Сорокин Дмитрий. Оберег

   — Правильно. — поддержал Руслан. — Хватит им в полоне томиться. Посему предлагаю тебе, Рыбий Сын, и тебе, Молчан, завтра же с утра отправиться в путь-дорогу. Жаль мне с вами расставаться, да девкам охрана потребна. Степь большая, а их кто угодно может обидеть…
   — А как же ты?! — встрепенулся клевавший носом Молчан. — Ты что, здесь останешься?
   — Да, Молчан, я останусь здесь. Необходимо дождаться колдуна. Ты же знаешь, я слово дал.
   — Да этот Черноморд, небось, давно себе уж новый дворец отгрохал! Зачем ему на пепелище возвращаться?
   — Да есть зачем. — криво ухмыльнулся совершенно уже освоившийся в компании Рыбий Сын. — Пока ты книги умные читал, мы с Русланом нашли его сокровищницу. Там столько всякой волшебной рухляди, глаза разбегаются!
   — Да? А почему я первый раз об этом слышу? — грозно вопросил волхв. Ноздри его раздулись, он громко обиженно засопел.
   — Да ты все занят был с книгами, беспокоить тебя не хотели. — отмахнулся Руслан.
   — Сейчас же идем туда!
   Небольшой чулан был завален разными интересными предметами. Именно завален — добро валялось кучами, безо всякого порядка. Волхв с жадностью набросился на все эти ковры, ларцы, ложки, кафтаны… Раскидав ворох странных полосатых шкур, раскопал массивный ларь темного дерева. Посмотрел с хитрым прищуром:
   — Мужики, помогите вытащить, чую, магия в нем сильная!
   Мужики помогли, и с натугой выволокли ларь в коридор. Волхв обошел его, внимательно осматривая в поисках охранных знаков, потом пожал плечами, махнул рукой и просто открыл. Внутри кто-то громко чихнул, взвилась пыль и из ларя вылезли два громадных молодца ростом с Руслана, только пошире раза в два. Гиганты походили друг на друга, как две капли воды.
   — Что, подраться хошь? — спросили они Молчана одинаковыми голосами.
   — Да как-то… С чего драться-то… Может, поговорим? — растерялся волхв. — Вообще, ребята, мне бы посох новый…
   — Эт мы не могем. Нам бы вот подраться…
   — Это не ко мне. Лезьте обратно и ждите, пока не придет время.
   — Вот уж хрен! И так не дрались тыщу лет! — с этими словами детины окончательно выбрались из своего странного жилища и угрожающе нависли над остолбеневшим волхвом.
   — Э, ребятки, оставьте волхва в покое. — встрял Руслан. Рыбий Сын тоже подошел поближе, поглаживая рукоять меча, торчащую над плечом. Саблю он оставил при себе, но в подвалах колдуна разжился еще и добрым харалужным мечом. — А то раззадорите его, он в раж войдет, и такого наволхвит… наволхвует… в общем, мало никому не покажется! Это понятно?
   — Не, нам бы подраться… — продолжали гнуть свое амбалы-близнецы.
   — Ну, подраться, так подраться. — вздохнул богатырь. Только, чур на кулаках, без оружия. Идет?
   — Идет! — радостно закивали балбесы, почесывая огромные кулаки.
   — Тогда начинаем! Молчан, отойди в сторонку. Тут у нас потеха намечается.
   Молчан послушно юркнул в сторонку, а в кладовке началась потеха. Сначала потеха имела вид огромной кучи-малы, затем куча разделилась и стали видны Руслан, Рыбий Сын и оба балбеса из ларя. Руслан неспешно обменивался со своим противником увесистыми ударами. Видно было, что оба получают от этого процесса изрядное удовольствие. Второй любитель подраться растерянно пытался поразить Рыбьего Сына, крутившегося вокруг него с немыслимой скоростью. Создавалось впечатление, что словенин в единый миг лишился всех костей: такими гибкими были его движения, напоминающие какой-то странный танец. Причем со стороны Молчану было видно, что этот танец наносит амбалу ощутимый урон: нос балбеса съехал на сторону, сам он уже пошатывался. Вскоре детина с глухим стоном закатил глаза и повалился наземь. Рыбий Сын постоял немного над ним, покачал головой, криво усмехнулся..
