Страница:
— Итак. — Голос говорившего идентифицировался, как голос Крючкова и, согласно записи, оригинал кассеты прилагался к делу. — Я слушаю вас. Можете говорить здесь вполне откровенно.
— Для того я и приехал. — Русский язык Макса Коулера почти безукоризнен. Акцент, подобный этому, я слышал у русских, детьми выехавших в Штаты. Я не удивлюсь, если вдруг окажется, что на поверку о какой-нибудь Максим Колеров или что-то в этом роде. — Буду только говорить: в нашей встрече не предусмотрено никаких писем, уведомлений, протоколов и всего прочего.
— Оставьте, — я давно уже перерос эти шпионские штучки, — Похвальное качество для начальника спецслужбы, вполне веское основание для перевоза в управдомы или цековские секретари. Наше счастье. Не все в Комбинате разделяют воззрения начальства.
— Если вы намекаете, что надо выключить магнитофон, то в моем кабинете этим не занимаются. Я слушаю — это значит, что слушаю только я. Так что, к делу.
«Большая ошибка», — как говаривал Арнольд Шварцнеггер в роли последнего киногероя.
— Я хотел лишь предупредить, что абсолютная секретность встречи в наших общих интересах, господин генерал. Впрочем, к делу так к делу.
После взаимного уверения в серьезности намерений следует двухстраничная политинформация, вся секретность которой заключена в том, что в ней озвучены глубокомысленные сентенции о том, что Горбачев более не владеет ситуацией в стране и это крайне беспокоит Соединенный Штаты. Лавирование между интересами различных политических группировок неизбежно должно привести к краху. Глубокомысленные замечания аналитиков из Ленгли [49]полны политической мудрости где-то на уровне среднестатистического пивного ларька. Единственное, о чем там, пожалуй, не услышишь — это о тех негативных последствиях, которые могут проистекать для мирового сообщества из краха Советского Союза.
Я читаю выспренние фразы Коулера о демократических ценностях и политической ответственности и думаю совсем о другом. О том, каким образом могла состояться эта встреча? Кто такой этот самый Макс, по прежнему не ясно, но, судя по возложенной на него миссии, фигура в большой политике и тайной войне отнюдь не малая, по уровню — не менее заместителя директора ЦРУ. Однако все кадровые перестановки в верхах спецслужб вероятного противника находятся под бдительным контролем наших спецслужб, как впрочем, и наоборот, естественно всплывший невесть откуда посреди горного озера кит вызывал бы у меня куда больше доверия и понимания, чем возникший из ниоткуда разведчик подобного уровня. Значит, скорее всего, его должность не учтена в официальном табеле о рангах страны Американии. Такая себе, частная поездка. И если кто-то вдруг считает, что подобное возможно, пусть попытается провернуть эту ситуацию в обратном направлении. Успех подобной поездки, прямо скажем, более чем гадателен.
Значит, должен был существовать мостик, между пунктом А и пунктом Б. Если играть теми картами, что на руках, то на роль начала мостика вполне подходит Горелов-старший. Связь с группировкой Мюррея, судя по его нынешнему экономическому союзу, у него плотная, а здесь… Опять, словно капитан Немо на своем Наутилусе всплывает фигура полумифическая, но скорее всего, реальная — «Жером», человек, курировавший акции Горелова из Москвы. Между ним и Гореловым стоял наш генерал. «Я слишком много знал», — как говорил мой друг, ныне покойный. Логичная схема? Вполне. Но увы, лишь одна из возможных.
— Наши аналитики тоже предполагают подобные варианты, — дипломатично замечает Крючков, очевидно подустав от затянувшегося прощупывания обстановки.
— Это естественно, ибо ничего другого не остается, если… — пауза затягивается, как петля в заячьем силке. По-моему, Бернард Шоу изрек: «Чем больше пауза — тем больше актер». Актер, с которым нам приходится иметь дело, принадлежит к когорте великих. — Если только не поменять людей, стоящих у руководства страны. Сейчас ей нужна крепкая рука, способная навести порядок, и на данный момент мы в этом заинтересованы не меньше, чем вы. Нам ни к чему, чтобы в складе ядерных боеприпасов, именуемом СССР, произошел взрыв. Потому что осколки его разлетятся по всей планете.
Воистину, откровенность — самое изощренное коварство. Неужели же шеф КГБ действительно мог предполагать, что все сказанное ему собеседником, всерьез могло подвигнуть тех, кто стоял за Максом Коулером, рассматривать кандидатуру самого заядлого борца с империалистической угрозой в качестве подходящего объекта для переговоров? Абсурд! И все же. Можно предположить, что Крючков, испуганный приближающимся крахом Союза хватался за любую, кажущуюся ему перспективной возможность, но тогда приходится констатировать, что настроение председателя КГБ были неплохо известны за океаном. Впрочем, во всяком другом случае, подобная встреча просто не могла бы состоятся.
— Все это мне понятно, — тянет Крючков и, по всей видимости сверлит визави взглядом, пытаясь копировать своего бывшего начальника. Но он — всего лишь жалкая тень Андропова и всего-то общего между ними — занимаемое кресло. — Все, о чем вы говорите, звучит вполне логично, но… Что же дальше? Какие будут конкретные предложения?
Дожились! А как там у нас насчет данайцев, дары приносящих? Пожалуй, данайцами нас не запугаешь!
— Предложения? — похоже, подобный поворот разговора смутил и самого Коулера. Впрочем, находится он чрезвычайно быстро. — Какие могут быть предложения? Мы не вмешиваемся в чужие дела!
Скупая мужская слеза наворачивается на мое недреманное око. Хочется упасть на грудь неизвестному другу и закричать: «Макс! Мы тоже. Мы тоже никогда и ни во что не вмешиваемся!»
— Я хотел бы только заметить, — продолжает американец, не ведая о моих запоздалых восторгах, — что если в вашей стране действительно найдется крепкая рука, способная остановить этот катастрофический распад, то Запад не будет возражать слишком сильно…
Новые слезы умиления. Как тут не вспомнить Великого Комбинатора: «Запад нам поможет! Полная тайна вкладов, то есть союза».
— США — это ещё не весь Запад.
