Страница:
И хотя не желает никому Гроза зла, а тут и задумаешься, может, и нужно таких на крепкой цепи держать?!
Зато Толик без ума был от Герды. Уж такая она прекрасная-распрекрасная! И даже жирность ее и глупость в достоинство перевел.
— Лапы-то какие!!! А спина широченная!!! И преданная хозяевам — неделю воет…
Дедушка не выдержал:
— Дура она, твоя овчарка! Люди отдыхать от шума, суеты городской сюда приехали, а она покоя не дает. Это ж надо! Все соседи недовольны.
— Зато чистокровная. Немецкая… — возражает Толик.
— Наша Гроза тоже с родословной, так ее сразу видно, что чистокровная. Все понимает, только что не говорит. Иди ко мне! Иди, моя хорошая! — дедушка гладит жесткой рукой Грозу по спине — приятно!
— Не чистокровная она! — кричит Толик. — И родословную ей мама по блату достала…
— Ни за что не поверю, — спокойно говорит дедушка и продолжает гладить Грозу. — Уж если наша не чистокровная, а такая умная, то какая же тогда будет чистокровная?!
— Вон! — негодует Толик и руку тянет в сторону соседей. — Вон чистокровная!
— Так она же дура! — возмущается дедушка. — Не может такая быть чистокровной.
— Я сам родословную видел, — врет Толик, чтобы только оправдать свою любимицу.
— Значит, чистокровная дура, что еще хуже. Выродок из чистокровных! — констатирует дедушка и поднимается. Поднимается и Гроза, она готова следовать за своими хозяевами хоть на край света. Обидно, конечно, что Толик ее не любит. Хотя… По-своему он все равно ее любит. В порыве нежности прижмется к Грозе и шепчет на ухо:
— Гроза ты моя, Грозочка. Была бы ты чистокровная, как Герда, да я бы тебя… Да мы бы с тобой… Как бы мне все мальчишки завидовали.
Не все понимает Гроза из слов Толика, но интонации иной раз обидные. Лизнет Гроза хозяину щеку: «Ладно, что теперь поделаешь, принимай меня такой, какая есть!»
И на пруд купаться, и в овраг в войну играть, везде Гроза была с Толиком. И в обиду не даст, это уж простите… Замахнется мальчишка на хозяина. Гроза сама не знает, как это получается у нее — ка-ак кинется, ка-ак зарычит…
Гладит ее, ласкает Толик и шепчет:
— Была бы ты чистокровной, как Герда или Роза, ты бы за горло мальчишку…
Зачем за горло? Мальчишка и так сбежал.
Быстро лето летело. Поспела малина, вишня, зарозовели помидоры… Мальчишки стали беспокойнее. И вдруг в один день их не стало. Всех! Как-то сразу… Были мальчишки еще утром, кричали, гомонили, а к вечеру — тихо. И Толик уехал. Уехал с дедушкой. Иногда это бывало. Уедут в город и приедут. А тут… Дедушка приехал один. Загнал машину во двор и пошел в дом.
Гроза обнюхала машину — никого. Гавкнула! Никто не откликается. Тогда она кинулась к дедушке, тронула его лапой за колено и стала у крыльца, вопросительно глядя ему в глаза.
— Чего тебе? Чего нужно? — не понял сначала дедушка. Потом догадался. — Толика нет? О-о! Он, брат, в школу завтра пойдет. Учиться. Поняла? Не поняла. Дак куда ж тебе… — и, зайдя в дом, захлопнул дверь.
Без Толика, конечно же, стало скучно. На пруд не сбегать, в войну не поиграть. Нет, с дедушкой и бабушкой хорошо, слов нет, но с ними в овраг не побежишь, в воду не полезешь… Хотя, когда выпьет дедушка из прозрачной бутылки дурно пахнущую жидкость, того и гляди в пляс пустится или наперегонки с Грозой рванет. Бывало это не часто, но бывало. В такое время бабушка становилась очень сердитой, крикливой. Тут уж ей ни под руку, ни под ногу не попадайся.
Толик приезжал еще один раз и ненадолго. От него пахло тем далеким детством Грозы, когда Толик на руках принес ее в свою квартиру в первый раз. Теперь Гроза была вполне самостоятельной собакой. Роста небольшого, но подвижная, легкая, она ни секунды не сидела на месте, но ходила по тропочкам, которые и ей уже стали узкими, так как со всех сторон поджимали огромные краснеющие помидоры, фиолетовые баклажаны, зеленый и красный перец. Яблоки стали такими тяжелыми, что сгибали ветки, и дедушка ставил под них подпорки. Ночи стали холоднее, звезды ярче…
Овчарку Герду забрали дочь с зятем. Сколько было радостей, поцелуев и сюсюканий… Аж противно!
Дог-Лорд был на месте, но очень сильно мерз по ночам. Короткая шерсть его не грела, и иногда Гроза слышала с его участка стук зубов. Ночами хорошо слышно. Хозяйке было не до дога-Лорда. Хозяин перестал приезжать. Заскучала хозяйка, заскучала и собака. Бабушка, злорадно поглядывая в сторону их участка, несколько раз говорила слова: «хапуга», «арестовали»… Теперь и хозяйка дога-Лорда частенько и надолго отлучалась. За собакой ухаживала соседка, к которой привозили овчарку Герду. Дог-Лорд скучал-скучал и заболел. Сначала от тоски по хозяину и хозяйке, потом прицепилась какая-то зараза, под названием «чумка», и дог-Лорд слег. Лежал он на подстилке на солнышке, шерсть его потускнела, тело обмякло, передвигался он с трудом. Потом совсем перестал вставать. Гроза не могла подойти ближе, не пускала железная сетка забора, но она издали спрашивала дога-Лорда:
— Чего болит-то?
— А-а! Все. Жизнь не мила.
И как-то умер. Жил-жил и умер. Перестал двигаться, перестал дышать. Все!
Приехала хозяйка, приехал хозяин.
— Выпустили, — сокрушалась бабушка. — Надо же… Хапал-хапал, а его выпустили из тюрьмы…
— Не стыдно тебе?! — стыдил ее дедушка. — Радоваться нужно, что не пострадал невинный человек. Не арестовали бы и собака была бы живая.
— Сам замолчи! — кричала бабушка. — Ему, видишь ли, машина не машина. Иностранную подавай! Не дача, дворец! Железной сеткой огородился…
Хоронили дога-Лорда прямо на участке. Сколотили ящик. Выкопали яму. Хозяин плакал, а хозяйка прямо слезами умывалась. И Грозе захотелось тоже умереть, чтобы плакали, закапывая ее, и бабушка и дедушка, чтобы обязательно Толик приехал.
После похорон дога-Лорда так стало тоскливо, что Гроза не выдержала, потихоньку вылезла в дыру в заборе, спустилась в овраг, села на дне его и завыла, обращаясь к ярко светящей луне. Хорошо ей вылось. Всласть! Главное — никто не мешал.
