«Конечно, – подумал Петич, – на такого все обращают внимание. Но, наверное, настоящие художники вполне имеют право так выглядеть?»
Петич где-то слышал фразу, что настоящий художник – от бога. А если так, то и должен же как-то бог различать таких людей в толпе?…
– Его Петичем зовут, – вставила Вилька. – Это мой лучший друг. И еще один есть, Ларик. Но его здесь нет.
Петич хмыкнул:
– Вообще-то в этом нетрудно убедиться.
– О, хорошие имена! – радостно воскликнул художник. – Вполне в моем духе. Петич, Ларик… Вилька! Красиво звучат. Необычно! Значит, мне повезло – я попал в свою компанию. Ведь согласитесь, имя Ганнибал тоже не так часто встречается, да? Поэтому, кстати, никто никогда меня не сокращал – даже в детстве ни у кого язык не поворачивался назвать меня каким-нибудь Ганей. Ганнибал – это звучит… гордо! Шучу, шучу. Простите за нескромность. Ну что ж, давайте угощаться!
И художник радушным жестом пригласил их на кухню.
– Простите, – нерешительно спросил Петич, – но раз вы сами заговорили на эту тему… А это ваше настоящее имя или этот, как его…
– Псевдоним? Или, как сейчас говорят, сценическое имя? – улыбнулся Ганнибал. – Настоящее, самое настоящее. Дело в том, что мой отец большим оригиналом был…
«Так вот вы в кого», – подумал Петич.
– …Пушкина любил. А так как сам был назван в честь предка великого поэта Абрамом – помните, прадеда Пушкина, эфиопа, звали Абрам Ганнибал? – то мой папаша решил переплюнуть своего. В деле почитания Пушкина. Так прямо и ляпнул при моем рождении: быть ему Абрамом Ганнибалом. Правда, наоборот, Ганнибалом Абрамовичем, но это его нисколько не смутило. Ему было достаточно, что эти два имени стоят рядом. Вот такая история, молодые люди. Честно говоря, она мне нравится. В жизни так много всякой серости, что отдельные необычности, по крайней мере, улучшают настроение.
– А что, имя мне нравится, – похвалил Петич, хотя это звучало несколько странно: подросток одобряет пожилого человека…
– Благодарю покорно! – в шутливом поклоне изогнулся художник.
– Он в том смысле, – поспешила объяснить Петичеву похвалу Вилька, – что действительно улучшается настроение. Представьте себе, я скажу кому-нибудь, что у меня знакомого зовут Ганнибалом Абрамовичем. И человек, которого вы совсем не знаете, ни разу в жизни не видели, почувствует хоть на секундочку необычность жизни. Понимаете? Это вы на него повлияете. Одним только именем вы уже делаете доброе дело!
– Очень даже понимаю, добрая моя Вилька, – улыбнулся художник. – Кстати, друзья, если вам тяжеловато выговаривать мое полное имя, можно ограничиться просто Ганнибалом. И будем с вами на равных правах, без всяких отчеств. Идет?
Петич охотно закивал. Конечно, чем короче, тем лучше. А то, например, повиснет где-нибудь опять этот художник, спасая котенка, – пока обратишься к нему по имени-отчеству, важное время упустишь. А так – рявкнешь в одно мгновение: «Ганнибал, держись!» – и все, держится Ганнибал как приклеенный…
Петич даже улыбнулся своим мыслям. И вдруг его пронзило удивление. Это почему же ему так хорошо, а? Как только вошел в эту квартиру, так сразу забыл и про злость на Ларика, и про свое плохое настроение. Петич прямо чувствовал, что еще никогда в жизни не был таким счастливым. На душе было так хорошо, так уютно, что даже сравнить это состояние Петич ну ни с чем не мог! Немного, правда, похоже на то, будто тебе покупают, скажем, маленький мокик, о котором ты мечтал тыщу лет. Но, во-первых, этот мокик Петич разбил еще три года назад и почти совсем забыл ту радость, которую ощутил при виде маленького двухколесненького чуда. А во-вторых, он уже давно понял, что никакие игрушки, никакие вещи не могут обрадовать человека так, как… Петич даже не мог подыскать слова для этого. Ну вот, например, дружит он с Вилькой. Что, разве можно заменить их дружбу какими-нибудь радостями, связанными с вещами? Нет, никогда.
