— Верно, но вам не стоит винить себя за это, господин. — Голос Мида звучал с вышколенной модуляцией, в которой невозможно было уловить ни малейшего признака раздражения. — Я мог бы остаться и подождать прибытия флайера. Вместо этого я решил сопровождать вас. Вы занимаетесь лошадьми, мой господин?
   — Самыми лучшими на планете, — отозвался Крэмм без всякого хвастовства. — Чистая порода, которой нет равных в этом секторе Галактики. К несчастью, могильщики считают их самой лакомой добычей. — Его глаза снова устремились вверх. — Настанет день, я соберу людей и подожгу все их гнезда.
   — Это возможно, мой господин?
   — Нет, — признался Крэмм. — Мы уже пытались это сделать. Но мест гнездовий этих тварей слишком много, а людей слишком мало. Надеюсь, что когда-нибудь мы все же сделаем это.
   — Можно воспользоваться радиоактивной пылью, мой господин. И почему за все это время вы не прибегли к помощи лазерного оружия для защиты ваших пастбищ?
   — Все это стоит денег, кибер. — Крэмм направил свою лошадь между двух валунов. — Деньги на Солисе большая редкость. Мы разводим лошадей, молочный скот, выращиваем фрукты и пшеницу, производим всякую мелочь, на которую спрос невелик. Нам приходится вырабатывать собственный порох и наполнять им собственные снаряды.
   Он поежился, явно не желая продолжать разговор на эту тему, прекрасно понимая, что оставил много недосказанного. Как можно разговаривать с человеком из другого мира, да к тому же лишенным каких-либо эмоций. Как можно описать волнение, которое охватывает тебя каждый раз, когда ты прикасаешься к ружью? Удар от приклада, чистый резкий звук при выстреле, чувство удовлетворения при попадании в цель и виде разлетающихся во все стороны перьев.
   Они продолжали свой путь, петляя между валунами и вздымающимися вокруг склонами. По мере того как небо тускнело, лошади позади словно растворялись. Лоснящиеся крупы, гривы, хвосты — все это казалось анахронизмом в век, когда космические корабли соединяли звезды, и энергия доставлялась в портативных секциях. Только три огненных пятна несколько скрашивали и оживляли картину вокруг — ярко-красная мантия кибера и медные волосы двух всадников, отливающие огненным оттенком. Это было отличительным признаком всех родившихся на Солисе.
   Крэмм развернулся в седле и пристально всмотрелся в небо, прежде чем перевести взгляд на кибера, кожа которого в сгущавшихся сумерках отливала перламутром. За ними следовал Элджин, зорко следивший за прилегающими холмами и небом.
   — Как дела, кибер? — Голос Крэмма эхом пронесся над дюнами. — Вы еще не придумали, как превратить все эти кустарники в богатство?
   — Проблемы планеты решаются не так скоро и просто, мой господин, — ответил Мид спокойно. — Мы скоро приедем?
   — Что, тяжело? — За этим последовал низкий раскатистый смех Крэмма, который, казалось, рвался прямо из его живота. — Не обижайтесь, кибер, вы и так держались молодцом. Другой на вашем месте давно бы уже выдохся. — Он снова засмеялся. — А так у вас будет повод вспоминать Клиг. Наш дом, — объяснил он. — Тот, кто его строил, дал такое название. Давным-давно.
   Очень давно. За это время зародилась раса зеленоглазых светлокожих мужчин и женщин, чьи головы украшает пламя. Гордость, подумал Мид отрешенно. Нищая, но гордая планета. Ее создателям удалось сделать Солис неповторимым и единственным. Почти единственным. Не только на Солисе преобладал рыжий цвет волос.