   — Руслан, ты скоро? А то я уже закончил…
   — А? Что? Ну, я сейчас. — с этими словами Руслан мощным ударом отправил на отдых своего противника. — Ух, хорошо размялись! Ты где так плясать научился? У печенегов? Что-то не видел я у них ничего подобного…
   — Нет, — польщенно улыбнулся Рыбий Сын. — это я сам придумал. Ночи зимой длинные, а делать как-то нечего… Только я и еще Хичак умели так. Теперь остался один я.
   — Добро, надо и мне освоить. Научишь?
   — Дело непростое, но можно попробовать…
   — А… а зачем это все, Руслан? Драка ради драки? — печально спросил Молчан.
   — Как это зачем? Они ж сами напросились! А что, надо было позволить им вбить тебя по уши в землю? Да? Добро, в следующий раз так и сделаю!
   — Ладно, не злись, — примирительно хлопнул богатыря по спине Рыбий Сын. — Он просто переживает, что сам не участвовал, завидно ему.
   — А, ну, раз так, то понятно. — усмехнулся богатырь. — Ну что, светило мудрости, — обратился он снова к возмущенно сопевшему волхву, — нашел чего в хламовке этой?
   — Нашел! — засверкал глазами Молчан, сразу забывая про обиду. — Скатерть-самобранку нашел! Весьма полезная вещь! Как расстелишь, так на ней сразу еда-питье, мед-пиво, в общем. И посох нашел!
   — Ну, теперь тебе сам Ящер не страшен! Из чего посох-то? Дубовый, али из твоего этого, как его, не помню?
   — Нет, не из Сам-Сшита. Деревянный, но черный какой-то. Тяжеленький… — Молчан блаженно закатил глаза. — Так, глядишь, настоящим волхвом стану! А что? Книг мне, вон, Рыбий Сын знаешь каких притащил? Я еще только начал читать, но уже понял: мудрость там немеренная. Опять же, посох. Глянь, красивый какой! Так что… Чего ты смеешься?
   — Нет, ничего, так. Смешинка в рот попала. Читай, читай свои книжки. Говорят, много ума — много горя, так что горевать тебе, Молчан, до скончания времен…
   Тем временем поверженные близнецы кое-как очухались, соскребли свои тела с пола, поднялись, и, поглядывая с опаской на Руслана и Рыбьего Сына, вздыхая и постанывая, потащились к своему сундуку. Молчан не обратил на них никакого внимания, остальные поглядывали сочувственно.
   — Ладно, Молчан. Ты все взял, что хотел? Нет? Тогда копайся, а мы пошли. Надо вас еще собрать в путь, да девок предупредить…
   Прощались на рассвете. Вчера Руслан надоумил девок, что, ежели построиться в колонну по четыре, идти будет не в пример легче, чем неорганизованной толпой, так что теперь Рыбий Сын и Молчан возглавляли довольно ровный строй. Пожитков у бывших наложниц было немного: небольшие узелки с одежкой да драгоценностями, каких удалось натаскать из Черномордовых кладовок.
   — Ну, други, бывайте здоровы. Не знаю уж, свидимся ли еще. Будете в Киеве — кланяйтесь княжне Людмиле Владимировне, да другам-соратникам моим.
   — Ты погоди себя хоронить, еще на свадьбе твоей напьюсь! — оскалил зубы в усмешке Рыбий Сын.
   — И не забудь, что Черноморда ты можешь и не дождаться. Про оберег забыл? Налетят на нас какие-нибудь лихие люди али чуды-юды, хрясь! — и ты пред нами во всей своей красе… Ну, и если Черноморд начнет тебя одолевать, придется составить тебе компанию, а девки дальше пусть сами гуляют, мы не виноваты…
   Они обнялись, попрощались. Руслан смотрел им вслед до тех пор, пока на виднокрае не растаяло пыльное облако, клубившееся за ними.
