Сурен Цормудян
Чаша Первобога
Книга 1
Боевой вестник

   Мир есть чаша в руках Творца. Творец может испить его. Может вкусить. Может залить патокой иль кровью. А может просто взирать сверху.

 
 

Глава 1
Туман над Жертвенным морем, путник, всадник и человек на стене

   Cолнце садилось над Жертвенным морем, омывающим северные берега Гринвельда. Туман над водой оно окрашивало золотом, сверкающим янтарными бликами, но день кончался, с востока широкой поступью шла ночь. Покорно преклоняя колени, солнце опускалось все ниже, золото сменилось сперва медью, потом бронзой, но вскоре миром завладеет мрак, чтобы на заре вновь уступить его светилу.
   Спокойное море убаюкивало шелестом волн, ласкающих прибрежный песок, гладкие камни и крохотные перламутровые ракушки. Это спокойствие могло бы обмануть даже тех, кто знал о его суровом нраве. Медленно покачиваясь, из тумана выступил темный силуэт и стал приближаться к берегу. Это оказалась небольшая долбленка. Ткнувшись в песок отлогого берега, она еще раз качнулась и вместе с волнами поползла назад. Но похоже, морю лодка была не нужна, она не вписывалась в картину нынешнего умиротворения, и вода снова толкнула долбленку к берегу, на сей раз сильнее. Лодка оказалась на песке. Потом снова качнулась, но уже не от волны. Спавший на днище человек пошевелился, оперся руками о борта и поднялся. Это был мужчина лет тридцати, одетый в теплую черную тунику с кожаным дублетом и серые штаны, заправленные в ботфорты. Соломенные волосы до плеч были собраны в хвост, и лишь две вольные прядки полумесяцами обрамляли лицо с загорелой до бронзового оттенка кожей. Он хмурил темные брови, озираясь сонными глазами. Позади, в глубинах моря, пылал закат, впереди простирались футов двадцать песка, за ним начинались заросли жесткой прибрежной травы, о стебли которой легко порезаться. Дальше виднелись холмистые луга, кое-где поросшие кустарником. Справа к морю довольно близко подступал лес, черный и мрачный в это время суток. А слева… Путник вгляделся: с северной стороны туман с Жертвенного моря уже заливал берег, еще дальше виднелись подпирающие небеса пики горной гряды – Цитадели Богов.
   Внимательно осмотрев их своими синими глазами, морской скиталец шагнул из лодки на берег. Взял с днища и надел широкий пояс, собранный из стальных колец подобно кольчуге, с висящими на нем ножнами, в которых прятался острый крис. Следом извлек большой, туго набитый мешок с ременными плечевыми лямками. И наконец, показалась пара загадочных предметов, обмотанных мешковиной, – длинных, широких и округлых на одном конце и сужающихся к другому. Водрузив мешок за спину и засунув под лямки эти два предмета, путник широким шагом двинулся вдоль берега на юг.
* * *
   Через какое-то время ноги в ботфортах привели странного путешественника, пришедшего из волн Жертвенного моря – откуда никто не мог прийти, – на дорогу, за века утоптанную копытами коней и мулов, как подкованных, так и нет, укатанную тысячами телег и повозок. Шагал он долго; солнце давно утонуло где-то вдали, в океане Предела. Над лесной чащей, чернеющей слева, взошла растущая луна. До полнолуния оставалась еще пара ночей, но и сейчас ночное светило хорошо освещало дорогу. Позади путника робко серебрилась пыль, поднятая уверенными шагами, а впереди дорога взбиралась к горбу высокого холма.
   Оказавшись на вершине, путник еще раз осмотрелся. Слабый ветерок едва колыхал прядки волос, свисающие по сторонам его лица, а заодно приносил запах пылающего в жаровнях угля и конского навоза. Впереди, еще довольно далеко, виднелись хижины, приютившиеся у моря. А дальше, на следующем холме, в свете луны ощерилась башнями внушительная твердыня из серого камня. Путник двинулся к замку.
