На летном поле его встретил крепкий здоровячек в военной форме, с погонами прапорщика, сигаретой в одной руке и соленым бочковым огурцом в другой.
– Окуркин, – сказал он, протягивая Краснобаеву руку.
– Вообще-то я не курю, – растерялся Краснобаев. – И окурки не бросал.
Прапорщик захохотал:
– Это моя фамилия такая, Окуркин!
– Ах фамилия! – воскликнул Краснобаев. – Тогда понятно. А я Краснобаев Иван Иванович.
– Значит к нам на службу?
– Так точно.
– Вот и ладненько! – Окуркин довольно потер руки, затушил в ухе сигарету и окурок положил в фуражку. – Тогда принимай самолетик.
И щедрым жестом руки указал на стоящий за его спиной АН-2.
Посмотрел Иван Иванович на самолет и вздохнул. Перед ним стоял неуклюжий самолет, который и в самом деле напоминал собой пухлый кукурузный початок. Он хоть и был старенький и скорость больше ста восьмидесяти километров в час не набирал, все равно был бодренький, чистенький и недавно покрашенный в белый цвет. Кабина и хвостовая часть его были выкрашены в голубую краску, и вдоль всего корпуса, а также по всем четырем (Двум длинным сверху и двум коротким снизу) крыльям тоже проходила голубенькая полоска.
А на борту яркая красная надпись «Воздушно-военные силы России».
Не об этом мечтал Краснобаев, не об этом. Но делать нечего. Жизнь такая штука, что не всегда преподносит то, что хочется. Все надо заслужить.
Даже право летать на реактивной машине.
Стал он во все вникать и все рассматривать. При приемке самолета иначе нельзя. Это ведь теперь его самый главный друг и соратник. Если что не усмотришь, подведет в самый ответственный момент.
– Самолет системы АН-2, – объяснял ему Окуркин. – Год выпуска одна тысяча девятьсот восьмидесятый. Место выпуска Воронежский авиационный завод. Грузопассажирский вариант.
Осмотрели они самолет снаружи, забрались внутрь. Сначала оказались в салоне. Небольшой такой салон, вдоль бортов откидные сиденья прикреплены.
– Вместимость пассажиров четырнадцать штук, – продолжал экскурсию Окуркин. – К сиденьям приспособлены пристежные ремни. Все как полагается.
Они уже подошли было к кабине, как вдруг прапорщик остановился.
– А вот здесь, – указал он, – мы установим бак для удобрений и гербицидов.
Краснобаев уныло кивнул.
– Бак, так бак, – сказал он. – А теперь пошли в кабину.
Хотел он подойти к двери, что в кабину вела, как вдруг Окуркин ему путь загородил.
– А вот в кабину не велено.
Краснобаев растерялся:
– Как так не велено?
– А вот так вот, не велено. Пока бак не будет установлен, в кабину вход запрещен.
– Это кем же запрещен? – возмутился Краснобаев и даже попытался силой в кабину пробраться. Мало того, что его на современный самолет не сажают.
Так теперь вот еще и в небо подняться не дают. К штурвалу не пускают. Попытался он Окуркина отодвинуть в сторону.
Но Окуркин был малый крупный, такого не отодвинешь.
– Кем не велено? – переспросил он. – Генералом! Ясно?
– Бочкиным?
– Им самым. Василием Митрофановичем. Он мне так и передал. «Новенького к штурвалу не подпускай, пока он лично на самолете сельскохозяйственный бак не установит». Понятно?
И тут Краснобаев понял, что это его испытание продолжается. Сжал он кулаки, губы от злости закусил. И на Окуркина.
– Давай сюда свой сельскохозяйственный бак!
– Вон он, в ангаре валяется. Сказал так Окуркин, ухмыльнулся и захрустел соленым огурцом.
Пришлось Ивану Ивановичу самому за дело приниматься. Взял он лебедку, взял инструменты, и стал бак в самолете устанавливать. Самостоятельно.