   Час спустя дорога стала постепенно уходить куда-то в сторону, и вскоре они увидели дом. Мид Пристально рассматривал его из-под тени своего капюшона. Внутренний двор был окружен каменной изгородью. Массивные стены дома тоже были сложены из камня и подпирали покатую крышу, Он знал, что зимой здесь много снега. Снега и толстого слоя тяжелого льда. Только одним этот дом отличался от дюжины других, которые он успел увидеть за время своего пребывания на планете. Его близость с морем. Дом буквально цеплялся за утес и, таким образом, одной стороной был обращен к воде, подобно моллюску, бросающему вызов стихии.
   Крэмм недовольно прикрикнул на лошадь, когда та, почувствовав близость родной конюшни, перешла на легкий галоп.
   — Спокойно, девочка, — потребовал он. — Спокойно. — Затем он повернулся к Миду: — Вот мы и дома, кибер. Добро пожаловать в Клиг.
 
* * *
 
   Комис открыл дверь в свой кабинет и сразу услышал музыку, которая звучала резко, отчетливо и довольно громко. Пронзительная волынка перекликалась с барабанной дробью. Это была любимая мелодия Килан, которую она постоянно настукивала или напевала, пока Браск находился вдали от нее. Эту мелодию они сочинили вместе и исполняли на своей свадьбе, и не только на свадьбе, но и потом, до той самой страшной минуты, когда, казалось, вся Вселенная восстала против их счастья. Сейчас эта мелодия воспринималась как погребальная песнь. Как давно он не слышал ее.
   Ступеньки быстро сменялись под его ногами. Музыка стала слышна еще сильнее, когда он подошел к двери и, открыв ее, оказался на террасе с видом на море. Сквозь колонны сюда проникал ветер, донося пьянящий запах с моря. Комис прошел еще через одну дверь и увидел белолицую девушку в вихре огненных волос.
   — Мадрис!
   — Господин!
   Она обернулась. Глаза были широко открыты от страха. Ее руки потянулись ко рту, чтобы заглушить рвущийся изнутри крик. Магнитофон у стены выплескивал звуки музыки, поэтому говорящим приходилось перекрикивать его.
   — Господин, я…
   Он направился к ней, прошел мимо и выключил магнитофон одним движением сильных белых пальцев. Мелодия резко оборвалась. Казалось, будто все пространство вокруг заполнилось зловещей тишиной. Комис стоял, напряженно прислушиваясь и всматриваясь в темную комнату, где сейчас лежала Килан, которая была видна сквозь приоткрытую дверь.
   Тишина, ничего другого здесь не было уже очень долгое время. Он повернулся и пристально посмотрел на стыдливо потупившую глаза девушку. Под его взглядом она съежилась от страха.
   — Господин! Простите меня! Я не хотела! Но здесь становится так тихо и одиноко, что я подумала, если…
   — Плохо подумала, — холодно оборвал ее Комис. — Тебя могли позвать в случае необходимости. Неужели возможно что-либо услышать в таком шуме? — От этой мысли он почувствовал, как внутри поднимается волна негодования. — Твоя непосредственная обязанность — это прислуживать. Ждать, смотреть, слушать. И всегда быть под рукой Леди Килан. За это мы даем тебе деньги на приданое.
   Она опустила глаза, ее нежные щеки вспыхнули румянцем.
   — Но тебе стало скучно, и ты решила немного развлечься. Послушать музыку, может, даже и потанцевать да заодно и помечтать о сильном молодом красавце, который примчится на белом коне и заберет тебя отсюда.
   Комис одернул себя. Как он несправедливо придирается. О чем же еще должна думать молодая девушка, как не об этом. Но надо преподать ей урок.
   — Если я предоставлю тебе возможность выбирать, чему ты отдашь предпочтение? — выпалил он. — Или тебя уволят со службы, или двадцать ударов кнутом по голой спине?
   И снова он был не прав. Увольнение будет означать деградацию, потерю статуса, но также возможность исправить положение. Хотя кто добровольно согласится на то, чтобы получить наказание кнутом?
   — Ладно, — бросил он быстро еще до того, как она успела ответить.
   — Хозяин?
