— А что еще мы можем делать? Бороться? Забрать жизнь у двоих, чтобы спасти оставшихся? Мы и так слишком долго плясали под дудку Тормайла. Каждый последующий тест сменялся новым. У меня создалось ощущение, что пора взять «тайм-аут». Мы будем просто отдыхать, ничего не предпринимая. Если ему угодно убить нас, то мы ничем не можем противостоять ему. Но, клянусь всеми чертями, я не сдвинусь ни на дюйм, чтобы дать ему возможность порадоваться или насладиться за мой счет!
— Эрл, — волнуясь спросил Чом, — ты не блефуешь?
— Не знаю. Мне кажется, что я точно выразил свои ощущения.
— Тебе кажется? — Сак сжимал кулаки, — и это — все?
— Тебе прекрасно известны все альтернативы.
— Ты хочешь сказать, что цена жизни Тека — смерть остальных? Да, я прекрасно сознаю это. Но Тек — жив! Ты слышишь? Жив!
— Замолчи! — сорвался, не выдержав, Дарока, — ведь они слышат каждое твое слово!
— Прекрасно! — Сак был на грани истерики, срыва. Собрав остатки сил, он вымолвил. — Я обязан тебе своей жизнью, и не могу забыть об этом. Ты можешь просить меня о чем угодно, но не о жизни моего брата. Подумай, как следует, сам: любой мужчина сможет иметь женщину — и не единственную. Но я никогда не смогу сказать того же о моем брате.
— Звучит вполне логично, — заметил Чом, — и, мне кажется, каждый из нас понимает это. Давайте следовать логике. Я, похоже, был не прав, когда сказал, что меня этот выбор не касается. Я забыл о капитане, а если дело касается логики, то надо говорить о нем. Какой смысл нам спасать остальных, если никто из нас кроме капитана не сможет вести корабль? Из них всех, четверых, самый важный, в смысле сохранения жизни, — Карн. А тот факт, что Дженка находится в одной клети с ним — это удача для Эрла. Спасти одного из них — значит спасти обоих, а капитан должен быть спасен обязательно, если мы когда-нибудь собираемся покинуть эту чертову планету. Прими мои соболезнования, Сак, но, похоже, нам придется пожертвовать твоим братом во имя спасения всех остальных.
Дюмарест резко повернулся к нему:
— Мы никого из них не принесем в жертву, — произнес он твердо.
Чом слегка опешил.
— Никого? Прекрасно, Эрл. Это твое мнение. Но нас здесь четверо, а я голосую за капитана.
Дарока? Дарока сказал тихо, но еще твердо:
— Мы не станем предпринимать ничего. Я думаю, Эрл прав.
— Значит, двое — за то, чтобы ждать, один — за капитана. Похоже, Сак, ты оказался в меньшинстве. — Чом подумал и прибавил мягче. — Если ты, конечно, не надумаешь присоединиться ко мне.
Дюмарест встал и покачал головой:
— Вы все слышали, что я сказал раньше. Мы не станем предпринимать ничего. И если у кого-то из вас поднимется рука на совершение убийства кого-то из тех четверых, то он тут же умрет от моей руки. Сак, сядь и расслабься, отдыхай. Сейчас мы можем только ждать.
— Но ведь мы можем просто поговорить с ними? — Сак направился к скалистому обрыву. — Мне есть, что сказать своему родному брату, да и тебе, наверняка, хочется пообщаться с Майенн.
Неожиданно Сак развернулся, и бросился на сидящего Дюмареста, подняв тяжелую дубину для удара, целясь прямо в голову. Дюмарест успел среагировать, но лишь настолько, чтобы избежать молниеносного, смертельного удара. Дубина скользнула чуть сбоку, сбив его с ног, ослепив болью и кровью…
Дюмарест, как сквозь сон, услышал вскрик Дароки, проклятия Чома, топот ног, шлепающих по грязи. Эрл с трудом поднялся на ноги, чувствуя себя не очень твердо, но готовя нож. Он молча опустил его, поняв бесполезность броска: Сак был уже на скалистой подножке, стремясь рукой подтянуть к себе дальнюю клеть. Эрл лихорадочно нащупал на земле булыжник и бросил его изо всех сил, целясь в спину Сака. Удар достиг цели, Сак упал, но всего лишь на мгновение, тут же поднялся и продолжил выполнение своего плана. Эрл наклонился, ища следующий камень, побольше, и, выпрямившись, вдруг отчетливо услышал над ухом звон спущенной тетивы, почувствовал вибрацию воздуха, рассеченного летящей стрелой, и посмотрел вперед.
Сак вскрикнул, поднял руки к горлу, словно пытаясь вырвать вонзившуюся в него стрелу, и рухнул вниз, всей тяжестью тела заставив клеть с Теком и Мари устремиться вниз, в пропасть, а вторую клеть — подняться вверх…
Глава 13
— Эрл, — волнуясь спросил Чом, — ты не блефуешь?
— Не знаю. Мне кажется, что я точно выразил свои ощущения.
— Тебе кажется? — Сак сжимал кулаки, — и это — все?
— Тебе прекрасно известны все альтернативы.
— Ты хочешь сказать, что цена жизни Тека — смерть остальных? Да, я прекрасно сознаю это. Но Тек — жив! Ты слышишь? Жив!
— Замолчи! — сорвался, не выдержав, Дарока, — ведь они слышат каждое твое слово!
— Прекрасно! — Сак был на грани истерики, срыва. Собрав остатки сил, он вымолвил. — Я обязан тебе своей жизнью, и не могу забыть об этом. Ты можешь просить меня о чем угодно, но не о жизни моего брата. Подумай, как следует, сам: любой мужчина сможет иметь женщину — и не единственную. Но я никогда не смогу сказать того же о моем брате.
— Звучит вполне логично, — заметил Чом, — и, мне кажется, каждый из нас понимает это. Давайте следовать логике. Я, похоже, был не прав, когда сказал, что меня этот выбор не касается. Я забыл о капитане, а если дело касается логики, то надо говорить о нем. Какой смысл нам спасать остальных, если никто из нас кроме капитана не сможет вести корабль? Из них всех, четверых, самый важный, в смысле сохранения жизни, — Карн. А тот факт, что Дженка находится в одной клети с ним — это удача для Эрла. Спасти одного из них — значит спасти обоих, а капитан должен быть спасен обязательно, если мы когда-нибудь собираемся покинуть эту чертову планету. Прими мои соболезнования, Сак, но, похоже, нам придется пожертвовать твоим братом во имя спасения всех остальных.
Дюмарест резко повернулся к нему:
— Мы никого из них не принесем в жертву, — произнес он твердо.
Чом слегка опешил.