   Самое тяжелое — это сидеть сиднем в полном одиночестве, привязанным к месту, и день за днем придумывать, чем бы заняться. Он ежедневно бегал по саду, потом долго упражнялся с мечом. А под вечер становилось совсем уж скучно. Руслан всячески пытался разнообразить свой досуг. Он и охотился в степи, перебил кучу сурков, сусликов, тушканчиков и дроф, и ходил ловить рыбу на Гнилое море, убил на это целый день, ничего не поймал, зато развеялся. На исходе второй седмицы Руслана посетила удачная мысль, и он вновь пошел в колдовскую хламовку. Крышка сундука открылась с тихим скрипом, внутри заворочались, закряхтели.
   — Мужики, как насчет подраться? — спросил Руслан.
   — Да ну фебя к Яферу! — прошепелявил один из близнецов. — Ф тобой подерефся, так и до могилы калекой офтанефся!
   Второй поддержал эту мысль мычанием.
   — Ну, ладно, не хотите — как хотите. Мое дело — предложить. А как насчет выпить?
   — Ф этого надо было нафинать! — вскочил шепелявый, придавив собрата — тот громко застонал.
   Руслан до рассвета пьянствовал с бесхитростными драчунами. Они, разинув рты, слушали его рассказы о битвах и странствиях. Ну, Руслан, конечно, привирал еще кое-где… Пирушка завершилась всеобщим братанием и нытьем братьев. Имен, кстати, они вовсе не имели и даже не представляли, зачем бы они могли им понадобиться. Если так и общаться просто: «Эй, ты!». Братья Эйты ныли хором:
   — Братан, возьми нас с собой! Надоело все время здесь сидеть! А с тобой хоть договориться можно, чтобы выпускал на волю иногда.
   — Да бросьте вы свой дурацкий сундук, на кой он вам сдался?
   — Не могем. Зачаровал нас кто-то, теперь, ежли больше суток без сундука — верная погибель.
   — А как мне тогда взять вас с собой?
   — Да просто! Шарахни наш сундук оземь со всей дури… Впрочем, нет, со всей не надо. — поправился второй Эйты, задумчиво потирая шишку на лбу. — и ларь уменьшится, в карман положишь. А потом достанешь, снова жахнешь о землю, откроешь — и вот и мы.
   — Лады. Только чтоб грянуть ваш сундук, это ж еще постараться надо. Тащил я его как-то… Увесистое у вас жилище!
   — Ну, ты уф пофтарайся! А то так и фгинем в этой глуфы… — попросил шепелявый, заискивающе сверля Руслана собачьим взором.
   — Ладно, ребята, уговорили. Залазьте в ящик.
   Братья радостно засуетились, полезли в свой сундук одновременно, из-за чего возникла небольшая неразбериха. В конце концов братья упаковались в ларь, Руслан подошел, присел, обхватил, сколько рук хватило, напрягся, приподнял, потащил-потащил-потащил вверх, кряхтя от непомерной натуги. Весил сундук пудов двадцать, если не побольше. Пот заливал глаза богатыря. Руслан стиснул зубы. Продолжая тянуть сундук наверх, наверх… Он поднял его на высоту собственного пояса, и только тогда не выдержал, разжал пальцы, одновременно отпрыгивая, чтобы ноги не придавило. Беспокоился он напрасно: здоровенный сундук сжался до размеров лесного ореха. Руслан трясущимися руками положил его в карман, и на подгибающихся ногах вышел на свежий воздух. Розовел рассвет, ничто не нарушало утреннего спокойствия. Богатырь дополз до разлома, где загодя вырыл себе нору. С тех пор, как остался один, во дворце он старался не спать, чтобы не дать застать себя врасплох.
   Два дня спустя Руслан проснулся от грохота. Разлом медленно срастался, затягивался, как затягивается порез на руке. Выбравшись, на месте пепелища Руслан обнаружил великолепный дворец. Сад снова раскинулся во всей своей красе, а перед дворцом появился пруд с лебедями. Все эти перемены могли означать только одно: Черноморд вернулся.
