Страница:
Тем не менее статью я снял, заменив ее актуальным репортажем. Удивительно, но слабое знакомство с современной литературой пошло мне, как ни странно это звучит, на пользу - я был свободен от стереотипов и догм и потому, невзирая на лица, ставил на полосу только то, что было важно, интересно не для узкого круга, а для широкого читателя. Я был свободен от слепого преклонения перед авторитетами, часто - дутыми.
Вообще, как и в горкоме, коллектив встретил меня настороженно. "Комиссара из ЦК прислали", "Вечерочник теперь будет управлять литературой, что он понимает?". "Оппозицию" возглавили пользовавшаяся авторитетом в редакции заведующая отделом коммунистического воспитания В.Ф. Елисеева и бесцветный секретарь партбюро Е.Д. Федоров. Поползли слухи о предстоящих увольнениях. И они оправдались, бездельников я никогда не терпел. Один уволенный сразу же подал на меня в суд, но дело проиграл.
Хотя "подпольный обком" все еще действовал, тон стали задавать талантливые журналисты и писатели, которые пришли в "ЛГ" вместе со мной: Анатолий Рубинов, Аркадий Ваксберг, Александр Борин, Александр Агранович (Левиков), Юрий Синяков...
Особенно много сделал для становления новой "Литгазеты", ее отделов экономики, науки и бытовых проблем писатель Александр Иванович Смирнов-Черкезов, семнадцать лет проведший в ГУЛАГе. Он был осужден еще по "делу Промпартии". Мне говорили, что он - диссидент, но в "Литгазете" он был самым творческим членом редколлегии. Его авторитет, безукоризненный вкус, глубокое знание проблем экономики и науки позволили привлечь к активному сотрудничеству с отделами внутренней жизни таких талантливых литераторов, как Георгий Радов, Борис Можаев, Анатолий Злобин, Юрий Черниченко, Владимир Травинский.
Заведующий отделом науки писатель-романист и публицист Владимир Михайлов с увлечением отдавался новой для того времени социологии, а заведующий отделом социально-бытовых проблем А. Рубинов не просто крушил бюрократов, разделывал под орех министерства здравоохранения, путей сообщения, связи, гражданской авиации, но и объединил вокруг отдела крупных демографов - профессора Бориса Урланиса (написавшего знаменитую статью "Берегите мужчин!"), Виктора Переведенцева, социологов Владимира Шляпентоха и Александра Янова.
С трудом удавалось напечатать многие блестящие статьи, составившие славу "ЛГ". Сопротивлялись не только "верхи". О статье "Берегите мужчин!" ответственный секретарь редакции презрительно заявил: "Бабьи сплетни!". И только после того, как ее перепечатали 160 газет страны, он признал свою неправоту. А статья стала классикой отечественной публицистики.
Мы влияем на жизнь
Нет, об Анатолии Захаровиче Рубинове я должен рассказать отдельно. Этот выдающийся журналист, человек, не блещущий здоровьем, и сейчас в свои 77 лет работает с утра до вечера. Трудоголик! А тогда, в конце 60-х - в 70-х, Рубинов был в расцвете сил. Чуть ли не каждая его статья становилась событием. Единственное, что создавало трудности в работе с Рубиновым, это его мнительность и, пожалуй, нескромная уверенность, что в его статье нельзя изменить ни строчки, ни слова, а уж его заголовок был вообще неприкосновенным.
Редакция получала много жалоб от авиапассажиров: рейсы опаздывают, иногда на много часов, и даже отменяются, билетов не хватает, а самолеты уходят полупустыми, кассирши грубят и нередко откровенно вымогают взятку, аэропорты, даже столичные Внуково и Домодедово, плохо приспособлены к нуждам пассажиров, люди сутками спят на полу, не хватает комнат для женщин с детьми, негде поесть - буфеты часто закрыты, в ресторанах дикие цены, а что говорить о знаменитых русских туалетах!
Я поручил Рубинову написать резкую статью. Сознательно шел на риск: в то время министром гражданской авиации был человек, очень близкий Брежневу, бывший его шеф-пилот, маршал авиации Б.П. Бугаев. С Рубиновым договорился, что "для баланса" он похвалит работу Аэрофлота в воздухе, но скажет всю правду о том, что творится в аэропортах. Так появилась эта статья, вызвавшая сотни читательских писем и десятки перепечаток за рубежом - конкуренты Аэрофлота не дремали.
Министр был разгневан беспредельно: как посмели поднять руку на советскую гражданскую авиацию! В ЦК тут же была направлена раздраженная записка министерства, в которой доказывалось, что "Литгазета" нанесла непоправимый ущерб экономике страны, подорвала авторитет и престиж Аэрофлота, сорвала тем самым ряд выгодных соглашений с зарубежными авиакомпаниями, в частности с японской, и вообще ЦК должен призвать к ответу обнаглевших журналистов.
Записка Бугаева попала к секретарю ЦК К.У. Черненко. И тот, к счастью, направил ее на рассмотрение в отдел пропаганды. Почему к счастью? Потому что занялся ею многолетний куратор "ЛГ" Сергей Сидорович Слободянюк. Сколько раз спасал он "Литгазету", и прежде всего меня, от неприятностей!
Кандидат философских наук, до ЦК работавший в Ивано-Франковском обкоме партии, человек честный, неравнодушный, не чинуша, как многие его коллеги, он часто ограждал нашу газету от вызова на ковер, списывая, закрывая и отправляя в архив "телеги" злопыхателей, врагов "ЛГ", начальников разных рангов, обиженных нашими публикациями.
К статье Рубинова "Аэрофлот на земле и в воздухе" он отнесся с полным пониманием, потому что, бывая в командировках, на собственном опыте познал все прелести нашей гражданской авиации.
Через несколько дней состоялся "партийный суд". В скромном кабинете на 5-м этаже 10-го подъезда ЦК за приставным столиком сидели друг против друга седой генерал с широченной орденской колодкой на мундире, заместитель министра гражданской авиации СССР, с папкой вырезок многочисленных материалов из зарубежной прессы, прокомментировавшей статью Рубинова (министр лично поручил заграничным представительствам Аэрофлота собрать и выслать в Москву все комментарии), и первый заместитель главного редактора "ЛГ" с толстой пачкой благодарных откликов читателей и новыми фактами о беспорядках "на земле и в воздухе". Разговор был долгим и жестким. Слободянюк подвел итог:
- На критику печати надо правильно реагировать, принимать конструктивные меры, а не защищать честь мундира...