— Никого? Прекрасно, Эрл. Это твое мнение. Но нас здесь четверо, а я голосую за капитана.
Дарока? Дарока сказал тихо, но еще твердо:
— Мы не станем предпринимать ничего. Я думаю, Эрл прав.
— Значит, двое — за то, чтобы ждать, один — за капитана. Похоже, Сак, ты оказался в меньшинстве. — Чом подумал и прибавил мягче. — Если ты, конечно, не надумаешь присоединиться ко мне.
Дюмарест встал и покачал головой:
— Вы все слышали, что я сказал раньше. Мы не станем предпринимать ничего. И если у кого-то из вас поднимется рука на совершение убийства кого-то из тех четверых, то он тут же умрет от моей руки. Сак, сядь и расслабься, отдыхай. Сейчас мы можем только ждать.
— Но ведь мы можем просто поговорить с ними? — Сак направился к скалистому обрыву. — Мне есть, что сказать своему родному брату, да и тебе, наверняка, хочется пообщаться с Майенн.
Неожиданно Сак развернулся, и бросился на сидящего Дюмареста, подняв тяжелую дубину для удара, целясь прямо в голову. Дюмарест успел среагировать, но лишь настолько, чтобы избежать молниеносного, смертельного удара. Дубина скользнула чуть сбоку, сбив его с ног, ослепив болью и кровью…
Дюмарест, как сквозь сон, услышал вскрик Дароки, проклятия Чома, топот ног, шлепающих по грязи. Эрл с трудом поднялся на ноги, чувствуя себя не очень твердо, но готовя нож. Он молча опустил его, поняв бесполезность броска: Сак был уже на скалистой подножке, стремясь рукой подтянуть к себе дальнюю клеть. Эрл лихорадочно нащупал на земле булыжник и бросил его изо всех сил, целясь в спину Сака. Удар достиг цели, Сак упал, но всего лишь на мгновение, тут же поднялся и продолжил выполнение своего плана. Эрл наклонился, ища следующий камень, побольше, и, выпрямившись, вдруг отчетливо услышал над ухом звон спущенной тетивы, почувствовал вибрацию воздуха, рассеченного летящей стрелой, и посмотрел вперед.
Сак вскрикнул, поднял руки к горлу, словно пытаясь вырвать вонзившуюся в него стрелу, и рухнул вниз, всей тяжестью тела заставив клеть с Теком и Мари устремиться вниз, в пропасть, а вторую клеть — подняться вверх…
Глава 13
Чом вожделенно улыбнулся и впился зубами в огромный кусок еще дымящегося мяса, сок которого тек по его щекам и подбородку. Он жевал торопливо, стараясь проглотить как можно больше, и при этом отпивал золотистое вино из бокала, зажатого в его второй руке:
— Присоединяйтесь, друзья! — пригласил он остальных, — давайте отметим наше освобождение! Тормайл оказался вполне великодушным.
Пища для подопытных крыс, угрюмо думал Дюмарест, все блага в награду за примерное поведение в проводимом опыте. Прекрасный дом, появившийся ниоткуда, в нем — стол, уставленный всевозможными яствами, винами, закусками. Чом, казалось, был вполне доволен и наслаждался жизнью.
— Присоединяйтесь! Что же вы медлите! — еще раз повторил он, прожевывая очередной кусок. — Эрл, Майенн, все! Ешьте, пейте вдоволь, радуйтесь, что вы живы и все так хорошо закончилось. А попозже Майенн споет нам одну из своих замечательных песен. Сейчас же — вкусите эту пищу. Может, она и синтетическая, но такого прекрасного мяса я никогда не ел! Вино же просто чудесно.
Дарока отрицательно качнул головой, брезгливо усмехнувшись. Карн, казалось, находился в состоянии оцепенения; его мысли и чувства витали где-то очень далеко от реальности. Майенн отпила немного вина из предложенного бокала.
— Эрл? — она вопросительно смотрела на него. Ей очень хотелось поговорить, обсудить то страшное, что уже осталось позади, описать ему весь пережитый ею ужас и отчаяние, когда она качалась в хрупкой клети над пропастью. Дюмарест же был задумчив и молчалив: теперь все, что произошло, уже принадлежит прошлому, ворошить которое он не считал нужным.
Он мягко взглянул на Майенн:
— Поешь, — сказал он, — ты, наверное, очень проголодалась.
Она недоуменно посмотрела на него: — Почему ты говоришь так? Ведь мы ели совсем недавно, на поляне у корабля, или ты забыл?
Гибкое сжимаемое время, понял он. То, что для одних было минутами, для других превратилось в тяжелые мучительные часы ожидания и борьбы.
— Эрл! — Майенн была очень взволнована и ей трудно было молчать, — я слышала обрывки вашего разговора, спора, пока мы находились в клети. Неужели ты действительно собирался только сидеть и ждать, ничего не предпринимая?
Правда была слишком жестока, и он спросил:
— Разве это важно теперь?
— Теперь — нет, — легко согласилась она, — но мне все-таки интересно знать, что произошло бы, если бы Сак не принял собственного решения? Неужели мы бы все погибли? Или Тормайл придумал бы еще что-нибудь?
Дюмарест нетерпеливо вздохнул, но промолчал, чувствуя слишком большую ответственность за любое сказанное сейчас слово. Он взглянул на Чома: тот воспользовался предлогом их кажущейся победы, чтобы вдоволь наесться и напиться. Но реально это была далеко не победа, а лишь передышка в последующей неизвестной и опасной борьбе.
— Бедный Сак, — вздохнула, задумываясь, Майенн, — и его брат. И Мари тоже. Они не заслужили той смерти, что выпала на их долю. Умереть просто так, ни за что.
Дюмарест прервал ее:
— Постарайся сейчас не думать об этом.
— Я попробую, — послушно пообещала она, — но именно ты спас мне жизнь, Эрл, и я никогда этого не забуду.
— Благодари Дароку, а не меня. Это он направил ту стрелу, что остановила Сака.
— Дароку? — Майенн направилась к другу и коснулась его руки. — Я должна поблагодарить тебя. За то, что ты сделал для меня и Карна. Это был хороший и очень точный выстрел, хотя он не принес спасения Теку и Мари. Верь мне, Эрл никогда не забудет твоего мастерства и поступка.
Дарока медленно поднял свой бокал, отпил из него и медленно проговорил:
— Ты благодаришь меня за то, чего я не делал, Майенн. У меня уже не оставалось сил на то, чтобы натянуть тетиву. Лучше скажи спасибо Чому.
