Но как же я устал; захлопнув за собой дверцу и ожидая болезненного наслаждения в расслабленных мышцах, я машинально цеплялся взглядом за одинокую фигуру мокнувшей старушки с ручной тележкой и сумкой, набитой чем-то лесным, подмосковным, за бетонную коробку Речного вокзала, за серо-зеленую в блестящем плаще фигуру проводившего-таки меня милиционера... Все, поехали.
К Кривоколенному переулку, что за Мясницкой, где я снимал офис в неком медфармацевтическом учреждении, медленно ветшавшем над громадными трехэтажными подвалами, я был доставлен довольно скоро. Сунув водителю горсть бумажек (наверное, много, так как машина немедленно с ревом исчезла), я прошел через проходную, двор и по кривоколенным коридорам главного корпуса поднялся на второй этаж. Заглянул было к себе, но кинувшуюся с докладом Лену, преданную, веселую мою секретаршу, отмел раздраженно и прошел в кабинет к Илье. Тот безмятежно и в одиночестве возлежал в кресле, внимательно изучая свои, водруженные по американскому образцу на стол ноги.
- О! - оживлено воскликнул он. - Шеф! Каким ветром? Мы тебя раньше недели не ждали.
Я плюхнулся на бежевый кожаный диванчик у стены под непонятно что изображавшим абстрактным эстампом, купленным лично Ильей ещё при нашем заселении сюда.
- Однако, кстати, что приехал, - сказал Илья, опустив-таки ноги. - Я все равно думал тебе звонить. Тут, понимаешь, ерунда какая-то с утра. Ничего не понимаю. Сначала из "Лукойла" позвонили и сообщили, что, может быть, расторгнут с нами контракт. Сечешь, чем пахнет для нас? Потом из "Газпрома", ещё из пяти-шести контор звонили. Все на ту же тему: о возможном расторжении контракта. Ну это ладно, цветочки. Потом звонили оттуда - Илья многозначительно указал пальцем в потолок - и знаешь, что сказали?
- Что? - не выдержал я паузы. Я все ещё трудно соображал.
Илья уставился на меня, несколько мгновений молчал и вдруг предложил:
- Хочешь поправиться? У меня шампанское есть.
Я отказался, хотя упоминание о спиртном почему-то встревожило.
- Короче, - потребовал я.
- Павел Абдурашидович звонил.
- Хорошо хоть не из администрации президента, - сказал я. - В "Белом доме" больше болтовни. А впрочем, все едино, - махнул я рукой.
- А что, и из администрации могут позвонить? - нахмурившись, спросил Илья.
Я мотнул головой:
- Короче.
- Ну что, короче? Понес наш Абдурашидович какую-то ахинею о серьезности момента, о трудностях в экономике страны, о том, что они там заняты пересмотром лицензий.
- Ну и что? - раздражался я все больше. - Мы ему мало платим?
- Я его чуть не спросил то же самое, - улыбнулся Илья. - В общем, он просил передать тебе - дословно! - что излишняя активность может вредно сказаться на бизнесе. Посоветовал передать тебе снизить обороты и не ввязываться в чужие дела. Что ты там такое в Нижнем своем Новгороде накрутил? Чего это они все так на нас взъелись?
- Ничего страшного, - отмахнулся я.
- Это как сказать, - возразил обычно беспечный Илья, сейчас неожиданно насторожившийся, как бультерьер. - Это как сказать. Ты хоть у нас и хозяин, но пять процентов от прибыли мне тоже идут. Я, так сказать, тоже в доле. У тебя, может, уже счет в Швейцарии или где-то там еще. Ты, может, проживешь. А мне неохота снова работу искать. А знаешь, что вчера твоего кореша Кирилла Леонова убили? Забыл тебе самое главное сказать из-завсей этой пакости. На боевом, так сказать, посту. Я хоть его плоховато знал, но все же наш, гэбэшник, хоть и бывший. А мы в уставе обязались платить родственникам погибших сотрудников пенсию. Нет, Ваня, если ты наступил кому-то на мозоль, то это твое личное дело. Бизнес страдать не должен. Знаешь, что ещё Абдурашидович сказал? Что кое-где решение о нашей фирме уже принято, и если ты не будешь себя хорошо вести...
- Заткнись! - сказал я. Его озлобленная трескотня раздражала. Я был ошеломлен известием о смерти Кирилла. С ним я работал ещё в Чечне и нас связывали не просто приятельские отношения. Я подумал об Ирине, теперь уже его вдове, о Тане, оставшейся неизвестно где, о Семенове Юрии Леонидовиче, Ленчике, Павле Абдурашидовиче... И черная злоба уже привычно овладела мною. В ушах странно, гулко гремело - хлопанье крыльев, вороний грай, запах гниющих отбросов...
- Ладно, - сказал я. - Сейчас я все равно недееспособен. Пойду часок отдохну.
И со скрипом и хрустом суставов я поднялся с дивана. И уже у дверей вспомнил.
- Ты пока позвони Максиму Дежневу в контору. Я хочу кровь на анализ сдать. Пусть похимичут. Там, сам знаешь, быстро работают.
Илья озабоченно взглянул на меня.
- Что это у тебя там в Нижнем закрутилось? Неужели так серьезно?
- Не знаю, - сказал я. - А Максиму позвони.
Я прошел к себе.
- Разбуди часа через два, - предупредил я Лену. - Я что-то совсем плох.
Она с готовностью кивнула.
- Конечно, разбужу, Ванечка.
ГЛАВА 10
СТРАННЫЙ СОН
Едва я прилег на диван, как сразу уснул. И приснился мне странный, чудный сон.
Но по порядку. Я стоял перед высокой, под потолок, резной дверью и не решался войти. О, я знал нечто удивительное, волшебное ожидает меня там, но страшное волнение сковывало все мои члены. Несколько раз я пытался открыть дверь, - она тяжело сопротивлялась. Я почти потерял надежду войти, как вдруг понял: сейчас, сейчас!..
И действительно, медленно-медленно дверь стала раскрываться, я помогал сколько хватало сил, мне не терпелось оказаться внутри, в подвалах, в шикарных трехэтажных подвалах, где нечто важное, важное для меня лично уже происходило, уже ждало меня. И вот передо мной на ковровой дорожке показался Семенов Юрий Леонидович, почему-то во фраке и с красной гвоздикой в петлицей. Я быстро огляделся, только тут заметив и на себе фрак.
Приглушенно звучала музыка. У стены - длинный стол с закусками. Огромный зал был заполнен людьми, я понял, что попал в бизнесс-клуб для избранных. Однако здесь было тихо-пристойно. Черные фраки неторопливо расползались прочь и собирались кучками там и сям. И забавнее всего, - я говорю "забавнее", однако, увиденное лишь усилило мою волнение, - люди, одетые в такие же строгие костюмы. как и мы, редко в смокингах, все больше во фраках, ходили парами, стояли группками, закусывали у столиков, входили в соседние залы и выходили оттудда и все - все! - были не старше пяти-шести лет.
