В лигу высших учебных заведений входило меньше клубов. Первенства ее не отличались особой популярностью. Футбольная жизнь здесь протекала вяло, сколько-нибудь интересных команд или игроков эта лига не показала. Виной тому, возможно, занятость студентов, большинство которых не только учились, но и зарабатывали себе на кусок хлеба. К тому же состязания проходили в будни, и собрать команду удавалось не всякий раз.
Редкую жизнеспособность, фантастическую плодовитость обнаружил кожаный мяч в условиях российской, в частности, московской среды. Заполнил огромный город клубами, кружками, подобно сказочному горшку, что варил и варил кашу – завалил ею всю округу, но продолжал варить… Создавались все новые и новые лиги, возникали первенства, плодились календари. Команды группировались не только по территориальному признаку, но и, как говорят теперь, производственному. Скажем, известный московский магазин «Мюр и Мерелиз» играет в футбол с какой-либо другой торговой компанией и выставляет при этом три команды! Разыгрывается первенство клубов Замоскворечья, куда входят: первая команда все того же «Мюр и Мерелиз», КЛИФ (Клуб любителей игры в футбол), ТФК (Товарищеский кружок футболистов), «Александрия». Третья команда ЗКС представляла одну из крупных спортивных организаций – Замоскворецкий клуб спорта. Зато команда «Дом-44» одним своим названием говорила, что она защищает честь географической единицы, площадь которой не смогла бы показать ни одна карта, разве что топографическая. Но именно эта команда супермалой земли неожиданно заявляет о себе во весь голос, будоражит футбольную Москву оглушительной сенсацией. Из десяти игр она одерживает восемь побед, делает одну ничью и допускает лишь один проигрыш. Вот вам и «Дом-44»!
Кстати, пути судьбы и впрямь неисповедимы… Если вам случится проходить мимо дома № 44 по Большой Серпуховской улице, обратите, пожалуйста, внимание на вывеску, которая объявляет, что здесь помещается отдел футбола и хоккея Всесоюзного совета профсоюзов. Работники отдела и не подозревали о футбольном прошлом дома 44, пока я не рассказал им. Чистая случайность, но весьма символичная.
Судьба дарует «Дому-44» блестящую, молниеносную карьеру. И вскоре районное мелководье начинает тормозить это многотоннажное судно – ему необходимо большое плавание. Команда включается в состав Московской футбольной лиги и, опять-таки образно говоря, тут же привыкает к нижайшим поклонам соперников, принимая их за должное. В «Юрьев день» – так футболисты называли установленный лигой месячник перехода игроков из команды в команду (только в декабре такой переход считался законным) – коллектив не боялся потерять спортсменов, напротив: его обременяли заботы, как отобрать из многих желающих войти в этот состав лучших.
Возникает необходимость сменить несолидное дворовое имя. «Дому-44» по плечу статус клуба, но Замоскворецкий клуб спорта уже имеется – ЗКС. Команда называет себя спортивным кружком Замоскворечья – СКЗ.
Но как ни стремится команда «Дом-44» к солидно звучащему имени, с этим делом ей не везет. Лишь только провозгласила себя СКЗ, как вдруг кто-то берет и делает из СКЗ «Стрекозу». «Стрекоза» прихватилась намертво и оставалась за клубом долгие годы…
Не стану называть десятки других московских команд, входящих в лиги, и диких, пока еще не организованных, но с явной тенденцией к самоорганизации, не стану, чтобы не утомлять читателя и не превращать эти странички в нечто похожее на справочник. Тем более что нужно кое-что еще поведать о футбольной жизни Подмосковья.
Я мог бы сказать так: чтобы узнать число футбольных клубов на той или иной дороге, следовало сесть в поезд и считать версты – сколько верст, столько и команд. Преувеличение, но не такое уж сильное. Во всяком случае, на каждой дороге их столько, сколько остановок. Вы приходите на Казанский вокзал, садитесь в пригородный поезд и едете – Вешняки, Люберцы, Томилино, Малаховка, Раменское… Знайте: аборигены этих земель обязательно играют в футбол. Они спортсмены! И отнюдь не чувствуют себя провинциалами на футбольном поле.
К 1915 году практически все московские железные дороги имели свои лиги: Казанская, Александровская, Николаевская, Нижегородская, Ярославская и пр…Каждое из таких спортивных объединений имело свой устав, утвержденный высокой инстанцией, подписанный губернатором или уж, по меньшей мере, вице-губернатором – каким-нибудь «камергером высочайшего двора».
Сам устав включал в себя множество всяких пунктов по разным аспектам спортивной жизни, не обошел и нравственную ее сторону. Председатель лиги Казанской железной дороги Николай Александрович Гюбиев – один из руководителей (и, вероятно, совладельцев) того самого магазина «Мюр и Мерелиз» – будучи человеком строгих правил, настоял на включении в устав правила о запрете на продажу крепких напитков в буфетах, помещенных в раздевалках. Был в уставе этой лиги и другой пункт:
«Игры в карты и всякого рода азартные игры в помещениях лиги, безусловно, воспрещаются».
По спортивным отчетам печати можно неплохо изучить географию Подмосковья. На страницах газет и журналов то и дело мелькают: Останкино, Сходня, Владыкино, Ховрино, Петровско-Разумовское, Фили, Кунцево, Давыдково, Немчиновка, пост 2-й версты, 20-я верста, Салтыковка, Новогиреево, Зеленый хутор, Обираловка, Реутово, Мытищи, Тарасовка, Лосиноостровское и пр. и пр…
Удивительное время! Повторяю однажды сказанное. Если число футболистов и не превышает числа болельщиков, то по той лишь причине, что молодые люди, став игроками, по-прежнему оставались болельщиками. Игроки «диких» команд Москвы – а им несть числа, – стремятся к футбольной легализации. Это придает им престиж, гарантирует истинно спортивную жизнь. Образуется «Лига диких». В самом названии заключен парадокс, который взаимоуничтожает понятия – если лига, то уже не дикие!
Стремительное развитие московского футбола не способны остановить (разве что чуть сдерживать) и весьма чувствительные членские взносы. В каждом клубе свои тарифы. В Сокольническом клубе спорта (СК.С), скажем, вступительные – 10 рублей в год, членские – 20. В «Унионе» – 15 рублей членские и 5 рублей вступительные. Но дозволенный минимум – 10 рублей членских и 2 рубля вступительных.
