную ногу Капитана Шэма, Солнышко разрубила гордиев узел, ибо, когда куски фальшивой ноги отвалились и упали на Дамоклову пристань, все увидели татуировку в виде глаза.
Глава тринадцатая
На лице мистера По выразилось удивление. На лице Вайолет — облегчение. У Клауса на лице читалось умиротворение, что тоже значит «облегчение», только это словечко более мудреное, которое он вычитал в журнальной статье. У Солнышка вид был торжествующий. У громадного существа — не то мужчины, не то женщины — разочарованный. А у Графа Олафа — какое облегчение называть его настоящим именем! — на лице сперва мелькнул испуг, но быстрее, чем моргнул его единственный глаз, он уже скорчил удивленную, как у мистера По, физиономию.
— Моя нога! — воскликнул он с фальшивой радостью. — Моя нога отросла заново! Потрясающе! Изумительно! Медицинское чудо!
— Ах, перестаньте, — остановил его мистер По, складывая на груди руки. — Ничего не выйдет. Ребенку видно, что ваша деревянная нога была поддельной.
— Ребенку и было видно, — шепнула Вайолет Клаусу. — И даже трем детям.
— Ну, может, нога и фальшивая, — согласился Граф Олаф и отступил на шаг, — но этой татуировки я в жизни не видел.
— Ах, перестаньте, — повторил мистер По. — И это не пройдет. Вы пытались скрыть татуировку с помощью деревянной ноги, но мы видим теперь, что в действительности вы Граф Олаф.
— Ну, может, татуировка и моя, — согласился Граф Олаф и отступил еще на шаг. — Но я никакой не Граф Олаф. Я Капитан Шэм. Вот моя визитная карточка, тут все написано как есть.
— Ах, перестаньте, — опять сказал мистер По. — И это ничего не доказывает. Любой может зайти в типографию и заказать карточку с любой надписью.
— Ну ладно, допустим, я не Капитан Шэм, — уступил Граф Олаф. — Но дети все равно принадлежат мне. Так написала в завещании Жозефина.
— Ах, перестаньте, — в четвертый и последний раз проговорил мистер По. — Ничего не выйдет. Тетя Жозефина оставила детей Капитану Шэму, а не Графу Олафу. А вы — Граф Олаф. Стало быть, мне решать снова, кто будет заботиться о Бодлерах. Я отправлю их куда-нибудь в другое место, а вас отправлю в тюрьму. В последний раз вы творите ваши злодеяния, Граф Олаф. Вы пытались присвоить наследство Бодлеров с помощью женитьбы на Вайолет. Пытались присвоить бодлеровское состояние путем убийства Дяди Монти.
— И этот план пока остается моим шедевром, — прорычал Граф Олаф и сорвал повязку с глаза (она, естественно, тоже была фальшивой, как и деревянная нога) и воззрился на Бодлеров двумя блестящими глазами. — Не хочу хвастаться… впрочем, зачем мне теперь врать вам, олухам? Я люблю хвастаться. Как ловко я заставил старую дуреху написать письмо, а? Тут есть чем похвастаться. Какая все-таки Жозефина была глупая курица.
— И вовсе не глупая курица! — возмутился Клаус. — Она была добрая и нежная!
— Нежная? — переспросил Граф Олаф с гадкой усмешкой. — Что ж, озерные пиявки сейчас, наверно, придерживаются того же мнения. Возможно, это их самый нежный из завтраков.
Мистер По нахмурился и покашлял в белый платок.
— Хватит с нас вашей отвратительной болтовни, Олаф, — заявил он сурово. — Мы вас наконец поймали, и на этот раз вам не удастся удрать. Полицейское отделение озера Лакримозе будет радо схватить известного преступника, разыскиваемого за мошенничество, убийство и вовлечение детей в опасность.
— И поджог, — подсказал Граф Олаф.
— Я сказал — хватит! — загремел мистер По.
Граф Олаф, бодлеровские сироты и даже громадина, не ожидавшие от мистера По такой суровости, вытаращили глаза.
— Вы в последний раз охотитесь на детей, я прослежу, чтобы вас непременно передали в руки соответствующих властей. Маскарады больше не помогут. Беспрерывная ложь не поможет. В сущности, в данной ситуации вам больше ничего не предпринять.
— Неужели? — сказал Граф Олаф, и его губы искривились в мерзкой усмешке. — Пожалуй, кое-что я еще могу предпринять.
— И что же? — поинтересовался мистер По.
Граф Олаф с улыбкой оглядел каждого из Бодлеров по очереди, как будто дети были шоколадками, которые он отложил на потом. После чего улыбнулся громадине, а затем растянул рот в медленной улыбке, глядя на мистера По.