— Я сказал Запад? — удивленно произносит Коулер, тем самым тоном, каким ловкий продавец всучивает наивному покупателю негодный товар: «Неужели я сказал сто долларов? Ну что вы, конечно же, девяносто пять! Только для вас, поскольку вы мне глубоко симпатичны!» — я ошибся, простите. Я хотел сказать: «Запад и Восток», имея ввиду также наших союзников и ваших соседей в районе Японского моря. Словом, весь цивилизованный мир.
Странное впечатление. Уровень охмурежа шефа могущественной спецслужбы, которой ещё совсем недавно пугали подростков в голливудских боевиках, вчерашнего начальника разведки КГБ — нечто среднее между соблазнением проститутки на Тверском и разговора доброго следователя с малолетним преступником.
— Но то, что вы предлагаете…
— Мы ничего не предлагаем.
— Да оставьте вы, наконец, свои дипломатические выверты! Откровенность за откровенность. То, что вы предлагаете, называется государственный переворот! Я правильно понимаю?!
Все, спекся. Сам себя засветил. Не выдержал хождения по кругу. Теперь слово произнесено и произнес его именно Крючков. И это разведчик! Понятное дело, что сама по себе данная встреча не является актом растущего взаимодоверия и дружбы между спецслужбами конкурирующих сверхдержав-антогонистов. Но слово-то сказано! Инициатива потеряна. А дальше: «Вы хотите песен? Их есть у меня!»
— В СССР, господин генерал, сейчас все перевернуто с ног на голову. Поэтому, обратный переворот был бы, мне думается, вполне уместен. Нам кажется, нет, мы даже уверены в том, что подобные мысли вам и без нашей подсказки приходят в голову.
Наживка съедена вместе с крючком и метром привязанной к нему лески.
В тексте расшифровки значится негромкий стук, очевидно пальцами по поверхности стола. Думает, а может быть — нервничает. И то и другое полезно. Впрочем, на этот раз к желаемым результатам стук все-таки не привел.
— Может быть, может быть. Но вас-то какая польза от этого? — пытается трепыхаться Председатель КГБ. Поздняя попытка рыбки понять логику рубака. — Предположим, некая группа серьезных и решительных людей берет в руки власть и предотвращает распад СССР. Этой опасности мы и вы, разумеется, допустим, избежали. Но в таком случае прежнее равновесие быстро восстановится, и очень скоро вы будете иметь перед собой то, что имели, скажем, три года назад. А именно — могущественного соперника ни в чем, по крайней мере, если вести речь о военном противостоянии, не уступающего США. Вам это нужно?
В нашем Центре мысль о том, что короткий точечный удар в уязвимое место стоит больше десятка полновесных пинков в никуда — является общим местом, но генералу Крючкову она, похоже, внове. Иначе он не стал бы задавать подобных вопросов. И встречаться бы не стал. Ибо, если удар был нанесен именно здесь и именно сейчас, то абсолютно ясно, что в случае успеха, никакое возвратное движение невозможно. Это удар на выдохе, непременно ведущий к фатальным последствиям. Подобными вопросами надо задаваться до таких вот встреч, и ответы на них искать загодя, а не за столом переговоров.
— Нет, разумеется, нам нужно не это. Если мы ставим на вас, господин Крючков, то мы, поверьте, знаем, что делаем.
И как тут не поверить. Пойти вслепую на подобную вербовку — предприятие неслыханное!
— Умные люди всегда могут договориться, не так ли? — вопрошает Макс Коулер, предвкушая успех. — Особенно, если речь идет о благе наших народов. Так вот. Мы полагаем, что США и СССР вполне могут сосуществовать на этой планете, не угрожая ежечасно уничтожить друг друга.
— Дай-то Бог, — весомо произносит генерал.
— Бог здесь не при чем. Все в наших руках. Конечно, мы пошумим и по возмущаемся для вида: переворот — это все же переворот, как его ни назови. Но на наших отношениях это никак не скажется, — заверяет его собеседник. — Более того, от нас вы получите максимальную помощь. И деньгами, и технологией и, конечно, продуктами. Народ ведь накормить надо. Это, впрочем, отдельный разговор, и сейчас для него не время. Но коротко скажу так: мы рассчитываем, что придя к власти, вы, как умный человек, захотите сотрудничать, а не соперничать с нами. СССР и США поделят сферы влияния в мире, и …
— Вы считаете, что я должен стать главой государства? — скрывая внезапно нахлынувшие чувства, спрашивает Крючков.
Проститутке на Тверском платят баксы, малолетнего преступника, работающего на органы, покупают на дозу свободы. А на чем берут политика? Туманом! Радужными перспективами власти.
— Нет, конечно же. Да вам это и не к чему, — утешает его заезжий фарисей. — Президентом должен стать гражданский человек. Надеюсь, вы не обидитесь — мы составили примерный перечень лиц, которые могли бы войти в новое правительство. Вы, полагаю, над этим думали тоже.
Далее по тексту следует ремарка: «Очевидно что-то пишет. Щелчок по звуку напоминает зажигалку. Вероятно, листок с написанным был сожжен». Вероятно. Хотя, быть может, новые соратники просто раскурили трубку мира? После этой встречи я готов поверить в любой, самый невероятный поворот генеральной линии.
— Вы меня пугаете, господин генерал! — отпускает слегка завуалированный комплимент Коулер. Отчего не сделать приятное собеседнику, признавая его редкостную проницательность. Особенно, после того, как обвел его вокруг пальца. — Похоже, нам следует поискать агентов в ближайшем окружении президента Буша.
Дальнейший разговор уже не имеет прикладного значения. Все важное уже сказано. Остальное — в рабочем порядке по известным высоким договаривающимся сторонам каналам. Деловые переговоры уступили место ласковым психологическим поглаживаниям и битью в грудь. В знак высочайшей благосклонности, хозяин кабинета сам готовит кофе своему гостю и, как указанно в пришпиленной сюда же справке, заправленный «Боинг-747» все это время ждет на взлете, ожидая сущей безделицы — благоприятной метеосводки. По какой-то странной случайности, добро на вылет было получено вскоре после приезда в Шереметьево-2 вороного «ЗИЛа-117».
«Лучшее средство от дракона, — говорилось в известной сказке, — иметь собственного дракона»
Против нас их было сразу два. Бедная Россия.