Суммы по тем временам достаточно ощутимые для кармана простого человека. Хотя, понятно, впечатление они производили не на всех. Скажем, членов команды с многозначительным названием «Купцы» вряд Ли беспокоил этот вопрос. Был, кстати, момент, когда команда эта начала приобретать некоторую – правда, сомнительную – популярность. Ей порою уделяла внимание пресса – купцы оставались купцами и на футбольном поле. Журнал «Русский спорт» по этому поводу писал: «Обратить внимание, чтобы менее работать руками, осторожнее путать ноги противника, обгоняя его, и особенно на то, как можно отталкивать игрока».
Конечно, не тот был кожаный мяч. Никто тогда и представить себе не мог нынешнего блеска, виртуозности, мастерства… Однако была в том футболе некая первородная чистота, цельность, непорочность. Служители его не искали в нем утилитарной выгоды. Вовсе не от бескорыстия – не было ее там, этой выгоды. Были одни убытки в виде всяких вступительных, членских взносов да штрафов…
Футбол в ту пору подносил болельщикам сюрпризов неизмеримо больше, чем сейчас. Сплошь и рядом бывало: сильная, популярная команда встречается со слабой и… проигрывает. Да еще с каким позорным счетом! В чем дело?
Все очень просто. Футбольные календари столь насыщенны, что игры приходилось проводить не только в выходные дни, но и в будни. А в будни спортсмены работают, потому как они прежде всего трудящиеся, а потом уже спортсмены. И будь они хоть семи футбольных пядей во лбу, свое трудовое время должны отслужить – с работы их никто не отпустит. Вот и получается, что на поле выходит команда, в которой не хватает трех-четырех игроков. Отказаться от встречи нельзя – за это большой штраф. (За нарушение календаря – неявку на состязание – МФЛ штрафовала так: I команду класса «А» – на 300 рублей, II – на 200; III – на 100. Класс «Б» I – на 200; II – на 100. Деньги шли в пользу потерпевшего клуба.) Другой случай. На соревнованиях обнаружен подставной игрок – чужой или вообще бесправный (не состоящий в лиге). Штраф 80 рублей!
Два игрока злоупотребили своими сезонными билетами на право посещения матчей – передавали знакомым, проводили на стадион бесплатно. Московская футбольная лига дисквалифицировала их навсегда.
Жесткие, даже жестокие, бескомпромиссные меры! Однако практика показала, что они-то как раз обеспечивали настоящую дисциплину, создавали порядок и условия спортивному росту, развитию футбола. При этом замечу, что в океане бесправия, порожденного в России самодержавием, футбол был одним из тех немногих демократических островков, где вопросы решались коллегиально. Устав лиги обсуждался, отрабатывался и принимался, что называется, всем миром. Он отражал волю большинства членов лиги. Стало быть, именно большинство стремилось к такому режиму. А исполнительная власть строго придерживалась буквы, не позволяя никаких отступлений.
И другому следует, удивиться: насколько хорошо уже в то время, на заре расцвета атлетики, сумели рассмотреть некоторые негативные склонности спорта. Штраф за подставного игрока был, по сути дела, той мерой, которая противодействовала выхолащиванию из спорта истинной спортивности. Мерой контроля и сдерживания оголтелого, подчас малоуправляемого желания во что бы то ни стало добиться победы. Любой ценой и ЛЮБЫМИ СПОСОБАМИ! Пожалуй, слово «добиться» здесь не только неточно, но и попросту неверно. ВЗЯТЬ победу! Да и «победа» – слово неподходящее. Поскольку речь идет о категории игроков, которая всегда была, есть и боюсь, что будет, и которой интересно не столько биться и добиться победы, сколько получить признание. Признание! Пусть безосновательное, незаслуженное. Дело в том, что в цепи психологических компонентов, которые обусловливают, стимулируют спортивную борьбу подобных игроков, не хватает одного звена – потребности к самоуважению. А это, между прочим, главное, что движет подлинным спортсменом.
Ничто так не мешает спорту, ничто так не омрачает его перспективы, как это вредоносное явление. Понятно: в чрезмерном азарте голос благородства приглушается, появляется склонность к шулерству. Не хватает своих сил, найму чужие – был бы выигрыш.
Нужно признать, что этот путь наименьшего сопротивления – соблазн отнюдь не только для малодушных.
Сей «Мефистофель» искушает многих спортсменов – людей, увлеченных честной борьбой, но ставших на путь, где победа и признание слишком заманчивы, ибо обозначены четко, конкретно.
Победа и признание – сочные плоды, которые не только не утоляют жажду, но, напротив, распаляют ее. Поэтому спорт должен быть организован так, чтобы в нем не оставалось ни малейшего места для всякого рода подтасовок и спекуляций, ни малейшей щелочки для утечки спортивности. Это понимали в ту, раннюю эпоху футбола и не просто создавали жесткие положения, но, что самое главное, неукоснительно, до самого ожесточенного бюрократизма соблюдали их.
В 1913 году финал первенства России состоялся в Одессе. Хозяева выиграли у столичной команды и претендовали на чемпионское звание. Одесса ликовала, но… преждевременно. Судейская коллегия выяснила, что в сборной этого города играло слишком много иностранцев. А надо сказать, что правила лимитировали тогда число иностранцев в командах. Одесситы прекрасно знали об этом, но уж слишком велико было желание победить… Им засчитали проигрыш.
Одно это положение в уставе говорит о том, насколько заботился Всероссийский футбольный союз именно о национальном футболе.
«Стрекоза»
Как ни удивительно, но «Мамонтовка», несмотря на золотую руку покровителя, не имела своей базы.
Большинство других коллективов если и не сами строили свои спортивные площадки от первого до последнего камня, то уж, по крайней мере, принимали личное участие в строительстве. В такое жилище атлета куда как тянет, оно становится особенно родным.
«Мамонтовка» – команда дачного происхождения. В некий сезон – а именно в 1907 году – собрались дачники поиграть в футбол. И вдруг выяснилось, что большинство из них сильные спортсмены. Сыграли с другими командами – последовала серия убедительных и довольно легких побед. Этот въезд на белом коне привел к единственному и приятному решению: состав необходимо сохранить, Команду зарегистрировали. Беда лишь в том, что «прописана» команда на станции Мамонтовка, в 30 километрах от Москвы, а игроки ее большую часть времени проживают в Москве. Вот и получается: создавать базу в Мамонтовке – слишком далеко ездить, построить же ее в Москве… Спортивная база станции Мамонтовка – в Москве! С какой бы стати?!
