Страница:
— Что вы собираетесь делать со своей долей?
— Жить! Не шикарно, но с комфортом.
— А потом, когда деньги кончатся?
Пожав плечами. Деверс ответил:
— Тогда и начну беспокоиться. По крайней мере, на год или два хватит. А дальше я окажусь там, где находился бы, уйди я из армии сейчас.
Паркер понял, что перед ним будущий профессионал, хотя сам Деверс этого еще не сознавал. В течение многих месяцев он обкрадывал армию. Теперь он предлагает свои услуги для участия в настоящем деле, это обеспечит его еще на год, а через год он разыщет Фуско, или Паркера, или кого-нибудь еще и скажет: «Вам нужен человек? Возьмите меня».
Если, конечно, сейчас все закончится удачно. По большому счету Деверс еще не прошел Экзамена. Может случиться, что ему не хватит выдержки, хладнокровия. Тогда он завяжет. Но похоже, подумал Паркер, мальчика ждет удача.
— Хорошо, — сказал он. — Вы собирались показать мне базу.
— Поехали. Сейчас я принесу вам пропуск.
Глава 7
Глава 8
Часть вторая
Глава 1
— Жить! Не шикарно, но с комфортом.
— А потом, когда деньги кончатся?
Пожав плечами. Деверс ответил:
— Тогда и начну беспокоиться. По крайней мере, на год или два хватит. А дальше я окажусь там, где находился бы, уйди я из армии сейчас.
Паркер понял, что перед ним будущий профессионал, хотя сам Деверс этого еще не сознавал. В течение многих месяцев он обкрадывал армию. Теперь он предлагает свои услуги для участия в настоящем деле, это обеспечит его еще на год, а через год он разыщет Фуско, или Паркера, или кого-нибудь еще и скажет: «Вам нужен человек? Возьмите меня».
Если, конечно, сейчас все закончится удачно. По большому счету Деверс еще не прошел Экзамена. Может случиться, что ему не хватит выдержки, хладнокровия. Тогда он завяжет. Но похоже, подумал Паркер, мальчика ждет удача.
— Хорошо, — сказал он. — Вы собирались показать мне базу.
— Поехали. Сейчас я принесу вам пропуск.
Глава 7
Неприятнее всего было приближаться к воротам. Впереди шел Деверс, за ним Паркер и Фуско. Все они были в обычной штатской одежде, это, сказал Деверс, не вызовет никаких подозрений.
— Большинство курсантов, когда они не на дежурстве, ходят в штатском, — объяснил он. — А поскольку во многих школах сдвинутое расписание, то появление лиц в гражданской одежде в любое время суток — явление обычное.
Они выбрали главные ворота, а не ближайшие к финансовому отделу: через главные проходило гораздо больше народу и вероятность того, что на них обратят внимание, была меньше. Фотография на пропуске Паркера имела мало общего с ним, то же можно было сказать и про фотографию на удостоверении Фуско.
— Они не будут вглядываться, — заверял их Деверс. — Вам нужно только раскрыть свой бумажник и помахать им, когда будете проходить контроль. — И он поднял бумажник в вытянутой руке, показав им, что надо делать.
Паркер вначале думал, что они поедут на машине Деверса, но тот возразил.
— На нас обратят внимание. Из города туда идет всегда набитый людьми автобус. Мы сядем в него, выйдем вместе со всеми и цепочкой пройдем через ворота.
Приехав в центр города, они припарковали машину в квартале от автобусной остановки и сели в полупустой автобус. Большинство пассажиров, как и сам водитель, были в штатском.
Выйдя у главных ворот, они вместе с группой примерно из двадцати пяти человек направились к воротам. Ярко светило солнце. У окошка проходной стояли со скучающим видом двое полицейских и, глянув на протянутые удостоверения, кивком разрешили пройти.
Подходить к проходной надо было по одному. Впереди шел Деверс, за ним Фуско, Паркер замыкал. Он видел, что большинство из шедших впереди него людей протягивают удостоверения, почти не глядя на полицейских, он поступил так же. Скучающее выражение на лицах не изменилось, когда они мельком взглянули на его пропуск, и уже через секунду он был по ту сторону ворот и засовывал в карман свой бумажник.
— Сядем в автобус, — сказал Деверс. — База чертовски большая, до офиса далеко.
— Этот автобус курсирует внутри базы? — спросил Паркер.
— Да. С нашим водителем. Есть три маршрута, но конечная остановка у всех трех здесь. Нам нужен первый номер.
— Они ходят всю ночь?
— Да. — Деверс взглянул на Паркера. — У вас возник план?
— Я просто выясняю обстановку. Это было правдой. Он не знал, будет ли в предстоящей операции играть какую-либо роль автобус, так же как не знал этого о самолете, когда Фуско задал ему такой же вопрос в Сан-Хуане. Но он хотел знать обо всем, что передвигается по базе. Потом он решит, что можно использовать и что нельзя.
Сначала пришел автобус, который им был не нужен, он увез большую часть стоявших на остановке людей.
— Он поехал в сторону казарм. Это все наши курсанты, — сказал Деверс.
— Какие здесь курсы училища? Деверс пожал плечами.
— Разные. Готовят и машинисток, и авиамехаников.
— А военную полицию? Такие школы есть?
Деверс удивленно воскликнул:
— Надо же! А ведь про них они забыли.
— Это хорошо.
— Вот и наш автобус, — сказал Фуско. Темно-синяя развалюха с двигателем впереди, как у грузовика. Водитель был в рабочей форме, нашивки на рукавах гимнастерки указывали на принадлежность к ВВС. В автобус село не больше десяти человек. Паркер выбрал себе место у окна с правой стороны. Рядом с ним сел Деверс. Фуско устроился позади и наклонился к ним, чтобы тоже участвовать в разговоре.
Деверс называл учреждения, мимо которых они проезжали: гарнизонный магазин, столовая, клуб, и так здание за зданием. Все строения выглядели как близнецы, их, очевидно, возводили по единому проекту, с небольшими различиями, связанными с их предназначением. Даже театр, не имевший никаких наружных украшений, отличался от остальных зданий только стеклянными дверьми главного подъезда. Все дома были одинаково оштукатурены, выкрашены в серо-зеленый цвет, окружены узкими аккуратными газонами, пересеченными асфальтом пешеходных дорожек.