Глава 26
— Для того я и приехал. — Русский язык Макса Коулера почти безукоризнен. Акцент, подобный этому, я слышал у русских, детьми выехавших в Штаты. Я не удивлюсь, если вдруг окажется, что на поверку о какой-нибудь Максим Колеров или что-то в этом роде. — Буду только говорить: в нашей встрече не предусмотрено никаких писем, уведомлений, протоколов и всего прочего.
— Оставьте, — я давно уже перерос эти шпионские штучки, — Похвальное качество для начальника спецслужбы, вполне веское основание для перевоза в управдомы или цековские секретари. Наше счастье. Не все в Комбинате разделяют воззрения начальства.
— Если вы намекаете, что надо выключить магнитофон, то в моем кабинете этим не занимаются. Я слушаю — это значит, что слушаю только я. Так что, к делу.
«Большая ошибка», — как говаривал Арнольд Шварцнеггер в роли последнего киногероя.
— Я хотел лишь предупредить, что абсолютная секретность встречи в наших общих интересах, господин генерал. Впрочем, к делу так к делу.
После взаимного уверения в серьезности намерений следует двухстраничная политинформация, вся секретность которой заключена в том, что в ней озвучены глубокомысленные сентенции о том, что Горбачев более не владеет ситуацией в стране и это крайне беспокоит Соединенный Штаты. Лавирование между интересами различных политических группировок неизбежно должно привести к краху. Глубокомысленные замечания аналитиков из Ленгли [49]полны политической мудрости где-то на уровне среднестатистического пивного ларька. Единственное, о чем там, пожалуй, не услышишь — это о тех негативных последствиях, которые могут проистекать для мирового сообщества из краха Советского Союза.
Я читаю выспренние фразы Коулера о демократических ценностях и политической ответственности и думаю совсем о другом. О том, каким образом могла состояться эта встреча? Кто такой этот самый Макс, по прежнему не ясно, но, судя по возложенной на него миссии, фигура в большой политике и тайной войне отнюдь не малая, по уровню — не менее заместителя директора ЦРУ. Однако все кадровые перестановки в верхах спецслужб вероятного противника находятся под бдительным контролем наших спецслужб, как впрочем, и наоборот, естественно всплывший невесть откуда посреди горного озера кит вызывал бы у меня куда больше доверия и понимания, чем возникший из ниоткуда разведчик подобного уровня. Значит, скорее всего, его должность не учтена в официальном табеле о рангах страны Американии. Такая себе, частная поездка. И если кто-то вдруг считает, что подобное возможно, пусть попытается провернуть эту ситуацию в обратном направлении. Успех подобной поездки, прямо скажем, более чем гадателен.
Значит, должен был существовать мостик, между пунктом А и пунктом Б. Если играть теми картами, что на руках, то на роль начала мостика вполне подходит Горелов-старший. Связь с группировкой Мюррея, судя по его нынешнему экономическому союзу, у него плотная, а здесь… Опять, словно капитан Немо на своем Наутилусе всплывает фигура полумифическая, но скорее всего, реальная — «Жером», человек, курировавший акции Горелова из Москвы. Между ним и Гореловым стоял наш генерал. «Я слишком много знал», — как говорил мой друг, ныне покойный. Логичная схема? Вполне. Но увы, лишь одна из возможных.
— Наши аналитики тоже предполагают подобные варианты, — дипломатично замечает Крючков, очевидно подустав от затянувшегося прощупывания обстановки.
— Это естественно, ибо ничего другого не остается, если… — пауза затягивается, как петля в заячьем силке. По-моему, Бернард Шоу изрек: «Чем больше пауза — тем больше актер». Актер, с которым нам приходится иметь дело, принадлежит к когорте великих. — Если только не поменять людей, стоящих у руководства страны. Сейчас ей нужна крепкая рука, способная навести порядок, и на данный момент мы в этом заинтересованы не меньше, чем вы. Нам ни к чему, чтобы в складе ядерных боеприпасов, именуемом СССР, произошел взрыв. Потому что осколки его разлетятся по всей планете.
Воистину, откровенность — самое изощренное коварство. Неужели же шеф КГБ действительно мог предполагать, что все сказанное ему собеседником, всерьез могло подвигнуть тех, кто стоял за Максом Коулером, рассматривать кандидатуру самого заядлого борца с империалистической угрозой в качестве подходящего объекта для переговоров? Абсурд! И все же. Можно предположить, что Крючков, испуганный приближающимся крахом Союза хватался за любую, кажущуюся ему перспективной возможность, но тогда приходится констатировать, что настроение председателя КГБ были неплохо известны за океаном. Впрочем, во всяком другом случае, подобная встреча просто не могла бы состоятся.
— Все это мне понятно, — тянет Крючков и, по всей видимости сверлит визави взглядом, пытаясь копировать своего бывшего начальника. Но он — всего лишь жалкая тень Андропова и всего-то общего между ними — занимаемое кресло. — Все, о чем вы говорите, звучит вполне логично, но… Что же дальше? Какие будут конкретные предложения?
Дожились! А как там у нас насчет данайцев, дары приносящих? Пожалуй, данайцами нас не запугаешь!
— Предложения? — похоже, подобный поворот разговора смутил и самого Коулера. Впрочем, находится он чрезвычайно быстро. — Какие могут быть предложения? Мы не вмешиваемся в чужие дела!
Скупая мужская слеза наворачивается на мое недреманное око. Хочется упасть на грудь неизвестному другу и закричать: «Макс! Мы тоже. Мы тоже никогда и ни во что не вмешиваемся!»
— Я хотел бы только заметить, — продолжает американец, не ведая о моих запоздалых восторгах, — что если в вашей стране действительно найдется крепкая рука, способная остановить этот катастрофический распад, то Запад не будет возражать слишком сильно…
Новые слезы умиления. Как тут не вспомнить Великого Комбинатора: «Запад нам поможет! Полная тайна вкладов, то есть союза».
— США — это ещё не весь Запад.
— Я сказал Запад? — удивленно произносит Коулер, тем самым тоном, каким ловкий продавец всучивает наивному покупателю негодный товар: «Неужели я сказал сто долларов? Ну что вы, конечно же, девяносто пять! Только для вас, поскольку вы мне глубоко симпатичны!» — я ошибся, простите. Я хотел сказать: «Запад и Восток», имея ввиду также наших союзников и ваших соседей в районе Японского моря. Словом, весь цивилизованный мир.