А Окуркин вокруг ходит, усмехается и советы дает.
Тут, наконец, вспомнил Краснобаев, что по званию он старше Окуркина и как прикрикнет на него:
– Товарищ прапорщик, быстро в строй по установлению сельскохозяйственного бака!
Да так это у него лихо получилось, как у самого настоящего генерала. Окуркин аж весь вытянулся, как струна. Грудь так колесом вперед выгнулась, что чуть гимнастерку не порвала. Отдал он честь Краснобаеву и сам не понял, как принялся ему помогать.
Вдвоем дело быстрее пошло.
Они уже почти полностью бак установили, как подняв чуть не до неба пыль, подъехал к ним газик. Взвизгнул шинами и прямо у самолета остановился. Вылез из него потный лысый мужичок с портфелем в руках и платочком, которым он все время голову вытирал, то ли пот вытирал, то ли таким хитрым способом голову от солнца уберегал, непонятно.
Только подбежал он к Краснобаеву и закричал:
– Это вы пилот этого самолета?
– Да я. Краснобаев Иван Иванович.
– Очень приятно. А я Колосков, агроном совхоза «Крылья урожая». Наконец-то! Наконец-то! Наконец-то вы прибыли. Мы вас так ждем. Так ждем! Ведь урожай гибнет. Самым натуральным образом гибнет. Без удобрений, да еще сорняки пошли и саранча одолевает. Так одолевает. Спасайте, товарищ! Вас нам сам бог послал.
– Не бог его послал, а товарищ генерал! – заржал Окуркин.
– Товарищ прапорщик, перестаньте смеяться, – сделал ему замечание Краснобаев. – Тут урожай гибнет, а вы со своими шуточками.
– Да Василий Митрофанович действительно Бог в наших краях. Мы на него буквально молимся. Своей авиации у нас нет. Вся надежда только на военную.
– Колосков так разволновался, что даже запыхтел и стал на месте прыгать.
– Ничего, ничего, – стал успокаивать агронома Иван Иванович. – Спасем мы наш урожай. Обязательно спасем. Сейчас вот с товарищем прапорщиком кончим сборку и прямо в воздух.
– Сейчас не получится, – махнул рукой Окуркин. – Вечер уже. И баки пустые. Оба. И тот, что для удобрений, и тот, что в самолете. А вот утром заправимся, возьмем пару курсантов из сержантской школы и поступим в полное ваше распоряжение.
– Благодарю вас, – стал им жать руки Колосков. – Благодарю!
Прыгнул он в машину и укатил, подняв еще больше пыли, чем когда приехал.
А Краснобаев понял, какая на него ответственность возлагается, какая важная задача ему предстоит, что заработал еще быстрее. Окуркину ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Солнце еще на зашло, как все было готово.
Конусообразный бак, в который загружаются удобрения или ядохимикаты, был установлен прямо за пилотской кабиной, закреплен, и проверен на исправность. А вместе с ним и две трубы под самолетом прикреплены, из которых удобрение сыпаться должно. Эти две трубы называются «Распылитель гранулированного удобрения». Они торчат в разные стороны и похожи на брюки, которые, развеваясь по ветру, летят за самолетом. Летчики так их и называют «штаны». Полюбовался на сделанную работу Иван Иванович, удовлетворенно вымыл руки, голову, переоделся и побежал генералу докладывать, что дело сделано.
– Молодец! – похвалил Краснобаева Бочкин. – Обычно у меня ребята больше недели с этим возились. А тебе как это удалось?
– Один бы я ни за что не успел, – признался Краснобаев. – Мне прапорщик Окуркин помог.
Брови генерала полезли вверх.
– Неужели? Обычно Окуркин сам ничего не делает, только других заставляет. Как же тебе это удалось?
– Так я ему приказал, товарищ генерал.
– Приказал? – засмеялся Бочкин. – Ладно иди. Завтра приступишь к полетам.
– Есть, приступить к полетам!
И бодро стуча каблуками, Краснобаев вышел из кабинета, прошел мимо Любочки и покинул командный штаб.
