Страница:
С тяжелым сердцем он глядел в окно, машинально наблюдая, как лондонцы спешат по своим делам, привычно не обращая внимания на дождь. Это был типичный ноябрьский дождь, обложной, холодный, сопровождающийся пронизывающим ветром, и в сердце Чарли царила такая же унылая и холодная осень. Погрузившись в свои невеселые размышления, он даже не заметил, как они добрались до аэропорта Хитроу, и, лишь выйдя из машины, понял, что обратной дороги для него нет.
— Не хотите ли что-нибудь выпить, мистер Уотерстон? Виски, шампанское, глоток красного вина? — снова обратилась к нему стюардесса, отвлекая Чарли от мрачных мыслей. Самолет находился в воздухе уже больше часа, но за это время он едва ли пошевелился и теперь с трудом разминал затекшие мускулы.
— Нет, спасибо, ничего не надо, — ответил он, но с его лица ушло напряженное выражение, и он уже не выглядел таким мрачным, как тогда, когда только что поднялся на борт воздушного лайнера.
К этому времени все стюардессы уже знали об унылом пассажире из салона первого класса. Он отказывался от коктейлей и даже не попытался воспользоваться многоканальными наушниками, чтобы послушать музыку или последние новости. Когда пришло время ужина, стюардесса заметила, что он спит, отвернувшись к окну.
— Интересно было бы знать, что с ним такое, — сказала одна стюардесса другой, когда они встретились в самолетной кухне. — Он выглядит просто ужасно.
— Может быть, он возвращается к нелюбимой жене после удивительной ночи, проведенной с любовницей? — предположила та, рассмеявшись.
— Почему ты решила, что он женат? — удивилась первая стюардесса, и на ее лицо легла легкая тень разочарования.
— У него на пальце след от обручального кольца. Готова спорить, что само кольцо лежит в кармане или в бумажнике. Я совершенно уверена, что он летал в Лондон для того, чтобы изменить жене с какой-нибудь горяченькой штучкой.
— Может, он вдовец… — вступила в разговор третья стюардесса, и обе ее подруги разочарованно простонали.
— Просто еще один бизнесмен, который дурачит свою жену, — сказала светловолосая стюардесса и нахмурилась. — Я в этих делах, слава богу, разбираюсь.
С этими словами она взяла тележку с мороженым, фруктами, печеньем и сыром и покатила ее к салону первого класса. Возле кресла странного пассажира она ненадолго остановилась, чтобы взглянуть на него, но Чарли так и не пошевелился, и девушка прошла дальше.
Стюардесса, заметившая у него на пальце след от кольца, не ошиблась. Свое обручальное кольцо Чарли снял только задень до отъезда из Лондона. Прежде чем убрать кольцо, он долго смотрел на него, вспоминая тот день, когда он впервые надел этот тоненький золотой ободок. Это было так давно… почти десять лет назад, и девять из них он был совершенно счастлив. Даже сейчас кольцо было с ним. Оно лежало у него в кармане, и, хотя Чарли уже понял, что все кончено, воспоминания о лондонской жизни все еще были слишком свежи в его памяти. Он спал, неудобно скрючившись в кресле, и ему снилось, что он и Кэрол по-прежнему вместе. Во сне Кэрол смеялась и говорила ему что-то ласковое, но, когда он попытался поцеловать ее, она вдруг отшатнулась от него и стала отступать. Чарли все тянулся к ней, но Кэрол продолжала отдаляться, и он никак не мог ее догнать. А потом он вдруг увидел совсем рядом какого-то мужчину, который внимательно наблюдал за ними. Кэрол повернулась в его сторону, и Чарли увидел, как этот мужчина манит, манит ее к себе… Это был Саймон, и он смеялся. Один, другой, третий шаг, и Кэрол очутилась в его объятиях, а протянутые руки Чарли бессильно опустились. Его ладони были пусты, и он уже не чувствовал тепла ее тела.
Глава 2
— Не хотите ли что-нибудь выпить, мистер Уотерстон? Виски, шампанское, глоток красного вина? — снова обратилась к нему стюардесса, отвлекая Чарли от мрачных мыслей. Самолет находился в воздухе уже больше часа, но за это время он едва ли пошевелился и теперь с трудом разминал затекшие мускулы.
— Нет, спасибо, ничего не надо, — ответил он, но с его лица ушло напряженное выражение, и он уже не выглядел таким мрачным, как тогда, когда только что поднялся на борт воздушного лайнера.
К этому времени все стюардессы уже знали об унылом пассажире из салона первого класса. Он отказывался от коктейлей и даже не попытался воспользоваться многоканальными наушниками, чтобы послушать музыку или последние новости. Когда пришло время ужина, стюардесса заметила, что он спит, отвернувшись к окну.
— Интересно было бы знать, что с ним такое, — сказала одна стюардесса другой, когда они встретились в самолетной кухне. — Он выглядит просто ужасно.
— Может быть, он возвращается к нелюбимой жене после удивительной ночи, проведенной с любовницей? — предположила та, рассмеявшись.
— Почему ты решила, что он женат? — удивилась первая стюардесса, и на ее лицо легла легкая тень разочарования.
— У него на пальце след от обручального кольца. Готова спорить, что само кольцо лежит в кармане или в бумажнике. Я совершенно уверена, что он летал в Лондон для того, чтобы изменить жене с какой-нибудь горяченькой штучкой.
— Может, он вдовец… — вступила в разговор третья стюардесса, и обе ее подруги разочарованно простонали.
— Просто еще один бизнесмен, который дурачит свою жену, — сказала светловолосая стюардесса и нахмурилась. — Я в этих делах, слава богу, разбираюсь.
С этими словами она взяла тележку с мороженым, фруктами, печеньем и сыром и покатила ее к салону первого класса. Возле кресла странного пассажира она ненадолго остановилась, чтобы взглянуть на него, но Чарли так и не пошевелился, и девушка прошла дальше.
