Брэм Стокер
Тайна золотистых прядей

   Стоило Маргарет Диландэр переехать жить в Брэнт-Рок, как соседи начали довольно потирать руки, и вообще вся окру­га оживилась в предвкушении нового скандала. Распри между Диландэрами и Брэнтами возникали часто и славились остро­той развития. И если кто-нибудь взялся бы написать полную историю графства, он был бы вынужден посвятить отдельную главу отношениям между этими двумя семействами. Между тем по своим социальным статусам они так далеко отстояли друг от друга, что, казалось, принадлежали к двум разным мирам, к тому же находящимся в противоположных концах Вселенной. Брэнты по своему происхождению вправе были относить себя к высшей касте общества. Собственно, они так и делали, и держались по отношению к фермерскому сос­ловию, к которому принадлежала Маргарет Диландэр, так же примерно, как высокородные испанские идальго к обычным крестьянам, постоянно копавшимся в земле.
   Диландэры помнили предков своих во многих коленах и гордились стариной рода не меньше Брэнтов. Увы, фермерами они были всегда и ступить на более высокую ступень социаль­ной лестницы не имели средств. Впрочем, во времена про­текционизма и внешних войн их дела стали было поправлять­ся… К сожалению, ненадолго. Политика свободной торговли нанесла по их благосостоянию первый жестокий удар, а воца­рение мира добило окончательно. Старики говорили, что их «словно гвоздями к земле прибили». И это было действительно так: фермерскому труду Диландэры отдавались полностью, душой и телом. Других перспектив в жизни им господь не дал. Они сами были, словно те овощи, что росли в их хозяйстве: цвели и распускались в хорошую погоду, чахли – в плохую. Однако с каждым новым годом становилось все более очевид­но, что их ферма Дандеркрофт уже обветшала и истощила свои возможности. Впрочем, зная о доходах Диландэров, ни­кто этому не удивлялся.
   Эта семья хирела вместе со своим домом, из года в год, из поколения в поколение. Многие ее члены, разочаровавшись в крестьянском труде, уходили в армию и на флот. Как правило, их образование заканчивалось в школе минеров, а гибли они до смешного глупо. Один – из-за неуемной и неоправданной храбрости в бою, другие – из-за того, что по небрежности не насыпали бруствер уставной высоты или по мальчишеской привычке к озорству и похвальбе высовывали свои головы из окопов в моменты наиболее сильного огня.
   Так, мало-помалу Диландэры опускались все ниже. Муж­чины проживали всю жизнь в тяжких заботах и раздражении и в конце концов спивались. Женщины загибались на работе по хозяйству, вступали в неравные браки, а некоторые из них – и того хуже…
   И вот настал час, когда все Диландэры, один за другим, сошли в могилу, и жить в Дандеркрофте остались только двое: Уайхэм Диландэр и его сестра Маргарет. Эти осколки некогда большого семейства, казалось, унаследовали по мужской и женской линиям все мрачные признаки своего рода, начиная со склонности к дерзким отчаянным поступкам и заканчивая угрюмой страстностью и сластолюбием. Брат и сестра широко применяли в жизни этот своеобразный генетический багаж, правда, каждый на свой лад.
   История рода Брэнтов была во многом такой же, однако нельзя забывать той огромной кастовой и имущественной дис­танции, которая была между ними и Диландэрами. Если пос­ледние были бедняками и плебеями и в отношении них можно сказать, что они хирели и угасали, расшвыривали без всякой пользы и отдачи свою жизненную энергию, то к аристократам Брэнт-Рока лучше всего подошло бы слово «упадок» или даже «декаданс». Военная служба и их не обошла стороной, но Ди­ландэры были солдатами, а Брэнты – офицерами. Многие из них снискали себе боевую славу и были награждены за до­блесть, прежде чем растратили свое здоровье и душевные си­лы в распутстве и кутежах.
