Стругацкие Аркадий и Борис. Аркадий и Борис Стругацкие

ре скоро не останется ни одного грамотного. Как в области Святого
ордена после барканской резни.
Дон Кондор пристально смотрел на него, поджав губы.
- Ты мне не нравишься, Антон, - сказал он порусски.
- Мне тоже многое не нравиться, Александр Васильевич, - сказал
Румата. - Мне не нравиться, что мы связали себя по рукам и ногам
самой постановкой проблемы. Мне не нравится, что она называется
проблемой бескровного воздействия. Потому что в моих условиях это
научно обоснованное бездействие... Я знаю все ваши возражения! И
я знаю теорию. Но здесь нет никаких теорий, здесь типично фашист-
ская практика, здесь звери ежеминутно убивают людей! Здесь все
бесполезно. Знаний не хватает, а золото теряет цену, потому что
опаздывает.
- Антон, - сказал дон Кондор. - Не горячись. Я верю, что поло-
жение в Арканаре совершенно исключительное, но я убежден, что у
тебя нет ни одного конструктивного предложения.
- Да, - согласился Румата, - конструктивных предложений у меня
нет. Но мне очень трудно держать себя в руках.
- Антон, - сказал дон Кондор. - Нас здесь двести пятьдесят на
всей планете. Все держат себя в руках, и всем это очень трудно.
Самые опытные живут здесь уже двадцать два года. Они прилетели
сюда всего-навсего как наблюдатели. Им было запрещено вообще что
бы ни было предпринимать. Представь себе это на минуту: запрещено
вообще. Они бы не имели права даже спасти Будаха. Даже если бы
Будаха топтали ногами у них на глазах.
- Не надо говорить со мной, как с ребенком, - сказал Румата.
- Вы нетерпеливы, как ребенок, - обьявил дон Кондор. - А надо
быть очень терпеливым.
Румата горестно усмехнулся.
- А пока мы будем выжидать, - сказал он, - примериваться да
нацеливаться, звери ежедневно, ежеминутно будут уничтожать людей.
- Антон, - сказал дон Кондор. - Во вселенной тысячи планет,
куда мы еще не пришли и где история идет своим чередом.
- Но сюда-то мы уже пришли!
- Да, пришли. Но для того, чтобы помочь этому человечеству, а
не для того, чтобы утолять свой справедливый гнев. Если ты слаб,
уходи. Возвращайся домой. В конце концов ты действительно не ре-
бенок и знал, что здесь увидишь.
Румата молчал. Дон Кондор, какой-то обмякший и сразу постарев-
ший, волоча меч за эфес, как палку, прошелся вдоль стола, печаль-
но кивая носом.
- Все понимаю, - сказал он. - Я же все это пережил. Было время
- это чувство бессилия и собственной подлости казалось мне самым
страшным. Некоторые, послабее, сходили от этого с ума, их отправ-
ляли на землю и теперь лечат. Пятнадцать лет понадобилось мне,
голубчик, чтобы понять, что же самое страшное. Человеческий облик
потерять страшно, Антон. Запачкать душу, ожесточиться. Мы здесь
боги, Антон, и должны быть умнее богов из легенд, которых здешний
люд творит кое-как по своему образу и подобию. А ведь ходим по
краешку трясины. Оступился - и в грязь, всю жизнь не отмоешься.
Горан Ируканский в "Истории пришествия" писал: "Когда бог, спус-
тившись с неба, вышел к народу из питанских болот, ноги его были
в грязи".
- За что Горана и сожгли, - мрачно сказал Румата.
- Да, сожгли. А сказано это про нас. Я здесь пятнадцать лет.
Я, голубчик, уж и сны про землю видеть перестал. Как-то, роясь в
бумагах, нашел фотографию одной женщины и долго не мог сообра-
зить, кто же она такая. Иногда я вдруг со страхом осознаю, что я
уже давно не сотрудник института, я экспонат музея этого институ-
та, генеральный судья торговой феодальной республики, и есть в
музее зал, куда меня следует поместить. Вот что самое страшное -
войти в роль. В каждом из нас благородный подонок борется с ком-
мунаром. И все вокруг помогает подонку, а коммунар один-одинеше-
нек - до Земли тысяча лет и тысяча парсеков. - Дон Кондор помол-
чал, гладя колени. - Вот так-то, Антон, - сказал он твердеющим
голосом. - Останемся коммунарами.