Странное впечатление. Уровень охмурежа шефа могущественной спецслужбы, которой ещё совсем недавно пугали подростков в голливудских боевиках, вчерашнего начальника разведки КГБ — нечто среднее между соблазнением проститутки на Тверском и разговора доброго следователя с малолетним преступником.
— Но то, что вы предлагаете…
— Мы ничего не предлагаем.
— Да оставьте вы, наконец, свои дипломатические выверты! Откровенность за откровенность. То, что вы предлагаете, называется государственный переворот! Я правильно понимаю?!
Все, спекся. Сам себя засветил. Не выдержал хождения по кругу. Теперь слово произнесено и произнес его именно Крючков. И это разведчик! Понятное дело, что сама по себе данная встреча не является актом растущего взаимодоверия и дружбы между спецслужбами конкурирующих сверхдержав-антогонистов. Но слово-то сказано! Инициатива потеряна. А дальше: «Вы хотите песен? Их есть у меня!»
— В СССР, господин генерал, сейчас все перевернуто с ног на голову. Поэтому, обратный переворот был бы, мне думается, вполне уместен. Нам кажется, нет, мы даже уверены в том, что подобные мысли вам и без нашей подсказки приходят в голову.
Наживка съедена вместе с крючком и метром привязанной к нему лески.
В тексте расшифровки значится негромкий стук, очевидно пальцами по поверхности стола. Думает, а может быть — нервничает. И то и другое полезно. Впрочем, на этот раз к желаемым результатам стук все-таки не привел.
— Может быть, может быть. Но вас-то какая польза от этого? — пытается трепыхаться Председатель КГБ. Поздняя попытка рыбки понять логику рубака. — Предположим, некая группа серьезных и решительных людей берет в руки власть и предотвращает распад СССР. Этой опасности мы и вы, разумеется, допустим, избежали. Но в таком случае прежнее равновесие быстро восстановится, и очень скоро вы будете иметь перед собой то, что имели, скажем, три года назад. А именно — могущественного соперника ни в чем, по крайней мере, если вести речь о военном противостоянии, не уступающего США. Вам это нужно?
В нашем Центре мысль о том, что короткий точечный удар в уязвимое место стоит больше десятка полновесных пинков в никуда — является общим местом, но генералу Крючкову она, похоже, внове. Иначе он не стал бы задавать подобных вопросов. И встречаться бы не стал. Ибо, если удар был нанесен именно здесь и именно сейчас, то абсолютно ясно, что в случае успеха, никакое возвратное движение невозможно. Это удар на выдохе, непременно ведущий к фатальным последствиям. Подобными вопросами надо задаваться до таких вот встреч, и ответы на них искать загодя, а не за столом переговоров.
— Нет, разумеется, нам нужно не это. Если мы ставим на вас, господин Крючков, то мы, поверьте, знаем, что делаем.
И как тут не поверить. Пойти вслепую на подобную вербовку — предприятие неслыханное!
— Умные люди всегда могут договориться, не так ли? — вопрошает Макс Коулер, предвкушая успех. — Особенно, если речь идет о благе наших народов. Так вот. Мы полагаем, что США и СССР вполне могут сосуществовать на этой планете, не угрожая ежечасно уничтожить друг друга.
— Дай-то Бог, — весомо произносит генерал.
— Бог здесь не при чем. Все в наших руках. Конечно, мы пошумим и по возмущаемся для вида: переворот — это все же переворот, как его ни назови. Но на наших отношениях это никак не скажется, — заверяет его собеседник. — Более того, от нас вы получите максимальную помощь. И деньгами, и технологией и, конечно, продуктами. Народ ведь накормить надо. Это, впрочем, отдельный разговор, и сейчас для него не время. Но коротко скажу так: мы рассчитываем, что придя к власти, вы, как умный человек, захотите сотрудничать, а не соперничать с нами. СССР и США поделят сферы влияния в мире, и …
— Вы считаете, что я должен стать главой государства? — скрывая внезапно нахлынувшие чувства, спрашивает Крючков.
Проститутке на Тверском платят баксы, малолетнего преступника, работающего на органы, покупают на дозу свободы. А на чем берут политика? Туманом! Радужными перспективами власти.
— Нет, конечно же. Да вам это и не к чему, — утешает его заезжий фарисей. — Президентом должен стать гражданский человек. Надеюсь, вы не обидитесь — мы составили примерный перечень лиц, которые могли бы войти в новое правительство. Вы, полагаю, над этим думали тоже.
Далее по тексту следует ремарка: «Очевидно что-то пишет. Щелчок по звуку напоминает зажигалку. Вероятно, листок с написанным был сожжен». Вероятно. Хотя, быть может, новые соратники просто раскурили трубку мира? После этой встречи я готов поверить в любой, самый невероятный поворот генеральной линии.
— Вы меня пугаете, господин генерал! — отпускает слегка завуалированный комплимент Коулер. Отчего не сделать приятное собеседнику, признавая его редкостную проницательность. Особенно, после того, как обвел его вокруг пальца. — Похоже, нам следует поискать агентов в ближайшем окружении президента Буша.
Дальнейший разговор уже не имеет прикладного значения. Все важное уже сказано. Остальное — в рабочем порядке по известным высоким договаривающимся сторонам каналам. Деловые переговоры уступили место ласковым психологическим поглаживаниям и битью в грудь. В знак высочайшей благосклонности, хозяин кабинета сам готовит кофе своему гостю и, как указанно в пришпиленной сюда же справке, заправленный «Боинг-747» все это время ждет на взлете, ожидая сущей безделицы — благоприятной метеосводки. По какой-то странной случайности, добро на вылет было получено вскоре после приезда в Шереметьево-2 вороного «ЗИЛа-117».
«Лучшее средство от дракона, — говорилось в известной сказке, — иметь собственного дракона»
Против нас их было сразу два. Бедная Россия.