– Выйдет из парня толк, – покачал ему вслед головой генерал. – Или я не генерал Бочкин. Это ж надо. Окуркина заставил работать.
А к ночи уже вся база знала, что новичок заставил самого прапорщика Окуркина работать. Сельскохозяйственный бак собирать и штаны крепить. Так после этого прапорщику прохода не стали давать.
– Как же это так? – спрашивали его. – Как это тебя салага заставил работать? Говорят, что он тебе приказал? Неужели? Вот это герой!
Прапорщик только отмахивался, да прятал свою ухмылку. Отмалчивался. Только в душе затаил он обиду на Ивана Ивановича и даже поклялся, что отомстит ему при случае.
Глава седьмая
МЕТЕОРАЗВЕДКА
Утром, ни свет, ни заря, зазвонил телефон в комнате Краснобаева и сбросил его с постели.
Схватил Иван Иванович трубку:
– Краснобаев слушает!
– К генералу!
– Есть! – ответил Краснобаев. За сорок пять секунд он оделся, умылся и заправил постель, после чего побежал к зданию, где генерал находился.
А было четыре часа утра. Все вокруг, кроме часовых и тех кто находился на боевом дежурстве спали. Вся база. И не знал Краснобаев, что это вовсе не его к генералу вызвали, а просто прапорщик Окуркин решил так над ним подшутить. И не просто подшутить, а нагадить ему таким образом.
Надеялся он, что Краснобаев в самом деле в четыре утра к генералу бросится, разбудит его, нарушит его сон и покой, и его жену Настасью Филипповну разбудит, а она женщина серьезная, если не сказать, суровая. Вот и будет ему тогда взбучка!
А ничего не подозревающий Краснобаев прибежал к штабу, а там все закрыто, только часовой с автоматом вокруг ходит.
– Стой, кто идет! – закричал часовой и автомат в сторону Краснобаева направил.
– Младший лейтенант Краснобаев по вызову к генералу явился! – тут же отрапортовал Иван Иванович.
– Да ты что? – удивился часовой. – Товарищ генерал не здесь. Он сейчас у себя.
– У себя? – удивился Краснобаев. – А где это?
– А вон в той пятиэтажке прямо за летным полем, – указал часовой. – Только он сейчас спит.
Последних слов Краснобаев уже не слышал, потому что со всех ног побежал к дому, в котором генерал жил. Прибежал, а только, в какой квартире генерал живет, не знает. Забыл у часового спросить. Но не обратно же бежать?
– Товарищ генерал! – закричал тогда изо всей силы Иван Иванович. Очень он боялся, что слишком долго он до командира своего добирается, и что генерал наверняка на него за это сердится. А на часы от волнения он даже не посмотрел, и не знал, который сейчас час. – Товарищ генерал! Вы в какой квартире?
Естественно, что он не только генерала, а всех жильцов дома перебудил. Зажегся в окнах свет, стали из них выглядывать заспанные и удивленные физиономии. А Краснобаев в них всматривается, лицо Бочкина найти пытается.
– Товарищ генерал! – кричит.
А Бочкин и его жена Настасья Филипповна крепче всех в доме спали и его криков совершенно не слышали. Проснулись они только когда, им в стены соседи стучать начали. Проснулись и спросонья ничего понять не могут. Наконец сообразили и крики Краснобаева услышали.
– Это тебя, Вася! – испуганно прошептала жена Бочкина. – Неужто война началась?
И со слезами бросилась она обнимать Бочкина и прощаться с ним.
А Краснобаев все за окнами орет, вокруг дома бегает. Совсем растерялся и расстроился.
– Ну что ты Настена, – успокаивает ее Бочкин.
– Это не война, это меня новичок зовет. Лейтенант Краснобаев. И чего ему от меня понадобилось?
Очень он рассердился. И жена его Настена тоже рассердилась.