Словом, нет у «Мамонтовки» собственного дома. А нет дома, то, по сути, нет и настоящего коллектива.
Нет семьи! Да к тому же народ здесь разновозрастный – у иных на голове уже весьма заметное «декольте», а у таких, как я, усы едва пробились. Знаменитые братья Мухины, Розановы – корифеи московского футбола – еще играют, но чувствуется, что спортивный их век уже на исходе. Впрочем, из Мухиных я застал только одного – Сергея.
Получилось так: именно мамонтовцам представилась возможность увидеть, что такое настоящая спортивная семья. Была некая наглядность… Дело в том, что у нас возникло довольно тесное общение с ребятами из СКЗ – «Стрекозы». Эта команда сдавала нам в аренду свое поле. Оно находилось у Крымского моста – напротив того места, где нынче раскинулся Центральный парк культуры и отдыха имени Горького (не так давно на месте этого поля построили новое здание Третьяковской галереи).
Не то что в летний сезон – и зимою, когда делать на стадионе вроде бы нечего, члены этого клуба (СКЗ), несправедливо именуемого кружком, коротали здесь свободное время. Ребята приходили, попивали чаек, балагурили, пели песни. И не просто пели, а составили хор, репетировали, разучивали хоровую музыку.
Павильон, где встречались кружковцы, состоял из двух небольших раздевалок, с двух сторон примыкавших к помещению буфета, который и был центральным салоном. В буфете стояла пара столов двухметровой длины, врытых в землю, деревянные лавки, печка, жарко натопленная по зиме, буфетная стойка с самоваром. Ведал всем этим сторож дядя Саша – он же буфетчик, он же заведующий кладовой, он же рабочий стадиона.
Я частенько посещал этот стадион даже зимой: здесь царила особая атмосфера спортивного товарищества. Однако говорить о «Стрекозе» просто как о клубе спортсменов было бы слишком малым – это был клуб близких по духу людей: веселых, остроумных, хорошо знавших Друг друга, почти все знавших друг о друге, с полуслова понимавших друг друга. Это был клуб друзей, которым вместе интересно и радостно.
Довольно быстро я стал здесь своим человеком. Ко мне относились с симпатией, несмотря на мою, так сказать, формальную чужеродность, при всем том, что видели во мне потенциального соперника. Мы находились по разные стороны барьера спортивной борьбы. Повторяю: он, конечно же, ничуть не мешал моим личным отношениям со стрекозинцами и… все-таки оставался барьером. Но пришло время, когда новые друзья мои решили устранить и его…
В конце сезона в таблице первенства сложилась довольно стандартная картина: две команды – СКЗ и «Спарта» из Мытищ – претендовали на чемпионский титул. «Стрекоза», правда, имела на очко больше, но у «Спарты» в резерве была еще одна игра. И встретиться ей предстояло как раз с нами, с «Мамонтовкой». Если мытищинский клуб проиграет, чемпионом становится «Стрекоза».
Перед самой игрой ко мне подошел заместитель председателя СКЗ Иван Иванович Прудниченков и чуть ли не со слезой в голосе стал уговаривать:
– Миша, родной, ну что тебе стоит, забей пару мячей «Спарте». Ты ведь всегда забиваешь, больше всех забиваешь… А я тебе за каждый гол по два пирожных подарю… Хочу тебе, кстати, заметить, что вообще собираюсь поговорить с тобой кое о чем серьезном.
Мне бы пошутить в ответ, уж так и быть, мол, из уважения к вам да за такую цену вгоню парочку… Но на большее, дескать, не рассчитывайте – хватит с вас и этого. Словом, следовало посмеяться, тем более что и выглядел сейчас Прудниченков до смешного непривычно – куда-то исчезли так подходившие к его полицейской должности (он служил околоточным надзирателем) величавость, важность, строгость, даже некоторая сердитость. Но чувство юмора меня покинуло – уж больно польстила мне его просьба.
Позднее, став тренером, я вспомнил этот случай и понял, что тонкий, хитрый, опытный Иван Иванович великолепно знал психологию людей и отлично умел играть на ней. Он намеренно прикинулся этаким наивным простачком, убежденным, что все зависит от моего желания, – захочу, мол, забью голы, а не захочу, так и не забью. К тому же он прекрасно знал, как воспринимается его общественное положение – и спортивное и профессиональное – нами, мальчишками. Слово «полицейский» в те времена звучало весьма грозно. И не просто полицейский, а околоточный! Это в его обязанность входило присматривать за молодежью, отвлекать ее от каких-либо «темных» дел. Считалось, что спортом можно лечить от всякого рода нелояльных настроений. И наш околоточный пользовался, вероятно, этим лекарством. Разумеется, он был и болельщиком, ибо всякий, кто прикоснулся к футболу, остаться к нему равнодушным не сможет.
В матче со «Спартой» я из кожи вон лез, чтобы оправдать эту высокую веру в меня и забил-таки два гола. Мы выиграли со счетом 3:2.
Вернувшись в раздевалку, обнаружил корзинку, перевязанную голубой лентой и заполненную полутора десятками пирожных.
Помню, подошел к Прудниченкову и сказал:
– Иван Иванович, я ведь не за пирожные…
– Я понимаю, Миша. Конечно. Ты из уважения к моей просьбе.
Домой я приехал втройне счастливый. И оттого, что выиграли матч, и оттого, что 70 процентов этой победы обеспечил я, и еще потому, что в голове моей не переставая звучали слова Прудниченкова: «Миша, ну что тебе стоит?…» Какова популярность?! Ну и ну! Дальше последовал стратегический вывод: мои футбольные дела идут круто в гору! И, уже лежа в постели, засыпая, неожиданно вспомнил: о чем это «кое о чем» он собирался со мной поговорить?