   Луна была уже почти в зените; запах жаровен окреп. Доносилось фырканье лошадей, мешающих друг другу спать, лаяли собаки, чем-то сильно недовольные. Несмотря на поздний час, в кузнице звенел молот. Вероятно, в феоде собралось много гостей, если подданные лорда до сих пор не улеглись. Теперь можно было различить и свет во многих окнах замка на холме. Балки вдоль стен были увешаны родовыми знаменами знатных гостей из множества домов королевства. Но чтобы разглядеть их, следовало подойти поближе.
   Путник замедлил шаг: совсем рядом раздался топот копыт. Укрывшись за кустом на обочине, он осторожно выглянул. Шагах в тридцати неторопливо двигался конный разъезд: трое облаченных в доспехи стражников, один с арбалетом, двое с копьями. Очевидно, они совершали объезд замка и ближайшей округи. Всадники повернули на восток, затем на юго-восток. Проводив стражников взглядом, путник двинулся дальше. Но не успел он преодолеть те самые тридцать шагов и пересечь свежие следы копыт, как услышал, что один из всадников торопливо возвращается.
   – Стой, оборванец! Назови себя! – потребовал всадник, остановив коня в пяти шагах и нацелив на незнакомца копье.
   Путник пожал плечами: едва ли его можно было назвать оборванцем, вся одежда на нем была новая и чистая, лишь ботфорты слегка запылились. Бороды путник не носил, а значит, мог позволить себе услуги цирюльника или хороший нож для бритья, который стоил немало. Однако воин желал как-то показать свою власть, тем более что одиночка, бредущий по глухой дороге пешком, не может быть знатной особой. Это простолюдин, а значит, оборванец.
   – Что вам скажет мое имя, рыцарь?
   В лунном свете едва ли можно было различить кривую ухмылку путника. Он решил подыграть всаднику: тот его принизил, назвав оборванцем, а он в ответ его возвысил, нарекая рыцарем. Хотя очевидно, что рыцарем всадник не был: потускневшие доспехи, почти не способные отразить лунный свет, не имели узоров и знаков-символов, которые есть у каждого, посвященного в рыцари. На голове его был не шлем искусной работы, а лишь стальной шишак. Да и не служат рыцари в сторожевых разъездах, это унылое занятие ниже их достоинства. Короче, перед путником сидел в седле простой конный пикинер. Однако всадник не стал разъяснять бродяге его ошибку, а лишь горделиво задрал подбородок. Для обычного воина не так просто получить коня и право на нем ездить, а тщеславие присуще каждому. Однако лишь у слабых умом его можно разжечь одним словом, притупив тем самым бдительность.
   – Не дерзи мне, оборванец. И назови свое имя. Знаешь ли ты, в чьих владениях находишься?
   – Я знаю, что иду по дороге в королевстве Гринвельд. Разве возбраняется это вольному человеку?
   Всадник злобно толкнул коня ногой в бок, и животное сделало пару шагов к путнику. Острие копья покачивалось прямо перед лицом незнакомца.
   – Назови себя, или с этого мгновения все будут называть тебя просто мертвецом!
   – Мое имя Олвин Тоот. Теперь я могу идти дальше?
   – Куда ты направляешься по землям дома Брекенриджей и каковы твои намерения?
   – Я направляюсь на юг. Это и есть мое намерение. – Олвин снова пожал плечами и добавил, заметив в лунном свете ярость на лице всадника: – А еще мне нужен конь, доспехи и меч.
   – Однако! – Конный пикинер расхохотался. – Чего еще изволишь? Может, королеву к себе на ложе?
   – Не этой ночью. – Путник невозмутимо дернул левым плечом.
   – И чем же ты можешь заплатить за коня, доспехи и меч, оборванец, кроме своих дурацких шуток, на которые не купишь даже комок навоза моего скакуна?