   Черноморд, действительно, вернулся рано утром. В самом мрачном настроении. Он несколько недель не отходил от Источника Могущества. И что? Ну, восстановил он способность летать. Только если раньше он мог летать без устали сколь угодно долго, то теперь часа через два в глазах темнело, он начинал уставать. И вообще колдовалось ему теперь с какой-то натугой, с трудом. Это его не устраивало совершенно. Старый колдун настолько свыкся с мыслью о собственном всемогуществе, что жутко злился, когда теперь ему что-то не удавалось. Да и дома он застал запустение. Никого, ничего. Зеркало послушно показало, что тут происходило в его отсутствие. Настоящий разбой! Вот приходят два бродяги, находят в кустах недобитого варвара, несут во дворец. Вот они пьют его вино, едят пищу из его запасов, вот они уходят прочь, уводя всех его женщин. Ищи их теперь! Как ветра в поле. Подлые собаки! Даже не собаки — шакалы! Воспользовались его отсутствием, поживились и сбежали. Хотя нет, нет! Один-то остался. И в тот момент, когда зеркало показывало Руслана на краю разлома нынче утром, колдун услышал шаги за спиной. Он медленно обернулся. На пороге стоял голый по пояс Руслан с мечом в руке.
   — Доброе утро, Черноморд. — сказал Руслан.

* * *

   — Ну, потом я на него налетел, хотел оглушить да связать, он наслал на меня какое-то заклятие. Шею обожгло, обереги посыпались: веревки перегорели, ну, шнурки, на которых обереги висели. А Черноморд зенки вылупил на меня и еще пуще руками замахал. Ну, успел я подхватить свою кривую бляху, и снова на него с мечом. Злость такая взяла, ну, думаю, больше не буду с тобой церемониться, зарублю — и дело с концом. А князю голову предъявлю. И опять замахнулся, хорошо так рубанул, уж даже и не знаю, как он увернулся. Быстро разворачиваюсь — и опять вперед. У Черноморда харя перепуганная, глаза навыкате, лопочет что-то быстро-быстро, да руками машет. Я почти достал уже его, но тут он меня чем-то таким незримым оттолкнул, я и полетел с разворотом. Упал, да неудачно: нечаянно длинный этот вырост на обереге зацепил. В глазах опять темно стало, миг — и я здесь, под дождем. Остальное ты видел. — закончил Руслан свою повесть.
   Да-а, байка — что надо. Можно сильно нажиться. Ну, понятное дело, я ее, конечно, подправлю, подкрашу. Добавлю дюжину битв со змеями, василисками, колдунами. Что-нибудь про дружбу добрую да предательство черное, опять же, вставить можно, простой народ любит такие байки, особенно бабы: их хлебом не корми, только дай всплакнуть над чьей-нибудь горькой судьбинушкой… А еще можно… О! Огромная живая голова — каков поворот, а? Еще, конечно, любви сердечной… Да, пора побродить по земле славянской… нет, теперь уже по земле Русской, особенно, если есть что рассказать.
   — Благодарень тебе, Руслан свет Лазоревич, за историю твою презанятную. — говорю, поясно кланяясь.
   — А, не скоморошничай. — машет он мне рукой. — Подумаешь, эка невидаль…
   — А что ж мне еще делать, как не скоморошничать, ежели я скоморох и есть?
   — Скажи-ка мне лучше, Вьюн, как там в Киеве-граде поживает Людмила, дочь княжеская?
   — Про то не ведаю, витязь. Говорю ж, сам туда еще не дошел. Знаю, что поживает — и все, от людей слышал. Еще говорят, мол, красива, аки лебедушка, а умна как волхв…. Да ты сам в Киев заезжай — полдня дороги, всех-то делов! Вот и узнаешь, как она да что. А то и повидаешься.
   — Да нельзя, нельзя мне в Киев! — с горечью сказал Руслан. — До тех пор, пока не изловлю этого недомерка бородатого, нет мне ходу в стольный град. Так что завтра с утра…
   На крыше что-то гулко шваркнуло, изба затряслась мелким бесом.
   — Что-то зачастили ко мне в последнее время. У меня здесь, чай, не корчма! — проворчала мокрая баба-яга, вылезая из печи.