   Он не был жестоким. Если уж наказание неизбежно, он объявлял об этом без промедления. Отсрочка в таком случае была бы просто садизмом, а ее вина состояла лишь в проявлении человеческой слабости. Он осмотрел комнату. Здесь было слишком тихо и тоскливо, особенно для молодой девушки. За внешней дверью шумело море. За внутренней — только темнота и то, что там находится. Кто знает, возможно, музыка была своеобразным стимулом и, наверное, не стоило устанавливать такой строгий запрет.
   — Ты постоянно должна прислушиваться, не позовут ли тебя, моя девочка, — сказал он. — И достанется же тебе когда-нибудь от мужа, если разбудишь его таким шумом. — Он заметил тревожный взгляд и дрожащие губы. Да, ирония сейчас была не к месту. — Музыка играла слишком громко. Слишком. Ее могли услышать по всему дому.
   — Простите меня, господин.
   — Слезами горю не поможешь, — отмахнулся он. — Смотри, чтобы впредь подобное не повторилось.
   — Слушаюсь, господин.
   Он постоял в раздумье перед дверью, несколько смущенный своей нерешительностью, но затем вошел в комнату и растворился в ней. Там царил полумрак. Свет одинокой лампы напоминал мерцание изумруда. По крайней мере, она была еще жива. Так как он не видел ее, то все еще находился под впечатлением, навеянным музыкой. В нем всколыхнулись воспоминания о любви, красоте и грации. Это было иллюзией, которую свет легко мог разрушить.
   Тяжело вздохнув, он развернулся и, услышав колокол, извещавший о прибытии брата и гостя, вышел из комнаты.
 
* * *
 
   Крэмм поднял свой кубок, залпом осушил его и, отшвырнув, вытер пену на верхней губе. Перед ним стояла тарелка с обглоданными костями. В Крэмме жил варвар, и он не скрывал этого. Щелчком пальцев он подозвал служанку и положил себе блюдо из птицы. Его смех с грохотом пронесся по залу, когда он показал на свой кубок, чтобы его вновь наполнили пивом.
   — Хорошая еда и отличное пиво, — удовлетворенно проговорил он. — Разве я не обещал вам, кибер? — Он выпил, не дожидаясь ответа. — Теплая комната и теплая постель. Добавь к этому кое-что еще — и ваша жизнь прекрасна.
   — Для некоторых, возможно, и так, — согласился Мид.
   Кибер сидел в кресле, выпрямившись. Он едва притронулся к скромной пище в своей тарелке. Пиво оставалось нетронутым. Капюшон покоился на плечах, так как в теплой комнате не было необходимости надевать его. При свете гладковыбритая голова Мида напоминала голый череп.
   — Для всех, — не унимался Крэмм. Пиво уже развязало его язык. — Человеку главное — набить чем-нибудь свое брюхо, не беспокоить голову ненужными мыслями, и его душа будет спокойна и довольна. А вы? Ковыряетесь в своей тарелке и цедите воду вместо хорошего полезного пива. Подумайте только, сколько вы теряете! — Он качнул кубком в сторону кибера. — Но это ваше упущение, не мое. Тост! — прорычал он. — За нашего гостя! За Кибклан!
   Дюжина пустых кубков стукнулась о стол. Комис приподнялся со своего места во главе стола.
   — Может, нам многого и недостает, — промолвил он. — Но наш прием от чистого сердца.
   Мид поклонился:
   — Вы очень великодушны, мой господин.
   — Мы очень признательны, — поправил его Крэмм. Он сел на стул. — Мы признательны за оказанную нам помощь, которую мы не смогли бы себе позволить.
   Он замолчал, а кибер продолжил:
   — Солис — планета с большим потенциалом, мой господин. Главное — осознать, в чем заключается этот потенциал. Для этого правителям вашей планеты не стоит отказываться от услуг Кибклана.
