Ночь была тепла. Ветер лениво копошился в снастях, надувая полуобвисшие паруса. Воздух пропах йодом, и свет луны настраивал на идиллические размышления и возвышенный тон речи. Но усталость брала свое, и, не утруждая себя речами, мы завалились спать в предоставленной нам гостевой каюте на корме за шканцами.
   Утро встретило нас криками на палубе и характерным звоном железа, от которых наши с Лисом надежды на спокойное путешествие моментально улетучились.
   – Капитан, – доставая из-под подушки два пистоля, произнес Сергей. – По-моему, у нас образовался грандиозный шухер.
   Лицо купца моментально побледнело, физиономии слуг тотчас же последовали его примеру.
   – Вы обещали мне безопасность, – счел уместным напомнить торговец.
   – Насколько возможно это в подлунном мире, – доставая из ножен клинок, уточнил я. – Нас пятеро, и все мы можем драться, поэтому не стоит унывать раньше времени.
   – Точно, – добавил Лис, забивая шомполом пулю в ствол одного из запасных пистолетов. – А позже времени волноваться уже будет некому.
   Незамысловатая шутка «иезуитского следователя» не слишком порадовала наших спутников, но сообщить ему об этом они не успели. В дверь постучали – негромко, но требовательно. Сергей удивленно поглядел на меня:
   – Стучать перед штурмом? В моей практике это что-то новенькое.
   Стук повторился уже громче и настойчивей.
   – Нельзя, нельзя, – томно проворковал Лис. – Я не одет.
   – Входите, – крикнул я, отодвигая засов и быстро отстраняясь.
   В словах напарника был резон. Обычно в таких случаях дверь вышибали, не слишком церемонясь. Однако сейчас нападающие, должно быть, не хотели портить собственное имущество.
   На пороге стоял капитан Роде с неизменной глумливой ухмылкой, чем-то напоминающей гримасу Веселого Роджера. За его плечами маячила группа поддержки, ощетинившаяся топорами и абордажными саблями.
   – Господа, – с деланным удивлением глядя на мой клинок, Лисовы пистолеты и боевые приготовления наших спутников, мягко проговорил он. – Окажите любезность, опустите свое оружие.
   – А то шо? – отозвался Лис.
   – Полагаю, вы не умеете управлять кораблем, а у этих берегов великое множество подводных скал. Не стоит испытывать судьбу. – Он отвел острие моей шпаги от своего горла. – К тому же смею напомнить, на корабле полторы сотни матросов, большая часть которых пережила не одну абордажную схватку. Неужели вы всерьез намерены сражаться с ними? К чему это геройство? Как говорят британцы, будем джентльменами.
   – Хорошо, – согласился я. – Джентльменами – так джентльменами…
   – Как говорят французы, не будем красить жирафа! Шо надо? – перебил меня Лис.
   – Единственное мое желание – когда-нибудь сойти на берег и зажить в своем доме, в любви и достатке… – идиллическим тоном утренний визитер начал излагать концепцию светлого будущего.
   – Это что же, и есть причина вашего неотложного визита? – усмехнулся я.
   – Разве это смешно? – нахмурился Карстен Роде. – По-моему, нет. Скорее всего и вы мечтаете о чем-либо подобном.
   Его голос вмиг утратил мягкость.
   – Слушайте меня внимательно и постарайтесь не искать в вашем покорном слуге кровожадного волка. Только я сейчас могу помочь вам.
   – Помощничек, – хмыкнул Лис.
   – Команда бунтует, – не обращая внимания на реплику, продолжал капитан, указывая на свирепые рожи своего почетного эскорта. – Матросы шумят о том, что вы, господа, везете целый сундук с драгоценностями.
   Мне вспомнился хищный взгляд, брошенный вестовым «Саламандры» на сокровища голландца, и я запоздало пожалел о том, что доверился рекомендации корчмаря.
   – Пусть даже так. Однако на каком основании ваши головорезы смеют претендовать на них?
   – На шатком основании, сударь. Весьма шатком. На палубе этого славного пинаса.
   – Шо-то это мне напоминает, – вмешался Лис. – Как там было?.. «По какому закону вы меня вешаете?» – «По закону всемирного тяготения».
   Карстен Роде, явно не знакомый с достижениями маэстро Ньютона, недоуменно поглядел на Сергея.