Глава 16

   — Повезло тебе, дурачинушка. Недалече, видать, забросило. Ну, да о том, где тебя носило, мне потом кот расскажет, так что не повторяйся. — произнесла баба-яга. — Вечереет, а мы до сих пор не жрамши. Ты б так охотился, как языком чешешь! — проворчала старушка. Руслан тотчас же подхватился, выбежал из избы. — Надолго, однако. Без лука, с одним мечом он там много не наохотит. Котофей, ну-ка, поди, подсоби витязю. Ничего, ничего, не растаешь! А ты, дурилка базарная, помоги в избе прибраться. — Вьюн, до сих пор не пришедший окончательно в себя после эффектного появления хозяйки, кивнул, взял стоявший в углу веник и принялся подметать.
   — Не тот, не тот веник, балда! — закричала на него баба-яга. Это колдовской! Обычный за печкой! Ух, до чего молодежь бестолковая пошла! Одним богам ведомо, где ты только что бурю устроил… Эх, все-то вам объяснять надо, соколики вы мои пустоголовые…
   — Ты, мать, не ругайся. Ежли что не так — прости сердечно. Мы ребята простые, и иногда даже очень простые. Нам надо неспеша объяснить, что да как, да куда пойти, да кого позвать… — начал умничать слегка осмелевший Вьюн.
   — Я тебе сейчас растолкую, куда пойти! — рявкнула рассвирепевшая баба-яга. — Ишь, простой тут выискался! Сарацин дурачить — это пожалуйста, волхвам княжеским головы морочить — это тоже завсегда, а тут объяснения вдруг занадобились? Кого обманываешь, Вьюн? Или не тебя во прошлом годе в Полоцке ловили за паскудное про князя лицедейство?
   Скоморох обалдел окончательно, присмирел, затих, только усерднее замахал веником, поднимая с пола облако пыли и пытаясь выгнать его из избы.
   Кот вернулся через час, Руслан — чуть позже, притащил трех зайцев.
   — Ну, бабка, гончих псов я, было дело, видал. Но вот гончего кота зрел впервые!
   — А я еще и не такое могу… — промурчал кот, приводя мокрую шерстку в порядок.
   — Так, Русланчик, давай скорее свежуй добычу. Одного сварим, двух зажарим. — командовала бабка. — Вьюн, грязь разводить кончил? Нет еще? Жаль. Возьми из колодца ведро воды, окати пол. Снаружи-то избушку так вымыло, что любо-дорого, осталось изнутри.
   — А в подпол не затечет?
   — Делай, что говорю!
   — Какая-то ты сердитая стала, бабуся. — усмехнулся Руслан. — Зимой, вроде, посговорчивее была.
   — А, — отмахнулась бабка, — ходють тут всякие… Потом расскажу.
   Вьюн вернулся, с натугой таща ведро воды. От души плеснул на пол. Кот с мявом запрыгнул на печку.
   — Держись, ребята! — крикнула баба-яга, вцепившись в стол. Руслан, не задавая лишних вопросов, встал в распор: ногами на полу, руки уперты в потолок. Только Вьюн остался растерянно озираться посреди горницы с пустым ведром в руке. Вдруг внизу что-то заскрипело, пол заходил ходуном. Вид за окном пошел куда-то вниз. Руслан выпучил глаза:
   — Э… это что?
   — Отряхивается, сердечная. — пояснила бабуся. — Эвон, на Котофея моего если воды плеснуть, что будет?
   — Обиду затаю, а потом отомщу! — прошипел кот откуда-то с печки.
   — Отряхнется Котофей первым делом. А уж потом станет прикидывать, как бы тебе в сапог лужу напустить. Вот и изба: окатили ее студеной водичкой, — а она, голубушка, отряхнулась, и как с гуся.
   — А… а она не отомстит?
   — Нет, в отличие от кота, она иногда любит помыться.
   — Наверное, это потому, что вылизываться не умеет. — предположил Котофей.
   Тем временем скрип и тряска прекратились, а заоконный вид вернулся на место. Вьюн поднялся с пола. Выглядел скоморох еще более ошарашенным.
   — Надо же, и впрямь на курьих ногах. — покачал головой Вьюн. — А я-то, дурак, думал, что брехня…
   — На ногах, на ногах. Но она у меня старенькая, посидеть любит. Тебя день-деньской заставь столбом стоять, к вечеру взвоешь!