Автобус много раз останавливался, пассажиры входили и выходили, примерно половина из них были в солдатской униформе, в основном рабочей. За все время, пока Паркер сидел в автобусе, туда вошли всего два офицера, и было заметно, что им было здесь не по себе.
На улицах было оживленно; люди ходили по тротуарам, заходили и выходили из зданий, много было легковых машин и грузовиков. На перекрестках около казарм стояло много припаркованных под углом к тротуару машин.
Паркер спросил:
— Здесь всегда так оживленно?
— Да, — ответил Деверс. — Дело в том, что курсы работают в три смены. С шести утра до двенадцати дня — первая. С двенадцати до шести вечера — вторая. С шести вечера до полуночи — третья. Поэтому в любое время две трети курсантов свободны. Кроме того, и служащие работают в разное время, и многие из них сейчас не заняты.
Финансовый отдел действительно находился очень далеко от главных ворот; Паркер насчитал шестнадцать кварталов, при этом автобус только один раз повернул налево и один раз направо.
Внезапно голос Деверса прозвучал напряженнее обычного:
— Здесь. Паркер ответил:
— Проедем еще два квартала.
— Хорошо.
Они вышли через две остановки. Автобус поехал дальше, и Паркер сказал Деверсу:
— Вам лучше остаться здесь. Вдруг ваши сослуживцы случайно выглянут из окошка и увидят вас с двумя незнакомыми мужчинами.
— Я тоже подумал об этом, — ответил Деверс. — Вы правы. Помните, что финансовый отдел на втором этаже. На первом этаже, слева, — Красный Крест, справа — отдел кадров. Кабинет майора Крейтона — наверху, слева от лестницы, там же находится и сейф.
— Прекрасно. Мы вернемся через несколько минут.
День выдался солнечный, но прохладный. Если бы не множество военных, можно было бы подумать, что они идут по маленькому чистому провинциальному городку. Примерно через квартал стали попадаться женщины, некоторые из них были в обычной одежде, другие — в униформе женского вспомогательного корпуса ВВС.
Здание, где располагался финансовый отдел, ничем не отличалось от других: двухэтажный прямоугольник с оштукатуренными стенами серо-зеленого цвета, двускатная, в форме буквы А, крыша, двустворчатые окна с деревянными ставнями грязновато-белого цвета. У ближайших к главному входу окон (вход был посредине длинной стены) висели вывески; на той, что слева, были красные кресты, на той, что справа, броско было выписано слово «Bonus». Крайние слева окна на втором этаже были забраны проволочной сеткой и вертикальными металлическими прутьями.
Паркер и Фуско, завернув за угол, обошли все здание, но ничего особенного не обнаружили.
Когда они вернулись к Деверсу, Паркер спросил:
— Финансовый отдел работает в одну смену?
— Конечно. С восьми до пяти. По субботам с восьми до двенадцати.
— А конторы внизу? Красный Крест открыт все время?
Деверс усмехнулся и покачал головой.
— Красный Крест больше закрыт, чем открыт. Там сидят только двое: старик и симпатичная цыпочка, и половину рабочего времени они пьют кофе в баре.
— А отдел кадров?
— Он работает в те же часы, что и мы. Паркер кивнул, оглядываясь вокруг. Эта часть территории базы представляла собой правильные квадраты, все стороны которого составляли два длинных здания.
— Вся база построена таким образом? Улицы всюду такие же, как эта? — спросил Паркер.
— В основном. Кроме тех, что возле аэродрома.
— Можно выйти к другим воротам?
— Конечно. По этой дороге вниз, направо. Через три квартала они увидели южные ворота. Это было небольшое, более скромное, чем главная проходная, сооружение, без всяких вывесок. Они остановились в полуквартале от него и понаблюдали, как въезжают и выезжают легковые машины и грузовики. Пешеходов тут не было вообще.
— Куда они ведут? — поинтересовался Паркер.
— На Хилкер-роуд. До пересечения с той дорогой, по которой мы ехали сюда. Другая дорога ведет куда-то в лес. Я думаю, она огибает Кукс-Корнерс.
— За воротами есть бары, столовые и прочее?
— Нет, ничего, кроме лесов.
— А где автобусная остановка?
— За воротами? Вы имеете в виду городской автобус? — Деверс покачал головой. — Здесь ходит только тот, на котором мы приехали, и останавливается он у главных ворот.
— Значит, пешком уходить через эти ворота нет смысла?
— Видимо, так, — сказал он. — Я никогда не задумывался над этим, но вы, конечно, правы. Разве что на машине тому, кому сюда ближе, чем от главных ворот.
— Что можно сказать о въезжающих через эти ворота машинах?
— Наверное, им отсюда ближе до места службы, чем от главных ворот. Не исключено, что есть какой-то короткий путь от автострады, точно не знаю.
— Я хочу это знать, — сказал Паркер. — Необходимо выяснить, какие машины здесь ходят, куда, в какое время и насколько регулярно. По каким дорогам они направляются сюда.
— Значит, надо будет вести наблюдение несколько дней, а затем проводить пару машин, что выезжают через эти ворота.
— Именно этим мы и займемся, — подтвердил Паркер и посмотрел по сторонам. — Нет ли здесь дома, из которого все хорошо видно и в который можно войти без помех?
Деверс, немного подумав, показал на здание во второй от ограждения линии.
— Там какая-то техническая библиотека, — сказал он. — Там можно сидеть долгое время, не привлекая к себе внимания, лишь бы у вас была в руках книга.
— Прекрасно. Пошли обратно.
По дороге к автобусу Паркер спросил:
— Первый номер делает круг? На нем можно сделать круговой маршрут и вернуться на то же место?
— Конечно, — ответил Деверс. — Все автобусы так ходят.
— Я хочу осмотреть базу, — сказал Паркер. Вернувшись на знакомую автобусную остановку и дождавшись автобуса, они сели, устроившись так же, как и раньше. Деверс тихо и коротко давал пояснения и отвечал на вопросы Паркера, которые тот время от времени задавал.
Минут через двадцать они были уже у главных ворот.
Когда они вышли из автобуса, Деверс спросил:
— Хотите еще что-нибудь посмотреть?
— На сегодня хватит. Вернемся домой и там поговорим.
— Хорошо.
Благополучно миновав ворота, они сразу же сели на городской автобус, поджидавший пассажиров. Спустя несколько минут он тронулся к городу.