   – Никто не собирается вас вешать. Более того, если вы не вздумаете губить себя, оказывая бесполезное сопротивление, купцу и его слугам будут оставлены все их личные вещи. Ваше же имущество, господа, памятуя о рекомендациях моего друга Гюнтера, и вовсе останется неприкосновенным. Мы высадим вас на ближайшую землю, где вы сможете продолжить свой путь, благодаря Бога, что легко отделались.
   Уж не знаю, действительно ли имя Мунка затрагивало в сердце галантного пирата какие-то потаенные струны, или же своим предложением он попросту хотел вбить клин между нами. Однако последствия его ловкого хода открывали непредусмотренную капитаном лазейку в коварной мышеловке.
   – Ваше предложение ясно, – возвращая шпагу в ножны, кивнул я. – Положение действительно безвыходное. Позвольте нам немного посовещаться…
   – Пять минут. – Капитан Роде выставил вперед ладонь с растопыренными пальцами. – Ровно пять минут. Дольше я не смогу удерживать команду от штурма.
   – Вы очень любезны, сударь, – поклонился я. Капитан подал знак, и матросы недовольно попятились, освобождая каюту.
   – Господа, – взмолился перепуганный купец. – Я не знаю, кто вы на самом деле, и не желаю о том знать, но вы же не покинете меня?! Я могу рассчитывать?..
   – Все в руке Господней, – переадресовал я поставленный вопрос. – У нас есть крошечный шанс.
   – Неужели? – В глазах торговца блеснула искра надежды.
   – Но запомните, – продолжал я. – Прямо сейчас вы подарили, нет, лучше проиграли сундук вместе со всеми драгоценностями вот этому господину.
   – Как?! – В глазах несчастного отразился неподдельный ужас.
   – Как водится – каком к низу, – ловя на лету мою идею, заверил Сергей.
   – Сударь, у вас есть два варианта, – продолжал я. – Потерять все прямо сейчас или, в случае успеха моего плана, получить свое имущество обратно…
   – Естественно, за вычетом десяти процентов комиссионных, – не давая мне скатиться в бездну альтруизма, перехватил инициативу Лис.
   Голландец обреченно кивнул, с болью в сердце подсчитывая убытки.
   – Ну шо, Вальтер, – Сергей порывисто выдохнул, как будто перед затяжным прыжком с парашютом, – понеслась душа по кочкам!
   Капитан Роде слушал мои слова, мрачнея на глазах.
   – Я благородно дал вам время обдумать мое предложение, но вы использовали эту щедрость во зло.
   – Отчего же? – возразил я. – Вы объявили себя джентльменом и обещали в знак дружбы с господином Мунком не трогать нашего имущества.
   – Я, несомненно, джентльмен, но джентльмен удачи, а здесь свои законы и своя честь. Вынужден признать, что моя попытка спасти вас оказалась безрезультатной.
   – Быть может, Карстен. Быть может. Но останемся джентльменами до конца! Если ваша удача до сих пор с вами, то испытайте ее.
   – Одна партия, – подхватил Лис, веером разворачивая колоду. – Пинас против сундука.
   Перед глазами капитана Роде мелькнула растянувшаяся ядовитой змеей пестрая лента карт. Серые глаза корсара блеснули хищным азартом, точно под холодной балтийской волной проснулся вулкан.
   – Идет, – оскалился он.
   Честно говоря, я не сомневался в ответе корсара. Уж и не знаю, какими точно волшебными способностями обладали карты веритника, но если мне, отнюдь не любителю азартных игр, вчера ночью нестерпимо хотелось обыграть напарника, то что уж говорить о столь рисковом представителе рода человеческого, как господин Роде! «Представители общественности», окружавшие его плотным кольцом, приветствовали мудрое решение предводителя радостными криками.
   – Не идет, а едет, – тасуя колоду, возразил Лис, изображая на лице ухмылку весьма ядовитого свойства. – А если присмотреться, – он начал сдавать, – то и не едет, а везет. Но тут уж кому как – кому везет, а кому один как. Ну, шо, Роденуля, вскрываемся? Шо называется, вскрытие покажет…
   Вскрытие показало. Рев окружавших капитана абордажников возвестил о решительном нежелании экипажа любоваться румяными ягодицами фортуны.
   – Назад! – хватаясь за рукоять сабли, заорал Карстен Роде, в мгновение ока превращаясь из охотника в жертву.
   Но вооруженный сброд не желал слушать, мигом развенчав былого кумира. Выстрел в воздух заменил Лису председательский колокольчик. В каюте повисло облако порохового дыма, в ушах зазвенело, но все же в результате этого действия воцарилось слабое подобие тишины, которое уже можно было перекрыть голосом.