Вечером другого дня на квартире меня посетил околоточный. И по делам отнюдь не криминальным. Он долго расхваливал коллектив СКЗ, рассказывал, как ребята сами строили стадион – ставили забор, вскапывали и ровняли футбольное поле, помогали строить павильон… Потом заговорил о «Мамонтовке», но не хулил ее, а упирал на то, что, по его мнению, я не вписываюсь в этот коллектив и никогда не впишусь, поскольку там играют спортсмены хоть и сильные, но великовозрастные и потому с ничтожной спортивной перспективой… Я стал догадываться, куда клонит мой гость. В заключение он сказал:
– Наши ребята тебя очень уважают. Даже любят, считают, что ты не только хороший игрок, но и парень хороший. У нас ведь как: подбирают, чтобы не только спортсмен сильный был, но и человек чтоб приличный. Мы плохого не возьмем, пусть он хоть чемпион-расчемпион… Ребята наши говорили, что хотели б видеть в команде такого парня, как ты…
Он приходил еще не однажды. Посещения его стали почти регулярными – раз в две недели, а то и каждую. И наступление вел широким фронтом, забирая меня в кольцо. Попутно он соблазнял моих братьев Сергея и Николая записаться в СКЗ – предложил им на выбор: теннис, крокет, легкую атлетику. Это ему удалось довольно быстро. Братья предпочли теннис и посещали клуб с радостью, приходили домой веселые, счастливые. Вот тогда и пошел задуманный Прудниченковым двусторонний нажим. Иван Иванович рассчитывал точно…
Я долго держал оборону. И прежде всего оказывал сопротивление самому себе. Ведь и сам не без глаз – еще до кампании Прудниченкова видел все, о чем он мне говорил. СКЗ действительно прекрасный клуб. Образ жизни, который ведут его члены, мне и в самом деле по душе. Меня тянуло к ним. Но осознать эту тягу не только не хотел, но и просто боялся. На страже верности клубу стояла моя благодарность – в «Мамонтовке» я сделал первые шаги в большой (по тем временам) спорт, она дала мне путевку в футбольную жизнь.
Однажды, переживая муки колебаний, я обратился к своим товарищам по команде. Пришел и честно, ничего не утаивая, в том числе и свое отношение к сложившейся ситуации, рассказал мамонтовцам. Представьте, меня поняли…
Мамонтовцы решили вопрос по-человечески, без своекорыстия. Кто-то из них сказал:
– Раз человек хочет уйти, значит, ему так лучше. Зачем доказывать, что здесь ему хорошо, а там будет плохо? Кто может взять на себя такую ответственность – убеждать человека в том, чего сами не знаем? А уж чего и знаем в душе, так боюсь, что… не в нашу пользу… Да и вообще – зачем насильно держать человека, злоупотреблять его совестью? Мы не должны так поступать. Хочет уйти? Пусть уходит. Возражать не имеем права.
Словом, вопрос был решен, и 31 декабря, в конец «Юрьева дня» и в канун Нового года, я подписал свою карточку. Это произошло вечером, и Прудниченков потратил оставшиеся до Нового года часы, чтобы засвидетельствовать этот факт в Московской футбольной лиге. К двенадцати часам ночи я уже входил в 1-ю команду СКЗ, где мне заготовили место левого среднего нападающего.
Вместе со мной сюда перешел и брат Александр, которого определили во вторую команду. Теперь все братья Сушковы стали членами СКЗ – напоминаю: Сергей и Николай играли здесь в теннис.
Этот эпизод побуждает меня к разговору о некой этической проблеме, актуальной и сегодня: насколько нравствен вообще переход из команды в команду?
Стоит спортсмену (особенно от большого спорта) перейти в какое-то добровольное общество из другого, не менее ДОБРОВОЛЬНОГО, как его тут же клеймят бранным словом «перебежчик», обвиняют чуть ли не в продажности и аморальности, а в газете по этому случаю появляется проблемная статья о нравственности атлета, спортивной этике и воспитании клубного патриотизма.
Удивительно, но именно в добровольном спорте возник некий неписаный закон, который накрепко привязывает игрока к команде, часто удерживает в ней вопреки его воле.
Начинаются разговоры: ты, дескать, предатель, бросил родной коллектив и товарищей только потому, что у тебя появились большие виды на квартиру, и пр. и пр. Я, однако, хорошо знаю спортсменов и твердо могу сказать: не в том суть. Хотя быт для человека, как известно, дело не последнее, подавляющее число переходов объясняется вовсе не материальными соблазнами.
Спортсмен – человек творчества. И творчество – самый главный стимул, что побуждает его работать в поте лица. В коллективных видах спорта, таких, как, скажем, футбол, хоккей, атлет творчески накрепко связан с командой. Его личный успех полностью зависит от успеха общего. Поэтому, уходя из клуба, он прежде всего нанесет ущерб своим собственным творческим интересам. А это жертва, на которую он может пойти только в самом крайнем случае. Если у него по этой вот спортивно-творческой линии все в порядке – его признают, уважают, он чувствует себя на месте, то вряд ли покинет свой коллектив, как и чем бы его ни соблазняли. Исключения из этого правила, возможно, не так уж редки, но они все-таки исключения, и я не стану заострять на них внимания. Скажу только: «ландскнехты» от спорта – люди неразборчивые, способные пойти куда угодно и на что угодно, лишь бы побольше заплатили – явление позорное. И вдвойне позорное, поскольку нынче у нас восьмидесятые годы, а не десятые, – новое время, новая этика, новый человек, и на этом фоне подобная продажность особенно нетерпима.
Однако бывают переходы, которые, на мой взгляд, никак не порочат честного имени игрока. Они могут быть вызваны неудовлетворенностью своим положением в команде, неким штампом посредственности, который футболист, как ни старается, не может с себя снять. Более того, он и сам начинает верить в свою бесталанность, а потому играет все хуже и хуже. Он чувствует, что с переходом в другую команду все может измениться, что там ему, как говорят, отрастят крылья. Он хочет уйти, а его держат.
Бывает наоборот: сильный игрок уходит из плохой команды, чувствуя, что прозябает здесь, что никогда не выбьется в большие спортсмены, не завоюет престижа, которого заслуживает. А он этого очень хочет. Да, он стремится к славе, понимает, что у него есть шансы, – словом, хочет взять свое. И его стремление понятно, правомерно, неосуждаемо – естественное для человека желание самоутвердиться. Или ему так и зачахнуть в плохой команде? Из солидарности? Или ради того, чтобы, как говорят в сфере производства, подтянуть отстающую бригаду? Но он до сих пор как раз и пытался это сделать и пришел к выводам: во-первых, нет пророка в своем отечестве, во-вторых, чтобы эту плохую команду превратить в хорошую, нужно сделать две вещи: пригласить другого тренера и сменить игроков. Короче, увидев бесплодность своих попыток, он уходит в другой клуб. И это тот случай, когда возникают самые большие скандалы.