В зеркале у стены я видел себя - с трудом узнаваемый по древним фото облик! - смешной пузан рядом с тоненьким Юрием Леонидовичем. Но внезапно внешний вид бизнесменов перестал удивлять; шелест голосов доносил обрывки фраз, - да, да, здесь собрались серьезные люди, банковские воротилы: кредиты, контракты, офшоры...
Мы прошли в соседний зал, столь же шикарный, и на лифте спустились на этаж. И сразу атмосфера резко изменилась: вновь стали сновать официанты в белом, в глубине зала на большом экране стали крутить... я присмотрелся.. детскую порнушку?.. - ох! я чуть не забыл, где нахожусь: вокруг почти голенькие девочки среди во фраки одетых ребят выглядели на все свои несколько лет... - мы шли дальше. Я уже задавался вопросом: к чему все, и куда мы так целенаправленно идем, как вдруг ёкнувшее сердце подсказало вот оно! Мы были в казино. Все неподвижно застыли глядя на нас, замерли карусели рулеток, глазки опытных детишек уперлись в нас и вдруг ковровые дорожки, словно лента эскалатора, плавно - сначало медленно, потом все быстрее - повлекла нас к ближайшму столу. И я уже знап: меня будут принуждать играть, меня принудят, я обязательно... Семенов зашептал мне в ухо:
- Это твой шанс. Или сейчас, или никогда.
- Да нет же, - попробовал я сопротивляться. - Никогда не играл и не собираюсь. Хочешь, сам ставь.
Семен шмыгнул носом и утерся рукавом фрака. Его детское личико внезапно нахмурилось. Он злобно проговорил:
- Тогда не мешай другим играть, дурак!
- Сам дурак, - против воли сказал я. - Я никому не мешаю.
- Тогда найди убийцу своих друзей.
Он почти кричал, наседая на меня. Оглядевшись, я увидел как все пацаны и девчонки в вечерних туалетах осуждающе разглядывали меня. Мне стало страшно неловко, и я почти не сопротивлялся, когда распалившийся Семен вдруг потащил меня к двери.
- Смотри! - кричал он, выталкивая меня в дверь. - Смотри, игрок недоделанный. Ты только по своим правилам любишь играть. Так не мешай тогда нашей игре и найди убийцу!
В комнате шеренгой стояли Костолом, Валерка-Колобок, Профессор, Гешка-Нюхач, Чингиз, Лом и Костя Кашеваров, почему-то, несмотря на свое юное обличье, в милицейской форме. Я присмотрелся внимательнее...
- Да ведь... Что же это такое?!. - вскричал я в совершейнейшем ужасе.
- А!.. - злорадно закричал Семен за моей спиной. - Не нравится?!. А нам что, нравится? У нас бизнес летит коту под хвост. Знаешь. какие люди заинтересованы? Я просто не могу уехать из Нижнего ничего не сделав. А после этих убийств никто тут у нас не соглашается работать. Нет, ты смотри!
Да я и сам, впрочем, не мог отвести глаз. Костолом, Колобок, Профессор и Нюхач - зеленые и мертвые, мертвее нельзя - невидяще смотрели поверх моей головы. Ладно, к мертвым я уже привык. Но ужас, охвативший меня не был рациональным. В глубине души я сознавал, что сплю, что все виденное плохо согласуется с той реальностью, в которой я привык обычно пребывать, но от этого легче не становилось. Возвышаясь над головами товарищей торчал затылок Лома, которого я совсем недавно встречал в его же собственной квартире. Я подумал, что кто-то ловко свернул его детскую шейку, иначе никак нельзя было объяснить, почему затылок Лома торчал над его грудью. Семен сзади сильно толкнул меня вперед, я, махая руками, подлетел к Лому и тот, вытянув руки, слепо, но очень ловко, поддержал меня.
- Смотри! - крикнул Семен. - Смотри, до чего доводит тебя твоя глупость и слепота!
Он протянул руку, крепко ухватил Лома за волосы и дернул, чулком снимая кожу с головы.
- Смотри! - донеслось до меня, но я с ужасом, жалостью, внутренним содроганьем и сам не мог оторвать взгляд от кроваво-лакированных голых мышц лишенного кожи лица.
И эта белая костяная улыбка!!.
Семен сунул мне в руку... я невольно подхватил эту мягкую, покрытую живыми волосами кожу... все закружилось перед глазами и тяжело дыша, в испарине, с ужасно бьющимся сердцем проснулся...
ГЛАВА 11
НА ЛУБЯНКЕ
Я проснулся. Проспал полтора часа и, конечно, не отдохнул. И раздражало - Ленка с тревогой смотрела на меня. Я дал ей номер телефона Тани, приказал соединить с Нижним Новгородом и с тревогой ждал. Никто не отзывался. Я попросил позвонить Илье и спросить насчет Максима Дежнева. Максим ждал меня в три часа. Сейчас было около двух часов дня.
Все ещё разбитый, я позволил Ленке заварить чай. Она постаралась. Я люблю крепкий чай, и сейчас густой, медвяно-бурый чифирь взбодрил.
Без четверти три я, позвякивая ключами от нашего служебного "жигуленка" вышел из проходной. До Лубянки было всего ничего. Через десять минут я припарковал машину в пустынном переулке рядом с нашим серым бетонным монолитом, и уже скоро входил, предъявляя свой, бессрочно продливаемый (хорошо иметь надежные связи!) пропуск.
Я вызвал лифт и в одиночестве ожидал прибытия кабины, но когда входил, следом, потеснив мою штатскую фигуру, ввалились человек шесть-семь мужиков, распухших от бронежилетов и прочей амуниции. Группа, судя по всему, возвращалась с операции, во всяком случае, мрачное, злобное выражение лиц выдавало не только крайнюю степень усталости, но и глубоко скрытое удовлетворение. О!.. Я помню, я не забыл это ощущение, переполнявшее в подобные минуты: долгие часы на грани жизни и смерти, предел сил, обнажавший основу бытия - фундамент, на котором место лишь тебе и твоим товарищам, а ещё врагу, но уже по ту сторону лезвия, на этот раз не задевшего тебя. Я помню, я вижу - все позади, ты жив, напряжение уже отпускает, но где-то внутри ещё шевелится злоба, хотя бы вот к такому чистенькому фраеру, каким выгляжу я сейчас, стерильному в своем нежелании заниматься мужским трудом.
Я помню... А в те секунды, когда мы ехали в кабине лифта, я поглядывал на серые небритые лица мужиков и - действительно не вру! - ностальгически завидовал.
Они вышли раньше. Я поднялся на шестой этаж и, мимо кабинетов управления контрразведывательного обеспечения стратегических объектов, добрался наконец до лаборатории.
Максим Дежнев когда-то окончил Ленинградский медицинский институт и по профессии был микробиологом. По завершении учебы кадровики КГБ благополучно выудили его из толпы выпускников, забросили в наши стены, где он и осел в садке своей лаборатории, доведя в конце концов мастерство анализа неизвестно там чего до невиданных высот. Во всяком случае, ходила такая молва.
