Эти слова прозвучали торжествующе, едва ли не с садистским сладострастием. Валентин даже глаза прикрыл от вожделения мести.
- Но кто это? - спросил Вадим. - О ком ты говоришь?
От этих слов Валентин словно очнулся. Он вздрогнул, встрепенулся. И опять стал прежним - простецким и слегка насмешливым парнем.
- О ком... Мое дело, о ком. Ты его лично все равно не знаешь. Его знают другие, - и непонятно засмеялся. - Но со временем и ты узнаешь тоже.
Почему-то именно эта недоговоренность разозлила Вадима.
- Но почему ты так уверен, что доведешь свою акцию до конца? Мы ведь тебя вычислили...
Он не договорил. Потому что Валентин ухмыльнулся. Ухмыльнулся откровенно насмешливо.
- Давай об этом не будем, - предложил он. - Во всяком случае, пока. Годится?
- Давай и об этом не будем, - хмыкнул Вадим. - И о другом не будем. И вообще ни о чем не будем... У нас с тобой вообще странный, глупый, какой-то нелепый разговор происходит. Не находишь? Если ты так уверен в своих силах, то зачем вообще меня позвал к себе? Просто чтобы покуражиться? Если же позвал, то почему уходишь от разговора?
Холодильник громко щелкнул и зарокотал. Вострецов даже вздрогнул от неожиданности.
- В самую точку попал, - не обращая внимания на этот, привычный для него, звук согласился Валентин. - Я и в самом деле пригласил тебя к себе по делу... Кстати, а почему ты не спрашиваешь, где находится Абрамович?
Вадим удивленно вскинул брови:
- Кто?
- Абрамович, - повторил Валентин и тут же пояснил: - Тот самый околомафиозный субъект, по поводу которого тебе звонил Ашот.
Он и в самом деле многое знал. И теперь не было сомнения, что он и в самом деле прослушивал телефонные переговоры. Да и не удивительно, если учесть, где именно он работает.
- Ну и где же он находится?
Валентин качнул головой в сторону двери.
- Здесь, в подвале... Точнее сказать, я его держу не в самом здании, я его держу в подземелье, в который есть вход из подвала этого здания.
Это были детали. Куда важнее было выяснить иное.
- И зачем?
- Да все затем же, - усмехнулся хозяин каморки. - Чтобы он, гнида, насквозь проникся, пропитался ужасом от осознания того, что пробудет здесь взаперти до самой смерти. В четырех стенах и с тусклой лампочкой, запитанной от аккумулятора на полнакала... Я ему обязательно даю через маленькое окошечко в двери по стакану воды и по куску хлеба в день. Знаешь, почему? Оказывается, если человека не кормить и не поить вообще, примерно на третий день у него появляется и постепенно нарастает полнейшая апатия к происходящему и даже к собственной жизни. И голода особого он уже не испытывает. Ну а если человека понемногу подкармливать, он начинает бояться не только смерти, но и того, что ему перестанут приносить эту кроху еды, а значит муки его возрастают многократно. К тому же я там заранее подготовил соответствующую картинку: вся стена оклеена картинками и репродукциями с колбасами, сырами, фруктами-овощами всякими, бутылками и стаканами... Короче, обеспечил танталовы муки, - он хохотнул, явно довольный собой, и закончил речь фразой: - Нет, у Абрамовича сейчас веселая жизнь!
- А он что же, настолько виноват перед тобой?
Валентин скривил губы в жесткий усмешке.
- Передо мной или нет... Когда судья выносят приговор, он же осуждает преступника не за то, что тот провинился лично перед ним... Абрамович такое отношение к себе, а то и похуже, вполне заслужил... К тому же я ему туда ежедневно бросаю вот такой пакетик.
Телефонист достал из разбитого ящика старенького стола полиэтиленовый пакет. Сквозь прозрачную пленку было видно, что в нем копошится десятка два тараканов.
- Я у соседских пацанов их покупаю, так они мне их каждый день приносят... Представляешь состояние Абрамовича: жрать нечего, а по тебе еще эти твари ползают!.. Ты ведь лично его, Абрамовича, не знаешь, а он этакий рафинированный эстет, брезгливый, прилизанный...
Да уж, приятного и в самом деле мало. Вадим и в самом деле постарался представить себе состояние этого неведомого человека. Тут будешь и не слишком рафинированным, а и то умом тронешься, пожалуй...
Он уже немного захмелел, потому чувства его заметно обострились. И от этого еще острее ощущал потребность добиться правды.
- Но ты все-таки объяснишь мне, что ты затеял?
- Расскажу, конечно. За этим я тебя и позвал, - согласно кивнул Валентин. - Сейчас мы тут с тобой поговорим, а потом разойдемся, каждый по своим делам. Сразу хочу тебя предупредить: меня после этого можешь даже не искать - все равно бесполезно. Я тут работаю не по своим документам, под другими именем и фамилией. Здесь я больше не появлюсь. Так что завтра же можешь приезжать сюда с собаками и искать, где я держу эту скотину. Убивать его, к сожалению, не входит в мои планы. Хотя он того и заслуживает...
- И почему ты его щадишь? - поинтересовался Вадим. - Других-то ты не щадил...
- А ты что же, предлагаешь и его отправить к праотцам? - снова мягко хохотнул Валентин. - Так ты только скажи - вмиг организуем!
- Ты же понимаешь, что я имею в виду, - смутился оговорки следователь. - Просто почему ты Ряднова или Быка убил, а этого, как его, Абрамовича, нет? Те были больше виноваты перед тобой?
Телефонист отрицательно покачал головой.
- Наоборот. Лично передо мной те вообще не были виноваты. Абрамович же лично принимал участие в некой сомнительной акции... В общем, на этого скотину у меня зуб куда больший. Но только сказано, что его нужно мучить, а не убивать.
- Кем сказано? - встрепенулся Вострецов. - В этом деле еще кто-то участвует?
- А то как же? Есть у меня один подельщик... Иоанн Богослов, - непонятно засмеялся собеседник. И тут же перевел разговор на иное: - Так вот, завтра можешь приезжать сюда и освобождать заложника. Тебе будет благодарность в приказе от начальства и материальное вознаграждение от благодарного Абрамовича.
- А ты?
- А я в это время буду готовиться довести дело до конца. И доведу, поверь мне.
Такая перспектива Вострецова отнюдь не устраивала.
- Значит, ты хочешь еще что-то сделать? И с кем?
Валентин покачал головой:
- Я тебе и так слишком много чего рассказал. В конце концов, думай сам, на то ты и следователь.
Он поднялся, шагнул в сторону двери.
- Все, пошли, аудиенция закончена.
- Но я сейчас тебя задержу, - растерянно сообщил Вострецов.