Чом? Дюмарест в недоумении посмотрел на толстого, нескладного и такого земного человека, наслаждавшегося в данный момент очередным куском мяса. Но ведь Чом всегда отрицал свое умение владеть луком! Может, случайно удачный выстрел от отчаяния? Это удобный ответ, но он не устраивал Эрла. До сих пор он считал, что это именно Дарока выстрелил в Сака, но зачем ему отрицать это?
Карн, молчавший до сих пор, уставясь в никуда, вдруг, словно очнувшись, произнес:
— Как мне объяснить им все это? Когда мы вернемся на Айетт, что я им всем скажу? Почти все пассажиры мертвы, капитан — тоже, корабль — почти мертв. Как и мы.
Чом уставился на него в полном недоумении:
— Что тебя все еще волнует, черт возьми?
— Но они захотят узнать все подробности, — устало вымолвил Карн. Дюмарест понял, что он имеет в виду разные формальности, комиссии, неизбежные официальные запросы и прочее.
— Скажи им правду, — посоветовал Чом.
— Ты полагаешь, что они поверят?
— У них не будет выбора. У тебя есть несколько свидетелей, которые вместе с тобой пройдут все тесты и проверки на правдивость показаний. Но зачем нам вообще лететь на Айетт? Галактика бесконечно велика, а у тебя теперь есть свой собственный корабль! И я уверен, что никто из нас не станет возражать, если ты откроешь свое собственное торговое дело. А мы вступим в долю, а? — Чом засмеялся, довольный мыслью, пришедшей ему в голову. — Регулярный доход, благополучие до конца дней! Комфортный дом на удобной планете. Что скажешь, Эрл?
— Карн должен исполнить свой долг.
— А что такое долг? — Чом пожал плечами. — Ведь мы живем только один раз, мой друг. Жизнь дается каждому из нас, чтобы он сумел распорядиться ею как можно лучше. И Карн будет глупцом, если упустит свой шанс. Дарока, ты согласен со мной?
— Эту философию жизни мне приходилось слышать уже не раз и раньше.
— Ты так лаконичен? — Чом поставил на стол свой бокал и отодвинул тарелку. — Что случилось со всеми вами? Мы вылезли из чертовских переделок, победили Тормайла, справившись с его проклятыми тестами, а вы сидите хмурые, словно на похоронах? — Чом обвел рукой дом, в котором они находились. — Скоро мы распростимся со всем этим и будем лететь на своем корабле сквозь бескрайнюю Галактику. Я знаю несколько уголков, где мы сможем чувствовать себя по-настоящему прекрасно. Контракты, фрахт, перелеты… Пассажиры, готовые платить деньги и рисковать за Высокие и Низкие перелеты. Мы возьмем все, что удастся взять от этой сложной жизни, черт побери! И мы правы. Мы — победители, и трущобы нищеты — не для нас!
Чом мигнул, закашлялся, и Дюмарест понял, насколько сильно пьян он был.
— Что ты скажешь, Дарока? — Чом не собирался молчать, он хотел выговориться.
— Делай, как тебе самому удобней. Мне уже доводилось однажды высаживаться на планете, которую считали высокоцивилизованной…
— А ты, Эрл? Из всех нас — у тебя самое большее право выбора и слова. Ты — настоящий победитель!
— Победитель? Кого? Чего? — Дюмарест был резок, категоричен в своих высказываниях. — Победитель, достойный жалкого поощрения в виде комфортного дома, куска мяса и бокала вина? Или ты вдруг вспомнил о мертвых?
— Они уже не вернутся, — резонно заметил Чом, — а мы пока живы. Эрл, давай выпьем за это!
— Пошел ты к черту! — сказал в сердцах Эрл и вышел из комнаты…
Майенн вышла за ним на свежий воздух, где мерцающее небо дарило всем свой холодный, однообразный свет. Ландшафт и обстановка снова изменились; все клети, скалы, пропасти — исчезли. Только вдали виднелась в дымке одинокая гряда гор, отдельные деревца и кустарники оживляли каменистую почву равнины. Жара спала, и, казалось, наступил мягкий летний вечер, которым надо было наслаждаться и радоваться.
Дюмарест оглянулся, рассматривая их очередное жилище, созданное Тормайлом. Дом был добротным, каменным, с пристройками, колоннами, террасами и черепичной крышей. Вокруг него раскинулся фруктовый сад, яркая зелень которого должна была радовать глаз, с ухоженными дорожками, цветниками с удивительными цветущими растениями, уютными беседками и клумбами.
— Здесь очень красиво, — тихо сказала подошедшая незаметно Майенн. — Эрл, любимый, если бы у нас с тобой когда-нибудь мог появиться именно такой дом, то я была бы по-настоящему счастлива. В этом доме был бы просторный холл, несколько комнат для гостей. Были бы спальни, гостиные, кабинеты и детская. Детская комната для наших детей, Эрл. Я еще не настолько стара, чтобы не быть способной подарить тебе сыновей, Эрл.
И дочерей, которые будут петь так же волшебно, прекрасно, как их мать. Он мог бы иметь такой дом, подумалось Эрлу, а для некоторых мужчин — это все, чего бы они желали в этой сумбурной жизни. Награда, замена, приз за его несбывшуюся мечту о родной Земле, которую он так давно и так безуспешно ищет. Противовес далеким, голым, заброшенным планетам, которые он видел или должен был узнать в своих бесконечных поисках.
Дюмарест повернулся к Майенн лицом, увидел сверкающую бронзу ее волос, нежный овал лица, блестящие большие глаза. Он осторожно коснулся ее матовой кожи, чувствуя биение крови, жизни, неистового желания и любви. Он почувствовал вдруг всю ее хрупкость, беспомощность, одиночество и понял, что он просто обязан защитить, укрыть ее от невзгод, как любой мужчина — любимую женщину.
— Эрл? — она нежно смотрела на него, коснулась рукой его лица, и спросила чуть тревожась, — что-нибудь не так, любимый?
— Нет, все в порядке.
— Не лги мне, Эрл. Я всегда очень чувствую твой обман.
— Все хорошо, не волнуйся.
Ее было очень легко убедить. Она успокоилась, улыбаясь, и расслабилась в его объятиях.
— Мне очень хочется, чтобы у нас все было свое, Эрл. У тебя и у меня. У нас.
— Позже.
Она не спорила, почувствовав вдруг всем женским существом его острое желание остаться одному, решить, обдумать что-то. Она тихо сказала:
— Я выбрала для нас комнату в этом доме; третья слева после столовой. Ты не задержишься здесь слишком долго?
— Нет…
Дарока наблюдал, как Майенн вошла в дом. Он смотрел на нее несколько мгновений, а потом направился туда, где стоял Эрл.