   – Джентльмены, а шо это мы так суетимся? Не будем переводить Библию на черные метки! У кого-то есть возражения? Казино открыто. «Саламандра» на кону. Ваши ставки против этого замечательного пинаса!
   Чародейские карты делали свое дело. Очевидно, для тех, кто видел их, страсть к игре была практически необорима. Я сам с недоумением чувствовал, как тянет меня выиграть уже выигранный нами корабль. Протолкнуться к столу было невозможно.
   Поход в Ревель получился довольно однообразным. Казалось, даже чайки, парящие за бортом, пикировали к иллюминаторам, позабыв о рыбе, чтобы хоть одним глазком взглянуть на безумную картежную вакханалию. С большим трудом, пинками и угрозами Карстен Роде, получивший вновь звание капитана из рук нового владельца судна, заставил два десятка окончательно проигравшихся неудачников вернуться к исполнению своих обязанностей. Когда впередсмотрящий наконец крикнул: «Земля!», штурман готов был вновь отправить «Саламандру» в открытое море, чтобы продолжить партию. От этого неприятного казуса нас спасло одно лишь обстоятельство: все, что можно было проиграть, вплоть до корки, отобранной у корабельной крысы, было уже проиграно.
   Деморализованная команда была окончательно сражена актом неслыханной щедрости, а учитывая, что речь идет о Лисе, – неслыханной вдвойне. «Саламандра» и львиная доля выигрыша были возвращены бывшим владельцам. Как ни глотал в душе слезы мой друг, он попросту не мог захватить с собой всего этого.
   В благодарность капитан Роде согласился выполнить небольшую просьбу и доставить гетману Вишневецкому мою записку, а затем ждать нас на траверзе ревельского порта. Как и всякий датчанин конца XVI века, отчаянный корсар недолюбливал шведскую королевскую семью, посмевшую оторвать изрядный кусок от его любимой родины.[43]
   Голландский негоциант мелко крестился, глядя, как отходит от берега злополучный пинас.
   – Куда вы теперь? – ощутив себя наконец в безопасности, поинтересовался он.
   – Вопрос неверен, – покачал головой я. – Куда мы теперь? Отвечаю. К герцогине Эстляндской. Вы, как можно догадаться, – торговец драгоценностями. Я – ваш переводчик. Остальные – телохранители.
   – Но я знаю точно, там не заплатят, – попробовал урезонить меня купец.
   – Если вы хотите, чтобы десять процентов от стоимости вашего товара, по соглашению, принадлежащие моему другу, вновь вернулись к вам, то на время забудьте о прибыли.
   – Не, ну это безобразие! – возмутился Лис на канале связи. – Силен ты чужим добром разбрасываться, шо тот сеятель – облигациями. И трех процентов хватило бы выше крыши!..
 
   Замок был в запустении, а неусыпный страж у ворот очень хотел спать.
   – Вам тут не заплатят, – как будто сговорившись с купцом, уныло твердил он, с тоскою глядя на неожиданных гостей. – Я уже два месяца не видел ни единого талера.
   – Мы представители голландской оптовой компании «Питер, Пауль и Рубенс». – Лиса было непросто сломить. – Сегодня у нас рекламная акция в честь десятилетия проведения последней рекламной акции, посвященная священному обряду посвящения!
   От сплошного «священия» в ушах на лице у неторопливого стражника появилась непривычная для него задумчивость.
   – Это вам как первому нашему клиенту на этом квадратном метре. – Лис протянул сторожу выигранные у одного из пиратов янтарные четки. – Сходите помолитесь о процветании всех цветов… Ну шо, капитан, – усмехнулся напарник, делая ручкой вслед удаляющемуся привратнику. – Путь свободен! Самое время взглянуть, из-за кого весь сыр-бор.

Глава 24

   Брак – самый лучший повод для развода.