   – У меня с собой два мамонтовых бивня.
   С этими словами Олвин повел плечами, качнув мешком и заставив шевельнуться свою удивительную ношу. Заметив наконец пару обмотанных мешковиной продолговатых предметов, всадник замер и даже раскрыл рот. Тщеславие всегда идет рука об руку с алчностью, а пара мамонтовых бивней стоили не меньше, чем пикинер получал за год службы.
   – Доран! – издалека окликнул всадника товарищ. – Что там такое?
   – Ничего! Тут никого нет, мне показалось! Поезжайте, я догоню! Оправлюсь только! – крикнул тот в ответ.
   Алчность проснулась быстро, и он явно пожелал присвоить бивни, не делясь с сослуживцами.
   – Положи свою ношу на землю, оборванец, и проваливай побыстрее, – тихо и угрожающе проговорил всадник.
   – Только в обмен на твоего коня, доспехи и меч. Верхом я смогу исчезнуть очень быстро.
   – А ты весельчак, я погляжу! – прорычал всадник и снова толкнул коня ногой.
   – Постой, постой, рыцарь! – Тоот предупредительно поднял руки и развел в стороны, пятясь к густому кустарнику и деревьям. – Я сделаю, как ты скажешь.
   Он неторопливо принялся снимать свою ношу, опустил мешок в дорожную пыль. Но, едва взяв в руки бивни, вдруг кинулся в заросли, ломая ветки и шелестя травой.
   Доран зарычал и дернулся в седле от неожиданности, затем метнул копье вслед беглецу. Однако трудно попасть по человеку не самому рослому и крупному, да еще среди высокой травы и кустов. Всадник быстро спешился и вынул из ножен меч – тоже обычный, не из рыцарской стали, с зазубренным и заржавленным лезвием. Простая рукоять с кожаной намоткой, прямая гарда без изысков, примитивное навершие даже не отшлифовано. Однако убить этим мечом было вполне можно, и как раз это намеревался сделать Доран. Он шагнул в сторону кустов, остановился возле брошенного мешка, потыкал в него острием, а затем устремился в заросли, в свете луны выискивая смятую траву и кусты.
   Конь равнодушно проводил хозяина взглядом больших черных глаз. Стражник быстро скрылся из виду, слышен был только шелест травы да похрустывание веток. Какое-то время возня в зарослях продолжалась, потом раздался сдавленный возглас и воцарилась тишина. Конь только дернул ухом, отмахиваясь от жужжащего рядом слепня, который отчего-то не спал и все пытался усесться на громадное животное и впиться в набухшую вену на жилистой гнедой голове.
   Чуть позже один из скрывшихся в зарослях мужчин вновь вышел на дорогу. Конь лениво повернул голову в его сторону. Олвин Тоот тоже посмотрел на коня, но не спешил к нему подойти. Сначала полагалось стереть кровь с лезвия криса, и он торопливо чистил клинок пучком свежей травы. Запах крови возбуждает хищников, но очень пугает травоядных.
   – Владения лорда Брекенриджа, – пробормотал Олвин и обернулся к чернеющему лесу. – Значит, это Брекенвуд. А замок – Брекенрок. Как же давно меня здесь не было. Но я иду верной дорогой…
   Очистив наконец свое оружие от крови, он подошел к скакуну, взял за узду и повел через дорогу. На другой стороне привязал коня к ближайшему молодому дереву.
   – Подкрепись пока, – тихо обратился к животному Олвин. – Нам предстоит долгий путь. А сейчас придется поспешить.
   Вслед за тем путник, воровато озираясь, снова пересек дорогу, подобрал свой мешок и скрылся в зарослях, где лежало тело алчного копейщика. В этот раз Олвин отсутствовал долго, но конь не обращал на это внимания, лениво жуя сочную траву. Когда путник вновь показался на дороге, он уже был облачен в небогатые латы убитого. Ему достались и конь, и доспехи, и меч Дорана, лишь копье он оставил в кустарнике. И без того хватало поклажи: все тот же мешок за спиной и мамонтовые бивни.