Глава 26
Мое чтение затягивается до утра, но только тот, кто научился читать официальные документы, как увлекательнейший приключенческий роман, может действительно понять меня. Вслед за расшифровкой кассеты подшиты выдержки из различнейших открытых источников. Насколько я успел заметить, Сухорук вообще имел пристрастие к работе с открытыми источниками. Здесь вырезки из газет, начиная от «Даллас стар» и заканчивая «Правдой», выдержки из мемуаров от «Руки Москвы» тогдашнего начальника Первого Главного Управления (внешней разведки) Шебаршина и до книги генерала Лебедя, мною в свое время прочитанной с превеликим удовольствием. Все эти разрозненные свидетельства, не сговариваясь, рассказывали о нескольких, весьма забавных вещах. Например, об отсутствии какого бы то ни было скоординированного плана среди самих заговорщиков. Невольно создавалось впечатление, что, сделав некий заранее обусловленный и подготовленный шаг, они как будто ждали, что следующий шаг сделает кто-то другой. Именно отсюда — нелепые перемещения воинских частей с места на место, полная потеря инициативы и, как результат, судорожные попытки сделать хоть что-нибудь, вроде намерения бросить на Белый Дом «Альфу», дивизию имени Дзержинского или теплостановский спецназ. Нелепая и вздорная попытка размахивать кулаками после драки!
Белый дом, со всей своей демократической начинкой, настолько мало интересовал мятежников, что они даже не потрудились занять его в те несколько утренних часов 19 августа, когда вокруг него, взявшись за руки, выстраивалась цепочка первых защитников. Заговорщики ждали. Чего? Обещанной поддержки? Скорее всего. Ее не было, и не могло быть. Зародыш нового правительства из самых непопулярных политиков в стране, был заживо отдан на съедение. Иначе и быть не могло. План переворота, разработанный в чреве одного, а может быть и обоих, породнившихся драконов, был настолько ярок и несамобытен, что любой и каждый, особо не напрягаясь мог узнать в нем первые аккорды Пражской весны и Хрущевской Дачи одновременно. Это должно было дать результаты. И дало. Накал страстей, ажиотаж и…единение вокруг вождя. Простейший физический опыт с анодом и катодом. «Штыками загоним в царствие небесное!»
Результат оказывался настолько предсказуем, что порядочный букмекер не стал бы даже принимать ставки на исход этой авантюры. Заговорщики не дождались обещанной поддержки. И не могли её дождаться. Зато ни для кого не секрет, что связь между президентами России и США действовала бесперебойно.
Вернувшийся восемнадцатого августа из поездки российский президент в утро следующего дня был неуловим, как легендарный Зорро. Посланные для его ареста на дачу и городскую квартиру группы захвата вернулись восвояси не солоно хлебавши. Президент исчез. Каково же было ликование собравшегося перед Белым Домом народа, когда, миновав десятки снайперов, засевших, по его словам, по маршруту движения вождя российского народа к своему рабочему месту, он подобно сказочному герою с головами свежеубитого дракона под мышкой, возник перед ликующей толпой.
К вопросу о снайперах, было ещё одно «но». Всякий, кто по роду своей деятельности сталкивался с этой специфической работой, знает, как важна для снайпера удачно выбранная позиция. Собственно говоря, умение находить и обустраивать такую позицию, а также подход, уход и затаивание на ней, в основном и отличает снайпера от просто хорошего стрелка. Стоит ли говорить, что работа видеооператора и работа снайпера имеют между собой много общего? Особенно, когда речь идет о видео репортажах из горячих точек. Думаю, не стоит.
Уж и не знаю, служил ли подполковник Сухорук срочную службу и какую воинскую подготовку при этом получил, но особенность эту он, тем не менее, подметил быстро. В отличие от репортажей российских, сделанных в движении, практически с рук, эпохальные, поражающие мастерством и качеством работы операторов CNN были сделаны с заранее подготовленной и, выражаясь профессиональным сленгом, пристрелянной позиции. Но с соотечественниками ясно. Они, как впрочем и верхние эшелоны командования вооруженных сил, вплоть до часа «Ч» находились в полном неведении насчет готовящегося шоу… но для кого-то в руководстве CNN, похоже, день и час предстоящего действа вовсе не был тайной. Другого объяснения подобной странности нет. Всякий, кому придет в голову объявить вдруг наших журналистов в малой расторопности или непрофессионализме, пусть поведает эту мысль тем же самым американцам и посмотрит на их реакцию, а лучше всего, пусть поездит с ребятами по горячим точкам. Чтобы развеять сомнения. У меня таковых нет, и заметки Олега Георгиевича звучат для меня более чем убедительно.
Помню я и другое. В эти самые августовские дни, когда Москва любовалась боевой техникой, заполонившей улицы, должны были состояться два немаловажных события, о которых почему-то не принято вспоминать: подписание союзного договора, превращавшего жесткую централизованную структуру СССР в конфедеративную, и заключительное заседание совместной советско-германской комиссии, призванной окончательно решить объем сумм, которые нам надлежало получить за оставленные на территории единой Германии военные объекты.
За грохотом победы и всеобщим ликованием о таких мелочах как-то позабыли, а когда вспомнили — все уже было не то и не так. Договор привел к развалу, о котором так долго твердили проклятые буржуины, а деньги… Сравните возможности изъятия таковых, скажем, у инспектора налоговой полиции и у нищего на углу, и вы поймете, что стало с этими деньгами.
Факты, между собой быть может, не связанные, хотя в это верится с трудом, но все же имевшие место быть. И не просто быть, а быть ко времени и к месту.
Однако, возвращаюсь к материалам Сухорука. Заговорщики, как мы отлично знаем, не дождались обещанной подмоги. Ни девятнадцатого, ни на следующий день. В Кремле царило полное смятение и разброд, и вдруг, по мановению некоей волшебной палочки свершилось чудо. Участники путча исчезли. Растворились, как и не было. Напрасно трезвонили телефоны в вельможных кабинетах, напрасно раздухарившаяся молодежь слала угрозы и проклятия в сторону красных крепостных стен. Сей странный каламбур можно было записать в разряд политических чудес, но подполковник контрразведки Сухорук, на свою беду, был заядлым материалистом и в чудеса не верил. Тем более, что перед ним, а теперь передо мной, лежал весьма занятный документ — расшифровка очередной прослушки.
Доблестные советские строители, оснастившие здание американского посольства неисчислимым множеством подслушивающих устройств, несомненно, внесли свой весомый вклад в дело укрепления взаимопонимания между нашими странами. Во всяком случае, понимание нам они облегчили преизрядно.
Вряд ли стоит пересказывать большую часть текста. Исключая минутное дипломатическое расшаркивание участника все той же пресловутой группы Мюррея — посла США в СССР Мэтлока — было вариацией на единственную тему: «Измена! Нас предали!»