На дачах людей становилось все меньше, звуки становились все громче… Земля холоднее. Утром прихватывали заморозки. Дедушка стал часто уезжать на своем «Москвиче», полностью загруженном разными вещами из домика. А однажды, когда срывался первый снег, дедушка открыл заднюю дверцу и позвал:
— Гроза, в машину!
Гроза послушно уселась на сиденье. Любила она с дедушкой ездить. «Москвич» взревел и покатился по дороге. Ехали недолго. Дедушка остановил машину на краю оврага, подобрал палку с дороги, кинул вниз:
— Гроза, принеси.
Гроза видела палку, она лежала на дне оврага. Палка обыкновенная, бросовая. Зачем она понадобилась дедушке? Не поймешь этих людей: то совсем еще годные кости в яму бросают, то никчемная палка понадобилась. Но приказ есть приказ. Гроза стала спускаться по склону и услыхала дедушкины слова:
— Прости меня, собачка! Может, даст Бог, и выживешь. А так… К Толику нельзя, у него уже новая собака есть — чистопородная, а к нам со старухой… Ты ж ее знаешь. Ведь что удумала: «Задуши!» А как я могу?! Рука не поднимается. В общем — прости и прощай!
Когда Гроза с палкой в пасти поднялась наверх из оврага, не было на дороге ни дедушки, ни его «Москвича» и вообще никого не было. Другая собака, даже самая чистопородная, закатила бы истерику — завыла, заплакала… Гроза же сделала круг и, убедившись, что запах бензина сильнее в той стороне, откуда они приехали, решительно потрусила в том направлении.
Гроза еще не знала, что людям она стала не нужна, что люди ее предали и что она лишилась дома, хозяев, потеряла имя и стала обыкновенной бездомной собакой. Бездомной Шавкой!
Скоро, но без паники, Гроза бежала по дороге. В том, что направление выбрано правильно, она не сомневалась. Ей это подсказывал инстинкт. Словно Ванька-неваляшка, как ни клади его, он встанет, так и инстинкт подсказывал одно-единственное направление — правильное!
По сторонам дороги стояли опустевшие, заколоченные, запертые дачи, покинутые хозяевами до следующей весны. Бежать было нежарко, потому как погода стояла холодная. Нет-нет, срывался мокрый снег.
Две встречи запомнились Грозе отчетливо и задержали ее. В придорожной канаве умирал молодой пес. Хозяева уезжали с дачи без него, и он, не понимая происходящего, кинулся за машиной и попал под колесо. Передавленная задняя часть туловища была неподвижной и кровоточила. Передними лапами, дрожащими от напряжения, пес пытался выползти из неглубокого кювета. Никак не получалось!
Гроза ничем не могла помочь ему. Она оббежала его, встопорщив шерсть на загривке от запаха собачьей крови и близкой смерти, и побежала дальше, слыша сзади отчаянный вопль брошенной всеми, умирающей собаки.
Неподалеку от своей дачи Гроза встретила собаку и кошку. Собака, с выступающими от голода ребрами и одичавшими глазами, и кошка — гладкая, сытая, находились друг от друга на расстоянии одного собачьего прыжка и занимались одним и тем же делом — охотой. Кошка выжидала, когда из норки выглянет полевая мышь, которых теперь в садах просто кишело. С наступлением холодов они покидали поля и переселялись в сады, где было теплее и безопаснее, да и в отношении еды вольготнее. Кора яблонь сладкая и питательная… Собака же следила за кошкой и роняла голодную слюну. Трагедия бы разыгралась давно, беспечная кошка не подозревала о помыслах собаки, с которой они прожили в соседних дачах все лето. Собаке же мешало единственное обстоятельство — железная сетка, разделяющая два участка.
У Грозы не было ни времени, ни желания дожидаться развязки. Места пошли знакомые, еще немного — дача спаниеля Мука, здесь жила овчарка Роза, еще один поворот — могилка дога-Лорда, а вот и родная дача. Правда, ни бабушки, ни дедушки на участке не видно, машины тоже. Ну, всякое бывало — бабушка в домике, дедушка уехал в город…
Но, поднырнув под ворота, Гроза увидела замки на дверях дома и бани. Их вешали, когда все уезжали куда-то. Ничего, подождем, не впервой.
Оббежав участок и убедившись, что посторонних нет, Гроза улеглась на крылечке отдохнуть. Сколько она так пролежала, неизвестно, потому как часов у нее не было. Вернее, она различала ночь, вечер, день, утро — знала, когда приближается смена одного другим, но самые главные часы для нее были — желудок. Чувство голода заставило ее подняться. Дело к вечеру, пора поискать пропитание. Хозяева что-то не торопятся. Гроза обошла вокруг домика — ничего съестного. Прошла по границе участка, и в укромном месте, у забора, где она всегда припрятывала не съеденное, почуяла запах куриной косточки. Несколько гребков передними лапами… И вдруг кто-то сильно толкнул ее в плечо. Так сильно, что Гроза покатилась по земле. Вскочив, она увидела, как та одичавшая собака, что охотилась за кошкой, проглотила куриную косточку и, бешено работая лапами, роет землю в поисках еще чего-то съестного. Гроза, зарычав, бросилась на грабителя, но собака снова сбила ее с ног, укусив за плечо. Никогда Грозе не было так больно, и она, завизжав, отступила. И вовремя. Голодная собака, ничего не найдя больше, обратила свое внимание уже на Грозу и той сразу же пригодились ее быстрые лапы. Если бы не маленькая лазейка под воротами, в которую Гроза проскочила, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Могла бы кончиться наша повесть, так как героиню попросту бы разорвали.
Пока голодная собака оббегала изгородь, Гроза была уже далеко. Жизнь преподала ей жестокий урок, который чуть не закончился трагически. И это только начало, первый день ее жизни без хозяина, без его защиты.
Только ночью Гроза рискнула вернуться на дачу. Шла осторожно, принюхиваясь и приглядываясь. Да, голодная собака была еще здесь. Ее запах чувствовался уже у ворот. И Гроза растерялась. В принципе, она должна, просто обязана быть во дворе, охранять дом, дожидаться хозяев. Но там эта страшная собака… Что делать? Нет всесильного хозяина, который бы разрешил эту проблему просто — взял палку и прогнал чужую собаку. Был бы хоть кто-нибудь… Хоть ворчливая, злая бабушка, хоть добрый, но слабохарактерный дедушка, хоть Толик… Нет никого! Хмурится низкое небо, обещая снег, за воротами притаилась голодная чужая собака… Горло у Грозы стало подергиваться, она поспешно уселась на землю, подняла морду к небу, и завыла:
— О-о-о-у-у-у! О-о-о-у-у-у! Где ты, мой хозяин?! Мне одной очень плохо! — тонкий голос Грозы срывался на визг. В горле запершило, и она закашлялась.
За воротами шевельнулась тень. Нет, не справиться с огромной голодной собакой Грозе. Единственная надежда на хозяев — найти их, позвать сюда, они наведут порядок. И Гроза затрусила по дороге в том направлении, откуда всегда приезжал дедушкин «Москвич».