   Это звучало весьма убедительно. Глупо смотреть дареному коню в зубы, но Крэмму было жаль, что киберу не удалось до конца избавиться от слабостей, присущих человеку. Он был слишком холоден, слишком выдержан, слишком напоминал машину. Но правитель Клига напомнил себе, что, по сути, кибер и должен быть машиной.
   На Мида пал выбор еще в юности. В результате искусственного ускоренного развития он рано достиг половой зрелости, после чего перенес операцию на эмоциональном центре мозга. Ему были неведомы радость, боль, ненависть, желание. Он всегда оставался холодной расчетливой машиной из плоти и крови — живой робот без страстей и привязанностей. Единственным доступным для него удовольствием было состояние ментального удовлетворения от правильно сделанного заключения, от наблюдения за тем, как его пророчества сбываются.
   — Скажите мне, Мид, — обратился Комис к киберу, чтобы гость почувствовал себя более непринужденно, хотя ответ его мало интересовал. — Вы выразили желание добраться до Клига верхом и успели осмотреть наши земли. Как, по-вашему, возможно ли что-нибудь изменить? Есть у нас надежда на лучшее?
   — Пока я не располагаю данными, чтобы дать точный прогноз, мой господин Комис. Хотя, осмелюсь заметить, урон, наносимый могильщиками, угрожающе возрастает. Можно сказать уже сейчас, что, в какую бы сторону ни изменились обстоятельства, ваши стада уже достигли максимальной численности, более того — их количество идет на убыль.
   — Откуда тебе это известно? — прогрохотал со своего места Крэмм. — Как ты узнал?
   — Ваши владения обширны, людей мало, а хищников много. Любая жизнеформа, имеющая постоянный и доступный источник пищи, будет предельно многочисленной, пока не прекратится еда. Невозможно производить отстрел в надлежащем количестве, используя примитивное оружие, которым вы владеете, чтобы контролировать численность могильщиков. Они разводятся быстрее, чем их успевают истреблять. Вы же сами признали свою неспособность уничтожить места их размножения, — напомнил кибер залившемуся при этих словах краской Крэмму. — Поэтому прогноз будет строиться на принципе экстраполяции. Дальнейший рост численности сделает ваши стада, прежде всего, крайне уязвимыми, так как повлечет более частые нападения могильщиков, что, в свою очередь, послужит причиной еще большего урона. Поголовье, естественно, уменьшится, а это приведет к балансу. Но в любом случае преимущество окажется на стороне хищников, ведь вы не располагаете достаточными средствами для наблюдения за небом. Стадо должно быть небольшим, чтобы люди могли охранять его. Тогда соотношение сил будет в вашу пользу.
   — Тогда каким же должно быть стадо? — спросил Комис.
   Мид несколько помедлил с ответом.
   — У меня нет точных данных, — заметил он. — Число голов в стаде будет определяться тем, сколько охранников вы наймете, что зависит от коэффициента прибыли в соотношении между стоимостью самой лошади и затратами на ее содержание. Если доход от десяти лошадей покрывает расходы только на одного охранника, и вы не можете позволить себе нанять больше, то это не имеет смысла. Но на самом деле коэффициент прибыли намного меньше, учитывая, что человеку нужен сон, еда, кров, оружие. Поэтому такое соотношение — два к одному. Двум приходится работать, чтобы содержать одного на пастбище.
   Комис кивнул в знак согласия, когда Мид замолчал. Цифры в книге, которая лежала на письменном столе в его кабинете, показывали то же самое. Все возрастающие расходы при крайне низких доходах. И чем дальше вверх ползли одни цифры, тем ниже падали другие.
   Крэмм едва обрел дар речи.
   — Примитивное оружие? — взревел он. — Да я могу попасть в глаз могильщика за сотню ярдов! И даже дальше! Тебе не нравится, как я стреляю из ружья?