   Долго ли, коротко ли, но еду сготовили, развеселившаяся с чего-то бабка накрыла на стол, принесла откуда-то баклажку вина. Ели весело, с шутками-прибаутками.
   — Откуда такое доброе вино, бабуся?
   — Из лесу, вестимо. — проворчала она. Вздохнула и продолжила: — Ладно, не буду более тянуть с рассказом, тем паче, что тебя, Руслан, вся эта история напрямую касается.
   И вот что рассказала баба-яга.
   На другой день после отъезда Руслана из Киева, Гуннар-Варяжонок, что бился с ним об заклад в две гривны, тоже покинул стольный град. Только отбыл он не в южные степи, а в родной Новгород. Там он повстречал родичей, варягов, да напросился с ними в набег на данов. Повздорили конунги меж собой — обычное дело. Как бы то ни было, поход не удался, и датский конунг надавал по ушам Гуннару и его родичам. Те, кто уцелел, на последнем потрепанном драккаре поворотили назад, к Гардарике, то есть к Русской земле. Когда уже дня три оставалось пути до Новгорода, повстречали новгородскую ладью. Не в добрый, ох, не в добрый час купец Голавль собрался со свеями торговать. Его самого и две дюжины товарищей без лишних слов порубали в капусту, пятерых взяли в рабство. Но один новгородец, как оказалось позднее, все-таки уцелел. Где уж он там схоронился, про то никто не ведал, однако ж, до Новгорода он добрался почти одновременно с Гуннаром. И показал на варяжского найденыша, что тот вор и убийца. В Новгороде такие вопросы решаются быстро и просто, и Гуннар был выкрикнут разбойником на вече. Еле-еле унес он ноги из города, потеряв пятерых друзей-варягов и получив несколько ран.
   В середине весны Гуннар объявился в Киеве. Новости на Руси распространяются быстро, и на княжий пир Гуннару вход был заказан. Схорониться в многолюдном Киеве — штука нехитрая, особенно, если уметь менять личину. Гуннар обрядился в лохмотья, выбелил бороду, перестал мыться, и уже через несколько дней он ничем не отличался от доброй сотни старых увечных бродяг, каких пруд пруди на любом торге. Гуннар рассчитывал втихаря повеселиться по корчмам, выждать, пока стихнет шум вокруг него, а там… а там видно будет. Чего загадывать?
   Вот как-то, в очередной раз пьянствуя в корчме, услышал Гуннар от такого же бродяги, каким выглядел он сам, что Владимир призвал к себе всех дочерей, а было их у него немало. И среди многих прочих прибыла из Новгорода в Киев девица красоты столь редкостной, что глаз отвести невозможно. Князь представил ее своим гостям, дружинникам, челяди, и сказал, что быть Людмиле — так звали княжну, — женою Руслану Лазоревичу, буде тот слово сдержит и летучего колдуна ко двору Владимира доставит. Народ, как обычно, порадовался, Владимир выкатил вина, погуляли-пошумели, да и успокоились.
   Гуннар заинтересовался. Захотелось ему самому посмотреть на княжескую дочку, которую Владимир ни с того, ни с сего пообещал вдруг этому сопляку Руслану. Сам не зная почему, молодой варяг разволновался. Три дня кряду он придумывал, как бы ему проникнуть на княжий двор. Потом придумал. Напоил гусляра, украл у того гусли. Обращаться с ними он умел. Мастером, конечно, не являлся, но умения его вполне хватало, чтобы повеселить челядь. Ожидания Гуннара оправдались. С гуслями он без проблем проник на задний двор, и часа три кряду потешал прислугу частушками вольного содержания. Наконец, усилия его увенчались успехом: окошко на втором поверхе открылось, оттуда выглянула девушка красоты и впрямь неописуемой.
   — Это кто? — прервавшись, спросил Гуннар внезапно севшим голосом.
   — Это? А, Людмила, дочка княжеская. Добрая, не капризная.