В природе что-то менялось. Подул резкий, холодный ветер. Завыл, засвистел между голыми ветками, застучал слабо закрепленным железом. Страшно ночью одной, даже собаке.
Дорога вывела Грозу к магазину, за ним ворота садоводства, а дальше автобусная остановка. Сюда она однажды провожала бабушку, когда у дедушки сломалась машина. Но сегодня бабушки на автобусной остановке не было. И никого не было, только холодный, колючий ветер шелестел бумажками и гнал мелкую снежную пыль.
Гроза забилась в угол автобусной остановки, где не так дуло, и стала ждать. Вдруг да приедут люди, вдруг да лето вернется, и снова они будут вместе — бабушка, дедушка, Толик и она — Гроза. И опять они с Толиком будут бегать на пруд, в овраг… Стоп! А вдруг дедушка ждет ее у оврага?! Конечно, он же ждет палку, которую бросил. И Гроза, позабыв все страхи, рванулась назад.
Немного запыхавшись, подбежала она к краю оврага, но дедушкиного «Москвича» не было, как и самого дедушки. Вот палка, за которой бегала Гроза на дно оврага. Палка еще хранила дедушкин запах. Но никто не просил эту палку, потому что вокруг не было никого. И Гроза помчалась назад к домику.
Голодной собаки уже не было на участке, но и хозяев тоже не было. Ветер сдувал запахи, и они стали слабее. Гроза оббежала вокруг домика, весь участок… Что-то подсказывало ей, что хозяев здесь больше не будет, по крайней мере, если и будут, то не скоро.
Где их искать? Где бабушка, где дедушка, где Толик? И Гроза побежала опять к автобусной остановке. На всякий случай она прихватила палку, которую бросил ей дедушка. А вдруг! Увидит дедушка Грозу и спросит:
— Гроза, где палка?!
Но неуверенность уже сквозила во всех движениях собаки. Гроза, сторожко оглядываясь и принюхиваясь, вышла к автобусной остановке. Ничего здесь не изменилось, разве что в том углу, где пряталась Гроза, прибавилось снега.
Ночь была очень длинной и страшной. Несколько раз мимо Грозы, не заметив ее, пробегали голодные собаки и кошки. Все они стремились в одну сторону, туда, куда уходила черная полоса асфальта, где небо было значительно светлее. Не знала Гроза, что это огни большого города, но чувствовала, что и ее хозяев нужно искать в той стороне.
Вот еще одна собака. Хромая, качаясь от голода, она ковыляла по обочине дороги, не глядя по сторонам, и прошла от автобусной остановки очень близко, так близко, что Гроза почувствовала ее запах, который и рассказал ей — собака эта все лето жила радостно и сытно с хозяевами, мужчиной, женщиной и девочкой. Неделю тому назад девочка сильно плакала, обнимала и ласкала собаку. Потом, забрав в машину много вещей, они — все трое — поехали. Собаку в машину не посадили. Собака помчалась за машиной, но хозяин вдруг разозлился, вылез из машины, подобрал на дороге кирпич и пребольно ударил собаку, переломив ей лапу. Собака не ожидала от хозяина такого коварства, потому и не увернулась. Хозяева уехали, а собака, вот уже неделю хромая и голодная, ковыляет в ту сторону, куда уехали люди.
Нехорошими ее хозяева оказались. «Ну, мои не такие, — решила Гроза. — Мои так поступить не могут. Да и кирпичи здесь на дороге не валяются».
Ветер заносил снежинки, сбивал их в углу в сугроб. Было холодно. «Ничего, скоро наступит рассвет. Придет автобус, на нем приедут бабушка или дедушка, а может, и Толик и заберут меня отсюда» — с этими мыслями Гроза и задремала.
Утром следующего дня, чуть рассвело, из города подошел автобус. Воняя бензином и маслом, он стал у автобусной остановки и, тяжело вздохнув, распахнул двери. Несколько человек вышли и, ежась от холодного ветра, пошли в сторону ворот садоводства. Но ни бабушки, ни дедушки, ни тем более Толика среди них не было. Гроза обнюхала каждого: нет, ни одного родного запаха. А может быть, хозяева остались в автобусе? У людей всякие есть на то причины.
Гроза поднялась на задние лапы и заглянула в открытую дверь автобуса. Впереди кто-то разговаривал. Не бабушка, но женщина, не дедушка, но мужчина. Гроза вспрыгнула в автобус и услыхала, как женщина-кондуктор сказала водителю автобуса:
— Закрой двери, дует.
Сзади со страшным шумом захлопнулись двери, и Гроза нырнула под сиденье. Здесь было пыльно, но не холодно.
— Пассажиров совсем не стало, — зевая, проговорил водитель.
— Через неделю отменят этот маршрут до лета. Дачники разбрелись по городским квартирам, да и холод собачий.
При слове «собачий» Гроза выглянула из-под сиденья, думая, что это обращаются к ней. И увидела женщину, сидящую на переднем сиденье, рядом с кабиной водителя, с сумкой на груди. Кондуктор тоже увидела Грозу и закричала:
— Это что такое?! Ну-ка пошла вон!
Гроза кинулась к двери, но двери были закрыты.
— Кого ты там увидала? — заинтересовался водитель.
— Собачонка вскочила в автобус. Открой дверь, я ее выброшу. У водителя настроение было другое.
— Пускай погреется, вон что на улице делается. Метель начинается.
— Зачем она здесь?! — не унималась кондуктор.
— Зачем-зачем?! Хозяев встречает. Хозяева-подлецы бросили ее на произвол судьбы. Дай ей хлебца кусочек. Видишь, дрожит вся и живот подтянуло.
— Ага! Вдруг тяпнет, — не согласилась кондуктор.
Глупые люди! Разве может собака укусить руку хлеб ей дающую?! Только люди могут поступать с такой черной неблагодарностью. Собаки — нет!
Слюна наполнила пасть Грозы, и она судорожно сглотнула ее. Хлеб, брошенный кондуктором, лежал неподалеку, но Гроза боялась до него дотронуться. Она не доверяла этой женщине. А кусок был немаленький и так аппетитно пахнул…
— Ни черта она не голодная, — сказала кондуктор и тоже зевнула. «Ага! Тебе бы так…» — могла бы сказать Гроза.
— Она тебя боится, — догадался водитель.
— Меня? Неужели я такая страшная?! — кокетливо проговорила та, поправляя прическу.
— Отвернись и минуту на собаку не смотри.
— Ну, пожалуйста! — рассердилась кондуктор и отвернулась. Молнией метнулась Гроза к хлебу, схватила его и тут же отпрянула обратно.
— Ха-ха-ха! — захохотал водитель. — Ну, шустра!
«Поневоле будешь шустрой, когда кушать хочется», — отметила Гроза, торопливо глотая хлеб. Никогда в жизни не едала она такого вкусного хлеба.
— Чего ты смеешься? — поинтересовалась кондуктор и, обнаружив пропажу хлеба, спросила: — А где хлеб?