   Голос Мида совсем не изменился:
   — Мне не хотелось обидеть вас, мой господин. Я не возражаю и не защищаю. Я никогда не принимаю ничью сторону. Мои указания остаются ценными до тех пор, пока я беспристрастен. Я советую — и ничего больше.
   Комис махнул брату рукой, чтобы тот замолчал:
   — Что нам, по-вашему, нужно предпринять?
   — Прежде всего, вам необходимо тщательно изучить цикл жизни могильщиков, для уверенности, что он не представляет особой ценности для биологического равновесия планеты. Если так оно и есть, то вам следует рассыпать радиоактивную пыль над их гнездами.
   Крэмм презрительно фыркнул:
   — Радиоактивная пыль стоит денег.
   — Расходы покроют себя за счет неиспользованных резервов. Например, за счет тех же людей, которым приходится следить за небом.
   Комис встал, давая понять, что дискуссия подошла к концу.
   — Вы много ехали верхом и, должно быть, устали. Крэмм, проводи гостя в его комнату.
   Когда Крэмм вернулся, то застал брата в одиночестве, он все еще сидел за столом, задумчиво уставившись в пустоту. Комис встал, и они начали подниматься по ступенькам в направлении террасы, откуда сквозь колонны доносился шум волн и запах моря. Крэмм пристально посмотрел на закрытую дверь, за которой сидела служанка в ожидании распоряжений.
   — Все по-прежнему?
   Комис кивнул.
   — Я бы вошел, но… — Крэмм постоял в нерешительности. — По дороге сюда, когда я проезжал равнину, я думал о ней. Когда-то это было ее самым любимым местом. — Его руки сжались в кулаки. — Килан. Сестра…
   Перегнувшись через парапет, он уставился в темноту, где волна набегала за волной, омывая гранитную пасть скал, лежащих далеко внизу.

Глава 6

   Сначала показался диск, весь в прожилках. Затем он задрожал, и на нем явственно проступили глаза, нос, рот и морщинистые щеки. Голос напоминал резкий скрип грифеля по ногтю:
   — …научить тебя подчиняться! Ты не мой ребенок! Даже не смей думать об этом! Молокосос! Негодяй! Вот тебе! Вот! Получай!
   Женщина исчезла. Свет преломился и представил еще один образ: ревматические глаза, дряблый рот, по плешивой редкой бородке стекает слюна.
   — …Никогда не было покоя, с тех самых пор, как умерли его родители. Не надо было оставлять его у себя, но я подумал, что он сможет отработать свое пребывание. Единственное, что сейчас нужно сделать, — это вправить ему мозги и продать на ферму. Продать… Продать… Продать…
   Затем череда ударов, боль, волна нарастающего гнева. Сцены быстро проносились перед глазами, подобно кадрам фильма: красная пустыня, белый свет Луны, желтая вспышка танцующего пламени. Картины сменились ощущением вкуса: боль от чего-то колючего на языке, сладость воды, густой суп из крови, жесткое мясо только что убитого зверя. Ментальные и эмоциональные образы: одиночество, страх и постоянная тревога. Физический дискомфорт. Страх. Голод. Боль. Страх. Одиночество. Голод. Страх. Голод. Голод.
   Космический корабль, как сияющий воздушный шар, вынырнул из-за облаков.
   Мохнатые хищники. Кролики. Крысы. Рычание собак. Чешуйчатые: ящерицы, змеи. Пауки и жуки и им подобные, которые поспешно исчезают и прячутся среди камней.
   Голод. Жажда. Голод. Жажда. Голод. Голод. Голод.
   Еще один корабль упал, как сверкающий лист.
   — Нет! — закричал Дюмарест. — Нет!
   Его плечи обхватили чьи-то руки — тяжелые и сильные. В глаза ударило мелькание вспышек стробоскопа. Резкий привкус чего-то кислого привел Дюмареста в сознание.
   Он открыл рот:
   — Что?…
   — Вы спали, — сообщил ему голос. — Теперь все в порядке.