Я вышел из ЦК победителем. Спустя три дня мне позвонил сам Бугаев. Он сообщил, что коллегия министерства обсудила статью "Литгазеты", наказала упомянутых в ней конкретных виновников беспорядков и наметила меры по улучшению работы аэропортов. Больше того, министр попросил газету покритиковать местные власти, которые медленно модернизируют аэропорты. С того дня "ЛГ" и МГА стали если не друзьями, то, во всяком случае, союзниками. А я, признаюсь, часто летая в командировки, стал беззастенчиво пользоваться услугами депутатских залов...
Доставалось от нас и Министерству связи. Рубинов провел остроумный эксперимент, послав самому себе сто писем из разных районов Москвы. Он доказал, что даже в столице письмо добирается до адресата по 4-5 и больше дней. Факты были неопровержимы, как и всегда, когда Рубинов брался за перо. "ЛГ" умудрилась, не ведая того, опубликовать очередную разгромную статью о Министерстве связи в день 70-летия министра Псурцева, занимавшего свой пост, кажется, дольше любого другого министра СССР (кроме Громыко).
Не поздоровилось и Министерству здравоохранения. Положение в больницах и поликлиниках было ужасным. Чуть ли не в каждом номере Рубинов печатал критические статьи. Мудро повел себя министр здравоохранения, выдающийся хирург академик Б.В. Петровский. Борис Васильевич позвонил мне и предложил провести встречу коллегии министерства с редколлегией газеты. Конечно, я согласился.
Никогда еще в скромном дворике издательства "ЛГ" не скапливалось столько черных лимузинов. Петровский привез с собой всех своих заместителей и начальников главков. Заседали мы часа три. Медики откровенно рассказали о том, что творится в отечественном здравоохранении. Больше половины больниц, особенно сельских, поселковых, не имели даже водопровода и канализации. Остро не хватало лекарств, медтехники, врачи, сестры, санитарки получали (как и поныне!) жалкую зарплату.
Словом, гости нарисовали такую мрачную картину, что на ее фоне наши критические статьи выглядели, мягко говоря, поверхностными. Всем нам в редакции пришлось крепко призадуматься: а что делать дальше? Ясно, что писать о нашем здравоохранении по-старому было нельзя...
Отчет о встрече газета опубликовала, и к нам вслед за этим пожаловала коллегия могущественного и богатого, казалось бы, МПС - Министерства путей сообщения. Нам было что предъявить железнодорожникам: опоздание поездов, беспорядки на вокзалах, грязь в вагонах. Министр и его команда тоже нарисовали безрадостную картину. Оказывается, подвижной состав устарел, путевое хозяйство запущено, происходит огромная текучка кадров из-за низкой зарплаты. Все выглядело мрачно. И тем не менее коллегия МПС после нашей встречи сумела что-то улучшить.
Да, "ЛГ" активно влияла на жизнь, и читатели это сразу почувствовали. Если в 1966 году наш тираж составлял около 400 тыс. экземпляров, и "Союзпечать" брала газету на продажу на кабальных условиях (газета плохо раскупалась, и 50 процентов возврата оплачивало издательство), то уже на 1968 год подписка возросла до 800 тыс., а на 1969-й - до миллиона. На стене 4-го этажа, у кабинета главного редактора, появился огромный плакат: "Есть первый миллион!!!". "Оппозиция" была посрамлена. Но мало кто в редакции не знал, какой крови стоило это увеличение тиража.
Многоопытный помощник Брежнева А.М. Александров-Агентов назвал "Литгазету" "клапаном на перегревшемся паровом котле". Но ЦК бдительно следил за клапаном и старался постоянно регулировать его работу.
Какой шум вызвала статья известного экономиста А.М. Бирмана! Он написал о том, что многие предприятия нерентабельны и надо решительно реконструировать их или закрывать, признавая банкротами. Отдел планово-финансовых органов ЦК тут же обвинил газету в том, что она предлагает возродить безработицу и чуть ли не выступает против рабочего класса.
Нас спасло от крупных неприятностей только положение А.М. Бирмана: он был одним из советников председателя Совета Министров А.Н. Косыгина. Но от намечавшейся редакцией дискуссии пришлось отказаться.
Скандал возник вокруг статьи известного юриста профессора Савицкого о презумпции невиновности. В то время директором Института государства и права Академии наук, где работал Савицкий, был вполне прогрессивный академик В.Н. Кудрявцев. Позднее он рассказывал мне о том, какие обвинения посыпались в адрес института. Особенно негодовал "серый кардинал" М.А. Суслов. Под вопрос ставился якобы сам принцип государственного обвинения. Между тем Савицкий доказывал очевидную истину, сегодня ни у кого не вызывающую вопросов: гражданин не может быть признан виновным, пока его вина не установлена в судебном порядке.
Слава Богу, в то время Отделом административных органов ЦК руководил А.Я. Сухарев, человек объективный, демократичный. Он не стал раздувать "дело", как того требовали сверху, а поручил "разобраться" партийному бюро института. Оно спустило "дело" дальше - в партгруппу, в которой состоял Савицкий... Всего этого я тогда не знал: ЦК не тронул "Литгазету".
И еще одна любопытная история. В редакцию прислала письмо читательница из Свердловска. Она спрашивала, кем по национальности считать ее сына. Отец ее был белорус, мать - украинка, муж - наполовину русский, наполовину украинец. Надо ли вообще указывать в паспорте национальность? - спрашивала женщина. - Не правильнее ли писать просто "СССР", как в Америке в графе "гражданство" пишут "США"?
Я отправился в ЦК и попросил доложить письмо Демичеву. Тот передал через помощника: "Рискните. Напечатайте...". Письмо опубликовали. Посыпались отклики. Попадались и возмущенные, но большинство читателей считало, что указывать национальность в паспорте незачем: мы - единая страна, единый народ. Газета печатала отклики из номера в номер, пока не пришло гневное, вполне в духе Макашова письмо трижды Героя Советского Союза летчика Ивана Кожедуба. Он обвинил нас в том, что мы хотим чуть ли не искоренить русский народ, играем на руку сионистам и вообще выступаем пособниками Израиля. Нам опять заткнули рот. Как мало с тех пор изменилось!
Но "ЛГ" одерживала и маленькие победы.