И сам же почувствовал, насколько несерьезно прозвучала эта фраза.
- В самом деле? - Валентин не скрывал насмешки. - И каким же образом ты это сделаешь?.. Вот она, неблагодарность человеческая: я к нему с душой, угостил даже, а он хочет меня же за это арестовать!.. Не получится, Вадька, и не старайся. Я ведь детдомовский, так что драться умею. Да и в институте, когда учился, у нас там тренер по самбо был неплохой... Предупреждаю, что я борюсь исключительно с мафией, что у меня нет ни малейшего желания оказывать сопротивление официальному представителю правоохранительных органов, но если ты меня к этому вынудишь... Короче говоря, ты можешь идти, а я останусь здесь. Ты, конечно, можешь приехать с собаками сюда и сегодня, но будет лучше, если ты это сделаешь завтра. Пусть этот гад посидит тут еще ночку, пусть помучается кошмаром от осознания того, что ему не принесли ужин... Ну а потом, когда ты его вызволишь, допроси его с пристрастием, откуда у него деньги и все такое прочее... А главное: попытай, что такое Бульвар и где он находится. Запомнил? Бульвар. И если ты его сумеешь раскрутить, если узнаешь, что это такое, тебе еще одна благодарность обеспечена, а безутешной Яне Казимировне придется думать, как обеспечить свою жизнь на ближайшие лет десять.
- Какой Яне Казимировне?
- Так зовут жену Абрамовича... В общем, давай, Вадим, выметайся!
Валентин довольно бесцеремонно взял своего гостя за руку и потащил к выходу. Следователь особенно не сопротивлялся, просто не зная, как в такой ситуации поступить. Был бы тут Максимчук, Волосок или на худой конец Индикатор, они бы скрутили этого человека в два счета - и дело с концом. Они все были оперативниками, сыскарями, которые не раз сходились в схватках с бандитами. Ну а куда дергаться Вадиму, который и в институте на занятиях по физкультуре имел лишь липовую "тройку"?
И он покорился. Как всегда покорялся человеку, который был сильнее его физически или, что в данный момент куда важнее, морально.
...На улице Вадим прислонился к серой стене здания и так какое-то время постоял, испытывая невыносимое презрение к себе. Он не должен был так запросто выпускать из рук преступника. Не должен был! А отпустил. И теперь не знал, как быть дальше. Вернее, как быть - еще ладно. А вот как начальству докладывать о своем полнейшем провале?..
...Между тем Валентин, проводив сыщика, вернулся в свою каморку. Открыл шкаф, быстро переоделся. Достал заблаговременно приготовленную сумку, повесил ее на плечо. Теперь он выглядел - ни дать, ни взять - работягой, возвращающимся с работы... Вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Однако по коридору повернул не к выходу, а в противоположную сторону. По лестнице быстро сбежал на низший уровень подвала. Дошел до хорошо знакомой стальной двери, закрытой на большой висячий замок. Дубликат ключа от него уже давно лежал у Валентина в кармане, именно на такой вот, подобный этому, случай. Так что дверь открылась легко. И отсюда уже можно было попасть в лабиринт московских подземелий.
Не прошло и получаса, как Валентин оказался на узеньком, огороженном металлическими перилами, помосте, который через дверцу вывел его на платформу станции метро. Улыбнулся, поправив на плече потрепанную рабочую сумку, взглянувшему на него усталому милиционеру.
- На сегодня хватит, - сказал небрежно. - Смену оттрубил - можно и до дому - до хаты.
- Хорошо тебе, - кивнул тот. - А мне тут еще до вечера трубить... Счастливо!
- Всего доброго!
ВАДИМ - ИНДИКАТОР
Пауза затягивалась.
- А если ты ошибаешься?
Под немигающими черными глазами начальника, Вадим несмело пожал плечами.
- Может, и ошибаюсь, Сергей Реисович, - в данной ситуации Вострецов решился на то, чтобы попытаться выговорить имя и отчество начальника полностью. - Потому что решительных фактов, неопровержимых доказательств у меня практически никаких. Да только ведь посмотрите, как все четко укладывается... Сам знаю, что если я ошибаюсь, вы же с меня голову снимете...
- Да при чем тут я! - вдруг с неприкрытой досадой воскликнул обычно выдержанный и невозмутимый Ингибаров. - Сниму голову... Как будто снять с тебя голову - для меня самое главное!
Вострецова такая реакция удивила. Удивила... И одновременно заставила призадуматься.
Перед ним словно вспышка полыхнула. Вспышка, которая заставила зажмуриться. И одновременно приоткрыла глаза на происходящее, дополнила с таким трудом складывающуюся мозаику некоторыми новыми оттенками, из-за чего вся картина враз стала цельнее, выпуклее, объемнее, позволила взглянуть на происходящее чуть под другим углом.
Начинающий следователь словно перестал присутствовать здесь, перед начальником.
Дорогой ты мой, любимый и лично уважаемый Вадим свет-батькович Вострецов! А не кажется ли тебе, что ты оказался всего лишь мелкой разменной пешкой в некой сложной комбинации?.. Почему, по какой причине вдруг ты оказался единственным следователем, который ведет это непростое дело, в котором явно и недвусмысленно замешаны сильные мира сего? Уж не потому ли, что из-за его, Вадима свет-батьковича Вострецова, репутации, именно его, лично Вадима свет-батьковича Вострецова, поставили на расследование этого дела, что были заранее убеждены в том, что он, лично Вадим свет-батькович Вострецов, его успешно провалит? И уж не на то же самое намекнул Максимчук, когда в машине перед кафе Барабаса услышал рассказ обо всей этой истории? И не о том же вскользь сказал Валентин, оговорившись, что главного мафиози, на которого он охотится, кроме него, знает еще кое-кто?..
Не так давно эту мысль он высказал Ашоту, когда случайно встретил того в кафе. Но тогда он думал, что просто сморозил глупость, в которую сам в полной мере не верил. И только сейчас, после невольной реплики непосредственного начальника, вдруг понял, что тогда, расстроенный и слегка захмелевший, случайно высказал абсолютно трезвую и верную мысль. Да и тот же Максимчук...
Так значит, его и в самом деле поставили на дело изначально тупиковое, в уверенности, что он его и в самом деле благополучно провалит! Держали за болвана, вся задача которого состояла только в том, чтобы писать отчеты и изображать бурную деятельность...
Это истина. И это правда. И от того, что это истина, правда становится еще горше.
И параллельно - анализируя в последующем свои мысли и чувства в те мгновение, Вадим это понял - всколыхнулась в нем гордость. Гордость мужчины, гордость профессионала, гордость попросту человека, который потратил массу времени, нервов, человека, который рисковал жизнью, но выполнил-таки свою задачу, причем задачу непростую и выполнил ее единолично... Короче говоря, гордость!