– А ну-ка, иди всыпь ему по первое число! – ткнула она мужа в бок своим большим кулаком, да так что генерал как колобок с большой двуспальной кровати в угол покатился.
Подбежал он к окну и уже собрался Краснобаева отборными и самыми неприличными ругательствами облить, как зазвонил телефон.
Чудо спасло Краснобаева. Чудо в виде маршала авиации Штопорова. Потому что это именно он звонил.
– Бочкин? Это ты? – спросил маршал.
– Так точно, Бочкин у аппарата. Слушает. – И генерал, как был в трусах и в майке, вытянулся по стойке «смирно». Стал слушать, что ему маршал говорит.
А Краснобаев полностью надежду генерала найти потерял, сел на скамейку перед подъездом и пригорюнился.
Тут Бочкин выскочил, одевается на ходу, штаны с лампасами застегивает, галстук завязывает.
– По вашему вызову младший лейтенант Краснобаев явился! – вскочил перед ним Иван Иванович, и лицо его загорелось счастьем, что он своего генерала увидел, когда уже совсем отчаялся его увидеть.
– За мной, Краснобаев! – крикнул Бочкин и побежал к аэродрому.
Краснобаев за ним.
А тут из подъезда жена Бочкина выскочила. Настена. А в руках у нее узелок с едой. Вернее даже не узелок, а самый настоящий мешок. Как у Деда Мороза. Догнала она Краснобаева и узелок ему в руки сунула. Так Краснобаев под его тяжестью аж согнулся и чуть не упал.
– Ты милок моего мужа покорми ровно в семь часов, – стала наставлять его генеральша. – У Василия Митрофановича язва. Ему без еды нельзя. К тому же отощает он, сердешный мой.
– Есть накормить товарища генерала! – пообещал ей Иван Иванович и побежал догонять Бочкина.
Догнал, а тот ему на бегу стал объяснять ситуацию.
– Маршал к нам в семь утра прилетает. Лично сам товарищ Штопоров. На своем личном самолете. Двухмоторном.
– Понятно, – ответил Краснобаев. – Мы должны его встретить? Почетный эскорт организовать?
– Нет. Мы должны произвести метеоразведку и доложить товарищу маршалу о высоте облаков, скорости и направлении ветра, разреженности воздуха и так далее. Понятно? Сейчас мы с тобой на метеоразведку полетим на твоем кукурузнике. Такое важное дело я никому другому кроме себя доверить не могу. Это же сам товарищ маршал!
И побежали они к АНу-2, который в стороне от всех остальных самолетов стоял, от разных там истребителей МИГов, бомбардировщиков СУ, штурмовиков ЯКов. Одинокий и грустный.
Но тут по приказу Бочкина к нему машина подъехала и стала его горючим заправлять, и Бочкин с Краснобаевым подбежали. Так что одиночество его кончилось, и пропеллер засиял от радости.
Через десять минут они уже оба в кабине были, а еще через пять минут, после того, как доставили нужные метеорологические приборы, выехали они на взлетную полосу и начали разбег.
И почувствовал Иван Иванович, как у него тревожно забилось сердце. В ожидании полета, в ожидании высоты, встречного ветра и кудрявых облаков. Раскраснелся он, разволновался. Посмотрел на него Бочкин и понимающе кивнул:
– Волнуешься? Правильно. Я тоже всю жизнь волновался, когда взлет начинал. Как артист, который на сцену выходит. Уже казалось бы, в тысячный раз, вреде привыкнуть должен, а все равно волнуешься.
Взревел двигатель, закрутился четырехлопастной винт самолета, и помчались они по взлетной полосе.
А через минуту уже в воздухе были.
– Взлет произведен, товарищ генерал! – доложил Краснобаев.
– Оценка четыре, – ответил Бочкин.
– Это почему? У меня за взлет всегда пять было.
– Резко поднялся. Словно пьяный воробей взлетел, а не самолет.
– Так мы же торопимся, товарищ генерал!
– Запомни, Краснобаев, – Бочкин строго поднял вверх указательный палец, – торопятся только при ловле блох. Это тебе мой первый урок.