Владимир Травинский опубликовал подкрепленную статистикой большую статью о приусадебных участках. Доказывал он тоже очевидное: приусадебные участки дают стране весомую долю сельхозпродуктов - картофеля, молока, яиц, мяса. И это при том, что крестьянам не дают ни кредитов, ни семян, ни удобрений, а только мешают, участки пытаются урезать или отводят неудобья. Из Отдела пропаганды ЦК мне доверительно сообщили: Суслов статьей Травинского недоволен, он считает приусадебные участки вообще пережитком частнособственнических настроений. Осторожно!
Тогда мы зашли с другого бока. Редакции стало известно, что заместитель председателя Совета Министров З. Нуриев, ведавший сельским хозяйством, поддерживает позицию "ЛГ". Отобрали сто наиболее ярких и убедительных писем, перепечатали их, сброшюровали и направили Нуриеву. А тот показал наш бюллетень Брежневу, который еще не пребывал в старческом маразме. Каково же было наше торжество, когда в новой, "брежневской" Конституции СССР было закреплено право граждан на приусадебное хозяйство.
И еще раз Брежнев, очевидно, "с подачи" помощников, поддержал "Литгазету". Мы начали дискуссию по проблеме "Экономика и право". Крупные хозяйственники рассказывали, что они связаны по рукам и ногам устаревшими, принятыми еще в 20-30-е годы законоположениями, финансовыми и штатными нормативами. Неожиданно, после первой проблемной статьи, мне позвонил Д.С. Полянский (о нем я еще расскажу) и заявил: "Вы попали в точку. Возьмите десять лучших директоров совхозов страны - их можно сразу сажать в тюрьму, потому что нельзя успешно вести хозяйство, не нарушая законов". Хозяйственное право было едва ли не самой запущенной отраслью законодательства.
И вот Брежнев выступает на предвыборном собрании в Бауманском избирательном округе Москвы и едва ли не слово в слово повторяет то, что писала "Литературная газета". Сразу завертелась машина. Был создан специальный научно-исследовательский институт, учрежден журнал. Конечно, проблема давно назрела и, рано или поздно, встала бы на повестку дня. Дискуссия в "Литгазете" послужила своевременным импульсом.
Но опасности можно было ожидать после выхода каждого номера. Никогда нельзя было быть уверенным, что очередной номер не принесет неприятностей.
...Звонит мне однажды по вертушке Ю.С. Мелентьев, зам. зав. Отделом культуры ЦК, ведавший всей художественной литературой (позднее он стал первым замом председателя Госкомиздата СССР, министром культуры РСФСР):
- Слушай, чего ты опять натворил! Звонил мне только что министр гражданской авиации Логинов (предшественник Бугаева - В.С.): "Литгазета" дискредитирует Аэрофлот.
- Это какое-то недоразумение. В номере нет ни одной статьи об Аэрофлоте!
- Не станет же министр СССР ни с того ни с сего жаловаться в ЦК! Ты почитай номер как следует.
Я просмотрел все шестнадцать страниц и обнаружил, что на шестнадцатой, в "Клубе 12 стульев", в рубрике "Фразы", есть такие две строчки: "Рожденные ползать! Пользуйтесь услугами Аэрофлота!". Помните у Горького: "Рожденный ползать летать не может"? Нашел же время министр, не поленился и не постеснялся обращаться в ЦК по подобному поводу. Бугаев бы себе такого не позволил.
- Юрий Серафимович! Позвони Логинову и скажи, что в следующем номере мы дадим фразу: "Рожденные ползать! Пользуйтесь услугами "Люфтганзы"! Пусть успокоится...
- Ладно, ладно, - буркнул Мелентьев. - Будешь тут еще измываться над министрами...
С чувством юмора у наших министров, да и не только у них, явно не все было в порядке. Как-то звонит разгневанный А.А. Громыко, министр иностранных дел:
- Товарищ Сырокомский! Вы почему позволяете себе издеваться над дипломатическим языком, выработанным веками!
- Андрей Андреевич, помилуйте! Никакого издевательства у нас нет и быть не может.
- А вы почитайте свою 16-ю страницу, и потом поговорим...
На знаменитой странице сатиры и юмора нахожу небольшую заметку "Дружеская встреча". Текст примерно такой: на днях в МИДе СССР состоялась дружеская встреча администрации "Клуба 12 стульев" и его авторов с дипломатами. Встреча прошла в духе полного взаимопонимания. Стороны выразили удовлетворение состоявшейся беседой и договорились о дальнейшем сотрудничестве.
Дело в том, что "Клуб 12 стульев" стал пользоваться большой популярностью. Через него прошли, в нем приобрели имя и всесоюзную известность все самые талантливые юмористы: Григорий Горин и Аркадий Арканов, Александр Иванов и Лион Измайлов, Ефим Смолин, Шаргородские, Инин и Осадчук - да назовите любого современного сатирика и юмориста с именем, кроме самых молодых, все они питомцы 16-й полосы "Литгазеты". Многие издания пытались завести собственные страницы сатиры и юмора, но это, как правило, было жалкое подражание "Клубу 12 стульев".
Администрацию "Клуба" наперебой приглашали к себе в гости даже самые солидные учреждения - Совет Министров РСФСР, разные министерства - приглашали, разумеется, профкомы, и встречи всегда проходили при переполненных залах. Талантливые руководители "Клуба ДС", бесконечно влюбленные в свое дело, Виктор Веселовский и Илья Суслов стали даже выезжать на творческие вечера в Ленинград, Одессу, другие города, отвлекаясь от работы над газетной полосой, что тут же сказывалось на ее качестве - приходилось забраковывать много материалов.
Я, было, попытался запретить все эти "гастроли", но мне тут же стали звонить, даже по "вертушке", весьма уважаемые люди, и, скрепя сердце, пришлось примириться. Какие это были замечательные ребята! И как жаль, что Веселовский нелепо погиб, а Суслов давно уже за океаном.
...А Громыко через полчаса снова позвонил. Напрасно я убеждал его, что это просто юмор, что заметка стилизована под язык мидовских документов. Министр стоял на своем. Он позвонил и Чаковскому. Пришлось принести извинения неизвестно за что.
Но это пустяк. Куда хуже бывало, когда ЦК - не напрямую, а руками цензора снимал с полосы неординарные материалы. Случалось такое нечасто, но случалось.
В "Правде" появилось небывалое траурное сообщение: ЦК и Совет Министров выражали соболезнование родным и близким работников Минского радиозавода, погибших при взрыве. "Небывалость" заключалась в том, что обычно землетрясения, пожары, взрывы и другие чрезвычайные происшествия печатью замалчивались - при социализме все должно было быть спокойненько. А тут напечатала "Правда"!