Вадим вскинул голову.
- Я все понял, Сергей! - и в данном случае в реплике Вадима не было общепринятости в обращении к начальнику - просто подчеркнутое уничижение. - Я только сейчас наконец-то все понял... Значит, ты меня специально подставил!..
И Ингибарову стало стыдно.
Ему стало стыдно не сейчас, не в этот конкретный момент, когда вдруг начал произносить обидные слова этот мальчишка, ничего из себя, по большому счету, не представляющий и долго еще не будет из себя хоть что-то представлять. Сергею стало мучительно стыдно чуточку раньше, когда этот щенок еще ничего не понял, но когда Ингибаров понял, что он вот-вот поймет истину. И от того, что этот, повторился Сергей Реисович Ингибаров, ничего из себя не представляющий щенок вот-вот поймет неблаговидное поведение своего начальника, Сергея Реисовича Ингибарова, ему стало стыдно заранее, еще до того, как подчиненный произнес эти стыдные, а точнее сказать, стыдящие слова.
И Ингибаров заговорил с Вадимом совсем не так, как говорил всегда. Потом он неоднократно клял себя за тот порыв откровенности. Но в тот момент, наверное, и не мог поступить иначе. Как любой порядочный человек. Или хотя бы как человек, претендующий на то, чтобы хотя бы в собственных глазах выглядеть таковым.
- Да, Вадик, ты прав.
Сама по себе ситуация провоцировала собеседников на то, чтобы быть предельно откровенными и, соответственно, не делать различий по рангам. Именно предельно - ибо абсолютной откровенности вообще в природе не существует.
- Ты прав, Вадик, - Иногибаров говорил, не глядя на подчиненного, крутил в пальцах случайно попавшийся под руку пластмассовый неломающийся карандаш. - Я, лично я, предложил поручить это дело тебе, потому что только ты, по моему мнению, сумел бы загнать его в тупик. До этого ты делал это просто блестяще... А в этот раз ты вместо этого...- Ингибаров махнул рукой.
А потом он вдруг сказал такое, от чего Вадим просто обалдел. Потому что не то, чтобы он подобного до сих пор ни разу не слышал от начальника - он попросту не предполагал, что шеф может такое сказать.
Потом Ингибаров сказал... Он произнес эти слова просто и по-человечески, без обычных и привычных ужимок и стремления поиграть в загадочность.
- Слышь, Вадька, - сказал Ингибаров, - у тебя, случаем, нет ничего выпить?
Выпить у Вадима было нечего. У него выпить не было никогда. И начальник это прекрасно знал. Однако тут Вострецов вспомнил, что где-то в его кабинете в сейфе, черт знает с каких времен пылится недопитая бутылка плохонького коньяка. Он ничего не сказал, просто взял связку ключей и, громыхнув, распахнул сейф.
АШОТ - МАКСИМЧУК - ЯНА
Возникшая пауза затянулась. Становилась попросту нестерпимой.
- Так что мы теперь будем делать, ахпер Саша? - не выдержал Айвазян.
Максимчук не ответил, сосредоточенно думал. Думал непривычно напряженно, нахмурившись, даже губами время от времени чуть шевелил от натуги. Ашот смотрел на него с некоторым удивлением - по его убеждению, обычно у Александра лучше получалось кулаками махать, чем шевелить мозговой извилиной.
- Не знаю, друже Ашот,- наконец произнес он. - Честно говорю: не знаю.
Впрочем, ситуация и в самом деле не просчитывалась. Слишком много неясного вдруг сплелось в единый нераспутываемый - во всяком случае, пока - клубок. Мало того, что некая, совершенно неведомая женщина с неведомыми целями выдавала себя за жену этого злосчастного Абрамовича, мало того, что жена настоящая ничего не могла рассказать, чем ее муж занимался и на чем он мог прогореть, мало того, что муж пропал, а все вокруг внушают бедной растерянной женщине, что она ни в коем случае не должна обращаться за помощью к кому бы то ни было, мало того, что неведомый похититель с непонятной закономерностью регулярно оповещает ее о состоянии здоровья мужа и при этом не считает нужным сказать ей об условиях, которые он выдвигает для освобождения человека - мало всего этого, так еще и звонит он при этом с телефона, которого в Москве попросту не может существовать.
Тут уж, как обычно говорил в таких случаях Александр, без пол-литры не разберешься.
- Может, ну его к едреней фене? - вдруг резко сказал Максимчук.
В зависшей в квартире гнетущей тишине его голос прозвучал неожиданно громко.
- Кого это его? - не понял Ашот.
- Ну, я имею в виду все это дело?.. Посуди сам: мы с тобой тут вообще не при чем, заказ лопнул, ну а раз эти все, - он качнул головой куда-то в пространство, - против того, чтобы поднимался шум, значит, там и в самом деле не все чисто... Мы-то с тобой тут причем?
- Так что же, просто встанем и уйдем? - Ашот был здорово удивлен таким предложением, которое настолько не было похоже на Александра.
- Нет, почему же... Сообщим обо всем Вадиму и пусть он этим занимается.
Он говорил, словно не замечая Яну Казимировну, которая напряженно сидела в кресле в углу и встревоженно вслушивалась в разговор.
- А как же я? - наконец не выдержала она. - Вы что же, просто так оставите меня?
- А что мы можем для вас сделать, сударыня? - по-прежнему не глядя на нее, заговорил Максимчук. - Мужа вашего нам без дополнительной помощи не найти, сами вызволить его мы не в состоянии. Поэтому завтра к пятнадцати часам опять приедем к вам и попытаемся определить, кто и откуда вам звонит, еще раз. А до этого вам придется побыть одной. Ведь вы уже несколько дней терпели, ну так потерпите еще денек...
- Но так нельзя, Саша, - наконец решительно заговорил Ашот, который не мог сообразить, с чего это вдруг приятель ведет себя настолько непонятно. - Во-первых, как бы то ни было, мы взялись за дело. Потом, у нас просит помощи женщина. И в-третьих...- он запнулся. - Есть же и третья причина - я тебе рассказывал.
Он намекал на свое приключение на бульваре, когда следил за Абрамовичем. Максимчук намек понял.
- Да, ты прав, есть и в-третьих, - согласился он. - Да только сейчас дело уже вышло за рамки частного расследования. Тут уже начинается компетенция официальных органов, а может даже госбезопасности.
Ашот, услышав такое, несколько опешил. Если это так, это и в самом деле меняет дело.
- Но с чего ты это взял, что госбезопасности? - поежился Айвазян.
- С чего...- неопределенно передернул плечами Максимчук.- Думаю так.