– Спасибо за науку, товарищ генерал, – искренне поблагодарил его Иван Иванович и поклялся всегда и в любых ситуациях, даже самых критических, быть спокойным как египетская пирамида. Иначе летчику нельзя.
Тем временем поднимались они все выше и выше. Добрались до облаков. Краснобаев вел самолет, а Бочкин аккуратно записывал показания приборов в свою записную книжку. Целый час, вели они метеоразведку, все что надо выяснили, осталось только разреженность воздуха на высоте пяти километров проверить.
– Давай выше, – дал Краснобаеву команду Бочкин.
Попробовал Иван Иванович выше подняться, потянул штурвал на себя, а самолет не слушается. Не хочет выше подниматься.
– Что такое? – удивились Краснобаев и Бочкин.
– Может горючее на исходе?
Посмотрели на датчик расхода топлива. Горючего навалом, хоть в Москву лети. Что же такое? Посмотрели в иллюминаторы и поняли в чем дело.
– Обледенение! – воскликнул Бочкин.
И точно, крылья их, особенно верхние, по передней кромке были покрыты льдом. Видимо слишком долго они в облаках витали. Там влажность большая, и мороз, вот и обледенели. А АН-2, самолет старой модели, единственный на сегодняшний день, не обеспеченный системой противообледенения.
– Придется возвращаться, – вздохнул Краснобаев.
– Да ты что? – возмутился Бочкин. – Что я по твоему маршалу доложу? Нет, мы должны подняться и зафиксировать разреженность воздуха. Понятно?
– Понятно. Но как?
– А вот так. Ты сейчас мне управление передашь, а сам полезешь на крылья и лед отколешь. Приказ ясен?
– Ясен. Но я же замерзну.
– Не замерзнешь. Я твое дело читал. Ты ведь гимнастикой йога занимаешься? Так?
– Так.
– А йоги ни жары стоградусной не боятся, ни холода. Так что вперед, Краснобаев. Мысленно я с тобой. Бери ледоруб.
Делать нечего. Приказ есть приказ. Передал управление самолетом Иван Иванович Бочкину, обвязался веревкой, чтобы самолет не потерять, взял в руки топор, который с пожарного щита снял, и через иллюминатор на крыло полез.
Ледяной морозный ветер встретил его со страшной злобой. Такой обморозит насмерть за десять минут. Ничего и сделать не успеешь.
Тогда Краснобаев действительно вспомнил свои занятия гимнастикой йоги, максимально расслабился и колоссальным усилием воли убедил себя, что ему ни по чем ни ветер ни мороз. Ветерок прохладный и приятный, воздух теплый и ласковый.
И странное дело. Получилось. Стало ему и тепло и сухо, и самое главное страх куда-то подевался. Вылез Краснобаев на крыло, закрыл за собой дверь, и как ни в чем не бывало, принялся лед от передних кромок крыла топором откалывать. Работал с огоньком, усердно и добросовестно. Только звон стоял в небесах. За пятнадцать минут очистил ото льда все крылья, а у АНа-2, как вы наверно помните, их целых четыре, и вернулся обратно в салон самолета. Закрыл иллюминатор, топорик на место повесил. Веревку от пояса отвязал, снова в моток скрутил, в ящик положил. Руки потер и себя осмотрел. Все ли с ним в порядке?
Все было в норме. Никакого обморожения или другого какого вреда, только щеки покраснели и уши. Довольный вернулся в кабину и радостно доложил:
– Приказ выполнен. Лед ликвидирован!
– Отлично! – похвалил его Бочкин. Очень он Краснобаевым доволен остался. – Не разочаровал ты меня, Краснобаев. Что ж, ко мне на базу никогда плохих пилотов не присылали. Знают, что генералу Бочкину неумехи не нужны. Принимай управление.
– Есть принять управление! – Краснобаев схватился за штурвал самолета и понял, что за эти двадцать минут уже успел по нему соскучиться.