— Большинство курсантов, когда они не на дежурстве, ходят в штатском, — объяснил он. — А поскольку во многих школах сдвинутое расписание, то появление лиц в гражданской одежде в любое время суток — явление обычное.
Они выбрали главные ворота, а не ближайшие к финансовому отделу: через главные проходило гораздо больше народу и вероятность того, что на них обратят внимание, была меньше. Фотография на пропуске Паркера имела мало общего с ним, то же можно было сказать и про фотографию на удостоверении Фуско.
— Они не будут вглядываться, — заверял их Деверс. — Вам нужно только раскрыть свой бумажник и помахать им, когда будете проходить контроль. — И он поднял бумажник в вытянутой руке, показав им, что надо делать.
Паркер вначале думал, что они поедут на машине Деверса, но тот возразил.
— На нас обратят внимание. Из города туда идет всегда набитый людьми автобус. Мы сядем в него, выйдем вместе со всеми и цепочкой пройдем через ворота.
Приехав в центр города, они припарковали машину в квартале от автобусной остановки и сели в полупустой автобус. Большинство пассажиров, как и сам водитель, были в штатском.
Выйдя у главных ворот, они вместе с группой примерно из двадцати пяти человек направились к воротам. Ярко светило солнце. У окошка проходной стояли со скучающим видом двое полицейских и, глянув на протянутые удостоверения, кивком разрешили пройти.
Подходить к проходной надо было по одному. Впереди шел Деверс, за ним Фуско, Паркер замыкал. Он видел, что большинство из шедших впереди него людей протягивают удостоверения, почти не глядя на полицейских, он поступил так же. Скучающее выражение на лицах не изменилось, когда они мельком взглянули на его пропуск, и уже через секунду он был по ту сторону ворот и засовывал в карман свой бумажник.
— Сядем в автобус, — сказал Деверс. — База чертовски большая, до офиса далеко.
— Этот автобус курсирует внутри базы? — спросил Паркер.
— Да. С нашим водителем. Есть три маршрута, но конечная остановка у всех трех здесь. Нам нужен первый номер.
— Они ходят всю ночь?
— Да. — Деверс взглянул на Паркера. — У вас возник план?
— Я просто выясняю обстановку. Это было правдой. Он не знал, будет ли в предстоящей операции играть какую-либо роль автобус, так же как не знал этого о самолете, когда Фуско задал ему такой же вопрос в Сан-Хуане. Но он хотел знать обо всем, что передвигается по базе. Потом он решит, что можно использовать и что нельзя.
Сначала пришел автобус, который им был не нужен, он увез большую часть стоявших на остановке людей.
— Он поехал в сторону казарм. Это все наши курсанты, — сказал Деверс.
— Какие здесь курсы училища? Деверс пожал плечами.
— Разные. Готовят и машинисток, и авиамехаников.
— А военную полицию? Такие школы есть?
Деверс удивленно воскликнул:
— Надо же! А ведь про них они забыли.
— Это хорошо.
— Вот и наш автобус, — сказал Фуско. Темно-синяя развалюха с двигателем впереди, как у грузовика. Водитель был в рабочей форме, нашивки на рукавах гимнастерки указывали на принадлежность к ВВС. В автобус село не больше десяти человек. Паркер выбрал себе место у окна с правой стороны. Рядом с ним сел Деверс. Фуско устроился позади и наклонился к ним, чтобы тоже участвовать в разговоре.
Деверс называл учреждения, мимо которых они проезжали: гарнизонный магазин, столовая, клуб, и так здание за зданием. Все строения выглядели как близнецы, их, очевидно, возводили по единому проекту, с небольшими различиями, связанными с их предназначением. Даже театр, не имевший никаких наружных украшений, отличался от остальных зданий только стеклянными дверьми главного подъезда. Все дома были одинаково оштукатурены, выкрашены в серо-зеленый цвет, окружены узкими аккуратными газонами, пересеченными асфальтом пешеходных дорожек.
Автобус много раз останавливался, пассажиры входили и выходили, примерно половина из них были в солдатской униформе, в основном рабочей. За все время, пока Паркер сидел в автобусе, туда вошли всего два офицера, и было заметно, что им было здесь не по себе.
На улицах было оживленно; люди ходили по тротуарам, заходили и выходили из зданий, много было легковых машин и грузовиков. На перекрестках около казарм стояло много припаркованных под углом к тротуару машин.
Паркер спросил:
— Здесь всегда так оживленно?
— Да, — ответил Деверс. — Дело в том, что курсы работают в три смены. С шести утра до двенадцати дня — первая. С двенадцати до шести вечера — вторая. С шести вечера до полуночи — третья. Поэтому в любое время две трети курсантов свободны. Кроме того, и служащие работают в разное время, и многие из них сейчас не заняты.
Финансовый отдел действительно находился очень далеко от главных ворот; Паркер насчитал шестнадцать кварталов, при этом автобус только один раз повернул налево и один раз направо.
Внезапно голос Деверса прозвучал напряженнее обычного:
— Здесь. Паркер ответил:
— Проедем еще два квартала.
— Хорошо.
Они вышли через две остановки. Автобус поехал дальше, и Паркер сказал Деверсу:
— Вам лучше остаться здесь. Вдруг ваши сослуживцы случайно выглянут из окошка и увидят вас с двумя незнакомыми мужчинами.
— Я тоже подумал об этом, — ответил Деверс. — Вы правы. Помните, что финансовый отдел на втором этаже. На первом этаже, слева, — Красный Крест, справа — отдел кадров. Кабинет майора Крейтона — наверху, слева от лестницы, там же находится и сейф.
— Прекрасно. Мы вернемся через несколько минут.
День выдался солнечный, но прохладный. Если бы не множество военных, можно было бы подумать, что они идут по маленькому чистому провинциальному городку. Примерно через квартал стали попадаться женщины, некоторые из них были в обычной одежде, другие — в униформе женского вспомогательного корпуса ВВС.
Здание, где располагался финансовый отдел, ничем не отличалось от других: двухэтажный прямоугольник с оштукатуренными стенами серо-зеленого цвета, двускатная, в форме буквы А, крыша, двустворчатые окна с деревянными ставнями грязновато-белого цвета. У ближайших к главному входу окон (вход был посредине длинной стены) висели вывески; на той, что слева, были красные кресты, на той, что справа, броско было выписано слово «Bonus». Крайние слева окна на втором этаже были забраны проволочной сеткой и вертикальными металлическими прутьями.
