Как вы думаете, кто был тем высоким начальством, которому «доложили» и которое решило не арестовывать и не сажать (а может, и не расстреливать) за реально совершенное незаконное пересечение границы? Может, «кровавый карлик», глава НКВД Николай Иванович Ежов был так либерален, что разрешил жениться и уехать молодой паре? Кто, кроме Сталина, мог такой вопрос решить так изящно и так по-человечески?
   Сомневаетесь? Тогда еще одна совершенно фантастическая история, которая должна поставить точку в этом вопросе. Она о сталинской доброте. Она о сталинской мягкости. Весна 1942 года, Красная армия и вермахт готовы продолжить смертельную борьбу после сложнейшей зимней кампании 1941/42 года. Пройдет совсем немного времени, и нацисты рванут к Сталинграду и Кавказу, а судьба нашей страны и исход войны опять повиснут на волоске. В небе почти полное господство немецкой авиации. Самолеты нужны как воздух. Командиру АДД Голованову звонит Сталин со странным вопросом: все ли готовые самолеты АДД вовремя забирает с заводов? Голованов ответил, что самолеты забирают по мере готовности.
   – А нет ли у вас данных, много ли стоит на аэродромах самолетов, предъявленных заводами, но не принятых военными представителями? – спросил Сталин.
   Сходу ответить на этот вопрос Голованов не мог и попросил разрешения уточнить необходимые для ответа сведения. После консультации с главным инженером АДД доложил по телефону: предъявленных заводами и непринятых самолетов на заводских аэродромах нет. Сталин попросил приехать.
   Войдя в кабинет, я увидел там командующего ВВС генерала П. Ф. Жигарева, что-то горячо доказывавшего Сталину. Вслушавшись в разговор, я понял, что речь идет о большом количестве самолетов, стоящих на заводских аэродромах. Эти самолеты якобы были предъявлены военной приемке, но не приняты, как тогда говорили, «по бою», то есть были небоеспособны, имели различные технические дефекты.
   Генерал закончил свою речь словами:
   – А Шахурин (нарком авиапромышленности. – А. Г.) вам врет, товарищ Сталин.
   – Ну что же, вызовем Шахурина, – сказал Сталин. Он нажал кнопку – вошел Поскребышев.
   – Попросите приехать Шахурина, – распорядился Сталин.
   Подойдя ко мне, Сталин спросил, точно ли я знаю, что на заводах нет предъявленных, но непринятых самолетов для АДД. Я доложил, что главный инженер АДД заверил меня: таких самолетов нет.
   – Может быть, – добавил я, – у него данные не сегодняшнего дня, но мы тщательно следим за выпуском каждого самолета, у нас, как известно, идут новые формирования. Может быть, один или два самолета где-нибудь и стоят.
   – Здесь идет речь не о таком количестве, – сказал Сталин. Через несколько минут явился А. И. Шахурин, поздоровался и остановился, вопросительно глядя на Сталина.
   – Вот тут нас уверяют, – сказал Сталин, – что те семьсот самолетов, о которых вы мне говорили, стоят на аэродромах заводов не потому, что нет летчиков, а потому, что они не готовы по бою, поэтому не принимаются военными представителями, и что летчики в ожидании матчасти живут там месяцами.
   – Это неправда, товарищ Сталин, – ответил Шахурин.
   – Вот видите, как получается: Шахурин говорит, что есть самолеты, но нет летчиков, а Жигарев говорит, что есть летчики, но нет самолетов. Понимаете ли вы оба, что семьсот самолетов – это не семь самолетов? Вы же знаете, что фронт нуждается в них, а тут целая армия. Что же мы будем делать, кому из вас верить? – спросил Сталин.
   Воцарилось молчание. Я с любопытством и изумлением следил за происходящим разговором: неужели это правда, что целых семьсот самолетов стоят на аэродромах заводов, пусть даже не готовых по бою или из-за отсутствия летчиков? О таком количестве самолетов, находящихся на аэродромах заводов, мне слышать не приходилось. Я смотрел то на Шахурина, то на Жигарева. Кто же из них прав?[148]
   На фронте русских солдат утюжит немецкая авиация. А семьсот (!) самолетов на фронт не попадают. Возникает вопрос: кто виноват? И второй вопрос: что с виновником сделает Сталин? Снова слово маршалу Голованову.
   И тут раздался уверенный голос Жигарева:
   – Я ответственно, товарищ Сталин, докладываю, что находящиеся на заводах самолеты по бою не готовы.
   – А вы что скажете? – обратился Сталин к Шахурину.
   – Ведь это же, товарищ Сталин, легко проверить, – ответил тот. – У вас здесь прямые провода. Дайте задание, чтобы лично вам каждый директор завода доложил о количестве готовых по бою самолетов. Мы эти цифры сложим и получим общее число.