«Ну, тетка! Ничего глупее спросить не могла?! Ты бы лучше еще подкинула», — попросила Гроза мысленно, конечно. Ах, если бы собаки могли разговаривать… Если бы могли… Тогда Гроза бы сказала:
— Тетка, вытри с подбородка губную помаду и не заигрывай с водителем. Ты ему не нравишься. Неужели непонятно?
Но… «не дал Бог свинье рог, иначе бы забодала!» — гласит людская пословица, и недаром. Умели бы говорить животные, много неприятных слов услыхал бы человек в свой адрес. Ох, много!
Нутром чувствовала неприязнь к кондуктору Гроза. Эта женщина была похожа чем-то на бабушку. Нет, не фигурой и не лицом. Они очень разные, а вот характером, может быть. Жестокостью, которая проглядывается у людей с первого взгляда. Собаки ее сразу замечают.
Водитель — другое дело. Добрейшей души человек. Вот, пожалуйста:
— Ты бы собачке еще подкинула. Что ей маленький кусочек. Поди дня два не ела…
— Еще чего?! Всех не накормишь, — зло возразила кондуктор. — Мне никто ничего не дает.
— Ух, и злая ты… Откуда это у тебя?
— Ниоткуда! Пускай хозяева собаку кормят. Завели себе, пускай и кормят, — не унималась кондуктор.
— Объясняю тебе еще раз. Собаки не виноваты. Побросали их хозяева. Побаловались летом, а теперь — не нужны. Не берут в городскую квартиру. Вот они, бедолаги, и маются, — с заметной жалостью проговорил водитель.
— А я при чем? — удивилась деланно кондуктор.
— На, кинь собачке мой обед, — протянул водитель через окно сверток.
— Весь день голодный останешься?! — удивилась кондуктор. — Ни за что! Из-за какой-то вшивой Шавки. Ну-ка, открой дверь, я ее пинком!
— Гр-р-р! — глухо заворчала Гроза: «Только попробуй!»
— Видела, как понимает! — обрадовался водитель. — Жалко мне их. Сколько погибнет, пока до города доберутся. Кошек особенно. Их сейчас лисы подчистую подъедают. Для них кошки — лакомство.
— А что в городе?! Манна небесная сыпется или кто ждет их там со своим обедом?! — поддела водителя кондуктор.
— В городе пропитаться легче. Около помоек, около столовых… Отдай мой обед собаке, я тебе сказал, — рассердился водитель.
Сердить водителя не входило в планы кондуктора, но и уступать без боя свои позиции она тоже не хотела.
— Ну и пожалуйста! — развернув сверток, она отломила небольшой кусок хлеба с колбасой и кинула Грозе.
«Не весь обед отдала, стерва!» — отметила Гроза, уплетая неожиданный подарок.
Кондуктор незаметно от водителя припрятала сверток и скомандовала:
— Поехали! Все равно никого нет.
— Поехали, — согласился водитель, мягко трогая автобус с места. Немного перекусившая от доброты людской, наша героиня ехала к новым испытаниям.
Автобус неспешно катил по дороге, водитель включил отопление в салоне. Стало теплее, и Грозу разморило. В желудке переваривалась еда, не задувал колючий холодный ветер, не мучило одиночество. Глаза слипались, клонило в сон. На следующей остановке водитель даже не открыл дверей, потому что пассажиров не было. Просто автобус постоял немного с включенным мотором и поехал дальше.
А вот потом была остановка и на ней стояло два человека. Водитель открыл переднюю дверь, Гроза сунулась к ней — уж не ее ли хозяева нашлись? Нет, входили две тетки, укутанные от холода в платки. Может, кто-то остался на остановке? Гроза высунула морду из двери и тут же, получив пинок кондуктора, кубарем полетела вниз на дорогу. Коротко взвизгнув от неожиданности, Гроза услыхала голос:
— Закрывай двери, поехали!
Двери с шумом закрылись, и автобус тронулся. Скорее всего, водитель не видел, как коварная кондуктор отомстила, выбросив Грозу из автобуса. Нет предела человеческой подлости. Ну, чем помешала женщине собака? Тем, что водитель не обращает на нее внимание?! Господи, какие же люди…
Гроза направилась в угол автобусной остановки, чтобы подождать следующего автобуса, но там уже пряталась от ветра большая серая собака. Ладно, жизнь не так уж и плоха, в желудке переваривается пища, холод в движении не так заметен, и Гроза побежала по дороге в ту сторону, куда ушел автобус с добрым водителем. Главное, к чему она стремилась, — найти Толика или бабушку с дедушкой.
Постепенно дорога заполнялась автомашинами. То и дело мимо Грозы со страшным шумом и грохотом мчались то в одну, то в другую сторону МАЗы, КамАЗы, автобусы и легковушки. Гроза различала только те, что были похожи на дедушкиного «Москвича», и потому, завидев знакомый силуэт, она останавливалась и провожала его взглядом. Вдруг да дедушкин! Но нет, «Москвичи» проносились мимо.
Солнце взошло большое и красное. Ветер стал резче. Машин на дороге больше. Гроза не знала, что это говорит о приближении к большому городу. Усилившийся гул и грохот заставили ее сбежать с обочины дороги. Почувствовав усталость, она направилась к недалекой лесополосе, не подозревая, что из этой лесополосы за ней следит множество глаз и не с добрыми намерениями.
Первой на Грозу кинулась огромная овчарка. Была она так худа, что ребра, словно веревки, выпирали из шкуры. Зубы ее щелкнули буквально в сантиметре от горла Грозы. Гроза сумела увернуться, и хотя устала, но после сытного завтрака силы еще были, и она рванулась вдоль лесополосы по проселочной дороге. Овчарка следом, да куда ей…
Самое страшное, что чуть не под каждым кустом скрывались бездомные, брошенные хозяевами собаки, и они, заметив убегающее живое существо, выскакивали из своего укрытия и присоединялись к стае преследователей. Грозу спасали только быстрые лапы.
Люди, проезжающие в автобусах и автомашинах, видя мчавшуюся стаю собак, усмехались добродушно:
— Играют, — не зная, что счет идет на секунды и метры, отделяющие Грозу от жуткой смерти. Только споткнись она, стая бы налетела и разорвала в клочья.
Одна из собак стаи не выдержала гонки, дала сбой, на нее налетели задние, и в одну секунду ком из собачьих тел с визгом и рычанием покатился по земле. Передние, затормозив, бросились назад, и упавшей собаки просто не стало. Кое-где виднелись клочья шерсти, затоптанные в снег, и брызги крови. Преследователи Грозы, тяжело дыша и роняя слюну, уселись в круг, не сводя друг с друга глаз, выискивая очередную жертву.
Гроза на время была забыта. Она перебежала через дорогу, чуть не попав под колеса автомашины, и помчалась по полю с колючей стерней. Здесь негде было укрыться, зато и преследователей видно далеко. Бежала она долго. Лапы, наколотые жесткой стерней, болели, поэтому, увидев копну соломы, она сунулась было к ней, но встретила сопротивление. Две беленькие болонки, уже грязные и в репьях, со злобным лаем бросились Грозе навстречу.