Паркер и Фуско, завернув за угол, обошли все здание, но ничего особенного не обнаружили.
Когда они вернулись к Деверсу, Паркер спросил:
— Финансовый отдел работает в одну смену?
— Конечно. С восьми до пяти. По субботам с восьми до двенадцати.
— А конторы внизу? Красный Крест открыт все время?
Деверс усмехнулся и покачал головой.
— Красный Крест больше закрыт, чем открыт. Там сидят только двое: старик и симпатичная цыпочка, и половину рабочего времени они пьют кофе в баре.
— А отдел кадров?
— Он работает в те же часы, что и мы. Паркер кивнул, оглядываясь вокруг. Эта часть территории базы представляла собой правильные квадраты, все стороны которого составляли два длинных здания.
— Вся база построена таким образом? Улицы всюду такие же, как эта? — спросил Паркер.
— В основном. Кроме тех, что возле аэродрома.
— Можно выйти к другим воротам?
— Конечно. По этой дороге вниз, направо. Через три квартала они увидели южные ворота. Это было небольшое, более скромное, чем главная проходная, сооружение, без всяких вывесок. Они остановились в полуквартале от него и понаблюдали, как въезжают и выезжают легковые машины и грузовики. Пешеходов тут не было вообще.
— Куда они ведут? — поинтересовался Паркер.
— На Хилкер-роуд. До пересечения с той дорогой, по которой мы ехали сюда. Другая дорога ведет куда-то в лес. Я думаю, она огибает Кукс-Корнерс.
— За воротами есть бары, столовые и прочее?
— Нет, ничего, кроме лесов.
— А где автобусная остановка?
— За воротами? Вы имеете в виду городской автобус? — Деверс покачал головой. — Здесь ходит только тот, на котором мы приехали, и останавливается он у главных ворот.
— Значит, пешком уходить через эти ворота нет смысла?
— Видимо, так, — сказал он. — Я никогда не задумывался над этим, но вы, конечно, правы. Разве что на машине тому, кому сюда ближе, чем от главных ворот.
— Что можно сказать о въезжающих через эти ворота машинах?
— Наверное, им отсюда ближе до места службы, чем от главных ворот. Не исключено, что есть какой-то короткий путь от автострады, точно не знаю.
— Я хочу это знать, — сказал Паркер. — Необходимо выяснить, какие машины здесь ходят, куда, в какое время и насколько регулярно. По каким дорогам они направляются сюда.
— Значит, надо будет вести наблюдение несколько дней, а затем проводить пару машин, что выезжают через эти ворота.
— Именно этим мы и займемся, — подтвердил Паркер и посмотрел по сторонам. — Нет ли здесь дома, из которого все хорошо видно и в который можно войти без помех?
Деверс, немного подумав, показал на здание во второй от ограждения линии.
— Там какая-то техническая библиотека, — сказал он. — Там можно сидеть долгое время, не привлекая к себе внимания, лишь бы у вас была в руках книга.
— Прекрасно. Пошли обратно.
По дороге к автобусу Паркер спросил:
— Первый номер делает круг? На нем можно сделать круговой маршрут и вернуться на то же место?
— Конечно, — ответил Деверс. — Все автобусы так ходят.
— Я хочу осмотреть базу, — сказал Паркер. Вернувшись на знакомую автобусную остановку и дождавшись автобуса, они сели, устроившись так же, как и раньше. Деверс тихо и коротко давал пояснения и отвечал на вопросы Паркера, которые тот время от времени задавал.
Минут через двадцать они были уже у главных ворот.
Когда они вышли из автобуса, Деверс спросил:
— Хотите еще что-нибудь посмотреть?
— На сегодня хватит. Вернемся домой и там поговорим.
— Хорошо.
Благополучно миновав ворота, они сразу же сели на городской автобус, поджидавший пассажиров. Спустя несколько минут он тронулся к городу.
Глава 8
Элен встретила их у двери, кипя от негодования.
— Ты что, не знаешь, что у меня в час сеанс? — напустилась она на Деверса.
— Совсем забыл. Прости, солнышко, я думал совсем о другом. Вот ключи. Она молча взяла ключи.
— Пема во дворе. — И, круто повернувшись, пошла к машине.
Мужчины вошли в дом, и Деверс, закрывая двери, сказал Фуско:
— Если ваша бывшая жена не станет более покладистой, я, пожалуй, поменяюсь с вами местами.
— Элен не примет меня, — ответил Фуско. — Даже если бы я захотел, — прибавил он, заглядывая в кухню. — Я бы чего-нибудь закусил. А вы, Паркер?
— Кофе.
— Там есть все для гамбургеров, — сказал Деверс. — Может, сделаете нам всем?
— Ладно. — Фуско пошел на кухню, надел фартук и занялся стряпней.
— У вас есть еще вопросы? — обратился Деверс к Паркеру.
— Пока немного. Когда я все обдумаю, вопросов будет больше.
— Само собой.
— Сядьте, — сказал Паркер, усевшись на стул, на котором сидел раньше.
Когда Деверс устроился на софе, Паркер спросил:
— В помещении, соседнем с финансовым отделом, на окнах стальные прутья. Что там?
— Юридический отдел; он занимает все крыло и работает с восьми до пяти.
— Можете раздобыть карту базы? — Конечно. Они выдают карту всем новичкам, на ней, правда, обозначены только почта, склад и прочее, однако мы можем дорисовать все, что нам нужно.
— Хорошо. У вас есть «поляроид»?
— Фотоаппарат?
—Да, но именно «поляроид». Чтобы не проявлять снимки в фотомастерской.
— У меня нет, — сказал Деверс, — но я знаю пару человек на базе, у которых есть. На день-два я смогу одолжить.
— Хорошо. Мне нужны фотографии финансового отдела. И наружные, и внутренние, если вам это удастся.
— Это не просто.
— Если это может вызвать подозрения, то не надо.
— Я посмотрю, что можно сделать. Что-нибудь еще?
— Возможно. Я скажу вам в свое время. Фуско вошел, неся поднос с тремя чашками кофе. Протягивая кофе Деверсу, он сказал:
— На вашем месте я отказался бы платить ее психоаналитику. Она пользуется этим лишь для того, чтобы спихнуть на вас ребенка.