   Гуннар не мог отвести от нее глаз. Людмила же, поняв, что песен больше не будет, пожала плечами и закрыла окно. Почти сразу же Гуннар ушел. В тот вечер он напился, как и в три последующие. Он не мог спать по ночам, он бредил наяву. Страсть пожирала варяга. Наконец, он решился. Сбросил с себя рубище, отпарился хорошенько в бане, в общем, привел себя в полный порядок. И вечером, едва стемнело, неслышной тенью проскользнул он на княжий двор. Дождавшись, когда утихнет возня слуг, забрался по стене на второй поверх, постучался в заветное окно.
   Людмила открыла. На лице ее был испуг пополам с удивлением, в руке — кинжал.
   — Не бойся меня, княжна, я не сделаю тебе ничего дурного! — прежде всего сказал Гуннар. Глаза его лихорадочно блестели, голос дрожал. — Люба ты мне. До того люба — жить без тебя мочи нет, есть; спать не могу, все о тебе одной думаю. Прошу тебя, бежим со мной к варягам! Будешь моей, ни в чем нужды знать не будешь! Все. Что хочешь, для тебя сделаю! Хочешь, Рим разрушу, хочешь?
   — Нет, не хочу. — холодно ответила Людмила. — Рим и без тебя уже давно порушили, и не один раз, к тому же. Прощай. — с этими словами она толкнула его в лоб, от чего Гуннар сверзился с высоты второго поверха наземь. Людмила закрыла окно.
   На шум падения прибежала стража, и Гуннару пришлось, кряхтя от боли, быстро уносить ноги. Унес. Но отнюдь не успокоился, получив отказ. Бражничал по корчмам пуще прежнего, стараясь залить вином пожар, бушующий в груди. Не помогало. Все равно Людмила снилась ему каждую ночь, ее образ пробивался даже сквозь самый тяжкий пьяный угар. Много дней промучился Варяжонок, строя несбыточные планы. То он думал дерзко ворваться в княжий терем и увести Людмилу прямо из-под носа у князя и всей его дружины. Потом он вспомнил, какие бойцы сторожат дворец да пируют в нем, и боевой пыл его приугас. Перебрав несколько подобных вариантов, Гуннар остановился на не самом честном, зато, пожалуй, самом действенном. Приворожить — и дело с концом! Сама прибежит, никуда не денется. Затратив три гривны золота, кучу нервов и сил, он раздобыл несколько локонов своей возлюбленной, и с бесценной этой добычей пошел на поиски ворожеи. Радость, с которой Гуннар носился по Киеву, позабыв о том, что он вне закона и положено ему прятаться, сослужила ему плохую службу. Сначала его узнал Микула, богатырь известный, могущественный и влиятельный, но мало кто понимал, чем таким особо важным этот человек занимается. Поговаривали, что с ночным воеводой у них какие-то общие дела. Потом на Гуннара наткнулись сразу несколько воинов из младшей дружины, но к тому времени Варяжонок уже вырвался за городские ворота. Произошла долгая увлекательная погоня, ушел от нее Гуннар лишь чудом, скрывшись в Черном лесу. Полдня проплутал он по оврагам да буреломам, прежде чем вышел на поляну с покосившейся избушкой. Быстро сообразив, кто в ней обитает, Варяжонок пинком распахнул дверь.
   — Здорово, старая! Во-первых, все, что есть в печи, на стол мечи. Во-вторых, сделаешь мне приворотное зелье.
   — Да? С чего это я пред тобой эдак распинаться должна?
   — А вот с чего. — недобро усмехнулся Гуннар, доставая меч. — Зарублю к ящеровой матери, и дело с концом.
   — Ага, понятно. А в-третьих что? Отдаться тебе, что ли?
   — Сбрендила, старая? Дочку свою дашь мне побаловаться, и достаточно.
   — Дочку, говоришь? Добро, добро. С чего начнем? С еды, зелья или с дочки?
   — Давай с дочки. Пожрать я всегда успею.
   — Ну, что ж, тогда зайди за избой в лес, пройди немного, и крикни: «Красна девица, я тебя жду!». Она и придет.
   — По ягоды, что ли пошла?
   — Ага, и травок присобрать.
   — Ну, жди меня, старая, да готовь жратвы побольше! — и Гуннар вышел из избы.
 
   — И чего дальше? — спросил Руслан, видя нехороший блеск в бабкиных глазах.