   Руки упали с его плеч, вспышки погасли, перед глазами поплыла кабина. Металл, кристаллы, стерильный пластик. Застекленные шкафы, и знакомое оборудование, и зеленая форма медика, которая застегивалась у самого горла. Человек улыбнулся, когда Дюмарест сделал попытку сесть.
   — Сейчас вы можете расслабиться, — разрешил он. — Вам не о чем беспокоиться. Небольшая дезориентация, но это скоро пройдет. Вы в состоянии отвечать на вопросы?
   — Что вы хотите узнать?
   — Ваши сны… Они о прошлом, когда вы были молодым. Так?
   Дюмарест удивленно заморгал:
   — Верно.
   — Так всегда бывает, — успокоил его человек. — Вы уже приготовились к смерти, — объяснил он. — Хотя, по логике вещей, в вашем положении вам и не оставалось ничего другого. Но в вас заложен очень мощный фактор выживания, и ваше эго, пытаясь предотвратить гибель, обратилось в прошлое. — Он поежился. — Такое часто случается. У меня всегда вызывали беспокойство только те, кто совсем не видит сны.
   — В таком случае обо мне не беспокойтесь. — Дюмарест осмотрелся. — Где она?
   — Девушка? — Медик указал на ширму. — Сейчас она пытается снова присоединиться к роду человеческому. Думаю, что это у нее получится.
   Дюмарест рывком освободил руку и шагнул за ширму. Калин лежала неподвижно, свет переливался на ее золотой тунике. От ее волос исходило мягкое свечение. На какое-то мгновение ему пришло в голову, что она умерла. Затем он увидел, как медленно, едва заметно, вздымается ее грудь, а на шее слабо пульсирует сонная артерия.
   — Я же сказал вам. Она в порядке. Ей просто нелегко прийти в себя. — Человек осторожно похлопал ее по щекам. — Какую дозу снотворного вы ей ввели?
   — Как вы узнали, что я это сделал?
   — Увидел, когда вас принесли. Вы сжимали пустые ампулы в руке. В любом случае кто же еще мог это сделать? — В голосе медика промелькнули нотки нетерпения. — Так сколько вы ей дали?
   — Пару инъекций.
   — Ускоритель?
   — Обычная доза.
   — Я так и предполагал. Немного стимуляции не помешает.
   Медик спустил курок своего шприца. Ресницы вспорхнули над жемчужной кожей щек. Зеленые глаза открылись. Сейчас они напоминали два пустых окна. Они ничего не выражали и, казалось, не узнавали его.
   — Калин! — Дюмарест наклонился над девушкой, отчего на ее лицо упала тень. — Все хорошо, — сказал он. — Нас подобрали. Мы живы. Мы в порядке.
   Она моргнула. Рот приоткрылся, будто она вот-вот закричит. И наконец-то взгляд стал осмысленным. Калин вскинула руки и обняла Дюмареста за шею.
   — Эрл! Любимый! Эрл!
   — Успокойся, — заговорил он мягко. — Успокойся.
   Ее охватила буйная радость от мысли, что удалось воскреснуть из мертвых, что она жива и здорова и что нечего больше бояться. Дюмарест хорошо понимал ее чувства сейчас. Каждый, кто путешествовал в замедленном времени, испытав ощущение укола иглы, попадал в стремительный водоворот теплых течений. Возврат же к действительности из плена иллюзий был подобен тому, как с трудом открывается гроб в неподдающейся могиле.
   Из переговорного устройства на стене послышался звонок. В приятном оживленном голосе угадывались настораживающие нотки:
   — Врач?
   Медик посмотрел на аппарат:
   — Сэр?
   — Как там ваши пациенты? Еще не пришли в себя?
   — Почти, сэр.
   — Если они в состоянии передвигаться, немедленно пришлите их ко мне.
   Врач вздрогнул, когда встретился со взглядом Дюмареста.
   — Вы слышали приказ?
   — Слышал.