Было вполне очевидно, что приятель что-то от него скрывает. Но настаивать на ответе не стал - рядом находился посторонний человек, женщина, перед которой и в самом деле не следовало раскрывать все карты.
- Не оставляйте меня, пожалуйста, - вдруг неожиданно жалобно всхлипнула Яна Казимировна. - Не оставляйте меня. Я боюсь.
И она заплакала.
- Началось, - недовольно проговорил Александр. - Не успели уйти... Я же чувствовал, что этим дело закончится.
Он поднялся с места, подошел к хозяйке, поджав ноги, присел на круглый валик подлокотника. Положил руку женщине на плечо.
- Не нужно плакать, это ведь не поможет...- начал он что-то успокаивающе говорить.
- Мне страшно одной...- тут же вцепилась в него Яна Казимировна.
Они говорили одновременно, не слушая один другого: Максимчук успокаивающе, хозяйка - жалуясь. Он гладил ее по волосам своей могучей ручищей, а она тычась, словно в поисках защиты, в его живот, оказавшийся наиболее доступным для ее лица местом.
Прям-таки кадры из кинофильма про доброго розыскника и запутавшуюся в жизненных проблемах обывательшу, поморщившись, подумал Ашот. Он и в кино не любил подобных сцен, а уж в жизни... А потому молча поднялся и вышел из комнаты. Прошел на кухню. Оценивающе повел вокруг глазами. Чем-то надо было заняться, чем-то объяснить свое отсутствие... Он потрогал чайник. Тот был достаточно горячим, однако сыщик, затягивая время, щелкнул клавишей, включая его. Теперь можно было со спокойной совестью пару-тройку минут посидеть, размышляя, и не присутствовать при сцене утешения.
...В чем и в самом деле бесспорно прав Александр, думал Ашот, так это в том, что всей этой информацией нужно обязательно поделиться с Вадькой. И пусть они сами, оплачиваемые государством сыскари, занимаются всем этим сомнительным делом. Это будет самым правильным решением... Но ведь и оставлять просто так женщину с ее страхами в собственной, в миг опустевшей квартире, тоже нельзя. Просто так сидеть здесь и ждать невесть чего - и подавно не дело. И как же тогда быть?
Как же быть, как быть?.. Нужно понять главное, нужно понять загадку, которую загадывает нам неведомый преступник. Должна быть в этом деле какая-то разгадка, должна быть. Должен быть тот меч, которым одним махом разрубит весь клубок загадок. Нужно только найти его.
Допустим, Абрамович запутался в долгах. Например, для удобства размышления, в карточных. Или еще в каких, неважно... Тогда логично допустить, что сначала его начинают теребить, он начинает нервничать, потом его "ставят на счетчик", он изымает из дома все деньги, пускается в какую-то рискованную аферу, у него что-то не получается, и тогда его забирают кредиторы и требуют погашения задолженности... Логично. Но у кого тогда его требовать, это погашение? Либо у жены, либо у компаньонов по бизнесу. В данной ситуации не происходит ни то, ни другое. Значит, данная догадка, скорее всего, неверна. Если только у Абрамовича нет еще одного бизнеса, о котором пока им ничего не известно, и деньги требуют, соответственно, с других компаньонов... Не исключено, конечно. Но только эту версию пока отставим, потому что нет никаких, даже косвенных данных, которые бы ее подтверждали... Тогда логичнее предположить иное: например, что от него, от Абрамовича, требуют какой-то информации. Причем, информации, опять же, скорее всего, той, которая затрагивает серьезные интересы фирмы "Плутон", той фирмы, в которой Абрамович работает. Тогда понятно, что об этом не сообщают в милицию или в органы государственной безопасности. Но в то же время становится неясным, зачем похититель все эти дни названивает Яне Казимировне. Очевидно, он знает, что рано или поздно у нее кто-то появится...
Стоп!
Словно повинуясь его мысленной команде, громко щелкнул, выключаясь, закипевший чайник. Ашот даже вздрогнул от неожиданности. Вот она, разгадка, которая хоть что-то объясняет во всей этой истории!
Похититель изначально не сомневался, что рано или поздно у жены похищенного кто-то появится... Он просто выжидал время. И тогда становится вполне понятным появление на фирме той шикарной дамы! Уже тогда, больше недели назад, была заброшена удочка, на которую они с Александром клюнулись и на которой их подсекли только сегодня. Как же все ловко укладывается в рамки, если принять эту версию!.. Итак, кратенько, рабочая версия... К ним, в частное сыскное агентство, подбрасывают заведомо туфтовую информацию, обещают какие-то весьма немалые деньги, а потом заказчик исчезает. Естественно, через какое-то время частные сыщики, выполнив заказанную работу, желая получить заработанные денежки, пожалуют к заказчице домой. А там вдруг выясняется, что произошло похищение и что, более того, жена-то не та!.. Выходит, вся эта афера изначально была задумана, чтобы о похищении стало известно. Причем, стало известно именно частному агентству, а не официальной милиции.
Так-так-так... Логично. Стройно. Оригинально. Любопытно... Что это нам дает? А это нам дает, братцы мои, прямую наводку на конкретное место, против которого нацелена вся эта операция с похищением. Нам прямо и недвусмысленно указывают, что некий таинственный Валентин желает, чтобы мы направились в тот таинственный дом, возле которого на Ашота попытались совершить нападение.
И если это и в самом деле так, то это отнюдь не значит, что нужно тотчас бросать все и бросаться туда сломя голову. Потому что тут, судя по всему, дело намечается похлеще, чем в кафе у Барабаса.
У Барабаса...
Мысли Ашота, споткнувшись об это имя, изменили направление своего течения. Он даже попытался спорить сам с собой, стараясь докопаться до истины, которая, по всему чувствовалось, лежит где-то совсем рядом, надо только суметь нащупать ее...
А что если этот неведомый Валентин подобными подсказками попросту пытается бороться со своими противниками руками других людей - в прошлый раз Вадима, в этот раз руками частного детективного агентства?.. Нет, вряд ли, он же и сам кое-кого прихлопнул... Да, прихлопнул, но ведь и в самом деле только кое-кого, единичных, не слишком крутых, людей. А против крупных сил противника, с которыми самому не совладать, с тем же Барабасом, скажем, подталкивает нас. Если это допустить, то получается, что и в кафе тогда все вышло по его, Валентина, задумке. Шлепнув того киллера, как его, бишь, кличут, Буйвол, что ли, или Бизон, он тем самым спровоцировал интерес персонально к Барабасу и к его заведению... Логично, черт побери, очень логично... Может быть, и тут происходит нечто аналогичное? Допустим, мы накрываем дом на бульваре, неважно что именно там окажется - притон, публичный дом, клуб наркоманов или "голубых", это дело десятое - а Валентин, вновь добившись-таки своего, где-то поблизости будет хихикать и довольно потирать руки.