— Я могу убежать, — сказал он — и бросился бежать. Побежал он в сторону тяжелых металлических ворот, громадное существо заковыляло за ним.
— Вернитесь! — закричал мистер По. — Именем закона, вернитесь! Во имя законности и справедливости! Во имя Управления денежных штрафов!
— Что толку кричать им вслед! — закричала Вайолет. — Бежим! Их надо догнать!
— Я не могу позволить детям гнаться за таким человеком, — сказал мистер По и опять закричал: — Стойте, я сказал! Стойте сейчас же!
— Их нельзя упустить! — крикнул Клаус. — Бежим, Вайолет! Бежим, Солнышко!
— Нет, нет, это не детское дело, — удержал их мистер По. — Оставайся здесь с сестрами, Клаус. Я их верну. Они не уйдут от мистера По. Эй, вы! Стойте!
— Мы не можем оставаться здесь! — крикнула Вайолет. — Мы сядем в парусную лодку и поплывем искать Тетю Жозефину! Вдруг она еще жива!
— Бодлеры, вы поручены мне, — твердо сказал мистер По. — Я не позволю маленьким детям разъезжать на парусных лодках без сопровождения.
— Но если бы мы раньше не уплыли без сопровождения, — запротестовал Клаус, — мы бы уже находились в руках у Графа Олафа!
— Не в этом дело, — сказал мистер По, быстрым шагом следуя за Графом Олафом и непонятным существом. — Дело в том…
Но дети не услышали, в чем же дело, из-за грохота захлопнувшихся металлических ворот. Громадное существо закрыло их перед самым носом у мистера По.
— Немедленно остановитесь! — приказал мистер По сквозь ворота. — Вы, неприятный человек, вернитесь! — Он попытался открыть высокие ворота, но они оказались заперты. — Они заперты! — крикнул мистер По детям. — Где ключ? Надо найти ключ!
Бодлеры бросились к воротам, но остановились, услыхав позвякивание.
— Ключ у меня, — послышался голос Графа Олафа с той стороны ворот. — Но не волнуйтесь. Скоро увидимся, сироты. Очень скоро.
— Немедленно отоприте ворота! — закричал мистер По, но никто, разумеется, и не подумал отпереть ворота. Он тряс и тряс их, но металлические ворота с пиками так и не открылись. Мистер По кинулся к телефонной будке и вызвал полицию, но дети знали, что к тому времени, как подоспеет помощь, Графа Олафа и след простынет. До предела измученные и запредельно несчастные бодлеровские сироты понуро опустились на землю. Они очутились на том самом месте, где мы нашли их в начале этой истории.
В первой главе, если помните, Бодлеры сидели на своих чемоданах и надеялись, что жизнь их теперь немного исправится, и мне хотелось бы сейчас, в конце повествования, сказать вам, что так и произошло. Я хотел бы написать, что Графа Олафа схватили прежде, чем он успел скрыться, или что Тетя Жозефина приплыла к Дамокловой пристани, чудесным образом спасшись от озерных пиявок. Но это не так. Пока дети сидели на влажной земле, Граф
Олаф уже успел добраться до середины озера, а вскоре сядет в поезд, переодетый раввином, и одурачит полицию; и я с сожалением должен вам поведать, что у него зреет новый план — как украсть состояние Бодлеров. И мы никогда в точности не узнаем, что происходило с Тетей Жозефиной, пока дети сидели на пристани, не в силах ей помочь. Но могу сказать только, что впоследствии, приблизительно в то время, когда бодлеровских детей вынудили посещать злосчастную школу-интернат, два рыбака обнаружили оба спасательных жилета Тети Жозефины: изорванные в клочья, они плыли по темным водам озера Лакримозе.
Большинство историй заканчивается, как вы знаете, тем, что негодяй терпит поражение, следует счастливый конец и все идут по домам, довольные, что извлекли из происходящего мораль. Но в случае с Бодлерами все шло не так. Граф Олаф, он же негодяй, не преуспел в своем злодейском плане, но отнюдь не потерпел поражения. О счастливом конце и речи нет.
Бодлеры не могут отправиться домой, довольные, что извлекли мораль, по той простой причине, что им и идти-то некуда. Не только дом Тети Жозефины рухнул в озеро, но их собственный, родной дом, где они жили с родителями, превратился в груду золы, лежащей на голой площадке, и при всем желании они не могут туда вернуться.
Но даже если бы и могли, я затрудняюсь сказать, какова мораль этой истории.