Зато Толик без ума был от Герды. Уж такая она прекрасная-распрекрасная! И даже жирность ее и глупость в достоинство перевел.
— Лапы-то какие!!! А спина широченная!!! И преданная хозяевам — неделю воет…
Дедушка не выдержал:
— Дура она, твоя овчарка! Люди отдыхать от шума, суеты городской сюда приехали, а она покоя не дает. Это ж надо! Все соседи недовольны.
— Зато чистокровная. Немецкая… — возражает Толик.
— Наша Гроза тоже с родословной, так ее сразу видно, что чистокровная. Все понимает, только что не говорит. Иди ко мне! Иди, моя хорошая! — дедушка гладит жесткой рукой Грозу по спине — приятно!
— Не чистокровная она! — кричит Толик. — И родословную ей мама по блату достала…
— Ни за что не поверю, — спокойно говорит дедушка и продолжает гладить Грозу. — Уж если наша не чистокровная, а такая умная, то какая же тогда будет чистокровная?!
— Вон! — негодует Толик и руку тянет в сторону соседей. — Вон чистокровная!
— Так она же дура! — возмущается дедушка. — Не может такая быть чистокровной.
— Я сам родословную видел, — врет Толик, чтобы только оправдать свою любимицу.
— Значит, чистокровная дура, что еще хуже. Выродок из чистокровных! — констатирует дедушка и поднимается. Поднимается и Гроза, она готова следовать за своими хозяевами хоть на край света. Обидно, конечно, что Толик ее не любит. Хотя… По-своему он все равно ее любит. В порыве нежности прижмется к Грозе и шепчет на ухо:
— Гроза ты моя, Грозочка. Была бы ты чистокровная, как Герда, да я бы тебя… Да мы бы с тобой… Как бы мне все мальчишки завидовали.
Не все понимает Гроза из слов Толика, но интонации иной раз обидные. Лизнет Гроза хозяину щеку: «Ладно, что теперь поделаешь, принимай меня такой, какая есть!»
И на пруд купаться, и в овраг в войну играть, везде Гроза была с Толиком. И в обиду не даст, это уж простите… Замахнется мальчишка на хозяина. Гроза сама не знает, как это получается у нее — ка-ак кинется, ка-ак зарычит…
Гладит ее, ласкает Толик и шепчет:
— Была бы ты чистокровной, как Герда или Роза, ты бы за горло мальчишку…
Зачем за горло? Мальчишка и так сбежал.
Быстро лето летело. Поспела малина, вишня, зарозовели помидоры… Мальчишки стали беспокойнее. И вдруг в один день их не стало. Всех! Как-то сразу… Были мальчишки еще утром, кричали, гомонили, а к вечеру — тихо. И Толик уехал. Уехал с дедушкой. Иногда это бывало. Уедут в город и приедут. А тут… Дедушка приехал один. Загнал машину во двор и пошел в дом.
Гроза обнюхала машину — никого. Гавкнула! Никто не откликается. Тогда она кинулась к дедушке, тронула его лапой за колено и стала у крыльца, вопросительно глядя ему в глаза.
— Чего тебе? Чего нужно? — не понял сначала дедушка. Потом догадался. — Толика нет? О-о! Он, брат, в школу завтра пойдет. Учиться. Поняла? Не поняла. Дак куда ж тебе… — и, зайдя в дом, захлопнул дверь.
Без Толика, конечно же, стало скучно. На пруд не сбегать, в войну не поиграть. Нет, с дедушкой и бабушкой хорошо, слов нет, но с ними в овраг не побежишь, в воду не полезешь… Хотя, когда выпьет дедушка из прозрачной бутылки дурно пахнущую жидкость, того и гляди в пляс пустится или наперегонки с Грозой рванет. Бывало это не часто, но бывало. В такое время бабушка становилась очень сердитой, крикливой. Тут уж ей ни под руку, ни под ногу не попадайся.
Толик приезжал еще один раз и ненадолго. От него пахло тем далеким детством Грозы, когда Толик на руках принес ее в свою квартиру в первый раз. Теперь Гроза была вполне самостоятельной собакой. Роста небольшого, но подвижная, легкая, она ни секунды не сидела на месте, но ходила по тропочкам, которые и ей уже стали узкими, так как со всех сторон поджимали огромные краснеющие помидоры, фиолетовые баклажаны, зеленый и красный перец. Яблоки стали такими тяжелыми, что сгибали ветки, и дедушка ставил под них подпорки. Ночи стали холоднее, звезды ярче…
Овчарку Герду забрали дочь с зятем. Сколько было радостей, поцелуев и сюсюканий… Аж противно!
Дог-Лорд был на месте, но очень сильно мерз по ночам. Короткая шерсть его не грела, и иногда Гроза слышала с его участка стук зубов. Ночами хорошо слышно. Хозяйке было не до дога-Лорда. Хозяин перестал приезжать. Заскучала хозяйка, заскучала и собака. Бабушка, злорадно поглядывая в сторону их участка, несколько раз говорила слова: «хапуга», «арестовали»… Теперь и хозяйка дога-Лорда частенько и надолго отлучалась. За собакой ухаживала соседка, к которой привозили овчарку Герду. Дог-Лорд скучал-скучал и заболел. Сначала от тоски по хозяину и хозяйке, потом прицепилась какая-то зараза, под названием «чумка», и дог-Лорд слег. Лежал он на подстилке на солнышке, шерсть его потускнела, тело обмякло, передвигался он с трудом. Потом совсем перестал вставать. Гроза не могла подойти ближе, не пускала железная сетка забора, но она издали спрашивала дога-Лорда:
— Чего болит-то?
— А-а! Все. Жизнь не мила.
И как-то умер. Жил-жил и умер. Перестал двигаться, перестал дышать. Все!
Приехала хозяйка, приехал хозяин.
— Выпустили, — сокрушалась бабушка. — Надо же… Хапал-хапал, а его выпустили из тюрьмы…
— Не стыдно тебе?! — стыдил ее дедушка. — Радоваться нужно, что не пострадал невинный человек. Не арестовали бы и собака была бы живая.
— Сам замолчи! — кричала бабушка. — Ему, видишь ли, машина не машина. Иностранную подавай! Не дача, дворец! Железной сеткой огородился…
Хоронили дога-Лорда прямо на участке. Сколотили ящик. Выкопали яму. Хозяин плакал, а хозяйка прямо слезами умывалась. И Грозе захотелось тоже умереть, чтобы плакали, закапывая ее, и бабушка и дедушка, чтобы обязательно Толик приехал.
После похорон дога-Лорда так стало тоскливо, что Гроза не выдержала, потихоньку вылезла в дыру в заборе, спустилась в овраг, села на дне его и завыла, обращаясь к ярко светящей луне. Хорошо ей вылось. Всласть! Главное — никто не мешал.