   Нынешним главой семьи – если вообще это еще можно было назвать семьей – оставался единственный представи­тель прямой линии Брэнтов – Джеффри Брэнт. Он, отпрыск почти истощившегося рода, в одних случаях был способен проявить наиблагороднейшие качества, унаследованные от предков, в других – являл собой живой пример аристократи­ческого упадка и деградации. Его вполне можно было сравни­вать с увековеченными кистью художника представителями средневековой итальянской знати. То же мужество и та же неразборчивость в средствах, выраженные в тяжелых чертах лиц. Утонченное сластолюбие и коварство, скользящие во взгля­дах. Жестокость во взлете бровей… Он был, бесспорно, кра­сив. Красив той суровой орлиной красотой, которая дает ее обладателю право приказывать и перед которой так преклоняются женщины.
   С мужчинами он был холоден, в общении держал их от себя на расстоянии. Другое дело – женщины. С ними он вел себя абсолютно иначе. Впрочем, законы отношений человеческих полов загадочны, и даже самая робкая и застенчивая жен­щина не боится высокомерного или неистового поклонника. Так что все без исключения женщины, жившие вблизи Брэнт-Рока – молодые и пожилые, бедные и обеспеченные, полные я худощавые, – каждая на свой манер, преклонялись перед красивым хозяином этого поместья, несмотря на то, что он был венцом упадка в своем роде. А женщин там было много, так как Брэнт-Рок всей своей махиной высился посередине огромной равнины, и на сто миль вокруг можно было увидеть на горизонте его величественные древние башни и строения, которым леса и окрестные деревеньки служили лишь фоном. Пока Джеффри Брэнт кутил и гулял в Лондоне, Париже или Вене, то есть вдали от дома, общественное мнение молча­ло. Всегда легче не наблюдать лично те или иные поступки, а слушать, что доносит о них эхо. Так удобней. Можно заклей­мить эхо насмешкой, можно ему не поверить, наконец, можно сделать вид, что это вас совсем не касается и что вам по боль­шому счету на это наплевать. Существуют тысячи способов, как относиться к слухам, которые, к тому же, содержат неле­стные известия о вашем аристократе-соседе. Но когда скандал подбирается поближе к дому – дело другое. Тут уж приговор должен быть произнесен: люди любят выносить приговоры одним, чтобы было неповадно другим. Однако Брэнта никто не смел обвинять, так как уехать-то он уехал, но осталась Маргарет Диландэр. А в последнее время она так благожела­тельно отзывалась о своих с ним отношениях, да и со стороны это было так заметно, что никто не рисковал подолгу судачить на предмет похождений аристократа, чтобы не заполучить Маргарет во враги. Единственно, что позволялось людям, так это шептаться о том, что, наверно, Маргарет и Джеффри со­стоят в тайном браке.
   Единственный человек, который мог бы на равных вме­шаться во все это дело, не боясь ничего, в силу некоторых обстоятельств, был лишен права вмешиваться. Дело в том, что Уайхэм Диландэр постоянно ссорился и ругался с сестрой – а, впрочем, может, правильней было бы сказать, что сестра пос­тоянно ссорилась и ругалась с братом, – и их взаимоотно­шения никогда даже не приближались к состоянию вооружен­ного нейтралитета, выражаясь языком военных учебников. Диландэры всегда были в состоянии острейшей взаимной не­нависти. Последняя их распря между собой как раз предшест­вовала переезду Маргарет в Брэнт-Рок. В тот раз она с Уайхэмом чуть не подралась на ножах. Они долго обменивались оскорблениями и угрозами, наконец Уайхэм, чувствуя, что скоро уже не сдержится, приказал сестре убираться из дома. Она сразу же вскочила с дивана, на котором сидела, и не захватив даже с собой свои вещи, ушла. Уайхэм видел через окно, как она остановилась у ворот и, обернув к нему разъя­ренное лицо, крикнула, что он будет жалеть о том, что слу­чилось, до последней своей «поганой минуты».