Деверс, пожав плечами, возразил:
— Не согласен. Она очень нервничает в последнее время. Она была вашей женой, когда вас поймали, и боится, чтобы то же не случилось со мной.
— Тогда почему вам самому не стать ее психоаналитиком, — съязвил Фуско. — Пойду за гамбургерами.
— Посмотрите заодно, как там девочка, хорошо? — попросил Деверс.
— Я уже посмотрел. Все в порядке.
Когда Фуско вышел. Деверс сказал Паркеру:
— Ну и житуха! Живу с бабой, у которой маленький ребенок, бывший муж не вылезает из дома, вместе замышляем ограбление, я плачу ее психоаналитику. Никогда не думал, что моя жизнь завяжется в такой узел.
— Ограбление как раз самое простое дело, — сказал Паркер. — Мы все тщательно разведаем и, если решим, что пойдем на это, выработаем план, похитим кассу и разбежимся в разные стороны. Главное, чтобы ничто другое не осложнило нашу работу.
— Я вас понимаю, — ответил Деверс. — Не беспокойтесь, мистер... извините. Не беспокойтесь. Осложнений не будет.
Вернулся Фуско с гамбургерами.
— Я все слышал, — сказал он. — Как вы думаете, Паркер, мы сделаем это?
— Возможно.
— Но вы не видите препятствий?
— Пока нет, — ответил Паркер.
— Ты что, не знаешь, что у меня в час сеанс? — напустилась она на Деверса.
— Совсем забыл. Прости, солнышко, я думал совсем о другом. Вот ключи. Она молча взяла ключи.
— Пема во дворе. — И, круто повернувшись, пошла к машине.
Мужчины вошли в дом, и Деверс, закрывая двери, сказал Фуско:
— Если ваша бывшая жена не станет более покладистой, я, пожалуй, поменяюсь с вами местами.
— Элен не примет меня, — ответил Фуско. — Даже если бы я захотел, — прибавил он, заглядывая в кухню. — Я бы чего-нибудь закусил. А вы, Паркер?
— Кофе.
— Там есть все для гамбургеров, — сказал Деверс. — Может, сделаете нам всем?
— Ладно. — Фуско пошел на кухню, надел фартук и занялся стряпней.
— У вас есть еще вопросы? — обратился Деверс к Паркеру.
— Пока немного. Когда я все обдумаю, вопросов будет больше.
— Само собой.
— Сядьте, — сказал Паркер, усевшись на стул, на котором сидел раньше.
Когда Деверс устроился на софе, Паркер спросил:
— В помещении, соседнем с финансовым отделом, на окнах стальные прутья. Что там?
— Юридический отдел; он занимает все крыло и работает с восьми до пяти.
— Можете раздобыть карту базы? — Конечно. Они выдают карту всем новичкам, на ней, правда, обозначены только почта, склад и прочее, однако мы можем дорисовать все, что нам нужно.
— Хорошо. У вас есть «поляроид»?
— Фотоаппарат?
—Да, но именно «поляроид». Чтобы не проявлять снимки в фотомастерской.
— У меня нет, — сказал Деверс, — но я знаю пару человек на базе, у которых есть. На день-два я смогу одолжить.
— Хорошо. Мне нужны фотографии финансового отдела. И наружные, и внутренние, если вам это удастся.
— Это не просто.
— Если это может вызвать подозрения, то не надо.
— Я посмотрю, что можно сделать. Что-нибудь еще?
— Возможно. Я скажу вам в свое время. Фуско вошел, неся поднос с тремя чашками кофе. Протягивая кофе Деверсу, он сказал:
— На вашем месте я отказался бы платить ее психоаналитику. Она пользуется этим лишь для того, чтобы спихнуть на вас ребенка.
Деверс, пожав плечами, возразил:
— Не согласен. Она очень нервничает в последнее время. Она была вашей женой, когда вас поймали, и боится, чтобы то же не случилось со мной.
— Тогда почему вам самому не стать ее психоаналитиком, — съязвил Фуско. — Пойду за гамбургерами.
— Посмотрите заодно, как там девочка, хорошо? — попросил Деверс.
— Я уже посмотрел. Все в порядке.
Когда Фуско вышел. Деверс сказал Паркеру:
— Ну и житуха! Живу с бабой, у которой маленький ребенок, бывший муж не вылезает из дома, вместе замышляем ограбление, я плачу ее психоаналитику. Никогда не думал, что моя жизнь завяжется в такой узел.
— Ограбление как раз самое простое дело, — сказал Паркер. — Мы все тщательно разведаем и, если решим, что пойдем на это, выработаем план, похитим кассу и разбежимся в разные стороны. Главное, чтобы ничто другое не осложнило нашу работу.
— Я вас понимаю, — ответил Деверс. — Не беспокойтесь, мистер... извините. Не беспокойтесь. Осложнений не будет.
Вернулся Фуско с гамбургерами.
— Я все слышал, — сказал он. — Как вы думаете, Паркер, мы сделаем это?
— Возможно.
— Но вы не видите препятствий?
— Пока нет, — ответил Паркер.
Часть вторая
Глава 1
— Они собираются это сделать, — сказала Элен. — Я знаю, они собираются это сделать в ближайшее время. — Дрожа, она обхватила плечи руками и покачала головой. — Сперва я думала, что это одни разговоры, что это обычный треп. Надеялась, что мой бывший муж получил хороший урок и побоится вернуться к прежнему. Но сейчас вижу, что он всерьез решился на это и собирается втянуть и Стена.
Доктор Годден спросил:
— Откуда у вас такая уверенность?
— Из-за человека, который приехал сегодня. Мой муж привез его из Пуэрто-Рико.
С доктором Годденом было легко говорить. Обняв колени руками и глядя на запутанный узор персидского ковра, она рассказывала ему обо всем, что ее тревожило, ничего не утаивая. Никогда в жизни она ни с кем так не говорила. Ни с родителями — они выслушивали ее только для того, чтобы отругать, их предвзятость была обидна и оскорбительна. Ни с Марти Фуско; теперь она понимала, что ее брак был своего рода бунтом против родителей. Марти был не в состоянии ни понять ее, ни помочь ей. Не было никого на всем белом свете, кому она могла бы излить душу, кто внимательно выслушал бы ее, постарался понять и помочь. Пока не появился доктор Годден.