С некоторыми историями просто. Например, мораль сказки «Три медведя»: «Никогда не залезай в чужой дом». Мораль «Белоснежки»: «Никогда не ешь яблок». Мораль Первой мировой войны: «Никогда не убивай эрцгерцога Фердинанда». Но сидя на пристани и наблюдая, как над озером Лакримозе всходит солнце, Вайолет, Клаус и Солнышко никак не могли решить, в чем, собственно, заключается мораль их пребывания у Тети Жозефины. Выражение «их озарило», которое я сейчас хочу употребить, не имеет ничего общего с встающим и все озаряющим солнцем. «Их озарило» попросту значит «они кое-что поняли». Пока бодлеровские сироты сидели и смотрели, как с началом рабочего дня пристань заполняется людьми, они поняли кое-что очень для них важное. Их озарило, что, в отличие от Тети Жозефины, которая жила на отшибе в грустном одиночестве, они находили утешение и поддержку друг у друга в течение своей несчастливой жизни. Это не дало им ощущения полной безопасности или полного счастья, но зато научило быть благодарными.
— Спасибо тебе, Клаус, — поблагодарила Вайолет, — за то, что ты разгадал записку. Спасибо и тебе, Солнышко, за то, что ты украла ключи от лодки. Если бы не вы двое, мы бы сейчас были в лапах у Графа Олафа.
— Спасибо тебе, Вайолет, — поблагодарил Клаус, — за то, что ты придумала уловку с мятными лепешечками, чтобы оттянуть время. И спасибо тебе, Солнышко, за то, что ты так удачно укусила деревянную ногу. Если бы не вы обе, мы были бы сейчас обречены.
— Пайлумс, — поблагодарила Солнышко, и старшие сразу поняли, что она благодарит Вайолет за изобретение сигнала бедствия, а Клауса за то, что он разобрался в атласе и привел их к Гиблой пещере.
Они благодарно прижались друг к другу, и на их мокрых озабоченных лицах появилась слабая улыбка. Они были не одиноки, потому что были вместе. Не уверен, что последняя фраза и есть мораль этой истории, но Бодлерам этого показалось достаточно. Быть вместе в гуще несчастий — все равно что иметь в своем распоряжении парусную лодку в разгар урагана. А это бодлеровские сироты считали большой удачей.
— Моя нога! — воскликнул он с фальшивой радостью. — Моя нога отросла заново! Потрясающе! Изумительно! Медицинское чудо!
— Ах, перестаньте, — остановил его мистер По, складывая на груди руки. — Ничего не выйдет. Ребенку видно, что ваша деревянная нога была поддельной.
— Ребенку и было видно, — шепнула Вайолет Клаусу. — И даже трем детям.
— Ну, может, нога и фальшивая, — согласился Граф Олаф и отступил на шаг, — но этой татуировки я в жизни не видел.
— Ах, перестаньте, — повторил мистер По. — И это не пройдет. Вы пытались скрыть татуировку с помощью деревянной ноги, но мы видим теперь, что в действительности вы Граф Олаф.
— Ну, может, татуировка и моя, — согласился Граф Олаф и отступил еще на шаг. — Но я никакой не Граф Олаф. Я Капитан Шэм. Вот моя визитная карточка, тут все написано как есть.
— Ах, перестаньте, — опять сказал мистер По. — И это ничего не доказывает. Любой может зайти в типографию и заказать карточку с любой надписью.
— Ну ладно, допустим, я не Капитан Шэм, — уступил Граф Олаф. — Но дети все равно принадлежат мне. Так написала в завещании Жозефина.
— Ах, перестаньте, — в четвертый и последний раз проговорил мистер По. — Ничего не выйдет. Тетя Жозефина оставила детей Капитану Шэму, а не Графу Олафу. А вы — Граф Олаф. Стало быть, мне решать снова, кто будет заботиться о Бодлерах. Я отправлю их куда-нибудь в другое место, а вас отправлю в тюрьму. В последний раз вы творите ваши злодеяния, Граф Олаф. Вы пытались присвоить наследство Бодлеров с помощью женитьбы на Вайолет. Пытались присвоить бодлеровское состояние путем убийства Дяди Монти.
— И этот план пока остается моим шедевром, — прорычал Граф Олаф и сорвал повязку с глаза (она, естественно, тоже была фальшивой, как и деревянная нога) и воззрился на Бодлеров двумя блестящими глазами. — Не хочу хвастаться… впрочем, зачем мне теперь врать вам, олухам? Я люблю хвастаться. Как ловко я заставил старую дуреху написать письмо, а? Тут есть чем похвастаться. Какая все-таки Жозефина была глупая курица.