На дачах людей становилось все меньше, звуки становились все громче… Земля холоднее. Утром прихватывали заморозки. Дедушка стал часто уезжать на своем «Москвиче», полностью загруженном разными вещами из домика. А однажды, когда срывался первый снег, дедушка открыл заднюю дверцу и позвал:
— Гроза, в машину!
Гроза послушно уселась на сиденье. Любила она с дедушкой ездить. «Москвич» взревел и покатился по дороге. Ехали недолго. Дедушка остановил машину на краю оврага, подобрал палку с дороги, кинул вниз:
— Гроза, принеси.
Гроза видела палку, она лежала на дне оврага. Палка обыкновенная, бросовая. Зачем она понадобилась дедушке? Не поймешь этих людей: то совсем еще годные кости в яму бросают, то никчемная палка понадобилась. Но приказ есть приказ. Гроза стала спускаться по склону и услыхала дедушкины слова:
— Прости меня, собачка! Может, даст Бог, и выживешь. А так… К Толику нельзя, у него уже новая собака есть — чистопородная, а к нам со старухой… Ты ж ее знаешь. Ведь что удумала: «Задуши!» А как я могу?! Рука не поднимается. В общем — прости и прощай!
Когда Гроза с палкой в пасти поднялась наверх из оврага, не было на дороге ни дедушки, ни его «Москвича» и вообще никого не было. Другая собака, даже самая чистопородная, закатила бы истерику — завыла, заплакала… Гроза же сделала круг и, убедившись, что запах бензина сильнее в той стороне, откуда они приехали, решительно потрусила в том направлении.
Гроза еще не знала, что людям она стала не нужна, что люди ее предали и что она лишилась дома, хозяев, потеряла имя и стала обыкновенной бездомной собакой. Бездомной Шавкой!
6
Скоро, но без паники, Гроза бежала по дороге. В том, что направление выбрано правильно, она не сомневалась. Ей это подсказывал инстинкт. Словно Ванька-неваляшка, как ни клади его, он встанет, так и инстинкт подсказывал одно-единственное направление — правильное!
По сторонам дороги стояли опустевшие, заколоченные, запертые дачи, покинутые хозяевами до следующей весны. Бежать было нежарко, потому как погода стояла холодная. Нет-нет, срывался мокрый снег.
Две встречи запомнились Грозе отчетливо и задержали ее. В придорожной канаве умирал молодой пес. Хозяева уезжали с дачи без него, и он, не понимая происходящего, кинулся за машиной и попал под колесо. Передавленная задняя часть туловища была неподвижной и кровоточила. Передними лапами, дрожащими от напряжения, пес пытался выползти из неглубокого кювета. Никак не получалось!
Гроза ничем не могла помочь ему. Она оббежала его, встопорщив шерсть на загривке от запаха собачьей крови и близкой смерти, и побежала дальше, слыша сзади отчаянный вопль брошенной всеми, умирающей собаки.
Неподалеку от своей дачи Гроза встретила собаку и кошку. Собака, с выступающими от голода ребрами и одичавшими глазами, и кошка — гладкая, сытая, находились друг от друга на расстоянии одного собачьего прыжка и занимались одним и тем же делом — охотой. Кошка выжидала, когда из норки выглянет полевая мышь, которых теперь в садах просто кишело. С наступлением холодов они покидали поля и переселялись в сады, где было теплее и безопаснее, да и в отношении еды вольготнее. Кора яблонь сладкая и питательная… Собака же следила за кошкой и роняла голодную слюну. Трагедия бы разыгралась давно, беспечная кошка не подозревала о помыслах собаки, с которой они прожили в соседних дачах все лето. Собаке же мешало единственное обстоятельство — железная сетка, разделяющая два участка.
У Грозы не было ни времени, ни желания дожидаться развязки. Места пошли знакомые, еще немного — дача спаниеля Мука, здесь жила овчарка Роза, еще один поворот — могилка дога-Лорда, а вот и родная дача. Правда, ни бабушки, ни дедушки на участке не видно, машины тоже. Ну, всякое бывало — бабушка в домике, дедушка уехал в город…
Но, поднырнув под ворота, Гроза увидела замки на дверях дома и бани. Их вешали, когда все уезжали куда-то. Ничего, подождем, не впервой.
Оббежав участок и убедившись, что посторонних нет, Гроза улеглась на крылечке отдохнуть. Сколько она так пролежала, неизвестно, потому как часов у нее не было. Вернее, она различала ночь, вечер, день, утро — знала, когда приближается смена одного другим, но самые главные часы для нее были — желудок. Чувство голода заставило ее подняться. Дело к вечеру, пора поискать пропитание. Хозяева что-то не торопятся. Гроза обошла вокруг домика — ничего съестного. Прошла по границе участка, и в укромном месте, у забора, где она всегда припрятывала не съеденное, почуяла запах куриной косточки. Несколько гребков передними лапами… И вдруг кто-то сильно толкнул ее в плечо. Так сильно, что Гроза покатилась по земле. Вскочив, она увидела, как та одичавшая собака, что охотилась за кошкой, проглотила куриную косточку и, бешено работая лапами, роет землю в поисках еще чего-то съестного. Гроза, зарычав, бросилась на грабителя, но собака снова сбила ее с ног, укусив за плечо. Никогда Грозе не было так больно, и она, завизжав, отступила. И вовремя. Голодная собака, ничего не найдя больше, обратила свое внимание уже на Грозу и той сразу же пригодились ее быстрые лапы. Если бы не маленькая лазейка под воротами, в которую Гроза проскочила, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Могла бы кончиться наша повесть, так как героиню попросту бы разорвали.
Пока голодная собака оббегала изгородь, Гроза была уже далеко. Жизнь преподала ей жестокий урок, который чуть не закончился трагически. И это только начало, первый день ее жизни без хозяина, без его защиты.
Только ночью Гроза рискнула вернуться на дачу. Шла осторожно, принюхиваясь и приглядываясь. Да, голодная собака была еще здесь. Ее запах чувствовался уже у ворот. И Гроза растерялась. В принципе, она должна, просто обязана быть во дворе, охранять дом, дожидаться хозяев. Но там эта страшная собака… Что делать? Нет всесильного хозяина, который бы разрешил эту проблему просто — взял палку и прогнал чужую собаку. Был бы хоть кто-нибудь… Хоть ворчливая, злая бабушка, хоть добрый, но слабохарактерный дедушка, хоть Толик… Нет никого! Хмурится низкое небо, обещая снег, за воротами притаилась голодная чужая собака… Горло у Грозы стало подергиваться, она поспешно уселась на землю, подняла морду к небу, и завыла:
— О-о-о-у-у-у! О-о-о-у-у-у! Где ты, мой хозяин?! Мне одной очень плохо! — тонкий голос Грозы срывался на визг. В горле запершило, и она закашлялась.
За воротами шевельнулась тень. Нет, не справиться с огромной голодной собакой Грозе. Единственная надежда на хозяев — найти их, позвать сюда, они наведут порядок. И Гроза затрусила по дороге в том направлении, откуда всегда приезжал дедушкин «Москвич».