Естественно, я тут же командировал в Минск нашего специального корреспондента писателя Александра Борина. Он прекрасно справился с заданием и написал острую статью размером в целую полосу о причинах взрыва, халатности и безответственности проектировщиков, главным образом по вине которых и взорвался цех. Понимая, что цензура так вот просто не пропустит статью, я позвонил в Минск и попросил первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии, замечательного руководителя и человека Петра Мироновича Машерова прочитать материал. Тот все одобрил.
Но не тут-то было. Главлит - цензура - статью не пропустил, поскольку против ее публикации грудью встал Отдел оборонной промышленности ЦК. Зав. отделом Сербин посчитал, что статья бросает тень на всю оборонную промышленность страны. Напрасно я несколько раз звонил секретарю ЦК Д.Ф. Устинову, напрасно ссылался на мнение Машерова.
- Вот пусть белорусские газеты и печатают ваш материал, - заявил Устинов.
Да, до плюрализма было еще далеко...
Лишь спустя много лет, во времена перестройки и гласности, "Литературная газета" все же опубликовала статью А. Борина, изложив ее предысторию.
И еще об одной статье Рубинова. Называлась она "Телефон доверия". Анатолий Захарович побывал в командировке в Польше. В Варшаве и Кракове его ознакомили с работой "телефона доверия", по которому звонили люди, доведенные до отчаяния, до грани самоубийства, а в ответ слышали успокаивающие, добрые слова. В Советском Союзе не публиковалась официальная статистика самоубийств, хотя число людей, решивших покончить с жизнью, всегда было немалым. Изучив польский опыт, Рубинов предложил ввести "телефон доверия" и у нас.
Бдительная цензура обратилась за указаниями в ЦК. Там ответили, что все это выдумки католической церкви, а у нас нет нужды в таком телефоне. Два года бился Рубинов вместе с редакцией, доказывая нашу правоту, два года! И "телефон доверия" был установлен, причем в нескольких городах. Сейчас это кажется нормальным и естественным, а тогда...
Тот же Рубинов первым попытался ввести "службу знакомств" и публиковать брачные объявления. Это была весьма острая проблема, учитывая неблагоприятную демографическую обстановку в ряде регионов. Но публикация в "Литгазете" тут же вызвала грозный окрик "Правды" под рубрикой "Из последней почты", где утверждалось, что советскому народу с его высокой моралью электронные свахи не нужны. Надо ли говорить, что брачные объявления теперь вошли в наш быт. А в те годы сколько было издевок по поводу этой публикации Рубинова!
Литература в "Литературке"
Конечно, наиболее сложным и опасным "субъектом" новой "ЛГ" была художественная литература. Курировал первую тетрадку, где печатались статьи критиков, рецензии на новые книги и на публикации в "толстых" журналах, на спектакли и кинофильмы, заместитель главного редактора Евгений Алексеевич Кривицкий. Безгранично преданный литературе, он был искренне убежден, что все остальные, особенно я, спят и видят, как бы отобрать у нее газетную площадь и отдать внутренним отделам. Он был своеобразным человеком. Честный, порядочный, бескорыстный, но мнительный, подозрительный, Кривицкий не терпел газетных новаций. "Сверхзадачей" его было никого не подпускать к первой тетрадке, где он хотел царить единолично, отстаивая, как он их понимал, интересы многонациональной советской литературы. С ним у меня вечно возникали споры, и Чаковский, как правило, поддерживал мою точку зрения.
В те годы в разгаре была "война алой и белой розы" - журнала "Октябрь" во главе с прозаиком Всеволодом Кочетовым и журнала "Новый мир", возглавляемого выдающимся поэтом Александром Твардовским. К "Октябрю" примыкали журналы "Москва" (Михаил Алексеев), "Наш современник" (Сергей Викулов), "Огонек" (Анатолий Софронов). Тогда они считались "правыми" и без разбора печатали произведения, часто второсортные, своих сторонников, с пеной у рта нападая на публикации "Нового мира".
"Новомирцы" держали марку: вокруг них объединились самые талантливые, по терминологии тех лет "левые либералы". Полемика между двумя лагерями велась постоянно, и "Литературная газета" тоже встревала в бой. Наши симпатии были скорее на стороне "Нового мира", но Чаковский с Кривицким - тут они объединялись - стремились во что бы то ни стало соблюдать так называемый "баланс".
Принцип "свой - чужой" определял литературную политику журналов. Считалось, что "правые" с их почвенническими идеями защищают социализм, "нетленные ценности русского духа", а "левые" - наоборот, подрывают устои социализма, ориентируются на Запад, на западную культуру.
Понятно, что симпатии ЦК и его Отдела культуры были "прооктябристскими", но люди, управлявшие литературой, - уже упоминавшийся Ю.С. Мелентьев, А.А. Беляев - все-таки вынуждены были считаться с властителями дум - "новомирцами", с талантами, не объявленными еще, как в наше время, национальным достоянием, но уже тогда во многом определявшими взгляды значительной части интеллигенции, особенно молодежи.
Не желая прослыть ретроградом, Чаковский время от времени предоставлял им место на страницах газеты, но тут же вступал в действие принцип "баланса": если в этом номере печатались "левые", то в следующем непременно надо было дать "правых". И наоборот. Особенно остро шла борьба вокруг седьмой полосы прозы и поэзии. Здесь постоянно сталкивались интересы двух лагерей. Побеждали обычно "левые", они были просто талантливее. Но пролезали на 7-ю и А. Софронов, С. Бабаевский, С. Куняев...
В ЦК внимательно читали наши материалы. Никогда не забуду, как рано утром позвонил мне домой П.Н. Демичев - это был один-единственный такой случай.
- Мы зачем послали вас в "Литгазету"?! Чтобы вы расхваливали сомнительные романы?!
Речь шла о рецензии на роман Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита". Не помню, как я пытался оправдываться, но секретарь ЦК продолжал мне выговаривать, упрекать в неправильной литературной политике.
Вспоминается еще один разговор с секретарем ЦК. Отдел культуры и Союз писателей как-то "спустили" нам список литераторов, имена которых не должны были появляться на страницах газеты со знаком "плюс". Список - в него попали все "инакомыслящие" - был составлен явно с подачи КГБ. Я позвонил Демичеву и буквально возопил:
- Петр Нилович! Это же цвет нашей литературы, все они - авторы "Литгазеты", и без них нам некого печатать...