— Она очень красива, Эрл. И ты никогда не узнаешь, как я завидую тебе и ревную. — Дарока помолчал немного и, не слыша ответа, продолжил. — Я говорю банальные вещи, но старые привычки умирают долго, а вся моя жизнь, в сущности, прошла за пустыми и тривиальными беседами. Но с тобой я искренен. Майенн любит тебя и может сделать счастливым.
Дюмарест тихо ответил:
— Возможно.
— Ты сомневаешься в ней? Нет. Здесь что-то другое. — Он прислушался к громкому голосу Чома, доносившемуся из-за приоткрытой двери. — Ты только послушай, что говорит этот болван. Он пытается уговорить Карна жить ради своей выгоды: пиратствуя или что-либо еще. Но он попусту теряет время. Наш капитан — человек совести и чести. Он будет выполнять свои обязанности, не смотря ни на какую личную выгоду.
— Ты очень устал, — заметил тихо Эрл, — тебе надо поесть и отдохнуть.
— Я сделаю это позже, когда немного приду в себя. А сейчас, стоит мне только прикрыть глаза, как я снова вижу твою спину на фоне утеса, чувствую одновременно и полное бессилие и острую необходимость защитить тебя… Есть и еще кое-что. Чом считает, что все наши злоключения уже окончены. Я же совсем наоборот. Впрочем, как и ты, я полагаю.
— Да, — тихо согласился Эрл, — я не думаю, что все осталось позади…
— Тебе нравится это, любимый?
— Майенн?! — он быстро обернулся навстречу призрачной фигуре, видневшейся в дверном проеме. Свет был неярким, приглушенным; Эрл пристально всматривался в черты возникшей женщины, ощущая смутное беспокойство. Он вдруг осознал, что это была вовсе не Майенн…
— Снова ты, — выдохнул он устало, — вездесущий Тормайл.
Она улыбнулась, подошла ближе к нему и взглянула прямо в глаза. Она, или он — Тормайл в обличье Лолис — была одета так же, как и раньше, у ручья: воплощение молодости, чистоты, красоты и желания. Но он заметил и новые черты. Прежняя Лолис была так же молода и прекрасна, но ее лицо выражало легкое недовольство и чувство превосходства, с легким налетом ограниченности и эгоизма. Сейчас в ее взгляде Эрл уловил новую для себя глубину чувств, переживаний и ощущений. Ее волосы также сменили оттенок: они стали почти золотисто-каштановыми, а не темными, ореховыми. Слегка изменился и тембр голоса, став ниже, богаче по оттенкам, бархатистей. Симбиоз Майенн и Лолис, грустно и обреченно отметил Дюмарест. Новое вещество, добавка чужих компонентов, синтез… — и результат…
— Я спросила, как я нравлюсь тебе такая, любимый, — она медленно скользнула взглядом по комнате, — я сделала все это только для тебя.
— Так же, как и клетки?
— Нет, лишь как место, где мы смогли бы побыть вдвоем. Или тебе хочется, чтобы я молила о сострадании, защите? Я должна еще как-то измениться? Эрл, почему ты постоянно отталкиваешь меня? Борешься против? Мне бы очень хотелось по-настоящему подружиться с тобой!
Он произнес горько:
— Ты уже достаточно наглядно продемонстрировала это свое желание!
— Ты говоришь об испытаниях, выпавших для вас? Но, Эрл, мне необходимо было убедиться, понять. Эксперимент должен был быть доведен до логического конца… Налить тебе немного вина, любимый?
— Нет.
— Почему же? Ведь ты недавно пил здесь с другой женщиной, почему же не со мной?
Дюмарест, почувствовав внезапный толчок, волну чувств, внутренне напрягся. Майенн была очень ревнивой, и он никак не мог понять, почему Тормайл предпочел именно женское обличье для общения с ним. В эксперименте, который он навязал им, чувствовалась только жесткая логика машины, да и кем иным он мог быть, как бы ни пытался?
Дюмарест спросил внезапно:
— А ты умеешь пить?
— Конечно! — ее смех был похож на звон горного ручья, — неужели ты полагаешь, что я похожа на те грубые создания, с которыми тебе пришлось сражаться в долине? Эрл, дорогой, я совсем на них не похожа; я гораздо тоньше и совершенней. И мое тело вполне живое и человеческое во всех отношениях! — она немного повернулась, чтобы доказать свои слова, дав ему возможность оценить красоту и совершенство линий ее прекрасного тела. Затем, протянув руку, она сделала два небольших глотка вина из его бокала и, засмеявшись, произнесла:
— Я могу есть, пить и делать все, что положено настоящей женщине вашего рода!
— Твоя кровь тоже настоящая?
— Да, — она подошла ближе и протянула ему руку, — нанеси мне рану, если ты хочешь проверить это. Используй свой нож. Убей меня, если это доставит тебе удовольствие.
Конечно, он вполне мог сделать то, о чем она говорила. Он мог вонзить нож прямо ей в сердце, но стоило ли? Как долго она оставалась бы мертва? Даже если бы ему удалось убить этот призрак, то как это отразится на планетарном мозге, на Тормайле?
— Ты не хочешь причинять мне боль, Эрл, — произнесла она, опустив руку, — ты великодушен и добр, ты всегда думаешь и о других, а не только о себе. И ты очень хорошо показал мне, что такое настоящая любовь.
Дюмарест потянулся за своим бокалом вина, осторожно отпил маленький глоток и немного подождал, пытаясь определить вкус языком. Он ощущал непонятную опасность, угрозу, словно он стоял в полной темноте рядом с невидимым существом, собирающимся напасть на него. Эрл чувствовал опасность каждой клеточкой тела, не видя ее глазами. Это подсознательное чувство не раз спасало его за всю нелегкую жизнь.
— Любовь… — нежно произнесла Лолис, — слишком сложное и неопределенное чувство, как ты однажды сказал мне, Эрл. И у нее столько граней, форм, оттенков. Любовь человека к своему брату, к своим друзьям, и она может быть настолько сильной, что заставляет людей рисковать своими жизнями. Любовь мужчины к женщине. Женщины к мужчине. Страсть, которая может толкнуть и на убийство. Никогда прежде я не знала подобного. Однажды мне даже показалось, что это чувство похоже на сумасшествие, болезнь.
Эрл горько сказал:
— Некоторые люди вполне могут согласиться с тобой.
— Но не ты, Эрл.
— В некоторых случаях — и я тоже.
— Нет. Тогда это чувство уже не будет любовью, ведь ты не раз говорил мне об этом. Жадность, может быть, эгоизм, желание подчинить другого своей воле, но это уже не любовь.