Он не понимает. Да и как ему понять? Ему повезло, он не знает,
что такое серый террор, что такое дон Рэба. Все, чему он был сви-
детелем за пятнадцать лет работы на этой планете, так или иначе
укладывается в рамки базисной теории. И когда я говорю ему о фа-
шизме, о серых штурмовиках, об активизации мещанства, он воспри-
нимает это как эмоциональные выражения. "Не шутите с терминологи-
ей, Антон! Терминологическая путаница влечет за собой опасные
последствия". Он никак не может понять, что нормальный уровень
средневекового зверства - это счастливый вчерашний день Арканара.
Дон Рэба для него - это что-то вроде герцога Ришелье, умный и
дальновидный политик, защищающий абсолютизм от феодальной вольни-
цы. Один я на всей планете вижу страшную тень, наползающую на
страну, но как раз я и не могу понять, чья это тень и зачем... И
где уж мне убедить его, когда он вот-вот, по глазам видно, пошлет
меня на землю лечиться.
- Как поживает почтенный Синда? - спросил он.
Дон Кондор перестал сверлить его взглядом и буркнул: "Хорошо,
благодарю вас". Потом он сказал:
- Нужно, наконец, твердо понять, что ни ты, ни я, никто из нас
реально ощутимых плодов своей работы не увидим. Мы не физики, мы
историки. У нас единицы времени не секунда, а век, и дела наши -
это даже не посев, мы только готовим почву для посева. А то при-
бывают порой с Земли... Энтузиасты, черт бы их побрал... Спринте-
ры с коротким дыханием...
Румата криво усмехнулся и без особой надобности принялся под-
тягивать ботфорты. Спринтеры. Да, спринтеры были.
Десять лет назад Стефан Орловский, он же дон Капада, командир
роты арбалетчиков его императорского величества, во время публич-
ной пытки восемнадцати эсторских ведьм приказал своим солдатам
открыть огонь по палачам, зарубил имперского судью и двух судеб-
ных приставов и был поднят на копья дворцовой охраной. Корчась в
предсмертной муке, он кричал: "Вы же люди! Бейте их, бейте!" - но
мало кто слышал его за ревом толпы: "Огня! Еще огня!.."
Примерно в то же время в другом полушарии Карл Розенблюм, один
из крупнейших знатоков крестьянских войн в Германии и Франции, он
же торговец шерстью пани-па, поднял восстание мурисских крестьян,
штурмом взял два города и был убит стрелой в затылок, пытаясь
прекратить грабежи. Он был еще жив, когда за ним прилетели на
вертолете, но говорить не мог и только смотрел виновато и недоу-
менно большими голубыми глазами, из которых непрерывно текли сле-
зы...
А незадолго до прибытия Руматы великолепно законспирированный
друг-конфидент кайсанского тирана (Джереми Тафнат, специалист по
истории земельных реформ) вдруг ни с того ни с сего произвел
дворцовый переворот, узурпировал власть, в течение двух месяцев
пытался внедрить золотой век, упорно не отвечая на яростные зап-
росы соседей и Земли, заслужил славу сумасшедшего, счастливо из-
бежал восьми покушений, был, наконец, похищен аварийной командой
сотрудников института и на подводной лодке переправлен на остров-
ную базу у южного полюса...
- Подумать только! - пробормотал Румата. - До сих пор вся Зем-
ля воображает, что самыми сложными проблемами занимается нуль-фи-
зика...
Дон Кондор поднял голову.
- О, наконец-то! - сказал он негромко.
Зацокали копыта, злобно и визгливо заржал хамахарский жеребец,
послышалось энергичное проклятье с сильным Ируканским акцентом. В
дверях появился дон Гуг, старший постельничий его светлости гер-
цога Ируканского, толстый, румяный, с лихо вздернутыми усами, с
улыбкой до ушей, с маленькими веселыми глазками под буклями каш-
танового парика. И снова Румата сделал движение броситься и об-
нять, потому что это же был Пашка, но дон Гуг вдруг подобрался,
на толстощекой физиономии появилась сладкая приторность, он слег-
ка согнулся в поясе, прижал шляпу к груди и вытянул губы дудкой.