В природе что-то менялось. Подул резкий, холодный ветер. Завыл, засвистел между голыми ветками, застучал слабо закрепленным железом. Страшно ночью одной, даже собаке.
Дорога вывела Грозу к магазину, за ним ворота садоводства, а дальше автобусная остановка. Сюда она однажды провожала бабушку, когда у дедушки сломалась машина. Но сегодня бабушки на автобусной остановке не было. И никого не было, только холодный, колючий ветер шелестел бумажками и гнал мелкую снежную пыль.
Гроза забилась в угол автобусной остановки, где не так дуло, и стала ждать. Вдруг да приедут люди, вдруг да лето вернется, и снова они будут вместе — бабушка, дедушка, Толик и она — Гроза. И опять они с Толиком будут бегать на пруд, в овраг… Стоп! А вдруг дедушка ждет ее у оврага?! Конечно, он же ждет палку, которую бросил. И Гроза, позабыв все страхи, рванулась назад.
Немного запыхавшись, подбежала она к краю оврага, но дедушкиного «Москвича» не было, как и самого дедушки. Вот палка, за которой бегала Гроза на дно оврага. Палка еще хранила дедушкин запах. Но никто не просил эту палку, потому что вокруг не было никого. И Гроза помчалась назад к домику.
Голодной собаки уже не было на участке, но и хозяев тоже не было. Ветер сдувал запахи, и они стали слабее. Гроза оббежала вокруг домика, весь участок… Что-то подсказывало ей, что хозяев здесь больше не будет, по крайней мере, если и будут, то не скоро.
Где их искать? Где бабушка, где дедушка, где Толик? И Гроза побежала опять к автобусной остановке. На всякий случай она прихватила палку, которую бросил ей дедушка. А вдруг! Увидит дедушка Грозу и спросит:
— Гроза, где палка?!
Но неуверенность уже сквозила во всех движениях собаки. Гроза, сторожко оглядываясь и принюхиваясь, вышла к автобусной остановке. Ничего здесь не изменилось, разве что в том углу, где пряталась Гроза, прибавилось снега.
Ночь была очень длинной и страшной. Несколько раз мимо Грозы, не заметив ее, пробегали голодные собаки и кошки. Все они стремились в одну сторону, туда, куда уходила черная полоса асфальта, где небо было значительно светлее. Не знала Гроза, что это огни большого города, но чувствовала, что и ее хозяев нужно искать в той стороне.
Вот еще одна собака. Хромая, качаясь от голода, она ковыляла по обочине дороги, не глядя по сторонам, и прошла от автобусной остановки очень близко, так близко, что Гроза почувствовала ее запах, который и рассказал ей — собака эта все лето жила радостно и сытно с хозяевами, мужчиной, женщиной и девочкой. Неделю тому назад девочка сильно плакала, обнимала и ласкала собаку. Потом, забрав в машину много вещей, они — все трое — поехали. Собаку в машину не посадили. Собака помчалась за машиной, но хозяин вдруг разозлился, вылез из машины, подобрал на дороге кирпич и пребольно ударил собаку, переломив ей лапу. Собака не ожидала от хозяина такого коварства, потому и не увернулась. Хозяева уехали, а собака, вот уже неделю хромая и голодная, ковыляет в ту сторону, куда уехали люди.
Нехорошими ее хозяева оказались. «Ну, мои не такие, — решила Гроза. — Мои так поступить не могут. Да и кирпичи здесь на дороге не валяются».
Ветер заносил снежинки, сбивал их в углу в сугроб. Было холодно. «Ничего, скоро наступит рассвет. Придет автобус, на нем приедут бабушка или дедушка, а может, и Толик и заберут меня отсюда» — с этими мыслями Гроза и задремала.
7
Утром следующего дня, чуть рассвело, из города подошел автобус. Воняя бензином и маслом, он стал у автобусной остановки и, тяжело вздохнув, распахнул двери. Несколько человек вышли и, ежась от холодного ветра, пошли в сторону ворот садоводства. Но ни бабушки, ни дедушки, ни тем более Толика среди них не было. Гроза обнюхала каждого: нет, ни одного родного запаха. А может быть, хозяева остались в автобусе? У людей всякие есть на то причины.
Гроза поднялась на задние лапы и заглянула в открытую дверь автобуса. Впереди кто-то разговаривал. Не бабушка, но женщина, не дедушка, но мужчина. Гроза вспрыгнула в автобус и услыхала, как женщина-кондуктор сказала водителю автобуса:
— Закрой двери, дует.
Сзади со страшным шумом захлопнулись двери, и Гроза нырнула под сиденье. Здесь было пыльно, но не холодно.
— Пассажиров совсем не стало, — зевая, проговорил водитель.
— Через неделю отменят этот маршрут до лета. Дачники разбрелись по городским квартирам, да и холод собачий.
При слове «собачий» Гроза выглянула из-под сиденья, думая, что это обращаются к ней. И увидела женщину, сидящую на переднем сиденье, рядом с кабиной водителя, с сумкой на груди. Кондуктор тоже увидела Грозу и закричала:
— Это что такое?! Ну-ка пошла вон!
Гроза кинулась к двери, но двери были закрыты.
— Кого ты там увидала? — заинтересовался водитель.
— Собачонка вскочила в автобус. Открой дверь, я ее выброшу. У водителя настроение было другое.
— Пускай погреется, вон что на улице делается. Метель начинается.
— Зачем она здесь?! — не унималась кондуктор.
— Зачем-зачем?! Хозяев встречает. Хозяева-подлецы бросили ее на произвол судьбы. Дай ей хлебца кусочек. Видишь, дрожит вся и живот подтянуло.
— Ага! Вдруг тяпнет, — не согласилась кондуктор.
Глупые люди! Разве может собака укусить руку хлеб ей дающую?! Только люди могут поступать с такой черной неблагодарностью. Собаки — нет!
Слюна наполнила пасть Грозы, и она судорожно сглотнула ее. Хлеб, брошенный кондуктором, лежал неподалеку, но Гроза боялась до него дотронуться. Она не доверяла этой женщине. А кусок был немаленький и так аппетитно пахнул…
— Ни черта она не голодная, — сказала кондуктор и тоже зевнула. «Ага! Тебе бы так…» — могла бы сказать Гроза.
— Она тебя боится, — догадался водитель.
— Меня? Неужели я такая страшная?! — кокетливо проговорила та, поправляя прическу.
— Отвернись и минуту на собаку не смотри.
— Ну, пожалуйста! — рассердилась кондуктор и отвернулась. Молнией метнулась Гроза к хлебу, схватила его и тут же отпрянула обратно.
— Ха-ха-ха! — захохотал водитель. — Ну, шустра!
«Поневоле будешь шустрой, когда кушать хочется», — отметила Гроза, торопливо глотая хлеб. Никогда в жизни не едала она такого вкусного хлеба.
— Чего ты смеешься? — поинтересовалась кондуктор и, обнаружив пропажу хлеба, спросила: — А где хлеб?