Правда, словами Петич не смог бы объяснить то, что чувствовал.
«Как собака, – подумал он. – Все понимаю, а сказать не могу».
Он вышел в ванную, чтобы помыть руки. И увидел в зеркале такую счастливую мордаху, что сразу же показал ей длинный язык.
«Что же это происходит со мной? – подумал удивленный Петич. – Как в сказку попал!»
И тут он вспомнил о камне. Вспомнил, зачем, собственно, они с Вилькой и пришли сюда. Камень! Вот что таким волшебным образом действует на Петича! Вот это чудо… Вот это камушек…
Глава III. Чудес не бывает
Конечно, после всех переживаний и потрясений для Вильки не было лучшего успокоительного, чем парочка шоколадных батончиков. А если у кого шоколад вызывает аллергию, то Вилька просто советует переключиться на мороженое!
Когда она с мамой в первый раз пришла в гости к Ганнибалу, тот побежал за угощением.
«Ну, – подумала Вилька, – притащит какой-нибудь тортик и пепси».
Они переглянулись с мамой и улыбнулись.
– А я знаю, о чем ты думаешь, – сказала мама.
– И я знаю, о чем ты думаешь, – ответила Вилька.
– Ой ли? – сказала мама.
– Птичье молоко, – ответила Вилька.
Мама охнула. А что тут было охать, если Вилька знала, что мамин любимый торт – «Птичье молоко»? И если Ганнибал хочет угостить маму, то, конечно, ищет именно его. Ведь мама как-то рассказывала Вильке, что они еще в школе любили праздновать дни рождения целым классом. А художник был в то время учителем рисования и ее классным руководителем.
– Ты Шерлок Холмс, – сказала мама. – Читаешь чужие мысли.
– Да ладно! – отмахнулась Вилька. – Просто память хорошая. Помню все, что ты мне о себе рассказывала. А хорошая память – лучшее подспорье для метода дедукции. Слышала о таком? Все детективы им пользуются.
– По-моему, – улыбнулась мама, – метод дедукции здесь ни при чем. Достаточно и хорошей памяти.
– Умница! – закричала Вилька, и Ганнибал, вернувшись, сразу спросил:
– И кто же из вас умница?
Они с мамой одновременно показали друг на друга.
В тот же день Вилька и сказала Ганнибалу, что больше всего любит одинаковые батончики и мороженое – «Сникерс», «Баунти» и тому подобные.
– Мой холодильник отныне будет знать, чем заполнять свое сердце. В смысле – морозилку, – задумчиво сказал Ганнибал, будто записывал в памяти новые сведения.
И Вилька сразу поняла, какой это странный и интересный человек.
И вот теперь, поглощая мороженое, ребята поглядывали на спасенного котенка, который смело подошел к хозяину квартиры – не к Ганнибалу, а к пушистому ленивому персу Филе.
– Сейчас драться будут, – сказал Петич. – Это же территория Филиппа. Киркорова, – хихикнул он, потому что кот действительно напоминал известного певца.
– Ну что ты! – засмеялась Вилька. – Это кошки дерутся. А коты, да такие разные, никогда не будут выяснять отношения. Тем более, посмотри – Филя, наверное, не то что драться, он и есть ленится.
Филипп, похоже, ленился во всем. Он был настоящим ленивым котом, и это качество было у него не просто главным, а единственным. Он взглянул на котенка, вздохнул и улегся в солнечное пятно на коврике.
Оставив Ганнибала Абрамыча на кухне, ребята вошли в большую комнату. И сразу же остановились на пороге. Петич – потому что впервые увидел большую картину, стоящую на мольберте. А Вилька – потому что наслаждалась произведенным эффектом.