Посол был строг и официален, как собственный фрак, и грязные инсинуации о том, что президент Соединенных Штатов и его администрация были в курсе готовящегося переворота и с полным пониманием и одобрением отнеслись к этой акции, отверг, как абсурдные, в свою очередь заявив, что по его сведениям, одно очень высокопоставленное лицо в руководстве страны действительно вело с пришедшими к нему людьми сепаратные переговоры на темы, ему лично неизвестные, но если речь действительно шла о поддержке Америкой государственного переворота, то данное лицо безусловно превысило свои полномочия, и все его действия можно расценивать исключительно в качестве его же личной инициативы. Более того, вот уже два часа, как этот человек отправлен в отставку и, скорее всего, в ближайшее время его деятельностью займется специальная комиссия Конгресса США.
Я откинулся в кресле, внутренне аплодируя неизвестному сопернику. Проведенная им виртуозная многоходовка была вполне в духе тех задач, для которых организовывался наш Центр. Пожалуй, развалить Штаты на полсотни отдельных государств мы, при должной поддержке сверху, провернули бы не хуже, но… как тут не вспомнить слова Наполеона о львах, предводительствуемых бараном.
Ладно, дочитаем, чем закончился процесс захлопывания западни.
Песни о грядущей гражданской войне — это понятно. Очень, знаете ли, волнует бывшего шефа ЦРУ перспектива кровопролития в стране главного врага. Прямо не разведуправление, а Армия Спасения. Да, в общем-то, по большому счету, и мятежников данный аспект проблемы интересует исключительно с теоретической точки зрения.
А вот это уже интересней. Так сказать, заключительный мажорный аккорд. Последний гвоздь в гроб мирового коммунизма.
… — Во-вторых, весь мир не просто осудит вас. Не рассчитывайте, что дело сведется к одним лишь протестам и дипломатическим нотам. Страна окажется в абсолютной экономической и политической изоляции — у нас, как вы знаете, богатый опыт в такого рода делах. Все внешнеполитические и экономические договоренности будут разорваны, все наши обязательства по отношению к СССР — приостановлены, а авуары СССР за рубежом — заморожены. В том числе, и деньги КПСС, на которые, как я понимаю, вы очень рассчитываете. Напрасно. Эмбарго будет наложено на все… О том, что войска блока НАТО и ударные стратегические силы США приведены в состояние повышенной боевой готовности, я уже не говорю. Это само собой разумеется. Поэтому, продержитесь вы, по оценкам наших экспертов месяц, от — силы два. Страна войдет в такой коллапс, что народ попросту сметет вас и проклянет навечно. Так что выбирайте!
Браво, господин посол, браво! Игра сделана, джентльмены. А то, что колода крапленая — так глядите, с кем садитесь играть.
— У нас есть выбор? — судя по распечатке, слова эти принадлежат Основному Претенденту.
— Да, — отвечает Мэтлок, словно зачитывая приговор. — Выбор есть, и на этот раз я предлагаю его официально, от имени высшего руководства нашей страны. Вы останавливаете заведенную вами машину. Вы принимаете меры, если это, конечно, ещё возможно, чтобы как-то примириться с президентом Горбачевым и складываете с себя незаконно взятые полномочия. Взамен мы гарантируем, — я подчеркиваю это, — гарантируем, что жизнь ваша и ваших семей будет вне опасности. Суд над вами будет нескорый и мягкий. А может, быть удастся и вовсе обойтись без суда. Я думаю, президент Горбачев пойдет на это, если его попросит об этом лично президент Буш.
«Пойдет, пойдет. Знаем мы, куда он пойдет».
— Но вы должны остановиться, господа. Остановиться немедленно. Еще один шаг — и будет поздно!
Конец цитаты. Как, впрочем, и конец переворота. «Все потеряно, кроме чести», — вроде бы как изрек король Франциск I, проиграв битву при Павии. Но то король. Их феодальные замашки — нам не указ. Один среди моральных уродов и нашелся достойный человек — милицейский генерал Пуго. Пустил себе пулю в лоб. Видимо, именно поэтому урна с прахом его до сих пор стоит невостребованной. Таков удел достойных людей в Отечестве своем.
Рука Бирюкова ложится мне на плечо.
— Ну что, про путч дочитал?
— Дочитал, — киваю я.
— Здорово они нас сделали.
— Здорово, — вынужденно соглашаюсь я. — Только я одно тебе скажу, если сможет мне кто-нибудь доказать, что эту акцию разработало и провело ЦРУ, я согласен снимать шляпу каждый раз, когда встречу эту аббревиатуру. Слишком все четко просчитано. Это не цэрэушный почерк. Те бы обязательно где-нибудь да что-нибудь нахомутали бы. Здесь не чиновник от разведки — виртуоз работал. А раз виртуоз, значит, почерк. Я прав?
— Прав, Саша, конечно же прав. Это ещё раз доказывает простую мысль о том, что «группа Мюррея», как её окрестил покойный Сухорук, — это государство в государстве.
— Вернее, в государствах.
— Что? Прости, не совсем понял.
— В государствах. Так сказать, мир без границ. Когда речь идет о бизнесе, прописка не важна.
— Может быть, может быть. Но я тебе другое скажу. Макс Коулер до убийства Мухамедшина появлялся в нашей стране дважды. В первый раз перед августом, второй…
— Понятно. Гордый буревестник, черной молнии подобный.
— Где-то так, — утвердительно кивает Бирюков.
— После его приезда в стране проистекают большие катаклизмы. Ну и что ты хочешь этим сказать? — я, вообще-то, понимаю, куда клонит Слава.
— Что? Одну простую, я бы даже сказал, банальную вещь. Посуди сам. Бизнес, которым занимается наш буревестник, как ты его очень метко окрестил, — грандиозные скандалы. Обе его вылазки в Россию — наглядное тому подтверждение. Это, так сказать, хирургическая смена политической обстановки. А вот третий его визит, вроде как из общей схемы выбивается. Что у нас есть по его последнему приезду? Смерть этого несчастного? А затем убийство Сухорука и Рыбакова. Немало, конечно, но вся эта мокруха — акции прикрытия. Для самого Коулера данные смерти — мелочь. Убитые мешали ему достичь поставленной цели. Какой? Можно, конечно, предположить, что он отошел от дел и занялся такого рода коммерцией. Однако, кроме записей в гостиничной книге о том, что он — вице-президент «Вестборн Текнолоджи», никаких других данных у нас по этому поводу нет. А если допустить обратное? Что Коулер продолжает работать в своем излюбленном амплуа? Тогда вся эта танковая авантюра с её миллиардными барышами — не цель, а средство! А цель, скорее всего, прежняя — добить врага в его собственном логове.