   С того дня прошло несколько недель, и в округе пронеслась весть, что Маргарет видели в Лондоне вместе с Джеффри Брэнтом. А еще через несколько дней уже все знали, что она переезжает жить в Брэнт-Рок.
   Никто не удивился внезапному приезду Джеффри, ибо та­кова была его привычка – появляться дома вдруг, никого заранее не уведомляя. Даже его собственные слуги никогда не знали, когда ожидать своего господина. У Джеффри в доме была дверь, ключи от которой были сделаны в единственном экземпляре. Для него, разумеется. Так что очень часто его домашние, полагая, что хозяин сейчас где-то между Парижем и Льежем, сталкивались с ним нос к носу в самом доме. При­чем для него это не было забавой. Таков был образ жизни аристократа из Брэнт-Рока.
   Уайхэм Диландэр пришел в бешенство, узнав о новом мес­те жительства своей сестры. Он замыслил месть, а чтобы легче думалось – запил крепче обычного. Несколько раз он предпринимал попытки увидеться с Маргарет, но та категорически отказывалась от встреч. Тогда он стал подстерегать Джеффри на дороге и однажды попытался его остановить. Но владелец Брэнт-Рока был не из тех, кого можно к чему-либо принудить. Между мужчинами произошло несколько столкновений. О постоянных угрозах и оскорблениях и речи не идет. Наконец Уайхэм Диландэр понял, что в задуманном успеха ему не добиться и замкнулся в угрюмом одиночестве.
   Нет нужды говорить долго и о характере Маргарет – до­статочно вспомнить ее предков. А что касается Джеффри, то у него нрав был тоже не легкий. Поэтому неудивительно, что скоро разгорелись ссоры и в древних стенах Брэнт-Рока. Раз­ногласия наслаивались одно на другое. Стычки с каждым днем становились одна другой ожесточеннее, угрозы произноси­лись так оглушительно громко и такими словами, что домаш­ние по-настоящему пугались. Но почти всегда ссоры закан­чивались примирением, так как становилось ясно, что силы соперников примерно равны и никому из них нечего и думать перекричать другого. Они ссорились тем не менее и в следу­ющий раз, ибо так уж принято у таких людей, живущих под одной крышей.
   Довольно часто Джеффри и Маргарет покидали Брэнт-Рок. Сразу же после их отъезда уезжал и Диландэр из своего Дандеркрофта. К сожалению, перемены обстановки никак не отражались на нем, и он возвращался из отлучки, будучи настроен еще мрачнее прежнего.
   В последний раз Брэнт-Рок жил без хозяина и Маргарет больше обычного. Накануне отъезда между ними произошла ссора, превосходившая по накалу страстей все предыдущие. Но, видимо, она как и всегда закончилась примирением, и слугам было объявлено о поездке хозяина на континент.
   Через несколько дней уехал со своей фермы и Диландэр. Около двух месяцев прошло, прежде чем он вернулся. Соседи заметили в нем перемену. Казалось, он был чем-то удовлетво­рен, и то, чем он был удовлетворен, волновало его. Прямо с дороги, не заезжая к себе, он повернул в Брэнт-Рок и потребо­вал свидания с Джеффри. Когда же слуга уведомил его о том, что хозяин в отъезде, он заметно помрачнел, но тут же взял себя в руки и сказал с хмурой решительностью во взгляде:
   – Я приду еще. Новости, которые я ему привез, таковы, что могут и подождать. С этими словами он круто развернулся на каблуках и удалился.