Стюардесса, заметившая у него на пальце след от кольца, не ошиблась. Свое обручальное кольцо Чарли снял только задень до отъезда из Лондона. Прежде чем убрать кольцо, он долго смотрел на него, вспоминая тот день, когда он впервые надел этот тоненький золотой ободок. Это было так давно… почти десять лет назад, и девять из них он был совершенно счастлив. Даже сейчас кольцо было с ним. Оно лежало у него в кармане, и, хотя Чарли уже понял, что все кончено, воспоминания о лондонской жизни все еще были слишком свежи в его памяти. Он спал, неудобно скрючившись в кресле, и ему снилось, что он и Кэрол по-прежнему вместе. Во сне Кэрол смеялась и говорила ему что-то ласковое, но, когда он попытался поцеловать ее, она вдруг отшатнулась от него и стала отступать. Чарли все тянулся к ней, но Кэрол продолжала отдаляться, и он никак не мог ее догнать. А потом он вдруг увидел совсем рядом какого-то мужчину, который внимательно наблюдал за ними. Кэрол повернулась в его сторону, и Чарли увидел, как этот мужчина манит, манит ее к себе… Это был Саймон, и он смеялся. Один, другой, третий шаг, и Кэрол очутилась в его объятиях, а протянутые руки Чарли бессильно опустились. Его ладони были пусты, и он уже не чувствовал тепла ее тела.
Глава 2
Когда шасси коснулось твердого бетона посадочной полосы в аэропорту Кеннеди, самолет резко вздрогнул, и этот толчок разбудил Чарли. Весь перелет он проспал, и это было вовсе неудивительно, учитывая, какую бурю чувств он пережил в последние дни… недели… месяцы. Что ни говори, он прошел через ад, настоящий ад, и его истощенная нервная система отчаянно нуждалась в отдыхе.
По местному времени было три часа пополудни. Ослепительно красивая стюардесса, словно сошедшая с рекламного плаката, вручила ему плащ. Чарли машинально улыбнулся ей, и стюардесса еще раз пожалела, что он не проснулся раньше и ей не удалось с ним поболтать.
— Вернетесь с нами в Лондон, мистер Уотерстон, или задержитесь? — спросила она с надеждой. Что-то в облике и манерах пассажира подсказывало девушке, что он живет в Европе, а не в Америке. Как и у многих стюардесс, у нее была в Лондоне крошечная квартирка, которую она снимала пополам с подругой и которая была очень удобна для свиданий. Впрочем, бывать там ей приходилось только в выходные.
— К сожалению, нет. — Чарли снова улыбнулся, от души желая, чтобы он мог вернуться в Англию этим же рейсом. — Я переезжаю в Нью-Йорк, — добавил он, как будто стюардессе было не все равно, но она только кивнула и отошла. Чарли же надел плащ и снял с полки свой кожаный кейс.
Поток пассажиров двигался со скоростью пролившейся патоки, поэтому, прежде чем Чарли покинул самолет, прошло еще минут двадцать. К счастью, ему удалось быстро получить свои две сумки и поймать такси, идущее в город. Садясь в машину, Чарли мимолетно удивился тому, как холодно было в аэропорту. Стояло только начало ноября, но в воздухе ясно ощущалось дыхание близких морозов, и он поплотнее запахнул на себе плащ.
Он ехал в восточную часть города, в район Пятидесятых улиц, где фирма временно сняла для него однокомнатную квартиру. Здесь Чарли предстояло жить первое время, пока он не найдет другое, более подходящее жилье.
— Откуда вы, мистер? — спросил водитель такси, который, не выпуская изо рта замусоленного окурка сигары, пытался играть в догонялки с двумя другими такси и лимузином. При въезде в город они чудом разминулись с тяжелым грузовиком, и Чарли вздохнул свободнее только тогда, когда машина прочно завязла в бесконечных пятничных пробках.
— Из Лондона, — коротко ответил он, равнодушно глядя в окно. Чарли знал этот район, но вид знакомых зданий не пробудил в его душе никаких теплых чувств.
— И долго вы там проторчали? — снова спросил водитель, которому вдруг захотелось поболтать. При этом он продолжал лавировать в потоках движения с беспечностью, которая граничила с настоящим безрассудством, однако чем ближе они подъезжали к центру города, тем плотнее становились пробки, и этот небезопасный спорт перестал доставлять водителю удовольствие.
— Десять лет, — не думая ответил Чарли, и шофер бросил на него быстрый взгляд в зеркало заднего вида.
— Долгонько… — протянул он. — А к нам вы надолго?
— Надолго. Мне пришлось переехать в Нью-Йорк. По служебной необходимости, — пояснил Чарли и неожиданно почувствовал в груди сосущую пустоту. Его внутренние биологические часы все еще были настроены на лондонское время, а в Лондоне было уже половина десятого вечера. Кроме того, нью-йоркский городской ландшафт, выполненный в кубистско-функциональном стиле, подавлял своим массивным единообразием, и Чарли вспомнил изысканную красоту Вестминстера, Биг-Бен и ажурные арки мостов через Темзу. Правда, шоссе, связывавшее аэропорт Хитроу с Лондоном, мало чем отличалось от американских хайвеев, но каждый раз, когда Чарли приходилось ехать по нему, его не оставляло ощущение чего-то родного, близкого. Хороший ли, плохой, Лондон был его домом. Вернее, когда-то был…
В Нью-Йорке же он чувствовал себя чужим. Не имело никакого значения, что после окончания архитектурного колледжа Йельского университета Чарли прожил здесь целых семь лет. Он родился и вырос в Бостоне и всегда недолюбливал этот похожий на кляксу мегаполис с метастазами пригородов стандартной застройки.
— Другого такого города нет во всем свете! — с гордостью провозгласил водитель, экспрессивно размахивая зажженной сигарой. Машина как раз въехала на мост, и впереди возникла впечатляющая панорама города, но Чарли не приободрился даже при виде знаменитой Эмпайр-Стейт-Билдинг. Он ничего не ответил водителю, и остаток пути прошел в молчании, благо ехать оставалось недолго.
Когда машина остановилась у многоквартирного жилого дома на 54-й улице, Чарли расплатился с водителем и, вызвав звонком консьержа, назвал себя. Его уже ждали. Вооружившись ключом, консьерж проводил его на третий этаж, где в конце длинного коридора находилась дверь его квартиры.
Еще недавно Чарли был искренне рад, что у него есть место, где можно остановиться хотя бы в первое время, однако при виде убогой обстановки квартиры настроение его совсем испортилось. Единственная спальня — она же гостиная — была слишком мала, а низкий потолок едва не вызвал у него острый приступ клаустрофобии. Мебель была новой, но Чарли не увидел здесь ни одного деревянного предмета. Кресла, стулья, столы — все было из древесно-волокнистых плит с покрытием из жаростойкой «формайки» казенного бледно-зеленого оттенка. В углу Чарли разглядел крошечную стойку бара, отделанную белым пластиком с золотой искрой, а рядом — две высокие табуретки, обтянутые светлым кожзаменителем. Даже растения в горшках на окне, которые бросились ему в глаза, как только он включил свет, — и те были искусственными.