— И вовсе не глупая курица! — возмутился Клаус. — Она была добрая и нежная!
— Нежная? — переспросил Граф Олаф с гадкой усмешкой. — Что ж, озерные пиявки сейчас, наверно, придерживаются того же мнения. Возможно, это их самый нежный из завтраков.
Мистер По нахмурился и покашлял в белый платок.
— Хватит с нас вашей отвратительной болтовни, Олаф, — заявил он сурово. — Мы вас наконец поймали, и на этот раз вам не удастся удрать. Полицейское отделение озера Лакримозе будет радо схватить известного преступника, разыскиваемого за мошенничество, убийство и вовлечение детей в опасность.
— И поджог, — подсказал Граф Олаф.
— Я сказал — хватит! — загремел мистер По.
Граф Олаф, бодлеровские сироты и даже громадина, не ожидавшие от мистера По такой суровости, вытаращили глаза.
— Вы в последний раз охотитесь на детей, я прослежу, чтобы вас непременно передали в руки соответствующих властей. Маскарады больше не помогут. Беспрерывная ложь не поможет. В сущности, в данной ситуации вам больше ничего не предпринять.
— Неужели? — сказал Граф Олаф, и его губы искривились в мерзкой усмешке. — Пожалуй, кое-что я еще могу предпринять.
— И что же? — поинтересовался мистер По.
Граф Олаф с улыбкой оглядел каждого из Бодлеров по очереди, как будто дети были шоколадками, которые он отложил на потом. После чего улыбнулся громадине, а затем растянул рот в медленной улыбке, глядя на мистера По.
— Я могу убежать, — сказал он — и бросился бежать. Побежал он в сторону тяжелых металлических ворот, громадное существо заковыляло за ним.
— Вернитесь! — закричал мистер По. — Именем закона, вернитесь! Во имя законности и справедливости! Во имя Управления денежных штрафов!
— Что толку кричать им вслед! — закричала Вайолет. — Бежим! Их надо догнать!
— Я не могу позволить детям гнаться за таким человеком, — сказал мистер По и опять закричал: — Стойте, я сказал! Стойте сейчас же!
— Их нельзя упустить! — крикнул Клаус. — Бежим, Вайолет! Бежим, Солнышко!
— Нет, нет, это не детское дело, — удержал их мистер По. — Оставайся здесь с сестрами, Клаус. Я их верну. Они не уйдут от мистера По. Эй, вы! Стойте!
— Мы не можем оставаться здесь! — крикнула Вайолет. — Мы сядем в парусную лодку и поплывем искать Тетю Жозефину! Вдруг она еще жива!
— Бодлеры, вы поручены мне, — твердо сказал мистер По. — Я не позволю маленьким детям разъезжать на парусных лодках без сопровождения.
— Но если бы мы раньше не уплыли без сопровождения, — запротестовал Клаус, — мы бы уже находились в руках у Графа Олафа!
— Не в этом дело, — сказал мистер По, быстрым шагом следуя за Графом Олафом и непонятным существом. — Дело в том…
Но дети не услышали, в чем же дело, из-за грохота захлопнувшихся металлических ворот. Громадное существо закрыло их перед самым носом у мистера По.
— Немедленно остановитесь! — приказал мистер По сквозь ворота. — Вы, неприятный человек, вернитесь! — Он попытался открыть высокие ворота, но они оказались заперты. — Они заперты! — крикнул мистер По детям. — Где ключ? Надо найти ключ!
Бодлеры бросились к воротам, но остановились, услыхав позвякивание.
— Ключ у меня, — послышался голос Графа Олафа с той стороны ворот. — Но не волнуйтесь. Скоро увидимся, сироты. Очень скоро.
— Немедленно отоприте ворота! — закричал мистер По, но никто, разумеется, и не подумал отпереть ворота. Он тряс и тряс их, но металлические ворота с пиками так и не открылись. Мистер По кинулся к телефонной будке и вызвал полицию, но дети знали, что к тому времени, как подоспеет помощь, Графа Олафа и след простынет. До предела измученные и запредельно несчастные бодлеровские сироты понуро опустились на землю. Они очутились на том самом месте, где мы нашли их в начале этой истории.