   Дюмарест помог девушке подняться с кушетки и взял ее за руку, крепко сжав. Она стояла рядом.
   — Вы все-таки объясните, что здесь происходит, или оставляете это право за хозяином?
   — Как вы изволили выразиться, — последовал холодный ответ, — я оставляю это боссу.
   На нем был наряд сине-зеленого цвета с желтоватым отливом, усеянный пурпурными точками. Худой, с продолговатым лицом и блестящими черными волосами. Пальцы украшали бриллианты. Он развалился в кресле за широким письменным столом из сплошного мерцающего кристалла, на поверхности которого механический гроссмейстер проходил маневры записанной шахматной игры.
   Он был клоуном и денди одновременно. Испорченный любимчик мира, который ему благоволил. Когда они вошли, капитан улыбнулся и жестом указал на стулья:
   — Садитесь. Меня зовут Аргостан. А вас?
   Дюмарест представил себя и Калин.
   — Вы немногословны, — заметил Аргостан. — Ваши имена мне ни о чем не говорят. У вас есть дом? Семья? Дело?
   — Мы путешественники и не принадлежим конкретному миру, — ответил Дюмарест.
   — Вы — возможно, — согласился человек в кричащем шутовском наряде. Его глаза подернулись масленым блеском, когда он посмотрел на девушку. — Многие солнца оставили на вас свой отпечаток, а Калин… Она не похожа на странницу. Скорее на цыганку. Космическую цыганку. Вы давно знаете друг друга?
   — Достаточно давно, — поспешно сказала девушка, схватив Дюмареста за руку.
   Аргостан улыбнулся:
   — А, так у вас чувства друг к другу. Это славно. Мне нравятся люди, которые дорожат кем-то. Жизнь пуста, если вам не с кем разделить ее боль и радость. Выпьете со мной? — Не дожидаясь ответа, он протянул им бокалы и поднял свой. — Разрешите произнести тост, — попросил он. — Давайте выпьем за благоприятное стечение обстоятельств, которые мы называем удачей! За удачу! — произнес он, явно подчеркивая значение последней фразы. — Давайте выпьем за это!
   Вино было сладким на вкус, немного терпким, с тонким ароматом.
   — Если взять всю удачу, которая полагается простому человеку, — продолжал свои размышления Аргостан, — и умножить ее на фактор вероятности спасения в десяти случаях из десяти возможных, а затем удвоить это, учитывая, что вас двое, то надо полагать, вы успешно использовали свой шанс. Может ли кто-нибудь из вас представить степень вероятности того, что вас могли не найти?
   — Да, — отозвался Дюмарест. — Я могу.
   Аргостан метнул в его сторону пронзительный взгляд.
   — Расскажите мне о том, что с вами случилось. Поподробнее.
   Когда Дюмарест закончил свою историю, Аргостан налил им еще вина.
   — Итак, произошел несчастный случай, — подытожил капитан. — Оператору удалось оповестить всех о предстоящем взрыве. Вам повезло, что вы оказались рядом с аварийной капсулой, и до того как успели что-либо понять, вас уже втолкнули в нее и выпроводили наружу.
   — Нам повезло, — подтвердил Дюмарест.
   — Вы даже не можете себе представить, насколько вам повезло. — Аргостан потягивал вино из своего бокала. — Окажись я в вашем положении, я бы остался на корабле. По крайней мере, это была бы легкая и быстрая смерть. А лететь в пластиковом мешке, заранее зная, что надежды на спасение практически не существует… — Он покачал головой — Что ж, это смелое решение.
   — Нам некогда было принимать решения, — резко произнес Дюмарест. — Как я уже говорил, стюард действовал по своему усмотрению. — Он поднял бокал, отпил немного вина и поставил его на стол. — Нет нужды выражать нашу благодарность за то, что вы спасли нам жизнь. Вы и сами прекрасно понимаете наши чувства. Ничто не может передать нашу признательность.