Она все хорошо поняла, почувствовала, вдруг подумал Дюмарест, может быть, даже слишком хорошо. Он отпил еще немного вина, раздумывая обо всем. Он, конечно, мог попробовать сыграть на тонких чувствах женщины, напомнив ей о чувстве порядочности, доброты к другим, манипулируя словами и эмоциями, чтобы достичь определенного результата. Но все это не относилось к Тормайлу. Ведь существо, стоявшее сейчас перед ним, не было живой женщиной, а всего лишь воплощением фантазии мощного электронного интеллекта.
— Ты согласна, что мы ответили на твой главный вопрос? — он внимательно смотрел ей в глаза, — ты узнала то, что стремилась узнать.
— Да, Эрл.
— Тогда ты дашь нам возможность улететь отсюда?
Она молча ответила на его взгляд, повернулась и прошла к дивану, стоявшему у дальней стены, пригласив его следовать за собой. Когда он сел рядом, она спросила ласково:
— Почему ты так спешишь, Эрл? Ведь я дала все необходимое твоим друзьям: они удобно устроились, отдыхают, у них есть все, что им надо сейчас.
— Этого недостаточно. Люди — не животные, которые довольствуются лишь изобилием еды и удобствами, очень смахивающими на клетку.
— Ты считаешь, что этого мало? Надо добавить еще что-то? Может, дом должен быть больше, еда разнообразней? Или они скучают без шумных утех, развлечений, шоу?
Эрл опустил бокал на стол и твердо произнес:
— Ты говорил, что корабль способен лететь, неисправности ликвидированы. Еще раньше мы заключили сделку с тобой. Наши обязательства выполнены, когда же ты сдержишь свое обещание?
— Чуть позже, Эрл.
— Ты отпустишь нас?
Она засмеялась, тихо и нежно: — Конечно, дорогой. Об этом тебе не стоит беспокоиться. Но не так быстро. Я так долго мечтала о разнообразии, свежих ощущениях, что не стоит лишать меня маленьких радостей, которые доставляет мне ваше присутствие здесь.
Он резко спросил, чувствуя, что уже не в силах сдерживаться:
— Ты снова собираешься испытывать нас в сражениях, выматывать новыми тестами ради собственной забавы?
— Нет. — Она повернулась к нему, приблизившись настолько, что он почувствовал мягкость ее кожи, тепло, исходящее от всего ее существа. Именно так вела бы себя настоящая женщина, но она — не женщина, снова оборвал себя Эрл, и он постоянно должен помнить об этом.
Словно прочитав его мысли, она произнесла тихо:
— Эрл, прикоснись ко мне, пожалуйста. Обними меня. Закрой глаза и будь честным с самим собой: неужели между мной и той, твоей женщиной, все еще есть разница?
Он мог объяснить ей все различие, несхожесть между ними, но промолчал.
— Эрл, ты только представь, насколько одинока и однообразна моя жизнь, — мягко продолжила она, — долгие, долгие годы пустоты и одиночества. А теперь все изменилось. Я поняла, насколько интересной, живой может быть эта жизнь; полной чувств, эмоций, переживаний. Тебе не стоит объяснять все это. Ты сам прекрасно знаешь, насколько ценно, желанно общение с другими после многих дней холодного одиночества, молчания. Понимать, что другой человек разделяет с тобой радость, боль, любовь. Любить и быть любимой. Принадлежать кому-то, кто нуждается в тебе так сильно, что готов отдать и жизнь. Для тебя это все обычно, ты живешь так всегда. А я только начинаю понимать все многообразие жизни, которого я никогда не знала раньше. А ты можешь мне дать все это. Дать радость и счастье. Я очень хочу этого, Эрл! Ты можешь дать мне все, о чем я мечтаю!
Дюмарест спросил тихо:
— Я?
— Да, Эрл, именно ты!
— Я не совсем понимаю тебя, Тормайл. Что я способен дать тебе? Чего тебе еще не хватает в твоем существовании?
Она коснулась обеими руками его плеч и заглянула прямо в глаза. Ее золотистые волосы отражали мерцающий уютный свет лампы, прекрасные, волнистые, мягкие и красивые, как и ее лицо, ее глаза…
— Не будь глупцом, Эрл. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Но если ты хочешь, чтобы я произнесла все, как есть, то — пожалуйста. Я люблю тебя, дорогой. Я очень люблю тебя, и хочу твоей ответной любви…
— Присоединяйтесь, друзья! — пригласил он остальных, — давайте отметим наше освобождение! Тормайл оказался вполне великодушным.
Пища для подопытных крыс, угрюмо думал Дюмарест, все блага в награду за примерное поведение в проводимом опыте. Прекрасный дом, появившийся ниоткуда, в нем — стол, уставленный всевозможными яствами, винами, закусками. Чом, казалось, был вполне доволен и наслаждался жизнью.
— Присоединяйтесь! Что же вы медлите! — еще раз повторил он, прожевывая очередной кусок. — Эрл, Майенн, все! Ешьте, пейте вдоволь, радуйтесь, что вы живы и все так хорошо закончилось. А попозже Майенн споет нам одну из своих замечательных песен. Сейчас же — вкусите эту пищу. Может, она и синтетическая, но такого прекрасного мяса я никогда не ел! Вино же просто чудесно.
Дарока отрицательно качнул головой, брезгливо усмехнувшись. Карн, казалось, находился в состоянии оцепенения; его мысли и чувства витали где-то очень далеко от реальности. Майенн отпила немного вина из предложенного бокала.
— Эрл? — она вопросительно смотрела на него. Ей очень хотелось поговорить, обсудить то страшное, что уже осталось позади, описать ему весь пережитый ею ужас и отчаяние, когда она качалась в хрупкой клети над пропастью. Дюмарест же был задумчив и молчалив: теперь все, что произошло, уже принадлежит прошлому, ворошить которое он не считал нужным.
Он мягко взглянул на Майенн:
— Поешь, — сказал он, — ты, наверное, очень проголодалась.
Она недоуменно посмотрела на него: — Почему ты говоришь так? Ведь мы ели совсем недавно, на поляне у корабля, или ты забыл?
Гибкое сжимаемое время, понял он. То, что для одних было минутами, для других превратилось в тяжелые мучительные часы ожидания и борьбы.
— Эрл! — Майенн была очень взволнована и ей трудно было молчать, — я слышала обрывки вашего разговора, спора, пока мы находились в клети. Неужели ты действительно собирался только сидеть и ждать, ничего не предпринимая?
Правда была слишком жестока, и он спросил:
— Разве это важно теперь?
— Теперь — нет, — легко согласилась она, — но мне все-таки интересно знать, что произошло бы, если бы Сак не принял собственного решения? Неужели мы бы все погибли? Или Тормайл придумал бы еще что-нибудь?