   Отвязав коня, Олвин взобрался в седло и неторопливо двинулся дальше на юг. Всадник пристально вглядывался в лунную ночь: ему нужно было повторить путь разъезда, не приближаясь к цитадели и окрестным строениям, однако при этом как-то избежать столкновения с двумя другими всадниками. Их нигде не было видно: похоже, скрылись за холмом, что слева. Олвин пустил коня чуть быстрее вверх по пологому склону, где пасущийся скот съел траву до самой земли. За холмом взору открывалась равнина, уходящая вправо, к морю, а слева упирающаяся в лес под названием Брекенвуд. А дальше виднелся величественный Волчий мыс, темной полосой врезающийся в море и уходящий дальним концом, как казалось, прямо в небо. До него было еще очень далеко, но блики лунного света на спокойных волнах четко очерчивали границу между землей и водой.
   – Волчий мыс, – с благоговейной грустью шепнул Олвин. – Я помню твои скалы.
   Из-за склона холма, что слева, показалась пара всадников. Пока видны были только их головы в стальных шишаках, тускло поблескивающих в свете луны. Это были товарищи Дорана. Двигались они не спеша, их мог бы обогнать и пешеход. Путник еще раз глянул вперед. Если как следует пришпорить коня и пустить галопом, можно проскочить холм раньше, чем они его заметят.
   Так он и сделал. Повинуясь приказу, гнедой устремился вперед. На юг! Олвин повернул голову направо, бросил еще один взгляд на твердыню лорда Брекенриджа, чьим родовым символом являлись распахнутые акульи челюсти. Знамена, которыми были увешаны балки замка, вблизи стали видны лучше: здесь были стяги не только Брекенриджа, но и других знатных домов королевства. Очевидно, этой ночью в родовой обители Брекенриджа проходила ассамблея высоких лордов Гринвельда. Но не это озаботило скачущего на гнедом Олвина Тоота. Он готов был поклясться, что видел, как на стене одной из башен, в полукруглых окнах которой мерцал свет свечей и факелов, распластался человек – подобно пауку, что с одинаковой ловкостью бегает по ровному полу, стене или потолку. Человек висел недалеко от балки, расставив руки и ноги, и только богам было ведомо, как он умудрялся не падать с вертикальной глади серого камня. Верхолаз был весь в черном, и заметить его в ночи мог лишь взор Олвина Тоота, обладавшего особым даром.
   Словно почувствовав пристальный взгляд всадника, спешащего на юг, человек на стене чуть повернул голову. Похоже, и он был одарен острым ночным зрением. Взгляды их встретились.
   – Вестник! – выдохнул Олвин.
   Он-то знал, что только лучшие из братства вестников способны распластаться на любой стене с той же легкостью, что и на ровной земле. Но какую цель тот преследовал?

Глава 2
Королевская чета, высокий лорд, принцесса детских сердец и старый волк

   Тронному залу подобает быть большим, особенно если в нем находится престол Гринвельда – величайшего из королевств. Стены были украшены цветным мрамором с витиеватыми узорами, высокие двери сделаны из гранитного дерева с искусной золоченой резьбой. От дверей к двенадцати ступеням престола вела колоннада из белого мрамора с прожилками – синими, как воды Слезной бухты, тонкими, как девичий волос. Высокий кессонированный потолок украшали бронзовые позолоченные тяги и орнаменты из серебра. В центре потолка виднелся большой овал с изображением неба и дюжины белых пегасов, тянущих золотую колесницу богов.