Еще бы! Ведь с картины смотрела она сама, и это сразу было понятно. У изображенной на холсте девчонки были светлые растрепанные волосы, любопытные веселые глаза, и рот у нее был немного великоват, точно как у Вильки – казалось, будто она все время улыбается. И все-таки Вилька не могла не видеть: на картине она не совсем такая, как в жизни. Прямо светится вся, как будто у нее внутри фонарик. А ведь так на самом деле не бывает… Но, с другой стороны, если на портрете человек выглядит точно так же, как на самом деле, то зачем тогда писать портрет? Можно просто сфотографироваться.
Впрочем, Петичу не показалось, что нарисованная Вилька чем-то отличается от настоящей.
– Ого! – хмыкнул он, уставившись на портрет. – Похожа! Смотри, и щека расцарапана.
Вилька немного обиделась на такую Петичеву реакцию. Можно подумать, в ее внешности нет ничего более интересного и заметного, чем расцарапанная щека!
Но даже картина не отвлекла Петича от главной мысли. Он думал о камне, поэтому сразу спросил Вильку:
– Ну, а где эта реликвия?
Та молча показала глазами на застекленный шкаф. На полках перед книгами все свободное пространство было уставлено всякими странными вещицами. Статуэтки, африканские маски, песочные часы – среди многочисленных предметов Петич никак не мог разглядеть камень. Тем более что он, конечно же, невольно представлял его совершенно необычным. Может, даже сверкающим.
– Наверное, спрятал, – предположил Петич. – Не будет же он такую ценность держать на виду.
– Да какую ценность! – махнула Вилька рукой. – Ганнибал ко всему на свете относится совершенно одинаково. То есть с одинаковым уважением. Поэтому никогда ничего не выделяет, не прячет, не запирает. Вот – все у него на виду. Беспорядок, правда…
Она обвела рукой комнату, превращенную в мастерскую. Что и говорить, о порядке здесь и речи быть не могло. По всей комнате были расставлены разноцветные картины, странные скульптуры из гипса и глины. Между ними валялись тряпки, инструменты, кисти, стояли флакончики, коробочки и еще какие-то предметы непонятного назначения.
– А что, мне нравится, – сказал Петич. – Сразу видно, что здесь художник живет.
– А вот это нисколько меня не оправдывает, – услышали они за спиной. – Это глубочайшее заблуждение, что художники должны быть неряшливыми. Просто у меня нет отдельной мастерской, а когда работаешь дома, увы, приходится наблюдать изо дня в день такую картинку. Вы уж поаккуратней, а то еще в какую-нибудь краску вляпаетесь. Смотрите, конечно, любопытствуйте, но лучше пойдемте-ка на кухню.
– Ганнибал Абрамыч, – сказала Вилька. Ну никак не могла она обращаться к художнику без отчества! – Вы меня простите, но ведь я Петичу выдала вашу тайну…
– Тайну? – Старик погладил котенка. – Сроду у меня не было тайн. И какую же тайну ты мне придумала?
– А камень? Вы же называли его таинственным.
Художник рассмеялся:
– Ах, камень! Действительно, занятный камушек. И знаете, с тех пор как он у меня появился, я начал ощущать себя обладателем необычного талисмана, что ли. Посмотришь на него, и сразу на душе становится легче.
«Вот, – подумал Петич, – и я это сразу почувствовал! Хоть и не видел еще этот талисман».
– А как он к вам попал? – не удержался он от вопроса.
– Мои друзья уверяют, что это метеорит. Но я, знаете ли, сторонник более земного происхождения камня. Хотя дела это не меняет. Так вот, как-то мы прогуливались с друзьями жарким летним днем – я вышел их проводить. И вдруг шорох пронесся позади нас, и не успели мы оглянуться, как услышали звук удара…
– О землю? – нетерпеливо перебил Петич. – Что-то упало?
– Да, именно что-то. Но мы-то ничего не видели. Ведь днем не видно ни звезд на небе, ни падающих метеоритов. А представляете, какое зрелище было бы вечером?
Ни Петич, ни Вилька, конечно, этого зрелища представить себе не могли.