Белый дом, со всей своей демократической начинкой, настолько мало интересовал мятежников, что они даже не потрудились занять его в те несколько утренних часов 19 августа, когда вокруг него, взявшись за руки, выстраивалась цепочка первых защитников. Заговорщики ждали. Чего? Обещанной поддержки? Скорее всего. Ее не было, и не могло быть. Зародыш нового правительства из самых непопулярных политиков в стране, был заживо отдан на съедение. Иначе и быть не могло. План переворота, разработанный в чреве одного, а может быть и обоих, породнившихся драконов, был настолько ярок и несамобытен, что любой и каждый, особо не напрягаясь мог узнать в нем первые аккорды Пражской весны и Хрущевской Дачи одновременно. Это должно было дать результаты. И дало. Накал страстей, ажиотаж и…единение вокруг вождя. Простейший физический опыт с анодом и катодом. «Штыками загоним в царствие небесное!»
Результат оказывался настолько предсказуем, что порядочный букмекер не стал бы даже принимать ставки на исход этой авантюры. Заговорщики не дождались обещанной поддержки. И не могли её дождаться. Зато ни для кого не секрет, что связь между президентами России и США действовала бесперебойно.
Вернувшийся восемнадцатого августа из поездки российский президент в утро следующего дня был неуловим, как легендарный Зорро. Посланные для его ареста на дачу и городскую квартиру группы захвата вернулись восвояси не солоно хлебавши. Президент исчез. Каково же было ликование собравшегося перед Белым Домом народа, когда, миновав десятки снайперов, засевших, по его словам, по маршруту движения вождя российского народа к своему рабочему месту, он подобно сказочному герою с головами свежеубитого дракона под мышкой, возник перед ликующей толпой.
К вопросу о снайперах, было ещё одно «но». Всякий, кто по роду своей деятельности сталкивался с этой специфической работой, знает, как важна для снайпера удачно выбранная позиция. Собственно говоря, умение находить и обустраивать такую позицию, а также подход, уход и затаивание на ней, в основном и отличает снайпера от просто хорошего стрелка. Стоит ли говорить, что работа видеооператора и работа снайпера имеют между собой много общего? Особенно, когда речь идет о видео репортажах из горячих точек. Думаю, не стоит.
Уж и не знаю, служил ли подполковник Сухорук срочную службу и какую воинскую подготовку при этом получил, но особенность эту он, тем не менее, подметил быстро. В отличие от репортажей российских, сделанных в движении, практически с рук, эпохальные, поражающие мастерством и качеством работы операторов CNN были сделаны с заранее подготовленной и, выражаясь профессиональным сленгом, пристрелянной позиции. Но с соотечественниками ясно. Они, как впрочем и верхние эшелоны командования вооруженных сил, вплоть до часа «Ч» находились в полном неведении насчет готовящегося шоу… но для кого-то в руководстве CNN, похоже, день и час предстоящего действа вовсе не был тайной. Другого объяснения подобной странности нет. Всякий, кому придет в голову объявить вдруг наших журналистов в малой расторопности или непрофессионализме, пусть поведает эту мысль тем же самым американцам и посмотрит на их реакцию, а лучше всего, пусть поездит с ребятами по горячим точкам. Чтобы развеять сомнения. У меня таковых нет, и заметки Олега Георгиевича звучат для меня более чем убедительно.
Помню я и другое. В эти самые августовские дни, когда Москва любовалась боевой техникой, заполонившей улицы, должны были состояться два немаловажных события, о которых почему-то не принято вспоминать: подписание союзного договора, превращавшего жесткую централизованную структуру СССР в конфедеративную, и заключительное заседание совместной советско-германской комиссии, призванной окончательно решить объем сумм, которые нам надлежало получить за оставленные на территории единой Германии военные объекты.
За грохотом победы и всеобщим ликованием о таких мелочах как-то позабыли, а когда вспомнили — все уже было не то и не так. Договор привел к развалу, о котором так долго твердили проклятые буржуины, а деньги… Сравните возможности изъятия таковых, скажем, у инспектора налоговой полиции и у нищего на углу, и вы поймете, что стало с этими деньгами.
Факты, между собой быть может, не связанные, хотя в это верится с трудом, но все же имевшие место быть. И не просто быть, а быть ко времени и к месту.
Однако, возвращаюсь к материалам Сухорука. Заговорщики, как мы отлично знаем, не дождались обещанной подмоги. Ни девятнадцатого, ни на следующий день. В Кремле царило полное смятение и разброд, и вдруг, по мановению некоей волшебной палочки свершилось чудо. Участники путча исчезли. Растворились, как и не было. Напрасно трезвонили телефоны в вельможных кабинетах, напрасно раздухарившаяся молодежь слала угрозы и проклятия в сторону красных крепостных стен. Сей странный каламбур можно было записать в разряд политических чудес, но подполковник контрразведки Сухорук, на свою беду, был заядлым материалистом и в чудеса не верил. Тем более, что перед ним, а теперь передо мной, лежал весьма занятный документ — расшифровка очередной прослушки.
Доблестные советские строители, оснастившие здание американского посольства неисчислимым множеством подслушивающих устройств, несомненно, внесли свой весомый вклад в дело укрепления взаимопонимания между нашими странами. Во всяком случае, понимание нам они облегчили преизрядно.
Вряд ли стоит пересказывать большую часть текста. Исключая минутное дипломатическое расшаркивание участника все той же пресловутой группы Мюррея — посла США в СССР Мэтлока — было вариацией на единственную тему: «Измена! Нас предали!»