   – Пожалуй, правильно. Так и сделаем, – согласился Сталин.
   В диалог вмешался Жигарев:
   – Нужно обязательно, чтобы телеграммы вместе с директорами заводов подписывали и военпреды.
   – Это тоже правильно, – сказал Сталин.
   Он вызвал Поскребышева и дал ему соответствующие указания… Надо сказать, что организация связи у Сталина была отличная. Прошло совсем немного времени, и на стол были положены телеграммы с заводов за подписью директоров и военпредов. Закончил подсчет и генерал Селезнев, не знавший о разговорах, которые велись до него.
   – Сколько самолетов на заводах? – обратился Сталин к Поскребышеву.
   – Семьсот один, – ответил он.
   – А у вас? – спросил Сталин, обращаясь к Селезневу.
   – У меня получилось семьсот два, – ответил Селезнев.
   – Почему их не перегоняют? – опять, обращаясь к Селезневу, спросил Сталин.
   – Потому что нет экипажей, – ответил Селезнев.
   Ответ, а главное, его интонация не вызывали никакого сомнения в том, что отсутствие экипажей на заводах – вопрос давно известный. Я не писатель, впрочем, мне кажется, что и писатель, даже весьма талантливый, не смог бы передать то впечатление, которое произвел ответ генерала Селезнева, все те эмоции, которые отразились на лицах присутствовавших. Я не могу подобрать сравнения, ибо даже знаменитая сцена гоголевский комедии после реплики «К нам едет ревизор» несравнима с тем, что я видел тогда в кабинете Сталина. Несравнима она прежде всего потому, что здесь была живая, но печальная действительность. Все присутствующие, в том числе и Сталин, замерли и стояли неподвижно, и лишь один Селезнев спокойно смотрел на всех нас, не понимая, в чем дело… Длилось это довольно долго. Никто, даже Шахурин, оказавшийся правым, не посмел продолжить разговор. Он был, как говорится, готов к бою, но и сам, видимо, был удивлен простотой и правдивостью ответа. Случай явно был беспрецедентным. Что-то сейчас будет?![149]
   Еще раз уточню ситуацию. Командующий ВВС генерал П. Ф. Жигарев прямо в кабинете Сталина нагло врал Верховному главнокомандующему. Семьсот один исправный самолет стоят на заводах, потому что не присылаются экипажи, чтобы забрать эти самолеты. И это – весной 1942 года. Тысячи солдат Красной армии гибнут от активных действий германской авиации. Вот вы лично – что бы сделали на месте Сталина? С генералом Жигаревым – что бы сделали?
   Я взглянул на Сталина. Он был бледен и смотрел широко открытыми глазами на Жигарева, видимо, с трудом осмысливая происшедшее. Чувствовалось, его ошеломило не то, почему такое огромное число самолетов находится до сих пор еще не на фронте, что ему было известно, не установлены были лишь причины, а та убежденность и уверенность, с которой генерал говорил неправду. Наконец, лицо Сталина порозовело, было видно, что он взял себя в руки. Обратившись к А. И. Шахурину и Н. П. Селезневу, он поблагодарил их и распрощался. Я хотел последовать их примеру, но Сталин жестом остановил меня. Он медленно подошел к генералу. Рука его стала подниматься. «Неужели ударит?» – мелькнула у меня мысль.
   – Подлец! – с выражением глубочайшего презрения сказал Сталин и опустил руку. – Вон![150]
   Сделал ли Сталин выводы из этого случая? Разумеется. В апреле 1942 года (а не в марте, как ошибочно пишет маршал Голованов) Жигарев был снят с должности командующего ВВС. Какая кара постигла того, кто держал на заводах семь сотен готовых самолетов во время страшнейшей войны? И при этом говорил неправду в лицо самому Сталину? Расстреляли? Вот информация с сайта концерна Туполева о судьбе генерала Жигарева:
   В 1942–1945 гг. командовал ВВС Дальневосточного фронта. Во время войны с Японией – командующий 10 ЮВА. В 1946–1948 гг. – первый заместитель командующего ВВС. С мая 1948 г. по сентябрь 1949 г. – Командующий Дальней авиации. В 1949–1957 гг. – Главком ВВС, первый заместитель министра обороны СССР… Умер в 1963 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище[151].