- Не знаю я ни о каком списке, - спокойно ответил Демичев. Он явно не лгал. - Запомните: мы не против людей, а против неверных идей.
Вообще, как и в горкоме, коллектив встретил меня настороженно. "Комиссара из ЦК прислали", "Вечерочник теперь будет управлять литературой, что он понимает?". "Оппозицию" возглавили пользовавшаяся авторитетом в редакции заведующая отделом коммунистического воспитания В.Ф. Елисеева и бесцветный секретарь партбюро Е.Д. Федоров. Поползли слухи о предстоящих увольнениях. И они оправдались, бездельников я никогда не терпел. Один уволенный сразу же подал на меня в суд, но дело проиграл.
Хотя "подпольный обком" все еще действовал, тон стали задавать талантливые журналисты и писатели, которые пришли в "ЛГ" вместе со мной: Анатолий Рубинов, Аркадий Ваксберг, Александр Борин, Александр Агранович (Левиков), Юрий Синяков...
Особенно много сделал для становления новой "Литгазеты", ее отделов экономики, науки и бытовых проблем писатель Александр Иванович Смирнов-Черкезов, семнадцать лет проведший в ГУЛАГе. Он был осужден еще по "делу Промпартии". Мне говорили, что он - диссидент, но в "Литгазете" он был самым творческим членом редколлегии. Его авторитет, безукоризненный вкус, глубокое знание проблем экономики и науки позволили привлечь к активному сотрудничеству с отделами внутренней жизни таких талантливых литераторов, как Георгий Радов, Борис Можаев, Анатолий Злобин, Юрий Черниченко, Владимир Травинский.
Заведующий отделом науки писатель-романист и публицист Владимир Михайлов с увлечением отдавался новой для того времени социологии, а заведующий отделом социально-бытовых проблем А. Рубинов не просто крушил бюрократов, разделывал под орех министерства здравоохранения, путей сообщения, связи, гражданской авиации, но и объединил вокруг отдела крупных демографов - профессора Бориса Урланиса (написавшего знаменитую статью "Берегите мужчин!"), Виктора Переведенцева, социологов Владимира Шляпентоха и Александра Янова.
С трудом удавалось напечатать многие блестящие статьи, составившие славу "ЛГ". Сопротивлялись не только "верхи". О статье "Берегите мужчин!" ответственный секретарь редакции презрительно заявил: "Бабьи сплетни!". И только после того, как ее перепечатали 160 газет страны, он признал свою неправоту. А статья стала классикой отечественной публицистики.
Мы влияем на жизнь
Нет, об Анатолии Захаровиче Рубинове я должен рассказать отдельно. Этот выдающийся журналист, человек, не блещущий здоровьем, и сейчас в свои 77 лет работает с утра до вечера. Трудоголик! А тогда, в конце 60-х - в 70-х, Рубинов был в расцвете сил. Чуть ли не каждая его статья становилась событием. Единственное, что создавало трудности в работе с Рубиновым, это его мнительность и, пожалуй, нескромная уверенность, что в его статье нельзя изменить ни строчки, ни слова, а уж его заголовок был вообще неприкосновенным.
Редакция получала много жалоб от авиапассажиров: рейсы опаздывают, иногда на много часов, и даже отменяются, билетов не хватает, а самолеты уходят полупустыми, кассирши грубят и нередко откровенно вымогают взятку, аэропорты, даже столичные Внуково и Домодедово, плохо приспособлены к нуждам пассажиров, люди сутками спят на полу, не хватает комнат для женщин с детьми, негде поесть - буфеты часто закрыты, в ресторанах дикие цены, а что говорить о знаменитых русских туалетах!
Я поручил Рубинову написать резкую статью. Сознательно шел на риск: в то время министром гражданской авиации был человек, очень близкий Брежневу, бывший его шеф-пилот, маршал авиации Б.П. Бугаев. С Рубиновым договорился, что "для баланса" он похвалит работу Аэрофлота в воздухе, но скажет всю правду о том, что творится в аэропортах. Так появилась эта статья, вызвавшая сотни читательских писем и десятки перепечаток за рубежом - конкуренты Аэрофлота не дремали.
Министр был разгневан беспредельно: как посмели поднять руку на советскую гражданскую авиацию! В ЦК тут же была направлена раздраженная записка министерства, в которой доказывалось, что "Литгазета" нанесла непоправимый ущерб экономике страны, подорвала авторитет и престиж Аэрофлота, сорвала тем самым ряд выгодных соглашений с зарубежными авиакомпаниями, в частности с японской, и вообще ЦК должен призвать к ответу обнаглевших журналистов.
Записка Бугаева попала к секретарю ЦК К.У. Черненко. И тот, к счастью, направил ее на рассмотрение в отдел пропаганды. Почему к счастью? Потому что занялся ею многолетний куратор "ЛГ" Сергей Сидорович Слободянюк. Сколько раз спасал он "Литгазету", и прежде всего меня, от неприятностей!
Кандидат философских наук, до ЦК работавший в Ивано-Франковском обкоме партии, человек честный, неравнодушный, не чинуша, как многие его коллеги, он часто ограждал нашу газету от вызова на ковер, списывая, закрывая и отправляя в архив "телеги" злопыхателей, врагов "ЛГ", начальников разных рангов, обиженных нашими публикациями.
К статье Рубинова "Аэрофлот на земле и в воздухе" он отнесся с полным пониманием, потому что, бывая в командировках, на собственном опыте познал все прелести нашей гражданской авиации.
Через несколько дней состоялся "партийный суд". В скромном кабинете на 5-м этаже 10-го подъезда ЦК за приставным столиком сидели друг против друга седой генерал с широченной орденской колодкой на мундире, заместитель министра гражданской авиации СССР, с папкой вырезок многочисленных материалов из зарубежной прессы, прокомментировавшей статью Рубинова (министр лично поручил заграничным представительствам Аэрофлота собрать и выслать в Москву все комментарии), и первый заместитель главного редактора "ЛГ" с толстой пачкой благодарных откликов читателей и новыми фактами о беспорядках "на земле и в воздухе". Разговор был долгим и жестким. Слободянюк подвел итог:
- На критику печати надо правильно реагировать, принимать конструктивные меры, а не защищать честь мундира...