   Неделя проходила за неделей, месяц за месяцем… Все бы­ло по-прежнему, пока, наконец, не долетели слухи о том – впоследствии они несколько раз уточнялись, – что в Церматской долине произошло несчастье. Во время движения по уз­кому участку пути, прямо вдоль края высокого и крутого берега Роны, экипаж занесло на заледенелой дороге, и он опро­кинулся в пропасть. Погибли английская леди и кучер. Третий невольный участник катастрофы, господин Джеффри Брэнт, чудом уцелел, так как не находился в экипаже, а шел рядом, подбадривая лошадей на этом опасном участке. О происшед­шем он заявил в полицию, и было проведено компетентное расследование. Сломанная изгородь у края обрыва, глубокие вмятины от колес экипажа, следы лошадиных копыт: было совершенно ясно, что несчастные животные до конца боро­лись за свою жизнь, вытягивая накренившийся экипаж… Все говорило за то, что здесь действительно разыгралась ужасная драма.
   В то время таяли снега, и Рона, ломая лед, стремительным и шумным потоком неслась на дне пропасти. После тщатель­ных поисков были найдены отдельные части экипажа и труп одной из лошадей. Позднее рыбаки в Тоше извлекли из воды труп кучера. Течение реки в период половодья было очень сильное, и этим объясняется тот факт, что беднягу отнесло так далеко от места катастрофы. К сожалению, разыскать по­гибшую англичанку и труп второй лошади не удалось до сих пор. Вероятно, их останки и сейчас еще несут стремительные воды Роны в Женевское озеро.
   Уайхэм Диландэр со своей стороны предпринял все воз­можные розыски, но узнать что-либо о пропавшей женщине ему не удалось. Единственное, чем он располагал, это регист­рационные записи в отелях: «Мистер и миссис Джеффри Брэнт». В Цермате ему показали камень, установленный у края про­пасти в память о его сестре, а в Бреттене, в церкви прихода, в который входили Брэнт-Рок и Дандеркрофт, он увидел таб­личку с вырезанной на ней фамилией своей сестры по мужу.
   Прошло около года, пока вся округа успокоилась. Соседи перестали поминать в своих разговорах о случившемся на берегах Роны несчастье и вернулись к своему обычному, тихо­му образу жизни. Брэнт еще не возвратился, а Диландэр все больше пил, мрачнел, в его мозгу витали мстительные замыс­лы один кровожаднее другого.
   А потом пришла еще одна новость, взбудоражившая всю округу. Брэнт-Рок готовился к приему в свои стены новой хозяйки. Об этом сообщил сам Джеффри в письме к викарию. Он писал, что несколько месяцев назад женился на итальянке и теперь направляется с женой домой. А через несколько дней после письма в Брэнт-Рок заявилась бригада рабочих. Из ста­ринного дома с утра до вечера доносились звуки молотков и рубанков, в воздухе пахло краской. Одно крыло дома – южное – было полностью переделано. После этого основная часть рабочих получила расчет – их дело было завершено, если не считать старинного холла. Они оставили там материалы и отложили работы до приезда Джеффри согласно его распоря­жению о том, что отделка холла должна осуществляться в его присутствии. Он говорил, что везет с собой портрет своего отца и другие картины, и вообще он хочет, чтобы его жене было приятно посмотреть на весь дом и холл в частности.
   Сюда были подвезены стропила и доски для лесов, в углу стоял чан для замешивания в нем извести, а сама известь была тут же в больших мешках.
   Когда новая хозяйка подъезжала к Брэнт-Року, звонили все колокола приходской церкви и вообще было общее лико­вание. Она была очень красива, полна поэзии, огня и южной страсти. Ее английский ограничивался пока лишь несколь­кими словами, но это не помешало ей завоевать сердца всех мужчин в округе. Они были потрясены ее удивительно мягким голосом, произносившим английские слова, не меньше, чем томной красотой ее карих глаз.
   Сам Джеффри Брэнт выглядел заметно свежее обычного, его счастье так бросалось в глаза!.. Однако временами он вдруг начинал тревожно оглядываться по сторонам, вздрагивать, словно от какого-то тихого стука, который не был слышен никому, кроме него. Определенно, его что-то тяготило.