   Похоронен в звании главного маршала авиации. Спустя двадцать один год после того, как в лицо лгал Сталину и преступно скрывал от фронта семь сотен нужных как воздух самолетов. Платой за его ложь была кровь русских солдат, и ничего ему за это не было. Ох, добрым и излишне демократичным был Сталин…
   А история о самолетах, стоящих на заводах без пилотов, получила свое продолжение. После того как я опубликовал этот фрагмент в своем блоге[152], среди других откликов я получил такое письмо:
   Со слов моего деда Губасова Николая Архиповича (1918–1985) и отца Губасова Николая Николаевича (р. 1949). Дело было под Сталинградом. Где-то было очень много самолетов, но не было экипажей, тогда Сталину сказали, что летчики есть, а стрелков не хватает. И Сталин сказал, чтобы летели так, стрелков на фронте найдут. Со слов дедушкиного однополчанина, они достаточно долго стояли в накоплении сил перед Сталинградской битвой. И когда их построили и приказали добровольцам сделать шаг вперед, этот шаг вперед сделали скорее из любопытства. Вслед им еще говорили, что упадете с верхотуры – костей не соберете. В итоге дед дошел до Берлина, несколько раз экипаж шел на таран, несколько раз самолет был сбит, дважды приземлялись в тылу на территории противника, переходили линию фронта. А оставшиеся… Удар пришелся на их место дислокации… Если я ничего не путаю, то от очень большого количества народа осталось человек десять-двенадцать… Дед очень переживал, что оставил товарищей погибать…[153]
   Честно ответьте: как бы вы поступили на месте Иосифа Виссарионовича?
   Так же мягко, как он? Или, может быть, не так? Запомните свой ответ. И в следующий раз, когда очередной «сванидзе» или «млечин» начнет вам говорить о «кровавом диктаторе», вспомните эту историю…
   Наш рассказ о Сталине мы начали с Великой Отечественной войны. Теперь самое время изучить биографию Иосифа Виссарионовича Сталина, ведь его судьба теснейшим образом переплетена с историей нашей страны.

Глава 4
Биография Сталина и история страны: 1879–1938

   Слово «я» в деловом лексиконе Сталина отсутствовало. Этим словом он пользовался, лишь рассказывая лично о себе. Таких выражений, как «я дал указание», «я решил» и тому подобного вообще не существовало, хотя все мы знаем, какой вес имел Сталин и что именно он, а не кто другой, в те времена мог изъясняться от первого лица. Везде и всегда у него были «мы».
Маршал А. Голованов

   Любого человека создает обстановка. Не окажись он в нужном месте, не встреть определенных людей, не прочитай нужных книг – и не было бы такого человека. То есть человек бы, конечно, был. Но исторического деятеля могло и не получиться. А что говорить о месте рождения, о семье? Все играет роль, все переплетается, все дает свои всходы в виде взглядов, идей и поступков. Поэтому невозможно понять Сталина без внимательного изучения биографии Иосифа Виссарионовича Джугашвили[154].
   Родился будущий глава Советского Союза, будущий создатель самого мощного государства в истории России 21 декабря 1879 года в городе Гори Тифлисской губернии[155]. Отец его – Виссарион Иванович – по национальности грузин, происходил из крестьян села Диди-Лило этой самой губернии. По профессии он был сапожником, впоследствии работал на обувной фабрике Адельханова в Тифлисе. Его мать – Екатерина Георгиевна – происходила из семьи крепостного крестьянина Геладзе села Гамбареули.
   Для простых людей, каковыми являлись родители Сталина, грамотность и учение давали шанс выбиться в люди. А карьера на церковном поприще выглядела в Российской империи весьма привлекательно для выходцев из простого народа. Если учесть, что сохранившиеся свидетельства характеризуют мать Сталина как искренне и глубоко верующую женщину, становится понятен выбор места обучения сына. Осенью 1888 года мальчик с вполне библейским именем Иосиф поступил в Горийское духовное училище[156]. Окончив его с отличием в 1894 году, Сталин тут же поступил в Тифлисскую православную духовную семинарию. 1894 год – это год смерти императора Александра III. Это год, говоря сегодняшним языком, политической оттепели в России[157]. Проживи этот мудрый царь-миротворец еще лет десять, и, возможно, Иосиф Виссарионович Джугашвили и вправду стал бы православным священником.
   Но все произошло иначе. После смерти царя марксизм и другие разрушительные идеи начали активно распространяться по империи. Как это ни удивительно, но «Тифлисская православная семинария являлась тогда рассадником всякого рода освободительных идей среди молодежи, как народническо-националистических, так и марксистско-интернационалистических; она была полна различными тайными кружками. Пятнадцатилетний Сталин становится революционером»[158]. Сам Сталин говорил, что вступил в революционное движение в пятнадцатилетием возрасте, когда связался с подпольными группами русских марксистов, проживавших тогда в Закавказье[159]. Учась в семинарии, Сталин активно участвует в работе марксистских кружков своего «вуза». А в августе 1898 года он и формально вступает в тифлисскую организацию Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Сталин становится членом группы «Месаме-даси» – первой грузинской социал-демократической организации. Он много и упорно работает над собой, изучая «Капитал» Маркса, «Манифест коммунистической партии» и другие работы Маркса и Энгельса. Именно в этот период закладываются основы его мировоззрения, а также привычка самосовершенствоваться и много читать. Сталин будет читать всю жизнь – самую разнообразную литературу, в отличие от многих коммунистических функционеров, которые дальше отдельных цитат из Ленина и самого Сталина так и не продвинулись.
