Страница:
86
Божество разрушенного храма! Порванные струны ви'ны уже не поют тебе хвалы. Вечерние колокола не возвещают о времени служения тебе. Воздух тих и безмолвен вокруг тебя.
В твое покинутое жилище веет весенний благоухающий ветер. Он несет весть о цветах – цветах, которых уже не приносят тебе.
Твой дивный служитель скитается доныне, сокрушаясь о милостях, в которых ему отказано. В вечерний час, когда огни и тени мешаются с тьмой праха, он, усталый, возвращается к разрушенному храму с жаждой в сердце.
Много праздничных дней проходит для тебя в молчании, божество разрушенного храма. Много ночей молитвы уходят без зажженных светильников.
Много новых изображений создано искусными мастерами и брошено в священный поток забвения в должный час.
Только божество разрушенного храма пребывает без служителей в вечном небрежении.
В твое покинутое жилище веет весенний благоухающий ветер. Он несет весть о цветах – цветах, которых уже не приносят тебе.
Твой дивный служитель скитается доныне, сокрушаясь о милостях, в которых ему отказано. В вечерний час, когда огни и тени мешаются с тьмой праха, он, усталый, возвращается к разрушенному храму с жаждой в сердце.
Много праздничных дней проходит для тебя в молчании, божество разрушенного храма. Много ночей молитвы уходят без зажженных светильников.
Много новых изображений создано искусными мастерами и брошено в священный поток забвения в должный час.
Только божество разрушенного храма пребывает без служителей в вечном небрежении.
87
В день, когда смерть постучится в твою дверь, что ты предложишь ей?
О, я поставлю пред моей гостьей полную чашу моей жизни.
Нет, я не отпущу ее с пустыми руками.
Весь сладкий урожай моих осенних дней и летних ночей я сложу пред нею на исходе дней моих, когда она постучится в мою дверь.
О, я поставлю пред моей гостьей полную чашу моей жизни.
Нет, я не отпущу ее с пустыми руками.
Весь сладкий урожай моих осенних дней и летних ночей я сложу пред нею на исходе дней моих, когда она постучится в мою дверь.
88
О ты, последнее осуществление жизни, смерть, моя смерть, приди и шепни мне!
День за днем я ждал тебя; ради тебя я сносил радости и муки жизни.
Все, что я имею, на что надеюсь, и вся моя любовь – все вечно и сокровенно текло к тебе.
Цветы сплетены, венок готов для жениха. После венчания невеста оставит дом свой и одна встретит господина своего в молчании ночи.
День за днем я ждал тебя; ради тебя я сносил радости и муки жизни.
Все, что я имею, на что надеюсь, и вся моя любовь – все вечно и сокровенно текло к тебе.
Цветы сплетены, венок готов для жениха. После венчания невеста оставит дом свой и одна встретит господина своего в молчании ночи.
89
В час моего ухода пожелайте мне счастья, друзья! Небеса горят зарей, и путь мой будет прекрасен!
Не спрашивайте, что я беру с собой. Я отправляюсь в путь с пустыми руками и сердцем, исполненным надежд.
Я надену брачный венок. Не для меня плащ странника, и хотя в пути предстоят опасности, я не испытываю страха.
Вечерняя звезда взойдет, когда путь мой будет кончен, и жалобные ноты вечерних мелодий зазвучат у врат Царя.
Не спрашивайте, что я беру с собой. Я отправляюсь в путь с пустыми руками и сердцем, исполненным надежд.
Я надену брачный венок. Не для меня плащ странника, и хотя в пути предстоят опасности, я не испытываю страха.
Вечерняя звезда взойдет, когда путь мой будет кончен, и жалобные ноты вечерних мелодий зазвучат у врат Царя.
90
Всю жизнь искали тебя мои песни. Это они вели меня от двери к двери, и через них постигал я мир.
Это они всему научили меня; они указали мне тайные пути, они открыли моему взору много звезд на небосклоне моего сердца.
Они водили меня весь день среди таинства страны наслаждений и муки; к каким же вратам привели они меня на закате, в конце моего странствования?
Это они всему научили меня; они указали мне тайные пути, они открыли моему взору много звезд на небосклоне моего сердца.
Они водили меня весь день среди таинства страны наслаждений и муки; к каким же вратам привели они меня на закате, в конце моего странствования?
91
Смерть, твоя прислужница, у моих дверей. Она переплыла неведомое море и принесла твой зов в мое жилище.