Обратиться к психоаналитику ей посоветовал парень, с которым она встречалась до Фуско. Тогда она только рассмеялась, так как считала, что к психоаналитикам ходят лишь всякие знаменитости со сложными психическими проблемами — кинозвезды, писатели, политики. Обычные люди, такие, как она, обходятся без психоаналитиков. Однако Берт — так звали ее приятеля — пользовался услугами такого врача в надежде избавиться от глубоко засевшего в нем страха, что в нем есть склонность к гомосексуализму. В конце концов он уговорил Элен пойти к доктору Годдену. Вскоре после этого Берт перебрался в Нью-Йорк, в Гринвич-Виллидж, рассчитывая там решить свои проблемы. К этому времени Элен поняла, что в психоанализе есть смысл, и Регулярно ходила к доктору Годдену.
Он помог ей освободиться от укоренившегося в ней комплекса вины, о котором она даже не подозревала; этот комплекс заставлял ее совершать бессмысленные вещи, которые, как она поняла, только причиняли боль ей самой.
Как говорил доктор Годден, она и стремилась к боли, это вполне естественно, потому что она испытывала чувство вины перед родителями, а также перед Фуско, которого предала, подав на развод, когда его посадили в тюрьму.
Но разрыв с Фуско был правильным шагом, сказал доктор Годден, потому что ей нужен совсем другой человек. Фуско всего лишь символ бунта против семьи, нужды в котором уже нет. От гнета родителей она давно освободилась. Стремление к независимости и было истинной причиной развода с Фуско, хотя она и убеждала себя, что делает это ради Памелы.
И по отношению к Памеле она испытывала чувство вины, ей казалось, что она плохая мать, что она недостаточно любит свою дочь. Комплекс вины был сложным, неопределенным, смутным, она с трудом понимала что к чему, но они вместе анализировали ее поведение, чувства, мысли, занимаясь три раза в неделю по часу, по понедельникам, средам и пятницам, и каждая встреча все больше и больше приближала их к решению проблемы, но тут возникло это дело с ограблением, и все пошло насмарку; ей стало казаться, что она ни о чем другом никогда и не говорила с доктором Годденом.
Кошмар начался на прошлой неделе, когда Марти узнал, что так называемый организатор отдыхает после успешной операции в Пуэрто-Рико, и Стен решил оплатить Фуско дорогу, чтобы тот слетал к нему, поговорил с ним и привез его сюда.
И вот этот человек здесь, от разговоров они перешли к делу. Элен сидит в кабинете доктора Годдена и, обняв колени, смотрит на замысловатый узор ковра, чувствуя, как над ней нависает черная грозовая туча неизбежной беды. Прилетев из Пуэрто-Рико, организатор занялся подготовкой операции.
— Расскажите, что это за человек, — попросил доктор Годден своим мягким и спокойным голосом, совсем не театральным, как у тех гипнотизеров, которых показывают в кинофильмах; раньше она думала, что у всех психоаналитиков должен быть такой же голос. У него не было ни бороды, ни иностранного акцента, вообще ничего бросающегося в глаза. Обычный мужчина сорока пяти лет, хорошо одетый, лысый, лишь около ушей и на затылке были черные завитки. Носил очки в светлой пластмассовой оправе, глаза под стеклами очков всегда выражали искреннее сочувствие, никогда он не делал никаких записей, и, если положенный час кончался, он не торопил и не обрывал ее, даже тени недовольства не появлялось на его лице.
— Его фамилия Паркер, имени его я не знаю, — начала она свой рассказ. — Все зовут его Паркер. Мне он не нравится.
— Почему?
— ...Не знаю. Когда я смотрю на него, мне кажется — передо мной дьявол. Это, конечно, не так, на самом деле я не думаю, что он злой человек. Во всяком случае, он не из тех, кому жестокость доставляет удовольствие. Я не побоялась, например, оставить с ним Пему. Но в то же время...
—Что?
— Он не обидит Пему, но и не проявит заботы о ней. Если с ней что-нибудь случится, он и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь. Разве только, если ему почему-то будет это выгодно.
— Вы хотите сказать, что у него нет сердца?
— Ему безразличны люди. Он вообще лишен каких-либо чувств.
— Так не бывает, — сказал доктор Годден, и, хотя Элен не смотрела на него, по его голосу она почувствовала, что он мягко улыбается, — у всех есть чувства. Мы все ими обладаем — вы, я, любой человек. Даже ваш Паркер. Видимо, он прячет их глубже, чем большинство людей, в этом весь фокус.
— Тогда это все равно, что их нет, — возразила Элен. — Если они у него есть, но он их скрывает, значит, их и нет.
— Верно. Но вы видите этого человека только за работой. А в Пуэрто-Рико он, может статься, совсем другой. На отдыхе он расслабляется и дает волю своим чувствам.
Она покачала головой.
— Не могу себе такого даже представить. Чтобы он плакал? Или смеялся? Невероятно!
— Боюсь, — мягко заметил доктор Годден, — вы делаете из него какую-то мифическую фигуру.
— Не знаю. Видимо, вы правы. Это все потому, что дело становится все более реальным, и, если бы не он, этого бы не было.
— Вы говорили в понедельник, что его зовут организатором.
Ее всегда приятно поражало, что доктор Годден держит в памяти все, что она ему говорит. У него ведь есть и другие пациенты, и она платит ему лишь за то, что он выслушивает ее, он не обязан помнить все ее слова.
— Да, да, — сказала она. — Он прилетел из Пуэрто-Рико.
— Он уже встречался со Стеном?
— Сегодня Стен возил его на базу. Поэтому я и опоздала.
— Может быть, он решит, что операция слишком трудная, и скажет Стену, что за нее не стоит браться.
Элен упрямо покачала головой.
— Они возьмутся за нее, — сказала она. — Я знаю. Вижу по их глазам.
— Вместе с этим человеком?
— Непременно.
— Что вы видите в его глазах?
— Не знаю, это трудно объяснить. Во всяком случае, он явно готов взяться за это дело, и ничто его не остановит.
— Гм... Они назначили день?
— Не знаю.
— Скорее всего, это произойдет в день получки, не так ли? Или накануне. Когда ближайшая получка?
— Пятнадцатого. В следующий вторник.
— Через четыре дня. И они собираются так быстро все организовать?
— Не думаю. Помню, у Марта подготовка всегда занимала неделю или две, иногда даже больше. У них пока еще не хватает людей. Марти сказал, что в деле будут участвовать кроме них троих еще и другие.