Генрих VIII Тюдор

   Когда Господь создавал Эстляндию, он, вероятно, был в дурном расположении духа и не слишком заботился о том, насколько удобно будет жить здесь местному населению. В принципе, равнинная территория, поросшая лесами и усеянная обломками скал, как булка кунжутом, позволяла эстам прокормить себя. Море давало рыбу, остатки ледников – пресную воду. Но за рамками натурального хозяйства жизнь этого северного обрывка Европы была тосклива, однообразна и промозгла. Холодные ветры, большую часть года завывавшие в здешних трубах, леденили душу и заставляли кутаться в меха. Давным-давно рыцари-крестоносцы, искавшие для Ливонского ордена новые земли, принесли сюда христианство. Население, издревле промышлявшее охотой и рыболовством, воинственным соседям почти не противилось, но и поддерживало без энтузиазма. Новые церкви строились под опекой рыцарских замков, откуда «уполномоченные Богом» меченосцы бдительно следили, чтобы не оскудела рука дающего.
   Ослабление рыцарского ордена привело эстляндские владения в полнейшее запустение. Когда же Швеция захватила эту территорию, каменные твердыни еще с горем пополам годились для обороны, но отнюдь не для комфортабельного жилья. Толстые стены, сложенные из дикого камня, покрывал мох. Сквозь щели в окнах свободно врывались все упомянутые на картушке компаса ветра. С потолков то и дело капала вода, образуя на полу невысыхающие лужи.
   Именно в таком «загородном имении» и жила сестра польского короля, супруга герцога Эстляндского и дама сердца предводителя казачьей вольницы Катарина Ягеллон.
   Пройдя сквозь темную пещеру двойных ворот, мы очутились в замковом дворе. Если бы перед нами стояла задача похитить объект пылкой страсти запорожского гетмана, это не вызвало бы особых трудностей. Кроме пары унылых собак, подставляющих скупым лучам неяркого северного солнца лохматые бока, во дворе не было ни единой живой души. Псы лениво поднялись с нагретых плит и вопросительно уставились на нас, не то пытаясь догадаться, что мы тут делаем, не то интересуясь, нет ли у неожиданных гостей чего-нибудь съедобного. Дождавшись подачки, они жадно принялись за еду, потеряв к незнакомцам всякий интерес.
   – Может, нужной вам дамы здесь вовсе нет? – настороженно оглядываясь по сторонам, предположил голландец.
   – В портовом кабаке утверждали, что она здесь и никуда отсюда не выезжает, – отмел я его подозрения.
   – Спит небось. На массу давит, – поддержал меня Лис. – Вчера, как водится, Ронсара обчиталась. От него всегда спать хочется. Было бы с кем.
   Опровергая тезис моего друга, дверь угловатой башни донжона уныло заскрипела, и на высокое крыльцо медленно вышла дама. Она была монументальна, как айсберг, и впечатляюща, как нотрдамская химера в полнолуние. Пожалуй, среди борцов сумо она бы чувствовала себя в своей компании. Не исключено, правда, что многие из них не рискнули бы приблизиться к этому порождению страны троллей, устрашенные причудливой негармоничностью ее черт. В целом лицо незнакомки напоминало корму боевого корабля, только под пером руля, изображавшего нос, имелось отверстие, похожее на след от тарана. Установленные в глазницах орудия смотрели на нас угрожающе.
   – Кто есть? – на ломаном шведском подозрительно спросила женщина-монумент.
   – Мы есть, – отозвался Лис – также на шведском, но уже не просто ломаном, а зверски изувеченном. – И пить тоже, ес-сли дади-т-те.
   Дама задумчиво уставилась на посетителей и после долгой паузы уточнила:
   – Кто вы есть?
   – Нас не ест никто, – не унимался Сергей. Насколько я знал, такая дуэль могла продолжаться до заката, однако нам следовало управиться пораньше.
   – Почтеннейшая фру, – начал я на пристойном шведском. – Мой хозяин – знаменитый торговец ювелирными изделиями из Антверпена – недавно прибыл в Ревель и, прослышав о несказанных достоинствах ее светлости герцогини, поспешил засвидетельствовать свое почтение и предложить лучшее из того, что у него есть, той, которая по праву более всех достойна носить это.
   – Фрекен, – хлопнув глазами, ответила дама, и я понял, что все мое красноречие, следовавшее за приветствием, было растрачено на обогрев атмосферы.
   Догадавшись о неуспехе моей дипломатии, сноровистый в торговых приемах голландец достал откуда-то увесистые серьги и потряс ими, как стеклянными бусами перед папуасами.
   – Ней, ней, – сопровождая отказ ленивым движением головы из стороны в сторону, произнесла «девица». – Не платить.
   Она собралась было развернуться и уйти, однако, на наше счастье, ее разворот занимал достаточно времени, чтобы обдумать дальнейшие наступательные действия.
   – Лис, твое отечество в опасности! – напомнил я. – Выручай!..