Я, рассказав сейчас о своих подозрениях, остался ждать в предбаннике результатов. Максим, широким жестом указал на стол с электрическим чайником, пачкой индийского чая, массой грязных чашек и удалился с образцами моей крови, слюны и прочего. А я действительно заварил себе чай и стал пролистывать стопку старых журналов "Вокруг света", кем-то, видимо, привезенных из дома.
Минут через сорок Максим выглянул из-за складчатого зеленого сукна, завешивающего дверь ради максимального глушения лабораторных звуков, и рассеянно попросил ещё подождать.
- Что-то наклевывается, - смутно объяснил он и вновь исчез за антиподслушивающей тканью.
Еще через полчаса он вышел окончательно, сел напротив за инвентарный стол, выбрал чашку почище и налил себе одной заварки.
- Ну что? - спросил я.
- Ты был прав, - ответил Максим, - реакция положительная. - Он отхлебнул чифирь, заглянул в кружку, ничего не нашел и вновь уставился на меня.
- Ну и?.. - нетерпеливо допытывался я. - Спиртное?
- Алкоголь тоже присутствует, но в малой дозе. Так, чепуха. Честно говоря, если бы не твои подозрения, мы не обратили бы внимание.
Он сунул руку в промасленный пакет на столе и вслепую пошарил в нем.
- Кончились, - объяснил он. - С утра кто-то пончики приволок, но уже все сожрали.
- Ты говорил, что вы что-то нашли, - напомнил я.
Максим почесал затылок.
- Однако где это тебя угораздило? Это же совершенно новый продукт. Синтезирован год назад в нашем братском ЦРУ. В прессе было упоминание о группе в классификационной таблице. Хорошо еще, что следы молекулярного воздействия совершенно уникальны. У нас недавно новое оборудование поставили. Кстати, оттуда же, из-за океана. А иначе мы ни за что не обнаружили бы.
Я терпеливо пережидал всплески его профессионального восторга. Максим отставил кружку и вытащил пачку "ЛМ". Я вдруг понял, что страшно хочу курить.
- Будешь? - предложил Максим сигарету.
- Свои, - буркнул я. В моей пачке "Кэмел" застряли две сигареты. Надо не забыть купить. Я прикурил от его зажигалки. Мы молча выпустили дым. Максим испытующе смотрел на меня.
- А ты где сейчас работаешь? Неужто к нам вернулся?
- Так я тебе и сказал, - в тон ему ответил я. - А чего это ты интересуешься?
- Как же... Ты, вроде, в частном бизнесе, а подобные препараты, кои я надыбал в твоем могучем организме, пока еще, к счастью, в обиходе не встречаются.
- Ты хочешь сказать, ежели кто и захочет, то не достанет?
- Почему... Конечно, можно. Поэтому я и спросил, где ты работаешь. У вас, в валютодобывающих отраслях экономики другие методы.
- Не понял, - сказал я.
- А чего тут не понять. Применять против конкурента в малом и среднем секторах экономики и производства подобный продукт все равно, что бороться против тараканов с помощью "калашникова". К тому же использовать патроны с серебряными пулями.
Он затянулся и долго выпускал дым. Я ждал.
- Нет, - возразил Максим самому себе, - золотыми пулями.
Он вновь заглянул в свою чашку и сообщил:
- Понимаешь, есть такое правило, называется "Бритва Оккамы". Был такой философ. Так вот, грубо говоря, оно, это правило, гласит, что среди нескольких решений задачи самое простое и будет самым правильным. Зачем применять сверхсекретный и сверхдорогой препарат там, где можно обойтись клофелином и рюмкой водки. Усек теперь, почему я спросил о твоей работе? Ладно, мне не интересно. Это я так.
Я медленно выпускал в потолок струю дыма. Неожиданно до меня наконец-то дошел факт, затененный этой лабораторной ерундой: против меня в самом деле применили наркотик. Со мной обошлись, как с последним лохом!
И тут же привычно потемнело в глазах от злобы. И этот шум крыльев, карканье, вонь, птичий базар!..
- Что это с тобой? - заметил мое состояние Максим. - Хочешь коньячку? Не повредит.
- Со мной обошлись как с пацаном, - вслух сказал я.
- Делов-то!.. Не ты первый, не ты последний.
Он встал и, подойдя к окну, заглянул за шелковые в сборках шторы неизменный атрибут конторы, препятствующий снятию информации с оконных стекол.
- Что-то воронье разоралось, - задумчиво проговорил он.
ГЛАВА 12
"БЕЛЫЙ ДОМ"
Я покинул гостеприимные стены госбезопасности без четверти пять. Мой "жигуль" мокро лоснился в переулке. Я плюхнулся на сиденье, хлопнул дверцей. Надо было решать, что делать дальше. Последняя сигарета. Я закурил и выдул дым в щель приспущенного стекла.
Конечно, оставалось одно безотлагательное дело. Но как же мне не хотелось его выполнять!
Ирина!
И сразу, словно живой, возник передо мной Кирилл Леонов. Я едва не застонал от горечи и тоски. Его убили вчера поздно вечером. Как мне сообщил Илья, Кирилл вместе с напарником благополучно проводили домой клиента, сдали дежурство ночной смене и уже вышли из подъезда, когда возле них возник среднего роста лысоватый мужчина лет тридцати. Представившись Петровым Сергеем Илларионовичем, он сказал, что есть сообщение лично Кириллу от меня, то есть Фролова Ивана Михайловича. Александр, напарник, пошел к машине, оставив Кирилла с этим Сергеем Илларионовичем. Усевшись в машину, тут же посмотрел в их сторону - Кирилл лежал на тротуаре у подъезда.
И больше никого.
Разве можно было ожидать! Конец смены, грядущий отдых, мое имя из уст серенького посланца и нож, сверху, за ключицей протиснувшийся в сердце!..
Ах, Кирилл, Кирилл! Сколько мы с ним пережили, и вот результат!
Я достал телефон и некоторое время смотрел на кнопки набора. Я раздумывал, ехать ли сейчас к Ирине? Нет, успею. Было ещё одно дело. Я набрал номер.
- Канцелярия второго вице-премьера, - мило пропищал девичий голосок.
- Веру Алиевну, будьте добры, - сказал я и приготовился...
- Кто её спрашивает?
- Передай, девочка, что её спрашивает Фролов Иван Михайлович. И пошустрее, милая, а то Вера Алиевна будет сердиться.
Дева исполнила мою просьбу, потому что я тут же услышал знакомый твердый голос Веры.
- Иван Михайлович! Что же ты забываешь старых знакомых. Пропал, ни слуху ни духу. Какие проблемы? - сразу перешла она к делу, и я немедленно вспомнил её решительную манеру брать быка за рога.
- Хотел бы шефа вашего застать, да боюсь, как всегда, не удастся. Может, поспособствуешь? Я хоть сейчас подъеду.
- А тебе, Иван Михайлович, везет. Я сегодня добрая, а значит, настроение у меня хорошее. Давай, приезжай. Через полчаса успеешь?