   Шло время, и скоро поползли слухи о том, что в Брэнт-Роке ожидают появления на свет наследника. Джеффри очень нежно относился к своей жене, а ее беременность сблизила их еще больше. Ему трудно было скрыть свою радость. Впервые он проявил интерес к жизни своих слуг, стал уделять им знаки внимания. Дошло даже до того, что он и его молодая жена начали оказывать им различные благотворительные услуги. Когда он думал о ребенке, с которым были связаны все его надежды, печаль, иногда делавшаяся особенно глубокой, ис­чезала вовсе.
   Все это время Уайхэм Диландэр вынашивал планы своей мести. Его ненависть затаилась возле сердца, и нужен был только предлог для того, чтобы она вылилась наружу в ужас­ном преступлении. Его мысли были главным образом о жене Брэнта, так как он чувствовал, что удар по тем, кого Джеф­фри так любит, придется ему больнее всего. Он только ждал удобного случая, хотя перед страхом неудачи все же оттяги­вал свою акцию.
   Однажды Уайхэм засиделся в гостиной своего дома до поз­дней ночи. Когда-то эта комната была красивой, но время и пыль сделали свое дело, и теперь она больше походила на старые развалины, лишенные всякого лоска и просто пристой­ности. В последнее время владелец старой фермы пил больше обычного и теперь тоже склонился над кружкой в пьяной по­лудреме. Вдруг он приподнял голову: ему почудился какой-то шорох за дверью. На его громкий окрик и удар кулака по столу никто не ответил. Чертыхаясь вполголоса, он продолжил свое нехитрое занятие. Через минуту машинально бросил взгляд назад через плечо и… обомлел: дрожь пробила все его тело, и он застыл в обернувшейся позе, не смея отвести ошеломлен­ного взгляда от существа, стоявшего перед ним. Оно выгляде­ло как страшное мертвенно-бледное подобие его погибшей сестры. Ужас начал сковывать его, и неудивительно: женщи­на, возникшая перед ним, вообще мало была похожа на чело­века. Горящие воспаленные глаза… Перекошенное лицо… Единственно, что указывало ему на то, что уродливое приви­дение – его сестра, это пышные золотистые волосы, спускав­шиеся по тощим плечам.
   Маргарет тоже не отрывала глаз от брата. И взгляд ее дышал ненавистью.
   Когда Уайхэм Диландэр пришел в себя от шока, вызванно­го столь мистическим появлением, то почувствовал, как в его сердце также поднимается былая вражда к сестре. Губы его задрожали и, не скрывая злобы и насмешки, он спросил:
   – Какого черта ты здесь делаешь? Ты погибла и похороне­на вонючим речным илом!
   – Я здесь, Уайхэм, вовсе не из большой любви к тебе. Я здесь потому, что ненавижу одного ублюдка еще больше, чем тебя. – Ее глаза грозно сверкнули.
   – Его? – прошептал он с такой ненавистью в голосе, что даже она содрогнулась при этом слове.
   – Да, его! – крикнула она. – Но не тешь себя надеждой насчет своей жалкой мести ему! Мстить буду я! А тебя я толь­ко использую в этом!
   Уайхэм быстро спросил:
   – Он тогда женился на тебе?
   Ее лицо исказилось при этих словах подобием улыбки. Это была отвратительная гримаса. Свет падал на нее косо и от этого она казалась исчадием ада. На лбу собрались глубокие складки, а левая половина лица была покрыта шрамами и рубцами. Они побелели и, казалось, что ее лицо исполосовано множеством бледных линий.
   – А! Так тебе хочется знать это! Чтобы потешить свое самолюбие? Как же! Его сестра – и вдруг замужем за настоящим аристократом! Ну так вот: ты ничего об этом не узна­ешь! Никогда! И это будет моя маленькая месть за все! Я пришла сюда сейчас только для того, чтоб ты знал: я жива и иду туда.
   – Зачем? – быстро спросил он.