Есть и другие мотивы, вполне пристойные, которые полностью оправдывают игрока в его желании перейти в другой коллектив.
Редкую жизнеспособность, фантастическую плодовитость обнаружил кожаный мяч в условиях российской, в частности, московской среды. Заполнил огромный город клубами, кружками, подобно сказочному горшку, что варил и варил кашу – завалил ею всю округу, но продолжал варить… Создавались все новые и новые лиги, возникали первенства, плодились календари. Команды группировались не только по территориальному признаку, но и, как говорят теперь, производственному. Скажем, известный московский магазин «Мюр и Мерелиз» играет в футбол с какой-либо другой торговой компанией и выставляет при этом три команды! Разыгрывается первенство клубов Замоскворечья, куда входят: первая команда все того же «Мюр и Мерелиз», КЛИФ (Клуб любителей игры в футбол), ТФК (Товарищеский кружок футболистов), «Александрия». Третья команда ЗКС представляла одну из крупных спортивных организаций – Замоскворецкий клуб спорта. Зато команда «Дом-44» одним своим названием говорила, что она защищает честь географической единицы, площадь которой не смогла бы показать ни одна карта, разве что топографическая. Но именно эта команда супермалой земли неожиданно заявляет о себе во весь голос, будоражит футбольную Москву оглушительной сенсацией. Из десяти игр она одерживает восемь побед, делает одну ничью и допускает лишь один проигрыш. Вот вам и «Дом-44»!
Кстати, пути судьбы и впрямь неисповедимы… Если вам случится проходить мимо дома № 44 по Большой Серпуховской улице, обратите, пожалуйста, внимание на вывеску, которая объявляет, что здесь помещается отдел футбола и хоккея Всесоюзного совета профсоюзов. Работники отдела и не подозревали о футбольном прошлом дома 44, пока я не рассказал им. Чистая случайность, но весьма символичная.
Судьба дарует «Дому-44» блестящую, молниеносную карьеру. И вскоре районное мелководье начинает тормозить это многотоннажное судно – ему необходимо большое плавание. Команда включается в состав Московской футбольной лиги и, опять-таки образно говоря, тут же привыкает к нижайшим поклонам соперников, принимая их за должное. В «Юрьев день» – так футболисты называли установленный лигой месячник перехода игроков из команды в команду (только в декабре такой переход считался законным) – коллектив не боялся потерять спортсменов, напротив: его обременяли заботы, как отобрать из многих желающих войти в этот состав лучших.
Возникает необходимость сменить несолидное дворовое имя. «Дому-44» по плечу статус клуба, но Замоскворецкий клуб спорта уже имеется – ЗКС. Команда называет себя спортивным кружком Замоскворечья – СКЗ.
Но как ни стремится команда «Дом-44» к солидно звучащему имени, с этим делом ей не везет. Лишь только провозгласила себя СКЗ, как вдруг кто-то берет и делает из СКЗ «Стрекозу». «Стрекоза» прихватилась намертво и оставалась за клубом долгие годы…
Не стану называть десятки других московских команд, входящих в лиги, и диких, пока еще не организованных, но с явной тенденцией к самоорганизации, не стану, чтобы не утомлять читателя и не превращать эти странички в нечто похожее на справочник. Тем более что нужно кое-что еще поведать о футбольной жизни Подмосковья.
Я мог бы сказать так: чтобы узнать число футбольных клубов на той или иной дороге, следовало сесть в поезд и считать версты – сколько верст, столько и команд. Преувеличение, но не такое уж сильное. Во всяком случае, на каждой дороге их столько, сколько остановок. Вы приходите на Казанский вокзал, садитесь в пригородный поезд и едете – Вешняки, Люберцы, Томилино, Малаховка, Раменское… Знайте: аборигены этих земель обязательно играют в футбол. Они спортсмены! И отнюдь не чувствуют себя провинциалами на футбольном поле.
К 1915 году практически все московские железные дороги имели свои лиги: Казанская, Александровская, Николаевская, Нижегородская, Ярославская и пр…Каждое из таких спортивных объединений имело свой устав, утвержденный высокой инстанцией, подписанный губернатором или уж, по меньшей мере, вице-губернатором – каким-нибудь «камергером высочайшего двора».
Сам устав включал в себя множество всяких пунктов по разным аспектам спортивной жизни, не обошел и нравственную ее сторону. Председатель лиги Казанской железной дороги Николай Александрович Гюбиев – один из руководителей (и, вероятно, совладельцев) того самого магазина «Мюр и Мерелиз» – будучи человеком строгих правил, настоял на включении в устав правила о запрете на продажу крепких напитков в буфетах, помещенных в раздевалках. Был в уставе этой лиги и другой пункт:
«Игры в карты и всякого рода азартные игры в помещениях лиги, безусловно, воспрещаются».
По спортивным отчетам печати можно неплохо изучить географию Подмосковья. На страницах газет и журналов то и дело мелькают: Останкино, Сходня, Владыкино, Ховрино, Петровско-Разумовское, Фили, Кунцево, Давыдково, Немчиновка, пост 2-й версты, 20-я верста, Салтыковка, Новогиреево, Зеленый хутор, Обираловка, Реутово, Мытищи, Тарасовка, Лосиноостровское и пр. и пр…
Удивительное время! Повторяю однажды сказанное. Если число футболистов и не превышает числа болельщиков, то по той лишь причине, что молодые люди, став игроками, по-прежнему оставались болельщиками. Игроки «диких» команд Москвы – а им несть числа, – стремятся к футбольной легализации. Это придает им престиж, гарантирует истинно спортивную жизнь. Образуется «Лига диких». В самом названии заключен парадокс, который взаимоуничтожает понятия – если лига, то уже не дикие!
Стремительное развитие московского футбола не способны остановить (разве что чуть сдерживать) и весьма чувствительные членские взносы. В каждом клубе свои тарифы. В Сокольническом клубе спорта (СК.С), скажем, вступительные – 10 рублей в год, членские – 20. В «Унионе» – 15 рублей членские и 5 рублей вступительные. Но дозволенный минимум – 10 рублей членских и 2 рубля вступительных.