Поставив сумки на раскладной диванчик, который при необходимости превращался в кровать, Чарли не сдержал разочарованного вздоха. Комната напомнила ему номер в самом дешевом мотеле — разве что на столах и на тумбочке не было ни черных подпалин от затушенных сигарет, ни липких кругов от стаканов, но это не имело уже никакого значения. У Чарли не осталось ничего своего — ни жены, ни дома, ни вещей, которые можно было бы поставить на ночной столик возле кровати. Казенная душа в казенном доме — вот кем он стал всего за год, за двенадцать месяцев, на протяжении которых он ни разу не изведал настоящей радости. Даже сейчас Чарли мысленно вел счет своим потерям, и список их с каждым днем становился все длиннее.
Сняв плащ, Чарли небрежно бросил его на обеденный стол. Квартирка явно была выбрана в расчете на то, что он постарается как можно скорее найти себе место поуютней. Но на первую ночь годилось и это.
Он сходил в кухню и, достав ив холодильника банку пива, устроился на диване. Но стоило Чарли закрыть глаза, как ему сразу вспомнился номер в гостинице «Клэридж» и их собственный дом, в котором было так хорошо и спокойно. Мгновение он размышлял, не позвонить ли Кэрол.
Ты, даже не представляешь себе, в каком ужасном месте они меня поселили!..
Так он начал бы разговор с нею, и, возможно, Кэрол сумела бы найти слова, чтобы подбодрить его, но что он сказал бы ей дальше? К тому же Чарли никак не мог понять, почему в последнее время ему все время хочется говорить Кэрол какие-то смешные, грустные и даже шокирующие вещи? Почему он не может поговорить с ней нормально? Впрочем, он знал — почему, поэтому он даже не потянулся к телефону, а остался сидеть на диване с полупустой жестянкой пива в руках, стараясь не смотреть на убогую обстановку.
Особенно сильно на него почему-то подействовали яркие постеры на стенах — один с изображением заката, а второй — с портретом очкового медведя-панды. Чарли всерьез решал, не сорвать ли их со стены, но раздумал. Вместо этого он поднялся и пошел в ванную комнату, которая по размерам оказалась ненамного больше платяного шкафа. Ванны здесь не было, а был только душ, но Чарли почувствовал, что слишком устал и что у него не хватит сил даже на то, чтобы раздеться. Поэтому он вернулся в комнату и снова сел на диван, глядя в пустоту перед собой. Прошло несколько минут, и он лег на спину, стараясь ни о чем не думать и не вспоминать о прошлом. Спустя примерно час он все-таки встал, разложил диван, постелил белье, которое нашел в тумбе у изголовья, и, погасив свет, лег под одеяло. В девять по нью-йоркскому времени он уже спал.
Когда на следующее утро Чарли проснулся, в окна квартиры лился солнечный свет. Его часы показывали три часа ночи по Гринвичу, и он перевел их на десять утра в соответствии с местным временем. Чарли зевнул и выбрался из постели.
С неубранной кроватью, занимавшей добрую половину свободного пространства, квартирка выглядела особенно неряшливо. Ощущение, чти его заставили жить в коробке из-под ботинок, снова вернулось к Чарли, но он взял себя в руки. Наскоро приняв душ и побрившись, он заглянул в холодильник и, убедившись, что там нет ничего, кроме начатой упаковки баночного пива и пластиковой бутылки с содовой, быстро натянул джинсы и теплый свитер и вышел на улицу.
Несмотря на то что время приближалось к полудню, а солнце светило вовсю, на улице оказалось довольно холодно. Кое-где на карнизах Чарли даже заметил седоватый налет изморози — верный признак того, что ночью было холодно. Ежась от холода, он быстро съел сандвич и запил его горячим кофе в закусочной на Третьей авеню, а потом медленно пошел к центру города, разглядывая прохожих, витрины магазинов и многочисленные рекламы на фронтонах зданий.
Нью-Йорк оставался Нью-Йорком. Чарли вспомнил, что когда-то даже любил его. Здесь он радовался своим первым успехам в архитектурном бизнесе, здесь он впервые встретился с Кэрол, здесь начиналась его карьера, однако, несмотря на все это, Чарли никогда не испытывал никакого желания вернуться сюда. Изредка наезжать в Нью-Йорк он даже, пожалуй, любил, но Чарли даже представить себе не мог, что ему снова придется здесь жить. Но судьба распорядилась иначе, и Чарли пока не мог сказать, к добру это или к худу. Единственное, что он знал, это то, что, если понадобится, он может без проблем вписаться в здешнюю жизнь-, ибо она была ему хорошо знакома. И действительно, прошло совсем немного времени, как он начал действовать в том же темпе, что и коренные жители города. Купив у мальчишки на углу «Нью-Йорк тайме», Чарли нашел раздел о сдаче квартир внаем и, не тратя времени даром, отправился по адресам, которые заинтересовали его больше других.
В течение часа он осмотрел три квартиры, но все три его разочаровали. Они оказались слишком дорогими и к тому же намного меньше, чем ему было нужно, — впрочем, по сравнению с его нынешней конурой это были просто роскошные квартиры. Увы, Чарли понял это только тогда, когда часам к шести вечера вернулся в свою меблирашку на 54-и улице.
Ему вовсе не улыбалось провести остаток вечера в одиночестве в единственной комнате квартиры, однако от усталости у него буквально подкашивались ноги, да и смена часовых поясов не прошла для Чарли бесследно. Поэтому он решил пренебречь ужином и вместо этого засел за документы, которые ему переслали для ознакомления с текущими проектами нью-йоркского бюро.
На следующее утро Чарли отправился в бюро, благо от дома, где он поселился, до него было всего четыре квартала. Возможно, руководство фирмы остановило свой выбор на этой квартирке, исходя именно из ее близости к новому месту работы Чарли. Кроме того, Чарли сам отказался от предложенного Уиттакером номера в отеле, сказав, что предпочитает квартиру.
Архитектурно-дизайнерское бюро располагалось на пятидесятом этаже здания на углу 51-й улицы и Парк-авеню. Поднявшись в приемную — по случаю воскресенья в конторе никого не было, так что дальше пустой приемной он не попал, — Чарли недолго постоял там, любуясь видом из окна, а потом внимательно осмотрел выставленные тут же макеты и развешанные по стенам чертежи проектируемых зданий.