- Но кто это? - спросил Вадим. - О ком ты говоришь?
От этих слов Валентин словно очнулся. Он вздрогнул, встрепенулся. И опять стал прежним - простецким и слегка насмешливым парнем.
- О ком... Мое дело, о ком. Ты его лично все равно не знаешь. Его знают другие, - и непонятно засмеялся. - Но со временем и ты узнаешь тоже.
Почему-то именно эта недоговоренность разозлила Вадима.
- Но почему ты так уверен, что доведешь свою акцию до конца? Мы ведь тебя вычислили...
Он не договорил. Потому что Валентин ухмыльнулся. Ухмыльнулся откровенно насмешливо.
- Давай об этом не будем, - предложил он. - Во всяком случае, пока. Годится?
- Давай и об этом не будем, - хмыкнул Вадим. - И о другом не будем. И вообще ни о чем не будем... У нас с тобой вообще странный, глупый, какой-то нелепый разговор происходит. Не находишь? Если ты так уверен в своих силах, то зачем вообще меня позвал к себе? Просто чтобы покуражиться? Если же позвал, то почему уходишь от разговора?
Холодильник громко щелкнул и зарокотал. Вострецов даже вздрогнул от неожиданности.
- В самую точку попал, - не обращая внимания на этот, привычный для него, звук согласился Валентин. - Я и в самом деле пригласил тебя к себе по делу... Кстати, а почему ты не спрашиваешь, где находится Абрамович?
Вадим удивленно вскинул брови:
- Кто?
- Абрамович, - повторил Валентин и тут же пояснил: - Тот самый околомафиозный субъект, по поводу которого тебе звонил Ашот.
Он и в самом деле многое знал. И теперь не было сомнения, что он и в самом деле прослушивал телефонные переговоры. Да и не удивительно, если учесть, где именно он работает.
- Ну и где же он находится?
Валентин качнул головой в сторону двери.
- Здесь, в подвале... Точнее сказать, я его держу не в самом здании, я его держу в подземелье, в который есть вход из подвала этого здания.
Это были детали. Куда важнее было выяснить иное.
- И зачем?
- Да все затем же, - усмехнулся хозяин каморки. - Чтобы он, гнида, насквозь проникся, пропитался ужасом от осознания того, что пробудет здесь взаперти до самой смерти. В четырех стенах и с тусклой лампочкой, запитанной от аккумулятора на полнакала... Я ему обязательно даю через маленькое окошечко в двери по стакану воды и по куску хлеба в день. Знаешь, почему? Оказывается, если человека не кормить и не поить вообще, примерно на третий день у него появляется и постепенно нарастает полнейшая апатия к происходящему и даже к собственной жизни. И голода особого он уже не испытывает. Ну а если человека понемногу подкармливать, он начинает бояться не только смерти, но и того, что ему перестанут приносить эту кроху еды, а значит муки его возрастают многократно. К тому же я там заранее подготовил соответствующую картинку: вся стена оклеена картинками и репродукциями с колбасами, сырами, фруктами-овощами всякими, бутылками и стаканами... Короче, обеспечил танталовы муки, - он хохотнул, явно довольный собой, и закончил речь фразой: - Нет, у Абрамовича сейчас веселая жизнь!
- А он что же, настолько виноват перед тобой?
Валентин скривил губы в жесткий усмешке.
- Передо мной или нет... Когда судья выносят приговор, он же осуждает преступника не за то, что тот провинился лично перед ним... Абрамович такое отношение к себе, а то и похуже, вполне заслужил... К тому же я ему туда ежедневно бросаю вот такой пакетик.
Телефонист достал из разбитого ящика старенького стола полиэтиленовый пакет. Сквозь прозрачную пленку было видно, что в нем копошится десятка два тараканов.
- Я у соседских пацанов их покупаю, так они мне их каждый день приносят... Представляешь состояние Абрамовича: жрать нечего, а по тебе еще эти твари ползают!.. Ты ведь лично его, Абрамовича, не знаешь, а он этакий рафинированный эстет, брезгливый, прилизанный...
Да уж, приятного и в самом деле мало. Вадим и в самом деле постарался представить себе состояние этого неведомого человека. Тут будешь и не слишком рафинированным, а и то умом тронешься, пожалуй...
Он уже немного захмелел, потому чувства его заметно обострились. И от этого еще острее ощущал потребность добиться правды.
- Но ты все-таки объяснишь мне, что ты затеял?
- Расскажу, конечно. За этим я тебя и позвал, - согласно кивнул Валентин. - Сейчас мы тут с тобой поговорим, а потом разойдемся, каждый по своим делам. Сразу хочу тебя предупредить: меня после этого можешь даже не искать - все равно бесполезно. Я тут работаю не по своим документам, под другими именем и фамилией. Здесь я больше не появлюсь. Так что завтра же можешь приезжать сюда с собаками и искать, где я держу эту скотину. Убивать его, к сожалению, не входит в мои планы. Хотя он того и заслуживает...
- И почему ты его щадишь? - поинтересовался Вадим. - Других-то ты не щадил...
- А ты что же, предлагаешь и его отправить к праотцам? - снова мягко хохотнул Валентин. - Так ты только скажи - вмиг организуем!
- Ты же понимаешь, что я имею в виду, - смутился оговорки следователь. - Просто почему ты Ряднова или Быка убил, а этого, как его, Абрамовича, нет? Те были больше виноваты перед тобой?
Телефонист отрицательно покачал головой.
- Наоборот. Лично передо мной те вообще не были виноваты. Абрамович же лично принимал участие в некой сомнительной акции... В общем, на этого скотину у меня зуб куда больший. Но только сказано, что его нужно мучить, а не убивать.
- Кем сказано? - встрепенулся Вострецов. - В этом деле еще кто-то участвует?
- А то как же? Есть у меня один подельщик... Иоанн Богослов, - непонятно засмеялся собеседник. И тут же перевел разговор на иное: - Так вот, завтра можешь приезжать сюда и освобождать заложника. Тебе будет благодарность в приказе от начальства и материальное вознаграждение от благодарного Абрамовича.
- А ты?
- А я в это время буду готовиться довести дело до конца. И доведу, поверь мне.
Такая перспектива Вострецова отнюдь не устраивала.
- Значит, ты хочешь еще что-то сделать? И с кем?
Валентин покачал головой:
- Я тебе и так слишком много чего рассказал. В конце концов, думай сам, на то ты и следователь.
Он поднялся, шагнул в сторону двери.
- Все, пошли, аудиенция закончена.
- Но я сейчас тебя задержу, - растерянно сообщил Вострецов.
И сам же почувствовал, насколько несерьезно прозвучала эта фраза.