Ночь темна, и сердце мое в страхе – все же я возьму светильник, открою двери и склонюсь перед нею с приветом. Ибо это твоя вестница у моих дверей.
Я преклонюсь перед ней, сложив руки и со слезами. Я преклонюсь перед ней, повергнув к стопам ее сокровища моего сердца.
Она возвратится, исполнив поручение, омрачив мое утро; и в моем опустелом доме останется только мое покинутое тело, как моя последняя жертва тебе.
Ночь темна, и сердце мое в страхе – все же я возьму светильник, открою двери и склонюсь перед нею с приветом. Ибо это твоя вестница у моих дверей.
Я преклонюсь перед ней, сложив руки и со слезами. Я преклонюсь перед ней, повергнув к стопам ее сокровища моего сердца.
Она возвратится, исполнив поручение, омрачив мое утро; и в моем опустелом доме останется только мое покинутое тело, как моя последняя жертва тебе.
92
С угасающей надеждой я хожу и ищу ее во всех углах дома; ее нигде нет.
Мой дом невелик, и то, что однажды ушло из него, никогда не вернется.
Но бесконечно твое жилище, владыка мой, и, ища се, я пришел к твоей двери.
Я стою под золотым балдахином твоего вечернего неба и подымаю к тебе свои страстные взоры.
Я пришел к пределу вечности, где ничто не исчезает – ни надежда, ни счастье, ни черты лица, зримого сквозь слезы.
О, погрузи мою опустошенную жизнь в лоно этого океана. Дай мне почувствовать утраченную сладость прикосновения ко вселенной.
Мой дом невелик, и то, что однажды ушло из него, никогда не вернется.
Но бесконечно твое жилище, владыка мой, и, ища се, я пришел к твоей двери.
Я стою под золотым балдахином твоего вечернего неба и подымаю к тебе свои страстные взоры.
Я пришел к пределу вечности, где ничто не исчезает – ни надежда, ни счастье, ни черты лица, зримого сквозь слезы.
О, погрузи мою опустошенную жизнь в лоно этого океана. Дай мне почувствовать утраченную сладость прикосновения ко вселенной.
93
Когда я оставлю руль, настанет время взять его тебе. Что надлежит, будет сделано. Напрасна борьба.
Тогда, сердце, молча примирись со своим поражением. И считай за счастье тихо, тихо стоять там, где тебе предназначено.
Светильники мои меркнут при каждом дуновении ветра, и, пытаясь возжечь их, я забываю все остальное.
Но я буду мудр на этот раз и буду ждать во тьме, разостлав на полу свою циновку; и когда тебе будет угодно, господи, молчаливо приди и сядь здесь.
Тогда, сердце, молча примирись со своим поражением. И считай за счастье тихо, тихо стоять там, где тебе предназначено.
Светильники мои меркнут при каждом дуновении ветра, и, пытаясь возжечь их, я забываю все остальное.
Но я буду мудр на этот раз и буду ждать во тьме, разостлав на полу свою циновку; и когда тебе будет угодно, господи, молчаливо приди и сядь здесь.
94
Не слышно более громких, шумных речей от меня – такова воля моего повелителя. Отныне я говорю шепотом. Речь моего сердца зазвучит тихой песнью.
Люди спешат на рынок царя. Все покупатели и продавцы уже там.
Но я получил необычный отпуск среди дня, в самый разгар работы.
Так пусть расцветут цветы в моем саду, хотя не настал еще час, и пусть полуденные пчелы начнут свое ленивое жужжание.
Много часов провел я в борьбе добра и зла, но теперь товарищу моих праздных дней угодно склонить мое сердце к себе, и я не знаю, зачем этот призыв к цели, лишенный смысла.
Люди спешат на рынок царя. Все покупатели и продавцы уже там.
Но я получил необычный отпуск среди дня, в самый разгар работы.
Так пусть расцветут цветы в моем саду, хотя не настал еще час, и пусть полуденные пчелы начнут свое ленивое жужжание.
Много часов провел я в борьбе добра и зла, но теперь товарищу моих праздных дней угодно склонить мое сердце к себе, и я не знаю, зачем этот призыв к цели, лишенный смысла.
95
Я знаю, что настанет день, когда мой взор уже не увидит этой земли, и жизнь оставят меня в молчании, накинув последнюю завесу на мои глаза.
А звезды будут бодрствовать в ночи, и утро встанет, как прежде, и часы будут течь, как морские волны, вздымая печали и радости.