— Тогда, наверное, это произойдет в следующую получку, — предположил доктор Годден. — Первого октября. Ну-ка, посмотрим — это будет четверг. Примерно через три недели. Вряд ли они захотят мозолить здесь глаза дольше. Если, конечно, вы правы и они действительно намерены устроить ограбление.
— Они сделают это, — сказала Элен обреченным тоном.
— Ну, впереди три недели. Пока еще только все начинается. Не стоит, по-моему, так отчаиваться. Вы знаете, о чем я сейчас думаю?
— О том, о чем вы мне говорили много раз, — ответила Элен, застенчиво улыбаясь и не отрывая глаз от узора ковра.
— Скажите мне это сами, — мягко, но настойчиво попросил доктор.
— Во мне сидит чувство, что я не заслуживаю ничего хорошего, и поэтому со мной и не происходит ничего хорошего. Я считаю, что они непременно пойдут на ограбление, и уверена, что их поймают, и я потеряю Стена. Потому что я его не заслуживаю. — Элен украдкой взглянула на доктора, на его доброе лицо, на его лысину, мерцающую в свете настольной лампы. Переведя взгляд снова на ковер, она прибавила: — Понимаю, что доля истины в моих предчувствиях есть. Но лишь доля. Марти ведь действительно поймали.
— Всего один раз, — сказал доктор Годден. — А сколько раз он совершал грабежи безнаказанно?
— Много, — ответила Элен.
Она уже привыкла говорить с доктором Годденом совершенно свободно и о чем угодно, в том числе о грабежах и других преступлениях. Словно священник, он неизменно проявлял сочувствие, ничего и никого не осуждал, никогда не склонял просто закрыть глаза на что-то. Хотя каждый раз был немного другим. Но разве кому-нибудь еще она могла сказать, что ее бывший муж — грабитель, что это стало его профессией? Большинство людей пришли бы в ужас и стали звонить в полицию и уж во всяком случае, прекратили бы с ней всякие отношения. А доктор Годден ко всему относился одинаково спокойно, без осуждения. Она могла говорить с ним обо всем, ничего не утаивая.
Вот и сейчас он спокойно увещевал ее:
— У вас нет никаких оснований считать, что они попадутся. В конце концов, все они, кроме Стена, профессионалы.
— Но даже если их сейчас и не поймают, — возразила она, прислушиваясь к своему чувству страха, — все равно ничего хорошего не будет. Стену захочется попытать счастья опять, и он станет таким же, как Марти. Или как этот Паркер.
— Понимаю, — сказал доктор Годден. — Вы боитесь, что Стен повторит судьбу вашего первого мужа.
Она поспешно кивнула, хмуро глядя на ковер.
Доктор Годден спросил:
— Откуда у вас такая уверенность?
— Из-за человека, который приехал сегодня. Мой муж привез его из Пуэрто-Рико.
С доктором Годденом было легко говорить. Обняв колени руками и глядя на запутанный узор персидского ковра, она рассказывала ему обо всем, что ее тревожило, ничего не утаивая. Никогда в жизни она ни с кем так не говорила. Ни с родителями — они выслушивали ее только для того, чтобы отругать, их предвзятость была обидна и оскорбительна. Ни с Марти Фуско; теперь она понимала, что ее брак был своего рода бунтом против родителей. Марти был не в состоянии ни понять ее, ни помочь ей. Не было никого на всем белом свете, кому она могла бы излить душу, кто внимательно выслушал бы ее, постарался понять и помочь. Пока не появился доктор Годден.
Обратиться к психоаналитику ей посоветовал парень, с которым она встречалась до Фуско. Тогда она только рассмеялась, так как считала, что к психоаналитикам ходят лишь всякие знаменитости со сложными психическими проблемами — кинозвезды, писатели, политики. Обычные люди, такие, как она, обходятся без психоаналитиков. Однако Берт — так звали ее приятеля — пользовался услугами такого врача в надежде избавиться от глубоко засевшего в нем страха, что в нем есть склонность к гомосексуализму. В конце концов он уговорил Элен пойти к доктору Годдену. Вскоре после этого Берт перебрался в Нью-Йорк, в Гринвич-Виллидж, рассчитывая там решить свои проблемы. К этому времени Элен поняла, что в психоанализе есть смысл, и Регулярно ходила к доктору Годдену.
Он помог ей освободиться от укоренившегося в ней комплекса вины, о котором она даже не подозревала; этот комплекс заставлял ее совершать бессмысленные вещи, которые, как она поняла, только причиняли боль ей самой.
Как говорил доктор Годден, она и стремилась к боли, это вполне естественно, потому что она испытывала чувство вины перед родителями, а также перед Фуско, которого предала, подав на развод, когда его посадили в тюрьму.
Но разрыв с Фуско был правильным шагом, сказал доктор Годден, потому что ей нужен совсем другой человек. Фуско всего лишь символ бунта против семьи, нужды в котором уже нет. От гнета родителей она давно освободилась. Стремление к независимости и было истинной причиной развода с Фуско, хотя она и убеждала себя, что делает это ради Памелы.
И по отношению к Памеле она испытывала чувство вины, ей казалось, что она плохая мать, что она недостаточно любит свою дочь. Комплекс вины был сложным, неопределенным, смутным, она с трудом понимала что к чему, но они вместе анализировали ее поведение, чувства, мысли, занимаясь три раза в неделю по часу, по понедельникам, средам и пятницам, и каждая встреча все больше и больше приближала их к решению проблемы, но тут возникло это дело с ограблением, и все пошло насмарку; ей стало казаться, что она ни о чем другом никогда и не говорила с доктором Годденом.
Кошмар начался на прошлой неделе, когда Марти узнал, что так называемый организатор отдыхает после успешной операции в Пуэрто-Рико, и Стен решил оплатить Фуско дорогу, чтобы тот слетал к нему, поговорил с ним и привез его сюда.
И вот этот человек здесь, от разговоров они перешли к делу. Элен сидит в кабинете доктора Годдена и, обняв колени, смотрит на замысловатый узор ковра, чувствуя, как над ней нависает черная грозовая туча неизбежной беды. Прилетев из Пуэрто-Рико, организатор занялся подготовкой операции.