Поднялись они на высоту пять километров, все что надо там сделали и спокойно вниз полетели. Все дела были сделаны. Пора было возвращаться.
И тут Бочкин увидел у ног Краснобаева мешок с едой, который ему Настасья Филипповна дала.
– Что это у тебя такое?
– Это вам жена еду в дорогу дала. Приказала поесть.
– Раз приказала, значит, приказ надо выполнять, – философски заметил Бочкин и развязал мешок.
А там еды было столько, что можно было роту накормить, а не только одного генерала. Даже кастрюля с супом горячим завернутая в пуховый оренбургский платок стояла. Вот какая заботливая жена была у Бочкина.
– Давай, Краснобаев, угощайся, – сказал Бочкин. – После сделанного дела, еда не грех, а награда.
Стали они кушать.
Только Иван Иванович много не ел. Во-первых, он вообще обжорой не был, во-вторых, стеснялся. Боялся, что генерал о нем плохо подумать может. Попробовал борща, один свежий огурец, одну котлету и два пирожка. Один с яблоками, другой с картошкой и мясом.
Генерал же в отличии от него, не стеснялся и наворачивал от души. Ел, пил, нахваливал свою жену, рассказывал, как с ней познакомился, когда еще молоденьким лейтенантом был и служил в Киевском военном округа под командованием генерала Разворотенко.
– Вот ведь время было. Золотое было время! Эх молодость, молодость! – вздыхал Бочкин и заедал свою грусть по молодым денькам очередной порцией еды.
Краснобаев даже не заметил, как мешок стал пустым. Зато Бочкин наоборот стал тугим и упругим, словно его воздухом надули, как шину от колеса.
Сидит Бочкин в кресле второго пилота, радуется, что метеоразведку произвел, хорошо и вкусно поел, сейчас домой вернется и маршалу доложит о состоянии воздуха. От радости он даже замурлыкал песенку «Как хорошо быть генералом», затем надвинул фуражку на глаза и слегка задремал, потому что час был все еще ранний.
Глава восьмая
КРИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ
А Иван Иванович тоже в самом хорошем расположении духа продолжал полет.
За бортом самолета ярко светило только что проснувшееся солнце, его теплыми лучами умывались белые облака, и в небе появились первые птицы, и Краснобаев удвоил внимание, чтобы в кого-нибудь из них случайно не врезаться. Не хотел он начинать свой путь в авиации с убийства живого существа. Пусть даже и птицы.
Стал он снижаться, потому что пора было идти на посадку, и тут к нему вдруг один упрямый стриж пристал. Летает прямо перед лобовым стеклом и летает. Того и гляди, под винт попадет.
– А ну пошел отсюда! – прикрикнул на него Иван Иванович.
Стриж разумеется ничего не услышал. Во-первых, из-за грохота работающего двигателя, во-вторых, его от Краснобаева отделяло лобовое стекло. А оно толстое как броня. Мало того, он еще уселся на радиоантенну и хвостом стал помахивать. Да так нагло, что Краснобаев обиделся.
– Ах так, тогда держись! – воскликнул он и стал делать петлю Нестерова, или, как ее называют в народе, мертвую петлю.
АН-2, это не пилотажный самолет. То есть непригодный для того, чтобы совершать на нем фигуры высшего пилотажа. Для этого у него ни скорости недостаточно, ни силы двигателя. Однако от злости Иван Иванович совсем об этом позабыл. Так его возмутило поведение стрижа, что он резко повел самолет вверх и описав в воздухе большое кольцо вернулся на прежний курс. Кукурузник, которого никто и никогда в жизни ничего подобного не заставлял делать, видимо так удивился, что от удивления сделал мертвую петлю, и даже сам не понял, как это у него вышло.
Так Иван Иванович впервые в жизни сделал то, чего никто никогда до него не делал. Сплел на кукурузнике мертвую петлю. Жаль, что никто этого не зафиксировал, на пленку не заснял, в книгу рекордов Гиннеса не записал. Даже Бочкин и тот не проснулся.