То, что он увидел, поразило его. Он был готов к тому, что многое здесь изменилось, и втайне надеялся, что интересная работа поможет ему отвлечься, но, судя по всему, рассчитывал он на это напрасно. Тех десяти лет, что он провел в Лондоне, как будто вовсе не было — на стендах Чарли увидел все те же старые проекты, над которыми работал еще после окончания колледжа. Неужели за все это время не появилось никаких новых разработок? Это казалось маловероятным, но выяснить все раньше завтрашнего утра было нельзя.
В понедельник, когда он должен был приступить к работе в конторе, Чарли проснулся в четыре утра. Он все еще продолжал жить по лондонскому времени, к тому же ему не терпелось поскорее начать знакомиться с делами. Остававшиеся в его распоряжении часы Чарли потратил на работу с разными бумагами, и, когда наконец наступило время отправляться на службу, он вышел из дома чуть ли не в приподнятом настроении. Стоило ему, однако, переступить порог бюро, как он сразу почувствовал витавшее в воздухе напряжение. Аура настороженности казалась такой плотной, что при желании ее, наверное, можно было пощупать руками.
К сожалению, первые впечатления Чарли оказались верными. Его новые подчиненные были больше всего озабочены тем, чтобы занять лучшее место под солнцем — и ничем больше. Каждый из руководителей среднего звена, которых Чарли по одному вызывал к себе в кабинет, чтобы познакомиться, считал своим непременным долгом рассказать новому начальнику пару-другую сплетен и секретов не лучшего свойства, касающихся личной жизни, стиля работы и привычек того или иного сотрудника. Уже через пару часов Чарли стало абсолютно ясно, что здесь, в отличие от лондонского филиала фирмы, не существовало сплоченной команды единомышленников, которые сообща делали одно важное дело. Здесь каждый был сам за себя. Правда, многим из сотрудников нельзя было отказать в наличии солидного опыта и даже таланта, однако свои способности и энергию они тратили на то, чтобы обратить на себя внимание, выделиться в толпе коллег-конкурентов и, опередив всех, занять более выгодную должность.
Но еще больше Чарли был удивлен, когда узнал, чем они тут занимаются. Все сотрудники нью-йоркского бюро были прекрасно подготовленными архитекторами и талантливыми дизайнерами; у Чарли даже сложилось впечатление, что они выполняют довольно солидный объем работы, однако проекты, над которыми они проливали так много пота, были проектами вчерашнего дня! Это подозрение мелькнуло у него еще вчера, но Чарли тогда подумал, что не стоит полагаться только на то, что выставлено в приемной на всеобщее обозрение. Сейчас же он убедился, что был прав, — ни одна европейская архитектурная фирма не занималась ничем подобным уже лет пятнадцать-двадцать. Насчет Соединенных Штатов Чарли не был так уверен; в свои прошлые кратковременные наезды в Нью-Йорк он не заметил ни одного здания того типа, что лежали перед ним в чертежах, однако в те времена он был слишком сосредоточен на управлении лондонским филиалом, чтобы обращать внимание на то, что происходит за океаном. С уверенностью Чарли мог сказать только одно:
«новые» проекты фирмы ему определенно не нравились. Они сильно отличались от того, к чему он привык, и были слишком примитивными.
Билл Джонс и Артур Уиттакер, приехавшие в контору к обеду, чтобы представить Чарли персоналу, были весьма довольны тем впечатлением, которое новый начальник произвел на сотрудников.
Некоторые, правда, держали себя с Чарли настороженно, но большинству он все же пришелся по душе. Среди старших архитекторов были даже двое его коллег, с которыми Чарли когда-то начинал работать, однако его неприятно удивило, как мало они продвинулись с той далекой поры. Оба распахивали все тот же участок, который застолбили десять лет назад, и, судя по всему, были весьма этим довольны.
Что касалось молодых специалистов и служащих среднего звена, то они, казалось, были еще более скованы и напряжены, чем люди, на которых они работали. Чарли чувствовал это каждой клеточкой своего тела.
— Что здесь происходит? — напрямик спросил он, обедая с несколькими старшими архитекторами в своем отделанном панелями красного дерева кабинете, из окна которого открывался живописный вид на Ист-ривер. — У меня сложилось впечатление, — продолжал он, — что все вы чего-то боитесь. Проекты, которые здесь разрабатывают, кажутся мне весьма и весьма консервативными. Такой дизайн уже несколько лет не пользуется спросом ни в Европе, ни даже в Азии. Может быть, вы объясните мне, в чем дело?
Сотрудники переглянулись, некоторые кивнули друг другу, но, к удивлению Чарли, никто ему не ответил.
— Так что же? — продолжал допытываться он. — Давайте говорить начистоту, ведь нам нечего друг от друга скрывать, верно? Пятнадцать лет назад я видел здесь гораздо более интересные и современные проекты. Что же случилось? Почему мы так отстали?
В ответ на его прочувствованную тираду один из дизайнеров неестественно громко рассмеялся, остальные остались серьезны, и лишь Бену Чоу, одному из четверки старших архитекторов, хватило смелости откровенно ответить на вопрос Чарли. Это было как раз то, чего Чарли и добивался. Если он собирался эффективно руководить этим бюро, он должен был точно знать, в чем дело.
— Все дело в том, — сказал Бен, — что нас держат под колпаком. Это тебе не Европа, Чарли. Старшие партнеры постоянно заглядывают нам через плечо, чтобы поправить или даже одернуть, если что-то пойдет не так, как они считают правильным. Ты сам знаешь, что они — сверхконсервативны и не любят рисковать. По их мнению, то, что годилось пятнадцать лет назад, годится и сейчас, и, покуда они не начали терять на этом деньги, убедить их в чем-то совершенно невозможно. Что касается Европы, то до нее Уиттакеру и Джонсу нет никакого дела. Они просто хотят заниматься той же работой, которой занимались всегда, — по их представлениям, именно она сделала фирме имя. Европу они рассматривают как далекую окраину, где возможны всякие эксцентрические штучки, но для них это просто неизбежное зло, не больше того.
Тут Чарли мимолетно подумал о том, что именно такая точка зрения позволила ему заниматься тем, чем он хотел, и делать то, что он считал необходимым. В Лондоне он был свободен как птица. В Нью-Йорке, понял Чарли, этого не будет.