   – Вот так всегда! – оскорбился Лис. – Кому по клавишам бренькать, а кому мебель двигать!
   Он осенил себя крестным знамением:
   – Эх, постоим за родные очаги, – и тут же взлетел на крыльцо со страстным воплем: – Необходимая ты моя!
   Обойти будущую жертву Лисова обаяния, ошеломленно застывшую в дверях, действительно было невозможно.
   – Мадемуазель, – вспоминая лучшие времена в образе Сержа Рейнара Л'Арсо д'Орбиньяка, взвыл он, припадая к руке, которой без труда можно было обхватить средних размеров глобус. – Все кончено! Я пропал без этих глаз! Вы приобрели мое сердце оптом! Откройте же кредит вашего доверия под десять процентов годовых! Я высек бы ваш памятник на площади, но не нахожу достойных площадей! Вы идеал грандиозной формы, полной содержания…
   Сергей сделал попытку обхватить руками фигуру, которой легко было бы закрыть даже окно в Европу. Лицо девицы неожиданно покраснело и стало похоже по расцветке на верхний глаз светофора.
   – Не понимать, – сконфуженно пролепетала она.
   – Я объяснять, – многозначительно заверил Лис. – А пока отведи-ка этих господ к своей хозяйке, чтоб они нам не мешать.
   Он мягко подтолкнул ее вперед, существенно увеличивая понятливость перспективной сумоистки.
   Герцогиня Эстляндская приняла нас на крепостной галерее, которую теперь можно было именовать зимним садом. Небольшие апельсиновые деревца в кадках, фикусы, горшки с геранью придавали каменной твердыне вид довольно обжитой, почти домашний. Катарина действительно была хороша собой, как бывают хороши только польские аристократки. В предыдущей командировке мне довелось увидеть одну из таких красавиц – возлюбленную императора Александра I Марию Антоновну Святополк-Четвертинскую.[44] В привычной нам истории ей противостояла графиня Валевская, возлюбленная Наполеона. Оба вершителя судеб мира были сражены красотой прекрасных дам и находились под весьма сильным влиянием этих грациозных созданий. Так что гетман Вишневецкий был не одинок в своей всепоглощающей страсти. В мировой истории подобные случаи не были редкостью.
   Я бы затруднился ответить на вопрос, сколько лет ее светлости. Она была молода той необыкновенной молодостью, которая утренним светом проглядывает иногда даже в чертах дам весьма преклонного возраста. Однако до этих лет польской королевишне было еще далеко. Ясные глаза смотрели на мир немного удивленно, не в силах понять, за что ей такой удел. Выбивавшиеся из-под крахмального чепца золотистые локоны притягивали к себе жадные взоры, манили провести рукой, ощутив шелковистость волос. Во всем ее облике, в мягкой грации черт были какие-то хрупкость и беззащитность, которые, подобно магниту, притягивают сильных, уверенных в себе мужчин. Князь Дмитрий Вишневецкий, несомненно, был одним из них.
   – Прошу мне простить убогость обстановки, – отвечая благосклонным кивком на наши поклоны, мягко проговорила она по-французски. – Гости здесь – большая редкость.
   Маячивший за спиной герцогини молодой человек смазливой наружности, с чернильным прибором и шпагой у пояса, произнес негромко, но довольно властно:
   – Прошу вас, моя госпожа, говорите, пожалуйста, по-шведски или по-польски.
   Катарина со вздохом поглядела на него через плечо, затем вновь обратилась к нам:
   – Мой паж, секретарь, телохранитель и тюремщик барон Олаф фон Руслаген спрашивает, не знаете ли вы польского или шведского языка.
   Я вздохнул. Конечно, ни одному уроженцу Швеции не под силу понять речь коренного поляка, если тот говорит с привычной для себя скоростью. С тем же успехом можно попытаться сосчитать вылетающие из пулеметного ствола пули.
   Беда в том, что и мой речевой аппарат тоже не был приспособлен для таких перегрузок. Возможно, смог бы Лис, но он все еще был занят.
   – Быть может, его устроит язык великого княжества Литовского? – кланяясь, спросил я, переходя на тот диалект русского языка, который все еще был в ходу от Минска до Киева и Вильнюса.
   Герцогиня, достойная представительница литовской династии Ягеллонов, с улыбкой кивнула. Секретарь-надсмотрщик еле заметно напрягся, пытаясь вникнуть в малознакомые слова. Тем временем я подтолкнул локтем купца, давая ему знак начать торг.