   Будучи активным марксистом, Сталин ведет пропаганду среди учащихся семинарии и рабочих. «Я вспоминаю, – говорил Сталин, – 1898 год, когда я впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских… Здесь, в кругу этих товарищей, я получил тогда первое свое боевое революционное крещение… моими первыми учителями были тифлисские рабочие»[160]. Молодой марксист пишет листовки, организует стачки, участвует в нелегальных рабочих собраниях. И его деятельность не остается незамеченной. 29 мая 1899 года его исключают из семинарии за пропаганду марксизма[161]. После исключения Сталин некоторое время перебивается уроками, а затем (в декабре 1899 года) поступает на работу в Тифлисскую физическую обсерваторию в качестве вычислителя-наблюдателя. При этом – не прекращая революционной деятельности.
   В то время антигосударственные организации были весьма пестры и разнородны. Важную роль в ориентации Сталина сыграл Виктор Курнатовский – образованный марксист, один из соратников Ленина (умерший в 1912 году). По приезде в Тифлис летом 1900 года он завязывает тесные отношения со Сталиным и становится его ближайшим другом и соратником. Именно в этот момент Сталин встает в «фарватер ленинской политики», что сыграет в его жизни очень важную роль. Когда с декабря 1900 года начала выходить ленинская «Искра», молодой грузин целиком встал на ее позиции и еще активнее включился в революционную деятельность.
   В августе 1900 года в Тифлисе развертывается грандиозная стачка рабочих железнодорожных мастерских и депо. В 1901 году в центре Тифлиса происходит первомайская демонстрация. Сталин – организатор и руководитель этой демонстрации, о которой в восторженном ключе написала газета «Искра». А что же правоохранительные органы Российской империи? Они ели свой хлеб не зря. И не их вина в том, что законодательство империи было преступно либерально по отношению к тем, кто готовился уничтожить «Россию, которую мы потеряли». Все революционеры будут получать «детские» сроки, будут легко бежать из ссылки, что мы не раз увидим на примере Сталина[162]. Когда же он сам встанет во главе страны, то антигосударственные силы будут получать совсем другие наказания, и бежать из сталинской ссылки не удастся ни одному серьезному государственному преступнику. «Бежать» будут только на тот свет. Но чтобы все это случилось, 21 марта 1901 года полиция должна была произвести обыск в физической обсерватории, где жил и работал Сталин.
   После этого обыска Сталин перешел на нелегальное положение. Он становится профессиональным революционером, то есть человеком, для которого борьба с властью своей страны становится профессией[163]. И именно за эту борьбу Сталин, как и другие сотни «борцов», получает деньги – никакой трудовой деятельности он более вести не будет. Работа в обсерватории станет его последним местом работы перед тем, как в октябре 1917 года он войдет в первое советское правительство.
   Ищут Сталина не зря. При активнейшем его участии с сентября 1901 года стала выходить «Брдзола» («Борьба») – первая нелегальная грузинская социал-демократическая газета, аналог ленинской «Искры». Сталин пишет передовые статьи. Именно в этих публикациях оттачивается знаменитый стиль сталинских выступлений и публикаций – простой и ясный[164].11 ноября 1901 года состоялась конференция тифлисской социал-демократической организации, на которой был выбран Тифлисский комитет РСДРП. В него был выбран и Сталин. Но в Тифлисе он остается очень недолго. В конце ноября 1901 года Сталин по поручению Тифлисского комитета едет в Батум, третий по величине (после Баку и Тифлиса) пролетарский центр на Кавказе, для создания там социал-демократической организации. Приехав туда, Сталин развертывает кипучую революционную деятельность. В частности, 9 марта 1902 года он организовал знаменитую политическую демонстрацию батумских рабочих, которой руководил и во главе которой сам же и шел. Полицейские тут же реагируют – менее чем через месяц, 5 апреля 1902 года, Сталина арестовывают. Пока Сталин сидит в тюрьмах Батума и Кутаиси, на свободе оформляется Кавказский союз РСДРП, куда он заочно избирается. Осенью 1903 года Сталина высылают на три года в Восточную Сибирь, в Иркутскую губернию, в село Новая Уда. 27 ноября 1903 года Сталин прибывает на место ссылки.