— Ты это серьезно? — переспросил он удивленно, и Бен торжественно кивнул, а его коллеги беспокойно задвигались. Если бы кто-то из старших партнеров узнал о том, что здесь только что говорилось, серьезных последствий было бы не избежать.
— Именно поэтому никто из молодых специалистов не задерживается у нас надолго. Им просто надоедает годами проектировать то, что они проектировали еще на первом курсе колледжа, — продолжал Бен. — Нет, конечно, в первое время они держатся за место, потому что имя «Уиттакер и Джонс» все еще что-то значит на рынке, но рано или поздно все они уходят в «Ай-эм-пи» или к Ричарду Майеру — словом, в одну из тех фирм, которым нужны их талант и их творческий потенциал, а не просто способность грамотно спроектировать фасад или рассчитать ту или иную балку. Каждый из молодых специалистов мечтает как минимум о революции в промышленном дизайне, а здесь это просто невозможно.
Чарли с интересом слушал Бена, а он, казалось, воодушевлялся все больше и больше.
— В общем, — заявил он, — ты сам скоро все почувствуешь на своей шкуре, если, конечно, тебе не разрешат все здесь изменить. В чем я лично очень сомневаюсь. Скорее наоборот: стоит только боссам почуять, что у тебя в голове завелись кое-какие свежие идейки, как они насядут на тебя так, что тебе не поздоровится.
Тут Чарли не выдержал и улыбнулся. Не для того он столько учился и так много и тяжело работал, чтобы закончить карьеру проектированием стандартных домиков, которые строились и два десятка лет тому назад. Он был уверен, что никто не может заставить его заниматься такой чушью.
Прошло, однако, совсем немного времени, и Чарли понял, что именно этого от него и ожидают. Уиттакер и Джонс совершенно недвусмысленно дали ему понять, что он не должен ни на йоту отклоняться от нескольких типовых проектов, которые Чарли помнил еще по тем временам, когда он только пришел в контору после окончания колледжа. В Нью-Йорк его перевели не потому, что фирме нужен был талантливый архитектор, способный изменить мир или по крайней мере внести свежую струю в деятельность фирмы. Уиттакеру и Джонсу был нужен обычный администратор, и они его получили, а на проекты, которыми Чарли занимался в Европе, им было плевать. Они, впрочем, имели о них кое-какое представление, и это давало им основание утверждать, будто американский рынок коренным образом отличается от рынка европейского. По утверждению Артура Уиттакера, сотрудники нью-йоркского бюро прекрасно справлялись со своей работой. Они делали то, что от них ждали, и своей известностью фирма во многом была обязана их самоотверженному труду.
Когда Чарли впервые услышал это, он был просто шокирован, однако прошло всего две недели, и ему начало казаться, что он сходит с ума. Его талант, его способности, энергия и предприимчивость были никому не нужны. Тогда зачем он вообще здесь? Проверять чертежи? Наводить страх на чертежников? Разбирать склоки и дрязги? Не за этим он ехал из Лондона в Нью-Йорк!
Правда, он выполнял большую и ответственную работу, встречаясь с самыми важными клиентами, и здесь его европейский и азиатский опыт продаж оказался очень и очень кстати. Однако проекты, которые он предлагал от лица фирмы, не вызывали в нем ничего, кроме отвращения. Раньше Чарли мог гордиться разработками, которые он представлял потенциальному заказчику. Теперь же он чувствовал себя неуютно, словно рыночная торговка, пытающаяся всучить ротозею увядший пучок салата или петрушки. Несколько раз он пытался что-то изменить, но даже самые крошечные поправки, которые он делал в проекте, приводили к тому, что в конторе появлялся один из старших партнеров. Потребовав вернуть проекту первоначальный вид, он разражался коротенькой речью о «специфике американского рынка» и отбывал восвояси, а Чарли, скрипя зубами, отдавал чертежи в переделку.
По местному времени было три часа пополудни. Ослепительно красивая стюардесса, словно сошедшая с рекламного плаката, вручила ему плащ. Чарли машинально улыбнулся ей, и стюардесса еще раз пожалела, что он не проснулся раньше и ей не удалось с ним поболтать.
— Вернетесь с нами в Лондон, мистер Уотерстон, или задержитесь? — спросила она с надеждой. Что-то в облике и манерах пассажира подсказывало девушке, что он живет в Европе, а не в Америке. Как и у многих стюардесс, у нее была в Лондоне крошечная квартирка, которую она снимала пополам с подругой и которая была очень удобна для свиданий. Впрочем, бывать там ей приходилось только в выходные.
— К сожалению, нет. — Чарли снова улыбнулся, от души желая, чтобы он мог вернуться в Англию этим же рейсом. — Я переезжаю в Нью-Йорк, — добавил он, как будто стюардессе было не все равно, но она только кивнула и отошла. Чарли же надел плащ и снял с полки свой кожаный кейс.
Поток пассажиров двигался со скоростью пролившейся патоки, поэтому, прежде чем Чарли покинул самолет, прошло еще минут двадцать. К счастью, ему удалось быстро получить свои две сумки и поймать такси, идущее в город. Садясь в машину, Чарли мимолетно удивился тому, как холодно было в аэропорту. Стояло только начало ноября, но в воздухе ясно ощущалось дыхание близких морозов, и он поплотнее запахнул на себе плащ.
Он ехал в восточную часть города, в район Пятидесятых улиц, где фирма временно сняла для него однокомнатную квартиру. Здесь Чарли предстояло жить первое время, пока он не найдет другое, более подходящее жилье.
— Откуда вы, мистер? — спросил водитель такси, который, не выпуская изо рта замусоленного окурка сигары, пытался играть в догонялки с двумя другими такси и лимузином. При въезде в город они чудом разминулись с тяжелым грузовиком, и Чарли вздохнул свободнее только тогда, когда машина прочно завязла в бесконечных пятничных пробках.
— Из Лондона, — коротко ответил он, равнодушно глядя в окно. Чарли знал этот район, но вид знакомых зданий не пробудил в его душе никаких теплых чувств.
— И долго вы там проторчали? — снова спросил водитель, которому вдруг захотелось поболтать. При этом он продолжал лавировать в потоках движения с беспечностью, которая граничила с настоящим безрассудством, однако чем ближе они подъезжали к центру города, тем плотнее становились пробки, и этот небезопасный спорт перестал доставлять водителю удовольствие.