Суммы по тем временам достаточно ощутимые для кармана простого человека. Хотя, понятно, впечатление они производили не на всех. Скажем, членов команды с многозначительным названием «Купцы» вряд Ли беспокоил этот вопрос. Был, кстати, момент, когда команда эта начала приобретать некоторую – правда, сомнительную – популярность. Ей порою уделяла внимание пресса – купцы оставались купцами и на футбольном поле. Журнал «Русский спорт» по этому поводу писал: «Обратить внимание, чтобы менее работать руками, осторожнее путать ноги противника, обгоняя его, и особенно на то, как можно отталкивать игрока».
Конечно, не тот был кожаный мяч. Никто тогда и представить себе не мог нынешнего блеска, виртуозности, мастерства… Однако была в том футболе некая первородная чистота, цельность, непорочность. Служители его не искали в нем утилитарной выгоды. Вовсе не от бескорыстия – не было ее там, этой выгоды. Были одни убытки в виде всяких вступительных, членских взносов да штрафов…
Футбол в ту пору подносил болельщикам сюрпризов неизмеримо больше, чем сейчас. Сплошь и рядом бывало: сильная, популярная команда встречается со слабой и… проигрывает. Да еще с каким позорным счетом! В чем дело?
Все очень просто. Футбольные календари столь насыщенны, что игры приходилось проводить не только в выходные дни, но и в будни. А в будни спортсмены работают, потому как они прежде всего трудящиеся, а потом уже спортсмены. И будь они хоть семи футбольных пядей во лбу, свое трудовое время должны отслужить – с работы их никто не отпустит. Вот и получается, что на поле выходит команда, в которой не хватает трех-четырех игроков. Отказаться от встречи нельзя – за это большой штраф. (За нарушение календаря – неявку на состязание – МФЛ штрафовала так: I команду класса «А» – на 300 рублей, II – на 200; III – на 100. Класс «Б» I – на 200; II – на 100. Деньги шли в пользу потерпевшего клуба.) Другой случай. На соревнованиях обнаружен подставной игрок – чужой или вообще бесправный (не состоящий в лиге). Штраф 80 рублей!
Два игрока злоупотребили своими сезонными билетами на право посещения матчей – передавали знакомым, проводили на стадион бесплатно. Московская футбольная лига дисквалифицировала их навсегда.
Жесткие, даже жестокие, бескомпромиссные меры! Однако практика показала, что они-то как раз обеспечивали настоящую дисциплину, создавали порядок и условия спортивному росту, развитию футбола. При этом замечу, что в океане бесправия, порожденного в России самодержавием, футбол был одним из тех немногих демократических островков, где вопросы решались коллегиально. Устав лиги обсуждался, отрабатывался и принимался, что называется, всем миром. Он отражал волю большинства членов лиги. Стало быть, именно большинство стремилось к такому режиму. А исполнительная власть строго придерживалась буквы, не позволяя никаких отступлений.
И другому следует, удивиться: насколько хорошо уже в то время, на заре расцвета атлетики, сумели рассмотреть некоторые негативные склонности спорта. Штраф за подставного игрока был, по сути дела, той мерой, которая противодействовала выхолащиванию из спорта истинной спортивности. Мерой контроля и сдерживания оголтелого, подчас малоуправляемого желания во что бы то ни стало добиться победы. Любой ценой и ЛЮБЫМИ СПОСОБАМИ! Пожалуй, слово «добиться» здесь не только неточно, но и попросту неверно. ВЗЯТЬ победу! Да и «победа» – слово неподходящее. Поскольку речь идет о категории игроков, которая всегда была, есть и боюсь, что будет, и которой интересно не столько биться и добиться победы, сколько получить признание. Признание! Пусть безосновательное, незаслуженное. Дело в том, что в цепи психологических компонентов, которые обусловливают, стимулируют спортивную борьбу подобных игроков, не хватает одного звена – потребности к самоуважению. А это, между прочим, главное, что движет подлинным спортсменом.
Ничто так не мешает спорту, ничто так не омрачает его перспективы, как это вредоносное явление. Понятно: в чрезмерном азарте голос благородства приглушается, появляется склонность к шулерству. Не хватает своих сил, найму чужие – был бы выигрыш.
Нужно признать, что этот путь наименьшего сопротивления – соблазн отнюдь не только для малодушных.
Сей «Мефистофель» искушает многих спортсменов – людей, увлеченных честной борьбой, но ставших на путь, где победа и признание слишком заманчивы, ибо обозначены четко, конкретно.
Победа и признание – сочные плоды, которые не только не утоляют жажду, но, напротив, распаляют ее. Поэтому спорт должен быть организован так, чтобы в нем не оставалось ни малейшего места для всякого рода подтасовок и спекуляций, ни малейшей щелочки для утечки спортивности. Это понимали в ту, раннюю эпоху футбола и не просто создавали жесткие положения, но, что самое главное, неукоснительно, до самого ожесточенного бюрократизма соблюдали их.
В 1913 году финал первенства России состоялся в Одессе. Хозяева выиграли у столичной команды и претендовали на чемпионское звание. Одесса ликовала, но… преждевременно. Судейская коллегия выяснила, что в сборной этого города играло слишком много иностранцев. А надо сказать, что правила лимитировали тогда число иностранцев в командах. Одесситы прекрасно знали об этом, но уж слишком велико было желание победить… Им засчитали проигрыш.
Одно это положение в уставе говорит о том, насколько заботился Всероссийский футбольный союз именно о национальном футболе.
«Стрекоза»
Как ни удивительно, но «Мамонтовка», несмотря на золотую руку покровителя, не имела своей базы.
Большинство других коллективов если и не сами строили свои спортивные площадки от первого до последнего камня, то уж, по крайней мере, принимали личное участие в строительстве. В такое жилище атлета куда как тянет, оно становится особенно родным.
«Мамонтовка» – команда дачного происхождения. В некий сезон – а именно в 1907 году – собрались дачники поиграть в футбол. И вдруг выяснилось, что большинство из них сильные спортсмены. Сыграли с другими командами – последовала серия убедительных и довольно легких побед. Этот въезд на белом коне привел к единственному и приятному решению: состав необходимо сохранить, Команду зарегистрировали. Беда лишь в том, что «прописана» команда на станции Мамонтовка, в 30 километрах от Москвы, а игроки ее большую часть времени проживают в Москве. Вот и получается: создавать базу в Мамонтовке – слишком далеко ездить, построить же ее в Москве… Спортивная база станции Мамонтовка – в Москве! С какой бы стати?!