– А что, должен быть взрыв? – спросила Вилька. – Я где-то читала, что в Сибири огромный метеорит повалил все деревья. И взрыв был слышен даже в Москве.
– Ты что? – Петич быстренько крутанул возле виска пальцем. Это ж надо, так позорится девчонка перед художником! Демонстрирует свою эрудицию, как тупые тетеньки в передаче «О, счастливчик!». – Ты про Тунгусский метеорит читала. Это давно было. И не метеорит это был, а целый метеоритище! И взрыв, как ядерный. Про такие мы и не говорим.
– Да все метеориты одинаковые! – горячо заспорила Вилька. – Ну, конечно, один побольше, другой поменьше. Но все взрываются. Да, Ганнибал Абрамович?
– Я, видите ли, не специалист в этой области… Но вот один из моих друзей сразу стал нам объяснять, какими разными бывают метеориты. Оказывается, не всякое падение должно сопровождаться обязательным взрывом и даже сильным шумом – это зависит от различных факторов. От размеров камня, от состава… От скорости, в конце концов – ведь метеориты врезаются в земную атмосферу совершенно под разными углами. Одни могут прямо нестись к земле, а другие могут и приближаться, как самолет перед посадкой. В этом-то случае они и не сгорают полностью, потому что скорость гасится медленнее. По правде сказать, я не очень запомнил ту взволнованную лекцию, которую так стремительно прочел нам наш ученый друг. Я его называю ученым, потому что он работает как раз в институте каких-то космических проблем.
– Каких-то? – удивилась Вилька. – Ну и название у этого института!
– Да нет, это я так сказал, – засмеялся художник. – Название я запомнить не в состоянии, вот и заменил его словом «каких-то». Странные, странные вы молодые люди! Любите точность в словах!
«Полюбишь тут, – подумала Вилька. – Провести столько расследований, так станешь любой ошибки бояться как огня!»
Вилька вспомнила, как они с Лариком увидели напечатанную в газете карту расположения кимберлитовых трубок и тут же решили, что в овраге, прямо возле Ларикова дома, добывают алмазы. Или как Петич бегал по всему Братцевскому парку за коварным кинопродюсером Колобком, а потом оказалось, что тот и сам не знает, где спрятаны сокровища старинной усадьбы. Много времени у них тогда отняли неправильно понятые слова!
– И что же, вы просто слушали и не искали ничего? – продолжал расспрашивать Петич. – Да я бы там вокруг все исползал, обнюхал каждую травинку!
– Вот, ты совсем как наш ученый, – улыбнулся художник. – Да конечно же, он потащил нас по этим холмам как собак-ищеек, и сам все носом вертел, принюхивался, говорил, что запах гари обязательно должен быть.
– Так если камень у вас, значит… – догадался Петич.
– Правильно, – кивнул Ганнибал. – А к чему же я рассказываю всю эту историю? Да, ученый наш даже подпрыгнул, когда увидел, что я нашел на склоне холма дымящуюся вмятину в земле, и палкой, как картофелину, выкатил из нее какой-то булыжничек. Он и обнюхивал его, и трогал осторожненько пальцами, как бесценное сокровище. Вот если б меня, скажем, допустили к старинной картине, я точно так изучал бы ее, пылинки сдувая.
– К «Джоконде»? – спросила Вилька. – Помните, вы мне рассказывали, что это самый знаменитый и таинственный портрет, написанный за всю историю живописи.
Художник улыбнулся:
– Не отказался бы рассмотреть эту картину великого Леонардо вблизи, не отказался…
– А камень горячий был? – спросил Петич.
Он не хотел и слушать болтовню про картины!