Когда я думаю о конце моих мгновений, преграда мгновений разрушается и при свете смерти я вижу твой мир с его сокровищами.
Прекрасен в нем самый низкий удел, прекрасна презреннейшая жизнь!
То, о чем я напрасно мечтал, и то, чего достиг, да идет мимо.
Дай мне лишь то, что я отринул и презрел.
А звезды будут бодрствовать в ночи, и утро встанет, как прежде, и часы будут течь, как морские волны, вздымая печали и радости.
Когда я думаю о конце моих мгновений, преграда мгновений разрушается и при свете смерти я вижу твой мир с его сокровищами.
Прекрасен в нем самый низкий удел, прекрасна презреннейшая жизнь!
То, о чем я напрасно мечтал, и то, чего достиг, да идет мимо.
Дай мне лишь то, что я отринул и презрел.
96
Я не помню мгновения, когда впервые переступил порог этой жизни.
Какая сила заставила меня раскрыться в этом великом таинстве, подобно лесной почке в полночь.
Когда утром я увидел свет, я почувствовал сразу, что я не чужой в этом мире, что неведомое, не знающее ни имени, ни образа, приняло меня в объятия в образе моей матери.
Так же и в час смерти это неведомое явится, как давнее ведомое. И потому, что я люблю жизнь, я знаю, что полюблю смерть.
Ребенок плачет, когда мать отнимает его от правой груди; но через мгновение утешается, найдя левую.
Какая сила заставила меня раскрыться в этом великом таинстве, подобно лесной почке в полночь.
Когда утром я увидел свет, я почувствовал сразу, что я не чужой в этом мире, что неведомое, не знающее ни имени, ни образа, приняло меня в объятия в образе моей матери.
Так же и в час смерти это неведомое явится, как давнее ведомое. И потому, что я люблю жизнь, я знаю, что полюблю смерть.
Ребенок плачет, когда мать отнимает его от правой груди; но через мгновение утешается, найдя левую.
97
В едином приветствии тебе, господь мой, пусть раскроются все мои чувства и коснутся этого мира у ног твоих.
Подобно дождливому июльскому облаку, низко нависшему над землей под бременем неизлитой влаги, да преклонится вся душа моя у двери твоей, в едином приветствии тебе.
Да сольют мои песни все созвучия в единый поток и потекут в море безмолвия в едином приветствии тебе.
Подобно станице тоскующих по родине журавлей, что день и ночь летят в свои горные гнезда, да устремится вся жизнь моя к своей вечной обители в едином приветствии тебе.
Подобно дождливому июльскому облаку, низко нависшему над землей под бременем неизлитой влаги, да преклонится вся душа моя у двери твоей, в едином приветствии тебе.
Да сольют мои песни все созвучия в единый поток и потекут в море безмолвия в едином приветствии тебе.
Подобно станице тоскующих по родине журавлей, что день и ночь летят в свои горные гнезда, да устремится вся жизнь моя к своей вечной обители в едином приветствии тебе.
98
Время бесконечно в твоих руках, владыка мой. Некому считать твои минуты.
Дни и ночи проходят, и века расцветают и вянут, подобно цветам. Ты умеешь ждать.
Твои века следуют один за другим, совершенствуя маленький дикий цветок.
Нам нельзя терять времени. Мы слишком бедны, чтобы опаздывать.
И вот время идет, и я отдаю его каждому просящему, и на алтаре твоем нет жертвоприношений.
На закате дня я спешу в страхе, что врата твои уже закрыты, и вижу, что нет, еще не поздно.
Дни и ночи проходят, и века расцветают и вянут, подобно цветам. Ты умеешь ждать.
Твои века следуют один за другим, совершенствуя маленький дикий цветок.
Нам нельзя терять времени. Мы слишком бедны, чтобы опаздывать.
И вот время идет, и я отдаю его каждому просящему, и на алтаре твоем нет жертвоприношений.
На закате дня я спешу в страхе, что врата твои уже закрыты, и вижу, что нет, еще не поздно.
99
Я украшу тебя трофеями, венками своего поражения. Не в моих силах скрыться от непобедимого.
Я хорошо знаю, что моя гордость будет сломлена, жизнь порвет свои оковы в безмерной муке, и мое опустошенное сердце зарыдает песней, подобно пустой тростинке, и камень растает в слезах.
Я хорошо знаю, что сотни лепестков лотоса не будут закрыты навсегда, и тайник его меда откроется. С голубого неба на меня обратится взор и призовет меня в молчании. Ничего не останется мне, ничего – и смерть я приму у ног твоих.