Дюмарест нетерпеливо вздохнул, но промолчал, чувствуя слишком большую ответственность за любое сказанное сейчас слово. Он взглянул на Чома: тот воспользовался предлогом их кажущейся победы, чтобы вдоволь наесться и напиться. Но реально это была далеко не победа, а лишь передышка в последующей неизвестной и опасной борьбе.
— Бедный Сак, — вздохнула, задумываясь, Майенн, — и его брат. И Мари тоже. Они не заслужили той смерти, что выпала на их долю. Умереть просто так, ни за что.
Дюмарест прервал ее:
— Постарайся сейчас не думать об этом.
— Я попробую, — послушно пообещала она, — но именно ты спас мне жизнь, Эрл, и я никогда этого не забуду.
— Благодари Дароку, а не меня. Это он направил ту стрелу, что остановила Сака.
— Дароку? — Майенн направилась к другу и коснулась его руки. — Я должна поблагодарить тебя. За то, что ты сделал для меня и Карна. Это был хороший и очень точный выстрел, хотя он не принес спасения Теку и Мари. Верь мне, Эрл никогда не забудет твоего мастерства и поступка.
Дарока медленно поднял свой бокал, отпил из него и медленно проговорил:
— Ты благодаришь меня за то, чего я не делал, Майенн. У меня уже не оставалось сил на то, чтобы натянуть тетиву. Лучше скажи спасибо Чому.
Чом? Дюмарест в недоумении посмотрел на толстого, нескладного и такого земного человека, наслаждавшегося в данный момент очередным куском мяса. Но ведь Чом всегда отрицал свое умение владеть луком! Может, случайно удачный выстрел от отчаяния? Это удобный ответ, но он не устраивал Эрла. До сих пор он считал, что это именно Дарока выстрелил в Сака, но зачем ему отрицать это?
Карн, молчавший до сих пор, уставясь в никуда, вдруг, словно очнувшись, произнес:
— Как мне объяснить им все это? Когда мы вернемся на Айетт, что я им всем скажу? Почти все пассажиры мертвы, капитан — тоже, корабль — почти мертв. Как и мы.
Чом уставился на него в полном недоумении:
— Что тебя все еще волнует, черт возьми?
— Но они захотят узнать все подробности, — устало вымолвил Карн. Дюмарест понял, что он имеет в виду разные формальности, комиссии, неизбежные официальные запросы и прочее.
— Скажи им правду, — посоветовал Чом.
— Ты полагаешь, что они поверят?
— У них не будет выбора. У тебя есть несколько свидетелей, которые вместе с тобой пройдут все тесты и проверки на правдивость показаний. Но зачем нам вообще лететь на Айетт? Галактика бесконечно велика, а у тебя теперь есть свой собственный корабль! И я уверен, что никто из нас не станет возражать, если ты откроешь свое собственное торговое дело. А мы вступим в долю, а? — Чом засмеялся, довольный мыслью, пришедшей ему в голову. — Регулярный доход, благополучие до конца дней! Комфортный дом на удобной планете. Что скажешь, Эрл?
— Карн должен исполнить свой долг.
— А что такое долг? — Чом пожал плечами. — Ведь мы живем только один раз, мой друг. Жизнь дается каждому из нас, чтобы он сумел распорядиться ею как можно лучше. И Карн будет глупцом, если упустит свой шанс. Дарока, ты согласен со мной?
— Эту философию жизни мне приходилось слышать уже не раз и раньше.
— Ты так лаконичен? — Чом поставил на стол свой бокал и отодвинул тарелку. — Что случилось со всеми вами? Мы вылезли из чертовских переделок, победили Тормайла, справившись с его проклятыми тестами, а вы сидите хмурые, словно на похоронах? — Чом обвел рукой дом, в котором они находились. — Скоро мы распростимся со всем этим и будем лететь на своем корабле сквозь бескрайнюю Галактику. Я знаю несколько уголков, где мы сможем чувствовать себя по-настоящему прекрасно. Контракты, фрахт, перелеты… Пассажиры, готовые платить деньги и рисковать за Высокие и Низкие перелеты. Мы возьмем все, что удастся взять от этой сложной жизни, черт побери! И мы правы. Мы — победители, и трущобы нищеты — не для нас!
Чом мигнул, закашлялся, и Дюмарест понял, насколько сильно пьян он был.
— Что ты скажешь, Дарока? — Чом не собирался молчать, он хотел выговориться.
— Делай, как тебе самому удобней. Мне уже доводилось однажды высаживаться на планете, которую считали высокоцивилизованной…
— А ты, Эрл? Из всех нас — у тебя самое большее право выбора и слова. Ты — настоящий победитель!
— Победитель? Кого? Чего? — Дюмарест был резок, категоричен в своих высказываниях. — Победитель, достойный жалкого поощрения в виде комфортного дома, куска мяса и бокала вина? Или ты вдруг вспомнил о мертвых?
— Они уже не вернутся, — резонно заметил Чом, — а мы пока живы. Эрл, давай выпьем за это!
— Пошел ты к черту! — сказал в сердцах Эрл и вышел из комнаты…
Майенн вышла за ним на свежий воздух, где мерцающее небо дарило всем свой холодный, однообразный свет. Ландшафт и обстановка снова изменились; все клети, скалы, пропасти — исчезли. Только вдали виднелась в дымке одинокая гряда гор, отдельные деревца и кустарники оживляли каменистую почву равнины. Жара спала, и, казалось, наступил мягкий летний вечер, которым надо было наслаждаться и радоваться.
Дюмарест оглянулся, рассматривая их очередное жилище, созданное Тормайлом. Дом был добротным, каменным, с пристройками, колоннами, террасами и черепичной крышей. Вокруг него раскинулся фруктовый сад, яркая зелень которого должна была радовать глаз, с ухоженными дорожками, цветниками с удивительными цветущими растениями, уютными беседками и клумбами.
— Здесь очень красиво, — тихо сказала подошедшая незаметно Майенн. — Эрл, любимый, если бы у нас с тобой когда-нибудь мог появиться именно такой дом, то я была бы по-настоящему счастлива. В этом доме был бы просторный холл, несколько комнат для гостей. Были бы спальни, гостиные, кабинеты и детская. Детская комната для наших детей, Эрл. Я еще не настолько стара, чтобы не быть способной подарить тебе сыновей, Эрл.
И дочерей, которые будут петь так же волшебно, прекрасно, как их мать. Он мог бы иметь такой дом, подумалось Эрлу, а для некоторых мужчин — это все, чего бы они желали в этой сумбурной жизни. Награда, замена, приз за его несбывшуюся мечту о родной Земле, которую он так давно и так безуспешно ищет. Противовес далеким, голым, заброшенным планетам, которые он видел или должен был узнать в своих бесконечных поисках.