- В самом деле? - Валентин не скрывал насмешки. - И каким же образом ты это сделаешь?.. Вот она, неблагодарность человеческая: я к нему с душой, угостил даже, а он хочет меня же за это арестовать!.. Не получится, Вадька, и не старайся. Я ведь детдомовский, так что драться умею. Да и в институте, когда учился, у нас там тренер по самбо был неплохой... Предупреждаю, что я борюсь исключительно с мафией, что у меня нет ни малейшего желания оказывать сопротивление официальному представителю правоохранительных органов, но если ты меня к этому вынудишь... Короче говоря, ты можешь идти, а я останусь здесь. Ты, конечно, можешь приехать с собаками сюда и сегодня, но будет лучше, если ты это сделаешь завтра. Пусть этот гад посидит тут еще ночку, пусть помучается кошмаром от осознания того, что ему не принесли ужин... Ну а потом, когда ты его вызволишь, допроси его с пристрастием, откуда у него деньги и все такое прочее... А главное: попытай, что такое Бульвар и где он находится. Запомнил? Бульвар. И если ты его сумеешь раскрутить, если узнаешь, что это такое, тебе еще одна благодарность обеспечена, а безутешной Яне Казимировне придется думать, как обеспечить свою жизнь на ближайшие лет десять.
- Какой Яне Казимировне?
- Так зовут жену Абрамовича... В общем, давай, Вадим, выметайся!
Валентин довольно бесцеремонно взял своего гостя за руку и потащил к выходу. Следователь особенно не сопротивлялся, просто не зная, как в такой ситуации поступить. Был бы тут Максимчук, Волосок или на худой конец Индикатор, они бы скрутили этого человека в два счета - и дело с концом. Они все были оперативниками, сыскарями, которые не раз сходились в схватках с бандитами. Ну а куда дергаться Вадиму, который и в институте на занятиях по физкультуре имел лишь липовую "тройку"?
И он покорился. Как всегда покорялся человеку, который был сильнее его физически или, что в данный момент куда важнее, морально.
...На улице Вадим прислонился к серой стене здания и так какое-то время постоял, испытывая невыносимое презрение к себе. Он не должен был так запросто выпускать из рук преступника. Не должен был! А отпустил. И теперь не знал, как быть дальше. Вернее, как быть - еще ладно. А вот как начальству докладывать о своем полнейшем провале?..
...Между тем Валентин, проводив сыщика, вернулся в свою каморку. Открыл шкаф, быстро переоделся. Достал заблаговременно приготовленную сумку, повесил ее на плечо. Теперь он выглядел - ни дать, ни взять - работягой, возвращающимся с работы... Вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Однако по коридору повернул не к выходу, а в противоположную сторону. По лестнице быстро сбежал на низший уровень подвала. Дошел до хорошо знакомой стальной двери, закрытой на большой висячий замок. Дубликат ключа от него уже давно лежал у Валентина в кармане, именно на такой вот, подобный этому, случай. Так что дверь открылась легко. И отсюда уже можно было попасть в лабиринт московских подземелий.
Не прошло и получаса, как Валентин оказался на узеньком, огороженном металлическими перилами, помосте, который через дверцу вывел его на платформу станции метро. Улыбнулся, поправив на плече потрепанную рабочую сумку, взглянувшему на него усталому милиционеру.
- На сегодня хватит, - сказал небрежно. - Смену оттрубил - можно и до дому - до хаты.
- Хорошо тебе, - кивнул тот. - А мне тут еще до вечера трубить... Счастливо!
- Всего доброго!
ВАДИМ - ИНДИКАТОР
Пауза затягивалась.
- А если ты ошибаешься?
Под немигающими черными глазами начальника, Вадим несмело пожал плечами.
- Может, и ошибаюсь, Сергей Реисович, - в данной ситуации Вострецов решился на то, чтобы попытаться выговорить имя и отчество начальника полностью. - Потому что решительных фактов, неопровержимых доказательств у меня практически никаких. Да только ведь посмотрите, как все четко укладывается... Сам знаю, что если я ошибаюсь, вы же с меня голову снимете...
- Да при чем тут я! - вдруг с неприкрытой досадой воскликнул обычно выдержанный и невозмутимый Ингибаров. - Сниму голову... Как будто снять с тебя голову - для меня самое главное!
Вострецова такая реакция удивила. Удивила... И одновременно заставила призадуматься.
Перед ним словно вспышка полыхнула. Вспышка, которая заставила зажмуриться. И одновременно приоткрыла глаза на происходящее, дополнила с таким трудом складывающуюся мозаику некоторыми новыми оттенками, из-за чего вся картина враз стала цельнее, выпуклее, объемнее, позволила взглянуть на происходящее чуть под другим углом.
Начинающий следователь словно перестал присутствовать здесь, перед начальником.
Дорогой ты мой, любимый и лично уважаемый Вадим свет-батькович Вострецов! А не кажется ли тебе, что ты оказался всего лишь мелкой разменной пешкой в некой сложной комбинации?.. Почему, по какой причине вдруг ты оказался единственным следователем, который ведет это непростое дело, в котором явно и недвусмысленно замешаны сильные мира сего? Уж не потому ли, что из-за его, Вадима свет-батьковича Вострецова, репутации, именно его, лично Вадима свет-батьковича Вострецова, поставили на расследование этого дела, что были заранее убеждены в том, что он, лично Вадим свет-батькович Вострецов, его успешно провалит? И уж не на то же самое намекнул Максимчук, когда в машине перед кафе Барабаса услышал рассказ обо всей этой истории? И не о том же вскользь сказал Валентин, оговорившись, что главного мафиози, на которого он охотится, кроме него, знает еще кое-кто?..
Не так давно эту мысль он высказал Ашоту, когда случайно встретил того в кафе. Но тогда он думал, что просто сморозил глупость, в которую сам в полной мере не верил. И только сейчас, после невольной реплики непосредственного начальника, вдруг понял, что тогда, расстроенный и слегка захмелевший, случайно высказал абсолютно трезвую и верную мысль. Да и тот же Максимчук...
Так значит, его и в самом деле поставили на дело изначально тупиковое, в уверенности, что он его и в самом деле благополучно провалит! Держали за болвана, вся задача которого состояла только в том, чтобы писать отчеты и изображать бурную деятельность...
Это истина. И это правда. И от того, что это истина, правда становится еще горше.
И параллельно - анализируя в последующем свои мысли и чувства в те мгновение, Вадим это понял - всколыхнулась в нем гордость. Гордость мужчины, гордость профессионала, гордость попросту человека, который потратил массу времени, нервов, человека, который рисковал жизнью, но выполнил-таки свою задачу, причем задачу непростую и выполнил ее единолично... Короче говоря, гордость!