Я хорошо знаю, что моя гордость будет сломлена, жизнь порвет свои оковы в безмерной муке, и мое опустошенное сердце зарыдает песней, подобно пустой тростинке, и камень растает в слезах.
Я хорошо знаю, что сотни лепестков лотоса не будут закрыты навсегда, и тайник его меда откроется. С голубого неба на меня обратится взор и призовет меня в молчании. Ничего не останется мне, ничего – и смерть я приму у ног твоих.
100
Я погружаюсь в пучину океана форм в надежде найти совершеннейшую жемчужину бесформенного.
Кончено плаванье от пристани к пристани в моей побитой ветрами ладье. Давно прошли те дни, когда мне было отрадой носиться по волнам.
И теперь я жажду смерти в бессмертном.
В пышных чертогах у неизмеримой бездны, где рождается музыка беззвучных струн, я возьму арфу моей жизни.
Я настрою ее навеки и, когда исторгну последний рыдающий звук, положу ее, безмолвную, к ногам безмолвного.
Кончено плаванье от пристани к пристани в моей побитой ветрами ладье. Давно прошли те дни, когда мне было отрадой носиться по волнам.
И теперь я жажду смерти в бессмертном.
В пышных чертогах у неизмеримой бездны, где рождается музыка беззвучных струн, я возьму арфу моей жизни.
Я настрою ее навеки и, когда исторгну последний рыдающий звук, положу ее, безмолвную, к ногам безмолвного.
101
В час моей разлуки с землей пусть будет моим прощальным словом: то, что я видел, – несравненно.
Я вкусил затаенную сладость лотоса, что распускается в этом светоносном океане, и блажен – пусть это будет моим прощальным словом.
В этой бесконечной смене форм участвовал и я, и здесь я узрел лик того, кто не знает формы.
Все мое тело и все мои члены содрогнулись от прикосновения неосязаемого; и если должен настать конец, пусть он настанет – пусть это будет моим прощальным словом.
Я вкусил затаенную сладость лотоса, что распускается в этом светоносном океане, и блажен – пусть это будет моим прощальным словом.
В этой бесконечной смене форм участвовал и я, и здесь я узрел лик того, кто не знает формы.
Все мое тело и все мои члены содрогнулись от прикосновения неосязаемого; и если должен настать конец, пусть он настанет – пусть это будет моим прощальным словом.
102
В игре с тобою я никогда не спрашивал, кто ты? Я не знал ни радости, ни страха, жизнь моя текла бурно.
Ранним утром ты будил меня, как сотоварища, и вел меня от радости к радости.
В те дни я никогда не вдумывался в смысл песен, которые ты пел мне. Мои голос только схватывал напевы, и мое сердце отзывалось им.
Теперь, когда время игр прошло, какое зрелище предо, мною?
Мир, склонив взоры к твоим стопам, в страхе стоит пред тобою со всеми своими безмолвными светилами.
Ранним утром ты будил меня, как сотоварища, и вел меня от радости к радости.
В те дни я никогда не вдумывался в смысл песен, которые ты пел мне. Мои голос только схватывал напевы, и мое сердце отзывалось им.
Теперь, когда время игр прошло, какое зрелище предо, мною?
Мир, склонив взоры к твоим стопам, в страхе стоит пред тобою со всеми своими безмолвными светилами.
103
Я похвалялся перед людьми, что знаю тебя. Они видят твой образ во всех трудах моих. Они приходят и спрашивают меня: «Кто он?»
Я не знаю, что ответить им. Я говорю: «Право, я не могу сказать».
Они хулят меня и с презрением уходят. А ты сидишь и улыбаешься.
Я влагаю в песни мою повесть о тебе. Тайна переполнила мое сердце. Приходят и спрашивают меня: «Скажи смысл их». Я не знаю, что ответить. Я говорю: «Ах, кто знает, что значат они!» Вопрошавшие со смехом и злобой идут прочь. А ты сидишь и улыбаешься.
Я не знаю, что ответить им. Я говорю: «Право, я не могу сказать».
Они хулят меня и с презрением уходят. А ты сидишь и улыбаешься.
Я влагаю в песни мою повесть о тебе. Тайна переполнила мое сердце. Приходят и спрашивают меня: «Скажи смысл их». Я не знаю, что ответить. Я говорю: «Ах, кто знает, что значат они!» Вопрошавшие со смехом и злобой идут прочь. А ты сидишь и улыбаешься.