Румата вскользь поглядел на Александра Васильевича. Александр Ва-
сильевич исчез. На скамье сидел генеральный судья и хранитель
больших печатей - раздвинув ноги, уперев левую руку в бок, а пра-
вой держась за эфес золоченого меча.
- Вы сильно опоздали, дон Гуг, - сказал он неприятным голосом.
- Тысяча извинений! - вскричал дон Гуг, плавно приближаясь к
столу. - Клянусь рахитом моего герцога, совершенно непредвиденные
обстоятельства! Меня четырежды останавливал патруль его величест-
ва короля Арканарского, и я дважды дрался с какими-то хамами. -
Он изящно поднял левую руку, обмотанную окровавленной тряпкой. -
Кстати, благородные доны, чей это вертолет позади избы?
- Это мой вертолет, - сварливо сказал дон Кондор. - У меня нет
времени для драк на дорогах.
Дон Гуг приятно улыбнулся и, усевшись верхом на скамью, ска-
зал:
- Итак, благородные доны, мы вынуждены констатировать, что вы-
сокоученый доктор Будах таинственным образом исчез где-то между
Ируканской границей и урочищем Тяжелых Мечей...
Отец Кабани вдруг заворочался на своем ложе.
- Дон Рэба, - густо сказал он, не просыпаясь.
- Оставьте Будаха мне, - с отчаянием сказал Румата, - и попы-
тайтесь все-таки меня понять...

Глава 2

Румата вздрогнул и открыл глаза. Был уже день. Под окнами на
улице скандалили. Кто-то, видимо военный, орал: "М-мэр-рзавец! Ты
слижешь эту грязь языком! ("С добрым утром!" - подумал Румата.)
Ма-алчать!.. Клянусь спиной Святого Мики, ты выведешь меня из се-
бя!" Другой голос, грубый и хриплый, бубнил, что на этой улице
надобно глядеть под ноги. "Под утро дождичек прошел, а мостили ее
сами знаете когда..." - "Он мне еще указывает, куда смотреть!.."
- "Вы меня лучше отпустите, благородный дон, не держите за руба-
ху". - "Он мне еще указывает!.." Послышался звонкий треск. Види-
мо, это была уже вторая пощечина - первая разбудила Румату. "Вы
меня лучше не бейте, благородный дон..." - бубнили внизу.
Знакомый голос, кто бы это мог быть? Кажется, дон Тамэо. Надо
будет сегодня проиграть ему хамахарскую клячу обратно. Интересно,
научусь я когданибудь разбираться в лошадях? Правда, мы, Руматы
Эсторские, спокон веков не разбираемся в лошадях. Мы знатоки бое-
вых верблюдов. Хорошо, что в Арканаре почти нет верблюдов. Румата
с хрустом потянулся, нащупал в изголовье витой щелковый шнур и
несколько раз дернул. В недрах дома зазвякали колокольчики. Маль-
чишка, конечно, глазеет на скандал, подумал Румата. Можно было бы
встать и одеться самому, но это - лишние слухи. Он прислушался к
брани под окнами. До чего же могучий язык! Энтропия невероятная.
Не зарубил бы его дон Тамэо... В последнее время в гвардии появи-
лись любители, которые обьявили, что для благородного боя у них
только один меч, а другой они употребляют специально для уличной
погони - ее-де заботами дона Рэбы что-то слишком много развелось
в славном Арканаре. Впрочем, дон Тамэо не из таких. Трусоват наш
дон Тамэо, да и политик известный...
Мерзко, когда день начинается с дона Тамэо... Румата сел, обх-
ватив колени под роскошным рваным одеялом. Появляется ощущение
свинцовой беспросветности, хочется пригорюниться и размышлять о
том, как мы слабы и ничтожны перед обстоятельствами... На Земле
это нам и в голову не приходит. Там мы здоровые, уверенные ребя-
та, прошедшие психологическое кондиционирование и готовые ко все-
му. У нас отличные нервы: мы умеем не отворачиваться, когда изби-
вают и казнят. У нас неслыханная выдержка: мы способны
выдерживать излияния безнадежнейших кретинов. Мы забыли брезгли-
вость, нас устраивает посуда, которую по обычаю дают вылизывать
собакам и затем для красоты протирают грязным подолом. Мы великие
имперсонаторы, даже во сне мы не говорим на языках Земли. У нас
безотказное оружие - базисная теория феодализма, разработанная в
тиши кабинетов и лабораторий, на пыльных раскопках, в солидных
дискуссиях...