   Трон был исполнен из мамонтовых бивней, идеально подогнанных и отшлифованных, с изгибающимися над головой владыки остриями. По сторонам его стояли малые троны из обсидиана, все одинаковые. На большом троне сидел король Гринвельда – Хлодвиг Эверрет, владыка Змиевых земель, протектор Цитадели Богов, страж океана Предела и покровитель Триозерья. Это был высокий, статный мужчина тридцати восьми лет, с густыми каштановыми усами и короткой бородой. Высокая золотая корона почти доставала до верхнего края спинки из загнутых вперед острых концов бивней. Наряд его составляли остроносые сапоги, узорная красная далматика с двумя золотыми пегасами на груди, перехваченная широким поясом из кожи пеших драконов, работы мастеров Артаксаты. На поясе висели ножны с кинжалом из крепкого как сталь кабрийского стекла. Плечи укрывала белая меховая мантия с редкими черными перьями, с застежкой в виде когтистой лапы дракона из золота с рубинами.
   Справа сидела его царственная супруга – Анриетта Эверрет из дома Кессаритов. Ей было тридцать шесть, хотя волею богов она осталась все той же, что была и много лет назад: строгое лицо с резкими стрелками бровей над ярко-зелеными глазами, пристальный взгляд, золотая коса, ниспадающая с правого плеча почти до колен. На голове королевы сияла серебряная тиара, украшенная рубинами и двумя подвесками золотистого жемчуга у висков. Одета она была в неподпоясанную далматику бордового цвета с золотыми кружевами и традиционным символом царственных особ на груди – коронованными пегасами, вставшими на дыбы. Поверх нее – бархатная мантия цвета слоновой кости с застежкой в виде подковы.
   Слева от короля, на другом малом троне, расположилась та, ради которой и был устроен сегодняшний прием, – восемнадцатилетняя принцесса Элисса Эверрет, воплощение всех баллад о девах сказочной красоты. Нежное лицо сужалось к утонченному подбородку, изгиб тонких темных бровей был более мягок, чем у королевы. Немного припухлые алые губы напоминали спелый плод. Прямой носик был слегка вздернут, форма рта, всегда готового к улыбке, вызывала в памяти горлицу с расправленными крыльями, парящую в ясном небе. Глаза девушки сияли, будто драгоценные изумруды, добываемые в горах Цитадели Богов, но не были столь холодны. Во взоре Элиссы отражались играющие чувства – озорство, детская непосредственность, нежная доброта и, возможно, некоторая наивность, впрочем, не без хитринки. Облачена принцесса была в голубую далматику с длинными облегающими рукавами и полукруглым вырезом. На шее висел на тонкой серебряной цепи амулет: серебряные пегасы, держащие черный бриллиант. Хрупкую талию обвивал свободно завязанный поясок. Голову украшала серебряная диадема, богато отделанная жемчугом. Волосы, всех оттенков темного золота и пшеничных колосьев, были распущены и ниспадали по спине, лишь на висках были заплетены две тонкие косички, соединенные сзади.
   За дверью раздался перезвон колокольчика. Двое гвардейцев из личной стражи Хлодвига, стоявшие по обе стороны от массивных дверей тронного зала, одновременно резко повернулись лицом друг к другу и потянули за массивные бронзовые кольца. Тяжелые створки распахнулись. Вошел придворный глашатай, делая такие широкие шаги, что, казалось, вот-вот сядет на шпагат. Как и подобает церемониальной прислуге королевского двора, он был одет в пестрые одежды с броским золотым шитьем на алом шелке и велюре. В одной руке он сжимал колокольчик полированной бронзы, в другой – большой свиток пергамента.
   Сделав с дюжину рискованных шагов к центру тронного зала, глашатай остановился и развернул свиток на вытянутых руках:
   – Вниманию вашего величества, короля Хлодвига Четвертого, владыки Змиевых земель, протектора Цитадели Богов, стража океана Предела и покровителя Триозерья! Вниманию королевы Анриетты Эверрет и ее высочества, принцессы Элиссы Эверрет! Его светлость лорд Родмар Хайдамар! Рыцарь Кабрийского ордена и хранитель земель и притоков реки Дамары.