— Десять лет, — не думая ответил Чарли, и шофер бросил на него быстрый взгляд в зеркало заднего вида.
— Долгонько… — протянул он. — А к нам вы надолго?
— Надолго. Мне пришлось переехать в Нью-Йорк. По служебной необходимости, — пояснил Чарли и неожиданно почувствовал в груди сосущую пустоту. Его внутренние биологические часы все еще были настроены на лондонское время, а в Лондоне было уже половина десятого вечера. Кроме того, нью-йоркский городской ландшафт, выполненный в кубистско-функциональном стиле, подавлял своим массивным единообразием, и Чарли вспомнил изысканную красоту Вестминстера, Биг-Бен и ажурные арки мостов через Темзу. Правда, шоссе, связывавшее аэропорт Хитроу с Лондоном, мало чем отличалось от американских хайвеев, но каждый раз, когда Чарли приходилось ехать по нему, его не оставляло ощущение чего-то родного, близкого. Хороший ли, плохой, Лондон был его домом. Вернее, когда-то был…
В Нью-Йорке же он чувствовал себя чужим. Не имело никакого значения, что после окончания архитектурного колледжа Йельского университета Чарли прожил здесь целых семь лет. Он родился и вырос в Бостоне и всегда недолюбливал этот похожий на кляксу мегаполис с метастазами пригородов стандартной застройки.
— Другого такого города нет во всем свете! — с гордостью провозгласил водитель, экспрессивно размахивая зажженной сигарой. Машина как раз въехала на мост, и впереди возникла впечатляющая панорама города, но Чарли не приободрился даже при виде знаменитой Эмпайр-Стейт-Билдинг. Он ничего не ответил водителю, и остаток пути прошел в молчании, благо ехать оставалось недолго.
Когда машина остановилась у многоквартирного жилого дома на 54-й улице, Чарли расплатился с водителем и, вызвав звонком консьержа, назвал себя. Его уже ждали. Вооружившись ключом, консьерж проводил его на третий этаж, где в конце длинного коридора находилась дверь его квартиры.
Еще недавно Чарли был искренне рад, что у него есть место, где можно остановиться хотя бы в первое время, однако при виде убогой обстановки квартиры настроение его совсем испортилось. Единственная спальня — она же гостиная — была слишком мала, а низкий потолок едва не вызвал у него острый приступ клаустрофобии. Мебель была новой, но Чарли не увидел здесь ни одного деревянного предмета. Кресла, стулья, столы — все было из древесно-волокнистых плит с покрытием из жаростойкой «формайки» казенного бледно-зеленого оттенка. В углу Чарли разглядел крошечную стойку бара, отделанную белым пластиком с золотой искрой, а рядом — две высокие табуретки, обтянутые светлым кожзаменителем. Даже растения в горшках на окне, которые бросились ему в глаза, как только он включил свет, — и те были искусственными.
Поставив сумки на раскладной диванчик, который при необходимости превращался в кровать, Чарли не сдержал разочарованного вздоха. Комната напомнила ему номер в самом дешевом мотеле — разве что на столах и на тумбочке не было ни черных подпалин от затушенных сигарет, ни липких кругов от стаканов, но это не имело уже никакого значения. У Чарли не осталось ничего своего — ни жены, ни дома, ни вещей, которые можно было бы поставить на ночной столик возле кровати. Казенная душа в казенном доме — вот кем он стал всего за год, за двенадцать месяцев, на протяжении которых он ни разу не изведал настоящей радости. Даже сейчас Чарли мысленно вел счет своим потерям, и список их с каждым днем становился все длиннее.
Сняв плащ, Чарли небрежно бросил его на обеденный стол. Квартирка явно была выбрана в расчете на то, что он постарается как можно скорее найти себе место поуютней. Но на первую ночь годилось и это.
Он сходил в кухню и, достав ив холодильника банку пива, устроился на диване. Но стоило Чарли закрыть глаза, как ему сразу вспомнился номер в гостинице «Клэридж» и их собственный дом, в котором было так хорошо и спокойно. Мгновение он размышлял, не позвонить ли Кэрол.
Ты, даже не представляешь себе, в каком ужасном месте они меня поселили!..
Так он начал бы разговор с нею, и, возможно, Кэрол сумела бы найти слова, чтобы подбодрить его, но что он сказал бы ей дальше? К тому же Чарли никак не мог понять, почему в последнее время ему все время хочется говорить Кэрол какие-то смешные, грустные и даже шокирующие вещи? Почему он не может поговорить с ней нормально? Впрочем, он знал — почему, поэтому он даже не потянулся к телефону, а остался сидеть на диване с полупустой жестянкой пива в руках, стараясь не смотреть на убогую обстановку.
Особенно сильно на него почему-то подействовали яркие постеры на стенах — один с изображением заката, а второй — с портретом очкового медведя-панды. Чарли всерьез решал, не сорвать ли их со стены, но раздумал. Вместо этого он поднялся и пошел в ванную комнату, которая по размерам оказалась ненамного больше платяного шкафа. Ванны здесь не было, а был только душ, но Чарли почувствовал, что слишком устал и что у него не хватит сил даже на то, чтобы раздеться. Поэтому он вернулся в комнату и снова сел на диван, глядя в пустоту перед собой. Прошло несколько минут, и он лег на спину, стараясь ни о чем не думать и не вспоминать о прошлом. Спустя примерно час он все-таки встал, разложил диван, постелил белье, которое нашел в тумбе у изголовья, и, погасив свет, лег под одеяло. В девять по нью-йоркскому времени он уже спал.
Когда на следующее утро Чарли проснулся, в окна квартиры лился солнечный свет. Его часы показывали три часа ночи по Гринвичу, и он перевел их на десять утра в соответствии с местным временем. Чарли зевнул и выбрался из постели.
С неубранной кроватью, занимавшей добрую половину свободного пространства, квартирка выглядела особенно неряшливо. Ощущение, чти его заставили жить в коробке из-под ботинок, снова вернулось к Чарли, но он взял себя в руки. Наскоро приняв душ и побрившись, он заглянул в холодильник и, убедившись, что там нет ничего, кроме начатой упаковки баночного пива и пластиковой бутылки с содовой, быстро натянул джинсы и теплый свитер и вышел на улицу.