- Постараюсь. Если в пробку не попаду.
- Жду.
Я прибыл к "Белому дому" через двадцать минут. Вера позаботилась, и мое просачивание сквозь охрану прошло гладко. А пистолет я, конечно же, не забыл оставить в машине.
С Верой Алиевной Махдаровой я познакомился много лет назад ещё в Чечне, где мы находились по разную сторону баррикад. Тогда она была снайпером. Впрочем, обстоятельства нашего знакомства давно поросли быльем, и осталось ныне лишь деловые аспекты, позволяющие - как вот сейчас, наиболее быстро преодолевать кордоны бюрократизма. Я весело поприветствовал Веру Алиевну, и минут пять мы предавались приятным воспоминаниям. О том, о сем...
По прошествии пяти минут Вера вышла, оставив меня одного в кабинете, куда, однако, тут же вошла её секретарша - та молоденькая девица, ответившая на мой звонок. Как и Вера, она окрасила густые горские волосы в желто-блондинистый цвет.
Павел Абдурашидович, второй вице-премьер, (до сих пор я не могу разобраться в размножающемся количестве замов премьер-министра), молча протянул мне пухлую руку и вновь продолжил что-то быстро - видимо, чрезвычайно неотложное - записывать в блокнот.
Через пару минут блокнот был захлопнут, и Абдурашидович обратил на меня свой взор из-под поседевших на государственной службе бровей.
- Что же ты, Иван Михайлович, допускаешь, чтобы на тебя жаловались. Разве может умный человек переходить дорогу другим умным людям? И, наверное, более умным. Как ты считаешь?
Это было вступление. Я подумал, что на этом все может и закончиться.
- Павел Абдурашидович! Каюсь, но ничего не понимаю. Кому? Когда?..
- Ты это брось со мной ваньку валять! - погрозил он пальцем, и я понял, что война ещё не объявлена. Его просто попросили утихомирить меня. Очень ты беспокойный человек, Иван Михайлович. Что тебе неймется? Бизнес твой процветает, никто тебе не мешает, никто палки в колеса не вставляет, а ты что-то там не то делаешь.
- Павел Абдурашидович! Вчера убили моего друга. Мы с ним ещё в ГБ работали.
Он замолчал и только шевелил кустистыми бровями, поглядывая на меня.
- Убили, говоришь?
- Ножом. Прямо в сердце. Судя по всему, профессионал. Любитель Кирилла не достал бы.
- Профессионал, говоришь, - задумчиво повторил он. - Да, дело серьезнее, чем я думал, - он поднялся из-за стола и подошел к окну. Смотрел вниз, на мост, перекатываясь с пяток на носки и молчал. Я ему не мешал думать. Наконец он повернулся ко мне.
- В общем, так, дорогой. Я тебя предупредил. Ты меня выслушал. А что делать, сам решишь. А то, может, плюнешь на все, съездишь отдохнуть? Море, девочки - хорошо. О! - обрадовался он пришедшей мысли. - Поезжай в Майами. Поваляйся на пляже пару месяцев, а там, глядишь, все и успокоится. В общем, не так все и плохо. Ну, давай, - уже протягивал мне ладонь, одновременно нажимая кнопку селектора.
Вошедшей Вере сказал:
- Проводи Ивана Михайловича и пропуск ему отметь. А ты, - вновь обращался ко мне, - подумай о том, что я тебе сказал. Ты же свободная птица. Как, Вера, плохо, что ли, слетать в Америку, на пляжах тамошних пожариться, поплавать в океане? Жаль нам нельзя, - посетовал он, - кто за нас будет Россией управлять? Некому.
Попрощавшись с Верой и её телефонной помощницей, я благополучно покинул этот белый оплот государственности.
ГЛАВА 13
ДОРОЖНО-ТРАНСПОРТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
"Жигуль" мой сиротливо торчал между вишневым "Ауди" и голубым "Мерседесом". Я сел в машину и достал пачку сигарет. Чертыхнулся. Последнюю сигарету выкурил ещё на пути сюда. С безнадежным чувством потянулся к бардачку. Пистолет. Сунул в кобуру под мышку. Бумажки какие-то... пусть лежат. В глубине - початая пачка "Мальборо".
Я прикурил и глубоко затянулся. Хотелось есть. Хотелось спать. Посещение Абдурашидовича оставило неприятный осадок. Но надо было собраться с силами и исполнить все время откладываемый долг. Посещение Ирины, жены Кирилла, болезненное для нас обоих, было, конечно же, продолжением трагедии: её слезы, мое мучительное мычание... Я выбросил окурок и решительно потянулся к ключам зажигания.
Уже возле её (теперь только ее!) дома я позвонил по телефону и сдержанный, лишенный жизни голос скоро ответил: "Да, да, нет, я жду".
Я поднялся на четвертый этаж пешком, нажал кнопку звонка. Ира открыла почти сразу. Я не слышал её шагов, но и под дверью она не стояла, ожидая меня; горе истончило в ней жизнь и, словно сквозняком, гнало - туда, сюда, - напором остаточных обязанностей: надо есть, умываться, мыть посуду, открывать дверь соболезнующим гостям...
- Здравствуй, Иван! - спокойно сказала она, и я, в первые мгновения обрадованный этой собранностью, тут же разглядел пустоту её человеческого облика. И даже зная, что все проходит, что отсутствие детей быстро вернет ей жизнь и новые надежды, я был подавлен тяжестью этого мгновения.
Я вздрогнул. Как всегда неожиданно, а сейчас напрочь забытая, мне на плечи прыгнула Анфиска, большая персидская кошка, возлюбившая меня чрезвычайно. Впрочем, меня, почему-то, любит это мяукающее племя. Анфиска по-хозяйски разлеглась на моей шее, а протянутую было руку Иры отвергла решительным ударом лапы.
Из кухни вышла мама Иры. Мы с траурной подавленностью прошли в гостиную, сели и пытались говорить так, чтобы Кирилл, фактом ножевого удара вычеркнутый из реальности, не восстал ненароком. И все равно не удалось избежать слез; Ирина поднялась и ушла в спальню, мама её приложила платок к покрасневшему глазу, а я, отодрав сопротивляющуюся Анфису, предпочел уйти.
- Да, да, Ирочке так тяжело. Конечно, я уверена, вы поможете. Спасибо, что не оставляете её. Такое горе! Такое горе!
Чувствуя однако облегчение от того, что Ирина ушла и долг соболезнования, тяжелый для нас обоих худо-бедно выполнен, я вложил в напрягшуюся руку её матери сверток с пачками долларов - единовременное пособие на первые дни, - и поспешил выйти.
Сев в машину, я сразу почувствовал запах помойки, преследующий меня уже несколько дней ещё с приезда в Новгород, а когда-то (потом забытый) шлейфом тянувшийся по пятам моего детства. Было мерзко на душе. Посещение Ирины стало последней каплей, переполнившей чашу происшествий этого дня; калейдоскоп лиц, событий, разговоров, за которыми, словно зловещий вороний грай, угадывалась мрачная низость окровавленных интриг.