Дюмарест повернулся к Майенн лицом, увидел сверкающую бронзу ее волос, нежный овал лица, блестящие большие глаза. Он осторожно коснулся ее матовой кожи, чувствуя биение крови, жизни, неистового желания и любви. Он почувствовал вдруг всю ее хрупкость, беспомощность, одиночество и понял, что он просто обязан защитить, укрыть ее от невзгод, как любой мужчина — любимую женщину.
— Эрл? — она нежно смотрела на него, коснулась рукой его лица, и спросила чуть тревожась, — что-нибудь не так, любимый?
— Нет, все в порядке.
— Не лги мне, Эрл. Я всегда очень чувствую твой обман.
— Все хорошо, не волнуйся.
Ее было очень легко убедить. Она успокоилась, улыбаясь, и расслабилась в его объятиях.
— Мне очень хочется, чтобы у нас все было свое, Эрл. У тебя и у меня. У нас.
— Позже.
Она не спорила, почувствовав вдруг всем женским существом его острое желание остаться одному, решить, обдумать что-то. Она тихо сказала:
— Я выбрала для нас комнату в этом доме; третья слева после столовой. Ты не задержишься здесь слишком долго?
— Нет…
Дарока наблюдал, как Майенн вошла в дом. Он смотрел на нее несколько мгновений, а потом направился туда, где стоял Эрл.
— Она очень красива, Эрл. И ты никогда не узнаешь, как я завидую тебе и ревную. — Дарока помолчал немного и, не слыша ответа, продолжил. — Я говорю банальные вещи, но старые привычки умирают долго, а вся моя жизнь, в сущности, прошла за пустыми и тривиальными беседами. Но с тобой я искренен. Майенн любит тебя и может сделать счастливым.
Дюмарест тихо ответил:
— Возможно.
— Ты сомневаешься в ней? Нет. Здесь что-то другое. — Он прислушался к громкому голосу Чома, доносившемуся из-за приоткрытой двери. — Ты только послушай, что говорит этот болван. Он пытается уговорить Карна жить ради своей выгоды: пиратствуя или что-либо еще. Но он попусту теряет время. Наш капитан — человек совести и чести. Он будет выполнять свои обязанности, не смотря ни на какую личную выгоду.
— Ты очень устал, — заметил тихо Эрл, — тебе надо поесть и отдохнуть.
— Я сделаю это позже, когда немного приду в себя. А сейчас, стоит мне только прикрыть глаза, как я снова вижу твою спину на фоне утеса, чувствую одновременно и полное бессилие и острую необходимость защитить тебя… Есть и еще кое-что. Чом считает, что все наши злоключения уже окончены. Я же совсем наоборот. Впрочем, как и ты, я полагаю.
— Да, — тихо согласился Эрл, — я не думаю, что все осталось позади…
* * *
Он проснулся и тотчас же понял, что что-то не так. Он перевернулся, оглядываясь, и понял, что Майенн рядом нет. Майенн исчезла, он находился один в их комнате, окно было открыто, и ветки деревьев тихо покачивались, словно шепча о чем-то. Эрл лежал на роскошной кровати, вся обстановка комнаты подчеркивала роскошь, богатство: серебро и хрусталь, дерево и фарфор. Его взгляд остановился на роскошном персидском ковре, покрывавшем пол, перешел на кресло. Дюмарест окончательно проснулся и быстро оделся. Он приоткрыл дверь в ванну, затем на кухню, потом коснулся рукой третьей двери. Комната за ней была необычной, пол устлан деревянным покрытием, на стенах — картины, цветы, орнаменты, ручные поделки, изготовленные, как казалось, руками искусных мастеров прошлого…— Тебе нравится это, любимый?
— Майенн?! — он быстро обернулся навстречу призрачной фигуре, видневшейся в дверном проеме. Свет был неярким, приглушенным; Эрл пристально всматривался в черты возникшей женщины, ощущая смутное беспокойство. Он вдруг осознал, что это была вовсе не Майенн…
— Снова ты, — выдохнул он устало, — вездесущий Тормайл.
Она улыбнулась, подошла ближе к нему и взглянула прямо в глаза. Она, или он — Тормайл в обличье Лолис — была одета так же, как и раньше, у ручья: воплощение молодости, чистоты, красоты и желания. Но он заметил и новые черты. Прежняя Лолис была так же молода и прекрасна, но ее лицо выражало легкое недовольство и чувство превосходства, с легким налетом ограниченности и эгоизма. Сейчас в ее взгляде Эрл уловил новую для себя глубину чувств, переживаний и ощущений. Ее волосы также сменили оттенок: они стали почти золотисто-каштановыми, а не темными, ореховыми. Слегка изменился и тембр голоса, став ниже, богаче по оттенкам, бархатистей. Симбиоз Майенн и Лолис, грустно и обреченно отметил Дюмарест. Новое вещество, добавка чужих компонентов, синтез… — и результат…
— Я спросила, как я нравлюсь тебе такая, любимый, — она медленно скользнула взглядом по комнате, — я сделала все это только для тебя.
— Так же, как и клетки?
— Нет, лишь как место, где мы смогли бы побыть вдвоем. Или тебе хочется, чтобы я молила о сострадании, защите? Я должна еще как-то измениться? Эрл, почему ты постоянно отталкиваешь меня? Борешься против? Мне бы очень хотелось по-настоящему подружиться с тобой!
Он произнес горько:
— Ты уже достаточно наглядно продемонстрировала это свое желание!
— Ты говоришь об испытаниях, выпавших для вас? Но, Эрл, мне необходимо было убедиться, понять. Эксперимент должен был быть доведен до логического конца… Налить тебе немного вина, любимый?
— Нет.
— Почему же? Ведь ты недавно пил здесь с другой женщиной, почему же не со мной?
Дюмарест, почувствовав внезапный толчок, волну чувств, внутренне напрягся. Майенн была очень ревнивой, и он никак не мог понять, почему Тормайл предпочел именно женское обличье для общения с ним. В эксперименте, который он навязал им, чувствовалась только жесткая логика машины, да и кем иным он мог быть, как бы ни пытался?
Дюмарест спросил внезапно:
— А ты умеешь пить?
— Конечно! — ее смех был похож на звон горного ручья, — неужели ты полагаешь, что я похожа на те грубые создания, с которыми тебе пришлось сражаться в долине? Эрл, дорогой, я совсем на них не похожа; я гораздо тоньше и совершенней. И мое тело вполне живое и человеческое во всех отношениях! — она немного повернулась, чтобы доказать свои слова, дав ему возможность оценить красоту и совершенство линий ее прекрасного тела. Затем, протянув руку, она сделала два небольших глотка вина из его бокала и, засмеявшись, произнесла:
— Я могу есть, пить и делать все, что положено настоящей женщине вашего рода!