Словом, нет у «Мамонтовки» собственного дома. А нет дома, то, по сути, нет и настоящего коллектива.
Нет семьи! Да к тому же народ здесь разновозрастный – у иных на голове уже весьма заметное «декольте», а у таких, как я, усы едва пробились. Знаменитые братья Мухины, Розановы – корифеи московского футбола – еще играют, но чувствуется, что спортивный их век уже на исходе. Впрочем, из Мухиных я застал только одного – Сергея.
Получилось так: именно мамонтовцам представилась возможность увидеть, что такое настоящая спортивная семья. Была некая наглядность… Дело в том, что у нас возникло довольно тесное общение с ребятами из СКЗ – «Стрекозы». Эта команда сдавала нам в аренду свое поле. Оно находилось у Крымского моста – напротив того места, где нынче раскинулся Центральный парк культуры и отдыха имени Горького (не так давно на месте этого поля построили новое здание Третьяковской галереи).
Не то что в летний сезон – и зимою, когда делать на стадионе вроде бы нечего, члены этого клуба (СКЗ), несправедливо именуемого кружком, коротали здесь свободное время. Ребята приходили, попивали чаек, балагурили, пели песни. И не просто пели, а составили хор, репетировали, разучивали хоровую музыку.
Павильон, где встречались кружковцы, состоял из двух небольших раздевалок, с двух сторон примыкавших к помещению буфета, который и был центральным салоном. В буфете стояла пара столов двухметровой длины, врытых в землю, деревянные лавки, печка, жарко натопленная по зиме, буфетная стойка с самоваром. Ведал всем этим сторож дядя Саша – он же буфетчик, он же заведующий кладовой, он же рабочий стадиона.
Я частенько посещал этот стадион даже зимой: здесь царила особая атмосфера спортивного товарищества. Однако говорить о «Стрекозе» просто как о клубе спортсменов было бы слишком малым – это был клуб близких по духу людей: веселых, остроумных, хорошо знавших Друг друга, почти все знавших друг о друге, с полуслова понимавших друг друга. Это был клуб друзей, которым вместе интересно и радостно.
Довольно быстро я стал здесь своим человеком. Ко мне относились с симпатией, несмотря на мою, так сказать, формальную чужеродность, при всем том, что видели во мне потенциального соперника. Мы находились по разные стороны барьера спортивной борьбы. Повторяю: он, конечно же, ничуть не мешал моим личным отношениям со стрекозинцами и… все-таки оставался барьером. Но пришло время, когда новые друзья мои решили устранить и его…
В конце сезона в таблице первенства сложилась довольно стандартная картина: две команды – СКЗ и «Спарта» из Мытищ – претендовали на чемпионский титул. «Стрекоза», правда, имела на очко больше, но у «Спарты» в резерве была еще одна игра. И встретиться ей предстояло как раз с нами, с «Мамонтовкой». Если мытищинский клуб проиграет, чемпионом становится «Стрекоза».
Перед самой игрой ко мне подошел заместитель председателя СКЗ Иван Иванович Прудниченков и чуть ли не со слезой в голосе стал уговаривать:
– Миша, родной, ну что тебе стоит, забей пару мячей «Спарте». Ты ведь всегда забиваешь, больше всех забиваешь… А я тебе за каждый гол по два пирожных подарю… Хочу тебе, кстати, заметить, что вообще собираюсь поговорить с тобой кое о чем серьезном.
Мне бы пошутить в ответ, уж так и быть, мол, из уважения к вам да за такую цену вгоню парочку… Но на большее, дескать, не рассчитывайте – хватит с вас и этого. Словом, следовало посмеяться, тем более что и выглядел сейчас Прудниченков до смешного непривычно – куда-то исчезли так подходившие к его полицейской должности (он служил околоточным надзирателем) величавость, важность, строгость, даже некоторая сердитость. Но чувство юмора меня покинуло – уж больно польстила мне его просьба.
Позднее, став тренером, я вспомнил этот случай и понял, что тонкий, хитрый, опытный Иван Иванович великолепно знал психологию людей и отлично умел играть на ней. Он намеренно прикинулся этаким наивным простачком, убежденным, что все зависит от моего желания, – захочу, мол, забью голы, а не захочу, так и не забью. К тому же он прекрасно знал, как воспринимается его общественное положение – и спортивное и профессиональное – нами, мальчишками. Слово «полицейский» в те времена звучало весьма грозно. И не просто полицейский, а околоточный! Это в его обязанность входило присматривать за молодежью, отвлекать ее от каких-либо «темных» дел. Считалось, что спортом можно лечить от всякого рода нелояльных настроений. И наш околоточный пользовался, вероятно, этим лекарством. Разумеется, он был и болельщиком, ибо всякий, кто прикоснулся к футболу, остаться к нему равнодушным не сможет.
В матче со «Спартой» я из кожи вон лез, чтобы оправдать эту высокую веру в меня и забил-таки два гола. Мы выиграли со счетом 3:2.
Вернувшись в раздевалку, обнаружил корзинку, перевязанную голубой лентой и заполненную полутора десятками пирожных.
Помню, подошел к Прудниченкову и сказал:
– Иван Иванович, я ведь не за пирожные…
– Я понимаю, Миша. Конечно. Ты из уважения к моей просьбе.
Домой я приехал втройне счастливый. И оттого, что выиграли матч, и оттого, что 70 процентов этой победы обеспечил я, и еще потому, что в голове моей не переставая звучали слова Прудниченкова: «Миша, ну что тебе стоит?…» Какова популярность?! Ну и ну! Дальше последовал стратегический вывод: мои футбольные дела идут круто в гору! И, уже лежа в постели, засыпая, неожиданно вспомнил: о чем это «кое о чем» он собирался со мной поговорить?