Я позвонил Илье и попросил приготовить мой "Мерседес". Завтра я поеду в Нижний Новгород.
К Кривоколенному переулку, что за Мясницкой, где я снимал офис в неком медфармацевтическом учреждении, медленно ветшавшем над громадными трехэтажными подвалами, я был доставлен довольно скоро. Сунув водителю горсть бумажек (наверное, много, так как машина немедленно с ревом исчезла), я прошел через проходную, двор и по кривоколенным коридорам главного корпуса поднялся на второй этаж. Заглянул было к себе, но кинувшуюся с докладом Лену, преданную, веселую мою секретаршу, отмел раздраженно и прошел в кабинет к Илье. Тот безмятежно и в одиночестве возлежал в кресле, внимательно изучая свои, водруженные по американскому образцу на стол ноги.
- О! - оживлено воскликнул он. - Шеф! Каким ветром? Мы тебя раньше недели не ждали.
Я плюхнулся на бежевый кожаный диванчик у стены под непонятно что изображавшим абстрактным эстампом, купленным лично Ильей ещё при нашем заселении сюда.
- Однако, кстати, что приехал, - сказал Илья, опустив-таки ноги. - Я все равно думал тебе звонить. Тут, понимаешь, ерунда какая-то с утра. Ничего не понимаю. Сначала из "Лукойла" позвонили и сообщили, что, может быть, расторгнут с нами контракт. Сечешь, чем пахнет для нас? Потом из "Газпрома", ещё из пяти-шести контор звонили. Все на ту же тему: о возможном расторжении контракта. Ну это ладно, цветочки. Потом звонили оттуда - Илья многозначительно указал пальцем в потолок - и знаешь, что сказали?
- Что? - не выдержал я паузы. Я все ещё трудно соображал.
Илья уставился на меня, несколько мгновений молчал и вдруг предложил:
- Хочешь поправиться? У меня шампанское есть.
Я отказался, хотя упоминание о спиртном почему-то встревожило.
- Короче, - потребовал я.
- Павел Абдурашидович звонил.
- Хорошо хоть не из администрации президента, - сказал я. - В "Белом доме" больше болтовни. А впрочем, все едино, - махнул я рукой.
- А что, и из администрации могут позвонить? - нахмурившись, спросил Илья.
Я мотнул головой:
- Короче.
- Ну что, короче? Понес наш Абдурашидович какую-то ахинею о серьезности момента, о трудностях в экономике страны, о том, что они там заняты пересмотром лицензий.
- Ну и что? - раздражался я все больше. - Мы ему мало платим?
- Я его чуть не спросил то же самое, - улыбнулся Илья. - В общем, он просил передать тебе - дословно! - что излишняя активность может вредно сказаться на бизнесе. Посоветовал передать тебе снизить обороты и не ввязываться в чужие дела. Что ты там такое в Нижнем своем Новгороде накрутил? Чего это они все так на нас взъелись?
- Ничего страшного, - отмахнулся я.
- Это как сказать, - возразил обычно беспечный Илья, сейчас неожиданно насторожившийся, как бультерьер. - Это как сказать. Ты хоть у нас и хозяин, но пять процентов от прибыли мне тоже идут. Я, так сказать, тоже в доле. У тебя, может, уже счет в Швейцарии или где-то там еще. Ты, может, проживешь. А мне неохота снова работу искать. А знаешь, что вчера твоего кореша Кирилла Леонова убили? Забыл тебе самое главное сказать из-завсей этой пакости. На боевом, так сказать, посту. Я хоть его плоховато знал, но все же наш, гэбэшник, хоть и бывший. А мы в уставе обязались платить родственникам погибших сотрудников пенсию. Нет, Ваня, если ты наступил кому-то на мозоль, то это твое личное дело. Бизнес страдать не должен. Знаешь, что ещё Абдурашидович сказал? Что кое-где решение о нашей фирме уже принято, и если ты не будешь себя хорошо вести...
- Заткнись! - сказал я. Его озлобленная трескотня раздражала. Я был ошеломлен известием о смерти Кирилла. С ним я работал ещё в Чечне и нас связывали не просто приятельские отношения. Я подумал об Ирине, теперь уже его вдове, о Тане, оставшейся неизвестно где, о Семенове Юрии Леонидовиче, Ленчике, Павле Абдурашидовиче... И черная злоба уже привычно овладела мною. В ушах странно, гулко гремело - хлопанье крыльев, вороний грай, запах гниющих отбросов...
- Ладно, - сказал я. - Сейчас я все равно недееспособен. Пойду часок отдохну.
И со скрипом и хрустом суставов я поднялся с дивана. И уже у дверей вспомнил.
- Ты пока позвони Максиму Дежневу в контору. Я хочу кровь на анализ сдать. Пусть похимичут. Там, сам знаешь, быстро работают.
Илья озабоченно взглянул на меня.
- Что это у тебя там в Нижнем закрутилось? Неужели так серьезно?
- Не знаю, - сказал я. - А Максиму позвони.
Я прошел к себе.
- Разбуди часа через два, - предупредил я Лену. - Я что-то совсем плох.
Она с готовностью кивнула.
- Конечно, разбужу, Ванечка.
ГЛАВА 10
СТРАННЫЙ СОН
Едва я прилег на диван, как сразу уснул. И приснился мне странный, чудный сон.
Но по порядку. Я стоял перед высокой, под потолок, резной дверью и не решался войти. О, я знал нечто удивительное, волшебное ожидает меня там, но страшное волнение сковывало все мои члены. Несколько раз я пытался открыть дверь, - она тяжело сопротивлялась. Я почти потерял надежду войти, как вдруг понял: сейчас, сейчас!..
И действительно, медленно-медленно дверь стала раскрываться, я помогал сколько хватало сил, мне не терпелось оказаться внутри, в подвалах, в шикарных трехэтажных подвалах, где нечто важное, важное для меня лично уже происходило, уже ждало меня. И вот передо мной на ковровой дорожке показался Семенов Юрий Леонидович, почему-то во фраке и с красной гвоздикой в петлицей. Я быстро огляделся, только тут заметив и на себе фрак.
Приглушенно звучала музыка. У стены - длинный стол с закусками. Огромный зал был заполнен людьми, я понял, что попал в бизнесс-клуб для избранных. Однако здесь было тихо-пристойно. Черные фраки неторопливо расползались прочь и собирались кучками там и сям. И забавнее всего, - я говорю "забавнее", однако, увиденное лишь усилило мою волнение, - люди, одетые в такие же строгие костюмы. как и мы, редко в смокингах, все больше во фраках, ходили парами, стояли группками, закусывали у столиков, входили в соседние залы и выходили оттудда и все - все! - были не старше пяти-шести лет.
В зеркале у стены я видел себя - с трудом узнаваемый по древним фото облик! - смешной пузан рядом с тоненьким Юрием Леонидовичем. Но внезапно внешний вид бизнесменов перестал удивлять; шелест голосов доносил обрывки фраз, - да, да, здесь собрались серьезные люди, банковские воротилы: кредиты, контракты, офшоры...