— Твоя кровь тоже настоящая?
— Да, — она подошла ближе и протянула ему руку, — нанеси мне рану, если ты хочешь проверить это. Используй свой нож. Убей меня, если это доставит тебе удовольствие.
Конечно, он вполне мог сделать то, о чем она говорила. Он мог вонзить нож прямо ей в сердце, но стоило ли? Как долго она оставалась бы мертва? Даже если бы ему удалось убить этот призрак, то как это отразится на планетарном мозге, на Тормайле?
— Ты не хочешь причинять мне боль, Эрл, — произнесла она, опустив руку, — ты великодушен и добр, ты всегда думаешь и о других, а не только о себе. И ты очень хорошо показал мне, что такое настоящая любовь.
Дюмарест потянулся за своим бокалом вина, осторожно отпил маленький глоток и немного подождал, пытаясь определить вкус языком. Он ощущал непонятную опасность, угрозу, словно он стоял в полной темноте рядом с невидимым существом, собирающимся напасть на него. Эрл чувствовал опасность каждой клеточкой тела, не видя ее глазами. Это подсознательное чувство не раз спасало его за всю нелегкую жизнь.
— Любовь… — нежно произнесла Лолис, — слишком сложное и неопределенное чувство, как ты однажды сказал мне, Эрл. И у нее столько граней, форм, оттенков. Любовь человека к своему брату, к своим друзьям, и она может быть настолько сильной, что заставляет людей рисковать своими жизнями. Любовь мужчины к женщине. Женщины к мужчине. Страсть, которая может толкнуть и на убийство. Никогда прежде я не знала подобного. Однажды мне даже показалось, что это чувство похоже на сумасшествие, болезнь.
Эрл горько сказал:
— Некоторые люди вполне могут согласиться с тобой.
— Но не ты, Эрл.
— В некоторых случаях — и я тоже.
— Нет. Тогда это чувство уже не будет любовью, ведь ты не раз говорил мне об этом. Жадность, может быть, эгоизм, желание подчинить другого своей воле, но это уже не любовь.
Она все хорошо поняла, почувствовала, вдруг подумал Дюмарест, может быть, даже слишком хорошо. Он отпил еще немного вина, раздумывая обо всем. Он, конечно, мог попробовать сыграть на тонких чувствах женщины, напомнив ей о чувстве порядочности, доброты к другим, манипулируя словами и эмоциями, чтобы достичь определенного результата. Но все это не относилось к Тормайлу. Ведь существо, стоявшее сейчас перед ним, не было живой женщиной, а всего лишь воплощением фантазии мощного электронного интеллекта.
— Ты согласна, что мы ответили на твой главный вопрос? — он внимательно смотрел ей в глаза, — ты узнала то, что стремилась узнать.
— Да, Эрл.
— Тогда ты дашь нам возможность улететь отсюда?
Она молча ответила на его взгляд, повернулась и прошла к дивану, стоявшему у дальней стены, пригласив его следовать за собой. Когда он сел рядом, она спросила ласково:
— Почему ты так спешишь, Эрл? Ведь я дала все необходимое твоим друзьям: они удобно устроились, отдыхают, у них есть все, что им надо сейчас.
— Этого недостаточно. Люди — не животные, которые довольствуются лишь изобилием еды и удобствами, очень смахивающими на клетку.
— Ты считаешь, что этого мало? Надо добавить еще что-то? Может, дом должен быть больше, еда разнообразней? Или они скучают без шумных утех, развлечений, шоу?
Эрл опустил бокал на стол и твердо произнес:
— Ты говорил, что корабль способен лететь, неисправности ликвидированы. Еще раньше мы заключили сделку с тобой. Наши обязательства выполнены, когда же ты сдержишь свое обещание?
— Чуть позже, Эрл.
— Ты отпустишь нас?
Она засмеялась, тихо и нежно: — Конечно, дорогой. Об этом тебе не стоит беспокоиться. Но не так быстро. Я так долго мечтала о разнообразии, свежих ощущениях, что не стоит лишать меня маленьких радостей, которые доставляет мне ваше присутствие здесь.
Он резко спросил, чувствуя, что уже не в силах сдерживаться:
— Ты снова собираешься испытывать нас в сражениях, выматывать новыми тестами ради собственной забавы?
— Нет. — Она повернулась к нему, приблизившись настолько, что он почувствовал мягкость ее кожи, тепло, исходящее от всего ее существа. Именно так вела бы себя настоящая женщина, но она — не женщина, снова оборвал себя Эрл, и он постоянно должен помнить об этом.
Словно прочитав его мысли, она произнесла тихо:
— Эрл, прикоснись ко мне, пожалуйста. Обними меня. Закрой глаза и будь честным с самим собой: неужели между мной и той, твоей женщиной, все еще есть разница?
Он мог объяснить ей все различие, несхожесть между ними, но промолчал.
— Эрл, ты только представь, насколько одинока и однообразна моя жизнь, — мягко продолжила она, — долгие, долгие годы пустоты и одиночества. А теперь все изменилось. Я поняла, насколько интересной, живой может быть эта жизнь; полной чувств, эмоций, переживаний. Тебе не стоит объяснять все это. Ты сам прекрасно знаешь, насколько ценно, желанно общение с другими после многих дней холодного одиночества, молчания. Понимать, что другой человек разделяет с тобой радость, боль, любовь. Любить и быть любимой. Принадлежать кому-то, кто нуждается в тебе так сильно, что готов отдать и жизнь. Для тебя это все обычно, ты живешь так всегда. А я только начинаю понимать все многообразие жизни, которого я никогда не знала раньше. А ты можешь мне дать все это. Дать радость и счастье. Я очень хочу этого, Эрл! Ты можешь дать мне все, о чем я мечтаю!
Дюмарест спросил тихо:
— Я?
— Да, Эрл, именно ты!
— Я не совсем понимаю тебя, Тормайл. Что я способен дать тебе? Чего тебе еще не хватает в твоем существовании?
Она коснулась обеими руками его плеч и заглянула прямо в глаза. Ее золотистые волосы отражали мерцающий уютный свет лампы, прекрасные, волнистые, мягкие и красивые, как и ее лицо, ее глаза…
— Не будь глупцом, Эрл. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Но если ты хочешь, чтобы я произнесла все, как есть, то — пожалуйста. Я люблю тебя, дорогой. Я очень люблю тебя, и хочу твоей ответной любви…