Вечером другого дня на квартире меня посетил околоточный. И по делам отнюдь не криминальным. Он долго расхваливал коллектив СКЗ, рассказывал, как ребята сами строили стадион – ставили забор, вскапывали и ровняли футбольное поле, помогали строить павильон… Потом заговорил о «Мамонтовке», но не хулил ее, а упирал на то, что, по его мнению, я не вписываюсь в этот коллектив и никогда не впишусь, поскольку там играют спортсмены хоть и сильные, но великовозрастные и потому с ничтожной спортивной перспективой… Я стал догадываться, куда клонит мой гость. В заключение он сказал:
– Наши ребята тебя очень уважают. Даже любят, считают, что ты не только хороший игрок, но и парень хороший. У нас ведь как: подбирают, чтобы не только спортсмен сильный был, но и человек чтоб приличный. Мы плохого не возьмем, пусть он хоть чемпион-расчемпион… Ребята наши говорили, что хотели б видеть в команде такого парня, как ты…
Он приходил еще не однажды. Посещения его стали почти регулярными – раз в две недели, а то и каждую. И наступление вел широким фронтом, забирая меня в кольцо. Попутно он соблазнял моих братьев Сергея и Николая записаться в СКЗ – предложил им на выбор: теннис, крокет, легкую атлетику. Это ему удалось довольно быстро. Братья предпочли теннис и посещали клуб с радостью, приходили домой веселые, счастливые. Вот тогда и пошел задуманный Прудниченковым двусторонний нажим. Иван Иванович рассчитывал точно…
Я долго держал оборону. И прежде всего оказывал сопротивление самому себе. Ведь и сам не без глаз – еще до кампании Прудниченкова видел все, о чем он мне говорил. СКЗ действительно прекрасный клуб. Образ жизни, который ведут его члены, мне и в самом деле по душе. Меня тянуло к ним. Но осознать эту тягу не только не хотел, но и просто боялся. На страже верности клубу стояла моя благодарность – в «Мамонтовке» я сделал первые шаги в большой (по тем временам) спорт, она дала мне путевку в футбольную жизнь.
Однажды, переживая муки колебаний, я обратился к своим товарищам по команде. Пришел и честно, ничего не утаивая, в том числе и свое отношение к сложившейся ситуации, рассказал мамонтовцам. Представьте, меня поняли…
Мамонтовцы решили вопрос по-человечески, без своекорыстия. Кто-то из них сказал:
– Раз человек хочет уйти, значит, ему так лучше. Зачем доказывать, что здесь ему хорошо, а там будет плохо? Кто может взять на себя такую ответственность – убеждать человека в том, чего сами не знаем? А уж чего и знаем в душе, так боюсь, что… не в нашу пользу… Да и вообще – зачем насильно держать человека, злоупотреблять его совестью? Мы не должны так поступать. Хочет уйти? Пусть уходит. Возражать не имеем права.
Словом, вопрос был решен, и 31 декабря, в конец «Юрьева дня» и в канун Нового года, я подписал свою карточку. Это произошло вечером, и Прудниченков потратил оставшиеся до Нового года часы, чтобы засвидетельствовать этот факт в Московской футбольной лиге. К двенадцати часам ночи я уже входил в 1-ю команду СКЗ, где мне заготовили место левого среднего нападающего.
Вместе со мной сюда перешел и брат Александр, которого определили во вторую команду. Теперь все братья Сушковы стали членами СКЗ – напоминаю: Сергей и Николай играли здесь в теннис.
Этот эпизод побуждает меня к разговору о некой этической проблеме, актуальной и сегодня: насколько нравствен вообще переход из команды в команду?
Стоит спортсмену (особенно от большого спорта) перейти в какое-то добровольное общество из другого, не менее ДОБРОВОЛЬНОГО, как его тут же клеймят бранным словом «перебежчик», обвиняют чуть ли не в продажности и аморальности, а в газете по этому случаю появляется проблемная статья о нравственности атлета, спортивной этике и воспитании клубного патриотизма.
Удивительно, но именно в добровольном спорте возник некий неписаный закон, который накрепко привязывает игрока к команде, часто удерживает в ней вопреки его воле.
Начинаются разговоры: ты, дескать, предатель, бросил родной коллектив и товарищей только потому, что у тебя появились большие виды на квартиру, и пр. и пр. Я, однако, хорошо знаю спортсменов и твердо могу сказать: не в том суть. Хотя быт для человека, как известно, дело не последнее, подавляющее число переходов объясняется вовсе не материальными соблазнами.
Спортсмен – человек творчества. И творчество – самый главный стимул, что побуждает его работать в поте лица. В коллективных видах спорта, таких, как, скажем, футбол, хоккей, атлет творчески накрепко связан с командой. Его личный успех полностью зависит от успеха общего. Поэтому, уходя из клуба, он прежде всего нанесет ущерб своим собственным творческим интересам. А это жертва, на которую он может пойти только в самом крайнем случае. Если у него по этой вот спортивно-творческой линии все в порядке – его признают, уважают, он чувствует себя на месте, то вряд ли покинет свой коллектив, как и чем бы его ни соблазняли. Исключения из этого правила, возможно, не так уж редки, но они все-таки исключения, и я не стану заострять на них внимания. Скажу только: «ландскнехты» от спорта – люди неразборчивые, способные пойти куда угодно и на что угодно, лишь бы побольше заплатили – явление позорное. И вдвойне позорное, поскольку нынче у нас восьмидесятые годы, а не десятые, – новое время, новая этика, новый человек, и на этом фоне подобная продажность особенно нетерпима.
Однако бывают переходы, которые, на мой взгляд, никак не порочат честного имени игрока. Они могут быть вызваны неудовлетворенностью своим положением в команде, неким штампом посредственности, который футболист, как ни старается, не может с себя снять. Более того, он и сам начинает верить в свою бесталанность, а потому играет все хуже и хуже. Он чувствует, что с переходом в другую команду все может измениться, что там ему, как говорят, отрастят крылья. Он хочет уйти, а его держат.
Бывает наоборот: сильный игрок уходит из плохой команды, чувствуя, что прозябает здесь, что никогда не выбьется в большие спортсмены, не завоюет престижа, которого заслуживает. А он этого очень хочет. Да, он стремится к славе, понимает, что у него есть шансы, – словом, хочет взять свое. И его стремление понятно, правомерно, неосуждаемо – естественное для человека желание самоутвердиться. Или ему так и зачахнуть в плохой команде? Из солидарности? Или ради того, чтобы, как говорят в сфере производства, подтянуть отстающую бригаду? Но он до сих пор как раз и пытался это сделать и пришел к выводам: во-первых, нет пророка в своем отечестве, во-вторых, чтобы эту плохую команду превратить в хорошую, нужно сделать две вещи: пригласить другого тренера и сменить игроков. Короче, увидев бесплодность своих попыток, он уходит в другой клуб. И это тот случай, когда возникают самые большие скандалы.
Есть и другие мотивы, вполне пристойные, которые полностью оправдывают игрока в его желании перейти в другой коллектив.