«Ну, тетка! Ничего глупее спросить не могла?! Ты бы лучше еще подкинула», — попросила Гроза мысленно, конечно. Ах, если бы собаки могли разговаривать… Если бы могли… Тогда Гроза бы сказала:
— Тетка, вытри с подбородка губную помаду и не заигрывай с водителем. Ты ему не нравишься. Неужели непонятно?
Но… «не дал Бог свинье рог, иначе бы забодала!» — гласит людская пословица, и недаром. Умели бы говорить животные, много неприятных слов услыхал бы человек в свой адрес. Ох, много!
Нутром чувствовала неприязнь к кондуктору Гроза. Эта женщина была похожа чем-то на бабушку. Нет, не фигурой и не лицом. Они очень разные, а вот характером, может быть. Жестокостью, которая проглядывается у людей с первого взгляда. Собаки ее сразу замечают.
Водитель — другое дело. Добрейшей души человек. Вот, пожалуйста:
— Ты бы собачке еще подкинула. Что ей маленький кусочек. Поди дня два не ела…
— Еще чего?! Всех не накормишь, — зло возразила кондуктор. — Мне никто ничего не дает.
— Ух, и злая ты… Откуда это у тебя?
— Ниоткуда! Пускай хозяева собаку кормят. Завели себе, пускай и кормят, — не унималась кондуктор.
— Объясняю тебе еще раз. Собаки не виноваты. Побросали их хозяева. Побаловались летом, а теперь — не нужны. Не берут в городскую квартиру. Вот они, бедолаги, и маются, — с заметной жалостью проговорил водитель.
— А я при чем? — удивилась деланно кондуктор.
— На, кинь собачке мой обед, — протянул водитель через окно сверток.
— Весь день голодный останешься?! — удивилась кондуктор. — Ни за что! Из-за какой-то вшивой Шавки. Ну-ка, открой дверь, я ее пинком!
— Гр-р-р! — глухо заворчала Гроза: «Только попробуй!»
— Видела, как понимает! — обрадовался водитель. — Жалко мне их. Сколько погибнет, пока до города доберутся. Кошек особенно. Их сейчас лисы подчистую подъедают. Для них кошки — лакомство.
— А что в городе?! Манна небесная сыпется или кто ждет их там со своим обедом?! — поддела водителя кондуктор.
— В городе пропитаться легче. Около помоек, около столовых… Отдай мой обед собаке, я тебе сказал, — рассердился водитель.
Сердить водителя не входило в планы кондуктора, но и уступать без боя свои позиции она тоже не хотела.
— Ну и пожалуйста! — развернув сверток, она отломила небольшой кусок хлеба с колбасой и кинула Грозе.
«Не весь обед отдала, стерва!» — отметила Гроза, уплетая неожиданный подарок.
Кондуктор незаметно от водителя припрятала сверток и скомандовала:
— Поехали! Все равно никого нет.
— Поехали, — согласился водитель, мягко трогая автобус с места. Немного перекусившая от доброты людской, наша героиня ехала к новым испытаниям.
8
Автобус неспешно катил по дороге, водитель включил отопление в салоне. Стало теплее, и Грозу разморило. В желудке переваривалась еда, не задувал колючий холодный ветер, не мучило одиночество. Глаза слипались, клонило в сон. На следующей остановке водитель даже не открыл дверей, потому что пассажиров не было. Просто автобус постоял немного с включенным мотором и поехал дальше.
А вот потом была остановка и на ней стояло два человека. Водитель открыл переднюю дверь, Гроза сунулась к ней — уж не ее ли хозяева нашлись? Нет, входили две тетки, укутанные от холода в платки. Может, кто-то остался на остановке? Гроза высунула морду из двери и тут же, получив пинок кондуктора, кубарем полетела вниз на дорогу. Коротко взвизгнув от неожиданности, Гроза услыхала голос:
— Закрывай двери, поехали!
Двери с шумом закрылись, и автобус тронулся. Скорее всего, водитель не видел, как коварная кондуктор отомстила, выбросив Грозу из автобуса. Нет предела человеческой подлости. Ну, чем помешала женщине собака? Тем, что водитель не обращает на нее внимание?! Господи, какие же люди…
Гроза направилась в угол автобусной остановки, чтобы подождать следующего автобуса, но там уже пряталась от ветра большая серая собака. Ладно, жизнь не так уж и плоха, в желудке переваривается пища, холод в движении не так заметен, и Гроза побежала по дороге в ту сторону, куда ушел автобус с добрым водителем. Главное, к чему она стремилась, — найти Толика или бабушку с дедушкой.
Постепенно дорога заполнялась автомашинами. То и дело мимо Грозы со страшным шумом и грохотом мчались то в одну, то в другую сторону МАЗы, КамАЗы, автобусы и легковушки. Гроза различала только те, что были похожи на дедушкиного «Москвича», и потому, завидев знакомый силуэт, она останавливалась и провожала его взглядом. Вдруг да дедушкин! Но нет, «Москвичи» проносились мимо.
Солнце взошло большое и красное. Ветер стал резче. Машин на дороге больше. Гроза не знала, что это говорит о приближении к большому городу. Усилившийся гул и грохот заставили ее сбежать с обочины дороги. Почувствовав усталость, она направилась к недалекой лесополосе, не подозревая, что из этой лесополосы за ней следит множество глаз и не с добрыми намерениями.
Первой на Грозу кинулась огромная овчарка. Была она так худа, что ребра, словно веревки, выпирали из шкуры. Зубы ее щелкнули буквально в сантиметре от горла Грозы. Гроза сумела увернуться, и хотя устала, но после сытного завтрака силы еще были, и она рванулась вдоль лесополосы по проселочной дороге. Овчарка следом, да куда ей…
Самое страшное, что чуть не под каждым кустом скрывались бездомные, брошенные хозяевами собаки, и они, заметив убегающее живое существо, выскакивали из своего укрытия и присоединялись к стае преследователей. Грозу спасали только быстрые лапы.
Люди, проезжающие в автобусах и автомашинах, видя мчавшуюся стаю собак, усмехались добродушно:
— Играют, — не зная, что счет идет на секунды и метры, отделяющие Грозу от жуткой смерти. Только споткнись она, стая бы налетела и разорвала в клочья.
Одна из собак стаи не выдержала гонки, дала сбой, на нее налетели задние, и в одну секунду ком из собачьих тел с визгом и рычанием покатился по земле. Передние, затормозив, бросились назад, и упавшей собаки просто не стало. Кое-где виднелись клочья шерсти, затоптанные в снег, и брызги крови. Преследователи Грозы, тяжело дыша и роняя слюну, уселись в круг, не сводя друг с друга глаз, выискивая очередную жертву.
Гроза на время была забыта. Она перебежала через дорогу, чуть не попав под колеса автомашины, и помчалась по полю с колючей стерней. Здесь негде было укрыться, зато и преследователей видно далеко. Бежала она долго. Лапы, наколотые жесткой стерней, болели, поэтому, увидев копну соломы, она сунулась было к ней, но встретила сопротивление. Две беленькие болонки, уже грязные и в репьях, со злобным лаем бросились Грозе навстречу.