В первой главе, если помните, Бодлеры сидели на своих чемоданах и надеялись, что жизнь их теперь немного исправится, и мне хотелось бы сейчас, в конце повествования, сказать вам, что так и произошло. Я хотел бы написать, что Графа Олафа схватили прежде, чем он успел скрыться, или что Тетя Жозефина приплыла к Дамокловой пристани, чудесным образом спасшись от озерных пиявок. Но это не так. Пока дети сидели на влажной земле, Граф
Олаф уже успел добраться до середины озера, а вскоре сядет в поезд, переодетый раввином, и одурачит полицию; и я с сожалением должен вам поведать, что у него зреет новый план — как украсть состояние Бодлеров. И мы никогда в точности не узнаем, что происходило с Тетей Жозефиной, пока дети сидели на пристани, не в силах ей помочь. Но могу сказать только, что впоследствии, приблизительно в то время, когда бодлеровских детей вынудили посещать злосчастную школу-интернат, два рыбака обнаружили оба спасательных жилета Тети Жозефины: изорванные в клочья, они плыли по темным водам озера Лакримозе.
Большинство историй заканчивается, как вы знаете, тем, что негодяй терпит поражение, следует счастливый конец и все идут по домам, довольные, что извлекли из происходящего мораль. Но в случае с Бодлерами все шло не так. Граф Олаф, он же негодяй, не преуспел в своем злодейском плане, но отнюдь не потерпел поражения. О счастливом конце и речи нет.
Бодлеры не могут отправиться домой, довольные, что извлекли мораль, по той простой причине, что им и идти-то некуда. Не только дом Тети Жозефины рухнул в озеро, но их собственный, родной дом, где они жили с родителями, превратился в груду золы, лежащей на голой площадке, и при всем желании они не могут туда вернуться.
Но даже если бы и могли, я затрудняюсь сказать, какова мораль этой истории.
С некоторыми историями просто. Например, мораль сказки «Три медведя»: «Никогда не залезай в чужой дом». Мораль «Белоснежки»: «Никогда не ешь яблок». Мораль Первой мировой войны: «Никогда не убивай эрцгерцога Фердинанда». Но сидя на пристани и наблюдая, как над озером Лакримозе всходит солнце, Вайолет, Клаус и Солнышко никак не могли решить, в чем, собственно, заключается мораль их пребывания у Тети Жозефины. Выражение «их озарило», которое я сейчас хочу употребить, не имеет ничего общего с встающим и все озаряющим солнцем. «Их озарило» попросту значит «они кое-что поняли». Пока бодлеровские сироты сидели и смотрели, как с началом рабочего дня пристань заполняется людьми, они поняли кое-что очень для них важное. Их озарило, что, в отличие от Тети Жозефины, которая жила на отшибе в грустном одиночестве, они находили утешение и поддержку друг у друга в течение своей несчастливой жизни. Это не дало им ощущения полной безопасности или полного счастья, но зато научило быть благодарными.
— Спасибо тебе, Клаус, — поблагодарила Вайолет, — за то, что ты разгадал записку. Спасибо и тебе, Солнышко, за то, что ты украла ключи от лодки. Если бы не вы двое, мы бы сейчас были в лапах у Графа Олафа.
— Спасибо тебе, Вайолет, — поблагодарил Клаус, — за то, что ты придумала уловку с мятными лепешечками, чтобы оттянуть время. И спасибо тебе, Солнышко, за то, что ты так удачно укусила деревянную ногу. Если бы не вы обе, мы были бы сейчас обречены.
— Пайлумс, — поблагодарила Солнышко, и старшие сразу поняли, что она благодарит Вайолет за изобретение сигнала бедствия, а Клауса за то, что он разобрался в атласе и привел их к Гиблой пещере.
Они благодарно прижались друг к другу, и на их мокрых озабоченных лицах появилась слабая улыбка. Они были не одиноки, потому что были вместе. Не уверен, что последняя фраза и есть мораль этой истории, но Бодлерам этого показалось достаточно. Быть вместе в гуще несчастий — все равно что иметь в своем распоряжении парусную лодку в разгар урагана. А это бодлеровские сироты считали большой удачей.
Моему любезному издателю
Пишу вам из Полтривиллъской ратуши. Мне удалось уговорить мэра впустить меня в офис доктора Оруэлл, имеющий форму глаза, чтобы я мог расследовать дальше все происходившее с бодлеровскими сиротами, когда они жили в тех краях.
В следующую пятницу на северо-западном углу автомобильной стоянки в обсерватории Ориона вы увидите черный джип. Взломайте замок и проникните внутрь. В отделении для перчаток вы найдете мое описание следущего страшного периода в жизни Бодлеров под названием «Зловещая лесопилка», а также некоторые сведения о гипнозе, хирургической маске и шестьдесят восемь пакетиков жевательной резинки. Я также приложил к этому чертеж станка, возможно, он пригодится мистеру Хелквисту при иллюстрировании книги.
Помните, вы моя последняя надежда на то, что о приключениях бодлеровских сирот будет наконец рассказано широкой публике.
Лемони Сникет