Жаль только, что дон Рэба понятия не имеет об этой теории.
Жаль только, что психологическая подготовка слезает с нас, как
загар, мы бросаемся в крайности, мы вынуждены заниматься непре-
рывной подзарядкой: "Стисни зубы и помни, что ты замаскированный
бог, что они не ведают, что творят, и почти никто из них не вино-
ват, и потому ты должен быть терпеливым и терпимым..." Оказывает-
ся, что колодцы гумманизма в наших душах, казавшиеся на Земле
бездонными, иссякают с пугающей быстротой. Святой Мика, мы же бы-
ли настоящими гумманистами там, на Земле, гумманизм был скелетом
нашей натуры, в преклонении перед человеком, в нашей любви к че-
ловеку мы докатывались до антропоцентризма, а здесь вдруг с ужа-
сом ловим себя на мысли, что любили не человека, а только комму-
нара, землянина, равного нам... Мы все чаще ловим себя на мысли:
"Да полно, люди ли это? Неужели они способны стать людьми, хотя
бы со временем?" И тогда мы вспоминаем о таких, как Кира, Будах,
Арата Горбатый, о великолепном бароне Пампа, и нам становиться
стыдно, а это тоже непривычно и неприятно и, что самое главное,
не помогает...
Не надо об этом, подумал Румата. Только не утром. Провалился
бы этот дон Тамэо!... Накопилось в душе кислятины, и некуда ее
выплеснуть в таком одиночестве. Вот именно, в одиночестве! Мы-то,
здоровые, уверенные, думали ли мы, что окажемся здесь в одино-
честве? Да ведь никто не поверит! Антон, дружище, что это ты? На
запад от тебя, три часа лету, александр васильевич, добряк, умни-
ца, на востоке - Пашка, семь лет за одной партой, верный веселый
друг. Ты просто раскис, тошка. Жаль, конечно, мы думали, ты креп-
че, но с кем не бывает? Работа адова, понимаем. Возвращайся-ка ты
на Землю, отдохни, подзаймись теорией, а там видно будет...
А Александр Васильевич, между прочим, чистой воды догматик.
Раз базисная теория не предусматривает серых ("Я, голубчик, за
пятнадцать лет работы таких отклонений от теории что-то не заме-
чал..."), значит, серые мне мерещатся. Раз мерещатся, значит, у
меня сдали нервы и меня надо отправить на отдых. "Ну, хорошо, я
обещаю, я посмотрю сам и сообщу свое мнение. Но пока, дон Румата,
прошу вас, никаких эксцессов..." А Павел, друг детства, эрудит,
видите ли, знаток, кладезь информации... Пустился напропалую по
историям двух планет и легко доказал, что серое движение есть
всего-навсего заурядное выступление горожан против баронов.
"Впрочем, на днях заеду к тебе, посмотрю. Честно говоря, мне как-
то неловко за Будаха..." И на том спасибо! И хватит! Займусь Бу-
дахом, раз больше ни на что не способен.
Высокоученый доктор Будах. Коренной Ируканец, великий медик,
которому герцог Ируканский чуть было не пожаловал дворянство, но
раздумал и решил посадить в башню. Крупнейший в империи специа-
лист по ядолечению. Автор широкоизвестного трактата "О травах и
иных злаках, таинственно могущих служить причиною скорби, радости
и успокоения, а равно о слюне и соках гадов, пауков и голого веп-
ря Ы, таковыми же и многими другими свойствами обладающих". Чело-
век, несомненно, замечательный и настоящий интеллигент, убежден-
ный гуманист и бессребреник: все имущество - мешок с книгами. Так
кому же ты мог понадобиться, доктор Будах, в сумеречной невежест-
венной стране, погрязшей в кровавой трясине заговоров и корысто-
любия?
Будем полагать, что ты жив и находишься в Арканаре. Не исклю-
чено, конечно, что тебя захватили налетчики-варвары, спустившиеся
с отрогов красного северного хребта. На этот случай дон Кондор
намерен связаться с нашим другом Шуштулетидоводусом, специалистом