– Понимаю ваш вопрос. Вы хотите, чтобы камень был раскаленным, и было бы абсолютно ясно, что он только что свалился с небес. Ну конечно! Не раскаленным, но очень даже тепленьким камень был. Из ямы то ли пар, то ли дым валил. Я еще подумал, что вот, наверное, здесь мальчишки костер жгли и не погасили. В такую-то жару…
Художник простодушно улыбался. А Петич не мог понять его спокойствия. Кажется, этот чудак специально не хочет поверить в то, что у него хранится самый настоящий метеорит. Если бы такое счастье привалило Петичу, то как бы он гордился! Еще бы! Настоящий метеорит… Какие-нибудь первобытные люди вообще, наверное, на него молились. А что им оставалось делать? Прямо с неба – здрасьте вам! – падает божественный камень. Тут или умирай со страху, или молись как миленький…
Вилька как девчонка, конечно, первой не выдержала. И не то чтобы не выдержала, а просто решила: сколько же можно болтать про этот камень, не видя его? Как будто он невидимый или его нет вовсе!
– А где он?
Она протянула руки ладошками вверх, будто готовилась принять на них эту небесную ценность.
Несколько следующих движений художника были обычными. Три шага к шкафу, рука дернула дверцу, протянулась внутрь…
И застыла. Застыла не только рука. Казалось, художника пронзила насквозь, сверху вниз, невидимая молния и превратила его в соляной столб. Стало тихо-тихо. И вдруг ребята услышали, как что-то мягкое упруго шлепнулось на пол. Это художник уронил котенка. Лежащий на коврике Филя только приоткрыл немного один глаз. Наверное, подумал: «Суета все это…»
«Значит, произошло что-то страшное! – поняла Вилька. – Если Ганнибал смог уронить котенка и не заметить этого, то…»
А Петич сразу сообразил: «Пусто! В шкафу пусто! Значит, кто-то украл?…»
– Сейчас-сейчас, – поспешно зашептал художник, потирая виски пальцами. – Столько всего приключилось в последние минуты, что память может и подвести… Да нет, вроде точно помню – вот сюда я его и положил.
Он поспешно начал открывать подряд все стеклянные дверцы. Так быстро, будто надеялся застать камень врасплох, пока тот не исчезнет под его взглядом. Звякали стекла, сыпались с полок какие-то вещички, но Ганнибал не обращал на них внимания. Он просто шарил глазами перед собой в поисках одного-единственного предмета. Петич даже забеспокоился за Ганнибала – а вдруг действительно у того что-то стало с головой? Повисишь над землей на уровне тринадцатого этажа, и не то может случиться.
Он осторожно предложил:
– Вы не торопитесь, не волнуйтесь… Найдется.
– Найдется? – сверкнул глазами художник, обернувшись. – А вы знаете, молодой человек, что такого у меня за всю жизнь не было? В этом беспорядке, – обвел он рукой большую комнату, – есть своя система, порядок даже, если хотите. И ничего, ничего никогда не исчезало! – Ганнибал бессильно опустил руки: – Все. Мне абсолютно ясно, что камень исчез. Абсолютно.
– Вы уверены? – спросила Вилька.
Художник посмотрел на нее, не отвечая. Даже не кивая утвердительно головой. И ребята поняли, что он прав.
– Тогда что же мы бездействуем?! – чуть не подпрыгнул Петич.
– А что вы предлагаете? – спросил Ганнибал, опустившись в кресло.
Прямо на какие-то листы бумаги, старые кисточки. Казалось, силы покинули его.
– Пропала вещь. И непростая. – Петич говорил и словно при этом загибал пальцы. – Камень, обладающий необычными свойствами. Метеорит. Скорее всего метеорит, – поправился он, потому что при этих словах старик махнул рукой. – Надо начинать расследование.
– Посмотрите, пожалуйста, – попросила Вилька, беря на руки котенка, – а не пропало ли еще что-нибудь?
Художник, даже не вставая, обвел взглядом комнату. Конечно же, он смотрел на свои картины.
– Нет, все на месте. Даже ничего не потревожено, – сказал он.
– А деньги, ценности?
В очередной раз старик махнул рукой. Красноречивый жест! Видно, никаких особенных ценностей и денег у него просто не было.
– Вы говорите, как в фильме про милицию, – устало пробормотал он.