Несмотря на то что время приближалось к полудню, а солнце светило вовсю, на улице оказалось довольно холодно. Кое-где на карнизах Чарли даже заметил седоватый налет изморози — верный признак того, что ночью было холодно. Ежась от холода, он быстро съел сандвич и запил его горячим кофе в закусочной на Третьей авеню, а потом медленно пошел к центру города, разглядывая прохожих, витрины магазинов и многочисленные рекламы на фронтонах зданий.
Нью-Йорк оставался Нью-Йорком. Чарли вспомнил, что когда-то даже любил его. Здесь он радовался своим первым успехам в архитектурном бизнесе, здесь он впервые встретился с Кэрол, здесь начиналась его карьера, однако, несмотря на все это, Чарли никогда не испытывал никакого желания вернуться сюда. Изредка наезжать в Нью-Йорк он даже, пожалуй, любил, но Чарли даже представить себе не мог, что ему снова придется здесь жить. Но судьба распорядилась иначе, и Чарли пока не мог сказать, к добру это или к худу. Единственное, что он знал, это то, что, если понадобится, он может без проблем вписаться в здешнюю жизнь-, ибо она была ему хорошо знакома. И действительно, прошло совсем немного времени, как он начал действовать в том же темпе, что и коренные жители города. Купив у мальчишки на углу «Нью-Йорк тайме», Чарли нашел раздел о сдаче квартир внаем и, не тратя времени даром, отправился по адресам, которые заинтересовали его больше других.
В течение часа он осмотрел три квартиры, но все три его разочаровали. Они оказались слишком дорогими и к тому же намного меньше, чем ему было нужно, — впрочем, по сравнению с его нынешней конурой это были просто роскошные квартиры. Увы, Чарли понял это только тогда, когда часам к шести вечера вернулся в свою меблирашку на 54-и улице.
Ему вовсе не улыбалось провести остаток вечера в одиночестве в единственной комнате квартиры, однако от усталости у него буквально подкашивались ноги, да и смена часовых поясов не прошла для Чарли бесследно. Поэтому он решил пренебречь ужином и вместо этого засел за документы, которые ему переслали для ознакомления с текущими проектами нью-йоркского бюро.
На следующее утро Чарли отправился в бюро, благо от дома, где он поселился, до него было всего четыре квартала. Возможно, руководство фирмы остановило свой выбор на этой квартирке, исходя именно из ее близости к новому месту работы Чарли. Кроме того, Чарли сам отказался от предложенного Уиттакером номера в отеле, сказав, что предпочитает квартиру.
Архитектурно-дизайнерское бюро располагалось на пятидесятом этаже здания на углу 51-й улицы и Парк-авеню. Поднявшись в приемную — по случаю воскресенья в конторе никого не было, так что дальше пустой приемной он не попал, — Чарли недолго постоял там, любуясь видом из окна, а потом внимательно осмотрел выставленные тут же макеты и развешанные по стенам чертежи проектируемых зданий.
То, что он увидел, поразило его. Он был готов к тому, что многое здесь изменилось, и втайне надеялся, что интересная работа поможет ему отвлечься, но, судя по всему, рассчитывал он на это напрасно. Тех десяти лет, что он провел в Лондоне, как будто вовсе не было — на стендах Чарли увидел все те же старые проекты, над которыми работал еще после окончания колледжа. Неужели за все это время не появилось никаких новых разработок? Это казалось маловероятным, но выяснить все раньше завтрашнего утра было нельзя.
В понедельник, когда он должен был приступить к работе в конторе, Чарли проснулся в четыре утра. Он все еще продолжал жить по лондонскому времени, к тому же ему не терпелось поскорее начать знакомиться с делами. Остававшиеся в его распоряжении часы Чарли потратил на работу с разными бумагами, и, когда наконец наступило время отправляться на службу, он вышел из дома чуть ли не в приподнятом настроении. Стоило ему, однако, переступить порог бюро, как он сразу почувствовал витавшее в воздухе напряжение. Аура настороженности казалась такой плотной, что при желании ее, наверное, можно было пощупать руками.
К сожалению, первые впечатления Чарли оказались верными. Его новые подчиненные были больше всего озабочены тем, чтобы занять лучшее место под солнцем — и ничем больше. Каждый из руководителей среднего звена, которых Чарли по одному вызывал к себе в кабинет, чтобы познакомиться, считал своим непременным долгом рассказать новому начальнику пару-другую сплетен и секретов не лучшего свойства, касающихся личной жизни, стиля работы и привычек того или иного сотрудника. Уже через пару часов Чарли стало абсолютно ясно, что здесь, в отличие от лондонского филиала фирмы, не существовало сплоченной команды единомышленников, которые сообща делали одно важное дело. Здесь каждый был сам за себя. Правда, многим из сотрудников нельзя было отказать в наличии солидного опыта и даже таланта, однако свои способности и энергию они тратили на то, чтобы обратить на себя внимание, выделиться в толпе коллег-конкурентов и, опередив всех, занять более выгодную должность.
Но еще больше Чарли был удивлен, когда узнал, чем они тут занимаются. Все сотрудники нью-йоркского бюро были прекрасно подготовленными архитекторами и талантливыми дизайнерами; у Чарли даже сложилось впечатление, что они выполняют довольно солидный объем работы, однако проекты, над которыми они проливали так много пота, были проектами вчерашнего дня! Это подозрение мелькнуло у него еще вчера, но Чарли тогда подумал, что не стоит полагаться только на то, что выставлено в приемной на всеобщее обозрение. Сейчас же он убедился, что был прав, — ни одна европейская архитектурная фирма не занималась ничем подобным уже лет пятнадцать-двадцать. Насчет Соединенных Штатов Чарли не был так уверен; в свои прошлые кратковременные наезды в Нью-Йорк он не заметил ни одного здания того типа, что лежали перед ним в чертежах, однако в те времена он был слишком сосредоточен на управлении лондонским филиалом, чтобы обращать внимание на то, что происходит за океаном. С уверенностью Чарли мог сказать только одно:
«новые» проекты фирмы ему определенно не нравились. Они сильно отличались от того, к чему он привык, и были слишком примитивными.
Билл Джонс и Артур Уиттакер, приехавшие в контору к обеду, чтобы представить Чарли персоналу, были весьма довольны тем впечатлением, которое новый начальник произвел на сотрудников.
Некоторые, правда, держали себя с Чарли настороженно, но большинству он все же пришелся по душе. Среди старших архитекторов были даже двое его коллег, с которыми Чарли когда-то начинал работать, однако его неприятно удивило, как мало они продвинулись с той далекой поры. Оба распахивали все тот же участок, который застолбили десять лет назад, и, судя по всему, были весьма этим довольны.