— Расскажите, что это за человек, — попросил доктор Годден своим мягким и спокойным голосом, совсем не театральным, как у тех гипнотизеров, которых показывают в кинофильмах; раньше она думала, что у всех психоаналитиков должен быть такой же голос. У него не было ни бороды, ни иностранного акцента, вообще ничего бросающегося в глаза. Обычный мужчина сорока пяти лет, хорошо одетый, лысый, лишь около ушей и на затылке были черные завитки. Носил очки в светлой пластмассовой оправе, глаза под стеклами очков всегда выражали искреннее сочувствие, никогда он не делал никаких записей, и, если положенный час кончался, он не торопил и не обрывал ее, даже тени недовольства не появлялось на его лице.
— Его фамилия Паркер, имени его я не знаю, — начала она свой рассказ. — Все зовут его Паркер. Мне он не нравится.
— Почему?
— ...Не знаю. Когда я смотрю на него, мне кажется — передо мной дьявол. Это, конечно, не так, на самом деле я не думаю, что он злой человек. Во всяком случае, он не из тех, кому жестокость доставляет удовольствие. Я не побоялась, например, оставить с ним Пему. Но в то же время...
—Что?
— Он не обидит Пему, но и не проявит заботы о ней. Если с ней что-нибудь случится, он и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь. Разве только, если ему почему-то будет это выгодно.
— Вы хотите сказать, что у него нет сердца?
— Ему безразличны люди. Он вообще лишен каких-либо чувств.
— Так не бывает, — сказал доктор Годден, и, хотя Элен не смотрела на него, по его голосу она почувствовала, что он мягко улыбается, — у всех есть чувства. Мы все ими обладаем — вы, я, любой человек. Даже ваш Паркер. Видимо, он прячет их глубже, чем большинство людей, в этом весь фокус.
— Тогда это все равно, что их нет, — возразила Элен. — Если они у него есть, но он их скрывает, значит, их и нет.
— Верно. Но вы видите этого человека только за работой. А в Пуэрто-Рико он, может статься, совсем другой. На отдыхе он расслабляется и дает волю своим чувствам.
Она покачала головой.
— Не могу себе такого даже представить. Чтобы он плакал? Или смеялся? Невероятно!
— Боюсь, — мягко заметил доктор Годден, — вы делаете из него какую-то мифическую фигуру.
— Не знаю. Видимо, вы правы. Это все потому, что дело становится все более реальным, и, если бы не он, этого бы не было.
— Вы говорили в понедельник, что его зовут организатором.
Ее всегда приятно поражало, что доктор Годден держит в памяти все, что она ему говорит. У него ведь есть и другие пациенты, и она платит ему лишь за то, что он выслушивает ее, он не обязан помнить все ее слова.
— Да, да, — сказала она. — Он прилетел из Пуэрто-Рико.
— Он уже встречался со Стеном?
— Сегодня Стен возил его на базу. Поэтому я и опоздала.
— Может быть, он решит, что операция слишком трудная, и скажет Стену, что за нее не стоит браться.
Элен упрямо покачала головой.
— Они возьмутся за нее, — сказала она. — Я знаю. Вижу по их глазам.
— Вместе с этим человеком?
— Непременно.
— Что вы видите в его глазах?
— Не знаю, это трудно объяснить. Во всяком случае, он явно готов взяться за это дело, и ничто его не остановит.
— Гм... Они назначили день?
— Не знаю.
— Скорее всего, это произойдет в день получки, не так ли? Или накануне. Когда ближайшая получка?
— Пятнадцатого. В следующий вторник.
— Через четыре дня. И они собираются так быстро все организовать?
— Не думаю. Помню, у Марта подготовка всегда занимала неделю или две, иногда даже больше. У них пока еще не хватает людей. Марти сказал, что в деле будут участвовать кроме них троих еще и другие.
— Тогда, наверное, это произойдет в следующую получку, — предположил доктор Годден. — Первого октября. Ну-ка, посмотрим — это будет четверг. Примерно через три недели. Вряд ли они захотят мозолить здесь глаза дольше. Если, конечно, вы правы и они действительно намерены устроить ограбление.
— Они сделают это, — сказала Элен обреченным тоном.
— Ну, впереди три недели. Пока еще только все начинается. Не стоит, по-моему, так отчаиваться. Вы знаете, о чем я сейчас думаю?
— О том, о чем вы мне говорили много раз, — ответила Элен, застенчиво улыбаясь и не отрывая глаз от узора ковра.
— Скажите мне это сами, — мягко, но настойчиво попросил доктор.
— Во мне сидит чувство, что я не заслуживаю ничего хорошего, и поэтому со мной и не происходит ничего хорошего. Я считаю, что они непременно пойдут на ограбление, и уверена, что их поймают, и я потеряю Стена. Потому что я его не заслуживаю. — Элен украдкой взглянула на доктора, на его доброе лицо, на его лысину, мерцающую в свете настольной лампы. Переведя взгляд снова на ковер, она прибавила: — Понимаю, что доля истины в моих предчувствиях есть. Но лишь доля. Марти ведь действительно поймали.
— Всего один раз, — сказал доктор Годден. — А сколько раз он совершал грабежи безнаказанно?
— Много, — ответила Элен.
Она уже привыкла говорить с доктором Годденом совершенно свободно и о чем угодно, в том числе о грабежах и других преступлениях. Словно священник, он неизменно проявлял сочувствие, ничего и никого не осуждал, никогда не склонял просто закрыть глаза на что-то. Хотя каждый раз был немного другим. Но разве кому-нибудь еще она могла сказать, что ее бывший муж — грабитель, что это стало его профессией? Большинство людей пришли бы в ужас и стали звонить в полицию и уж во всяком случае, прекратили бы с ней всякие отношения. А доктор Годден ко всему относился одинаково спокойно, без осуждения. Она могла говорить с ним обо всем, ничего не утаивая.
Вот и сейчас он спокойно увещевал ее:
— У вас нет никаких оснований считать, что они попадутся. В конце концов, все они, кроме Стена, профессионалы.
— Но даже если их сейчас и не поймают, — возразила она, прислушиваясь к своему чувству страха, — все равно ничего хорошего не будет. Стену захочется попытать счастья опять, и он станет таким же, как Марти. Или как этот Паркер.
— Понимаю, — сказал доктор Годден. — Вы боитесь, что Стен повторит судьбу вашего первого мужа.
Она поспешно кивнула, хмуро глядя на ковер.