А что же стриж, спросите вы?
Этот бедняга чуть не скончался от страха. Да еще его силой давления так к лобовому стеклу прижало, что он только клюв открыл, да вытаращив глаза, уставился на Краснобаева.
– Что не нравится? – не зло спросил его Иван Иванович. – Так то!
Когда самолет снова по прямой траектории полетел, стриж опомнился, обиженно крикнул и улетел. Только от страха или может от нажима силы тяжести, или еще по какой причине он все лобовое стекло залил своим склизким белым пометом.
Обгадил, так сказать. Да так обильно, что ничего разглядеть впереди возможности не стало. Отомстил он значит, Ивану Ивановичу за его глупую шутку с мертвой петлей. С тем и улетел, преподав Краснобаеву хороший урок, что нельзя птиц обижать.
Ведь они его коллеги, можно сказать. Воздушные друзья. Небесные братья.
И это в первом же полете!
Краснобаев чуть не заплакал от обиды. Мало того, что ничего не видно, так еще сейчас товарищ генерал проснется, увидит на стекле такое безобразие и такой ему нагоняй устроит! Кто знает, вдруг еще и летать запретит? Надо было срочно исправлять ситуацию.
Поставил Иван Иванович самолет на автопилот, схватил тряпку, открыл боковую форточку, высунулся чуть не наполовину и стал лобовое стекло чистить.
А это занятие не простое, особенно, когда под рукой ведра с мыльной водой нет. Он только размазал все по стеклу равномерно, так что оно все белое стало, матовое, но кое-что разглядеть все-таки было можно.
Вернулся Краснобаев на место, закрыл форточку, спрятал тряпку. И тут как раз Бочкин проснулся, смотрит на белое матовое стекло, понять ничего не может.
– Что это такое? – спрашивает.
– А это, – отвечает Краснобаев, – солнцезащитный слой новейшей разработки.
– Понятно, – кивнул Бочкин, – чтобы глаза не слепило. Так?
– Так точно!
И пришлось Краснобаеву таким хитрым способом идти на посадку, при десяти процентах видимости.
Но это даже и хорошо. Можно сказать, он сам себе учение устроил. Ведь чего только не бывает в жизни летчиков. И в бурю приходится садиться и в снегопад, когда видимость вообще нулевая. Особенно в полярных условиях. А садиться надо. Ситуация заставляет. И все тогда от мастерства пилота зависит, от его опыта и интуиции.
Совершил посадку Иван Иванович даже лучше, чем если бы стекло чистым и прозрачным было. Даже Бочкин его похвалил:
– Вот теперь отлично, Краснобаев! Сел, как на мамину кровать. Мягко, плавно, бережно. Поздравляю тебя с первым твоим полетом. Дай я тебя расцелую!
Громко расцеловал он Ивана Ивановича в обе щеки по три раза и также крепко по-генеральски обнял его своими сильными руками.
– А теперь мне пора в кабинет. Вызови мне по радио машину. Я ее у выхода буду ждать.
И пошел он к выходу, который находится в хвостовой части самолета. Только путь его лежал мимо бака для удобрений. А места между баком и бортом самолета совсем мало было. Впритык. Генерал Бочкин когда в начале рейса в кабину шел и то чуть не застрял, потому что худым его никак назвать нельзя было, а теперь после того, как все, что ему Настасья Филипповна дала, он съел, застрял по-настоящему. Никак вперед двинуться не может, а назад в кабину ему возвращаться никак нельзя.
– Краснобаев! – закричал он тогда. – Краснобаев! Иди сюда!
Подбежал к нему Иван Иванович:
– Что случилось?
– Ну-ка, помоги мне. Что-то я не пролезаю. Подтолкни меня.
Поднатужился Краснобаев и изо всех сил стал толкать Бочкина вперед. Но это не помогло. Генерал от его толчков застрял еще больше. Покраснел весь от натуги, даже задыхаться начал.
– Тяни назад! – кричит.