Я вышел из ЦК победителем. Спустя три дня мне позвонил сам Бугаев. Он сообщил, что коллегия министерства обсудила статью "Литгазеты", наказала упомянутых в ней конкретных виновников беспорядков и наметила меры по улучшению работы аэропортов. Больше того, министр попросил газету покритиковать местные власти, которые медленно модернизируют аэропорты. С того дня "ЛГ" и МГА стали если не друзьями, то, во всяком случае, союзниками. А я, признаюсь, часто летая в командировки, стал беззастенчиво пользоваться услугами депутатских залов...
Доставалось от нас и Министерству связи. Рубинов провел остроумный эксперимент, послав самому себе сто писем из разных районов Москвы. Он доказал, что даже в столице письмо добирается до адресата по 4-5 и больше дней. Факты были неопровержимы, как и всегда, когда Рубинов брался за перо. "ЛГ" умудрилась, не ведая того, опубликовать очередную разгромную статью о Министерстве связи в день 70-летия министра Псурцева, занимавшего свой пост, кажется, дольше любого другого министра СССР (кроме Громыко).
Не поздоровилось и Министерству здравоохранения. Положение в больницах и поликлиниках было ужасным. Чуть ли не в каждом номере Рубинов печатал критические статьи. Мудро повел себя министр здравоохранения, выдающийся хирург академик Б.В. Петровский. Борис Васильевич позвонил мне и предложил провести встречу коллегии министерства с редколлегией газеты. Конечно, я согласился.
Никогда еще в скромном дворике издательства "ЛГ" не скапливалось столько черных лимузинов. Петровский привез с собой всех своих заместителей и начальников главков. Заседали мы часа три. Медики откровенно рассказали о том, что творится в отечественном здравоохранении. Больше половины больниц, особенно сельских, поселковых, не имели даже водопровода и канализации. Остро не хватало лекарств, медтехники, врачи, сестры, санитарки получали (как и поныне!) жалкую зарплату.
Словом, гости нарисовали такую мрачную картину, что на ее фоне наши критические статьи выглядели, мягко говоря, поверхностными. Всем нам в редакции пришлось крепко призадуматься: а что делать дальше? Ясно, что писать о нашем здравоохранении по-старому было нельзя...
Отчет о встрече газета опубликовала, и к нам вслед за этим пожаловала коллегия могущественного и богатого, казалось бы, МПС - Министерства путей сообщения. Нам было что предъявить железнодорожникам: опоздание поездов, беспорядки на вокзалах, грязь в вагонах. Министр и его команда тоже нарисовали безрадостную картину. Оказывается, подвижной состав устарел, путевое хозяйство запущено, происходит огромная текучка кадров из-за низкой зарплаты. Все выглядело мрачно. И тем не менее коллегия МПС после нашей встречи сумела что-то улучшить.
Да, "ЛГ" активно влияла на жизнь, и читатели это сразу почувствовали. Если в 1966 году наш тираж составлял около 400 тыс. экземпляров, и "Союзпечать" брала газету на продажу на кабальных условиях (газета плохо раскупалась, и 50 процентов возврата оплачивало издательство), то уже на 1968 год подписка возросла до 800 тыс., а на 1969-й - до миллиона. На стене 4-го этажа, у кабинета главного редактора, появился огромный плакат: "Есть первый миллион!!!". "Оппозиция" была посрамлена. Но мало кто в редакции не знал, какой крови стоило это увеличение тиража.
Многоопытный помощник Брежнева А.М. Александров-Агентов назвал "Литгазету" "клапаном на перегревшемся паровом котле". Но ЦК бдительно следил за клапаном и старался постоянно регулировать его работу.
Какой шум вызвала статья известного экономиста А.М. Бирмана! Он написал о том, что многие предприятия нерентабельны и надо решительно реконструировать их или закрывать, признавая банкротами. Отдел планово-финансовых органов ЦК тут же обвинил газету в том, что она предлагает возродить безработицу и чуть ли не выступает против рабочего класса.
Нас спасло от крупных неприятностей только положение А.М. Бирмана: он был одним из советников председателя Совета Министров А.Н. Косыгина. Но от намечавшейся редакцией дискуссии пришлось отказаться.
Скандал возник вокруг статьи известного юриста профессора Савицкого о презумпции невиновности. В то время директором Института государства и права Академии наук, где работал Савицкий, был вполне прогрессивный академик В.Н. Кудрявцев. Позднее он рассказывал мне о том, какие обвинения посыпались в адрес института. Особенно негодовал "серый кардинал" М.А. Суслов. Под вопрос ставился якобы сам принцип государственного обвинения. Между тем Савицкий доказывал очевидную истину, сегодня ни у кого не вызывающую вопросов: гражданин не может быть признан виновным, пока его вина не установлена в судебном порядке.
Слава Богу, в то время Отделом административных органов ЦК руководил А.Я. Сухарев, человек объективный, демократичный. Он не стал раздувать "дело", как того требовали сверху, а поручил "разобраться" партийному бюро института. Оно спустило "дело" дальше - в партгруппу, в которой состоял Савицкий... Всего этого я тогда не знал: ЦК не тронул "Литгазету".
И еще одна любопытная история. В редакцию прислала письмо читательница из Свердловска. Она спрашивала, кем по национальности считать ее сына. Отец ее был белорус, мать - украинка, муж - наполовину русский, наполовину украинец. Надо ли вообще указывать в паспорте национальность? - спрашивала женщина. - Не правильнее ли писать просто "СССР", как в Америке в графе "гражданство" пишут "США"?
Я отправился в ЦК и попросил доложить письмо Демичеву. Тот передал через помощника: "Рискните. Напечатайте...". Письмо опубликовали. Посыпались отклики. Попадались и возмущенные, но большинство читателей считало, что указывать национальность в паспорте незачем: мы - единая страна, единый народ. Газета печатала отклики из номера в номер, пока не пришло гневное, вполне в духе Макашова письмо трижды Героя Советского Союза летчика Ивана Кожедуба. Он обвинил нас в том, что мы хотим чуть ли не искоренить русский народ, играем на руку сионистам и вообще выступаем пособниками Израиля. Нам опять заткнули рот. Как мало с тех пор изменилось!
Но "ЛГ" одерживала и маленькие победы.
Владимир Травинский опубликовал подкрепленную статистикой большую статью о приусадебных участках. Доказывал он тоже очевидное: приусадебные участки дают стране весомую долю сельхозпродуктов - картофеля, молока, яиц, мяса. И это при том, что крестьянам не дают ни кредитов, ни семян, ни удобрений, а только мешают, участки пытаются урезать или отводят неудобья. Из Отдела пропаганды ЦК мне доверительно сообщили: Суслов статьей Травинского недоволен, он считает приусадебные участки вообще пережитком частнособственнических настроений. Осторожно!