   – Можете нести любую околесицу, – разрешил по-голландски я. – Главное – показывать товар и кивать.
   Антверпенец хлопнул в ладоши, подзывая слуг, несших заветный сундук.
   – Мой господин, – начал я, делая неопределенный знак рукой, – имя которого созвучно ветви вишни, поручил мне засвидетельствовать, что сила его чувств не одолима ни временем, ни расстоянием.
   – Это браслет, – доставая из сундука вышеупомянутое ювелирное изделие, объявил торговец. – Он золотой и с каменьями.
   Должно быть, еще никогда в жизни ему не приходилось участвовать в подобных торгах. Я принял украшение из рук «хозяина» и протянул герцогине.
   – Это всего лишь золото и камни, ничего более. Просто красивая вещица.
   – Это цепь. – Голландец вытащил из сундука длинную тяжелую золотую цепь изящного плетения, недавно введенную в моду герцогиней Киевской. – Многие знатные дамы считают ее изысканным украшением своего платья.
   – Он говорит, – я указал рукой куда-то вдаль, – что даже золотые цепи не смогут удержать его даму.
   Катарина понимающе кивнула.
   – Для вас эта цепь будет стоить всего пятнадцать талеров, хотя с другой я бы запросил все двадцать. Но из почтения к вашей небесной красоте я готов сделать хорошую скидку… – Купец вошел во вкус и продолжал растекаться соловьем.
   – Он говорит, – я указал куда-то в неопределенную даль, где, по моим представлениям, должен был находиться князь Вишневецкий, – что если ваши чувства по-прежнему горячи, то все готово к скорой встрече.
   Паж-телохранитель, поначалу тративший силы на поддержание умного лица и попытки вникнуть в неожиданный диалект «польского», видя, что речь идет всего лишь о ювелирных изделиях, несколько расслабился.
   – Увы, – печально вздохнула прекрасная дама, возвращая мне драгоценность, – я бы с радостью приняла все это, но мои возможности сильно ограничены.
   – Зато безгранично милосердие Господне, – возразил я, передавая цепь владельцу. – И он всегда благоволит тем, кто достоин его милости. Если госпоже в тягость цепи, то, возможно, ее заинтересует вот такая вещица?
   Я принял из рук купца перстень, выданный мне гетманом перед нашим отъездом. Всадник Ягеллонов на нем соседствовал в гербовой связке с опрокинутым полумесяцем и торжествующими крестами Вишневецких.
   – У этого перстня долгая история. Когда-то он являлся залогом пылких чувств, питаемых некой дамой к достойному кавалеру. Залогом же его чувств является мое появление здесь.
   – Я бы очень хотела носить такой перстень, если бы это было возможно…
   – Он ваш, – сделал я широкий жест, и купец согласно закивал головой, радуясь, что речь не идет о его имуществе.
   – К сожалению, я пока не могу его принять, – скосив взгляд в сторону вновь напрягшегося соглядатая, ответила герцогиня. – Но если судьба будет милостива ко мне…
   – О, я уверен в этом так же, как и в своей преданности вашей светлости. Как утверждает мой дядя, знаменитый астролог, желаемое вами произойдет намного раньше, чем это возможно предполагать. Главное – верить, – я хлопнул себя по груди, подсказывая, кто в данном случае служит объектом веры, – и ничему не удивляться.
 
   Дворец был в лесах. Впрочем, шумные ели не устилали подходы к нему иголками, и дубы не стучали по окнам шрапнелинами желудей. Эти леса были строительными. Известный любовью к новым архитектурным формам герцог Юхан стремился придать мрачному убежищу ливонских командоров более изысканный вид. На мой взгляд, получалось не слишком, что в принципе было вполне объяснимо. Для достижения желаемого результата старый замок Юхану следовало до основания срыть и на его месте построить новый. Однако средств на это у герцога хронически не хватало. Денег вообще было отчаянно мало. Причем если в строительных работах заседавшие в ревельском магистрате торгаши еще могли поучаствовать, то все, что выходило за рамки крепостных стен, лежало вне зоны их интересов. Если бы владетель эстляндских земель нашел способ взимать арендную плату с разномастных пиратов, обретавшихся на сотнях принадлежащих ему островков, он бы, пожалуй, стал одним из богатейших людей Европы. Но ни войск, ни флота для этого у Юхана не было. А безнаказанные морские разбойники ни в грош не ставили шведского выскочку.