Вадим вскинул голову.
- Я все понял, Сергей! - и в данном случае в реплике Вадима не было общепринятости в обращении к начальнику - просто подчеркнутое уничижение. - Я только сейчас наконец-то все понял... Значит, ты меня специально подставил!..
И Ингибарову стало стыдно.
Ему стало стыдно не сейчас, не в этот конкретный момент, когда вдруг начал произносить обидные слова этот мальчишка, ничего из себя, по большому счету, не представляющий и долго еще не будет из себя хоть что-то представлять. Сергею стало мучительно стыдно чуточку раньше, когда этот щенок еще ничего не понял, но когда Ингибаров понял, что он вот-вот поймет истину. И от того, что этот, повторился Сергей Реисович Ингибаров, ничего из себя не представляющий щенок вот-вот поймет неблаговидное поведение своего начальника, Сергея Реисовича Ингибарова, ему стало стыдно заранее, еще до того, как подчиненный произнес эти стыдные, а точнее сказать, стыдящие слова.
И Ингибаров заговорил с Вадимом совсем не так, как говорил всегда. Потом он неоднократно клял себя за тот порыв откровенности. Но в тот момент, наверное, и не мог поступить иначе. Как любой порядочный человек. Или хотя бы как человек, претендующий на то, чтобы хотя бы в собственных глазах выглядеть таковым.
- Да, Вадик, ты прав.
Сама по себе ситуация провоцировала собеседников на то, чтобы быть предельно откровенными и, соответственно, не делать различий по рангам. Именно предельно - ибо абсолютной откровенности вообще в природе не существует.
- Ты прав, Вадик, - Иногибаров говорил, не глядя на подчиненного, крутил в пальцах случайно попавшийся под руку пластмассовый неломающийся карандаш. - Я, лично я, предложил поручить это дело тебе, потому что только ты, по моему мнению, сумел бы загнать его в тупик. До этого ты делал это просто блестяще... А в этот раз ты вместо этого...- Ингибаров махнул рукой.
А потом он вдруг сказал такое, от чего Вадим просто обалдел. Потому что не то, чтобы он подобного до сих пор ни разу не слышал от начальника - он попросту не предполагал, что шеф может такое сказать.
Потом Ингибаров сказал... Он произнес эти слова просто и по-человечески, без обычных и привычных ужимок и стремления поиграть в загадочность.
- Слышь, Вадька, - сказал Ингибаров, - у тебя, случаем, нет ничего выпить?
Выпить у Вадима было нечего. У него выпить не было никогда. И начальник это прекрасно знал. Однако тут Вострецов вспомнил, что где-то в его кабинете в сейфе, черт знает с каких времен пылится недопитая бутылка плохонького коньяка. Он ничего не сказал, просто взял связку ключей и, громыхнув, распахнул сейф.
АШОТ - МАКСИМЧУК - ЯНА
Возникшая пауза затянулась. Становилась попросту нестерпимой.
- Так что мы теперь будем делать, ахпер Саша? - не выдержал Айвазян.
Максимчук не ответил, сосредоточенно думал. Думал непривычно напряженно, нахмурившись, даже губами время от времени чуть шевелил от натуги. Ашот смотрел на него с некоторым удивлением - по его убеждению, обычно у Александра лучше получалось кулаками махать, чем шевелить мозговой извилиной.
- Не знаю, друже Ашот,- наконец произнес он. - Честно говорю: не знаю.
Впрочем, ситуация и в самом деле не просчитывалась. Слишком много неясного вдруг сплелось в единый нераспутываемый - во всяком случае, пока - клубок. Мало того, что некая, совершенно неведомая женщина с неведомыми целями выдавала себя за жену этого злосчастного Абрамовича, мало того, что жена настоящая ничего не могла рассказать, чем ее муж занимался и на чем он мог прогореть, мало того, что муж пропал, а все вокруг внушают бедной растерянной женщине, что она ни в коем случае не должна обращаться за помощью к кому бы то ни было, мало того, что неведомый похититель с непонятной закономерностью регулярно оповещает ее о состоянии здоровья мужа и при этом не считает нужным сказать ей об условиях, которые он выдвигает для освобождения человека - мало всего этого, так еще и звонит он при этом с телефона, которого в Москве попросту не может существовать.
Тут уж, как обычно говорил в таких случаях Александр, без пол-литры не разберешься.
- Может, ну его к едреней фене? - вдруг резко сказал Максимчук.
В зависшей в квартире гнетущей тишине его голос прозвучал неожиданно громко.
- Кого это его? - не понял Ашот.
- Ну, я имею в виду все это дело?.. Посуди сам: мы с тобой тут вообще не при чем, заказ лопнул, ну а раз эти все, - он качнул головой куда-то в пространство, - против того, чтобы поднимался шум, значит, там и в самом деле не все чисто... Мы-то с тобой тут причем?
- Так что же, просто встанем и уйдем? - Ашот был здорово удивлен таким предложением, которое настолько не было похоже на Александра.
- Нет, почему же... Сообщим обо всем Вадиму и пусть он этим занимается.
Он говорил, словно не замечая Яну Казимировну, которая напряженно сидела в кресле в углу и встревоженно вслушивалась в разговор.
- А как же я? - наконец не выдержала она. - Вы что же, просто так оставите меня?
- А что мы можем для вас сделать, сударыня? - по-прежнему не глядя на нее, заговорил Максимчук. - Мужа вашего нам без дополнительной помощи не найти, сами вызволить его мы не в состоянии. Поэтому завтра к пятнадцати часам опять приедем к вам и попытаемся определить, кто и откуда вам звонит, еще раз. А до этого вам придется побыть одной. Ведь вы уже несколько дней терпели, ну так потерпите еще денек...
- Но так нельзя, Саша, - наконец решительно заговорил Ашот, который не мог сообразить, с чего это вдруг приятель ведет себя настолько непонятно. - Во-первых, как бы то ни было, мы взялись за дело. Потом, у нас просит помощи женщина. И в-третьих...- он запнулся. - Есть же и третья причина - я тебе рассказывал.
Он намекал на свое приключение на бульваре, когда следил за Абрамовичем. Максимчук намек понял.
- Да, ты прав, есть и в-третьих, - согласился он. - Да только сейчас дело уже вышло за рамки частного расследования. Тут уже начинается компетенция официальных органов, а может даже госбезопасности.
Ашот, услышав такое, несколько опешил. Если это так, это и в самом деле меняет дело.
- Но с чего ты это взял, что госбезопасности? - поежился Айвазян.
- С чего...- неопределенно передернул плечами Максимчук.- Думаю так.
Было вполне очевидно, что приятель что-то от него скрывает. Но настаивать на ответе не стал - рядом находился посторонний человек, женщина, перед которой и в самом деле не следовало раскрывать все карты.