Тогда мы зашли с другого бока. Редакции стало известно, что заместитель председателя Совета Министров З. Нуриев, ведавший сельским хозяйством, поддерживает позицию "ЛГ". Отобрали сто наиболее ярких и убедительных писем, перепечатали их, сброшюровали и направили Нуриеву. А тот показал наш бюллетень Брежневу, который еще не пребывал в старческом маразме. Каково же было наше торжество, когда в новой, "брежневской" Конституции СССР было закреплено право граждан на приусадебное хозяйство.
И еще раз Брежнев, очевидно, "с подачи" помощников, поддержал "Литгазету". Мы начали дискуссию по проблеме "Экономика и право". Крупные хозяйственники рассказывали, что они связаны по рукам и ногам устаревшими, принятыми еще в 20-30-е годы законоположениями, финансовыми и штатными нормативами. Неожиданно, после первой проблемной статьи, мне позвонил Д.С. Полянский (о нем я еще расскажу) и заявил: "Вы попали в точку. Возьмите десять лучших директоров совхозов страны - их можно сразу сажать в тюрьму, потому что нельзя успешно вести хозяйство, не нарушая законов". Хозяйственное право было едва ли не самой запущенной отраслью законодательства.
И вот Брежнев выступает на предвыборном собрании в Бауманском избирательном округе Москвы и едва ли не слово в слово повторяет то, что писала "Литературная газета". Сразу завертелась машина. Был создан специальный научно-исследовательский институт, учрежден журнал. Конечно, проблема давно назрела и, рано или поздно, встала бы на повестку дня. Дискуссия в "Литгазете" послужила своевременным импульсом.
Но опасности можно было ожидать после выхода каждого номера. Никогда нельзя было быть уверенным, что очередной номер не принесет неприятностей.
...Звонит мне однажды по вертушке Ю.С. Мелентьев, зам. зав. Отделом культуры ЦК, ведавший всей художественной литературой (позднее он стал первым замом председателя Госкомиздата СССР, министром культуры РСФСР):
- Слушай, чего ты опять натворил! Звонил мне только что министр гражданской авиации Логинов (предшественник Бугаева - В.С.): "Литгазета" дискредитирует Аэрофлот.
- Это какое-то недоразумение. В номере нет ни одной статьи об Аэрофлоте!
- Не станет же министр СССР ни с того ни с сего жаловаться в ЦК! Ты почитай номер как следует.
Я просмотрел все шестнадцать страниц и обнаружил, что на шестнадцатой, в "Клубе 12 стульев", в рубрике "Фразы", есть такие две строчки: "Рожденные ползать! Пользуйтесь услугами Аэрофлота!". Помните у Горького: "Рожденный ползать летать не может"? Нашел же время министр, не поленился и не постеснялся обращаться в ЦК по подобному поводу. Бугаев бы себе такого не позволил.
- Юрий Серафимович! Позвони Логинову и скажи, что в следующем номере мы дадим фразу: "Рожденные ползать! Пользуйтесь услугами "Люфтганзы"! Пусть успокоится...
- Ладно, ладно, - буркнул Мелентьев. - Будешь тут еще измываться над министрами...
С чувством юмора у наших министров, да и не только у них, явно не все было в порядке. Как-то звонит разгневанный А.А. Громыко, министр иностранных дел:
- Товарищ Сырокомский! Вы почему позволяете себе издеваться над дипломатическим языком, выработанным веками!
- Андрей Андреевич, помилуйте! Никакого издевательства у нас нет и быть не может.
- А вы почитайте свою 16-ю страницу, и потом поговорим...
На знаменитой странице сатиры и юмора нахожу небольшую заметку "Дружеская встреча". Текст примерно такой: на днях в МИДе СССР состоялась дружеская встреча администрации "Клуба 12 стульев" и его авторов с дипломатами. Встреча прошла в духе полного взаимопонимания. Стороны выразили удовлетворение состоявшейся беседой и договорились о дальнейшем сотрудничестве.
Дело в том, что "Клуб 12 стульев" стал пользоваться большой популярностью. Через него прошли, в нем приобрели имя и всесоюзную известность все самые талантливые юмористы: Григорий Горин и Аркадий Арканов, Александр Иванов и Лион Измайлов, Ефим Смолин, Шаргородские, Инин и Осадчук - да назовите любого современного сатирика и юмориста с именем, кроме самых молодых, все они питомцы 16-й полосы "Литгазеты". Многие издания пытались завести собственные страницы сатиры и юмора, но это, как правило, было жалкое подражание "Клубу 12 стульев".
Администрацию "Клуба" наперебой приглашали к себе в гости даже самые солидные учреждения - Совет Министров РСФСР, разные министерства - приглашали, разумеется, профкомы, и встречи всегда проходили при переполненных залах. Талантливые руководители "Клуба ДС", бесконечно влюбленные в свое дело, Виктор Веселовский и Илья Суслов стали даже выезжать на творческие вечера в Ленинград, Одессу, другие города, отвлекаясь от работы над газетной полосой, что тут же сказывалось на ее качестве - приходилось забраковывать много материалов.
Я, было, попытался запретить все эти "гастроли", но мне тут же стали звонить, даже по "вертушке", весьма уважаемые люди, и, скрепя сердце, пришлось примириться. Какие это были замечательные ребята! И как жаль, что Веселовский нелепо погиб, а Суслов давно уже за океаном.
...А Громыко через полчаса снова позвонил. Напрасно я убеждал его, что это просто юмор, что заметка стилизована под язык мидовских документов. Министр стоял на своем. Он позвонил и Чаковскому. Пришлось принести извинения неизвестно за что.
Но это пустяк. Куда хуже бывало, когда ЦК - не напрямую, а руками цензора снимал с полосы неординарные материалы. Случалось такое нечасто, но случалось.
В "Правде" появилось небывалое траурное сообщение: ЦК и Совет Министров выражали соболезнование родным и близким работников Минского радиозавода, погибших при взрыве. "Небывалость" заключалась в том, что обычно землетрясения, пожары, взрывы и другие чрезвычайные происшествия печатью замалчивались - при социализме все должно было быть спокойненько. А тут напечатала "Правда"!