Мы прошли в соседний зал, столь же шикарный, и на лифте спустились на этаж. И сразу атмосфера резко изменилась: вновь стали сновать официанты в белом, в глубине зала на большом экране стали крутить... я присмотрелся.. детскую порнушку?.. - ох! я чуть не забыл, где нахожусь: вокруг почти голенькие девочки среди во фраки одетых ребят выглядели на все свои несколько лет... - мы шли дальше. Я уже задавался вопросом: к чему все, и куда мы так целенаправленно идем, как вдруг ёкнувшее сердце подсказало вот оно! Мы были в казино. Все неподвижно застыли глядя на нас, замерли карусели рулеток, глазки опытных детишек уперлись в нас и вдруг ковровые дорожки, словно лента эскалатора, плавно - сначало медленно, потом все быстрее - повлекла нас к ближайшму столу. И я уже знап: меня будут принуждать играть, меня принудят, я обязательно... Семенов зашептал мне в ухо:
- Это твой шанс. Или сейчас, или никогда.
- Да нет же, - попробовал я сопротивляться. - Никогда не играл и не собираюсь. Хочешь, сам ставь.
Семен шмыгнул носом и утерся рукавом фрака. Его детское личико внезапно нахмурилось. Он злобно проговорил:
- Тогда не мешай другим играть, дурак!
- Сам дурак, - против воли сказал я. - Я никому не мешаю.
- Тогда найди убийцу своих друзей.
Он почти кричал, наседая на меня. Оглядевшись, я увидел как все пацаны и девчонки в вечерних туалетах осуждающе разглядывали меня. Мне стало страшно неловко, и я почти не сопротивлялся, когда распалившийся Семен вдруг потащил меня к двери.
- Смотри! - кричал он, выталкивая меня в дверь. - Смотри, игрок недоделанный. Ты только по своим правилам любишь играть. Так не мешай тогда нашей игре и найди убийцу!
В комнате шеренгой стояли Костолом, Валерка-Колобок, Профессор, Гешка-Нюхач, Чингиз, Лом и Костя Кашеваров, почему-то, несмотря на свое юное обличье, в милицейской форме. Я присмотрелся внимательнее...
- Да ведь... Что же это такое?!. - вскричал я в совершейнейшем ужасе.
- А!.. - злорадно закричал Семен за моей спиной. - Не нравится?!. А нам что, нравится? У нас бизнес летит коту под хвост. Знаешь. какие люди заинтересованы? Я просто не могу уехать из Нижнего ничего не сделав. А после этих убийств никто тут у нас не соглашается работать. Нет, ты смотри!
Да я и сам, впрочем, не мог отвести глаз. Костолом, Колобок, Профессор и Нюхач - зеленые и мертвые, мертвее нельзя - невидяще смотрели поверх моей головы. Ладно, к мертвым я уже привык. Но ужас, охвативший меня не был рациональным. В глубине души я сознавал, что сплю, что все виденное плохо согласуется с той реальностью, в которой я привык обычно пребывать, но от этого легче не становилось. Возвышаясь над головами товарищей торчал затылок Лома, которого я совсем недавно встречал в его же собственной квартире. Я подумал, что кто-то ловко свернул его детскую шейку, иначе никак нельзя было объяснить, почему затылок Лома торчал над его грудью. Семен сзади сильно толкнул меня вперед, я, махая руками, подлетел к Лому и тот, вытянув руки, слепо, но очень ловко, поддержал меня.
- Смотри! - крикнул Семен. - Смотри, до чего доводит тебя твоя глупость и слепота!
Он протянул руку, крепко ухватил Лома за волосы и дернул, чулком снимая кожу с головы.
- Смотри! - донеслось до меня, но я с ужасом, жалостью, внутренним содроганьем и сам не мог оторвать взгляд от кроваво-лакированных голых мышц лишенного кожи лица.
И эта белая костяная улыбка!!.
Семен сунул мне в руку... я невольно подхватил эту мягкую, покрытую живыми волосами кожу... все закружилось перед глазами и тяжело дыша, в испарине, с ужасно бьющимся сердцем проснулся...
ГЛАВА 11
НА ЛУБЯНКЕ
Я проснулся. Проспал полтора часа и, конечно, не отдохнул. И раздражало - Ленка с тревогой смотрела на меня. Я дал ей номер телефона Тани, приказал соединить с Нижним Новгородом и с тревогой ждал. Никто не отзывался. Я попросил позвонить Илье и спросить насчет Максима Дежнева. Максим ждал меня в три часа. Сейчас было около двух часов дня.
Все ещё разбитый, я позволил Ленке заварить чай. Она постаралась. Я люблю крепкий чай, и сейчас густой, медвяно-бурый чифирь взбодрил.
Без четверти три я, позвякивая ключами от нашего служебного "жигуленка" вышел из проходной. До Лубянки было всего ничего. Через десять минут я припарковал машину в пустынном переулке рядом с нашим серым бетонным монолитом, и уже скоро входил, предъявляя свой, бессрочно продливаемый (хорошо иметь надежные связи!) пропуск.
Я вызвал лифт и в одиночестве ожидал прибытия кабины, но когда входил, следом, потеснив мою штатскую фигуру, ввалились человек шесть-семь мужиков, распухших от бронежилетов и прочей амуниции. Группа, судя по всему, возвращалась с операции, во всяком случае, мрачное, злобное выражение лиц выдавало не только крайнюю степень усталости, но и глубоко скрытое удовлетворение. О!.. Я помню, я не забыл это ощущение, переполнявшее в подобные минуты: долгие часы на грани жизни и смерти, предел сил, обнажавший основу бытия - фундамент, на котором место лишь тебе и твоим товарищам, а ещё врагу, но уже по ту сторону лезвия, на этот раз не задевшего тебя. Я помню, я вижу - все позади, ты жив, напряжение уже отпускает, но где-то внутри ещё шевелится злоба, хотя бы вот к такому чистенькому фраеру, каким выгляжу я сейчас, стерильному в своем нежелании заниматься мужским трудом.
Я помню... А в те секунды, когда мы ехали в кабине лифта, я поглядывал на серые небритые лица мужиков и - действительно не вру! - ностальгически завидовал.
Они вышли раньше. Я поднялся на шестой этаж и, мимо кабинетов управления контрразведывательного обеспечения стратегических объектов, добрался наконец до лаборатории.
Максим Дежнев когда-то окончил Ленинградский медицинский институт и по профессии был микробиологом. По завершении учебы кадровики КГБ благополучно выудили его из толпы выпускников, забросили в наши стены, где он и осел в садке своей лаборатории, доведя в конце концов мастерство анализа неизвестно там чего до невиданных высот. Во всяком случае, ходила такая молва.