Посол был строг и официален, как собственный фрак, и грязные инсинуации о том, что президент Соединенных Штатов и его администрация были в курсе готовящегося переворота и с полным пониманием и одобрением отнеслись к этой акции, отверг, как абсурдные, в свою очередь заявив, что по его сведениям, одно очень высокопоставленное лицо в руководстве страны действительно вело с пришедшими к нему людьми сепаратные переговоры на темы, ему лично неизвестные, но если речь действительно шла о поддержке Америкой государственного переворота, то данное лицо безусловно превысило свои полномочия, и все его действия можно расценивать исключительно в качестве его же личной инициативы. Более того, вот уже два часа, как этот человек отправлен в отставку и, скорее всего, в ближайшее время его деятельностью займется специальная комиссия Конгресса США.
Я откинулся в кресле, внутренне аплодируя неизвестному сопернику. Проведенная им виртуозная многоходовка была вполне в духе тех задач, для которых организовывался наш Центр. Пожалуй, развалить Штаты на полсотни отдельных государств мы, при должной поддержке сверху, провернули бы не хуже, но… как тут не вспомнить слова Наполеона о львах, предводительствуемых бараном.
Ладно, дочитаем, чем закончился процесс захлопывания западни.
Песни о грядущей гражданской войне — это понятно. Очень, знаете ли, волнует бывшего шефа ЦРУ перспектива кровопролития в стране главного врага. Прямо не разведуправление, а Армия Спасения. Да, в общем-то, по большому счету, и мятежников данный аспект проблемы интересует исключительно с теоретической точки зрения.
А вот это уже интересней. Так сказать, заключительный мажорный аккорд. Последний гвоздь в гроб мирового коммунизма.
… — Во-вторых, весь мир не просто осудит вас. Не рассчитывайте, что дело сведется к одним лишь протестам и дипломатическим нотам. Страна окажется в абсолютной экономической и политической изоляции — у нас, как вы знаете, богатый опыт в такого рода делах. Все внешнеполитические и экономические договоренности будут разорваны, все наши обязательства по отношению к СССР — приостановлены, а авуары СССР за рубежом — заморожены. В том числе, и деньги КПСС, на которые, как я понимаю, вы очень рассчитываете. Напрасно. Эмбарго будет наложено на все… О том, что войска блока НАТО и ударные стратегические силы США приведены в состояние повышенной боевой готовности, я уже не говорю. Это само собой разумеется. Поэтому, продержитесь вы, по оценкам наших экспертов месяц, от — силы два. Страна войдет в такой коллапс, что народ попросту сметет вас и проклянет навечно. Так что выбирайте!
Браво, господин посол, браво! Игра сделана, джентльмены. А то, что колода крапленая — так глядите, с кем садитесь играть.
— У нас есть выбор? — судя по распечатке, слова эти принадлежат Основному Претенденту.
— Да, — отвечает Мэтлок, словно зачитывая приговор. — Выбор есть, и на этот раз я предлагаю его официально, от имени высшего руководства нашей страны. Вы останавливаете заведенную вами машину. Вы принимаете меры, если это, конечно, ещё возможно, чтобы как-то примириться с президентом Горбачевым и складываете с себя незаконно взятые полномочия. Взамен мы гарантируем, — я подчеркиваю это, — гарантируем, что жизнь ваша и ваших семей будет вне опасности. Суд над вами будет нескорый и мягкий. А может, быть удастся и вовсе обойтись без суда. Я думаю, президент Горбачев пойдет на это, если его попросит об этом лично президент Буш.
«Пойдет, пойдет. Знаем мы, куда он пойдет».
— Но вы должны остановиться, господа. Остановиться немедленно. Еще один шаг — и будет поздно!
Конец цитаты. Как, впрочем, и конец переворота. «Все потеряно, кроме чести», — вроде бы как изрек король Франциск I, проиграв битву при Павии. Но то король. Их феодальные замашки — нам не указ. Один среди моральных уродов и нашелся достойный человек — милицейский генерал Пуго. Пустил себе пулю в лоб. Видимо, именно поэтому урна с прахом его до сих пор стоит невостребованной. Таков удел достойных людей в Отечестве своем.
Рука Бирюкова ложится мне на плечо.
— Ну что, про путч дочитал?
— Дочитал, — киваю я.
— Здорово они нас сделали.
— Здорово, — вынужденно соглашаюсь я. — Только я одно тебе скажу, если сможет мне кто-нибудь доказать, что эту акцию разработало и провело ЦРУ, я согласен снимать шляпу каждый раз, когда встречу эту аббревиатуру. Слишком все четко просчитано. Это не цэрэушный почерк. Те бы обязательно где-нибудь да что-нибудь нахомутали бы. Здесь не чиновник от разведки — виртуоз работал. А раз виртуоз, значит, почерк. Я прав?
— Прав, Саша, конечно же прав. Это ещё раз доказывает простую мысль о том, что «группа Мюррея», как её окрестил покойный Сухорук, — это государство в государстве.
— Вернее, в государствах.
— Что? Прости, не совсем понял.
— В государствах. Так сказать, мир без границ. Когда речь идет о бизнесе, прописка не важна.
— Может быть, может быть. Но я тебе другое скажу. Макс Коулер до убийства Мухамедшина появлялся в нашей стране дважды. В первый раз перед августом, второй…
— Понятно. Гордый буревестник, черной молнии подобный.
— Где-то так, — утвердительно кивает Бирюков.
— После его приезда в стране проистекают большие катаклизмы. Ну и что ты хочешь этим сказать? — я, вообще-то, понимаю, куда клонит Слава.
— Что? Одну простую, я бы даже сказал, банальную вещь. Посуди сам. Бизнес, которым занимается наш буревестник, как ты его очень метко окрестил, — грандиозные скандалы. Обе его вылазки в Россию — наглядное тому подтверждение. Это, так сказать, хирургическая смена политической обстановки. А вот третий его визит, вроде как из общей схемы выбивается. Что у нас есть по его последнему приезду? Смерть этого несчастного? А затем убийство Сухорука и Рыбакова. Немало, конечно, но вся эта мокруха — акции прикрытия. Для самого Коулера данные смерти — мелочь. Убитые мешали ему достичь поставленной цели. Какой? Можно, конечно, предположить, что он отошел от дел и занялся такого рода коммерцией. Однако, кроме записей в гостиничной книге о том, что он — вице-президент «Вестборн Текнолоджи», никаких других данных у нас по этому поводу нет. А если допустить обратное? Что Коулер продолжает работать в своем излюбленном амплуа? Тогда вся эта танковая авантюра с её миллиардными барышами — не цель, а средство! А цель, скорее всего, прежняя — добить врага в его собственном логове.