Естественно, я тут же командировал в Минск нашего специального корреспондента писателя Александра Борина. Он прекрасно справился с заданием и написал острую статью размером в целую полосу о причинах взрыва, халатности и безответственности проектировщиков, главным образом по вине которых и взорвался цех. Понимая, что цензура так вот просто не пропустит статью, я позвонил в Минск и попросил первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии, замечательного руководителя и человека Петра Мироновича Машерова прочитать материал. Тот все одобрил.
Но не тут-то было. Главлит - цензура - статью не пропустил, поскольку против ее публикации грудью встал Отдел оборонной промышленности ЦК. Зав. отделом Сербин посчитал, что статья бросает тень на всю оборонную промышленность страны. Напрасно я несколько раз звонил секретарю ЦК Д.Ф. Устинову, напрасно ссылался на мнение Машерова.
- Вот пусть белорусские газеты и печатают ваш материал, - заявил Устинов.
Да, до плюрализма было еще далеко...
Лишь спустя много лет, во времена перестройки и гласности, "Литературная газета" все же опубликовала статью А. Борина, изложив ее предысторию.
И еще об одной статье Рубинова. Называлась она "Телефон доверия". Анатолий Захарович побывал в командировке в Польше. В Варшаве и Кракове его ознакомили с работой "телефона доверия", по которому звонили люди, доведенные до отчаяния, до грани самоубийства, а в ответ слышали успокаивающие, добрые слова. В Советском Союзе не публиковалась официальная статистика самоубийств, хотя число людей, решивших покончить с жизнью, всегда было немалым. Изучив польский опыт, Рубинов предложил ввести "телефон доверия" и у нас.
Бдительная цензура обратилась за указаниями в ЦК. Там ответили, что все это выдумки католической церкви, а у нас нет нужды в таком телефоне. Два года бился Рубинов вместе с редакцией, доказывая нашу правоту, два года! И "телефон доверия" был установлен, причем в нескольких городах. Сейчас это кажется нормальным и естественным, а тогда...
Тот же Рубинов первым попытался ввести "службу знакомств" и публиковать брачные объявления. Это была весьма острая проблема, учитывая неблагоприятную демографическую обстановку в ряде регионов. Но публикация в "Литгазете" тут же вызвала грозный окрик "Правды" под рубрикой "Из последней почты", где утверждалось, что советскому народу с его высокой моралью электронные свахи не нужны. Надо ли говорить, что брачные объявления теперь вошли в наш быт. А в те годы сколько было издевок по поводу этой публикации Рубинова!
Литература в "Литературке"
Конечно, наиболее сложным и опасным "субъектом" новой "ЛГ" была художественная литература. Курировал первую тетрадку, где печатались статьи критиков, рецензии на новые книги и на публикации в "толстых" журналах, на спектакли и кинофильмы, заместитель главного редактора Евгений Алексеевич Кривицкий. Безгранично преданный литературе, он был искренне убежден, что все остальные, особенно я, спят и видят, как бы отобрать у нее газетную площадь и отдать внутренним отделам. Он был своеобразным человеком. Честный, порядочный, бескорыстный, но мнительный, подозрительный, Кривицкий не терпел газетных новаций. "Сверхзадачей" его было никого не подпускать к первой тетрадке, где он хотел царить единолично, отстаивая, как он их понимал, интересы многонациональной советской литературы. С ним у меня вечно возникали споры, и Чаковский, как правило, поддерживал мою точку зрения.
В те годы в разгаре была "война алой и белой розы" - журнала "Октябрь" во главе с прозаиком Всеволодом Кочетовым и журнала "Новый мир", возглавляемого выдающимся поэтом Александром Твардовским. К "Октябрю" примыкали журналы "Москва" (Михаил Алексеев), "Наш современник" (Сергей Викулов), "Огонек" (Анатолий Софронов). Тогда они считались "правыми" и без разбора печатали произведения, часто второсортные, своих сторонников, с пеной у рта нападая на публикации "Нового мира".
"Новомирцы" держали марку: вокруг них объединились самые талантливые, по терминологии тех лет "левые либералы". Полемика между двумя лагерями велась постоянно, и "Литературная газета" тоже встревала в бой. Наши симпатии были скорее на стороне "Нового мира", но Чаковский с Кривицким - тут они объединялись - стремились во что бы то ни стало соблюдать так называемый "баланс".
Принцип "свой - чужой" определял литературную политику журналов. Считалось, что "правые" с их почвенническими идеями защищают социализм, "нетленные ценности русского духа", а "левые" - наоборот, подрывают устои социализма, ориентируются на Запад, на западную культуру.
Понятно, что симпатии ЦК и его Отдела культуры были "прооктябристскими", но люди, управлявшие литературой, - уже упоминавшийся Ю.С. Мелентьев, А.А. Беляев - все-таки вынуждены были считаться с властителями дум - "новомирцами", с талантами, не объявленными еще, как в наше время, национальным достоянием, но уже тогда во многом определявшими взгляды значительной части интеллигенции, особенно молодежи.
Не желая прослыть ретроградом, Чаковский время от времени предоставлял им место на страницах газеты, но тут же вступал в действие принцип "баланса": если в этом номере печатались "левые", то в следующем непременно надо было дать "правых". И наоборот. Особенно остро шла борьба вокруг седьмой полосы прозы и поэзии. Здесь постоянно сталкивались интересы двух лагерей. Побеждали обычно "левые", они были просто талантливее. Но пролезали на 7-ю и А. Софронов, С. Бабаевский, С. Куняев...
В ЦК внимательно читали наши материалы. Никогда не забуду, как рано утром позвонил мне домой П.Н. Демичев - это был один-единственный такой случай.
- Мы зачем послали вас в "Литгазету"?! Чтобы вы расхваливали сомнительные романы?!
Речь шла о рецензии на роман Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита". Не помню, как я пытался оправдываться, но секретарь ЦК продолжал мне выговаривать, упрекать в неправильной литературной политике.
Вспоминается еще один разговор с секретарем ЦК. Отдел культуры и Союз писателей как-то "спустили" нам список литераторов, имена которых не должны были появляться на страницах газеты со знаком "плюс". Список - в него попали все "инакомыслящие" - был составлен явно с подачи КГБ. Я позвонил Демичеву и буквально возопил:
- Петр Нилович! Это же цвет нашей литературы, все они - авторы "Литгазеты", и без них нам некого печатать...
- Не знаю я ни о каком списке, - спокойно ответил Демичев. Он явно не лгал. - Запомните: мы не против людей, а против неверных идей.