Я, рассказав сейчас о своих подозрениях, остался ждать в предбаннике результатов. Максим, широким жестом указал на стол с электрическим чайником, пачкой индийского чая, массой грязных чашек и удалился с образцами моей крови, слюны и прочего. А я действительно заварил себе чай и стал пролистывать стопку старых журналов "Вокруг света", кем-то, видимо, привезенных из дома.
Минут через сорок Максим выглянул из-за складчатого зеленого сукна, завешивающего дверь ради максимального глушения лабораторных звуков, и рассеянно попросил ещё подождать.
- Что-то наклевывается, - смутно объяснил он и вновь исчез за антиподслушивающей тканью.
Еще через полчаса он вышел окончательно, сел напротив за инвентарный стол, выбрал чашку почище и налил себе одной заварки.
- Ну что? - спросил я.
- Ты был прав, - ответил Максим, - реакция положительная. - Он отхлебнул чифирь, заглянул в кружку, ничего не нашел и вновь уставился на меня.
- Ну и?.. - нетерпеливо допытывался я. - Спиртное?
- Алкоголь тоже присутствует, но в малой дозе. Так, чепуха. Честно говоря, если бы не твои подозрения, мы не обратили бы внимание.
Он сунул руку в промасленный пакет на столе и вслепую пошарил в нем.
- Кончились, - объяснил он. - С утра кто-то пончики приволок, но уже все сожрали.
- Ты говорил, что вы что-то нашли, - напомнил я.
Максим почесал затылок.
- Однако где это тебя угораздило? Это же совершенно новый продукт. Синтезирован год назад в нашем братском ЦРУ. В прессе было упоминание о группе в классификационной таблице. Хорошо еще, что следы молекулярного воздействия совершенно уникальны. У нас недавно новое оборудование поставили. Кстати, оттуда же, из-за океана. А иначе мы ни за что не обнаружили бы.
Я терпеливо пережидал всплески его профессионального восторга. Максим отставил кружку и вытащил пачку "ЛМ". Я вдруг понял, что страшно хочу курить.
- Будешь? - предложил Максим сигарету.
- Свои, - буркнул я. В моей пачке "Кэмел" застряли две сигареты. Надо не забыть купить. Я прикурил от его зажигалки. Мы молча выпустили дым. Максим испытующе смотрел на меня.
- А ты где сейчас работаешь? Неужто к нам вернулся?
- Так я тебе и сказал, - в тон ему ответил я. - А чего это ты интересуешься?
- Как же... Ты, вроде, в частном бизнесе, а подобные препараты, кои я надыбал в твоем могучем организме, пока еще, к счастью, в обиходе не встречаются.
- Ты хочешь сказать, ежели кто и захочет, то не достанет?
- Почему... Конечно, можно. Поэтому я и спросил, где ты работаешь. У вас, в валютодобывающих отраслях экономики другие методы.
- Не понял, - сказал я.
- А чего тут не понять. Применять против конкурента в малом и среднем секторах экономики и производства подобный продукт все равно, что бороться против тараканов с помощью "калашникова". К тому же использовать патроны с серебряными пулями.
Он затянулся и долго выпускал дым. Я ждал.
- Нет, - возразил Максим самому себе, - золотыми пулями.
Он вновь заглянул в свою чашку и сообщил:
- Понимаешь, есть такое правило, называется "Бритва Оккамы". Был такой философ. Так вот, грубо говоря, оно, это правило, гласит, что среди нескольких решений задачи самое простое и будет самым правильным. Зачем применять сверхсекретный и сверхдорогой препарат там, где можно обойтись клофелином и рюмкой водки. Усек теперь, почему я спросил о твоей работе? Ладно, мне не интересно. Это я так.
Я медленно выпускал в потолок струю дыма. Неожиданно до меня наконец-то дошел факт, затененный этой лабораторной ерундой: против меня в самом деле применили наркотик. Со мной обошлись, как с последним лохом!
И тут же привычно потемнело в глазах от злобы. И этот шум крыльев, карканье, вонь, птичий базар!..
- Что это с тобой? - заметил мое состояние Максим. - Хочешь коньячку? Не повредит.
- Со мной обошлись как с пацаном, - вслух сказал я.
- Делов-то!.. Не ты первый, не ты последний.
Он встал и, подойдя к окну, заглянул за шелковые в сборках шторы неизменный атрибут конторы, препятствующий снятию информации с оконных стекол.
- Что-то воронье разоралось, - задумчиво проговорил он.
ГЛАВА 12
"БЕЛЫЙ ДОМ"
Я покинул гостеприимные стены госбезопасности без четверти пять. Мой "жигуль" мокро лоснился в переулке. Я плюхнулся на сиденье, хлопнул дверцей. Надо было решать, что делать дальше. Последняя сигарета. Я закурил и выдул дым в щель приспущенного стекла.
Конечно, оставалось одно безотлагательное дело. Но как же мне не хотелось его выполнять!
Ирина!
И сразу, словно живой, возник передо мной Кирилл Леонов. Я едва не застонал от горечи и тоски. Его убили вчера поздно вечером. Как мне сообщил Илья, Кирилл вместе с напарником благополучно проводили домой клиента, сдали дежурство ночной смене и уже вышли из подъезда, когда возле них возник среднего роста лысоватый мужчина лет тридцати. Представившись Петровым Сергеем Илларионовичем, он сказал, что есть сообщение лично Кириллу от меня, то есть Фролова Ивана Михайловича. Александр, напарник, пошел к машине, оставив Кирилла с этим Сергеем Илларионовичем. Усевшись в машину, тут же посмотрел в их сторону - Кирилл лежал на тротуаре у подъезда.
И больше никого.
Разве можно было ожидать! Конец смены, грядущий отдых, мое имя из уст серенького посланца и нож, сверху, за ключицей протиснувшийся в сердце!..
Ах, Кирилл, Кирилл! Сколько мы с ним пережили, и вот результат!
Я достал телефон и некоторое время смотрел на кнопки набора. Я раздумывал, ехать ли сейчас к Ирине? Нет, успею. Было ещё одно дело. Я набрал номер.
- Канцелярия второго вице-премьера, - мило пропищал девичий голосок.
- Веру Алиевну, будьте добры, - сказал я и приготовился...
- Кто её спрашивает?
- Передай, девочка, что её спрашивает Фролов Иван Михайлович. И пошустрее, милая, а то Вера Алиевна будет сердиться.
Дева исполнила мою просьбу, потому что я тут же услышал знакомый твердый голос Веры.
- Иван Михайлович! Что же ты забываешь старых знакомых. Пропал, ни слуху ни духу. Какие проблемы? - сразу перешла она к делу, и я немедленно вспомнил её решительную манеру брать быка за рога.
- Хотел бы шефа вашего застать, да боюсь, как всегда, не удастся. Может, поспособствуешь? Я хоть сейчас подъеду.
- А тебе, Иван Михайлович, везет. Я сегодня добрая, а значит, настроение у меня хорошее. Давай, приезжай. Через полчаса успеешь?
- Постараюсь. Если в пробку не попаду.
- Жду.