– А как же еще говорить? – встрепенулась Вилька. – Кстати, мы можем позвонить нашему знакомому, как раз милиционеру. Он раньше работал в экологической милиции, а сейчас закончил свою милицейскую школу и стал участковым. Знаете, какая у него фамилия? Тихоня! Но он очень даже сообразительный.
– Еще одно интересное имя, – через силу улыбнулся художник.
– Подожди ты с Тихоней, – вмешался Петич. – Успеем позвонить. Надо убедиться окончательно, что камень пропал.
Странно, но Ганнибал его послушался. Он поднялся и вновь стал осматривать шкаф, заглядывать под столы, стулья. Короче, вел более тщательный осмотр места происшествия, говоря милицейским языком. Ребята не решались ему помогать. Наконец художник повторил привычный жест рукой и уселся обратно.
– Убедился. Окончательно, – тихо произнес он.
– Послушайте, – вдруг вскричал Петич, – ведь дверь-то у вас была открыта! Вилька же мне принесла эту треногу, пока вы там висели! Она вошла в открытую квартиру!
– Первая версия, – спокойно произнесла Вилька. – Вор проник сюда перед нашим приходом. Версия простая и не очень убедительная. Потому что, как я знаю, к Ганнибалу Абрамовичу многие заходят запросто. Поэтому необязательно для преступных целей проникать в его квартиру тайком. А вы давно видели камень на своем месте? – обратилась она к художнику.
– Давно? Да, пожалуй. Я не очень-то обращал на него внимание. Так, иногда показывал его тем, кто спрашивал, что это такое.
Петич даже вздрогнул. Показывал иногда! Тем, кто спрашивал! А теперь еще не понимает, куда мог подеваться камень! Вот дает художник…
– Попробуйте вспомнить, – как можно спокойнее попросил он, – кто бывал у вас в последнее время?
Художник задумался.
– Понимаете, – медленно говорил он, – меня беспокоит даже не пропажа камня. Бог с ним… Я изумлен самим фактом, этой неожиданной переменой в моей жизни. Кто мог меня ограбить? Ведь я бы мог в конце концов и подарить этот камень, если бы понял, что он так необходим человеку. Но выкрасть его тайком? Не понимаю… С какой целью? Для чего?
«Вот заладил, – раздраженно подумал Петич. – Его спрашивают, кто приходил сюда, а он возмущается, не понимает. Да все, у кого что-нибудь украли, не понимают и возмущаются. Тут думать надо!»
Будто в ответ на мысли Петича художник пробормотал:
– Я сейчас позвоню отцу Николаю, попрошу помочь. Три головы хорошо, а четыре лучше… Даже пять – я и еще одного своего друга позову, того самого ученого. Посоображаем…
– Да хоть десять голов, – не выдержал Петич. – О том и речь – всех надо вспомнить!
– Да не так и много тех, кого надо вспоминать, – отозвался Ганнибал. – Раз-два и обчелся, как говорится.
– А почему вы его назвали отцом, этого, как его, Николая? – спросила Вилька. – Странно!
– Что же странного? Мой лучший друг служит в церкви. В церкви Покрова. Священником.
У Петича сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
– Священником? – сухими губами прошептал он.
Ведь они же, когда шли сюда, видели во дворе священника!
– Да, а что тут такого? Понимаете, разные бывают профессии…
Петич это понимал. Не дурак. Профессии профессиями – не это его так взволновало!
Они с Вилькой переглянулись. Настала очередь котенку шлепнуться на пол уже из Вилькиных рук…
Глава IV. Три плюс два
Ребята были в замешательстве. Кому первому звонить? Тихоне? Если хозяин квартиры разрешит, то, конечно, они позовут на помощь своего старого знакомого. Но, видимо, Ганнибал пока еще никак не мог поверить в серьезность случившегося настолько, чтобы приглашать милицию. Да и что ей сказать? Что у него пропал найденный на улице камень?
Ганнибал потянулся к телефону и минуту поразмышлял, наверное, выбирая в своей памяти номер.
Когда он нажимал кнопки, Петич постарался подсмотреть и запомнить номер. На всякий случай. Он знал, что в новом деле может пригодиться любая мелочь, любая информация.