   Сказав это, он развернулся, сделал пять шагов к двери, затем пять шагов влево, к высокому и узкому оконному витражу. Отточенными единообразными движениями из-за колонн выступило двенадцать стражей королевской гвардии, доселе остававшихся в тени и практически невидимых царственному семейству. Выстроившись в два ряда лицом друг к другу, они склонили сверкающие полированной сталью алебарды, образовав свод, под которым должен был пройти к трону высокий гость.
   – На сей раз старина Нэйрос неплохо их натренировал, – молвил король, чуть заметно улыбнувшись.
   – Да, никто не стукнулся головой о колонну, – тихонько хихикнула принцесса.
   Сорокалетний лорд Родмар Хайдамар был высок ростом. Когда глашатай тряхнул в очередной раз своим колокольчиком, рыцарь вошел в тронный зал, и ему пришлось склонить голову, дабы не задеть сомкнутые аркой алебарды королевской гвардии. Черные вьющиеся волосы лорда спадали на блестящие наплечники парадной брони, украшенной орнаментом в виде клыкастых голов вепрей на фоне перекрещенных мечей – таков был родовой герб Хайдамаров. Блестящие стальные боты, наколенники, латы и перчатки бряцали, пока он шел к трону короля Хлодвига, руки были сложены на гарде и яблоке огромного двуручного меча в ножнах из кожи пеших драконов, висевшего на поясе из колец черной стали. Стальные пальцы левой перчатки сжимали цветок: белую звездочку с ярко-желтой сердцевиной.
   Оказавшись перед троном короля, лорд Хайдамар с грохотом преклонил железное колено и склонил голову, так что упавшие длинные волосы скрыли продолговатое суровое лицо.
   Хлодвиг поднялся, за ним его супруга. Король повернулся и взглянул на принцессу. Элисса с интересом разглядывала ноготки на левой руке.
   – Дочь, встань, ну что ты, как в первый раз… – слегка наклонившись, шепнул король.
   – Ах да, – выдохнула Элисса, будто вовсе не заметила, что здесь происходит, и встала.
   Королева нахмурилась, покосившись на дочь.
   – Встань, благородный Родмар! – громогласно объявил король.
   – А он не из «мыльных рыцарей» случайно? – шепнула Элисса, подавшись к отцу.
   – Что ты! – чуть слышно прошипела королева. – Не смей!
   – Ваше величество! – выпрямившись, произнес лорд Хайдамар, держа перед собой цветок. – Владыка Змиевых земель, протектор Цитадели Богов, страж океана Предела и покровитель Триозерья…
   Элисса зевнула, прикрыв рот ладонью. Или сделала вид, что зевнула.
   – Ваше величество! – продолжал лорд. – Королева Анриетта Эверрет! Смею ли я грезить о благосклонности царственной семьи и просить руки вашей дочери, прекрасной принцессы Элиссы Эверрет?
   И уставился выпученными глазами на короля.
   – Я здесь, лорд Хайдамар! – Элисса улыбнулась и слегка помахала ладонью.
   Королева на миг зажмурилась, после чего устремила на дочь гневный взор.
   Рыцарь покосился на девушку, затем снова взглянул на короля.
   – Благородный Родмар! – Бас короля заполнил тронный зал. – Я принимаю ваше прошение. Но должен молвить, что это испытание не из простых. И сейчас я обращаю взор на мою прекрасную дочь и даю ей слово. Элисса?
   – Да, отец? – пропела девушка.
   – Спустись к нему, – прошептал Хлодвиг, – забыла, что ли?
   Ножки принцессы неторопливо отсчитали двенадцать ступеней до мраморного пола, и она подошла к лорду.
   – Моя принцесса, – без особого энтузиазма проговорил Хайдамар. Похоже, он был недоволен затянувшимся ожиданием. – Позвольте преподнести вам редчайший в мире цветок, кабрийский эдельвейс. – Он протянул руку с цветком в ее сторону. – Он произрастает на самых неприступных скалах и утесах горной гряды Кабры, что на юго-востоке Гринвельда, под Змиевыми лесами.