Я прибыл к "Белому дому" через двадцать минут. Вера позаботилась, и мое просачивание сквозь охрану прошло гладко. А пистолет я, конечно же, не забыл оставить в машине.
С Верой Алиевной Махдаровой я познакомился много лет назад ещё в Чечне, где мы находились по разную сторону баррикад. Тогда она была снайпером. Впрочем, обстоятельства нашего знакомства давно поросли быльем, и осталось ныне лишь деловые аспекты, позволяющие - как вот сейчас, наиболее быстро преодолевать кордоны бюрократизма. Я весело поприветствовал Веру Алиевну, и минут пять мы предавались приятным воспоминаниям. О том, о сем...
По прошествии пяти минут Вера вышла, оставив меня одного в кабинете, куда, однако, тут же вошла её секретарша - та молоденькая девица, ответившая на мой звонок. Как и Вера, она окрасила густые горские волосы в желто-блондинистый цвет.
Павел Абдурашидович, второй вице-премьер, (до сих пор я не могу разобраться в размножающемся количестве замов премьер-министра), молча протянул мне пухлую руку и вновь продолжил что-то быстро - видимо, чрезвычайно неотложное - записывать в блокнот.
Через пару минут блокнот был захлопнут, и Абдурашидович обратил на меня свой взор из-под поседевших на государственной службе бровей.
- Что же ты, Иван Михайлович, допускаешь, чтобы на тебя жаловались. Разве может умный человек переходить дорогу другим умным людям? И, наверное, более умным. Как ты считаешь?
Это было вступление. Я подумал, что на этом все может и закончиться.
- Павел Абдурашидович! Каюсь, но ничего не понимаю. Кому? Когда?..
- Ты это брось со мной ваньку валять! - погрозил он пальцем, и я понял, что война ещё не объявлена. Его просто попросили утихомирить меня. Очень ты беспокойный человек, Иван Михайлович. Что тебе неймется? Бизнес твой процветает, никто тебе не мешает, никто палки в колеса не вставляет, а ты что-то там не то делаешь.
- Павел Абдурашидович! Вчера убили моего друга. Мы с ним ещё в ГБ работали.
Он замолчал и только шевелил кустистыми бровями, поглядывая на меня.
- Убили, говоришь?
- Ножом. Прямо в сердце. Судя по всему, профессионал. Любитель Кирилла не достал бы.
- Профессионал, говоришь, - задумчиво повторил он. - Да, дело серьезнее, чем я думал, - он поднялся из-за стола и подошел к окну. Смотрел вниз, на мост, перекатываясь с пяток на носки и молчал. Я ему не мешал думать. Наконец он повернулся ко мне.
- В общем, так, дорогой. Я тебя предупредил. Ты меня выслушал. А что делать, сам решишь. А то, может, плюнешь на все, съездишь отдохнуть? Море, девочки - хорошо. О! - обрадовался он пришедшей мысли. - Поезжай в Майами. Поваляйся на пляже пару месяцев, а там, глядишь, все и успокоится. В общем, не так все и плохо. Ну, давай, - уже протягивал мне ладонь, одновременно нажимая кнопку селектора.
Вошедшей Вере сказал:
- Проводи Ивана Михайловича и пропуск ему отметь. А ты, - вновь обращался ко мне, - подумай о том, что я тебе сказал. Ты же свободная птица. Как, Вера, плохо, что ли, слетать в Америку, на пляжах тамошних пожариться, поплавать в океане? Жаль нам нельзя, - посетовал он, - кто за нас будет Россией управлять? Некому.
Попрощавшись с Верой и её телефонной помощницей, я благополучно покинул этот белый оплот государственности.
ГЛАВА 13
ДОРОЖНО-ТРАНСПОРТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
"Жигуль" мой сиротливо торчал между вишневым "Ауди" и голубым "Мерседесом". Я сел в машину и достал пачку сигарет. Чертыхнулся. Последнюю сигарету выкурил ещё на пути сюда. С безнадежным чувством потянулся к бардачку. Пистолет. Сунул в кобуру под мышку. Бумажки какие-то... пусть лежат. В глубине - початая пачка "Мальборо".
Я прикурил и глубоко затянулся. Хотелось есть. Хотелось спать. Посещение Абдурашидовича оставило неприятный осадок. Но надо было собраться с силами и исполнить все время откладываемый долг. Посещение Ирины, жены Кирилла, болезненное для нас обоих, было, конечно же, продолжением трагедии: её слезы, мое мучительное мычание... Я выбросил окурок и решительно потянулся к ключам зажигания.
Уже возле её (теперь только ее!) дома я позвонил по телефону и сдержанный, лишенный жизни голос скоро ответил: "Да, да, нет, я жду".
Я поднялся на четвертый этаж пешком, нажал кнопку звонка. Ира открыла почти сразу. Я не слышал её шагов, но и под дверью она не стояла, ожидая меня; горе истончило в ней жизнь и, словно сквозняком, гнало - туда, сюда, - напором остаточных обязанностей: надо есть, умываться, мыть посуду, открывать дверь соболезнующим гостям...
- Здравствуй, Иван! - спокойно сказала она, и я, в первые мгновения обрадованный этой собранностью, тут же разглядел пустоту её человеческого облика. И даже зная, что все проходит, что отсутствие детей быстро вернет ей жизнь и новые надежды, я был подавлен тяжестью этого мгновения.
Я вздрогнул. Как всегда неожиданно, а сейчас напрочь забытая, мне на плечи прыгнула Анфиска, большая персидская кошка, возлюбившая меня чрезвычайно. Впрочем, меня, почему-то, любит это мяукающее племя. Анфиска по-хозяйски разлеглась на моей шее, а протянутую было руку Иры отвергла решительным ударом лапы.
Из кухни вышла мама Иры. Мы с траурной подавленностью прошли в гостиную, сели и пытались говорить так, чтобы Кирилл, фактом ножевого удара вычеркнутый из реальности, не восстал ненароком. И все равно не удалось избежать слез; Ирина поднялась и ушла в спальню, мама её приложила платок к покрасневшему глазу, а я, отодрав сопротивляющуюся Анфису, предпочел уйти.
- Да, да, Ирочке так тяжело. Конечно, я уверена, вы поможете. Спасибо, что не оставляете её. Такое горе! Такое горе!
Чувствуя однако облегчение от того, что Ирина ушла и долг соболезнования, тяжелый для нас обоих худо-бедно выполнен, я вложил в напрягшуюся руку её матери сверток с пачками долларов - единовременное пособие на первые дни, - и поспешил выйти.
Сев в машину, я сразу почувствовал запах помойки, преследующий меня уже несколько дней ещё с приезда в Новгород, а когда-то (потом забытый) шлейфом тянувшийся по пятам моего детства. Было мерзко на душе. Посещение Ирины стало последней каплей, переполнившей чашу происшествий этого дня; калейдоскоп лиц, событий, разговоров, за которыми, словно зловещий вороний грай, угадывалась мрачная низость окровавленных интриг.
Я позвонил Илье и попросил приготовить мой "Мерседес". Завтра я поеду в Нижний Новгород.