Что касалось молодых специалистов и служащих среднего звена, то они, казалось, были еще более скованы и напряжены, чем люди, на которых они работали. Чарли чувствовал это каждой клеточкой своего тела.
— Что здесь происходит? — напрямик спросил он, обедая с несколькими старшими архитекторами в своем отделанном панелями красного дерева кабинете, из окна которого открывался живописный вид на Ист-ривер. — У меня сложилось впечатление, — продолжал он, — что все вы чего-то боитесь. Проекты, которые здесь разрабатывают, кажутся мне весьма и весьма консервативными. Такой дизайн уже несколько лет не пользуется спросом ни в Европе, ни даже в Азии. Может быть, вы объясните мне, в чем дело?
Сотрудники переглянулись, некоторые кивнули друг другу, но, к удивлению Чарли, никто ему не ответил.
— Так что же? — продолжал допытываться он. — Давайте говорить начистоту, ведь нам нечего друг от друга скрывать, верно? Пятнадцать лет назад я видел здесь гораздо более интересные и современные проекты. Что же случилось? Почему мы так отстали?
В ответ на его прочувствованную тираду один из дизайнеров неестественно громко рассмеялся, остальные остались серьезны, и лишь Бену Чоу, одному из четверки старших архитекторов, хватило смелости откровенно ответить на вопрос Чарли. Это было как раз то, чего Чарли и добивался. Если он собирался эффективно руководить этим бюро, он должен был точно знать, в чем дело.
— Все дело в том, — сказал Бен, — что нас держат под колпаком. Это тебе не Европа, Чарли. Старшие партнеры постоянно заглядывают нам через плечо, чтобы поправить или даже одернуть, если что-то пойдет не так, как они считают правильным. Ты сам знаешь, что они — сверхконсервативны и не любят рисковать. По их мнению, то, что годилось пятнадцать лет назад, годится и сейчас, и, покуда они не начали терять на этом деньги, убедить их в чем-то совершенно невозможно. Что касается Европы, то до нее Уиттакеру и Джонсу нет никакого дела. Они просто хотят заниматься той же работой, которой занимались всегда, — по их представлениям, именно она сделала фирме имя. Европу они рассматривают как далекую окраину, где возможны всякие эксцентрические штучки, но для них это просто неизбежное зло, не больше того.
Тут Чарли мимолетно подумал о том, что именно такая точка зрения позволила ему заниматься тем, чем он хотел, и делать то, что он считал необходимым. В Лондоне он был свободен как птица. В Нью-Йорке, понял Чарли, этого не будет.
— Ты это серьезно? — переспросил он удивленно, и Бен торжественно кивнул, а его коллеги беспокойно задвигались. Если бы кто-то из старших партнеров узнал о том, что здесь только что говорилось, серьезных последствий было бы не избежать.
— Именно поэтому никто из молодых специалистов не задерживается у нас надолго. Им просто надоедает годами проектировать то, что они проектировали еще на первом курсе колледжа, — продолжал Бен. — Нет, конечно, в первое время они держатся за место, потому что имя «Уиттакер и Джонс» все еще что-то значит на рынке, но рано или поздно все они уходят в «Ай-эм-пи» или к Ричарду Майеру — словом, в одну из тех фирм, которым нужны их талант и их творческий потенциал, а не просто способность грамотно спроектировать фасад или рассчитать ту или иную балку. Каждый из молодых специалистов мечтает как минимум о революции в промышленном дизайне, а здесь это просто невозможно.
Чарли с интересом слушал Бена, а он, казалось, воодушевлялся все больше и больше.
— В общем, — заявил он, — ты сам скоро все почувствуешь на своей шкуре, если, конечно, тебе не разрешат все здесь изменить. В чем я лично очень сомневаюсь. Скорее наоборот: стоит только боссам почуять, что у тебя в голове завелись кое-какие свежие идейки, как они насядут на тебя так, что тебе не поздоровится.
Тут Чарли не выдержал и улыбнулся. Не для того он столько учился и так много и тяжело работал, чтобы закончить карьеру проектированием стандартных домиков, которые строились и два десятка лет тому назад. Он был уверен, что никто не может заставить его заниматься такой чушью.
Прошло, однако, совсем немного времени, и Чарли понял, что именно этого от него и ожидают. Уиттакер и Джонс совершенно недвусмысленно дали ему понять, что он не должен ни на йоту отклоняться от нескольких типовых проектов, которые Чарли помнил еще по тем временам, когда он только пришел в контору после окончания колледжа. В Нью-Йорк его перевели не потому, что фирме нужен был талантливый архитектор, способный изменить мир или по крайней мере внести свежую струю в деятельность фирмы. Уиттакеру и Джонсу был нужен обычный администратор, и они его получили, а на проекты, которыми Чарли занимался в Европе, им было плевать. Они, впрочем, имели о них кое-какое представление, и это давало им основание утверждать, будто американский рынок коренным образом отличается от рынка европейского. По утверждению Артура Уиттакера, сотрудники нью-йоркского бюро прекрасно справлялись со своей работой. Они делали то, что от них ждали, и своей известностью фирма во многом была обязана их самоотверженному труду.
Когда Чарли впервые услышал это, он был просто шокирован, однако прошло всего две недели, и ему начало казаться, что он сходит с ума. Его талант, его способности, энергия и предприимчивость были никому не нужны. Тогда зачем он вообще здесь? Проверять чертежи? Наводить страх на чертежников? Разбирать склоки и дрязги? Не за этим он ехал из Лондона в Нью-Йорк!
Правда, он выполнял большую и ответственную работу, встречаясь с самыми важными клиентами, и здесь его европейский и азиатский опыт продаж оказался очень и очень кстати. Однако проекты, которые он предлагал от лица фирмы, не вызывали в нем ничего, кроме отвращения. Раньше Чарли мог гордиться разработками, которые он представлял потенциальному заказчику. Теперь же он чувствовал себя неуютно, словно рыночная торговка, пытающаяся всучить ротозею увядший пучок салата или петрушки. Несколько раз он пытался что-то изменить, но даже самые крошечные поправки, которые он делал в проекте, приводили к тому, что в конторе появлялся один из старших партнеров. Потребовав вернуть проекту первоначальный вид, он разражался коротенькой речью о «специфике американского рынка» и отбывал восвояси, а Чарли, скрипя зубами, отдавал чертежи в переделку.