- Не оставляйте меня, пожалуйста, - вдруг неожиданно жалобно всхлипнула Яна Казимировна. - Не оставляйте меня. Я боюсь.
И она заплакала.
- Началось, - недовольно проговорил Александр. - Не успели уйти... Я же чувствовал, что этим дело закончится.
Он поднялся с места, подошел к хозяйке, поджав ноги, присел на круглый валик подлокотника. Положил руку женщине на плечо.
- Не нужно плакать, это ведь не поможет...- начал он что-то успокаивающе говорить.
- Мне страшно одной...- тут же вцепилась в него Яна Казимировна.
Они говорили одновременно, не слушая один другого: Максимчук успокаивающе, хозяйка - жалуясь. Он гладил ее по волосам своей могучей ручищей, а она тычась, словно в поисках защиты, в его живот, оказавшийся наиболее доступным для ее лица местом.
Прям-таки кадры из кинофильма про доброго розыскника и запутавшуюся в жизненных проблемах обывательшу, поморщившись, подумал Ашот. Он и в кино не любил подобных сцен, а уж в жизни... А потому молча поднялся и вышел из комнаты. Прошел на кухню. Оценивающе повел вокруг глазами. Чем-то надо было заняться, чем-то объяснить свое отсутствие... Он потрогал чайник. Тот был достаточно горячим, однако сыщик, затягивая время, щелкнул клавишей, включая его. Теперь можно было со спокойной совестью пару-тройку минут посидеть, размышляя, и не присутствовать при сцене утешения.
...В чем и в самом деле бесспорно прав Александр, думал Ашот, так это в том, что всей этой информацией нужно обязательно поделиться с Вадькой. И пусть они сами, оплачиваемые государством сыскари, занимаются всем этим сомнительным делом. Это будет самым правильным решением... Но ведь и оставлять просто так женщину с ее страхами в собственной, в миг опустевшей квартире, тоже нельзя. Просто так сидеть здесь и ждать невесть чего - и подавно не дело. И как же тогда быть?
Как же быть, как быть?.. Нужно понять главное, нужно понять загадку, которую загадывает нам неведомый преступник. Должна быть в этом деле какая-то разгадка, должна быть. Должен быть тот меч, которым одним махом разрубит весь клубок загадок. Нужно только найти его.
Допустим, Абрамович запутался в долгах. Например, для удобства размышления, в карточных. Или еще в каких, неважно... Тогда логично допустить, что сначала его начинают теребить, он начинает нервничать, потом его "ставят на счетчик", он изымает из дома все деньги, пускается в какую-то рискованную аферу, у него что-то не получается, и тогда его забирают кредиторы и требуют погашения задолженности... Логично. Но у кого тогда его требовать, это погашение? Либо у жены, либо у компаньонов по бизнесу. В данной ситуации не происходит ни то, ни другое. Значит, данная догадка, скорее всего, неверна. Если только у Абрамовича нет еще одного бизнеса, о котором пока им ничего не известно, и деньги требуют, соответственно, с других компаньонов... Не исключено, конечно. Но только эту версию пока отставим, потому что нет никаких, даже косвенных данных, которые бы ее подтверждали... Тогда логичнее предположить иное: например, что от него, от Абрамовича, требуют какой-то информации. Причем, информации, опять же, скорее всего, той, которая затрагивает серьезные интересы фирмы "Плутон", той фирмы, в которой Абрамович работает. Тогда понятно, что об этом не сообщают в милицию или в органы государственной безопасности. Но в то же время становится неясным, зачем похититель все эти дни названивает Яне Казимировне. Очевидно, он знает, что рано или поздно у нее кто-то появится...
Стоп!
Словно повинуясь его мысленной команде, громко щелкнул, выключаясь, закипевший чайник. Ашот даже вздрогнул от неожиданности. Вот она, разгадка, которая хоть что-то объясняет во всей этой истории!
Похититель изначально не сомневался, что рано или поздно у жены похищенного кто-то появится... Он просто выжидал время. И тогда становится вполне понятным появление на фирме той шикарной дамы! Уже тогда, больше недели назад, была заброшена удочка, на которую они с Александром клюнулись и на которой их подсекли только сегодня. Как же все ловко укладывается в рамки, если принять эту версию!.. Итак, кратенько, рабочая версия... К ним, в частное сыскное агентство, подбрасывают заведомо туфтовую информацию, обещают какие-то весьма немалые деньги, а потом заказчик исчезает. Естественно, через какое-то время частные сыщики, выполнив заказанную работу, желая получить заработанные денежки, пожалуют к заказчице домой. А там вдруг выясняется, что произошло похищение и что, более того, жена-то не та!.. Выходит, вся эта афера изначально была задумана, чтобы о похищении стало известно. Причем, стало известно именно частному агентству, а не официальной милиции.
Так-так-так... Логично. Стройно. Оригинально. Любопытно... Что это нам дает? А это нам дает, братцы мои, прямую наводку на конкретное место, против которого нацелена вся эта операция с похищением. Нам прямо и недвусмысленно указывают, что некий таинственный Валентин желает, чтобы мы направились в тот таинственный дом, возле которого на Ашота попытались совершить нападение.
И если это и в самом деле так, то это отнюдь не значит, что нужно тотчас бросать все и бросаться туда сломя голову. Потому что тут, судя по всему, дело намечается похлеще, чем в кафе у Барабаса.
У Барабаса...
Мысли Ашота, споткнувшись об это имя, изменили направление своего течения. Он даже попытался спорить сам с собой, стараясь докопаться до истины, которая, по всему чувствовалось, лежит где-то совсем рядом, надо только суметь нащупать ее...
А что если этот неведомый Валентин подобными подсказками попросту пытается бороться со своими противниками руками других людей - в прошлый раз Вадима, в этот раз руками частного детективного агентства?.. Нет, вряд ли, он же и сам кое-кого прихлопнул... Да, прихлопнул, но ведь и в самом деле только кое-кого, единичных, не слишком крутых, людей. А против крупных сил противника, с которыми самому не совладать, с тем же Барабасом, скажем, подталкивает нас. Если это допустить, то получается, что и в кафе тогда все вышло по его, Валентина, задумке. Шлепнув того киллера, как его, бишь, кличут, Буйвол, что ли, или Бизон, он тем самым спровоцировал интерес персонально к Барабасу и к его заведению... Логично, черт побери, очень логично... Может быть, и тут происходит нечто аналогичное? Допустим, мы накрываем дом на бульваре, неважно что именно там окажется - притон, публичный дом, клуб наркоманов или "голубых", это дело десятое - а Валентин, вновь добившись-таки своего, где-то поблизости будет хихикать и довольно потирать руки.