   – Это мое дело! У меня нет ни малейшего желания расска­зывать тебе об этом!
   Уайхэм треснул кулаком по столу и резко встал. Кровь бросилась ему в голову, в глазах поплыли круги, он зашатался и тяжело повалился на пол. Он делал неудачные попытки подняться и хрипло кричал, что пойдет вместе с ней. Она мрачно усмехнулась при мысли, что, пожалуй, он и впрямь найдет дорогу в темноте, ориентируясь на ее отливающие зо­лотом волосы – жалкие остатки былой красоты. Еще она подумала, что кое-кому сегодня придется вспомнить, что она была когда-то красивой…
   – Он увидит мои волосы, – прошипела она. – Они всегда ему будут напоминать о том, что у него была я! Они всегда будут стоять у него перед глазами! Когда он столкнул меня в пропасть, он мало думал о моей красоте. Она бесследно исчез­ла после того, как я провела целую неделю на непрерывно ломающемся льду Роны! Его красота тоже исчезнет! Я устрою ему такие же ощущения! Близится его время!
   С этими словами она резким движением распахнула дверь и вышла наружу, в непроглядную тьму ночи…

* * *

 
   Той же ночью миссис Брэнт долго не могла заснуть. Вдруг она встревоженно подняла голову и зашептала:
   – Джеффри! Кажется, звякнул замок под окном?..
   Но муж, несмотря на то, что она как будто заметила, что он тоже встрепенулся при странном звуке, глаз не открывал и вообще делал вид, что спит крепким сном. Правда, он не мог скрыть учащенного дыхания.
   Прошло около часа, и миссис Брэнт встревожилась вновь. На сей раз оттого, что увидела, как ее муж поднялся и стал одеваться. Он был смертельно бледен, а когда повернулся так, что свет лампы упал ему на лицо, она ужаснулась выражению его глаз.
   – Что случилось, Джеффри?! – спросила она испуганно. – Что ты делаешь?!
   – Тс-с! Тихо, малышка! – ответил он каким-то странным хриплым шепотом. – Спи, а мне что-то не хочется. Я пойду поработаю немного… Днем не все успел…
   – Принеси свою работу сюда, дорогой, – попросила она. – Мне будет одиноко. Я боюсь. Не уходи…
   Вместо ответа он поцеловал ее и быстро ушел из спальни, плотно притворив за собой дверь.
   Несколько минут она лежала, вся насторожившись, но за­тем природа взяла свое и она наконец уснула.
   Внезапно она решительно откинула одеяло и, боясь поше­велиться, стала вглядываться в темноту спальни. Ей послы­шался далекий сдавленный вскрик. Она вскочила с кровати и, подойдя на цыпочках к двери, прислушалась. Однако больше никаких звуков не раздавалось. Она испытала тревогу за му­жа и громко позвала:
   – Джеффри! Джеффри!
   Она вышла из спальни и стала ждать. Через несколько минут дверь холла открылась и в ней показался ее муж. Прав­да, без лампы.
   – Тс-с! – прошептал он, прикладывая палец к губам. Она еще раз подивилась перемене в его голосе. – Тс-с! Иди в кровать! Я работаю и не хочу, чтобы мне мешали. Иди спать и не буди дом!
   Сердитый тон мужа кольнул ее в самое сердце. Так он с ней до этой ночи никогда не разговаривал. Она молча вернулась в спальню, легла и, дрожа и не разжимая напряженных губ, стала прислушиваться к малейшему звуку в доме. Довольно долго стояла полная тишина, но вдруг она с ужасом расслыша­ла: словно чем-то скрежуще провели по железной поверх­ности, и затем раздался глухой удар! Через минуту что-то обрушилось с грохотом и послышались приглушенные прок­лятия. Потом словно что-то тяжелое протащили по полу и стали заваливать камнями. Звуки слышались отчетливо и не­трудно было догадаться, чем они создаются. Все это время она лежала в кровати, не шевелясь, скованная страхом, ее сердце бешено колотилось. Последнее, что она слышала, был стран­ный звук, как будто что-то откуда-то с усердием соскребали.