   Элисса двумя руками приняла дар, медленно поднесла к лицу и, прикрыв глаза, вдохнула приятный аромат, отдающий горной прохладой.
   – Как же он оказался в ваших руках, о благородный лорд, если растет только на неприступных скалах?
   – Я рыцарь Кабрийского ордена, прекрасная принцесса, Родмар из древнего рода Хайдамаров. Первый лорд этого дома. Для меня не существует неприступных твердынь.
   – Как сказать, – улыбнулась Элисса, неторопливо двинувшись в обход закованного в блестящую сталь рыцаря. – Значит, вы сами добыли этот цветок?
   – Конечно сам, ваше высочество. – Хайдамар нахмурился, не понимая, к чему ведет юная дева.
   «Каков жених! – подумала принцесса. – Еще не муж, но уже лжет невесте».
   – Наверное, очень тяжело было штурмовать неприступные скалы в таких доспехах?
   – Что? – Рыцарь недоумевал. – Я не… Существуют особые одеяния для гор.
   Ему пришлось развернуться, бряцая железом, поскольку Элисса уже оказалась у него за спиной.
   – А, понимаю, – кивнула она, снова вдохнув аромат цветка. – Особые одеяния для того, чтобы штурмовать неприступные горы?
   – Да. Совершенно верно, моя принцесса… – Хайдамар продолжал крутиться на месте.
   – Но для того, чтобы завоевать сердце хрупкой принцессы, вы все же облачились в тяжелые доспехи и вам понадобился большой меч.
   – Э-э-эм… простите? – Тот снова повернулся, чтобы не терять Элиссу из вида.
   – Скажите, – невозмутимо продолжала она, глядя то на цветок, то на узоры на потолке, то на прожилки в белом мраморе, но только не на гостя. – Почему вы решили просить моей руки, благородный рыцарь?
   – Потому что… – Она снова ушла из поля зрения жениха, и он нервно дернулся, в очередной раз разворачиваясь. – Потому что мое сердце уже принадлежит вам, воспылав любовью к…
   – Но как?! – с притворным восхищением воскликнула она, прижав к себе цветок и наконец удостоив высокого лорда взглядом. – Как вы могли меня полюбить, если ни разу не видели и совсем не знаете?
   – Я… я видел вас, моя принцесса.
   – Когда? Не припомню.
   – Ну… вам тогда было всего пять лет от роду, – растерянно и недовольно проворчал Родмар. – Я был в этом замке и принимал участие в…
   – Постойте, сударь! – Элисса снова двинулась вокруг лорда, но теперь в обратном направлении, и строго погрозила ему пальчиком. – Вы влюбились в пятилетнего ребенка? – Она бросила быстрый взгляд на короля. – Это нормально?
   – Вы неверно истолковали мои слова. Легенды о вашей божественной красоте, моя принцесса, разошлись по королевству Гринвельд от гор Цитадели Богов на севере до берегов Срединного моря на юге! От побережья океана Предела и Жертвенного моря до восточных окраин Змиевых лесов!
   – Ах! – Элисса склонила голову к правому плечу и прикрыла очи, изображая сладостную негу. Затем остановилась, выпрямилась и вперила строгий взгляд зеленых глаз в Хайдамара. – Вы верите слухам, рыцарь? – вымолвила она, уже без следа той наивности, что демонстрировала мгновение назад.
   Королева Анриетта крепко сжала губы и нетерпеливо взглянула на мужа. Ей хотелось сделать замечание Элиссе, которая вела себя не самым подобающим образом, но первое слово должен был сказать король. Сам же Хлодвиг хранил невозмутимость, слегка прищурив глаза и пряча ухмылку в пышных усах. Похоже, поведение дочери забавляло его.