   Потом наступила тишина, а вскоре дверь тихо отворилась и показался Джеффри. Жена притворилась спящей, но сквозь ресницы она видела, как он вытирает полотенцем с рук что-то белое, похожее на известь…
   Утром он вел себя как ни в чем не бывало и ни словом не упомянул о событиях вчерашней ночи, а она боялась тре­вожить или, боже упаси, сердить своими расспросами.
   С того времени Джеффри сильно изменился. Его постоянно мучили какие-то мысли, настроение у него было плохое, он почти всегда был мрачен и угрюм. У него резко ухудшились сон и аппетит, а давняя привычка неожиданно оборачиваться назад, словно бы кто-нибудь за ним стоял, опять вернулась. Старый холл как-то дурно воздействовал на него. И тем не менее он заходил туда по нескольку раз в день и раздражался, если кто-то еще хотел заглянуть туда же.
   Вскоре в Брэнт-Роке появился бригадир тех рабочих, что делали в доме ремонт. Он собирался испросить у хозяина раз­решение на отделку холла, но того не было дома. Тогда бригадир направился к месту работы, попросив слугу передать хозяину, как только тот вернется с прогулки, что он, брига­дир, просит разрешения продолжить работы, и сообщить, где он сейчас. Слуга исполнил просьбу и был изумлен выражени­ем лица Джеффри, когда он говорил ему о том, куда пошел бригадир. Тот оттолкнул беднягу в сторону и бегом устремил­ся в холл. Он опоздал, потому что когда подбежал к нужной двери, она отворилась, и оттуда вышел озадаченный бригадир.
   – Прошу прощения, сэр… Я только хотел спросить… Я посылал вам дюжину мешков извести, а здесь увидел только десять…
   – К черту ваши десять мешков! И дюжину – туда же! – был ответ разгневанного хозяина.
   Бригадир удивленно посмотрел на него и постарался изме­нить тему разговора.
   – Я понимаю вас, сэр. Просто нам осталось совсем немно­го, и поскольку уж мы начинали это дело…
   – Что вы имеете в виду?
   – Я хочу сказать, сэр: сами видите, что происходит, когда вы доверяете начатое нами другим. Какой-то идиот разлил известь. Да бог с ней с известью! Но ведь здесь мрамор, цен­ный материал. Что, если он расколошматит его?..
   Джеффри слушал бригадира и выражение его лица смягча­лось. Потом он сказал уже нормальным тоном:
   – Скажите своим людям, что в настоящее время я не нуж­даюсь в ремонте холла. Пусть там все останется как есть. Пока.
   – Отлично, сэр. Я пошлю пару ребят забрать доски и из­весть. Потом, надо бы почистить там немного…
   – Нет! – мгновенно прервал его Джеффри. – Оставьте там все, как есть. Я пошлю за вами, когда решу продолжить работы.
   Бригадир ушел.
   Диландэр вновь стал ловить Брэнта на дороге и наконец, когда их коляски столкнулись, он крикнул:
   – Эй, что случилось с моей сестрой и твоей женой?
   Джеффри быстро расцепил коляски и, не глядя на испуган­ную жену, затаившуюся в самом темном углу экипажа, изо всех сил стал нахлестывать лошадей. Вслед ему несся злой хохот.
   Той ночью Джеффри как обычно зашел в холл. Он подо­шел было к камину… и вдруг отскочил назад со сдавленным возгласом. Взяв себя в руки, он вернулся к тому месту, но уже с лампой. Он решил проверить, уж не ввел ли его в заблуж­дение лунный свет, и наклонился над сломанной каминной плитой. В следующее мгновенье он вскрикнул, словно от вне­запной боли, и упал на колени.